Два радиопередатчика находились в каркасном строении возле небольшой электростанции в северной части долины. Передатчики были с дистанционным управлением и управлялись из дворца.

В помещении постоянно дежурил человек, готовый в любой момент связаться по телефону с радистом во дворце.

Было два тридцать ночи, когда Модести бесшумно подошла к домику с передатчиками. Дежурный сменился полчаса назад. Кроме того, двое часовых патрулировали отрезок от подножия горы, где находился склад боеприпасов, до того конца взлетно-посадочной полосы, где стояла «Голубка». Но от них до Модести была почти что миля.

Метнулась тень. Появился Вилли Гарвин и взял Модести за руку. Они не переговаривались. В этом не было никакой необходимости. Все было заранее спланировано в те два часа, что они провели вдвоем у озера.

За поясом у Модести был кольт тридцать второго калибра, а в руке она сжимала конго. На мгновение она стиснула запястье Вилли, потом двинулась к двери. Осторожно взялась за рукоятку и тихо повернула. Потом стала потихоньку открывать дверь. Привычная в таких случаях полоска света так и не показалась: в долине действовали правила светомаскировки, чтобы лагерь никто не смог обнаружить с воздуха, и над дверью нависал карниз, на котором был укреплен черный занавес.

Когда Модести прикрыла за собой дверь, в помещении скрипнул стул. Ее услышали. Она откинула занавес и махнула дежурному рукой, давая понять, что ничего неожиданного не случилось.

— Спокойно, это я.

Она знала дежурного в лицо, хотя и не по имени. Это был черноволосый грек с лоснящейся кожей и маленькими глазками-буравчиками.

— Что-нибудь произошло? — В его голосе зазвучали тревожные нотки.

— Я проверяла посты. Там дежурят мои ребята. Тебе известно, что у тебя дымится кабель? — Она показала рукой на передатчики за спиной грека, туда, где провода уходили в отверстие в полу.

— Дымится? — переспросил грек, и когда он повернул голову туда, куда показывала Модести, она быстро шагнула к нему и резко ударила его конго чуть ниже уха. Он сразу потерял сознание, и не успело его тело рухнуть на пол, как Модести уже подскочила к стене и тихо постучала по ней конго.

Вилли услышал сигнал и пять секунд спустя уже был в помещении, аккуратно задернув за собой штору. Модести склонилась над поверженным греком и быстро запихала ему в нос затычки, способные усыпить жертву на нужное время. Вилли же направился к передатчикам. Оба были однотипные «Телефункены» мощностью в один киловатт. Один работал, другой находился в резерве. На руках у Вилли были белые хлопчатобумажные перчатки.

Вилли начал колдовать над передатчиками, а Модести вынула из кармана листок и положила на стол рядом с Вилли. Текст гласил: «Корпус милосердия. Лондон. Доктору Леттсу. По поводу оперирования старшины С. Пипса. 528625. Ваш диагноз подтвержден. Пациент нуждается в предоперационном курсе антибиотиков. Просьба выслать партию. Доктор Рампол».

Вилли установил в передатчике частоту пятьсот килогерц. Именно на этой частоте передавались экстренные сообщения, и на всех морских судах постоянно следили за ней. Даже на малых судах только с одним радистом существовала система экстренного оповещения, если на этой частоте проходил сигнал бедствия, а радист был свободен от вахты.

Если сообщению предшествовали буквы SOS, это означало сигнал бедствия. Если XXX — то произошло нечто важное, но не столь трагичное. Вилли воспользовался именно этой аббревиатурой, поскольку она гораздо лучше подходила содержанию передаваемой им радиограммы. Ее примут на многих судах, и хотя кое-кто, возможно, сочтет это шуткой развеселившегося психа, то, что она адресована Корпусу милосердия, заставит хотя бы некоторых капитанов отнестись к ней с должным вниманием.

Если радиограмму примут на британском корабле, то затем передадут в Бомбей или на Маврикий, а оттуда уже она попадет в Лондон.

Вилли стучал ключом, передавая примерно пятнадцать слов в минуту. Он повторил сообщение и XXX три раза, потом привел передатчик в первоначальное положение.

Модести нагнулась над лежавшим без сознания греком, вытащила у него из носа затычки, положила их на бумажку с текстом, после чего поднесла к бумаге зажженную спичку. Когда и затычки, и листок превратились в пепел, она тщательно перетерла остатки и высыпала их в жестянку, служившую пепельницей.

Вилли закончил возиться с передатчиком. В ходе этой процедуры он действовал четко, экономно, и лицо его оставалось бесстрастным. Обычно в подобных обстоятельствах он проявлял жизнерадостность, почти что веселость. Это было дополнительным стимулом выполнить опасное задание, удачно пройти по проволоке под куполом.

Сейчас, однако, все было иначе.

Он повернулся на стуле к Модести.

— Ну, вот и все. Сто к одному, сообщение попадет к Tap-рангу, причем для всех остальных это будет чистейшая абракадабра. — Голос Вилли был таким же бесстрастным, как и его лицо. Он действовал, словно машина, запрограммированная на выполнение конкретных функций.

— Хорошо, — отозвалась Модести, глядя на грека на полу. Она не собиралась сообщать Вилли ничего утешительного. Слова могли только повредить ту самую преграду, которую он соорудил на пути всех эмоций.

Модести и сама воздвигла подобную стену в своем сознании. Это было неплохое средство защиты, способ обеспечить максимальную эффективность действий. Они часто пользовались этим приемом в своих операциях. Но Модести с грустью сознавала, что никогда прежде такая преграда не была столь нужна им, как сейчас и в ближайшем будущем.

Они провели пять безмолвных минут. Затем человек на полу стал шевелиться, стонать. Модести молча кивнула. Вилли поднялся и встал лицом к ней на расстоянии вытянутой руки. Она коротко посмотрела на него и позволила себе чуть заметно улыбнуться. Затем она выбросила вперед руку, впившись ногтями ему в щеку.

Грек Тало с трудом приходил в себя, выбираясь из пучин невесть как окутавшего его сна.

Вокруг стоял страшный шум. Мужские крики. Звуки отчаянной борьбы… Кто-то гулко врезался в стену.

Когда у него прояснилось в глазах, он увидел перевернутый стул. Дверь была распахнута настежь, занавес отдернут. Тало приподнял голову, стал вглядываться в происходящее.

Гарвин и Блейз… Они отчаянно дрались, как две дикие кошки. Она отскочила назад, рука ее метнулась к кобуре, где у нее была пушка. Но Гарвин тоже не дремал. Он ударил ее плечом в диафрагму, а другой рукой схватил за запястье. Она упала на пол, извиваясь вовсю, пытаясь все-таки вытащить свой ствол. Но Гарвин дернул рукой, потом последовало новое движение, и она, испустив стон, обмякла. Револьвер вылетел у нее из пальцев и заскользил по полу к Тало.

Грек встал на четвереньки, ошеломленно озираясь. Гарвин повернулся к нему и прохрипел:

— Она хотела включить передатчик и что-то там простучать.

По-прежнему удерживая в захвате руку Модести, свободной ладонью Гарвин сжал ей горло.

— Стерва. Проклятая стерва. Я сейчас убью тебя… Он внезапно осекся. Тало не понял, что именно произошло, но Модести резко изогнулась, ее свободная рука взметнулась вверх, и Вилли Гарвин вдруг отлетел в сторону, держась за горло. Он упал, подняв ноги, чтобы отбить атаку Модести, если таковая последует.

Тало нырнул за револьвером, и вскоре его пальцы сжали рукоятку.

Когда он, сидя на полу, нацелил его на Модести, та замерла. Руки ее были чуть приподняты.

— Стоять смирно, — хрипло приказал Тало. — Иначе стреляю.

Несколько мгновений в помещении стояла мертвая тишина. Тало встал, по-прежнему не отводя револьвера от Модести. Она же превратилась в изваяние. Вилли Гарвин тем временем тоже встал.

— Ты в порядке? — спросил его Тало, и тот, коротко кивнув, хрипло ответил:

— В порядке.

Модести тихо и быстро проговорила, обращаясь к Тало:

— Давай договоримся. Ты убьешь Гарвина, и мы скажем, что это он пытался воспользоваться передатчиком. Назови только цену.

Тало коротко рассмеялся.

— Ты рехнулась? — спросил он Модести. — Я уже договорился, Блейз. С Карцем. Он и так платит мне. Если я начну работать на тебя, то все кончится ареной и Близнецами.

— Близнецами, — слабо повторил Вилли, который зашел за спину Модести к телефону. Он взял аппарат в руки, с какой-то загадочной жалостью посмотрел на нее и пробормотал: — Тебе было бы лучше, если бы я свернул тебе шею. — Затем сказал в трубку: — Это Гарвин. Мне нужен Карц. Дело срочное.

В оперативном отделе было тепло и даже душно, но Либманн ощущал приятный озноб.

Карц, выбритый и полностью одетый, сидел за своим столом. Его монгольское лицо оставалось бесстрастным, однако от неподвижной массивной фигуры веяло могильным холодом.

Было три часа утра. Всего лишь двадцать минут назад Вилли Гарвин позвонил из барака с передатчиками. Теперь Модести Блейз стояла лицом к Карцу. Ее волосы были растрепаны и распущены по плечам, руки связаны за спиной куском провода.

— Вы пытались послать сообщение? — ровным голосом спросил Карц. — Кому?

Она передернула плечами.

— Это имеет какое-то значение?

— Отвечайте на вопрос.

— Моему давнему контакту в Бомбее. Радиолюбителю. Он всегда выходит в эфир в эти часы.

— Содержание послания?

— Все это, — она обвела комнату рукой. — Общие сведения об операции. Я сжала все до ста пятидесяти слов.

— На бумаге?

— В голове.

Модести говорила с равнодушием человека, который прекрасно понимает, что ни правда, ни ложь теперь уже не имеют для него никакого значения.

— Ваш контакт должен был передать это британскому правительству? — продолжал допрос Карц по-прежнему ровным тоном.

— И американскому тоже. Я хотела это оговорить особо.

— Смысл этого предательства?

— Деньги. Спасение Кувейта значило бы многое для каждой из этих держав. Мне заплатили бы в десять раз больше, чем собирались заплатить вы.

— Может быть. Но что случилось бы после передачи сообщения?

— Я собиралась уйти пешком, в западном направлении, мимо озера.

— Это невозможно, — сказал Карц, и его глаза чуть прищурились. — Отсюда нельзя уйти пешком.

Модести пожала плечами.

— Я решила, что шансы на успех — пятьдесят на пятьдесят.

— Возле домика с передатчиками найден рюкзак с продуктами питания, — вставил Либманн. — Хватило бы на две недели.

Модести презрительно посмотрела на него и сказала:

— На две? Черта с два. Я бы растянула это на пять. Я питалась бы травой, кореньями, тем, что плавает в реках и ползает по земле. Мне приходилось уже так выживать.

Карц медленно кивнул.

— Я читал об этом в вашем досье. Вы удачно выживали раньше. Но теперь вам не представится такой возможности.

Она посмотрела на него и увидела в его глазах вспышку ненависти. Он ненавидел ее за то, что теперь она была потеряна для его столь тщательно создаваемой армии. Как и прочих своих офицеров, Карц ценил ее выше, чем целое подразделение. Теперь же ему придется назначать командира из рядовых. А это, как известно, создает потенциально слабое звено.

— Она неплохо подготовила Брунига, — подал голос Либманн, словно читая мысли хозяина. — Он теперь сильно вырос. И есть еще Логан.

— Об этом потом, — отрезал Карц, обретая былую невозмутимость и по-прежнему глядя в упор на Модести. — Вам не кажется, что ваши действия могли бы привести к гибели девочки?

— Вы про Люсиль? — фыркнула Модести. — Это девочка принадлежит Гарвину, а не мне. Я пошла ему навстречу во имя прошлой дружбы, но он теперь у нас сам себе голова. И я ему ничем не обязана. И девочке тоже.

Кару, долго смотрел на нее, потом сказал:

— Уведите ее, Либманн. И приведите Тало и Гарвина. Тало был краток. Женщина появилась в бараке, отвлекла его внимание сообщением, что кабель дымит, потом ударила его чем-то по голове, и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, то увидел, что Гарвин и Блейз устроили рукопашную.

Дважды во время рассказа Тало Гарвин пытался вмешаться, но Карц одним словом осаждал его.

— Вы подтверждаете это? — спросил его Карц, когда Тало закончил.

— Да, и я…

— Почему вы тоже оказались там?

— Господи, какая разница! — Лицо Гарвина блестело от пота. Теперь он тараторил вовсю, и его нельзя было остановить. — Что будет с девочкой? Вот что меня волнует. Эта чертова баба плевать хотела на Люсиль, это ясно как дважды два. Я предупреждал Дельгадо несколько дней назад. Я ему говорил. С ней было все в порядке, пока она не выкинула фортель в казино в Бейруте. Ну, а потом еще этот провал с Ватто. Она прямо как с цепи сорвалась. Вы сами видели, как она со мной обращалась.

— Хватит, успокойтесь! — Карцу пришлось даже повысить голос, чтобы заставить Гарвина умолкнуть. Вилли глубоко вздохнул и провел рукой по вспотевшему лбу.

— У вас возникли подозрения, что она может оказаться непригодной? — спросил Карц уже своим обычным голосом.

— Ну да. Я подумал, что если уж она что-то вобьет себе в голову, то на девочку ей будет наплевать.

— И вы сегодня решили за ней проследить?

— Это все получилось по чистой случайности. Дежурил Та-маз, и мы сидели с ним до двух ночи, играли в шахматы. Когда я возвращался к себе, то вдруг увидел, что навстречу мне идет Блейз. Она меня не заметила. Ну, я пропустил ее, а сам пошел следом.

— Продолжайте.

— Короче, она направилась к этим самым передатчикам. Она вошла, и я стоял полминуты, пытался понять, что она там затеяла. Потом вошел. Тало уже валялся на полу, а она усаживалась перед передатчиком.

— Она не отправила сообщения?

— Нет. Не успела. Я сразу бросился на нее. Через полминуты после того, как она там появилась, мы уже сцепились… Так что она просто не имела такой возможности. В общем, я ее остановил, Карц. Учтите это. Иначе вся ваша знаменитая операция пошла бы коту под хвост. Ну, так что насчет Люсиль?

Вилли подался вперед, всем своим видом изображая тревогу и надежду, хотя прекрасно знал, каков будет ответ.

Либманн, стоявший у стены с любопытством следил за Карцем. С формальной точки зрения Карцу следовало бы, конечно, отдать приказ о ликвидации девочки. Но ситуация осложнилась. Партнерство Блейз и Гарвина распалось. Гарвин явно спас операцию от провала. Опять же Карц потерял в лице Модести одного, и очень сильного, командира. Он вряд ли позволит себе такую роскошь, как потеря второго.

— Девочка останется целой и невредимой, — объявил Карц после затянувшейся паузы. — При условии, что вы, Гарвин, сами не окажетесь непригодным.

— Я, кажется, уже доказал, кто я такой, — буркнул Вилли и мрачно осведомился: — А что будет с этой дрянью?

— Она станет главной героиней нашего обычного спектакля, — сказал Карц и, поглядев на Либманна, спросил: — Какое время удобно для всех подразделений завтра?

— Четырнадцать ноль ноль. В худшем случае это приведет к отсрочке дневных учений на полчаса. Карц встал и подошел к двери.

— Предупредите Близнецов, что в их услугах возникнет необходимость, — сказал он напоследок.

Биг-Бен пробил десять. Это летнее лондонское утро оказалось дождливым.

Таррант сидел, смотрел на министра за большим столом и пытался понять, сколько раз тому нужно перечитать короткое сообщение, чтобы вникнуть в его смысл.

Министром теперь стал Рождер Селби в результате очередной перетасовки в правительстве. Это был человек сорока восьми лет, с мягкими манерами и холодным практичным умом. В парламенте он получил известность как остроумный и убедительный полемист. В своей работе Селби проявлял методичность. Он умел быстро ухватить суть проблемы и принять быстрое и твердое решение, не обращая внимания на второстепенные моменты. Таррант в принципе одобрял это его качество, хотя порой оно и приносило отрицательные результаты.

Порой эти самые детали оказывались слишком многочисленными и сложными, и увидеть сквозь них суть мог лишь человек с воображением и интуицией. Таррант сомневался, что его новый шеф в достаточной мере наделен подобными качествами.

Селби положил на стол листок с сообщением.

— Его получили корабли в Индийском океане и Персидском заливе этой ночью, так?

— Да, господин министр, — отозвался Таррант. — Мне его положили на стол ровно в восемь утра, и я переслал его вам, чтобы вы ознакомились с ним как можно скорее.

— Ваше мнение?

— Во-первых, разрешите узнать, ознакомились ли вы с отчетом, который я приложил к сообщению. Там я излагаю всю подоплеку.

Селби взял со стола еще один лист бумаги и пробежал его глазами.

— Да, вы и ранее подозревали, что армия освобождения Кувейта — нечто большее, чем продукт воспаленного воображения эс-Сабаха Солона. Профессиональные наемники, солдаты удачи стали вдруг исчезать неведомо куда. Вы отправили двух ваших агентов…

— Прошу прощения, — перебил министра Таррант, — но Модести Блейз и Вилли Гарвин вовсе не являются агентами. Ни моими, ни чьими-то еще.

Министр бросил на него недовольный взгляд и сказал:

— Не будем придираться к деталям, Таррант. Я как-то раз встречался с Модести Блейз — чисто светский контакт, и еще я читал досье по делу Габриэля.

— Просто я счел необходимым прояснить ситуацию, господин министр. Мы не наняли их за деньги…

— Боюсь, что у нас в любом случае не хватило бы денег, — сухо возразил Селби. — Так или иначе, они прикинулись желающими завербоваться, и в какой-то момент их и след простыл…

— Да. — Таррант умышленно не включил в ответ ни слова о Фрейзере и его танжерском приключении. Поначалу его сбил с толку звонок Фрейзера, который был безутешен: он сообщил, что потерял сознание на вилле, а когда пришел в себя, то Модести Блейз и Вилли Гарвин как сквозь землю провалились. Но затем Фрейзер связался со школой, где училась Люсиль, а Рене Вобуа по своим каналам проверил, действительно ли Модести

Блейз повезла Люсиль во Францию для медицинского обследования. Оказалось, что эта версия фальшива.

С тех пор Таррант находился в состоянии неуверенности и тревоги. И вот как гром с ясного неба обрушилась эта телеграмма для Корпуса милосердия.

— Вот уже три недели от них никаких известий, — говорил между тем министр. — Вы полагаете, что они вышли на тех, кто мог их завербовать, отправились в место сосредоточения наемников, установили, что ваши догадки справедливы, и послали это сообщение. Я верно излагаю факты?

— Полагаю, что да.

— В таком случае, пожалуйста, переведите на английский язык этот текст. — Селби прочитал: «Корпус милосердия. Лондон. Доктору Леттсу. По поводу оперирования старшины С. Пипса. 528625. Ваш диагноз подтвержден. Пациент нуждается в предоперационном курсе антибиотиков. Просьба выслать партию. Доктор Рампол».

— Операция — стремительное вторжение оппозиции в Кувейт, — пояснил Таррант. — Блейз подтверждает мой диагноз, то бишь догадку, на этот счет. Курс антибиотиков означает необходимость выслать весьма значительные воинские соединения, которые заняли бы оборонительные позиции до того, как начнется операция, точную дату которой она также сообщает.

— Вы уверены в этом?

— Да, с помощью кода. Номер воображаемого старшины Пипса.

Селби оторвал взгляд от листка.

— Если не считать того, сто старшина Пипс может быть знаменитым автором дневников Сэмюэлом Пипсом, который служил в морском ведомстве, я не вижу никакого смысла в послании. Прошу прощения за свою непонятливость. — В голосе министра, впрочем, не было никакого сожаления.

— Нам самим пришлось немного поломать над этим голову, — вежливо отозвался Таррант. — «Пипс» указывает на идею дневника. Равно как и «Леттс». Это два наших самых известных автора в этом жанре. Поэтому мы сделали вывод, что Модести Блейз исходит из карманного дневника Леттса, и мы его внимательно изучили. В нем приводятся данные о восходе и заходе солнца в каждую субботу календарного года. Надо разделить приведенное ей число на две части. Солнце всходит в пять двадцать восемь и заходит в шесть двадцать пять одиннадцатого сентября, то есть через пять с небольшим недель.

Министр нахмурился и отложил листок.

— А если бы операция начиналась в какой-то другой день недели? — поинтересовался он. — Что тогда?

— Тогда они придумали бы иной способ оповещения. Уверяю вас, Модести Блейз и Вилли Гарвин отличаются большой изобретательностью.

— И вы, стало быть, относитесь к этому посланию на полном серьезе?

— Текст практически открытый, а подпись не оставляет никаких сомнений, что сообщение исходит от Модести Блейз.

— Это не совсем ответ на мой вопрос.

— Напротив, господин министр. — Таррант позволил себе добавить в интонации легкую долю раздражения.

— Ясно. — Министр, однако, проявлял упорство. — Итак, сообщение исходит от Модести Блейз, и вы, стало быть, относитесь к нему на полном серьезе. — Он выдержал долгую паузу, затем добавил: — Наверно, вы правы.

У Тарранта внутри все оборвалось. Интонации, с которыми была произнесена эта фраза, означали, что министр думает как раз обратное. Сейчас начнутся сложные маневры, смысл которых будет состоять в том, чтобы у Селби возникла возможность вежливо дать понять Тарранту, что последний напрасно тратит время министра.

— Я сомневаюсь в другом, — продолжал Селби. — В способности Модести Блейз точно оценить военные аспекты проблемы. Я полагаю, что получится нечто вроде Залива Свиней. Неуклюжая попытка, из которой мало что выйдет. Я конечно же доложу об этом премьер-министру и порекомендую привести наши силы в Адене и Бахрейне в состояние готовности выступить в течение сорока восьми часов. Если возникнут какие-то проблемы, то кувейтское правительство всегда может призвать нас на помощь, как они сделали несколько лет назад, когда Ирак стал развертывать свои войска вдоль их границы.

— У меня есть основания полагать, — тщательно подбирая слова сказал Таррант, — что на сей раз эта операция будет как раз очень неплохо спланирована и организована. Не исключено, что у кувейтского правительства просто не окажется времени, чтобы обратиться к нам за помощью, и в военном плане все будет решено в течение нескольких часов. Модести Блейз явно придерживается этой точки зрения, а она, смею вас уверить, отнюдь не паникер.

Селби немного поразмыслил, потом покачал головой:

— Это потребовало бы очень серьезной материально-технической базы.

— Я обсуждал эту гипотетическую ситуацию с генералом Сперри, — сказал Таррант. — Как военный эксперт он находится в одной весовой категории с Лидделом Хартом и Фуллером. Он согласился со мной, что, учитывая современные средства транспортировки и вооружения, хорошо подготовленная штурмовая группа — примерной численностью в батальон — способна осуществить такую операцию в течение двенадцати часов.

— Генерал Сперри, возможно, прав, — отозвался Селби. — Но смысл проблемы таков, Таррант. Вы строите здание на весьма зыбком фундаменте, если выразиться достаточно мягко. Ваши подозрения подтверждаются лишь крайне двусмысленным сообщением от женщины, которая не находится у нас на службе и чье прошлое, кстати сказать, не внушает особого к ней доверия.

— У меня такое впечатление, господин министр, что вы слишком упрощаете дело.

— Нет, просто я вношу ясность, Таррант. — Селби дружелюбно улыбнулся и продолжил: — Я не могу направить в Кувейт войска, пока не получу просьбу тамошнего правительства о подобной помощи. Я также не могу ввергнуть наши весьма скудные в этом регионе силы в хаос, который обязательно возникнет, если будет отдан приказ о срочной подготовке к боевым действиям. Если ваша теория справедлива, это потребовало бы значительных усилий. Вы ведь прекрасно представляете, как растянуты наши наземные, воздушные и морские соединения.

— Да, — кивнул Таррант. — Представляю. А потому я уверен, что необходимо срочно предупредить кувейтское правительство, которое, впрочем, способно на немногое. Но кроме того, необходимо поставить в известность Соединенные Штаты, которые, напротив, способны очень на многое.

— Они поднимут нас на смех.

— Сомневаюсь. У них гораздо больше ресурсов, чем у нас, и они в состоянии позволить себе потратить время, деньги и кадры на проверку маловероятных, но крайне нежелательных возможностей такой агрессии. Я прошу вашего разрешения сообщить об этом ЦРУ. И я не имею ничего против того, что они поднимут меня на смех.

— Лично я тоже ничего против этого не имею, — холодно отозвался Селби. — Зато мне решительно не хотелось бы выставлять в комическое свете правительство ее величества.

Таррант поднялся с кресла. Дискуссия явно заканчивалась. Роджер Селби был неглупым, расчетливым, проницательным политиком. Он явно взвесил в уме все возможные «за» и «против» и принял решение. В теории Селби ставил на первое место свою страну, на второе свою партию, а на третье — себя. Но он был также твердо убежден, что первые две только выиграют, если третий компонент, то есть он сам, будет успешно продвигаться вверх по служебной лестнице. Потому-то он и предпочитал действовать с наименьшим риском.

Таррант пытался понять, где сейчас находятся Модеста Блейз и Вилли Гарвин, чем они в настоящий момент занимаются, каким образом им удалось передать это сообщение и, наконец, где находилась Люсиль. Независимо от того, какие ответы он мог бы получить на эти вопросы, возникала опасность, что все их жертвы оказались напрасны. Внезапно он почувствовал себя дряхлым немощным стариком.

— И все-таки, если предположить невероятное? — спросил он министра.

Селби снова одарил его обаятельнейшей из улыбок.

— В таком случае моя голова полетит в корзину, Таррант, — сказал он. — Впрочем, она также полетит в корзину, если я предприму рекомендуемые вами действия, но невероятное все же не произойдет. Лично я уверен, что будет достаточно объявить сорокавосьмичасовую боевую готовность, начиная с восьмого сентября. Но, разумеется, если вы получите какие-то новые сообщения, то без колебаний ставьте меня в известность.

— Смею вас уверить, никаких новых сообщений не будет, — сухо возразил Таррант. — Модести Блейз и помыслить не может, что нас нужно предупреждать два раза.

Селби пропустил мимо ушей эту почти что грубую реплику, заставив себя опять улыбнуться.

— В таком случае эта ваша Блейз и ее приятель Гарвин, быть может, попробуют своими силами расстроить планы неприятеля, — весело сказал он. — Вы же говорите, они отличаются большой изобретательностью.

Таррант почувствовал, как у него в горле возник ком.

— Мы требуем от них слишком многого, — сказал он, повернулся и вышел из кабинета.

Десять минут спустя Таррант уже был в своем кабинете и, глядя в окно на Уайтхолл, докладывал о разговоре с министром Фрейзеру.

Фрейзер выслушал до конца, поправил на носу очки и смачно выругался.

— Значит, будем протирать наши чертовы штаны и потом смотреть, как они слопают Кувейт, — заключил он. — А что, если обратиться к премьер-министру прямо через голову Селби? Получится толк?

— Нет, — покачал головой Таррант. — Премьер будет вынужден встать на сторону Селби. И кроме того, все это выглядит крайне сомнительным, Джек.

— Только не для нас!

— Я согласен. Но почему вы все-таки так считаете?

Фрейзер удивленно посмотрел на него.

— А как же сообщение от Блейз?

— Да. Сообщение от Модести. Мы знаем, что собой представляет Модести, мы знаем, чего стоит послать такую телеграмму, и у нас нет никаких сомнений, что заваривается каша. Но как убедить политиков? Для них Модести весьма загадочная молодая особа с туманным, но отчетливо криминальным прошлым, которая выполняет по моей просьбе кое-какие поручения. — Таррант покачал головой. — Нет, им никак не втолковать, кто она такая на самом деле.

— Они знают, как она проявила себя в деле Габриэля.

— Это лишь слова на бумаге… — Таррант пожал плечами. — Это что-то ненастоящее, как текст представления к кресту Виктории: «…невзирая на ураганный огонь противника, капитан Бланк собственноручно уничтожил два неприятельских пулемета…» Это фантастика, если вы представляете себе, как бывает на войне. И ничего особенного, если вы смотрите телевизор, где и не такие чудеса случаются, и помногу раз в одном фильме.

— Ладно, сообщение сообщением, — сказал Фрейзер, задумчиво потирая подбородок, — но все-таки кое-что случилось и до этого.

— Если не считать того, что я рассказал Селби, Модести Блейз и Вилли Гарвин угостили вас соком с таблетками и исчезли. А кроме того, исчезла девочка, которая находится под опекой Вилли.

— Господи, лучше не говорите мне про этот сок, — угрюмо отозвался Фрейзер. — Когда я вспоминаю, как сидел и хвастался перед ней своей сообразительностью, меня начинает тошнить.

— Выкиньте это из головы, — резко перебил его Таррант. — Откуда вам было знать, что им устроили шантаж с девочкой? Модести сама была застигнута врасплох. Кроме того, вам удалось выйти на их очень запутанный след в последующие две недели…

Фрейзер подошел к карте на столике в углу кабинета. Он постучал пальцем по территории Ирана.

— В Тегеране как сквозь землю провалилась, — сказал он мрачно. — Похоже, оттуда их переправили через границу, скорее всего, в Туркмению.

Таррант подошел к нему и, посмотрев на карту, сказал:

— Вовсе не обязательно, что их упрятали за «железный занавес»…

Фрейзер с интересом уставился на шефа.

— Почему вы так решили? — спросил он.

— Честно говоря, я и сам не знаю. — Таррант нахмурился, выражая тем самым недовольство собой. — Впрочем, это мало что меняет. Где бы они сейчас ни были — за занавесом или нет, надо исходить из возможности, что им как-то удастся выскользнуть… Или подготовить такую возможность…

— Но как?

Таррант погрузился в долгое молчание. Он провел рукой по южной границе Советского Союза. Турция, Иран, Афганистан…

— Сами по себе мы не в состоянии ничего предпринять, — печально проговорил он.

— Селби решительно против того, чтобы вовлечь в игру американцев? — спросил Фрейзер, чуть покривившись. — А у них ведь повсюду есть свои люди.

— Он говорит, что нас поднимут на смех.

— Эти могут.

— Да. — Таррант двинулся к своему столу, сел, достал из шкатулки сигару и сосредоточился на ней. На лице у него появилось упрямое выражение. Фрейзер затаился в ожидании, чувствуя, как его охватывает возбуждение. Он хорошо знал этот взгляд Тарранта. Старый негодяй, похоже, закусил удила!

— Все зависит от того, как дело будет представлено американцам, — наконец подал голос Таррант. — Или кто именно сделает это. Например, тот самый Далл, которого Модести уговорила помочь ей разыграть спектакль в бейрутском казино… Он ведь человек весьма влиятельный…

— В мире бизнеса, да… У него три-четыре империи, — произнес Фрейзер.

— В Соединенных Штатах деловые и правительственные круги связаны теснее, чем у нас, Джек. Дело в том, что он очень высоко ценит ее…

— Как женщину?

— Вне всякого сомнения. Кроме того, у меня есть основания полагать, что Далл считает Модести Блейз профессионалом самой высокой пробы.

— Вы хотите сказать, он поверит в то, что сообщение Модести предупреждает всерьез и о большой опасности?

— Не исключено. — Таррант взял трубку одного из телефонов на столе и сказал: — Прошу соединить меня лично с Джоном Даллом. «Далл Энтерпрайзез инкорпорейтед». Нью-Йорк… Мое имя может ничего ему не сказать, поэтому, если возникнут проблемы с его секретарями, поясните, что я звоню от имени Модести Блейз. Впрочем, скажите это в любом случае. Если его не будет на месте, оставьте просьбу перезвонить мне по крайне срочному делу. Вы меня поняли?

Таррант выслушал ответ, сказал: «Точно», потом положил трубку, откинулся на спинку кресла и посмотрел на Фрейзера.

— Если позвонит Далл, прошу вас выйти из кабинета. Разговор будет носить конфиденциальный характер.

— Я хотел бы быть в курсе…

— Нет, Фрейзер, это приказ…

— Есть, сэр Джеральд… — Фрейзер словно съежился и подобострастно заморгал, вновь перевоплощаясь в своего излюбленного персонажа. — Может, пока мы обсудим другие дела? — робко предложил перевоплотившийся Фрейзер. — В Нью-Йорке сейчас раннее утро. Нашей телефонистке, скорее всего, придется ждать несколько часов, прежде чем удастся дозвониться в офис Далла…

— У Далла дела по всему миру, — ответил Таррант. — Подозреваю, что у него на телефоне кто-то всегда дежурит. Но пока давайте посмотрим последние отчеты. Например, что там у нас докладывает Воген насчет этих чертовых установок?..

Телефон зазвонил через полтора часа. Таррант снял трубку.

— Да?

Он выслушал с удивлением и удовлетворением то, что ему сообщили, потом сказал:

— В час тридцать? Благодарю вас.

Он положил трубку, посмотрел на Фрейзера.

— Мы нашли его, Джек. Далл сейчас у нас, в Бирмингеме, прилетел по делам. Ему перезвонили туда из нью-йоркского офиса и передали мою просьбу. Сейчас как раз мне звонила одна из его секретарш из Бирмингема и сказала, что он уже едет в Лондон и хотел бы пригласить меня на ланч в своем лондонском офисе в час тридцать.

— А… Значит, вы были правы…

— В каком смысле?

— Насчет Далла. Он и впрямь очень высокого мнения о Модести Блейз… Да, этот человек не теряет времени даром. — Фрейзер чуть поколебался и добавил: — Но как бы вам не схлопотать за это.

— Ну, все зависит от того, как поведет себя Далл и как отреагируют американцы. — Таррант вдруг вспомнил недавний разговор с Селби, и в нем снова вспыхнула угасшая было ярость. — Единственное, чего я добился от Селби, это ирония. Он сказал со смешком, что, быть может, Блейз и Гарвин своими силами попробуют расстроить планы неприятеля, раз они столь изобретательны.

Фрейзер потемнел лицом.

— Интересно, чем занимается Модести Блейз, — медленно произнес он, — пока достопочтенный Роджер Селби просиживает штаны в своем министерском кресле и пошучивает на ее счет.