Жако Муктар развалился в шезлонге. Закрыв глаза и вытянув покрытые буграми мощных мышц кривые волосатые ноги, он нежился в лучах утреннего солнца.

— Что-то ты примолк, — не открывая глаз, ухмыльнулся Жако. — Знаю, знаю, бесишься, потому что последние несколько дней Брюнель запретил тебе заниматься доктором.

— Я абсолютно спокоен, Жако, — лениво откликнулся Адриан Чанс. — Просто думаю. Тебя не удивляет, что Лиза выполняет любые приказы Брюнеля? Любые. То есть он может приказать ей все, что угодно, и она это сделает. Она ненавидит это, особенно когда приходится убивать, но все равно делает. Ты никогда не задумывался, почему?

Жако пожал массивными плечами.

— Потому что это Брюнель.

Чанс рассмеялся. Его охватило такое возбуждение, что он чуть было не крикнул Жако о своем открытии. Поборов искушение, Адриан кивнул головой.

— Да, наверное, ты прав.

— Блейз будет покрепче, — сонно пробормотал Жако. — Покрепче, чем Лиза. Но он ее сломает, она будет работать на него. Как мы с тобой.

«У него ничего не выйдет! Боже, пусть у него ничего не выйдет, — Чанс повторял эти слова про себя, словно заклинание. — По крайней мере, только не сейчас!»

Он подумал о своем открытии. Даже сейчас, спустя почти сутки, он не до конца осознал, с чем ему пришлось столкнуться. Все произошло совершенно случайно, такой шанс выпадает один раз в жизни.

Вчера. Кабинет Брюнеля. Всего лишь третий раз за шесть лет Адриан был там один. Забарахлил радиотелефон, и Брюнель велел найти повреждение.

В кабинете, казалось, царил дух Брюнеля, и Адриан чувствовал себя здесь непрошенным гостем. Может быть, поэтому у него немного дрожали руки. В прорезь подставки радиотелефона была вставлена пластиковая карточка со схемой подключения. Адриан положил схему на стол и, потянувшись за аппаратом, случайно смахнул ее на пол рукой. Невероятно, но карточка вначале упала ему на колени, а затем ее подхватило сквозняком и зашвырнуло точно в узкую щель между нижними ящиками правой половины стола. Это было так похоже на фокус, что Адриан нервно рассмеялся. Один шанс из миллиона.

Чанс подергал ящик, но, как и следовало ожидать, он оказался заперт. Ему не хотелось рассказывать об этом происшествии Брюнелю — ничего, кроме язвительных насмешек, от него все равно не дождешься. Он дернул верхний ящик, и тот легко выдвинулся. Адриан облегченно вздохнул, запустил в него руку и стал шарить в нижнем. Тогда-то он и сделал свое открытие.

Зачем Брюнелю портативный катушечный магнитофон? Он никогда ничего не диктует. Чанс вообще ни разу не видел, чтобы Брюнель пользовался звукозаписывающей аппаратурой. К тому же это был не просто магнитофон: к задней панели его крепился миниатюрный радиопередатчик с выдвижной телескопической антенной. Сплошные загадки. Чанс посмотрел на бобину с лентой — искушение прослушать запись было настолько велико, что его бросило в пот.

Полдень. Брюнель отправился с инспекцией на ферму и будет отсутствовать не меньше часа. Кроме него, в кабинет никто не может войти. Чтобы прослушать запись, времени более чем достаточно. И тем не менее Чанс колебался. Бросить все, закрыть ящики и уйти. Но в памяти продолжали звучать слова Брюнеля о том, что придет день, и ему, Адриану, придется беспрекословно выполнять приказы Блейз.

Выругавшись сквозь зубы, Адриан взял трясущейся рукой наушники и включил магнитофон. Рядом с кнопкой «Пуск» был еще один тумблер, очевидно, для включения радиопередатчика, но Адриан решил его не трогать: не дай Бог, Брюнель носит с собой настроенный на эту частоту приемник!

Через десять минут, когда лента смоталась примерно на четверть, он выключил магнитофон. Минут пять он сидел неподвижно, словно в шоке, вспоминая услышанное и прикидывая, какие возможности открывает ему эта удивительная, фантастическая находка. Адриан чувствовал, что стоит только протянуть руку; и он станет обладателем чего-то очень ценного, но прежде надо было осмыслить, чего именно.

Фантастическая находка, другого слова не подберешь…

Адриан вспомнил, где он находится, смотал ленту на начало, задвинул ящик с магнитофоном и аккуратно поставил на место верхний ящик. В ту ночь он долго не мог заснуть. То, что он услышал в динамике магнитофона, заставляло его трястись от возбуждения. Адриан чувствовал: перед ним открывается невероятная перспектива.

Он заснул только под утро с мыслью о том, что теперь ему будет принадлежать все. Все…

Он заснул с улыбкой на губах, а утром был как всегда спокоен и собран. Прежде чем сделать то, что он задумал ночью, надо было внимательно прослушать всю ленту, и не исключено, что существуют другие записи. Сегодня днем Брюнель и Жако поедут в Кигали. Не считая Лизы, Чанс будет единственным человеком во всем северном крыле, а Лиза… Адриан криво усмехнулся. Лиза близко не подойдет к кабинету. У меня будет полно времени.

Уже через сутки после разговора с Джайлзом Модести ощутила изменения в своем состоянии: прояснялось сознание, возвращалась способность к анализу. Она уже могла сосредоточиться на какой-то одной мысли и оценить поставленную перед собой задачу.

Через двое суток желание действовать стало почти непреодолимым, Модести казалось, что оно буквально гудит в ней, как маховик динамомашины. Она чувствовала, как к ней возвращается ее «я», и уже несколько раз вела мысленный диалоге Уилли Гарвином.

«Все будет хорошо, Уилли, любовь моя. Он рассчитывает, что наркотики выведут меня из игры, — знаешь, если бы Джайлз не догадался, так бы оно и получилось. Смятение, хаос мыслей… — это ужасное ощущение, ты вначале действуешь по инерции, а затем наступает апатия. Но теперь все позади. Мне почему-то кажется, Уилли, что в конце концов все окажется гораздо проще, чем я думаю. Единственное, что сейчас нужно сделать, так это добраться до Джайлза, вытащить его и на одной из машин рвануть через границу. Я поеду в Калимбу. Там живут Джон и Эйнджел — миссионеры, о которых я тебе рассказывала. Они позаботятся о Джайлзе. А вот когда он будет в безопасности, я вернусь сюда и разберусь со всей этой шайкой — с Брюнелем, Чансом, Муктаром — с каждым, кто окажется у меня на пути. И не волнуйся, Уилли. Я буду осторожна. Мне бы очень хотелось разделаться с ними прямо сейчас, но это рискованно. Главное — вытащить Джайлза. Будь бы ты со мной… Мы могли бы… нет, не хочу даже думать об этом. Со мной все в порядке, но я ужасно скучаю по тебе. Спи спокойно, Уилли, любовь моя».

Последние два дня они, как и раньше, продолжали обрабатывать Модести, обращаясь с ней то жестко, то изысканно вежливо, но делали это как-то равнодушно, словно без цели. Так, мелкие уколы и глупые подначки. Сегодня ее вообще оставили в покое, видимо, потому, что Брюнель и Жако уехали, а насколько Модести могла понять, Брюнель не доверял Чансу самостоятельных действий.

Модести была заперта в своей комнате, и это ее устраивало. Узнав о наркотике в воде, она теперь надолго погружалась в транс, контролируя действительность лишь из глубин подсознания, как ее учили в юности. Этим Модести окончательно очистила организм от яда, а еженощные упражнения вернули телу хорошую физическую форму.

На третью ночь Модести решила проверить себя. Дверной замок легко открылся отмычкой из проволоки, которой она, выломав из пружины своей кровати, придала нужную форму. Облачившись в черные джинсы и майку — ее единственную собственную одежду, — Модести, словно призрак, выскользнула из комнаты и в течение двух часов обследовала спящий дом.

В кухне Модести обнаружила фонарик. Отрезав кухонными ножницами кусок ткани от подола своей майки, Модести сделала в нем отверстие и обернула вокруг фонаря так, чтобы луч света был как можно тоньше. В ящике разделочного стола она нашла несколько кухонных ножей и, выбрав самый тонкий, с шестидюймовым лезвием, спрятала его под стелькой своего жесткого тапочка. Полчаса она потратила на поиски оконной и дверной сигнализации и с удивлением обнаружила, что ее нет. Следовательно, завтра она беспрепятственно выйдет из дома.

Что может пригодиться помимо ножа? Фонарик. Важно еще, чтобы хозяева не хватились вещей. Но вряд ли они заметят отсутствие фонаря и кухонного ножа. В ящике буфета Модести наткнулась на пустую бутылочку для уксуса из очень твердого дерева с притертой крышкой-солонкой в форме гриба. Бутылочка удобно ложилась в ладонь, а дюймовые выступы с обеих сторон превращали ее в импровизированное конго.

Выключив фонарик, Модести стала всматриваться в темноту — через несколько секунд глаза ее уже адаптировались, и она с радостью почувствовала, что нервы работают без напряжения, а тело готово к любой внезапности. Она снова была абсолютно уверена в себе и своих ощущениях и, убеждаясь, что все пришло в норму, Модести испытывала подлинное облегчение.

Через десять минут Модести выяснила, что верхний этаж северного крыла заперт. Именно там находились комнаты Брюнеля, Лизы, Чанса и Жако. В закрытую часть дома можно было проникнуть только через длинный коридор, соединявший северную и южную части здания — этот коридор шел через верхние лестничные площадки, а где-то посреди северного крыла в нем была массивная стальная дверь, оказавшаяся закрытой. Модести долго изучала ее в темноте, борясь с искушением открыть замок, но сумела сдержаться.

Модести никогда не пренебрегала благоприятными возможностями, более того, часто рассчитывала исключительно на них. Что может быть лучше препятствия, которое в мгновение ока начинает работать на тебя! Но сейчас интуиция подсказывала ей, что лучше воздержаться от риска. И хотя с этой стороны двери она не видела ничего подозрительного, Модести не сомневалась, что здесь может быть установлена сигнализация.

Модести убрала отмычку в карман и пошла по коридору. Здесь находились комнаты пятерых помощников Брюнеля. Отправляясь как-то раз на прогулку, она видела, как они выходили отсюда.

Камачо хрюкал во сне, как свинья. Модести немного подождала, потом бесшумно сдвинула засов и проскользнула в комнату. Камачо спал на животе, поджав руки под себя. Включив фонарик, Модести быстро осмотрела комнату, готовая в любую секунду, если только дыхание спящего изменится, выключить свет. У стены стояло охотничье ружье, через спинку стула была перекинута кобура со «смит-вессоном».

Соблазн был велик, но Модести справилась с искушением. Завтра ночью она отправится за Джайлзом. Тогда будет самое время вооружаться.

Она бесшумно вышла из комнаты, закрыла дверь и осторожно двинулась в направлении южного крыла, где находилась ее комната. Заперев отмычкой дверь, Модести спрятала свои трофеи за бачком унитаза и разделась. Настроение у нее было превосходное, но подсознательно она продолжала думать об Уилли Гарвине. Теперь ей надо было привыкать к жизни с этими скорбными воспоминаниями.

«Все отлично, Уилли, — снова начала Модести разговор с Гарвином. — У них три легковых автомобиля и один «лендровер». Вряд ли они снимают с них на ночь аккумуляторы. Я возьму «лендровер» и напрямую соединю контакты зажигания. А остальные машины я выведу из строя. Может, на ферме у них есть и другой транспорт, но пока они туда доберутся, у меня уже будет приличный отрыв. Сегодня ночью я попробовала свои силы. Все в порядке, Уилли. Это была работа вхолостую, но я в порядке. Наркотик вышел из моего организма. Завтра ночью я начинаю. Пожелай мне успеха, Уилли, любовь моя».

Темнота не ответила ей.

Лиза не спала. Боль в желудке усилилась, стала острей, но не только это не давало ей заснуть.

Закрыв глаза, Лиза прислушивалась к голосам и дрожала от охватившего ее ужаса. Прошлой ночью они целый час нараспев диктовали ей свои приказы — холодно и бесстрастно, как хор из древнегреческой трагедии.

Распоряжения голосов ошеломили Лизу: никогда раньше они не требовали от нее ничего подобного, и Лиза испугалась. Да и звучали они теперь иначе. Подбор слов, стиль, построение фраз — все это оставалось прежним или почти прежним, но тембр голосов стал жестче, а в их обычном безразличии явственно прослушивалась тревога, как будто они сами растерялись в сложившейся ситуации.

«…Брюнель должен умереть, Лиза. Выбор пал на тебя. Брюнель превратился во Врага. Ты наше любимое дитя, наша надежда и опора. Брюнель должен умереть, и мы выбрали тебя. Это большая честь для тебя, честь и награда. Сделай это, и ты найдешь мир и гармонию. Тебе простятся все грехи прошлого, обо всех твоих проступках будет забыто навсегда. Брюнель стал Врагом. Брюнель должен умереть. Дьявол овладел его разумом. Он должен погибнуть от ножа, и выбор пал на тебя. Подчиняясь нам, ты найдешь мир и гармонию. Только так, только с нашей помощью. Брюнель должен умереть от ножа. Нож лежит у тебя под подушкой. Мы определили время. Не ты, а мы. Это не должно произойти под открытым небом, только в доме, когда он будет лежать рядом с тобой. Когда Брюнель ляжет с тобой в постель, он должен погибнуть от твоего ножа. Не бойся и не мучай себя вопросами. Брюнель стал Врагом и должен умереть. Выбор пал на тебя…»

Прижав ладони к ушам, Лиза беспокойно ходила по комнате. Голоса продолжали свою бесконечную песню до тех пор, пока слова ее не врезались в мозг Лизы. Час прошлой ночью и вот теперь снова. Она приподняла подушку и увидела стилет с тонким хищным лезвием.

Вчера Лиза с ужасом думала о ночном свидании с Брюнелем, но когда он не пришел, мучения ее стали невыносимыми: она понимала, что это всего лишь отсрочка, что страшный момент неумолимо приближается и ослушаться ей не удастся. Она несколько раз перекладывала стилет с места на место и со страхом ждала появления верховного жреца голосов, теперь превратившегося в их главного Врага. Но Брюнель все не шел и не шел…

Перед завтраком Адриан Чанс отправился в комнату Жако. Балконное окно было широко открыто. У окна стоял небольшой стол тикового дерева, который Жако использовал как верстак. На стене висели его четыре пистолета. Всю стену под ними занимал стеллаж с инструментами. К столу были прикручены слесарные тиски.

Жако сидел за столом и внимательно изучал разложенную на нем карту. Чанс угостил его сигаретой, сел в кресло и вытянул ноги. Жако приветливо улыбнулся.

— Сегодня мы загадаем Блейз новую загадку, — сказал Чанс. — Ты слушаешь меня, Жако?

— Конечно. По-моему, самая хорошая загадка — вогнать ей пулю в живот.

— У меня есть идея получше, но еще не время, — улыбнулся Чанс. — Сегодня мы играем по сценарию Брюнеля.

— Не только сегодня, каждый день.

— Кто знает. Ну ладно, не будем загадывать. Скоро она спустится к завтраку — это будет старомодный, церемонный завтрак: она входит в столовую, мы встаем, обращаемся с ней как с леди. Знаешь, как это? Она берет из пачки сигарету, а ты пулей летишь к ней с зажигалкой, понятно? Потом Брюнель еще раз покажет ей «Бонаккорд». Тут она начнет гадать, что будет дальше.

— А дальше?

— Пока ничего. Ленч. Мы обращаемся с ней так же вежливо, предупреждаем каждое ее желание. Все нормально, она расслабится. Затем уходит Брюнель, и мы перестаем ее замечать, ее просто нет. Понимаешь, что я имею в виду?

— Знаю. Как в прошлый раз.

— Да. Потом входят Селби и Лоеб, связывают ее, тащат ее на ферму, срывают одежду, привязывают к пустой бочке из-под бензина. В этот момент из хижин выскакивают аборигены, а дальше — групповое изнасилование.

Жако дернул головой и с надеждой спросил:

— По-настоящему?

— Как же! — Чанс криво усмехнулся. — В последнюю минуту, точнее — в последнюю секунду на сцене появляется наш герой.

— Герой?

— Брюнель, идиот! Он появляется и прекращает спектакль. И наша темноволосая красавица возвращается к себе в комнату целая и невредимая.

— И зачем все это?

Чанс тяжело вздохнул.

— Если бы ты был женщиной, Жако, и пятьдесят вонючих банту выстроились в очередь, чтобы тебя поиметь, — что бы ты почувствовал при появлении благородного рыцаря?

Жако задумался.

— Но она же поймет, что это делается по его приказу, что он сознательно делает ее своим должником. Ясно же будет, что все это подстроено Брюнелем.

Чанс смял сигарету.

— Она не понимает даже, утро сейчас или вечер, Жако. Мы накачали ее наркотиками, она уже ничего не соображает. Последние два дня он увеличил дозу. Да ладно, тебе вовсе не обязательно все понимать. Ты по крайней мере знаешь, что от тебя требуется?

— Давать ей прикурить. Брюнель ушел, и ее больше нет. Я ее не замечаю. Потом приходят парни и уводят ее, — он почесал грудь и искоса посмотрел на Чанса. — А нам можно будет посмотреть, как они разложат ее на бочке?

— Можно. Нам-то что за дело. Спасать ее будет Брюнель. Только предварительно прими холодный душ, похотливая обезьяна.

Жако громко захохотал. Чанс встал. Взгляд его упал на два ножа для метания, лежавшие на тумбочке рядом с постелью Жако.

— Гарвина?

— Что? А, ножи. Ага. Были в ножнах под пиджаком. Да ты же знаешь. Мы же вытащили их, прежде чем нарядить его в смирительную рубашку.

Чанс взял один нож. Это было хорошо сбалансированное оружие с идеально подогнанной ручкой.

— Просто чудо, — восхищенно пробормотал он. — Они нужны тебе, Жако?

— А зачем? — Жако показал пальцем на стеллаж. — Мое оружие пистолет.

— Спасибо. Посмотрим, как они будут меня слушаться.

— Пуля все равно быстрее, — буркнул Жако и вернулся к своей карте.

Чанс перебросил нож в другую руку и слегка присел. Ноги его легко скользили по паркету, лезвие со свистом рассекало воздух. Бой с тенью.

Потрясающий нож. Чанс вспомнил, как кто-то говорил ему, что Гарвин делает их сам. Значит, их производство остановлено. А эти два станут раритетом. Чанс усмехнулся и подошел к столу.

— Что это? — спросил он.

— Карта.

Адриан засмеялся. Он пребывал в отличном настроении.

— Вижу, что карта, обезьяна. Карта чего?

— Наших мест, — Жако сделал неопределенный жест рукой. — Хорошая.

— Откуда она у тебя?

— Нашел в кармане у Гарвина.

Чанс наклонился и через плечо Жако бросил безразличный взгляд на карту. Странно, что Гарвин таскал с собой карту этого района. Хм, крупномасштабная. «Бонаккорд» и прилегающая к нему территория. Жако стоило бы показать ее Брюнелю, вот болван. Это может быть важная…

Ему вдруг бросился в глаза небольшой красный крестик у северо-западной границы. Боже! Это же увеличенный фрагмент карты Новикова! Координаты отсутствуют, но…

Крест! Небольшой красный крестик. Это же именно то, что нужно Брюнелю! Золото! Между этими длинными хребтами. Но, Боже, оно же на земле Брюнеля, вовсе не в Руанде — оно все время было здесь, на территории «Бонаккорда»! Так вот почему упорствует Пеннифезер. Ему вырывают ногти, а он молчит. Теперь понятно. Крепкий парень. Удивительно. Получается, он знал об этом давно. И Блейз тоже.

Что ж, подумал он, теперь об этом знаю и я, Адриан Чанс.

Жако ткнул пальцем в карту.

— Я так и думал, что здесь должна быть дорога. По ней гораздо ближе до Кигали, не надо огибать озеро. В следующий раз попробую проехать по ней на «лендровере».

Чанс наконец оторвался от карты. Не надо говорить об этом Жако. Во всяком случае, не сейчас. Он посмотрел на то место, куда упирался палец Жако, потом на масштаб. С трудом переводя дыхание, он сказал:

— Кончится тем, что ты заедешь в болото, дубина.

— В болото? — Жако склонился над картой и засмеялся. Он никогда не обращал внимания на брань Чанса. — Ты прав, черт возьми.

Он отодвинул карту и встал.

— Значит, говоришь, за завтраком? Дадим Блейз прикурить?

— Именно. Пока Брюнель не уйдет, сиди и помалкивай. Светская беседа — это не по твоей части. Ты не против, если я возьму это?

— Карту? Да ради Бога. Жалко, я думал, там приличная дорога.

— Ладно тебе. Может, я найду что-нибудь интересное.

Чанс сложил карту и положил в карман. Его просто распирало от возбуждения. Если тебе сопутствует удача, то уж во всем — надо же, как повезло с картой!

Богатство само идет ко мне в руки, радостно подумал Адриан.

В три часа дня Брюнель заперся в своем кабинете. Размышляя над сегодняшними событиями, он вынужден был признать, что рассчитывал на несколько больший эффект.

Когда Лоеб и Селби приволокли Блейз в деревню и приготовились к имитации акта изнасилования, она просто потеряла сознание. Брюнель не думал, что это было следствием шока или страха. Ему показалось, что она вызвала обморок сознательно. Весьма любопытно и необычно. У него начали возникать какие-то смутные подозрения: трудно предположить, что напичканный наркотиками человек способен на такой психологический трюк.

Естественно, его появление уже не было столь эффектным. Когда Брюнель приехал, она была без сознания — та, ради кого весь этот спектакль затевался, взяла и покинула зрительный зал. По его приказу Селби и Лоеб перерезали веревки, которыми она была привязана к бочке, накинули на нее одеяло и перенесли к нему в машину. Когда она открыла глаза, они уже подъезжали к дому. Ему оставалось только сказать, что она не подверглась насилию и что он появился как нельзя вовремя. Все планировалось совсем по-другому. Эффект получился смазанным. Она никак не отреагировала на его слова и только молча смотрела на него пустыми, безразличными глазами.

Получилось не так, как он хотел, но во всем этом чувствуется какой-то вызов, решил Брюнель. Интуиция подсказывала ему, что он действовал правильно — вежливо, но при этом не расшаркиваясь. Сейчас она отдыхает в своей комнате. Уходя, он пообещал ей легкий ужин и заверил, что впредь никто не посмеет притронуться к ней даже пальцем. Без его приказа, естественно.

А Блейз оказалась куда более крепким орешком, чем я предполагал, думал Брюнель. Ничего страшного, все только начинается. Просто надо подойти к делу с максимальной ответственностью.

Брюнель вспомнил открывшуюся его взору картину, когда он появился на месте событий: распростертая на бочке Модести, ухмыляющиеся Лоеб и Селби, толпа ревущих от возбуждения аборигенов. Воспоминания об обнаженном теле Модести тоже возбудили его — Брюнель сдвинул в сторону бумаги и вышел из кабинета. Адриан Чанс и Жако Муктар играли в биллиард.

— Где Лиза? — спросил Брюнель.

Словно не замечая Брюнеля, Адриан Чанс продолжал натирать мелком кий, не сводя взгляда с шаров. Наконец он отложил мелок и, по-прежнему глядя на стол, сказал:

— В своей комнате.

— Следующие полчаса я буду у нее, — бросил через плечо Брюнель. — Проследи, чтобы нам не мешали.

— Слушаюсь, — кивнул Адриан.

Брюнель вышел из биллиардной. Чанс выбрал шар, склонился над столом, медленно отвел кий и резко ударил. «Свой» шар описал широкую дугу и, срикошетив от двух бортов, буквально вбил два шара в противоположные лузы. После удара шары расположились таким образом, что партию выиграл бы даже новичок.

— Вот это да! — восхищенно присвистнул Жако. — Таких ударов я еще не видел!

Чанс выпрямился и скромно улыбнулся.

— Да, вроде бы получилось.

Когда вошел Брюнель, Лиза лежала на постели — увидев его, она от страха едва не потеряла сознание.

— Тебя лихорадит, — сказал Брюнель. — Что-нибудь случилось?

— Нет. Наверное, все дело в погоде, — она слышала свой голос словно сквозь вату. — Со мной все в порядке.

— Прекрасно. Разденься, пожалуйста.

Брюнель начал расстегивать рубашку.

Лиза встала, приспустила лямки, и платье бесшумно упало к ее ногам. Закрыв глаза, она сняла лифчик. Сейчас голоса молчали, но приказ, который они диктовали две ночи подряд, все время звучал у нее в ушах, словно море в раковине.

Ее интимные отношения с Брюнелем всегда развивались по одной и той же схеме. Лиза легла на спину и раздвинула ноги. Он встал перед ней на колени, наклонился вперед и медленно опустился на нее. Почувствовав его внутри себя, Лиза закрыла глаза. Правая рука ее скользнула под подушку и нащупала стилет. Лиза не ждала, она не осмеливалась ждать. Вытянув руку с ножом вдоль тела, она медленно занесла ее, развернула кисть и ударила.

Несмотря на то что из такого положения нанести резкий удар было практически невозможно, нож без сопротивления вошел в спину. Брюнель дернулся и как-то удивленно вскрикнул:

— Но Лиза!

Все было кончено. Его тело обмякло. Лиза выскользнула из-под него и, почувствовав приступ тошноты, изогнулась, с силой оттолкнула от себя тело, и оно рухнуло рядом с кроватью.

Через пять минут она, пошатываясь, вышла из ванной и, цепляясь за стулья, подошла к постели. Боль в желудке стала невыносимой, словно раскаленный уголек сжигал Лизу изнутри.

Брюнель лежал на боку, нож вошел между лопаток по самую ручку. Рядом растекалась лужица крови. У Лизы закружилась голова, она не знала, что ей делать дальше. До этого она трижды убивала по приказу голосов, но распоряжения всегда отдавал Брюнель. Теперь он сам стал их Врагом, и она убила его, но голоса почему-то молчали, и Лиза растерялась.

Она провела ладонью по вспотевшему лицу и согнулась от острой боли. Она не могла больше оставаться в этой комнате вместе с мертвым Брюнелем. Лиза с трудом выпрямилась, накинула халат и, открыв дверь в коридор, едва не рухнула без чувств.

Прошло некоторое время, прежде чем она пришла в себя и стала звать на помощь.

Модести не слышала ее криков. Она спала — набиралась сил для той работы, которая предстояла сегодня ночью. Разыгранная утром комедия не доставила ей никакого удовольствия, но и не деморализовала.

Поначалу она нисколько не сомневалась, что все окончится благополучно. Но когда ее привязали к бочке и вокруг собралась толпа обуреваемых похотью туземцев, Модести решила, что рассчитывать на благоприятный исход не приходится. Она надолго задержала дыхание и напрягла все мышцы тела. Минута, и Модести ввела себя в состояние каталепсии.

«Если теперь меня изнасилуют, — подумала она, — по крайней мере, я ничего не увижу, и потом не будут мучить тяжкие воспоминания».

Да, тогда она потеряла сознание, а через несколько секунд приехал Брюнель. Очнувшись, Модести поняла, что ничего не случилось, и испытала чувство облегчения.

Оказавшись у себя в комнате, Модести вылила отравленную воду в унитаз и легла спать.

Через час что-то разбудило ее. Она села и, прищурив глаза, стала прислушиваться к непонятной возне в коридоре, откуда доносились какие-то голоса, шарканье ног, крики. Потом послышался шум во дворе. Она встала и подошла к окну. Сквозь щель в жалюзи она увидела Камачо, который что-то кричал, размахивая своим ружьем. Сейчас он был на дежурстве и, судя по позе и интонации, переговаривался с кем-то на первом этаже.

Модести задержала дыхание и, приложив ладонь к уху, прислушалась. Видимо, произошло что-то непредвиденное. Казалось, над домом нависла какая-то угроза. Через некоторое время она разобрала голос Жако Муктара.

— …Спятила! Она убила его — убила Брюнеля! Ее выворачивает наизнанку, наверное, приняла яд! Чанс велел немедленно привести доктора!

— Ты что, пьяный! — крикнул Камачо. — Убила Брюнеля? Пойди проспись!

— Да Господи! Я же говорю тебе, она убила его! Ножом в спину! Немедленно приведи этого чертова Пеннифезера! Быстрее же, Камачо!

Модести быстро анализировала ситуацию. Лиза убила Брюнеля. Невероятно, но, судя по тону Жако, это действительно так. Почему и как она это сделала, не имеет значения. Сделала. Брюнель мертв. И это меняет все, подумала Модести, торопливо одеваясь.

Сейчас сюда приведут Джайлза Пеннифезера. Воспользоваться бы этой суматохой, думала Модести, иначе может оказаться слишком поздно. Смерть Брюнеля изменит ситуацию, и изменит, скорее всего, в худшую сторону. Теперь всем будет заправлять Чанс, во всяком случае, некоторое время. Он никогда не сможет заменить Брюнеля, не справится с его операциями, но амбиций и честолюбия ему не занимать. Тщеславие ослепляет его, он не понимает, что таким, как он, не по силам тягаться с Брюнелем.

А когда Чанс встанет у руля, мне не жить, хладнокровно рассуждала Модести. Он ненавидит меня всеми фибрами души, я видела его глаза. Джайлз тоже умрет, скорее всего, медленно и мучительно. У Чанса не хватит терпения и ума продолжать политику Брюнеля, он не умеет ждать, координаты нужны ему немедленно, сейчас же. Поэтому Джайлза ждет судьба Новикова. При этом Чанс, наверное, и не верит, что Джайлз знает эти координаты.

Модести достала из тайника кухонный нож, отмычку и бутылочку-конго и убрала их под матрас, чтобы были под рукой. Неплохо было бы рассовать их по карманам, но лучше подождать, когда настанет время действовать. Пока ситуация была непредсказуемой.

Когда Камачо уйдет, я смогу спуститься в патио, решила Модести. Если удастся незаметно пересечь его, я пойду следом за Камачо, уберу его, освобожу Джайлза и приволоку его к машине…

Она надела тяжелые ботинки и снова подошла к окну. Со стороны северного крыла к дому подъехал грузовичок и остановился у главного входа. В кабине сидели Ван Пинаар и Селби, в кузове — двое кикуйю с ружьями. Сегодня в деревне Модести видела целую дюжину кикуйю, они выполняли роль надсмотрщиков при банту. Судя по всему, в маленькой империи Брюнеля кикуйю были своего рода полицией, которая подчинялась его белым помощникам. Они производили впечатление городских жителей, в отличие от простодушных селян банту, и великолепно обращались с оружием.

Ван Пинаар что-то сказал им, показывая пальцем на окно комнаты Модести, и вместе с Селби побежал к дому. Похоже, через окно выбраться не удастся, подумала Модести. Правда, оставалась надежда, что в суматохе Чанс забудет о ней до завтра или, по крайней мере, отложит разбирательство до тех пор, пока не получит полной уверенности, что ей не удастся преодолеть действие наркотика.

Надежда весьма призрачная. Модести даже поморщилась.

Если я хоть немного разбираюсь в людях, подумала она, Чанс, наверное, заснуть не может от ненависти ко мне. Это чувство уже почти сожрало его.

Модести решила было открыть дверь отмычкой, но, поразмыслив, отказалась от этой идеи: в коридоре и по лестнице непрерывно шныряли люди Брюнеля. Без оружия здесь не прорваться. Выглянув из окна, она заметила на углу южного крыла Джайлза Пеннифезера. Сзади его пинками подгонял Камачо. Джайлз все еще хромал, но походка его стала более уверенной, чем три дня назад. Довольно странно. Неужели Брюнель приказал отменить пытки?

Джайлз и Камачо скрылись из вида, и спустя минуту Модести услышала их голоса на лестнице. Вскоре шаги в коридоре затихли. Немного подождав, Модести отошла от двери, села на постель и задумалась.

Камачо, Ван Пинаар, Лоеб, Мескита и Селби собрались на веранде. Не было только Жако — Пеннифезер занимался Лизой, а Жако присматривал за обоими.

Чанс стоял, опершись на спинку кресла, в котором обычно восседал Брюнель.

— Ну ладно, — громко сказал он. — Подведем итог. Брюнель мертв, и убила его Лиза. А теперь слушайте, что я вам скажу.

— Вначале надо прикончить эту белоглазую стерву, — крикнул Лоеб.

Он был в бешенстве, и его голос срывался. Кроме того, он еще и боялся. Шесть лет он жил под покровительством Брюнеля и сейчас чувствовал себя совершенно беззащитным. При Брюнеле все было в полном порядке. Пусть он и не отличался ростом, зато дай Бог каждому такую голову! Когда Брюнель приказывал, все неслись сломя голову выполнять его распоряжения, это было правильно. Ты делаешь работу, получаешь много денег, три месяца отпуска каждый год, живи где хочешь и будь уверен, что полиция не посмеет и пальцем тебя тронуть. Это было здорово. Но теперь Брюнеля больше нет. Лоеб тряхнул головой. Трудно поверить, что кто-то осмелился убить его.

— Прикончить эту стерву, — повторил он.

— Нет, — ледяным тоном сказал Чанс. — Есть другой выход. Пеннифезер говорит, что у нее острый аппендицит. Ей необходима срочная операция. Вот и пусть сдохнет. А потом полицейский врач в Кигали зафиксирует смерть от естественных причин.

Селби, тонкогубый англичанин с соломенными волосами и выцветшими голубыми глазами, спросил:

— А Брюнель? Как мы объясним его смерть?

Чанс развел руками.

— Скажем правду. Это она его убила. А мы не знаем почему. Все очень просто.

— Замечательно, — мрачно пробормотал Камачо. — Но еще остаемся мы. Что будет с нами?

— То же, что и раньше, — сказал Чанс. — Мы наследники этого имения. У меня есть на примете один парень, он подделает завещание, а поскольку ни у кого не возникнет никаких вопросов, мы застрахованы от неприятностей. Не беспокойтесь, парни, я обо всем позабочусь.

— Ты? — Камачо удивленно поднял брови. — Я не помню, чтобы мы тебе это поручали.

— Жако и я. У кого-нибудь есть вопросы?

Чанс чувствовал себя всемогущим. Это было великолепное чувство. Эти тупые болваны пропадут без Брюнеля. Если бы Адриан убил Брюнеля сам, они разорвали бы его в своей звериной ненависти, как только что собирались поступить с Лизой. Сейчас они уже напуганы, трясутся за свою судьбу.

Боятся, усмехнулся Чанс, им отчаянно нужен новый лидер. Я согну их, как ветер болотную траву. В конце концов, главное — уверенность в себе. У Брюнеля уверенности было хоть отбавляй. Не говоря уже о других качествах. Теперь я тоже обрел уверенность, ликовал Адриан, оказывается, это почти так же прекрасно, как власть.

Чанс засмеялся.

— Болваны! — сказал он. — Все, что от вас требуется, — поддерживать порядок в «Бонаккорде». Брюнель выбрал его в качестве своей резиденции, деньги он делал совсем в другом месте. Он провел дюжину успешных операций, я знаю каждую из них.

Это была ложь, но в устах Адриана звучала убедительно. Педант Брюнель хранил в своем кабинете досье по каждой операции, и Чанс не сомневался, что сумеет ознакомиться с ними.

— Я единственный среди вас, кто может продолжить его дело, — чеканил слова Чанс. — Единственный, кто обеспечит бесперебойное поступление доходов. Если вы не желаете участвовать в них, ради Бога, никто никого не держит. За неделю я найду замену любому из вас.

— Успокойся, — сказал Селби. — Никто не собирается уходить. Ты считаешь, что справишься с делом не хуже Брюнеля?

— Гораздо лучше, Селби, — спокойно сказал Чанс и провел рукой по волосам. — Последнее время Брюнель начал немного сдавать. Несколько месяцев назад он, по сути, провалил пару совершенно верных операций.

Он бросил взгляд на окруживших его людей и понял, что сумел убедить их. Теперь все будет точно так же, как и при Брюнеле. Господи, как же все оказалось просто…

— О’кей, — подвел итог Лоеб. — И что дальше?

— Занимайтесь своими обычными делами, — Чанс сел в кресло Брюнеля и вытянул ноги. — Тебе, Лоеб, надо будет съездить в деревню и объявить о смерти Брюнеля. Для туземцев это не имеет особого значения, но постарайся сообщить им об этом как бы невзначай, главное, чтобы не было беспорядков. Они не должны прекращать работу.

— А что будет с Брюнелем? — Селби устремил взор в потолок.

— Пока Лиза не сдохнет, я ничего не буду сообщать властям. Это произойдет довольно скоро. Ты и Ван Пинаар заколотите его тело в ящик и поставите его в грузовик-рефрижератор. Все остальное я сделаю сам. Надеюсь, завтра мне удастся дозвониться до Кигали. К приезду полицейского врача мы его разморозим. Полицию предоставьте мне, я все улажу. Им ничего не придется делать — составят рапорт о смерти, и все.

— О’кей, — Лоеб хлопнул ладонями по коленям и встал.

Может, Чансу и подойдут башмаки Брюнеля, подумал он. Адриан был очень близок с ним, он умен и не слишком брезглив. Что ж, может так оно и лучше.

— Не забудь о Блейз и Пеннифезере, — негромко сказал Ван Пинаар. — С ними лучше не тянуть.

Чанс откинулся на спинку кресла и задумчиво барабанил пальцами по подлокотникам. Он не отдавал себе отчета, что машинально копирует манеру Брюнеля, — не замечал он, что порой голос его опускается почти до шепота, как у Брюнеля, когда он отдавал свои распоряжения.

— Я ничего не забываю, Ван Пинаар, — процедил сквозь зубы Чанс. — Блейз и Пеннифезер умрут еще до захода солнца. Расходитесь и занимайтесь своими делами.