Восемь лет назад Кэндзабуро Оэ в беседе «Революция. Смерть. Литература. (Опыт Достоевского и современность)», организованной журналом «Сэкай», говоря об одной из левацких группировок «Рэнго сэкигун», заявил: «Я уверен, что самые разные люди, на которых обрушилась лавина газетных сообщений о деле так называемой группы „Рэнго сэкигун“, оторвавшись от газет, сразу же обратились к „Бесам“ Достоевского. И я убежден, что благодаря „Бесам“ многие смогли понять, что представляет собой эта группа. Я убежден в этом потому, что Достоевский помогает более глубокому, более объемному пониманию того, что есть человек, что есть жизнь и смерть, что есть революция и в чем спасение человечества, когда мир находится на переломе к новому». И далее: «Каждый раз, когда я задумываюсь над так называемой ядерной стратегией, я прихожу к выводу, что идеи „Бесов“ имеют еще один аспект. Достоевский не напрасно приводит притчу об Ионе… Как известно, Иона, бродя по Ниневии, предсказывал скорую ее гибель и разгневался на бога за то, что тот не уничтожил города… Если посмотреть на эту притчу с позиций сегодняшнего дня, она находит конкретное воплощение в идее атомной войны. В Хиросиме я часто слышал от людей, переживших атомную бомбардировку, пожелание, чтобы и на головы остального человечества упали атомные бомбы, есть даже песня об этом. Такие люди считают, что человечество все равно по-настоящему не переменится до тех пор, пока атомная война не поставит его у порога гибели».

Эти раздумья и привели Оэ к «Запискам пинчраннера». (Пинчраннер — игрок в бейсболе, который приходит на помощь своей команде каждый раз, когда она попадает в тяжелое положение. Пинчраннер — своего рода спаситель.)

Обращение Оэ к русской литературе, в частности к Достоевскому, не случайно. «Писать я учился у русской литературы. Разумеется, не я один. Японская литература нового времени и современная литература в целом учились и продолжают учиться поныне у русской литературы». Эти слова Оэ объясняют многие стороны его творчества. Решив рассказать о японских леваках-, о судьбах молодежи, больной псевдореволюционностью, в «Футболе I860 года», он мысленно обратился к «Бесам» Достоевского, послужившим ему ключом к раскрытию темы. Развивая ее до постижения судеб человечества в «Записках пинчраннера», он обратился к «Мастеру и Маргарите» Булгакова, который, по словам Оэ, помог ему «выработать силу воображения».

Писательская судьба Оэ с первых его шагов и до сегодняшнего дня в полном смысле слова благополучна.

Он родился в 1935 году в горной деревушке на Сикоку, из этой глухой провинции в 1954 году приехал в Токио и успешно сдал экзамены в Токийский государственный университет, одно из самых серьезных учебных заведений Японии. Окончил отделение французской литературы. Стал писать и публиковаться еще будучи студентом. Одна из первых повестей, появившихся в 1958 году, — «Содержание скотины» — была удостоена высшей литературной премии — Премии Акутагавы. Таким образом, в литературе Оэ уже почти четверть века.

Начав с произведений, посвященных последним дням воины, первым послевоенным годам, в которых он рисовал трагедию потерпевшей поражение Японии, он пришел к глубоким философским романам «Футбол 1860 года», «Объяли меня воды до души моей» и, наконец, к «Запискам пинчраннера», знаменующим новый этап в его творчестве.

Человечество стоит на грани катастрофы, утверждает Оэ, будь то катастрофа ядерная или экологическая. Причем такая катастрофа — это не есть нечто предопределенное, привносимое извне, а порождение самих людей, плод их неразумности, недальновидности, а подчас и злонамеренности… Что способно предотвратить надвигающуюся катастрофу, готовы ли люди, и в первую очередь молодежь — а ведь помыслы ее должны быть обращены в будущее, в котором ей жить или не жить, — встретить эту катастрофу во всеоружии? Или, может быть, наоборот, люди, и опять-таки молодежь, как главная динамическая сила общества, своими собственными руками приближают катастрофу, делают невозможным ее предотвращение?

«Воды потопа, огромного потопа, который может привести к концу света, уже дошли нам до груди. Помочь нам не в силах никто, даже бог. Спасти себя мы должны сами», — говорит в одной из бесед Оэ. Вот та главная проблема, которой посвящены «Записки пинчраннера».

Ситуация, предстающая перед читателем в романе, в полном смысле слова фантастическая. Главный герой, физик, — в романе он назван «отец Мори», — облучившийся в период работы на атомной электростанции, и сам Мори, его умственно отсталый сын, претерпевают удивительное превращение — отец становится на двадцать лет моложе, сын — на двадцать лет старше. И вот они-то и берут на себя миссию спасения человечества, вернее, эту миссию возлагает на них некая космическая воля, которая видит, как человечество стремительно движется к своей гибели. На этом фоне развертываются все события в романе. Правда это или вымысел, сон или явь — неизвестно. Писатель-невидимка аккуратно записывает то, что ему сообщает отец Мори. Скорее всего, это вымысел. Но не это главное. Не сами события, а их философское осмысление составляет стержень романа.

Оэ последовательно проводит в романе мысль, что человек ответствен за все происходящее в мире. Позиции стороннего наблюдателя самая непродуктивная, самая опасная сегодня. Не случайно, перефразируя леди Макбет, отец Мори говорит: «О делах подобных размышляй, не то сойдешь с ума». У Шекспира, как известно, сказано «не размышляй». Но в нынешних условиях не размышлять нельзя, такая позиция претит общественно активному человеку, осознавшему свою ответственность за судьбы мира.

Оэ не просто декларирует необходимость активно вмешиваться во все, что происходит в мире. Не в роли поучающего, не в роли ментора, указывающего людям, что им следует делать, выступает писатель. Оэ сам, своей жизненной позицией, своими реальными действиями подтверждает, что о судьбах людей, о судьбах своей страны и шире — о судьбах мира — размышлять необходимо.

Вспомним его «Хиросимские записки», острую публицистику, посвященную борьбе японских врачей за жизнь жертв атомной бомбардировки, в которых он ставит проблему единства людей, проблему человеческой доброты, верности долгу, высшей пели человечества — служения людям; вспомним его взволнованные репортажи из Иокосуки, фактически превращенной в базу американского атомного флота, репортажи, беспощадно критикующие тех, кто интересы, суверенитет своей страны отодвигает на второй план во имя укрепления японо-американского военного союза.

Однако Оэ — борец против несправедливости не только в своих произведениях, но и в повседневной практике. Он активный участник движения афро-азиатских писателей, участник борьбы против японо-американского «договора безопасности», последовательный критик маоизма.

Именно такое активное вторжение Оэ в «дела подобные» дает ему право говорить людям: размышляйте о том, что происходит, предотвратите катастрофу, перед которой стоит человечество.

Зачем потребовалось Оэ фантастическое превращение, да и вообще к чему подобная фантасмагория? Несколько лет назад один японский критик задавал вопрос, зачем потребовалось автору романа «Женщина в песках» Абэ помещать своего героя в вымышленную деревню, якобы поглощаемую песком, когда современная японская действительность дает сколько угодно реальных примеров тяжелой жизни народа. Подобные рассуждения, к сожалению все еще встречающиеся в японской критике, демонстрируют полное непонимание природы и назначения художественного творчества. Задавать вопрос, зачем потребовался писателю вымысел, так же нелепо, как нелепо спрашивать, ради чего Гоголь пустил гулять по Невскому проспекту Нос. Вымысел — если он органично служит художественной выразительности, способствует достижению предельной яркости того, ради чего писалось произведение, служит упрочению связи с реальностью, а не отрыву от нее — всегда рассматривался как вполне закономерный художественный прием реалистической литературы.

В романе Оэ превращение — это метафора. Превратившиеся олицетворяют нового человека, осознавшего свою ответственность за будущее человечества. Превращение героев Оэ — первый шаг к перестройке всех людей. Но, видимо, образ превратившихся потребовался Оэ и для другого — показать, сколь ирреально спасение человечества силами потусторонними, которые якобы совершили превращение двух героев. Не они, а в первую очередь сами люди должны позаботиться о споем будущем, поскольку превращение — это фактически духовное перевоплощение, реальное, а не сказочное, людей, осознавших, что жизнь или смерть человечества в их собственных руках.

Роль двух превратившихся, говорит главный герой, ведущий повествование, сродни роли «не ищущих легкой доли юродивых, которых жители провинциальных городов России, описанных Достоевским, безжалостно мучили».

Превратившиеся, как и юродивые, не берут на себя непосильной задачи переделать мир. У них иная миссия — указать людям на их несовершенство, на их ошибки и заблуждения и внести свою, пусть скромную, лепту в улучшение человека. И уж тогда пусть этот перерожденный человек, этот новый превратившийся думает о перестройке мира. Достаточно вспомнить сцену выступления отца Мори перед студентами-леваками, когда он призывает убивать всех подряд. Его призывы — доказательство от обратного, нередко так делали и юродивые, чтобы указать человеку на его пороки и заблуждения. Именно в этом видит Оэ совпадение миссии превратившихся и юродивых. Да, собственно, превратившиеся и есть юродивые. Особенно отчетливо это видно, когда они присоединяются к группе ряженых. Собственно, правильнее даже было бы сказать так: именно юродивые натолкнули Оэ на мысль использовать в качестве тех, кто призван предостеречь людей от грозящей катастрофы, превратившихся, функционально играющих роль юродивых.

Роман Оэ близок притче. В нем действуют не столько живые люди, сколько символы, носители тех или иных качеств. Не случайно автор почти ни одному из своих героев, включая и главных, не дает имен. Справедливец, Добровольный арбитр, Патрон. Каждый из них представляет либо силы добра (Справедливец ), либо силы зла (Патрон), либо силы, стремящиеся примирить тех и других (Добровольный арбитр). А между ними действуют двое превратившихся, Мори и отец Мори, якобы посланные космической волей спасти гибнущее человечество. Но как это ни покажется парадоксальным, абстрактные символы живут в романе полнокровной жизнью, воспринимаются как вполне реальные персонажи. Достигается это тем, что автор заставляет их не только размышлять о судьбах человечества и о своей собственной судьбе, но и совершать самые обыденные действия: любить, ненавидеть, драться, есть, спать. Такое сопряжение ирреального персонажа с его вполне реальной жизнедеятельностью еще больше усиливает эффект достоверности событий, происходящих в романе.

Почему человечество находится на пороге катастрофы, какая угроза нависла над Землей? Вселенная, вечная и бесконечная в целом, конечна и в пространстве, и во времени в отдельных ее частях. Как утверждает Добровольный арбитр, идеальная Вселенная — это некая мертвая конструкция, где звезды и планеты, безжизненные, безукоризненно отшлифованные шары, навечно занимают предназначенное каждой место. И для них наступает ничем не нарушаемый покой — смерть. Такова же конечная судьба Земли. В идеально круглый, безжизненный шар, по мысли Добровольного арбитра, ее превратят атомные взрывы. Но высшая космическая воля не склонна торопить события. Наоборот, она готова позволить природе действовать медленно и осмотрительно. Более того, готова дать людям отсрочку, для чего и использует на Земле двух превратившихся, которые должны выполнить роль детонатора в превращении всех людей Земли, а значит, и сохранении ее на долгие годы, может быть, даже и тысячелетия.

Чтобы спасти человечество, превратившиеся должны показать людям, кто их враг, сказать правду о нем, помешать ему творить черные дела, приближая человечество к гибели. В романе зло олицетворяет Патрон. Но люди, как это ни печально, не видят в нем того, кто угрожает самому их существованию. Наоборот, они склонны воспринимать его благодушно, даже несколько иронически. Он представляется им, говорит отец Мори, чертом из дурного сна. Кончится сон — кончится и черт, то есть Патрон. Но это колоссальное заблуждение, и, если люди не прозреют немедленно, будет слишком поздно и черт из дурного сна уже наяву разрушит мир и уничтожит человечество.

Что представляет собой Патрон, против которого обращено превращение Мори и отца Мори? Патрон олицетворяет власть, самое реакционное ее крыло. Чтобы читатель сразу же понял, кого он имеет в виду, Оэ буквально на первых же страницах рассказывает о сне отца Мори, в котором он видит факельное шествие, знаменующее приход Патрона к власти, очень похожее на факельное шествие в фашистской Германии в честь прихода к власти Гитлера. Таким образом — сомнений нет, — Патрон сродни Гитлеру. Он средоточие всех пороков. Этот вещий сон служит как бы прологом ко всему, что свершается в романе.

Чем опаснее Патрон, тем решительнее нужно бороться с ним. «Гитлера уничтожил не бог, а люди, — говорит отец Мори. — Люди обязаны уничтожить Антихриста в зародыше, не дожидаясь, чтобы он явился и в борьбу с ним вступил сам Христос. Борьба людей, уничтожающих Антихриста до его появления, превращается в борьбу за жизнь без помощи бога. Но се необходимо вести».

Здесь следует сделать небольшое отступление. Почему вдруг в книге японского писателя, построенной на японских реалиях, появилась идея Христа и Антихриста? Ведь для японцев, народа в принципе не религиозного, христианство не является чем-то близким, понятным. А людей, исповедующих христианскую религию, в Японии вообще очень немного. В чем же дело? Вернемся на шестьдесят лет назад, когда творил выдающийся японский писатель Акутагава Рюноскэ. У него немало новелл о христианстве в Японии. В них он иронизирует над слепой верой, над попытками объяснить беды Японии тем, что в нее проникло христианство. Но есть в его новеллах и другая сторона — их можно рассматривать как мостик, переброшенный между Европой и Японией. Акутагава стремился вывести свои произведения за национальные рамки, стремился, хотя бы тематически, влить их в русло мировой литературы. Христианство близко европейцам — пусть они с помощью новелл о христианстве в Японии увидят, как оно здесь воспринималось, модифицировалось, привлекло ли японцев. Такова была идея Акутагавы.

Та же позиция, правда в несколько трансформированном виде, характерна и для Оэ. Его мысль предельно проста. Нужно использовать всемирно понятные образы, олицетворяющие добро и зло, и тогда удастся проблемы, воплощенные в романе и реализующиеся на японской почве, сделать всесветными, удастся показать, что они органичны не только для данной страны (в данном случае Японии, где происходит действие романа), но и для всего человечества. Вот почему борьбу сил добра и сил зла Оэ изображает в виде борьбы Христа и Антихриста. Но при этом нужно все время помнить, что для Оэ это лишь символы, он далек от мысли возложить бремя спасения человечества на Христа. Христианская идея второго пришествия начисто отсутствует в романе, что лишний раз подтверждает, что Христос и Антихрист выполняют в романе чисто служебную функцию. Оэ неоднократно возвращается к мысли, что только люди способны уничтожить зло.

Итак, Патрон готовит атомную катастрофу, призванную вознести его на самую высокую ступень власти. Задача людей — не допустить этого. Именно с такой целью двое превратившихся подробно рассказывают студентам о программе Патрона, цель которой — захватить власть, и критикуют их за то, что они помогают ему в этом, простодушно надеясь использовать Патрона, вернее, его деньги, чтобы самим изготовить атомную бомбу и совершить «революцию». Превратившиеся доказывают студентам, что их построения наивны. Нет, говорят они, именно молодежь будет использована Патроном в его корыстных целях, именно ее руками попытается он установить господство над людьми. В конце концов Мори уничтожает Патрона, освобождая человечество от нависшей над ним угрозы. Точнее все же сказать так: сначала Мори лишь ранит Патрона, чтобы продемонстрировать всем, кто есть ИСТИННЫЙ носитель зла, но потом, убедившись, что его сигнал не принят, убивает его, а сам гибнет в огне. Так он, жертвуя собой, спасает человечество от грозящей ему гибели.

Патрону, казалось бы, должна противостоять молодежь, мечтающая о революции. Именно она должна быть той силой, которая обязана и способна разрушить замыслы Патрона. Но все гораздо сложнее. Оказывается, что молодежь, действующая в романе, стремится совершить революцию, прибегая к той же самой атомной бомбе, которую хочет использовать Патрон. С одной стороны, молодежь борется против строительства атомных электростанций, считая, что они загрязняют окружающую среду и могут нанести непоправимый ущерб здоровью людей, а с другой пытается изготовить атомную бомбу, выступая с абсурдным лозунгом: «Ядерную энергию — в руки тех, кто не стоит у власти!»

Оэ, разумеется, не столь наивен, чтобы серьезно выступать против строительства атомных электростанций. Его цель совершенно иная — показать, сколь оторваны от жизни идеалисты и сколь циничны политиканы, призывающие к отказу от атомных электростанций, то есть от мирного использования атомной энергии, и в то же время пытающиеся изготовить атомную бомбу, чтобы, угрожая ею, а может быть, даже использовав ее, прийти к власти.

Молодежь занимает в романе центральное место. Объясняя свою приверженность теме молодежи, Оэ в одном из интервью говорил: «В начале своей писательской жизни я просто не знал ничего другого. Молодежь, ее мысли и надежды, трудности, с которыми ее сталкивала жизнь, проходили у меня перед глазами — я сам был представителем этой молодежи, и обращение к ней было вполне естественно и закономерно. Но и сейчас я не ухожу от этой темы, и в первую очередь потому, что молодежь — наиболее динамичная, наиболее остро реагирующая на события часть общества. Взяв ее в качестве объекта художественного исследования, можно глубже и полнее обнаружить характер общества в целом, его беды и болезни. Мне хочется, пользуясь выражением Шкловского, показать динамику души, показать не просто человека, а становление и развитие характера. Есть ли для этого лучший объект, чем молодой человек?»

В «Записках пинчраннера» Оэ не просто рассказывает о молодежи, но и показывает, сколь трудна, а подчас и бесперспективна ее борьба за утверждение в жизни в том обществе, которое стремится выбросить ее за борт. В общем, если использовать термин, получивший в последние годы большое распространение, — перед молодежью стоит проблема идентификации. Было бы, правда, неверно утверждать, что это — новомодная проблема, связанная со стремительным изменением облика мира, облика людей, этот мир населяющих. Термин, возможно, и нов, но явление старо как мир. Идентификация — это самоосознание, нахождение своего места в жизни, исходя из чувств, побуждений, понимания и оценки своей значимости.

Человек во все времена пытался определить для себя, что он есть, и найти свое место в мире, которое бы соответствовало его самооценке. Но ничто не остается неизменным. Не может не измениться. Дело в том, что перемены, и перемены подчас катастрофические, претерпел и продолжает претерпевать тот мир, где молодежь ищет свое место. Он стал настолько подвижным, нестабильным, что место в этом мире, найденное сегодня, завтра оказывается южным, ошибочным. То, что еще вчера представлялось абсолютной истиной, завтра превращается в свою противоположность. Причем речь ведь идет не об абстрактных поисках места в жизни, но— о реальном их воплощении. О чем же говорить, когда юноша, обманутый лживой пропагандой, начинает искать то, что найти немыслимо, или устремляет свой поиск в те пласты жизни, где отыскать свое место просто невозможно?

Примерно это и происходит с героями Оэ. В любом из его романов мы сталкиваемся с обманутой молодежью.

Вспомним «Опоздавшую молодежь» — роман о трагедии юноши, «опоздавшего на войну», юноши, которому годами вдалбливали в голову идею служения императору, служения родине, якобы строящей новый порядок в Азии, и «обманули» — Япония капитулировала, вместо того чтобы победить или уж, во всяком случае, сражаться до последнего солдата. Именно такая молодежь становится питательной средой правого и левого экстремизма. С такой же обманутой, не нашедшей своего места в жизни молодежью встречаемся мы в романах «Футбол 1860 года» и «Объяли меня воды до души моей». Руководители молодежи, исходя из собственных эгоистических устремлений, предают ее, направляя на путь левого экстремизма, иногда ярко выраженного, иногда чуть затушеванного.

Оэ в своих романах ничего не приходится выдумывать. Более того, то, о чем он пишет, может восприниматься даже как документ. И эта документальность, которая стоит буквально за каждой страницей «Записок пинчраннера», не дань моде, не стремление быть на уровне сегодняшних тенденций, когда документальная проза становится чуть ли не генеральной линией развития современной литературы. Подобная позиция Оэ продиктована иным — стремлением, чтобы читатель безоговорочно ему поверил, понял, что то, о чем он пишет, не выдумка, а реальность, не осознав опасности которой, люди могут оказаться в критической ситуации.

Примеров такой достоверности романа Оэ можно было бы привести множество. Но достаточно остановиться на двух. В недавнем телевизионном репортаже о Японии рассказывалось об аресте главарей «Рэнго сэкигун». Теперь весь мир знает, что они пытают и убивают единомышленников, если те, поняв ошибочность своих действий, хотят порвать с этой экстремистской группировкой. Об этом же мы можем прочесть и в «Записках пинчраннера». В упомянутом репортаже говорилось о том, что «Рэнго сэкигун» совершала «Великий поход». В точности такой же, какой совершает Корпус лососей — боевое формирование леваков — в романе Оэ.

Таким образом, у левацкой группировки в романе есть точный прототип в реальной жизни сегодняшней Японии. Можно ли сомневаться в том, что обращение Оэ к событиям, происходящим в жизни современного японского общества, значительно усиливает воздействие на читателя, который своими глазами видел по телевизору, до каких глубин внутренней опустошенности могут опуститься люди, для которых человек и его жизнь — не цель, во имя которой идут на жертвы, а средство удовлетворения амбициозных, эгоистических устремлений верхушки леваков, узурпировавшей право выступать в роли непогрешимого судии, распоряжаться судьбами тех, кто искренне влился в подвластную ей группу, веря, что служит интересам народа.

Левый экстремизм — явление, как мы видим, реально существующее в сегодняшней Японии. Опасность его велика и далеко не однозначна. С одной стороны — это духовное разложение самой молодежи, с другой — дискредитация демократического движения. В Японии это явление усугубляется еще целым рядом моментов, объясняемых особенностями группового сознания японцев. Если японец, особенно молодой человек, причислил себя к определенной группе, воспринял себя как один из ее элементов, то, и не понимая всех тонкостей и даже конечных целей группы, он будет действовать в ней «как все», будет беспрекословно подчиняться лидерам. Поэтому судьбы юношей и девушек, примкнувших к какой-либо группе, зачастую оказываются безвозвратно искалеченными. Как правило, ими движут не идейные соображения, не приверженность принципам, пусть ошибочным, что делало бы их поведение хотя бы логичным, а именно групповое сознание, толкающее их на бездумное следование за остальными членами группы.

Групповое сознание характерно тем, что человеческая индивидуальность приносится в жертву группе, что даже жизнь человека — ничто, если она приходит в столкновение с интересами группы или, наоборот, используется во имя ее интересов. Групповое сознание, помноженное на патернализм, до сих пор не сдавший своих позиций в Японии, во многом объясняет и, что значительно серьезнее, предопределяет поведение японцев.

Обратимся к давнему прошлому Японии, когда буси-до — кодекс поведения воина-самурая, базирующийся на этих двух основополагающих принципах, определял верность воина сюзерену и группе, в которую он входил, и его беспредельную жестокость ко всем, кто противопоставлен ей пли предает ее. И даже верность, преданность, представляющие собой высокие и, казалось бы, однозначные понятия, превращались в собственную противоположность, поскольку они были бездумными, слепыми, безоговорочными. Такого воина можно было подвигнуть на самые безрассудные действия. Этим пользовались в старые времена, пользовались и еще совсем недавно, в годы второй мировой войны.

Разумеется, мораль бусидо претерпела, да и не могла не претерпеть, существенные изменения. Как-никак, времена меняются. Вспомним блестящую сатиру на эту обветшавшую мораль в новеллах Акутагавы «Оиси Кураноскэ в один из своих дней» и «Рассказ об одной мести». В них Акутагава не просто развенчивает эту мораль, но перечеркивает ее, считая, что она отжила свой век. Но, пожалуй, окончательно хоронить ее еще рано. Ведь совсем недавно, когда началась война и принципы бусидо были гальванизированы, в Японии появились летчики-смертники — камикадзе, появились человеко-торпеды. Вряд ли можно сомневаться в том, что если не бусидо в сто чистом, так сказать, исконном виде, то уж, во всяком случае, его пережитки, групповое сознание, свойственное японцам в прошлом, свойственное им и сегодня, лежало в основе этого явления.

Тогда ультраправые использовали особенности национальной психологии японцев. Теперь их стали активно использовать и левые экстремисты. Истинно левое, революционное движение опирается на классовое сознание, хотя при этом национальная психология ни в коем случае не может сбрасываться со счетов — прежде всего для того, чтобы выбрать наиболее эффективные методы воспитания классового сознания.

Леваки даже не задумываются над этим, поскольку их цель иная — терроризировать общество и на волне терроризма достичь господства.

В связи с этим возникает такой вопрос: почему в Японии, почему среди японской молодежи, независимо от того, где она действует — внутри страны или за ее пределами (подобных примеров тоже немало), — левый экстремизм получил такое распространение? Как уже говорилось, отчасти это можно объяснить групповым сознанием японцев. Но подобное объяснение будет недостаточно полным, поскольку оно лишь приоткрывает завесу над проблемой, указывает лишь на специфические черты национальной психологии японцев, облегчающие и усугубляющие проникновение в среду японской молодежи левацких идей. Другая причина этого явления — столкновение идеалов японской молодежи с действительностью. Экономический бум, наблюдавшийся в Японии, сопровождался катастрофическим духовным обнищанием масс. Но при этом не следует забывать, что Япония — страна с многовековой культурой, страна, в которой духовные ценности всегда ставились гораздо выше ценностей материальных Естественно, что в такой стране духовное оскудение воспринимается молодежью особенно болезненно.

Есть и еще одна причина. Для японцев Китай гораздо ближе, чем страны Европы и Америки. И не только территориально. В течение многих столетий Япония находилась под огромным культурным и идеологическим влиянием Китая. Достаточно упомянуть, что японская иероглифическая письменность — китайского происхождения, что буддизм проник в Японию из Китая, что китайская литература и философия не один век служили японцам образцом для подражания. Может быть, поэтому левацкие «идеи» Мао, главным образом периода культурной революции, показались столь привлекательными незрелой, недостаточно критически мыслящей части японской молодежи, чем не преминули воспользоваться политиканы, преследующие свои корыстные интересы.

Именно такую молодежь изобразил Оэ в своем романе. Главным образом это студенты, в головах у них невообразимая мешанина. «Идеи» Мао Цзэдуна, высказывания структуралистов, мысли Синрана, одного из основателей буддийской секты Дзёдо, жившего в XII веке, афоризмы Паскаля — и все это валится в одну кучу, без глубокого осмысления, без попытки увидеть их несовместимость. Малограмотные начетчики — такими представляются эти студенты в романе Оэ. Возьмем, например, так называемый Великий поход, предпринятый Корпусом лососей — подпольным партизанским формированием леваков — в подражание Великому походу китайской Красной армии в 30-е годы. Во имя чего проводит Корпус лососей свой поход, какова его цель? Это поход без цели, без пункта назначения. Собственно, его даже нельзя назвать походом в обычном смысле слова. Проводится он лишь для того чтобы, создавая видимость беспрерывных действий, годы и годы держать в руках молодежь — участников похода, — иметь наготове людей, которые в любой момент могут совершать акции, призванные удовлетворять амбициозные устремления руководителей. Духовная и душевная пустота — вот что отличает изображенных Оэ леваков.

Японские леваки — разумеется, и то, которых мы видим в романе Оэ, — превратили террор в высшую, абсолютную форму своей деятельности. Чтобы доказать молодежи, что избранный ею путь, вся ее террористическая деятельность ложна и бесперспективна, что она может привести лишь в тупик, а не к революции, к которой эта молодежь якобы стремится, Оэ в речи отца Мори доводит построения студентов до абсурда. Выступая перед ними вместе с сыном, отец Мори призывает их к братоубийству, называя его главным «революционным принципом», и убеждает их оттачивать, совершенствовать методы убийства. Убив братьев, беритесь за родителей, провоцирует он их. Вселяйте страх, убивайте — вот призывы, обращенные отцом Мори к тем, кто причисляет себя к «истинным революционерам». Он пытается хотя бы таким способом открыть молодежи глаза на происходящее, хотя бы назвать своими словами то, что они делают, — вдруг прозреют и поймут не только абсурдность своих действий, по и несовместимость их с подлинными революционными принципами.

Роман Оэ с полным основанием можно отнести к иронико-философской прозе. Он ироничен с первой и до последней страницы, а в некоторых своих частях поднимается до острой сатиры. Выше приводились слова Оэ о том, что силу соображения ему помог выработать Булгаков. Возможно, ироничность Оэ тоже имеет одним из своих источников «Мастера и Маргариту».

Ироническая интонация пронизывает весь роман. Это можно видеть и в карикатурном изображении руководителей леваков, людей беспринципных и циничных, использующих обманутую молодежь для достижения своих корыстных целей. Можно видеть это и во многих эпизодах романа. Назовем, например, сцену нападения на машину, перевозившую ядерное сырье, — молодых Людей, которые прикрылись жестяными латами, чтобы уберечься от радиации. Причем речь идет о студентах физического факультета университета, которым должно быть прекрасно известно, что никакая жесть не способна защитить их от облучения. Просто Оэ решил таким способом окарикатурить нападавших, показать их глупость, их полную несостоятельность, неспособность на что-либо серьезное. Чем иным, как не сарказмом, проникнуто предложение Добровольного арбитра не убивать членов враждебных группировок, а хватать, пороть их, повторяя это много раз, чтобы в конце концов превратить их в своих единомышленников? Этот метод хорош еще и тем, утверждает Добровольный арбитр, что поркой искалечить своих будущих сторонников невозможно — не то что железными трубами, которыми избивают противников, пытаясь врагов превратить в союзников. Столь же саркастичны призывы отца Мори убивать всех подряд, начиная с братьев и отцов, что якобы надлежит делать истинным революционерам. А разве это не сарказм — отец Мори делает вид, что с полным пониманием относится к борьбе против строительства атомных электростанций, проходящей под лозунгом: «Ядерную энергию — в руки тех, кто не стоит у власти!» Как будто в этом случае атомные электростанции перестанут загрязнять окружающую среду, а ядерные бомбы перестанут нести угрозу человечеству.

Сколько злой иронии в словах отца Мори о студентах, которые только что безжалостно избивали его: «Они все время спешат и даже не имеют времени помыть свое дурно пахнущее тело, восхищался я ими».

Роман Оэ должен быть прочитан с пониманием того, что сделан он в ироническом ключе. Тогда все, что могло бы казаться странным, а может быть, даже и несуразным, встанет на свои места. Роман пронизывает мысль об угрозе, нависшей над человечеством, о бесперспективности пути, избранного частью японской молодежи. Но Оэ не просто говорит обо всем этом — предостерегая людей, он показывает и источник, и носителей зла.

Оэ нарисовал страшную картину Казалось бы, сегодняшняя Япония особых оснований для этого не дает Но Оэ пошел вглубь, он взломал это внешнее благополучие, что позволило ему увидеть и проанализировать внутренние процессы. И перед читателем возникла трагедия, в первую очередь духовная. Духовная трагедия японского общества. Карточный домик показного благоденствия рассыпается на глазах.

Оэ — художник жестокий. Но он не смакует зло. Просто его эстетические принципы находятся в русле японской художественной традиции, согласно которой не только мысли по поводу тех или иных трагических фактов, а сами факты, показанные в своем крайнем выражении, должны потрясти читателя. Это также следует иметь в виду, читая роман Оэ.

Владимир Гривнин

Сдано на фотонабор 05.07.82. Подписано в печать 09.02.83. Формат 84X108/32. Бумага типографская № 1. Гарнитура литературная. Печать высокая. Условн. псч. л. 16,8. Уч. — изд. л. 17,87. Тираж 50000 экз. Заказ № 312. Цена 2 р. 10 к. Изд. № 32639.

Перевод с японского

МОСКВА «РАДУГА» 1983

Перевод и предисловие В. ГРИВНИНА

Редактор Г. ДУТКИНА

Оэ К.

Записки пинчраннера: Роман/ Пер. с япон. Предисловие В. Гривнина.—М.: Радуга, 1983.— 320 с.