Когда Мэдди надоест большой город, она купит порнографически-стильный журнал о недвижимости под названием «Жизнь на побережье». С фотографиями коттеджей, где единственные предметы на кухонных столах — свежесорванная спаржа или художественно разбросанные ракушки. Веснушчатые ребятишки в полосатых футболочках, с испачканными песком коленками, с аппетитом поедают хлебные горбушки, ухваченные с бледно-голубых полок буфета.
Но должен же быть специальный журнал о жизни таких, как я?
Воган проводит время либо в уютном номере «Люкс-отеля в Стрэтеме», либо в смежной ванной комнате, где он разводит колонии чёрной и зелёной плесени на резиновом коврике. «Мне нравится жить в дешёвой ночлежке, среди клиентов которой одни проститутки, — говорит Воган, 39. — Из моего грязного окошка на четвёртом этаже открывается великолепный вид на огромную вентиляционную трубу кебабной напротив». Воган утверждает, что отсутствие возможности приготовить еду или постирать одежду существенно облегчает жизнь, и ему нравится вспоминать различные блюда, купленные на вынос, разглядывая полные засохших объедков коробки, громоздящиеся по всей комнате.
Я мечтал, что в пасхальные каникулы воспользуюсь неограниченным свободным временем и составлю планы уроков, закончу все незавёршенные дела, а ещё успею вдоволь побыть с детьми и навестить больного отца. Но, выползая в среду днём из-под одеяла в своей дешёвой ночлежке, я посмотрел на часы и понял, что упустил множество возможностей. Все благие намерения предполагали определённую степень энтузиазма и воли к жизни, которые таинственным образом оставили меня. Телефон и лэптоп разрядились давным-давно. Включить зарядное устройство не составило бы труда, не будь моя собственная батарейка полностью разряжена.
В среду я был не более небрит, чем во вторник, — похоже, даже у щетины не хватало сил отрастать дальше. Вид у меня был настолько нездоровый, что я решил съесть немного овощей и откопал среди картонок из-под карри полиэтиленовый пакетик трехднёвной давности с нарезанными листьями салата, который полагался к масале из цыплёнка.
Я включил телевизор, круглосуточный канал новостей, но дополнительные новости упрямо отказывались появляться, чтобы заполнить дополнительное время. Я посмотрел американское шоу, героями которого стала пара, разводившаяся потому, что они узнали, что являются братом и сестрой. У нас с Мэдди не было хотя бы этой проблемы. Ну, насколько мне известно. Если выяснится, что Джин моя мать, этого будет вполне достаточно, чтобы меня доконать.
Я спал на одной половине двуспальной кровати — по привычке. Забавно, но инстинктивно выбирал левую сторону матраса, подсознательно оставляя другую свободной. И вот сейчас я пристально смотрел на лист бумаги, который должен покончить с подобной предупредительностью.
Устно я уже согласился со всеми положениями этого юридического документа, теперь оставалось поставить подпись на гербовой бумаге, в присутствии свидетеля, вернуть документ в его дорогущий конверт — и мой брак обратится в историю. На всё про всё требуется пять секунд, но за все дни безделья я не смог выкроить времени на это простое действие. Я положил документ на хлипкую тумбочку, но потом всё же выкарабкался из-под скомканных одеял, дабы убрать его из поля зрения, спрятав среди хлама в противоположном углу комнаты. Меня убивал не финальный формальный акт прекращения брака, но дополнительное унижение, связанное с поисками свидетеля, который должен пронаблюдать, как я подписываю документ.
Может, попросить управляющего этим отелем, мужика из бывшей советской республики? Впрочем, я понимал, как его обижает то, что я плачу за комнату, а потом дрыхну там целую ночь. Всякий раз, встречаясь с ним, я чувствовал себя виноватым, что не освобождаю послушно номер через пятнадцать минут после вселения. Полагаю, можно было бы попросить о помощи одну из дам, что регулярно развлекают здесь клиентов. Род занятий свидетеля: проституция. Да, это произвело бы впечатление.
Звуки, доносившиеся из соседних комнат, где люди занимались сексом, тоже не облегчали моего депрессивного состояния. Иногда я вспоминал о событиях в кладовке спортинвентаря, но никаких чувств это не пробуждало. Гораздо важнее, что опыт физического контакта с Сюзанной пробудил воспоминания о сексе с Мадлен. Ничего возбуждающего или эротического, лишь обостренное ощущение того, что завершается брак, который так толком и не начинался.
Я помнил, как Мэдди говорила во время секса. Совсем не так, как в обычных мужских фантазиях. Она не стонала в экстазе: «О, это невероятно! О да, да!» — нет, это не в стиле Мадлен. Помню одну из ночей страсти: финальная часть сексуального акта, я рычу и гримасничаю, и вдруг Мэдди, лежащая внизу, произносит: «Ой, не забыть бы написать заявление для школьной экскурсии Дилли…»
Она частенько выдавала подобное. Когда я воображал, что она охвачена страстью и полностью отдается близости, она объявляла, что заказала такси или размышляла вслух, не перенести ли визит к педикюрше с понедельника на среду. Подобных сюжетных поворотов в порнофильмах не найдёшь: мускулистый, намазанный маслом фитнес-инструктор занимается спортивным сексом с силиконогрудой высветленной блондинкой, которая в момент оргазма бормочет: «О нет — я забыла отправить маме открытку с днём рождения!»
Но я уверен, что Мэдди болтала о пустяках именно потому, что ей было со мной очень хорошо и спокойно; она очень, очень хорошо меня знала. Мы были исключительно близки — привыкли к причудам и идиосинкразиям партнёра. Словно два дерева в нашем саду, которые росли бок о бок, — стволы их переплелись за десятилетия совместной жизни и поддерживали друг друга.
А потом я восстановил другое воспоминание. Ссора, начавшаяся с того, что Мэдди хотела выбросить пластиковую занавеску из душа, а я настаивал, что её вполне достаточно почистить.
— Иными словами, это я должна почистить, — возмущается она. — Поскольку с тобой никогда не случалось, чтобы ты постирал, к примеру, занавеску из душа.
— Но её не нужно стирать, её и так поливает водой каждый день.
— Ага, ты каждый день принимаешь душ, а я принимаю ванну, и ты говоришь, что помоешь душ, так почему бы заодно не вымыть и занавеску?
— Потому что я забыл, идёт? Забыл заодно с душем помыть и занавеску. Забыл, как и всё остальное, о чём ты бесконечно твердишь…
Но в действительности спор шел о сексе. Накануне вечером я начал было к ней приставать, и она отказала, но у нас уже несколько недель ничего не было, и я жутко разозлился и обиделся.
— Ты замечаешь пятнышко грязи на занавеске, но не хочешь замечать собственного мужа. — Я провоцировал конфликт.
— Что?
— Тебя больше волнует чёрная плесень в душевой, чем я.
— Почему ты ведешь себя так отвратительно?
— Ой, гляди, тюбик с зубной пастой открыт, потому что Воган забыл закрыть крышечку! — Я схватил тюбик и устроил целое шоу с этой крышечкой. — О-о, невероятно, сиденье унитаза поднято, потому что Воган забыл опустить. — И я шваркнул крышкой унитаза. — Конечно, это важнее, чем помнить, что ты за кем-то замужем!
По моим прикидкам, инцидент произошел примерно за год до нашего разрыва. Это переживание встряхнуло разум, и мне стало стыдно, что сексуальная неудовлетворённость трансформировалась в гнев, причем в такой дикой форме.
Но теперь, в ретроспективе, я понимал, что секс настолько важен для поддержания брака, что его нельзя оставлять в ведении только одного из супругов. Существуют специальные службы, которые проверяют работу аварийной сигнализации и надёжность замков в наших домах; мы проходим медицинские обследования, регулярно посещаем стоматолога, у нас есть инженеры, отвечающие за безопасность газовых обогревателей. Должен быть кто-то в муниципалитете, кто регулярно проверяет, что супружеские пары занимаются сексом раз в неделю. «Хм… Я вижу у вас двухнедельный перерыв в начале месяца. Я внесу эту информацию в журнал, это означает, что вы получите официальное уведомление, предупреждающее об опасности пренебрежения интимными контактами».
Документ от адвоката моей бывшей жены должен быть подписан. Я обязан это сделать ради Мэдди. Я надел ботинки, влез в пиджак и глянул на себя в зеркало, перед тем как представить себя окружающему миру. Потом снял пиджак, ботинки, принял душ и побрился. Тщательно протер нижний край занавески в душе, пока меня не пристукнули.
Реинтеграция в социум прошла незамеченной для остального населения: мимо спешили покупатели супермаркетов, пассажиры автобусов торопились домой, и никто не обращал внимания на одинокого мужчину, бесцельно бредущего по оживлённой улице. Это напоминало состояние перед тем, как я начал вспоминать собственную личность, — чувство отделённости от остального мира, как будто каждый играет свою роль, а мне даже не показали сценарий. Однако в кармане моего пиджака покоился сертификат о смерти моего брака, и я обязал себя всё-таки отправить его по почте. Мысленно перебирая список тех, кто мог выступить свидетелем моей подписи, я понял, что не хочу, чтобы мою окончательную несостоятельность подтверждали друзья.
Я прошел две мили и оказался у дверей единственного человека, которого мог просить о помощи. Я никогда здесь не бывал, но адрес запомнил, ещё работая в школьной администрации. Сюзанна, учительница танцев, очень удивилась и даже встревожилась, увидев меня.
— Воган! Какого чёрта ты тут делаешь?
— Прости, что не позвонил — мобильник разрядился. Я пришёл просить о помощи.
— Но… это неудобно… — Она оглянулась.
— Кто там? — донёсся из глубины квартиры грубый мужской голос.
— Это из школы.
Несмотря на откровенное смущение Сюзанны, я убедил её, что дело займёт не больше минуты, и меня поспешно проводили в кухню, где я продемонстрировал соглашение о разводе. Суть помощи, о которой я просил, совсем выбила её из равновесия.
— Воган, — прошептала она, — я не хочу, чтобы ты разводился с женой только из-за того, что произошло той ночью…
— Нет, я всё равно собирался разводиться.
— Понимаешь, мы с Брайаном очень счастливы. Я не могу оставить его ради тебя, Воган, из-за одной маленькой оплошности.
— Да нет же. Мне просто нужен кто-то, кто засвидетельствует мою подпись, я проходил мимо, и вот…
— Ты ведь никому не расскажешь, правда? — Она нервно обернулась на дверь гостиной, где Брайан смотрел какое-то семейное шоу. — Я немножко выпила, ты выпил, это ведь ничего не значит, верно?
Торопливо нацарапав свое имя, Сюзанна поставила подпись. Простая формальность, но дело сделано.
Я несколько раз проверил и перепроверил, правильно ли подписан конверт, не отвалились ли марки. Затем, совершая своеобразный ритуал, Будущее официально уступило Прошлому — я опустил письмо в почтовый ящик. Предпочитая не возвращаться в свой унылый номер, я направился в таверну. Вывеска над входом старинным шекспировским шрифтом сообщала, что здесь вас ждёт много удовольствий. В том, что касается «старый добрый эль» и «старая добрая закуска», это оказалось правдой, но гораздо менее убедительно в отношении «спортивный канал в высоком разрешении». Огромный экран, даже с выключенным звуком, невозможно было игнорировать: персонажи «Скай Ньюс», лишённые голоса, из последних сил пытались попасть в ритм песен, которые крутили за стойкой паба; наводнение в Бангладеш стало видеоклипом для Леди Гага; взрыв мины в Афганистане добавил пикантности новой балладе победителя «Фактора X». Бегущая строка сообщала то ли об изменениях на фондовых рынках, то ли счёт в футбольных матчах Евролиги, пока я доедал третий пакетик чипсов с беконом и скручивал упаковку в трубочку В паб, держась за руки, вошла какая-то пара, и меня едва не стошнило при виде столь откровенной демонстрации сексуальной страсти.
В туалете я долго разглядывал помятую рожу субъекта, чья жизнь мне досталась.
— Тупой идиот! — проорал я своему отражению. — У тебя только одна жизнь, а ты практически спустил её в унитаз, урод?
Выпивка добавила мне агрессивности, но единственным человеком, с которым я сейчас мог сцепиться, был я сам.
— Ты ни черта не знаешь о собственных детях! Жена тебя ненавидит. Ты не можешь даже вспомнить имена близких людей, ты, слабоумный ублюдок!
Из-за закрытой двери кабинки донеслось:
— Кто здесь? Откуда вы обо мне столько знаете?
Я вывалился на Хай-роуд, темноту ночи нарушал лишь стробоскоп синей полицейской мигалки. Обычно, выпив, я оживлялся и веселел, но сейчас просто хотелось спать. Как на вечеринке для сорокалетних: чуть больше алкоголя — и всем пора домой баиньки. «Ух ты, гляди, водка! Выпью целую бутылку и… упаду». — «Ага, а потом накатим текилы, чтобы уж наверняка… захрапеть».
Бредя по широкому неровному тротуару, я с воодушевлением воспринял внезапное появление мусорной урны и, в попытке обогнуть ее, почти повалился на стойки для велосипедов. По ступеням отеля я взлетал, как мне казалось, довольно самоуверенно. Но вот попасть ключом в недружественный замок — серьёзный вызов, и я несколько раз промахивался мимо замочной скважины, не подозревая, что и ключ не тот.
Оказалось, что дверь надо просто толкнуть, а внутри меня ждал ещё один сюрприз — на стуле в коридоре сидела женщина. Обычно на этом месте клиенты ожидали девочек или девочки ждали, пока освободится комната, и в своём пьяном смятении я никак не мог взять в толк, почему вдруг моя бывшая жена Мадлен работает проституткой в «Люкс-отеле в Стрэтеме».
— Мэдди? Что, чёрт побери, ты здесь делаешь?
— Привет, Воган, — тихо ответила она.
Она была очень серьёзна, и до меня дошло, что она здесь ради меня. Неожиданное появление среди ночи, усталый вид, покрасневшие глаза — тревожные признаки.
— Слушай, ну прости. Я всё отправил сегодня. Там нужна была подпись свидетеля, я и попросил, э-э, коллегу из школы, но вот добрался до неё только сегодня… Но я уже всё отослал, честное слово…
— Я по другому делу. Мы не могли тебе дозвониться, не могли тебя разыскать…
— А в чём дело? Что произошло?
— Твой отец. Это случилось во сне. Думаю, он не страдал. Мне очень жаль.
Я физически ощутил, как трезвею, пока пытался воспринять дикую новость — мой отец умер.
— Но… это нечестно, — услышал я свой всхлип. — Это просто несправедливо.
— Мне правда очень жаль, Воган, — повторила Мэдди, но я словно окоченел.
Я горевал о том, чего так и не обрёл. Он ушел, а я так и не успел с ним толком познакомиться. Воспоминания, связанные с ним, всё ещё не вернулись. Наверное, это ужасно эгоистично. Я ведь должен автоматически полюбить собственного отца, с первой встречи, и сейчас горевать, как любой другой ребёнок, оплакивающий умершего родителя?
— Господи, какое горе…
Мы с Мэдди молча смотрели друг на друга. А потом она протянула руки обнять меня, и я откликнулся на приглашение. Я совсем запутался в собственных чувствах. Не успев узнать отца ближе, я потерял его. И злился, что дурацкие повреждённые мозги лишили меня возможности стать настоящим сыном. Но вместе с тем женщина, которую я потерял, обнимает меня, и это чудесно. Я осторожно обнял её в ответ. Это ведь неправильно, что мне так хорошо?
«Наверняка он хотел бы именно этого», — утешил я себя.