Перед рассветом Конан отправился на юг верхом на хорошо отдохнувшем коне одного из тех, кто пытался убить его. Позади него тащился Водохлеб, привязанный за недоуздок, сделанный из волос мертвых женщин. А нового скакуна Конан теперь называл Конем.
Киммериец принарядился в красивый жилет из выделанной кожи, намного лучший плащ и куфию с хризобериллом в двойной ленте из сплетенных черных конских волос и сапоги, куда, к счастью, не натекла кровь их бывшего владельца. На левом боку у Конана висели кривой восточный меч и два кинжала; его собственный меч висел в шагреневых ножнах на луке седла.
Юноша поел и пребывал в хорошем настроении. Водохлеб временно стал вьючным животным, хотя через несколько часов его в свою очередь сменит Конь. Водохлеб также вез три бурдюка с водой и вьюк, содержавший кое-что из сокровищ Ускуды и его покойного помощника.
Верблюды оказались непокорными, а Конан — совершенно никчемным погонщиком. Крепко поругав и попинав их, он оставил высокомерных животных, по-прежнему не перестававших жевать, и поклялся завладеть ими на обратном пути в Аренджун. Выглядело это наивно, но Конан, как и все разумные люди, надеялся и мечтал.
Весь день он упорно гнал коней на юг. В сумерках он отдохнул часок и сменил лошадей, поменяв местами седло с вьюками.
Он продолжал ехать ночью, предоставив Водохлебу двигаться тем аллюром, каким тот желал. Северянин почти не заметил, как пересек Дорогу Царей, по которой он в один прекрасный день проедет как завоеватель. Встреченный им караван указал ему путь к колодцу, где он и его лошади задержались, чтобы напиться. Наполнив вначале накрытый кожей глиняный кувшин, которым черпали воду, Конан заставил коней скакать еще час. И только тогда он остановил своих усталых животных.
И, сам шатаясь от усталости, Конан тем не менее не забыл привязать своих коней. Все трое уснули, не обращая внимания на восходящее солнце и негостеприимную постель из камней и песка.
И через несколько минут после того, как он час спустя проснулся, киммериец снова отправился в путь.
Два коня, набитые вьюки и живот взбодрили его, так же как и слова караванщика, с которым он поговорил: да, они встречали еще одного одинокого путешественника, едущего на юг.
— Женщину? Ну, тот путник и правда был каким-то тщедушным, хотя и грудастым… Клянусь всеми богами! Так вот в чем дело! Да… Женщина!
И караванщик выругался. Умная женщина, неумно путешествующая в одиночку, скрыв свой пол под свободной одеждой и плащом с капюшоном!
Теперь Конан был разумно уверен, что следует за Испараной из Замбулы.
Местность стала более пересеченной и сделалась сплошь каменистой и холмистой. Конан три часа приближался к холму, походившему на разлегшегося у него на пути огромного серого дракона. Не мог он больше гнать лошадей с такой скоростью. Выгадали они от этого мало — путь был нелегким.
Наконец он добрался до «дракона» — длинного гребня холмов, которые те, кто не из Киммерии, назвали бы горами.
Конан сел и мрачно уставился на дремлющего дракона из камня, начисто лишенного растительности, за исключением чахлого кедра, поднимающегося то тут то там из камня к ненадежному насесту. Теперь он увидел, что должен пересечь ряд холмов, тянущихся с востока на запад, идущих один за другим параллельными линиями. И гребень каждого холма выглядел словно спина роющего землю кабана. Пересекать этот барьер он будет не один час.
Но это было еще не все. На самой вершине самого дальнего холма, на расстоянии, наверное, полутора миль, но во многих часах трудной езды Конан увидел еще одного путешественника. Тот всадник как раз добрался до каменистой вершины холма. Ехавший на верблюде путник вел в поводу другого, который, как увидел Конан, был хорошо нагружен вьюками с провизией. Высокие толстые горбы верблюдов говорили, что в воде они не нуждаются.
Даже в развевающейся одежде и серовато-коричневой джаллабии всадник казался маленьким и узкоплечим.
Конан понял, что это женщина, и решил, что это Испарана.
Она была в поле зрения — и, наверное, в дне пути! Поскольку кони киммерийца устали и скоро их нужно будет поить, то ясно было, что юноша от воровки по меньшей мере в дне пути. Он сидел и ругался, поминая Крома и Лира, Бадба и Немайна Ядовитого, Маху и Мананнана. Пребывавшие далеко в горах Киммерии, они не обратили на него ни малейшего внимания.
И тут из-за огромного валуна, немногим меньше особняка Хизарра Зула, появился еще один всадник.
Этот, должно быть, повстречал Испарану где-то среди массы каменистых склонов холмов. Теперь он находился не более чем в пятидесяти футах от ее преследователя. Когда он погнал коня вперед, то поднял руку в мирном приветствии. Конан достаточно охотно ответил тем же. Он и его лошади слишком устали, чтобы драться или бежать.
Кроме того, вслед за первым всадником появился еще один и еще один. И еще… И еще… Всего их оказалось пятеро.
Все вооруженные, все в плащах одного цвета и островерхих шлемах. Шлемы и плащи были одинаковыми. Черты их лиц походили на гирканские, и Конан понял, что его взяли в клещи пятеро высоких смуглолицых туранских солдат. Из Замбулы?
— Достаточно жарко? — спросил, выступая вперед, первый.
Конан ненавидел эту фразу, которая, должно быть, звучала избито еще до того, как утонула Атлантида. Однако сами слова, равно как и голос и лицо смуглокожего, ободряли. Они были дружелюбными.
— Да, становится жарковато, — признался Конан. — Вы странные путешественники, как и я.
— Да, — усмехнулся гирканец, — во имя Тарима! Откуда ты взялся? Я никогда не видел людей с такими голубыми глазами.
— Я из Киммерии, — непринужденно ответил Конан. Этот малый был провинциалом, никогда не видевшим глаз иного цвета, чем карий! Приободренный Конан принялся бойко врать. — А недавно я покинул Шадизар. Вы ведь наверняка приехали не из самой Замбулы.
— Из Киммерии! — покачал головой воин. — Никогда не слыхивал о людях с такими глазами! Нет, мы из Самарры, и работка у нас самая худшая, какую только может взвалить на верных слуг черствый командир. Мы преследуем двух человек — как мы надеемся. Ты случайно не видел…
— Воров?
— Откуда ты знаешь?
Конан показал назад.
— Несколько дней назад в одном оазисе… — Тут он оборвал фразу, поняв, что никогда больше не увидит тех верблюдов. Проклятие! Эти южные и восточные боги просто сговорились против него!
Предводитель туранцев насторожился.
— Да?
Конан дернул головой и бросил на него горестный взгляд.
— О, я надеялся вернуться и забрать тех верблюдов, но, наверное, они все равно пропали — впереди вас шел длинный караван. Да, я видел их, если вы преследуете воров. Они были в оазисе, где я останавливался. Мои лошади и я нуждались и в воде, и в сне. А у тех двоих, прибывших туда раньше меня, были верблюды. Я решил, что они пережидают дневную жару и отправятся в путь ночью. Стало темно. Я лег спать по другую сторону водоема…
— Хм. И?
— И один из них попытался убить меня во сне. К счастью, этот дурак споткнулся. Я пнул его так, что он полетел в водоем, выволок его на берег, и тут подбежал его спутник. Первому я перерезал горло…
— Очень мило с твоей стороны, что ты не испоганил воду.
— Я тоже об этом подумал. Его напарник бросился на меня с мечом. Мы схватились. Я оказался сильнее его.
— Они захватили тебя врасплох и ты убил их обоих?
— Врасплох меня захватил только один. — Конан выпрямился в седле, чтобы напомнить хмурившемуся гирканцу о своих размерах. — Я бы забрал и их верблюдов, но не смог заставить тварей следовать за собой. А так как я спешил, то оставил большую часть их вьюков. — Он усмехнулся. — Я даже одного из них не смог заставить подняться на ноги!
Все пятеро солдат рассмеялись, но не презрительно: они знали характер верблюдов.
— Ты не умеешь обращаться с верблюдами, — заметил их вожак.
— Не умею. Думаю, мне и не хочется учиться.
— Верблюдам нравится думать, что они сопровождают тебя, что их не гонят и не ведут в поводу, — сказал один солдат.
— У тебя, кажется, есть лишний меч, — заметил другой.
— Только половина, — уточнил Конан и осторожно левой рукой обнажил собственный клинок из висящих на седле ножен. — Этот я сломал в бою. Тоже был хороший меч.
— Похоже на то. И вдобавок древний. Наверное, он стал хрупким. А тот, что у тебя на боку, принадлежит… принадлежал одному из тех, кого мы преследовали.
Конан кивнул.
— Надеюсь, вы служите не такому господину, который даст честному человеку уйти обезоруженным.
«Только попробуйте», — подумал он, в то же время надеясь, что воины не станут нападать на него.
Предводитель пожал плечами:
— Нет, нет, оставь его себе. Однако боюсь, что мы служим господину столь скаредному, что нам придется обыскать вьюки на твоей лошади.
Конан притворно вздохнул:
— Ах, а я стремлюсь догнать всадницу, которую вы только что встретили.
— Ту женщину? Не представляю себе почему. Недружелюбная сука!
— Это точно! — усмехнувшись, кивнул Конан. Мужчина среди мужчин, говорящий о женщине. — Она такая! Ее бывший господин там, в Шадизаре, не очень-то расстроился из-за ее исчезновения. Но он хочет вернуть несколько мелочей, которые она прихватила с собой. Вы заметили хорошо нагруженного вьючного верблюда?
— Значит, она нам соврала, и как ты, так и мы гонимся за ворами! Ну, я сожалею, но нам все же придется обыскать твои вьюки. Э… откуда, говоришь, ты приехал?
— Из Шадизара… Или из Киммерии.
— Киммерии. Где-то на севере?
Конан кивнул.
— Погодка там немного холодновата, хотя, признаться, сейчас-то я был бы ей очень рад. Я отправился в более теплые края поискать счастья и нанялся телохранителем к одному богачу в Шадизаре. Если я сейчас не догоню Испарану, то вполне могу сделать это и после, а могу и вовсе не делать.
— Проверьте вьюки, — приказал предводитель туранцев, и двое его людей занялись этим. Он окинул Конана оценивающим взглядом. — В Самарре будут всегда рады человеку, который работал телохранителем и убивает двух человек, застигших его во сне врасплох. Конечно, если он захочет носить один из таких шлемов. — И коснулся своего шлема.
— Неужели северянина с моим выговором и голубыми глазами примут на службу в Туране?
Предводитель сделал утвердительный жест.
— Конечно. Люди, умеющие обращаться с оружием, везде найдут работу. Камбур вот, например, из Иранистана.
— Запомню, — пообещал Конан и дважды переспросил имя командира и попытался запомнить его получше — Арсил из Самарры.
Пятнадцать минут спустя киммерийцу намекнули, что ожерелье, кубок и часть жемчуга должны перейти к солдатам. И кинжал с инкрустированной самоцветами рукоятью тоже.
— Они были заявлены как пропавшие, да притом человеком, обладающим богатством и властью, — сообщили ему. — Другие вещи в нашем списке не числятся, и на вора ты не похож. Должно быть, они твои. — И Арсил из Самарры подмигнул.
— Воистину, — поддержал его Конан. — Я считаю, что пять этих золотых монет принадлежат вашим воинам. Должно быть, вы обронили их.
— Хмм. Поскольку они самаррийские, должно быть, ты прав. По одной на каждого, ребята. Было очень приятно иметь с тобой дело, киммериец.
— Я лишь признаю, что это добро не мое. Мой вьюк стал полегче. А мне еще долго гнаться за Испараной. Неужели нет никакого пути в обход этих холмов или более быстрого пути через них, чем тот, каким следует она, пути, которым приехали вы?
Туранец мрачно нахмурился и покачал головой.
— Конан, такой путь есть. Он петляет, идя на подъем, сразу за тем прародителем всех валунов. Но тебе лучше не знать о нем и не следовать им.
Конан вопросительно посмотрел на воина, и тогда Арсил с неохотой продолжил объяснения.
— С вершины вот того первого горба видна лощина — ущелье, рассекающее насквозь остальные холмы. Оно сотни лет служило проходом через эти Драконьи горы. И оно выглядит очень соблазнительно. Многие поддавались искушению. Но это ущелье полно призраков или населено… чем-то. За последние десять лет, когда в нем началось твориться неладное, из тех, кто вошел в ущелье, стремясь срезать путь через горы, вышло ровно двое. Оба выбрались оттуда израненными и обезумевшими. Их свели с ума демоны этого ущелья! Один что-то бормотал о нежити, прячущейся в песке, и теперь эту лощину называют Ущельем Песчаной Нежити. А кости всех других, заехавших в нее, лежат там… хотя их скакуны всегда спасаются. Не искушай судьбу, Конан из Киммерии. Двигайся через холмы и держись подальше от ущелья с демонами, потому что оно кратчайший путь в ад.
— И никто не вторгался туда крупными силами? Ты ничего больше о нем не знаешь?
— Борода Тарима! Разве этого мало?
— Да… спасибо тебе, Арсил из Самарры. Мне пора ехать. Придется целый день скакать по этим проклятым холмам!
— Почти целые сутки, — заверил его туранец, кивая. — Но меньше чем в двух днях пути за ними лежит прекрасный большой оазис. Отдохни там и прикинь, как тебе повезло, что ты повстречал нас и избежал того манящего пути в ад! Желаю тебе успешной поимки твоей женщины!
— Она не моя…
— Тогда сделай ее своей, приятель, — пусть лишь на время! — И, развернув коня, Арсил присоединился к своим воинам. Они отправились на север.
Туранцы поехали дальше, решив попробовать вернуть остальное добро, украденное в Самарре. Конан не видел никаких оснований говорить им, что он отошел от Оазиса Смерти на сто шагов и закопал там самое лучшее из содержимого вьюков непокорных верблюдов.
Поднимаясь на первый каменистый холм, его лошади постоянно оскальзывались, спотыкались. Конан счел более удобным спешиться и вести коней в поводу. Спуск на другой стороне оказался не легче, и к тому времени, когда он добрался до узкой долины, разделявшей первый и второй холмы, он уже знал, что непременно свернет в ущелье.
Забравшись в седло, он проехал немного на запад и вступил в длинную, довольно широкую лощину, увиденную им ранее со склона холма. Он, конечно, верил в демонов и духов, но также безоговорочно верил в себя. И он спешил.