- Извиняюсь, кто здесь будет Петров?

- Я - Петров. Гражданин Новиков? Подойдите, пожалуйста.

Однако посетитель остался на пороге, теребя в руках форменную фуражку.

Петров смотрел на него выжидательно. У его стола сидел мужчина в модном сером костюме. Вид у этого мужчины был унылый, правая щека подвязана.

Поколебавшись с минуту, Новиков вдруг решительно подошел к столу, положил перед Петровым повестку, пришлепнул её ладонью и заговорил наглым, повышенным тоном:

- А позвольте спросить, какое вы имели право прийти на квартиру, когда не было взрослых, и морочить голову ребенку? Я буду жаловаться! У меня, извиняюсь, нет времени ходить по вашим детским комнатам. Зачем вызывали?

- Я постараюсь отпустить вас побыстрее, - сдержанно сказал Петров. - Вот только закончу разговор. Присядьте пока. - Он кивнул ему на тот самый табурет у окна, на котором совсем недавно сидел усталый и избитый Федя Новиков.

Потом повернулся к человеку с подвязанной щекой.

- Продолжим гражданин Сидоренко. Итак, сколько лет вашей старшей дочери Тане?

- Скоро четырнадцать.

- Она у вас от первой жены?

Сидоренко потрогал марлевую повязку на своей щеке, прищурился.

- А какое это имеет значение, товарищ лейтенант?

- Очень большое. Четырнадцать лет - это уже почти девушка. Вы хорошо зарабатываете, а она ходит в дрянных обносках вашей молодой жены. Ваша младшая дочь получает всё - игрушки, книжки, нарядные платья. Вы с женой заласкали ребенка. А от старшей даже конфеты запираете на ключ. Обижаете её на каждом шагу. Немудрено, что девочка плохо учится, уходит из дому, бродит по улицам, попадает под влияние всяких темных элементов.

- Мне об этом ничего не известно, - пряча глаза, лживым голосом сказал Сидоренко.

- А избивать Таню за то, что она сломала иголку в швейной машине вашей жены, - это вам известно? А где ваша дочь находилась целые сутки после того, как убежала из дому? Это вам тоже не известно? Так я скажу: её приютила на ночь одна сердобольная старушка, а утром потащила в какую-то молельню. Это вместо школы! Черт знает, что такое.

- Позвольте, позвольте…

- Не позволю.

Петров вышел из-за стола, открыл дверь в соседнее помещение и позвал:

- Таня!

В комнату вошла худая голенастая девочка в потертом, перепачканном известкой платье, в рваных чулках и в стоптанных туфлишках на непомерно высоком каблуке. Выражение лица у неё было какое-то тупое, отсутствующее.

Сидоренко вскочил было со стула, но Петров жестом приказал ему сидеть и спросил у девочки: - Скажи, бьет тебя отец?

Девочка молитвенно сложила руки ладонями вместе, закатила к потолку пустые синие глаза.

- Господь бог простит ему, - сказала она бесцветным вялым голосом.

- Что?.. Что она говорит? Где её так обработали?.. - в ужасе воскликнул Сидоренко. - Да ведь я её не бил, товарищ лейтенант! Только так - приструнил по-отцовски немного…

Петров взял со стола раскрытую папку.

- Вот акт. Здесь подписи свидетелей из вашей же квартиры. Вас надо отдать под суд, но мы этого не делаем, потому что понимаем: от этого вашей дочери будет хуже.

Сидоренко нервно поправил повязку, которая все время сползала у него со щеки, покосился на сидящего с опущенной головой Новикова и сказал недовольно:

- Вы могли бы, товарищ лейтенант, и без посторонних поговорить со мной.

- Ничего. Пусть люди знают, какие у нас ещё попадаются отцы.

В наступившем молчании было слышно, как скрипнул табурет под Новиковым.

- Я вас больше не задерживаю, гражданин Сидоренко. Идите и помните: повторится - не поздоровится вам, будут судить. Как дважды два.

- Нет-нет… Даю слово! Пойдём, Таня, - сказал Сидоренко и схватил дочь за руку.

Девочка безучастным взглядом обвела комнату и вдруг остановила ожившие глаза на лице Новикова. Тот вздрогнул, испуганно отодвинулся, невпопад пробормотал: «Извиняюсь…».

- Идите, идите, - повторил Петров.

Сидоренко тоже вдруг заспешил. Но, уходя, не забыл попросить:

- Вы уж, товарищ лейтенант, пожалуйста, не сообщайте ничего на службу.

Петров подождал, пока отец с дочерью вышли, вернулся за стол и сказал Новикову:

- Ну, теперь ваша очередь. Простите, что заставил ждать.

- Ничего, ничего, товарищ начальник… - Новиков мял лежащую на коленях форменную фуражку. Пальцы его вздрагивали.

Петров, казалось, не замечал настроения посетителя. Он очень долго протирал очки - сначала носовым платком, затем кусочком замши; потом перебирал какие-то бумаги на столе. Тишина в комнате становилась гнетущей.

Наконец он сказал:

- Жалуются на вашего сына: говорят, болтается по улицам черт знает с кем, пропускает уроки в школе. А жаль. Ведь ваш Федор любознательный, даже талантливый мальчик. У него способности к электротехнике. Конечно, это не дело - портить хорошие вещи, например дорогую куклу. Но и мальчика надо понять, направить его. Вот я и решил поговорить с вами.

Новиков поднял голову и недоверчиво глянул на лейтенанта. Но лицо у того было спокойно, глаза смотрели прямо.

- Я потолковал с одним товарищем; он руководит кружком юных электриков в Доме пионеров нашего района. Согласен взять Федю в кружок - пусть ходит, занимается. Кто знает, может быть, наступит время, и вы станете гордиться сыном. Как вы думаете?

- Да я что… Я, извиняюсь, рад. - Новиков упорно избегал встретиться глазами с Петровым.

А тот словно не замечал этого.

- Простите, вы, кажется, работаете начальником отделения связи? Работа ответственная; наверно, отдаете ей много времени, пользуетесь у сотрудников авторитетом? Это хорошо. - Петрову наконец удалось поймать взгляд Новикова. - Так берегите вашего сына. У него сейчас переломный возраст, - легко попасть под дурное влияние. Ему необходимо спокойно проучиться в школе ещё год хотя бы. А потом он сможет поступить в ремесленное училище, и мальчик войдет в колею. Вот всё, что я вам хотел сказать.

Петров встал. Новиков тоже поднялся с табурета. Он помялся и вдруг подозрительно спросил:

- А этот, как его… Вы и вправду не будете сообщать к нему на службу?

- Вы про этого мерзавца Сидоренко спрашиваете? Если он не изменит отношения к дочери, обязательно сообщу, и не только на службу. Напишу статью в газету и фотографию его вывесим в витрине народных дружинников. Как раз его тут недавно ребята из пионерского форпоста сфотографировали.

Новиков испуганно моргнул, побледнел. Хотел было ещё о чем-то спросить, но не решился. Только пробормотал:

- До свиданья, товарищ лейтенант… - и как-то боком, неловко выскользнул из комнаты.

Петров постоял у окна, пока Новиков не скрылся под аркой ворот, потом вернулся к столу, не присаживаясь, снял телефонную трубку.

- Форпост? Здравствуй, Игорь. Ну, все хорошо.

Поднимись к Гореловым и скажи Феде, пусть спокойно идет домой. Теперь можно. Только сначала подружи его с вашими ребятами.

Окончив разговор, Петров вышел в коридор и запер «Детскую комнату». Весело пощелкивая на ходу пальцами, он поднялся во второй этаж и открыл дверь с табличкой «Начальник оперативного отдела».

Там за письменным столом сидел мужчина в модном сером костюме. На подоконнике валялась снятая со щеки марлевая повязка, а рядом в кресле, поджав ноги в стоптанных туфлишках, устроилась девочка. Она щурила свои синие глаза и, показывая на свое платье, оживленно говорила:

- Уж такое старенькое - заплата на заплатке! Знаете, Антон Дмитриевич, мы с Нинкой Логиновой все перерыли, пока догадались - у девчат на стройке выпросили!

Мужчина взглянул на Петрова, усмехнулся.

- Ну, Ваня, посидел я в шкуре Сидоренко, хватит. Чего тебе ещё от меня надо?

- Пока ничего, Антон Дмитрии. Пойдём перекусим чего-нибудь. Смотри, сколько уж времени. А тебе, Лера Дружинина, большое спасибо. Между прочим, я слыхал от Инны Андреевны, что ты после школы собираешься подавать в театральный? По-моему, тебе это очень подходит.