Мой друг, не вижу я средь английских полей Станицы сторожкой высоких журавлей, И посвистом тройным в траве, всегда скошённой, Не свищет перепел, отрадно затаённой, Не стонет коростель в вечерней тишине; Один — космополит — трепещет в вышине, Как точка малая, веселый жаворонок, И здесь его напев все так же чист и звонок; Да воробей ещё — другой космополит По кровлям и в садах и скачет, и пищит. На Темзе не видать, чтоб диких уток стая Садилась на воду, кругами налетая; Ручные лебеди над грязью тусклых вод Одни белеются, минуя пароход. Сурово осудил невинные созданья Жестокий человек на дальние изгнанья, Пугая злобно их и силой, и враждой, И смертью дикою — зане он царь земной. Зато промышленность развита у народа, И рабство тайное, и для иных свобода; Все это хорошо, я скоро в прозе сам Развитию хвалу торжественно воздам. Но сердцем я дикарь! Мне хочется на лоно Раздольной роскоши моих родных степей, Где взору нет конца до края небосклона, Где дремлет в знойный день станица журавлей, Один настороже стоит, поднявши ногу, И в миг опасности готов поднять тревогу; Где слышен дергача протяжный, грустный стон, Когда уходит день за дальний небосклон; Где перепел свистит, таясь в зелёном море Некошеной травы; где жить им на просторе Привольно и легко, при ясном, тёплом дне, В благоухающей, безбрежной стороне. Иль наш дремучий лес, и шум, и колыханье, И в чаще пенье птиц, и пчел и мух жужжанье… И вновь мне хочется, чтоб мирно, без тревог, В тенистой зелени я заплутаться мог, Дождаться вечера… Закат в мерцаньи дальнем По листьям золотым блестит лучом прощальным, За птицей птица вслед смолкает в тишине, И лес таинственный почиет в свежем сне; Одни кузнечики, по ветреной привычке, Трепещут у корней в болтливой перекличке. Да где-то явственней становится слышна Ручья журчащего бессонная волна. И жду я месяца… Он встал над лесом мглистым, Прокрался сквозь вершин отливом серебристым, И призрачно встают, как бы из мира грез, Все белые, стволы развесистых берёз, Задумчиво в тиши понурились ветвями И робко шепчутся пахучими листами… Но месяц клонится, светлей лесная мгла, Проснулась иволга, жужжа, летит пчела, И вновь, разбуженный алеющей зарёю, Заколебался лес под влажною росою.

1858