Консерваторы просто провалили 1986 год. Он оказался самым скверным годом для Тэтчер за все время ее пребывания на посту премьер-министра. И приходится только поражаться, что лейбористы не смогли воспользоваться этими обстоятельствами и обеспечить себе отрыв от тори. На протяжении всего года правительство консерваторов находилось практически под непрерывным обстрелом: в связи с делом фирмы «Уэстленд», с крахом «Бритиш Лейланд», с бомбардировкой Ливии, из-за стычек премьер-министра с королевой. Правительство не могло похвастать хорошими новостями и в других вопросах. Экономика несколько приободрилась после фолклендской войны, но до полного ее оживления было еще далеко. Несколько улучшилось положение во внешней торговле. Был взят под контроль дефицит бюджета, начали возрастать капиталовложения. Но 3,3 миллиона англичан — рекордное для истории страны число — все еще оставались без работы. Цена на нефть постепенно снижалась, а это уменьшало поступления от ее добычи в Северном море. Курс доллара по сравнению с фунтом падал, что облегчало импорт в страну. Но безработица, утроившаяся по сравнению с моментом прихода Тэтчер к власти, казалась неразрешимой проблемой.
И по мере того как приближались выборы, которые почти наверняка должны были состояться в 1987 году, единственной хорошей вестью для премьер-министра был развал в лагере оппозиции. Против Тэтчер по-прежнему, как и в 1983 году, совместно выступали официальная оппозиция — лейбористская партия, и Альянс — политический союз либеральной и социал-демократической партий. Но разногласия между ними еще более затрудняли задачу устранения Тэтчер, которая выиграла каждые из двух предшествующих выборов со значительным большинством голосов. Кроме того, каждая из партий оппозиции была еще и внутренне расколота. Все это объективно работало на Тэтчер, которой в этот момент годилась любая возможная помощь.
Первым — правда, непреднамеренно — такую помощь оказал ей Альянс. Центристский и менее идеологичный, чем обе ведущие партии, Альянс либералов и социал-демократов был потенциально опасен для консерваторов тэтчеровского направления, но мог оттянуть часть голосов избирателей и от лейбористов. В начале 1986 года Альянс — «хорошая партия», как его называли, — получал при опросах общественного мнения до 30 процентов голосов. Но политические разногласия между «двумя Дэвидами» — лидером социал-демократической партии Дэвидом Оуэном и лидером либералов Дэвидом Стилом — привели к тому, что в дальнейшем этот показатель несколько снизился. Оба лидера, хорошие ораторы и опытные политики, отлично понимали, что поставлено на карту. Для того чтобы Альянс мог прочно занять место между консерваторами справа и лейбористами слева, им как его руко водителям следовало свести до минимума разногласия друг с другом. В противном случае Альянс был бы обречен. Стоило только двум ведущим партиям нащупать в нем внутренние разногласия, и Альянс был бы разорван на части. Ни либералы, ни социал-демократы не могли бы порознь обеспечить себе достаточную поддержку среди избирателей. Камнем преткновения для них оказывалась принятая в Англии система непропорционального представительства, при которой партия получает место в парламенте лишь в том случае, если она завоевала его в форме победы конкретного кандидата на выборах. Поэтому достаточно высокая общая поддержка, которая выявилась при опросах общественного мнения, не имела для Альянса практического значения, если бы не удалось трансформировать ее в персональные выигрыши при голосовании и в получение достаточного количества мест в парламенте.
Оуэн и Стил были странной парой. Профессиональный врач, отказавшийся от практики ради того, чтобы стать членом парламента, Оуэн, в 36 лет, поднявшись до поста министра иностранных дел, уходит затем из лейбористской партии. Его выход был в значительной мере вызван несогласием с той политикой в вопросе о ядерных вооружениях, которую проводила лейбористская партия под руководством Майкла Фута. Оуэн был убежден, что Англия не сможет надежно защитить себя, не опираясь при этом на ядерное оружие. Теперь эта позиция подталкивала его к столкновению со Стилом и с либералами, которые считали необходимым отказаться от поддержания небольшого ядерного арсенала страны. Оуэн делал все возможное, чтобы это расхождение во взглядах не привело бы к подрыву и без того непрочного единства Альянса.
Оуэн считал, что на смену устаревающему флоту из четырех подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис» с ядерными боеголовками, должна прийти численно меньшая, но ядерная же альтернатива. Он, однако, не мог бы высказать свои идеи вслух и при этом удержать либералов в Альянсе. Поэтому он предпочитал высказываться туманно: если сможет быть создано «минимально необходимое европейское сдерживание», которое могло бы включать англо-французское ядерное сотрудничество в той или иной его форме, то тогда он не станет более настаивать на том, чтобы Англия непременно сохранила бы собственные средства сдерживания. Никто не понимал лучше, чем сам Оуэн, что в сформулированной подобным образом позиции была «дыра», в которую проходили бы ракетно-ядерные силы Советского Союза. Но дальше такой формулировки Оуэн пойти не мог, не поступаясь при этом своими убеждениями или не ставя под угрозу интересы единства Альянса.
Стил понимал, что для разработки политики в вопросах обороны, которая была бы приемлема для обеих партий, предстояло проделать еще немалую работу. Он, однако, соглашался с компромиссом, формально поддержал его и попытался добиться его одобрения на конференции своей партии. Он сознавал, что расплывчатая позиция не понравится многим членам партии. Он, однако, к этому моменту уже десять лет как твердо стоял у руля либеральной партии и считал, что сумеет убедить ее последовать за ним в этом вопросе. Но заключительная поправка, внесенная на конференции и состоявшая всего из восьми слов, внезапно вызвала острые дебаты. После трех часов напряженной борьбы вопрос был поставлен на голосование. Руководство партии повело себя при этом достаточно неуклюже. В итоге Стил потерпел унизительное поражение. Большинством всего в 27 голосов — при общем числе голосовавших 1277 — либеральная партия приняла резолюцию, в которой говорилось, что она будет играть более активную роль в поддержке НАТО «при условии, что сдерживающие силы союза будут носить неядерный характер».
Тем самым конференция взорвала тщательно сбалансированную договоренность между либералами и социал-демократической партией. Оуэн был разозлен и тем, как бездарно Стил провел голосование, и его неспособностью управлять собственной партией. Все разногласия, существовавшие внутри Альянса, разом выплеснулись наружу. Ссора оказалась как нельзя кстати для Тэтчер и консерваторов, которым всегда было гораздо труднее противостоять обычно центристскому Альянсу, нежели более левой лейбористской партии.
Пока Альянс залечивал раны, на авансцену выступили лейбористы. На первый взгляд, дела в партии вроде бы складывались неплохо. За те три года, что Нейл Киннок возглавлял партию, он сумел в целом справиться с воинствующим и потому разрушительным ее крылом, вдохнуть в партию новую жизнь. Он избавился от некоторых устаревших социалистических программных установок, сохранение которых наносило партии политический ущерб.
Он отказался от красного флага как официального символа лейбористов и заменил его более двусмысленной красной розой. При закрытии партийных митингов и съездов делегаты стоя пели теперь не коммунистический «Интернационал», а старый гимн «Иерусалим».
Киннок смог найти удачную линию позитивных нападок на социальную политику Тэтчер, которая повсеместно в стране воспринималась как чрезмерно жесткая по отношению к бедным, больным и престарелым. «Существует моральное большинство, — говорил Киннок. — Оно не узколобо, не эгоистично, не самовлюбленно и не жестоко. У него широкий кругозор, и оно способно к проявлениям сочувствия. Мы обращаемся к этому моральному большинству» {1}.
Кинноку не хватало солидности, опыта и ума. Но когда он останавливался поболтать и пошутить со стариками, это производило впечатление какого-то соболезнования и теплоты, которых так недоставало Тэтчер. Однако одна ошибка, в чем-то сродни той, что парализовала Альянс, обошлась ему очень дорого. На ежегодной конференции лейбористской партии, проходившей осенью 1986 года, делегаты подавляющим большинством голосов подтвердили установку партии на отказ от ядерных средств сдерживания. Сам Киннок был преисполнен решимости избавить Англию от ядерных вооружений. Но большинство англичан вовсе не настроено против ядерного оружия. Учитывая опыт, полученный в двух мировых войнах, англичане верят в полезность Сильной обороны. Даже в теневом кабинете самого же Киннока не было единства по этому вопросу. Поддержка политики отказа от того, что составляло самую сердцевину обороны страны, была сопряжена с очевидным риском. Но когда преемниками Джеймса Каллагана, последнего умеренного лидера лейбористов, партия избрала Майкла Фута и Нейла Киннока, она тем самым отказалась от всякого прагматизма в вопросах обороны.
Призыв лейбористов к одностороннему разоружению вызвал мощную волну критики в их адрес — как в самой Англии, так и со стороны Соединенных Штатов. Каспар Уайнбергер заявил, что план Киннока, предусматривающий постановку на прикол четырех подводных лодок «Поларис», закрытие шести американских ядерных баз в Англии и запрет американским военным кораблям, несущим ядерное оружие, заходить в британские территориальные воды, может привести к ликвидации союза НАТО. Киннок, утверждал Уайнбергер, опасно играет «со свободой и независимостью народов, с суверенитетом самой Англии и с будущим Европы». Отказаться от ядерного сдерживания значило бы по сути «пригласить другую сторону к нападению». Ричард Пёрл, помощник министра обороны, специалист по вопросам ядерной стратегии и «ястреб», обвинил лейбористов в том, что их политика лишит Запад возможности оборонять Европу. Когда Киннок возразил, что за высказываниями Уайнбергера и Пёрла не стоит авторитет Белого дома, посол США в Англии Чарльз Прайс — доверенный человек Рейгана и очень скрупулезный дипломат — немедленно ответил, что президент разделяет высказанные ими мысли.
Прошли считанные дни, и Тэтчер, разобравшись в фатальных просчетах, которые были в программах главных ее оппонентов, обрушилась на них со всей силой. «В нашей стране сейчас только одна партия проводит политику, способную надежно защитить нацию. Это — консервативная партия!» — заявила она в своем программном выступлении. Тори стоя, громкими криками приветствовали это заявление. Лейбористское правительство превратило бы Англию в нейтральное государство и тем самым обеспечило бы Советскому Союзу «величайшую победу за сорок лет, притом победу без единого выстрела». Премьер-министра не останавливала ни встречная критика в ее адрес, ни плохие показатели в опросах общественного мнения, ни попытка покушения на ее жизнь, ни даже коленка, поврежденная, когда Тэтчер споткнулась на лестнице у входа в конференц-зал. Она продолжала твердить свое. Она была уверена, что лейбористская партия пустила по ветру лучший свой шанс, выпавший ей за многие годы. Тэтчер и министры ее кабинета в своих выступлениях и заявлениях особенно нажимали на тему обороны, делая ставку на приближающихся выборах на настроения антикоммунизма и на сохранение трансатлантических связей. Норман Теббит, председатель консервативной партии и ее самый жесткий оратор, издевался над Кинноком и его сподвижниками: «Похоже, лейбористы более склонны доверять тем, кто вторгся в Афганистан, нежели союзникам Англии, помогающим нам защищать Европу. Но избиратели не дураки. Они чуют падаль, независимо от того, завернута ли она в красный флаг или же спрятана в розах».
Консерваторы создали специальную группу, в задачу которой входило как можно шире пропагандировать позиции лейбористов и Альянса по вопросам обороны. При поддержке этой группы агрессивность самой Тэтчер стала немедленно приносить результаты. Вскоре тори уже почти лидировали в показателях опросов общественного мнения. В декабре 1986 года Киннок попытался поднять свою популярность и с этой целью отправился в Соединенные Штаты. Однако поездка принесла ему больше вреда, чем пользы. Администрация Рейгана вовсе не намеревалась способствовать кому бы то ни было в том, чтобы подкопаться под человека, известного как лучший зарубежный друг президента. Лидера лейбористов полностью игнорировали, и даже либерально настроенные демократы в конгрессе негативно высказывались в его адрес. В Англию он вернулся в полном отчаянии, сопровождаемый газетными заголовками типа «Киннок против всего мира» (так написала левая «Нью стейтсмен», обычно поддерживающая лейбористов). По словам обозревателя Питера Дженкинса, политику Киннока «невозможно пропагандировать и защищать, ее невозможно будет провести в жизнь, и скорее всего, лейбористская партия не добьется с ней победы на выборах». Главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Бернард Роджерс заявил, что, если эта политика будет принята официально, США могут пойти на вывод из Западной Европы 350 тысяч размещенных там своих военнослужащих.
Возможно, вся эта шумиха постепенно сошла бы на нет. Но 10 декабря Киннок, со свойственным ему упрямством и под влиянием еще более воинственно настроенной жены, сделал новый шаг в прежнем направлении. Он опубликовал «белую книгу» по вопросам обороны, и таким образом его программа в этой области оказалась у всех перед глазами. Документ объемом в десять страниц был самоубийствен. В нем говорилось о намерении демонтировать четыре подводные лодки «Поларис», отказаться от замены их «Трайдентами», потребовать удаления всего американского ядерного оружия с британской земли. Но Англия не собиралась уходить из НАТО подобно тому, как это сделала Франция при де Голле в 1966 году. «Ничего подобного мы не предлагаем», — говорилось в документе. Вместо такого шага лейбористы считали необходимой модернизацию обычных вооруженных сил и вооружений блока.
Логика документа и приведенная в нем аргументация были шаткими. Предполагалось, что средства, сэкономленные за счет отказа от планов перевооружения по программе «Трайдент», смогут быть направлены на иные оборонные цели. Но даже при этом бюджета в 12 миллиардов долларов едва хватило бы для оплаты содержания всего нескольких бригад. А это означало, что не произойдет никаких изменений в соотношении обычных вооруженных сил и вооружений между 38 дивизиями НАТО и 90 дивизиями Варшавского договора. Несколько ранее лейбористы высказали предположение, что размещение на территории ФРГ противотанковых ловушек, начиненных обычной взрывчаткой, могло бы воспрепятствовать советскому вторжению. Эта идея подверглась таким насмешкам, что в «белой книге» речь шла уже только о возведении «искусственных преград и препятствий». Но и над этими предложениями тоже смеялись. Как социал-демократы ФРГ, так и правящая там консервативная христианско-демократическая партия с первого же взгляда отвергли «белую книгу» Киннока. Содержавшийся в документе призыв к «большей глубине обороны» был, по мнению Бонна, всего лишь эвфемизмом, за которым скрывалась готовность отдать территорию ФРГ на растерзание наступающим силам армий Варшавского Договора ради того, чтобы на этом рубеже оборонять Англию и Францию.
В самой Англии «Файнэншл Таймс», из всех британских газет наименее склонная к демагогии, назвала план Киннока «явной чушью». Некоторые из членов лейбористского теневого кабинета, возглавляемого лидером партии, были в возмущении от этого документа и пытались доказать, что он не отражает действительных взглядов партии, ссылаясь при этом на Гарольда Вильсона, который победил в избирательной кампании 1960 года на платформе ядерного разоружения, но, придя к власти, проигнорировал собственные обещания. Их коллеги — сторонники более жесткой линии — утверждали, что Киннок — не Вильсон и сказал то, что думает на самом деле. «На этот раз мы не обманем», — обещал Лэрри Уитти, генеральный секретарь лейбористской партии {2}.
Но лейбористов ждали и другие дурные вести: в экономике начинался подъем. Данные самого последнего времени показывали, что утверждения лейбористов, будто политика Тэтчер привела к расстройству финансов страны, могут оказаться бездоказательными. В октябре 1986 года безработица сократилась на 96 тысяч человек, — самое большое ее сокращение за пятнадцать месяцев кряду. Если эта тенденция продолжится, то к моменту выборов весной следующего года безработица опустилась бы ниже трехмиллионной отметки, имевшей важное психологическое значение. По мнению министра по делам занятости Кеннета Кларка, «положение с занятостью становится лучше. Есть все признаки того, что экономика Англии снова приглашает людей к рабочим местам». Улучшались и другие экономические показатели: инфляция сократилась до 3 процентов. Расходы потребителей выросли по сравнению с 1985 годом на 6 процентов. Объемы промышленного производства увеличились на 1,2 процента, что стало самым большим квартальным приростом за все время после 1980 года. После многомесячного дефицита во внешней торговле наконец появилось положительное сальдо в 132 миллиона долларов.
В ожидании экономического подъема Тэтчер использовала свои полномочия и несколько ослабила отдельные из самых жестких своих программ. При всем своем «викторианском стиле» и упоре на то, что «назад мы не повернем», премьер-министр доказала, что она умный и гибкий практик, чутко улавливающий настроения улицы и способный менять тактику игры, когда это отвечает ее интересам и целям. Она пошла на заметное повышение зарплаты государственным служащим, рабочим, занятым в муниципальных службах и коммунальном хозяйстве, а также пожарным. Учителя, которые уже год как погрязли в бесплодных спорах о повышении зарплаты, удовлетворились повышением на 22 процента в течение двух лет. Найджел Лоусон объявил о предполагаемом росте правительственных расходов в течение последующих двух лет на 14,5 миллиарда долларов. Львиная доля этой суммы должна была пойти на нужды образования, здравоохранения и на финансирование социальных программ, то есть в те сферы, за чрезмерное сокращение расходов на которые Тэтчер критиковали особенно сильно. Самые мощные тезисы предвыборной кампании лейбористов отпадали один за другим.
Трудности, испытываемые лейбористами, еще более усугубились после того, как Киннок предпринял попытку еще сильнее урезать влияние воинственного левого крыла партии. Умеренные приветствовали эту попытку. Однако вести кампанию против воинствующей части партии — далеко не то же самое, что избавиться от этой части вообще. Попытка вытеснить их из партии привела к неприятной межфракционной борьбе в рядах лейбористов. И одновременно исчезали последние сомнения в том, что премьер-министр вскоре назначит дату всеобщих выборов.
Ее решение было ускорено результатами промежуточных выборов, которые состоялись в феврале 1987 года в Гринвиче, всего в четырех милях вниз по Темзе от моста у Тауэра. Городок этот более известен как точка, от которой ведется отсчет поясов времени во всем мире. Долгое время место в парламенте от этого городка занимал лейборист. Его кончина потребовала новых выборов. Поначалу опросы свидетельствовали, что кандидат от лейбористской партии уверенно лидировал в этом округе, далеко оторвавшись от кандидатов Альянса и консерваторов. Но подсчет голосов показал, что лейбористы потеряли место, которое они удерживали на протяжении 42 лет. Тысячи умеренных избирателей, ранее голосовавших за лейбористов, на этот раз поступили иначе в знак протеста против крайне левых позиций кандидата от этой партии. В отличие от своего пользовавшегося популярностью предшественника, Дейдра Вуд поддерживала почти любое предложение о расширении чьих-то прав и привилегий. Так, она разделяла требования сторонников ядерного разоружения и сторонников прав гомосексуалистов. Она призывала местные школы оказывать материальную помощь лагерям палестинских беженцев и предлагала пригласить в Гринвич для выступлений представителей партии «шинн фейн» — стоящего вне закона политического крыла ИРА. Она выступала за прекращение членства Великобритании в НАТО. И в довершение всего, она вела себя вызывающе, временами оскорбительно, что вряд ли можно считать достоинством кандидата в эпоху телевидения. Однако не ее манеры, а ее экстремизм перечеркнул все ее шансы на победу в округе, издавна считавшемся надежно лейбористским.
Избирательная кампания сфокусировала внимание на той роли, которую играло в лейбористской партии ее левое крыло. Выдвижение кандидатуры Вуд продемонстрировало неспособность партии верно оценить настроения избирателей, а также и ее внутреннюю неорганизованность. Уроки этого провала невозможно было не заметить. Казначей лондонской городской организации лейбористской партии Брайан Николсон выразился так: «Избиратели показали, что они не намерены голосовать за лунатиков». Даже Киннок был вынужден признать, что «это очень плохой результат».
Консерваторы отзывались о Вуд и идеологически родственных ей деятелях как о «левых лунатиках». Киннок, стремившийся отделить их от основного ядра членов партии, называл их «чокнутыми». «Они не доминируют в партии, и нет ни малейшего шанса, что они смогут в ней доминировать», — утверждал он. Но само их присутствие в рядах лейбористов обеспечивало Тэтчер и ее команде отличную, легко уязвимую мишень для ударов. Не подлежит сомнению, что они сильно повредили возможностям партии на выборах. В середине января лейбористы опережали консерваторов на 5 процентов. Через два месяца, после того как тори обрушились на «белую книгу» лейбористов по вопросам обороны и на «левых лунатиков», лейбористы неожиданно для себя обнаружили, что они отстают от консерваторов на 6 процентов. Более ответственная, умеренная часть партии, которая с приливом оптимизма поддержала усилия Киннока, направленные на модернизацию лейбористского движения, была поражена внезапностью этого отката назад. Часть сторонников партии начала переходить в Альянс и даже к консерваторам. По мнению члена парламента от лейбористской партии Джона Эванса, «среди подавляющего большинства членов партии росло осознание того, что настала пора привести политику партии и взгляды ее представителей в соответствие с тем, что думают наши старомодные трудящиеся».
Воинствующие радикалы были немногочисленны. Большинство оценок сходилось на том, что их не больше 5 процентов от общего числа активных членов партии Но в силу партийности британской прессы, прежде всего большинства консервативных газет, именно их взгляды попадали в центр общего внимания. Представители левого крыла, энергично работавшие в муниципальных советах всего лишь двух примерно десятков городов и поселков, отражали интересы небелого населения, иммигрантов, живущих в городских центрах. Некоторые из их требований были, мягко говоря, экзотичны, особенно в сопоставлении со взглядами основной части страны. В Уолтхэм Форест — районе на северо-востоке Лондона — некоторые школы требовали от своих учеников в обязательном порядке изучения языка какой-либо страны «третьего мира» — например, пенджабского или суахили. В Ньюхэме — восточная часть Лондона — над зданием районного совета развевались флаги Африканского национального конгресса — негритянской оппозиционной организации в ЮАР и СВАПО — партизанской группировки в Намибии. Тем самым заявлялась позиция района по отношению к политике апартеида. Район Ламбет, расположенный на другом берегу Темзы, напротив парламента, объявил себя побратимом с поселком в Никарагуа и с одним из пригородов Москвы, «безъядерной зоной» и ввел у себя штатную оплачиваемую должность чиновника «по вопросам мира и ядерным проблемам».
К началу весны 1987 года оппозиция быстро теряла доверие со стороны населения. Тэтчер пожинала плоды, одновременно широко рекламируя и благоприятные сдвиги в сфере экономики. Прошло восемь лет, и вот ее программы начали приносить результаты. Налоги от растущих прибылей корпораций и с увеличивающихся расходов потребителей пополняли счета министерства финансов. Когда в середине марта министру финансов Найджелу Лоусону предстояло сделать доклад об очередном бюджете правительства, в его распоряжении было для раздачи почти 8 миллиардов долларов. Не спеша, за 69 минут, потягивая на трибуне из стакана белое вино, он разъяснил, что правительство сокращает подоходные налоги, правительственные займы и намерено сократить учетные ставки. Самая низкая налоговая ставка уменьшилась с 29 до 27 процентов. Сократились некоторые другие виды налогов — например, на доходы престарелых и на малые компании, что оставило в карманах населения еще 4 миллиарда долларов. Лоусон не стал раздражать англичан повышением налогов на спиртные напитки, табачные изделия и бензин. Предполагаемые правительственные займы с целью стимулировать капиталовложения со стороны корпораций должны были быть сокращены с 11 до 6 миллиардов долларов. Едва успел он положить на трибуну текст своего выступления, как лондонская биржа немедленно среагировала, показав рекордный прирост деловой активности за день. Курс фунта стерлингов поднялся до доллара шестидесяти центов — самого высокого уровня за последние пять лет.
Англия поднималась с больничной койки. Бесспорно, оставалось еще немало проблем. Безработица еще превышала три миллиона человек, но сокращалась на протяжении семи месяцев подряд. Национальное здравоохранение, система образования, положение в центрах городов требовали принятия серьезных мер. Темпы экономического роста в Англии весной 1987 года составляли, в расчете на год, 3 процента. Это был самый высокий показатель в Европе и вдвое больше, чем когда Тэтчер пришла к власти в 1979 году. Если бы ситуация продержалась так какое-то время, а выборы были бы проведены по возможности быстро, Тэтчер снова оказалась бы непотопляемой.
Прежде всего предстояли серьезные дела во внешней политике. Михаил Горбачев пригласил ее в Москву. В марте прошлого года она встречалась с советским партийным руководителем в Кремле как раз в то время, когда Киннок направлялся в Вашингтон, стремясь подправить свое международное реноме.
Тэтчер снова чувствовала себя уверенно и на коне. Все становилось на свои места. Она не сомневалась, что победит на выборах, на какое бы время она их ни назначила. Прежние разговоры о том, что она пробудет у власти только два срока и затем уйдет, были быстро забыты. Теперь она уверенно планировала себе полный третий срок пребывания у власти. А что потом? Она хорошо понимала, что цыплят считают по осени, и всегда помнила высказывание Гарольда Вильсона: «неделя в политике — большой срок». Но некоторым из своих друзей Тэтчер призналась: да, она всерьез думает не только о третьем, но и о четвертом сроке.