Назавтра с утра Джоша вызвал к себе Беккер. Аккуратно так вызвал, не привлекая лишнего внимания — через проходившего мимо Якоба. Встретил… ласково… по-отечески… почти. Был изумительно внимателен к делам и самочувствию прихворнувшего подчиненного — у Джоша неприятно засосало под ложечкой от такой любезности. А пан Беккер долго расспрашивал о ходе расследования, почти прямым текстом требуя любых (даже незначительных, заметьте) результатов (ну, там, новых воспоминаний, улик…). Джош ответствовал начальству дипломатично — расследование идет полным ходом (маршируем на месте), дела отлично, все устраивает, результатов нет. Особо Беккера интересовал вчерашний разговор Джозефа с оперативником Корчевым. Что еще раз косвенно подтверждало догадки о некоторой доле неискренности коллеги. Беккер примитивно проверяет, а не сболтнул ли подчиненный лишнего, это и ежу понятно. Интересно, что пан Владимир подразумевает под «лишним». И интересно, куда приткнуться неумному, неловкому, неаккуратному Джошу Рагеньскому среди всей это кутерьмы….

Следующие два дня проскользнули серыми тенями и нервными окриками обоих инструкторов: за вынужденные прогулы занятий Джош расплачивался семью потами.

— Выше бери! Ты глухой?! Слышишь плохо?! Выше и левее! Где у тебя лево?! — кричал Конрад, совершенно сбивая ученика с толку. А что поделаешь, если иногда правую и левую руки Джош путал? Ещё с детства, какое-то там незначительное нарушение, говорил школьный психолог.

Никак не удавалось прострелить долбанную мишень, хоть тресни. Джош злился и спускал пар, нарезая круги по залу. От Конрада ушла девушка, и парень сделался раздражителен и несдержан на язык. Второй инструктор, Кшиштоф, действительно стенал об испорченной, избалованной собаке, коей сделался Цезарь. Дело ли, когда пса распускают до такой степени, что он даже спит в кровати хозяина и сам выпрашивает угощение?! За каких-то три дня…

И опять моросил дождь. В вольере трава намокла и скользила, пару раз Джош «целовался» с землей, что никак не способствовало поднятию настроения. Не способствовали поднятию настроения и ехидные комментарии Кшиштофа. Похоже, собачник единственный, кого не смущает и не трогает слепота клиента. Что само по себе неплохо.

У Мэвы второй день раскалывалась голова — реакция на повышенную энергетическую активность в городе, как пояснил отделовский медик. У Джоша вот тоже ныл висок. С Богуславом повторно как бы ненароком встретиться и поговорить «в неформальной обстановке» не удавалось.

И опять — тупик! Это не расследование, это же путешествие из одного тупика в другой. Из одной за…. Неприличную аналогию Джош решил не продолжать даже мысленно. Что же делать дальше? Хоть снова мэвину отраву заглатывай.

* * *

Пятница. Вечер. Начало ноября. Надоедливый дождь нескоро еще обернется колючим снегом, нескоро еще перестанет чавкать и хлюпать под ногами грязь грунтовой дороги по пути от кинологической школы на остановку, нескоро тонкая корочка льда заставит неаккуратных пешеходов падать и калечиться, и оглашать окрестности маловразумительными, но исключительно экспрессивными воплями. Да уж, зубодробильные ассоциации.

Но пятница, вечер — время, когда окрыленный грядущими отдыхом рабочий люд спешит по домам, к сухому теплу, вкусному ужину и бормочущему сладкий бред телевизору. Люд торопится, не глядит под ноги и по сторонам, за усталостью забывает об осторожности, за планами на выходные — о том, что рядом такие же погруженные в себя, невнимательные соседи. От улицы Яскольца к Варшавской пришлось пробиваться сквозь не понять с чего образовавшуюся толпу, усиленно работая локтями и полностью положившись на чутье Цезаря. Псу толпа не нравилась. Пес рычал и огрызался.

От Варшавской к Старому рынку добрались без приключений, а вот на перекрестке обдал грязными брызгами неведомый лихач-автомобилист. Но Джош упорно стремился к цели — давненько не захаживал в «Марну», Гнежка должна уже прилично взволноваться — и достиг ее. Мэва сегодня допоздна на курсах, поэтому на приличный ужин в ее исполнении можно не рассчитывать. Так хоть перекусить и перекинуться парой слов с официантками — чтоб не теряли своего постоянного клиента и не нервничали попусту.

В «Марне» было шумно и душно, но с порога — обдало уютными ароматами кофе и ванили, милой суетливой деловитостью хорошего кафе.

И привычное с порога:

— Шестой столик! — тут же оборвалось радостным: — Пан Джозеф, как хорошо, что вы к нам наконец заглянули!

Обычно флегматичная Марица облила восторгом и затараторила:

— Вы садитесь! Сейчас обслужу соседний столик и к вам подойду! А песик — ваш? Ему тоже чего-нибудь принести? Ладно, сейчас… Всё расскажите и познакомите. Я мигом!

И убежала, гремя посудой.

— Да, я тоже немного соскучился, Марица… — про себя, в полголоса…

Мигом — так мигом, только бы «песик» не разнервничался в непривычном месте, полном дразнящих запахов и посторонних людей. Но нет. Что бы там Кшиштоф не говорил насчет избалованности Цезаря, вышколен пес был безукоризненно. И очень понравился Марице, Гнежке, Клариссе… На нового «клиента» поглазеть сбежался весь наличествующий персонал женского пола.

— Так что будете брать? Как обычно?

— Да, эспрессо и тосты. И еще — чего-нибудь посолидней на ваш вкус…

— Наконец-то пан Джош за ум взялся! Мужчина должен много кушать! — Гнежка в своем репертуаре — провозгласила на все кафе. А потом непривычно склонилась к самому уху посетителя и прошептала таинственно. — Да, кстати. Пан, а вас на днях какой-то человек спрашивал. Хотел вроде поговорить с вами. И про вас вызнавал.

— Что за человек? — кого еще нелегкая принесла? Кого вдруг заинтересовала скромная персона пана Рагеньского?

— Да не знаю. Обычный. Высокий. Блондин. Ну, глаза такие светлые… Ну, обычный.

— А что говорил? — никаких блондинов среди знакомых Джош точно не имел. Разве что с кем познакомился после…

— Да про то, куда вы пропали, и часто ли здесь бываете. Говорит, ваш старый друг. Но я ему ваш адрес давать не стала, мало ли чего…

— Да, спасибо. Вы правильно поступили. Если еще будет спрашивать, снова скажете мне, хорошо?

Действительно, странно. Старый друг? Нет, не может быть. Ладно, завтра теперь уже разбираться будем.

Джош расплатился, перецепил сытому Цезарю шлейку и двинул опять — в морось и приглушенные шорохи позднего вечера. А на улице на удивление потеплело и посвежело. Наконец-то схлынул поток спешащих людей, почти прекратился дождь, только кое-где капало с крыш и деревьев. В воздухе сквозь бензиновые пары и табачный дым проступил прелый запах осени. И, кажется, темно уже, наверняка зажглись тусклые уличные фонарики. И усталость во всем теле — сильная, но приятная, даже мышцы после двух изматывающих тренировок «гудят» довольно, радостно… Из дел осталось только выгулять Цезаря.

— Молодой человек, извините…

Задумавшись, Джош не сразу понял, что обращаются к нему.

— Молодой человек с собакой, простите… — настойчиво повторили, приближаясь.

— Да… что? — Джош чуть замедлил шаг, сообразив, что идет уже не один. Рядом мягко шлепали по лужам. Дышали несколько тяжеловато, как после бега.

— Еще раз прошу прощения, я тут вас с собакой несколько раз видел, все хотел насчет нее спросить. Можно? — невидимый собеседник говорил приятным баритоном и уже проявил отменную вежливость, извинившись за минуту разговора аж трижды. Поэтому смысла отказывать человеку Джош не видел.

— Да, конечно.

— У меня тут сынишка на рождество собаку выпрашивает уже третий месяц, и, чую, если не куплю — с ума сведет. Лабрадора просит. У вас ведь лабрадор?

Да и Цезарь на собеседника хозяина не реагирует. Значит, счел безопасным.

— Так я хотел узнать — сложно ли такую псину содержать и что для нее нужно. Ну и там, агрессивен ли, как с детьми? А то мой охламон и ангела до белого каления доведет. Не могли бы дать небольшую консультацию?

Внутренне пожав про себя плечами, Джош кивнул:

— Могу, — до дома еще минут семь ходьбы, сейчас еще только первый перекресток будет. — Но я вам вряд ли помогу — Цезарь у меня всего две недели, я не то, чтобы очень уж разбираюсь. Но пока проблем не было.

Ага. Вот и перекресток. Светофора нет, только «зебра», поэтому нужно остановиться и переждать.

— Цезарь у меня очень умный…

— Позвольте помочь. Вы же, извините за бестактность, совсем ничего не видите?

— Ничего. Так вот, Цезарь… — подхватили под руку, уверенно потянули через дорогу. Ладонь у непрошенного помощника оказалась сухой и горячей. — Кормлю нежирным мясом, кормами специальными. Очень любит бараньи ребрышки…

Будущий собачатник слушал внимательно, задавал дельные вопросы и совершенно очаровал Джоша своим неподдельным интересом к собачьей природе. Опять же — угостил Цезаря заблаговременно припасенной косточкой, что тоже выдавало искреннюю симпатию к собачьему племени.

— Да, и выгуливать не меньше двух раз в день. Один раз маловато будет… — Слева жилые дома, продуктовый супермаркет, магазин, справа — два дома, потом проулочек, и потом уже лавочка, в которой Джош и квартировался. — Вы еще что-то хотели узнать?

— Да, тут вот еще маленькая просьба… — собеседник, как парню показалось, мнется и стесняется. Джош хотел уже подбодрить мужчину… Когда под ребра уперлось острие.

— Что вы…

— Не дергайся. И псину свою не дергай. Без глупостей… — А голос не изменился: такой же спокойно-доброжелательный — контраст между содержанием фразы и интонациями (а в особенности — острие ножа) так Джоша поразил, что он замер на месте, не смея пошевелиться. И сразу же был «подбодрен» тем же холодным, бритвенно-отточенным лезвием. Но… Человек рядом вроде бы простец? Не маг… Так что же происходит?! — Не останавливайся. Сейчас мы спокойно, не привлекая внимания, дойдем до следующего переулка и там свернем…

И тут только Джоша осенило — нестыковка с самого начала: этот «собачатник» ну никак не мог видеть «парня с собакой» у «Марны» несколько раз: сегодня в кафе Джош в компании Цезаря заглянул впервые. Уже тогда нужно было насторожиться.

— Что вам от меня нужно? — без паники, спокойно… Гнежка говорила — блондин со светлыми глазами. Увидеть бы этого, что тих и ровен, тогда как острие уже пропороло кожу куртки. Расслабился, идиот. Думал, рядом с кафе неопасно. Люди же рядом! А от его кончика, упершегося где-то между нижними ребрами — горячая струйка. Пока только царапина, но всего одно неловкое движение… А еще Джош вспомнил, где видел светлоглазого блондина — и этот человек был одним из последних, кого Джош ВИДЕЛ.

— Дойдем до проулка, и ты все узнаешь.

— Я вызову напарницу, у меня телефон под рукой, — почти наугад попробовал Джош. Медленней идти, медленней. Потому что Джозеф знал, о каком проулке идет речь — не проулок даже, скорее тупик между четвертым и пятым домом по Варшавской. Глухие стены без окон, мусор, грязь. И безлюдно — кричи, не кричи, все равно никто не услышит. В этом тупике только на памяти Джоша грабили дважды. Так что — идти медленно, не позволять довести себя дотуда. И насчет телефона — блеф чистой воды. Телефон далеко, во внутреннем кармане, а защитку с «полем» пока не выдали.

— Не вызовешь. Не успеешь, — острие чуть сильней вжимается в бок, причиняя уже серьезную боль. Тут же уходит, но общий смысл ясен. — Без фокусов, парень. На свою собачку тоже особо не рассчитывай — на лабрадоров, помнится, снотворное действует не хуже, чем на людей.

Светлоглазый тогда был в капюшоне, поэтому волос видно не было. И было страшно — почти как сейчас, и точно так же меж лопаток бежал холодный пот. Еще был ритуальный кинжал, и был наркотик в чашке. Третьего ноября две тысячи пятого года. Почти год назад.

— Кто вы такой? — наверно, все же маг. Личину натянул, вот и не чувствуется.

— Много будешь знать — скоро состаришься. А, состарившись — умрешь, — усмешка в голосе, а лезвие продолжает «подбадривать». Пахнет от неизвестного чем-то крепко-мужским, то ли ядреным «Визимиром», то ли «Варшавой», начисто перебивая и табачную вонь, и пошлый ментол жевательной резинки.

— Я закричу.

— Тоже не успеешь. Да и смысл? Мы с тобой сейчас одни в квартале, а из домов, поверь, спасать тебя никто не рванет. Так что в твоих интересах вести себя спокойно. Не хотелось бы тебя убивать. Так, почти дошли. Поворачиваем…Без резких движений…

Земля под ногами смутно вибрировала. Неужели со страху? Ну, про себя Джош давно знал — не герой. Но чтобы так? Да и Цезарь ведет себя необычно — теперь уже не пес ведет хозяина, а хозяину приходится пса почти тащить. Неизвестный с ножом тоже приметил:

— А собака твоя на ходу засыпает. Ничего, почти пришли.

— Куда пришли? Что вам от меня нужно? — по всем законам жанра сейчас должны были долбануть по голове. А потом чтобы очнуться — уже на алтаре или пыточном столе. Не долбанули. А земля — точно дрожит. И в голове плывет. На миг даже — долгий, мучительный, страстно-страшный — показалось, что возвратилось зрение. Потому что так плывет в голове, когда с невообразимой быстротой вертится перед глазами цветная путаница калейдоскопа. Разочарование — не то, не калейдоскоп. Другое — плыло в голове, как после крепленого вина. Плыло, как при магическом трансе. Словно бы…

— Поскольку ты сам не видишь, поясню: тупик между домами. Здесь можешь кричать, сколько влезет.

Магические способности Джош утратил всецело и бесповоротно — это ему сообщили на следующий день после окончательного возвращения к нему в Лазарете трезвого ума и твердой памяти. А вот чувствительность к магии осталась. Рядом бил Источник. Тот самый спонтанный природный, о котором позавчера говорила Мэва. Тот, с которым мог бы интуитивно управиться и простец. Не разберешь, правда, Темный или Светлый Источник. Но рядом, на расстоянии вытянутой руки — без сомнения. Если простец сумеет управиться, то чем хуже Джош — нужно только захотеть и испытывать сильные эмоции. Страх вполне подойдет. А Цезарь окончательно улегся под ноги и уже не шевелится. Только бы действительно снотворное, а не яд.

— А зачем кричать? Вы собираетесь меня пытать? — не то, чтобы Джош сознательно нарывался на неприятности — просто тянул время, необходимое, чтобы сконцентрироваться, сообразить, как с Источником управляться. Нужно попробовать направить эту спонтанную силу на обидчика, а самому извернуться, как учил Конрад, и уйти из-под клинка. И отскочить на безопасное расстояние. Только бы не оглушили и не утащили теперь, когда появился шанс. Напряжение нарастало, тянулось тугой резиной. Иди же, ко мне, Сила. Хоть я и не маг больше. Нужно тебе заклинание? Да пожалуйста, я их тыщу штук знаю… Раньше знал. — Так что вам от меня нужно? Зачем мурыжите?! Обряд закончить?!

Джоша почти трясло: и от близости Источника, и от напряжения. Ответ был неожиданным:

— Парень, ты еще и на голову больной?! Какой обряд?! Кошелек свой давай! И телефон! Кредитные карточки есть? Я в кафе видел деньжат у тебя прилично. Давай-давай, жизнь дороже!

Чего бы преступник ни ожидал — с готовностью протянутого ли кошелька, просьб ли отпустить с миром, но только не этого. Не хохота в ответ на угрозу. Напряжение лопнуло, хлестнуло издевательски по нервам и взвилось в высь. А Джош остался на земле смеяться — смеяться до слез, до истерики, до боязни задохнуться — хоть острие ножа, или что там у грабителя в руке, и впилось болезненно в бок, и там уже все мокро. Ничего, всего лишь царапина.

— Ты чего это?! Прекрати немедленно! Я ж убью тебя! Что, не веришь?! Убью!

А Джош хохотал — всхлипывая и утирая слезы. Он, оперативник Отделения по борьбе с парамагической преступностью Джозеф Рагеньский, потомственный маг, один из лучших выпускников колледжа, с обычной «простецкой» преступностью за двадцать пять лет жизни так и не столкнулся лично ни разу. Он и забыл, что в жизни магов тоже существуют обычные карманники, грабители, медвежатники и убийцы. После того испуга — обряд, слепота, боль — банальное «кошелек или жизнь» казалось смешным до колик.

— Эй, кошелек давай!

Сквозь смех Джош понял — Источник, вот он, совсем рядом, стоит только задышать с ним в унисон и… Полилось. Правильно ли лилось, туда ли, куда нужно, Джош не знал. А уходить из-под ножа оказалось больней, чем ожидалось — взрезало кожу, но вроде несерьезно.

Зато целое мгновение Джозеф ощущал себя магом — почти полноценным чародеем-стихийником, НАСТОЯЩИМ, удивительно живым. Нет, всего лишь мгновение — а в следующее Сила схлынула, грубым щелчком по носу напоминая: маг теперь из Джоша, что балерина из свиньи. Такова природа спонтанного Источника — очень уж недолговечен и почти неуправляем.

Но Сила схлынула, вместе с ней ушло и опьянение. Осталось горькое, обидное похмелье беспомощности слепого, выпитого до дна мага. Только пришибленный неудачливый грабитель стонал под ногами, да фыркнул во сне Цезарь. Джош не видел, что с грабителем случилось, и разумно решил не разузнавать. Неловко взвалил на плечо Цезаря, побрел в сторону квартала — если он верно запомнил направление, то сейчас чуть левей и вперед. На ходу нашарил телефон. Первым номером в телефонной книжке — Мэва. А она телепортистка. Долгие гудки. Ну пожалуйста, Мэв, ответь! Ты же должна уже возвратиться с курсов! Наконец сонный, недовольный голос:

— Джош? Чего тебе? Я уже спала, между прочим!

— Мэв, это срочно, — теперь, когда Сила ушла, окончательно придавила усталость. — Мне нужно, чтобы ты пришла. На меня напали.

— Ооо… Свеееет! Ты ранен, тебя избили?! Ты где находишься?! Я мигом!

— Нет, все нормально, успокойся. Просто Цезаря опоили чем-то… До дома, боюсь, не доберемся. Я на Варшавской, недалеко от кафе «У Марны» — полквартала в сторону моего дома, проулок…

— Поняла, поняла! Буду сейчас. А ты там стой, никуда не уходи!

За спиной стоны грабителя сменились тишиной — то ли окончательно отключился, то ли, наоборот, очухался. И лучше бы знать поточней — ситуации, согласитесь, разные.

Но Джош добрел с собакой до угла и остановился, обессилено прислонился к холодной шершавой стене, потрогал порезанную куртку и приготовился ждать. Или шах, или ишак — или Мэва. Или тот бандюга…. Может, у грабителя хватит ума сматываться, пока не вмешались официальные власти? Впрочем, у Джоша и в мыслях не было вызывать полицию. Как и любому другому нормальному магу, ему и в голову бы не пришло обратиться за помощью в простецкую службу охраны. Полиция существовала где-то в параллельной реальности и никакого отношения к Джозефу не имела. Как и преступники-простецы. Теперь вот оказалось, что ни в такой уж и параллельной.

Отдышавшись и задавив зародившееся в груди нервное дребезжание, анализируя произошедшее, Джош сделал несколько важных выводов. Во-первых, очередное неприятное осознание собственной глупости — буквально спустя пятнадцать минут после предупреждения Гнежки позволить уболтать себя какому-то авантюристу. Впрочем, слабое оправдание все же имелось — чутье на магию молчало, идущий рядом человек магом вроде не был, а «простецов» по несколько шовинистской привычке прирожденного чародея Джош никогда в расчет не брал и за серьезную силу не принимал. Поэтому когда спросили про пса, Джош подсознательно расслабился, к тому же Цезарь отнесся к незнакомцу благосклонно, хоть и рычит обычно на чужих. Потом парень, правда, так перепугался, что опять вообразил человека с ножом аж боевым магом-Темным. И повел себя соответственно, голова садовая.

Но это всего лишь «во-первых»… «Во-вторых» самолюбие тоже не щадило: прискорбный вывод — спустя год после утраты магических способностей Джозеф продолжает вести себя так, словно вся магия мира к его услугам. Не озаботился даже газовым баллончиком обзавестись, привык, что на магов никто из «простых» никогда не нападает. Пара переучиваться. В-третьих: спрашивал светлоглазый. Скорее всего он-то как раз маг и, вероятно — тот самый, из обряда. Значит, уже следят. В «Марну» теперь ни ногой. Может, переехать на время? В ту гостиницу для Светлых? Защитку завтра же попросить и носить, не снимая. В одиночку по городу больше не гулять.

Цезарь… Только бы с Цезарем все в порядке… Пес давно уже оттягивал руки — килограмм тридцать в нем, не меньше. Но положить его на землю парень не решался — там холодно и мокро. Подумать только — собственноручно скормил псу отравленное угощение, поскольку умный пес при всей симпатии к незнакомцу из его рук кость не принимал. Глупый хозяин, умный пес.

— Цезарь! Цезарь… — Джош потряс тяжелую тушу, помял мягкие уши, но, разумеется, собака и не думала просыпаться. Нужно будет вызвать ветеринара. Это в-четвертых…

До «в-пятых» парень додумать не успел — неуловимо изменилось что-то в пространстве, как всегда меняется при «прыжках».

— Джош? Джош, ты здесь? — мэвин голос издалека по кварталу направо.

— Здесь.

С трудом отклеился от стены, полоснуло вскользь болью по ребрам.

— Хвала Свету! Ты живой! — процокали глухо каблуки, задохнулись ничем не оправданным восторгом.

— Я же сказал, все со мной в порядке… Уф… почти. Посмотри, что с Цезом.

Помолчали. Нерешительно предположили:

— Вроде спит, как ты и сказал. Так что случилось?

— На меня напали. Хотели забрать деньги, представь себе. Первый раз собирались грабить… Но это долго, дома расскажу.

— А кто напал? — напарница хотела, кажется, перехватить пса, но Джош не дал. Нечего женщине такие тяжести тягать.

— Там, в тупике валяется, если еще не слинял. Но я не слышал.

— Погоди, я гляну.

— Не стоит…

— Не волнуйся, на мне защитка и «пэшка» в кобуре. Я так поняла, это простец?

Каблуки процокали дальше, потом чертыхнулись.

— Ого… Джош, чем это ты его так? Я думала, Способностей у тебя не осталось? Выглядит, словно под «пыльный мешок» попал! Что ты с ним сделал?

— Это не я… Это Источник. Потом расскажу. Идем.

— Погоди… Источник?! Ладно, ты прав, потом. А что с этим делать? Нельзя же его так оставить, если он преступник? Он очухается и снова пойдет грабить.

— А что ты предлагаешь? Верхнее его не возьмет, они там простецами не занимаются, а с человечьей полицией столько мороки…

— Нет, все равно нельзя оставить… — преступник снова протяжно простонал. — Погоди, я, кажется, придумала!

Мэва пошуршала, пошуршала, потом пропищала кнопками своего сотового и заговорила чужим испуганным, с придыханием голосом:

— Пан! Пан полицейский?! Алло! Пан, на меня напали! Хотели сумочку забрать! Мужчина! Высокий! Рыжий! С ножом! Только я его толкнула и убежала! А он там валяется!

Очень натурально всхлипнула, артистка. Да, она еще в Колледже играла в театре студенческом. И сейчас талант, как видно, не угас — расцвел пышным цветом.

— … Он убить меня грозился! Я очень-очень испугалась, пан офицер! Где произошло? Варшавская… тупик такой… Между четвертым и пятым домами… Он там лежит… Да, приезжайте скорей. Я жду!

Напоследок Мэва сочно швыркнула носом, и телефон пискнул, прерывая связь.

— Ну, все. Теперь уходим отсюда, и быстро. Если их полицаи не совсем дураки, догадаются, что делать. Хорошо, народу нет на улице…

— Подожди еще чуть-чуть. Посмотри точно, как он выглядит, и, если можешь, ауру считай.

— Лишняя трата времени. Хотя… Ладно, раз настаиваешь. Сейчас посвечу… Ну, рыжий… Широкий. Мордоворот. Губы тонкие. Нос ему когда-то ломали, кажется. Аура обычная. Простец. А, ну его! Уходим.

Мэва подхватила под свободный локоть — справа, где царапина. И тут же отдернула ладонь.

— Так… Это что? А говорил, не ранен? А это?! Кровь?

— Царапина… Серьезно, всего лишь царапина. Пойдем уже. Сейчас приедут.

Тогда Мэва выругалась и без предупреждения «дернула». В нос ударила вонь подгоревшей с утра до углей яичницы — забыл открыть форточку и проветрить квартиру, вот все и пропахло.

Значит, дома. Дома Джошу нравилось — в любой части крошечной квартирки можно определить свое местонахождение, всего лишь протянув руку. Ага, прихожая — под ладонью ключница.

— Пришли. Сгружай Цезаря и иди в комнату, посмотрю твою «царапину».

— Нужно ветеринара вызвать. Мне Кшиштоф визитку давал — из наших, из Светлых….

— Это тебе что ли ветеринар нужен? Ну да, точно, с твоими куриными мозгами и заячьим везением. Ты чего влипаешь вечно? То ты…

— Мэва, ну не нужно начинать…

— Хорошо, садись. Цезарь просто спит, иначе, наверно, давно уже сдох бы. Так что все нормально. — Точно. Все нормально. В иных случаях тактичности напарницы не позавидовал бы и тролль. — Снимай куртку и рассказывай. А я погляжу.

Мэва постучала дверцами шкафа, пошуршала целлофаном, простучала какой-то склянкой по столу.

— Уболтали меня. Я из «Марны» шел. Как-то по-глупому вышло. Прицепился мужик. Начал про собаку спрашивать. Ну а я вижу, что он простец. Ну и не подумал. А потом он приставил нож к ребрам, завел в проулок и денег требует. Ссссс…

— Терпи. Я всего лишь вытираю кровь. Рубашку выкинуть, или это твоя последняя, и ее нужно отстирать и зашить?

— Выкинуть. Не обеднею. Ну? Что там?

— Ну, порез. Глубокий. Наверно, нужно швы наложить, или что там… Я ж не медик, а эксперт. Вызвать тебе… ветеринара?

— Патологоанатома. Нет, не нужно. Все в порядке.

— Замотаю тогда. А завтра к Вадиму зайдешь, покажешься. Так дальше?

— А дальше… Сссс… Полегче! Дальше там источник природный бил, повезло очень. Не знаю, как мне это удалось, но результат ты видела. Ну, потом тебе позвонил. Всё.

— Замечательно. Больше по улицам один вечером не ходи. Завтра же возьму для тебя защитку и амулет. Так, пошевели рукой. Не сползает повязка?

— Нет. Иди Цезаря еще раз посмотри. И в комнату принеси.

— И куда сгрузить? Тебе в кровать? Только он грязный, как свинья.

— На коврик положи. И воды в миску новой налей.

Гремела посуда, хлопала форточка. К запаху гари Джош уже привык, но свежий воздух все ж приятней. Так что парень подумал — и завалился на кровать.

— Да, забыла сказать — завтра нам обоим к Беккеру. Вызывает завтра с утра.

— Зачем? Он чем-то недоволен? — Известная народная мудрость гласит, что от начальства можно ждать только двух вещей: задни… то есть неприятностей и — очень больших неприятностей. Джош неоднократно убеждался в истинности данного высказывания.

— Не знаю, он не объяснял. А я пойду, поздно уже. Или… мне остаться с тобой на ночь?

— Спасибо, не нужно. Я уже достаточно большой мальчик, чтобы оставаться дома один. Нет, серьезно. Ничего со мной за ночь не случится.

— Смотри сам. Кстати, на столе диктофон тебе новый положила. Пользуйся.

И ушла. А Джош долго не спал в своей темноте — прислушивался, не перестал ли Цезарь дышать. Нужно было настоять и все же позвать ветеринара.

А часы тикали со стены. Часы эти никакой практической пользы не приносили — в отличие от новых электронных время говорить они не умели. И были они старыми, хриплыми, а в полдень били натужно и устало, с укором, что им, таким древним, никак не дают тихо уйти на покой. Однажды Джош вознамерился их выбросить, да рука не поднялась — тиканье их добавляло существованию уюта. Нынешней ночью часы тикали особенно тягостно и тягуче. Потом. Час в три, Цезарь все же очнулся, вяло полакал воды, и Джош вздохнул свободней. Значит, ничего еще. Нормально.

* * *

С легкой руки (или, скорее, языка) Мэвы о произошедшем с Джошем «курьезе» к обеду знал весь отдел. Хоть напарница и божилась, что никому-никому, только фельдшеру Вадиму. Ну и Беккер, конечно, узнал в первую очередь. И Беккер злился.

— Вы занимаетесь с тренером! Вы оперативник! Вы Колледж заканчивали! В конце концов, должны же вы отчитываться о каждом своем шаге! У вас всего одно дело, но какое! Свет побери, вы вообще понимаете, насколько все серьезно?!

Джошу оставалось мяться, лепетать в оправдание своей «неоправданной глупости» и внимать грозному божеству Отдела, гадая, когда же громы и молнии иссякнут.

— Вы обязаны закончит дело! Чего вам еще не хватает?!

От «не хватает» в щеки бросилась горячая волна. Не хватает? Всего достаточно, спасибо… Всего даже слишком много, так много, что теперь Должен от неизъяснимой благодарности залезть на табурет, приляпать к люстре веревку и… С небольшой поправкой — сначала закончить дело небывалой важности.

— Спасибо. Всего хватает. Я постараюсь.

А главное. Джош знал — собака, инструктор, бдительный присмотр Мэвы — это все предварительное поглаживание по головке. По головке, в которой, предположительно. Находятся сведения огромной важности. Никаких иллюзий — Беккеру плевать, прирезали бы непутевого сотрудника вчера в том проулке, или не прирезали, если бы не сведения. Беккер делает вложения не в оперативника Рагеньского, а всего лишь удобряет почву, на которой произрастет пышное древо нейтральных энергий. С деревца посрезают плоды и примутся за их дележку, а Джошу останется… нет, «удобрений» у него не изымут ни в коем разе — Верхние не жлобы. Как вы могли такое подумать?! Джошу его богадельню оставят.

— Не постараешься! Сделаешь, Тьма тебя побери! — заключительный рык начальства вышел воистину звероподобным. И когда пан Владимир успел перейти на «ты»?

Но добила Джоша вовсе не звероподобность рева, а — заключительный пассаж. Беккер выплеснул гнев, густо замешанный на испуге, накричался, вздрючил подчиненных и остыл. Уже спокойно, устало заключил:

— Думаю, Джозеф, вы осознали свою ошибку. В хозчасти получите полный защитный комплект. Сейчас же пойдёте и получите. Обо всех подозрительных деталях, событиях, догадках сразу же докладываете дежурному или мне лично. Насколько я знаю, вы живете один. Не годится. Панна Мэва, с сегодняшнего дня переезжаете в квартиру коллеги, полагаю, так будет удобнее всего. Всюду сопровождаете Джозефа. Точно так же докладываете обо всех подозрительных моментах.

— То есть вы возлагаете на меня дополнительную функцию? Функцию охраны? — сухо, неприятно осведомилась напарница. — Или — досмотра?

— Только охраны. У меня есть достаточные основания полагать, что жизни вашего коллеги в ближайшее время будет угрожать опасность, — так же зеркально-сухо, неприятно отрезал Беккер.

«Информации в мозгах вашего напарника угрожает опасность» — любезно перевело подсознание. А у Беккера голос для разнообразия ледяной. Такой, что начинает доходить — начальство знает нечто, о чем говорить не желает, но и промолчать не может. Поэтому вот так, намеками. Интересно, что еще собираются взвалить на несчастную шею оперативника Рагеньского? Какую такую угрозу жизни?

— Как вы полагаете, жизнь вашего напарника — достаточный повод претерпеть некоторые неудобства? Охрана, только и всего, панна Коваль.

— Забыли только моего согласия спросить. — Не то, чтобы громов и молний сегодня было мало. Но когда вас обсуждают, как какой-то шкаф, который спокойно можно подвигать по углам… Джош не выдержал, встрял. Как он подозревал — себе на горе. — Я лично не вижу никакой опасности и не считаю, что нуждаюсь в охране.

Новых громов и молний не случилось. На шкафы бессловесные не орут. Их передвигают. Без объяснений.

— Вас действительно не спрашивали, Джозеф. Это не обсуждается. Вы нужны мне живым. Заметьте, это и в ваших интересах. Вы свободны. А вы, Мэва, задержИтесь.

Ну все, начальство четко и недвусмысленно дало понять, кто здесь кто. Миндальничание прекратилось, а значит, что-то изменилось. И серьезно изменилось. Что?

* * *

— О чем вы с Беккером говорили?

Хорошенько вздрюченный «веселым» разговором и смутными намеками Джозеф к вечеру так и не успокоился. Мэва, кажется, тоже. Но послушно перетащила свою кровать в итак маленькую и загроможденную комнатку Джоша. С непривычки сущее мучение на лишнюю, неожиданную мебель наталкиваться. И везде мэвины вещи: пузырьки с косметикой на письменном столе, книги на тумбочке, одежда на стуле и в шкафу. Еще этот разговор при закрытых дверях — небось, инструкции получала.

— О моих новых должностных обязанностях, разумеется. И о том, что с прежними я не справляюсь. Беккеру шлея под хвост попала, не иначе. Требует результатов если не сегодня, то завтра с утра. И слушай, ты там вспоминай уже давай, что нужно, а то ситуация начинает меня напрягать. Беккер усердно намекает, что на тебя охотятся, но почему-то говорить, кто охотится, не хочет. И не приставляет к тебе никого понадежней. У тебя нет никаких догадок? Кого ты мог заинтересовать?

— Нет. — Не считая светлоглазого. Беккер боится, что «конкуренты» в деле обнаружения нейтральных энергий сделают ход первыми? Какой именно, пожалуй, зависит от целей «конкурентов». И от того, кто эти конкуренты. Если те, прежние, то желают ли они устранить ненужного свидетеля или сами не прочь им попользоваться? Им нужно закончить обряд? Это если Джош верно догадался, и конкуренты — прежние знакомцы. А если — третьи лица? Тогда вариантов множество — от устранения до «вытрясания» информации. Впрочем, одно другому не мешает, главное соблюсти правильную последовательность… Такой вот незатейливо-могильный юмор. Впрочем, Мэве о своих догадках пока говорить не стоит. Сначала самому разобраться.

— Хоть один бы раз по-человечески объяснили, чего от нас требуют…

— Точно. Кстати, мне нужны новые карты активности…

Ночью приснился сон. Странный, смешанный. То в друг, ни с того, ни с сего, яркий, цветной, каких давно не было. А то опять потемнело, только звуки. Сначала уже привычное — алтарь, тени, жаровни. И что-то новенькое — на потолке расцветает огромная алая шестиконечная звезда, во сне очень четко отложилось — обряд древних арамеев. И опять монотонное бормотание. Затем Джоша все-таки закололи, но он не умер, зато начались настоящий бред и сумасшествие — игры в жмурки. Джоша дразнили, свистели над ухом, никак не давались в руки, хохотали, и не позволяли себя узнать. Джошу казалось — ловит Беккера, а обнаруживает Гауфа, но лучший сотрудник отдела вообще оборачивается Мэвой и со снисходительно-унизительным смешком утекает сквозь пальцы. В конце концов Джош выяснил, что все они заодно, что все это изощренное издевательство, обиделся и проснулся. И понял, что пришла пора активных действий. Он закончит это дело. Не для кого-то, исключительно для себя.

— Пан Гауф, я помню, вы расследовали дело об открытии темного источника в Лодзи. Расскажите мне про него, пожалуйста. — У Гауфа пахло дрянным растворимым кофе и нежно любимым «паном Эрнестом табаком-горлодером, от которого даже у Джоша тонко защипало в носу. У пана Эрнеста своеобразные вкусы.

— Любопытно, что ты заинтересовался. Это как-то связано с твоим расследованием? Что там у вас вообще происходит? Я слышал, на тебя напали?

— К делу это никакого отношения не имело, — поморщился Джош. Ныл и мешал движениям порез на ребрах, хоть медиком Вадимом и мотаный-перемотанный профессионально и залитый какой-то дрянью. А Эрнест Гауф слишком любопытен, чтобы запросто, без лишних вопросов поделиться необходимой информацией. Можно было, разумеется, поднять досье самостоятельно, но при всем своем любопытстве пан Гауф еще и гораздо более опытен, чем Джош и Мэва вместе взятые, и может дать ценные пояснения к сухим реляциям досье. — Всего лишь ограбление. Но что там с вашим расследованием в Лодзи?

Скрипнуло кресло, чиркнула спичка. Да, и еще Гауф не пользуется зажигалками — свой горлодер предпочитает прикуривать от спички, а не от модного нынче файера или от простецких прикуривателей.

— Я полагаю, тебя не само дело интересует, иначе бы ты просто поднял документацию. Говори конкретно, что я должен рассказать. У меня не так много времени.

Точно, тот самый горлодер — завоняло табаком. И Гауф необычно оживлен — в кресле не задержался, вскочил, забегал где-то за спиной у Джоша. Парень вдруг припомнил, что вроде у старшего коллеги загруз, и что именно сейчас он отнимает у Гауфа драгоценное время. Возможно, оттого пан так нервничает.

— Я не хотел бы вас сильно задерживать, пан. Но меня интересует обряд открытия. От и до.

— Я так понял, в книжки вы с Мэвой не заглядывали… Молодежь. Впрочем, ладно, полчаса у меня есть. Слушай. Двухтысячный, декабрь, тридцать первое… Чуешь, чем пахнет?

— Кармические даты?

— Да, примерно. Ребятки думали, смена тысячелетий, и так далее, и тому подобное… Они были в общем правы. Но малость просчитались — дилетанты зеленые. Там старшему двадцать три было. Но способные. Не учли, что после смены календарей даты не соответствуют астрономическим. Нужно было переводить, а они то ли поленились, то ли не сообразили. Эта-то мелочь все и испортила. Иначе бы мы не успели. А вот остальное все просто идеально проделали, паразиты малолетние. Были бы Светлыми, цены бы им не было.

Пан Гауф наконец успокоился, приземлился обратно в кресло, судя по скрипу.

— Ну вот, значит, тридцать первое декабря, десять часов вечера, на улице мороз собачий, никогда раньше такого в Лодзи не было, луна светит, как озверелая — полнолунье, едрить его, да еще ветер. А я дежурный, у меня рейд на северо-западе города, что тоже символично. Юг и восток всегда ассоциировались со светлой стороной. Так вот, шли мы впятером, особой подлянки не ожидали — под новый год да под Рождество преступлений обычно мало, как понимаешь. Люди другим заняты. А тут нашу пси-эмовку Таню аж затрясло — она тоже не ожидала, открылась по максимуму — и перехватила случайно. Поверху магический фон аж сизый был, такими энергиями ворочали.

— Значит, магический фон…. — А Джош тогда у подвала никакого магического фона ни сном, ни духом. Фон тогда обычный был, ровный. Наверно, Иерархи правы — широкополосные глушители. Не барьер, как можно было предположить.

— Естественно. Иначе мы и не заметили бы. Но барьеры при открытия ставить нельзя — обрежет Источник. Ну так вот, пока возились с Таней, вызывали подмогу и оцепляли район, молодчики уже смылись с места преступления. Поэтому пришлось повозиться. Их было четверо. Ну, здесь понятно и прозрачно — четыре элемента — земля, воздух, вода и огонь…

— Четыре — обязательное число? Или могут быть вариации? Могут, например, быть три участника? — теней на потолке тоже было четыре. А сейчас теней, наверно, было бы всего три.

— Думаю, обязательное. В обряде открытия Светлого Источника тоже четыре мага и та же символика. Кстати, все четыре элемента в обряде тоже должны присутствовать в материальной форме. Огонь в данном случае в форме свечей, воду по мискам разлили, землю, как я понял, представлял каменный алтарь, ну а воздух итак никуда не денется.

Значит, если четвертого вместо убитого некроманта пока не нашли, еще поживем. Хотя тот светлоглазый… Его появление в «Марне» не следует ли расценивать именно как готовность к повторению обряда?

— Алтарь? Жертвоприношение? Что на алтаре?

Если сейчас окажется, что живое существо, что… человек… Скверно.

— Обряд был темным, так что там могло быть? Сам-то как думаешь? Кошка, традиционно черная. Кровь ломает границу между реальным и тонким мирами, облегчает перемещение сущностей и энергий. Чем крупней и разумней жертва, тем больше эффект. Это и ежу понятно. Ну, что еще тебя интересует? Знаковая система? Ну, разумеется. звезда Соломона, семиты же. Алтарь заключен в меловой круг. Затем квадрат, по сторонам которого свечи… Там в досье должны быть фотографии. Мэве скажешь, она внимательно поглядит. На жаровне травки тлели, кстати: тимьян, талика, еще что-то, не помню…

— Погодите, а звезда где?

— На потолке над алтарем. Кровью намалевали. Кошку не сразу убили, сначала кровь с нее цедили.

С Джоша тоже «цедили» кровь. И звезда — нынешний сон — возможно, тоже была, но позже, поскольку очень уж смутно. Еще одно совпадение.

— Какие-нибудь артефакты?

— Кинжалы ритуальные куплены в магазине «Фэн-шуй». Подделки, конечно, но грамотно обработаны не хуже профессиональных. Чаша для крови — тоже самоделка и тоже заряжена под крышечку, только что воздух не искрил. Основательно готовились. Чаша, как я понял, должна была собирать высвобожденную энергию. А может, Источник брал в ней начало, этого точно не знаю. А так вроде все, но ты все же досье подними, описи почитайте.

— А порядок обряда? Выяснили?

— Разумеется. Ребятки слиняли, но изрядно наследили, выловили мы их без труда буквально в неделю. Последним поймали главаря — умотал аж в Венгрию. Пришлось даже с тамошним отделом проблемы улаживать. Ну, ты понимаешь — бумажная волокита, отчеты, ордеры, согласование процедур. Пока главный бегал, остальные мальчики молчали, а на сканирование памяти Верхние добро не давали. Младшему было восемнадцать, несовершеннолетний и из приличной семьи. Двоих других тоже пожалели — не рецидивисты, не особо опасные и ранее не привлекались. Сканируют только тех, кого уже не жалко, кому с большей долей вероятности полное стирание памяти назначат… Ну вот, как последнего взяли да очную ставку провели, они все и заговорили. А работенку они просто колоссальную провели, нашим бы отделовцам такое рвение. Перевели от и до с десяток манускриптов на древнеарамейском и аккадском, проработали их средневековые переводы на латыни. Про то, что нужно привязать обряд к одной конкретной дате, сами допетрили… Все четверо — студенты факультета истории и языкознания с разных курсов одного университета. На рождественских каникулах решили подарочек себе сделать… Немного могущества в новогодней мишуре.

Гауф рассказывал сочно, много, подробно, с чувством. Такой талант рассказчика пропадает зря. Интересно рассказывал. Только все не о том. Джош же ясно и конкретно заявил — порядок обряда, а совсем даже не возраст злоумышленников, не их настойчивость и не сложность согласительных процедур с венгерским Отделом. Хотя упоминание про сканирование запоздало покоробило. Приравняли к особо опасному преступнику-рецидивисту. Интересно, а память бы тоже стерли, если бы сканирование увенчалось успехом? Но сейчас не о том.

— Пан Эрнест, все это очень интересно, но мне совестно столько времени у вас отнимать. Вы мне просто про обряд расскажИте.

— Ну… Обряд шумеро-аккадской обрядово-символьной семьи, основанные на традиционных верованиях в способность получения Энергии напрямую из граничных сфер. Простейшая разновидность такого обряда — гадание на крови, только там энергия в чистом виде не используется, а сразу перенаправляется на конкретные прикладные цели. Из-за простоты большинства гаданий энергии, открываемые этими обрядами, незначительны.

И снова — мимо. У Джоша даже появилось неприятное подозрение — коллега пудрит ему мозги зачем-то.

— Пан Эрнест, ПОРЯДОК обряда…, - по возможности терпеливо повторил Джош.

Пан опять вздохнул — ну точно мамаша, уставшая от капризов непоседливого дитяти.

— Порядок стандартный, с некоторыми добавлениями и довольно остроумными деталями. В целом достаточно сложен и перегружен символикой…

— Пан, вы не хотите мне рассказывать, да? Постоянно уходите от темы. Неужели настолько секретные, важные данные? — Если Джош верно сориетировался во времени, то двадцать минут из свободного получаса Гауфа уже потеряны. Да и терпение при всем к пану уважении начинало таять. — Спрошу напрямую — дадите мне четкие, конкретные инструкции к обряду?

Пан Эрнест издал нечто, одновременно напоминающее и сухой смешок, и презрительное пофыркивание. Когда не видишь лица, и не разберешь. И это нервирует, заставляя нервно сжимать подлокотник кресла.

— Напрямую, значит. Тогда и я — напрямую. Нет, подробностей я тебе сообщать не хочу. По одной причине: придя сюда со своими вопросами, ты подтвердил худшие мои подозрения. Тебе поручили восстановить обряд открытия источника, так?

Ничего не оставалось, кроме как согласиться. Не дедуктивный метод Шерлока Холмса, конечно, но — методы пана Эрнеста.

— Да. Но как вы догадались? — лишь бы не выглядеть со стороны глупо-изумленным младенцем. Ну, додумался, эка невидаль….

— Сложил два и два. Сам на досуге прикинешь и все поймешь. Домашнее задание тебе. Меня другое интересует. Скажи, речь идет об источнике нейтральной энергии?

— Что?! — потрясение просочилось в голос помимо воли и заставило даже задохнуться на коротеньком придушенном слове. — Что вы спросили, пан Эрнест?!

Утечка информации? Но кто мог проговориться, когда из всего Отдела в курсе только Мэва и Беккер? Мэва любит потрепать языком, но и секреты хранить умеет. Особенно, когда ей это выгодно. Беккеру же вообще не с руки заниматься рассекречиванием собственным же волевым усилием и засекреченной информации.

— Просто скажи, да или нет. Откровенность за откровенность.

— Тогда вы ответите на мои вопросы?

— Поглядим.

Джошу очень не нравилась наклевывающаяся «каша». Информация рассекречена, Гауф знает, что теперь? Возьмут с него подписку о неразглашении? Вероятно. А может, и чего похуже. Там, подкорректируют память. И выговор Рагеньскому за непрофессионализм. Опять «громометание» и унизительное «всего ли достаточно?».

— Да, нейтральные энергии.

— Этого-то я и боялся. Отвратительно. Совсем Верхние губу раскатали. Идиоты! Сначала наворотят делов, а после нам за ними все дерьмо и разгребать! Идиоты!

— Пан, вы о чем? Вы ответите на вопросы?!

Вместо вожделенных ответов пан Гауф повторно душераздирающе вздохнул и грохнул на стол что-то тяжелое. Пресс-папье или какую-нибудь настольную безделушку. Опять завоняло табачной едкость — густо и горько. И тяжелое молчание под скрип половиц паркета. Наконец прекратились и дым, и скрип, и молчание.

— Что ты знаешь о нейтральных энергиях, Джозеф?

— Почти ничего, пан Эрнест… если честно… Я всегда раньше думал, что это легенда. Помню, нам в колледже долго объясняли…

— Всё, что вам по этому вопросу объясняли, можешь смело выкидывать на помойку! Нейтральные энергии не миф, а реальный факт. Я специально покопался в литературе, в прикладных дисциплинах… Там везде написано, что легенда, но обрати внимание — в расчетах используется исключительно усредненная сила, не имеющая заряда. И при такой ее нейтральности все уравнения верны и вполне благополучно действуют. Более того, само существование плюса и минуса предполагает некую точку отсчета, абсолютный ноль. Нейтральные энергии существуют, это факт. Вот я и спрашиваю — тебя вызвали восстановить обряд? То есть — вспомнить, выковырять из памяти? Молчишь? Значит, точно. Не скажу, что меня это радует. Не скажу даже. Что хочу отвечать на твои вопросы. Я полагаю, сейчас ты пытаешься применить метод аналогии. Думаешь, знаешь один обряд, знаешь все? Если бы все было так легко, нужен бы ты тут был вообще? И без тебя бы разобрались…

— Я не знаю, пан Эрнест. Я просто пытаюсь выполнить работу. — Джош… пока не мог сообразить. Что же так рассердило Гауфа, что заставляет «мастодонта» нервно бегать по кабинету, источая табачный яд?

— И снова возвращаемся к нашему давнему разговору. Скажи, оно тебе нужно? Выполнишь ты свою работу, и что? Зрение к тебе вернется? Да, грубо, но пора бы уже понять — ничего они, Верхние, тебе уже не дадут! Не возвратят магию и зрение, после опять отправят в твою лавчонку. Так скажи, должен ли ты им восстанавливать этот хренов обряд? Зачем?

— Пан Эрнест… — Действительно грубо и обидно. Мэве — да, куча приятностей, гарантированное теплое местечко и наверняка карьера. Мэве — все пути, утоление ее вечной честолюбивой жажды. Джошу… разве что должность пятого помощника шестого секретаря при скрепкодержателе пана Гауфа, пожалуй.

— Джозеф, ты действительно такой идиот, или только прикидываешься?! Ты хоть понимаешь, во что тебя втянули?! Имеешь ли ты МОРАЛЬНОЕ право дать Верхним этот обряд?! — А Гауф не на шутку разошелся. Кажется. судьба такая — все шишки собирать.

— Что вы имеете ввиду? Я не совсем понимаю…

— Идиот! Тысячу раз идиот! У тебя в голове… или где там у тебя мозги содержатся, уж не в заднице ли?!.. бомба с часовым механизмом, и часики тикают! Нейтральная энергия! Да если ты действительно знаешь, тебя следовало бы пристрелить на месте! Прострелить черепушку, как тому некроманту, чтобы никто больше этих сокровенных знаний из твоей башки выковырять не смог!

Джош наконец отодрал примороженные ознобом недоумения пальцы от подлокотников. Поднялся, нащупал трость. Цезарь, хвала Свету, в кабинете с Мэвой остался, спит — не совсем еще оправился после приключения со снотворным, до сих пор вялый и квелый. Но сейчас бы он точно не выдержал — зарычал бы на предполагаемого обидчика хозяина, а то и «навести порядок» попытался бы. Добавил бы изрядно напряжения итак почти искрящемуся воздуху.

— Пан Эрнест, я, пожалуй, пойду? Я сам посмотрю досье, книги поищу. Спасибо за консультацию, но…

Но от воплей Джош устал: вчера с утра Беккер, вечером с Мэвой шумно погавкались, сегодня вот совсем неожиданно, но оттого не менее обидно — Гауф свои пять грошей вкатил. Трость привычно вжалась в ладонь, такая правильная тяжесть, словно так от рождения и должно было быть — трость, темнота и беспомощность.

Пан Эрнест шумно вздохнул, опять грохнул нечто тяжелое о стол — теперь, наверно, пачка бумаг — и… сдулся. Запал праведного гнева угас.

— Погоди. Сядь обратно. Садись, говорю, не собирался я тебя стрелять. Напугался и обиделся, ага? Не хотел, извини. Расскажу я тебе, расскажу. Знаю ведь, какой ты упрямый. Был, во всяком случае.

Повелительно-тяжелая рука легла на плечо, вдавила в кресло. Голос Гауфа сделался тих и торопливо-убедителен, словно детектив испугался, что парень сбежит, не дослушав до конца.

— Садись. Расскажу. Только сначала объясню, что такое нейтральные энергии, раз уж ты не удосужился сам покопаться.

Раздражало, что Гауф, по всей видимости, никак не может усидеть на месте, скрипит паркетом и вообще не позволяет сориентироваться. Щелкнуло, тут же зашумела вода в электрочайнике — очень знакомый, домашний звук.

— Кофе будешь? У меня второй завтрак, с твоего позволения. Так кофе? — Гауф окончательно успокоился, и теперь, по всей видимости, устыдился своей минутной вспышки. Старается загладить неловкость?

— Не откажусь.

— Сахар? Сливки? — растворимый кофе, растворимые сливки, идентичные натуральным; идентичные натуральному дружеское расположение и участие. Дружеское…

/… - Мам? Это ты? — послышалось же, что кто-то вошел. Шуршало и шелестело фольгой обертки. Но нет, значит, всего лишь показалось. Пошелестело и перестало. Жаль… Хоть бы кто зашел. Одиноко очень. Здесь, в Лазарете, одиноко. Здесь не приспособлено для… тех, кто не видит. Слепых, то есть. Заняться совсем нечем. А вчера Луиза приходила. В последний раз. В смысле — расстались. У Луизы был очень усталый, больной голос, словно она ночь не спала, а плакала, и нервные холодные пальцы, когда она ненароком дотронулась до щеки теперь уже бывшего парня, поправляя ему подушку. И вчера была после нее мама. Вот она плакала точно. И её приходилось утешать. Всхлипывала и бормотала, что Джошу всего двадцать четыре, что это несправедливо, и что это она виновата — нельзя было ему позволять в тот Колледж поступать, что весь в отца, а отец нынче где? Ничего, мам, ничего… Как-нибудь. Потом, не сейчас подумаем. — Мам?

Опять же шуршало! Что шуршит, непонятно.

— Джозеф, вам что-то нужно? Вы меня звали?

Это стерильно-холодная, пахнущая лавандой, спокойная, уверенная — сиделка. У нее работа — помогать страждущим. Она — профессионал и одинаково любит всех своих подопечных. В рамках должностных инструкций, разумеется. Ее зовут Фрига Корнельски, но на фамилии можно язык сломать, когда жар, поэтому просто панна Фрига. Доброжелательна, имеет мягкие, всегда теплые и ласковые руки, но ласковость их обманчива. Когда нужно, они вполне удержат и порывающегося в панике вскочить и бежать черт знает куда пациента, и отвесят пощечину для пущего приведения в чувства, и помогут подняться и доковылять до… Не важно. Главное, она спокойна и доброжелательна ровно настолько, чтобы не забыть — Лазарет.

— Нет, это я… так… Показалось. Ко мне сегодня никто не придет? — невыносимо тихо. И темно. Теперь уже Джош знал, из-за чего темно, но пока не верил. Не успел еще. Хотя, видит Свет, времени было достаточно. Позавчера сказали, что все, никакой надежды. Некто с голосом сочувственным и дружески-участливым. Потом Луиза и мама.

— Нет, у вас сегодня неприемный день, вы забыли? Вам вредно напрягаться и волноваться. Может быть, чего-нибудь хотите? Поесть? Может, новости послушать?

— Нет, спасибо. Я хотел просто…

— Чего хотели? Пить? Погулять, может быть?

Оживление умерло. Никто не придет сегодня, опять мариноваться в одиночестве и тишине, как сельдь в консервной банке, и стараться не думать. Почему не придут Эжен или Мартен? Хоть кто-то объяснил бы, что случилось, из-за чего все произошло. Поскольку сам Джош ничего не помнил. То есть — совсем не помнил. Помнил дело, помнил даже замусоленные страницы досье, помнил горку м-кристаллов на столе, помнил, что Мартен все-таки не справился со своей прогрессирующей простудой и в последний момент позвонил, сказал, что сидит дома. И пришлось идти на проверку одному. А вот дальше Джош не помнил.

— Нет… А можно мне м-кристаллы из дела и диктофонные записи допросов?

Фрига вздохнула очень огорченно, словно вправду сочувствует, и проникновенно сообщила:

— Вы же знаете, вам теперь совсем не нужно… У вас это дело…. временно… забрали… Ну, пока, на время. Вы помните? Считайте, что у вас отпуск. Вы же, наверно, любите отпуска? Отдыхайте и не волнуйтесь, — и чего она, Фрига эта, как с маленьким? Нет, Джош, конечно, помнил, отчего. Помнил, как повел себя, когда ему сказали. И Фрига просто боится, что пациент прореагирует на осторожные намеки слишком бурно. Наверно, свои ласковые ручки уже наизготовку… И тут же торопливо переводит тему, почти тараторит. — Ну, может, апельсинов? Ваша мама говорила, вы их очень любите. Хотите? Или так и будете лежать? Пан Кшиштоф говорил, вам пора уже вставать, пора уже ходить на прогулки. Вам очень полезен свежий воздух. На улице знаете, какая погода? Зима, а тепло, но снег лежит, и вообще хорошо. Пойдемте?

Джош не пошел на улицу, и вообще никуда не пошел с кровати, поскольку боялся. Потому что когда на нее возвращаешься, и не видишь, куда ложиться — как в пропасть каждый раз ухаешь. Тошнит и голова кружится… Зато все такие участливые, что им почти веришь. Как веришь вкусу кофе из пакетика или яблока с восковой лаковостью боков. Вкус почти настоящий, почти. Все равно немного не достает естественности. И дружескому участию тоже немного не доставало…. /

— Так и — у нас с тобой нейтральные энергии. Расскажу, что знаю, остальное на твоей совести.

Кофе — запах не обманул — действительно оказался дрянным, крепким, как перегар хронического алкоголика, и на диво прочищающим мозги: что металлическим ершиком забившуюся трубу мыслишек старательно прошоркать. А груда информации, взваленная Гауфом на хлипкую и нежную совесть Джоша — так вообще непомерной.

— … Нейтральная энергия — шило в мешке. Раз открыв, уже не утаишь. Где-нибудь, да вылезет, как пить дать. Самое похабное в ней — использовать ее с одинаковым успехом может кто угодно, Светлый, Темный, простец. Достаточно минимальных навыков в направлении Сил или даже спонтанного всплеска эмоций. И еще одна паршивая вещь — нейтральная энергия теоретически неисчерпаема, поскольку берет начало в естественных физических процессах — изменения молекулярных связей, нагревание и охлаждение, испарение, движение воздушных потоков…

— Но это ведь хорошо — новый альтернативный источник, безграничные возможности, реализация всех похороненных в столах проектов…

— Ага-ага, и счастье, благополучие и процветание во всем мире! — издевка и нарочитое воодушевление. — Ты оптимист, Джозеф. Такой же оптимист, как первооткрыватели радиации. Новая, неизученная энергия, АЭС в каждый город, ядерное топливо, полеты к звездам, мечты предков… И атомная бомба. И тут главное было — успеть собрать ее первым. И к чему привело? Хвала Свету, мозги у кое-кого на верхах все же были, да еще эта «Сатана», из-за которой чуть мировая истерика не случилась… Ладно, система сдержек и противовесов. Однако загляни в Интернет, да даже по нашим молодежным журнальчикам пробегись — пару десятков инструкций по сбору атомной бомбы на дому накопаешь. Ребят сдерживает только одно — боятся облучения. А теперь представь, что атомные бомбы всем желающим раздали. Представил? Проникся? Понравилось? То-то и оно. А нынешняя ситуация и похлеще. Это будет: ты, твой сосед, бабулька на остановке, продавщица в супермаркете — маги без каких бы то ни было ограничений по Способностям и внутренних тормозов. И сдержать некому. Сегодня тебе не понравился косой взгляд начальства, завтра захотелось красивой жизни. Раздай деткам в школе оружие, что они в первую очередь вытворят? С трех раз догадайся!

Трех раз, чтобы догадаться, не потребовалось — Джош содрогнулся. Сам он преподавателей Колледжа глубоко уважал, но вот у Темных, говорят, в порядке вещей, когда лучший ученик убивает учителя. Естественный отбор, так сказать. А большинство простецких детей — волчата, и известно, homo homini lupus est.

— Пристрелят учителей и сами перестреляются.

— Верно. Нейтральная энергия тоже самое, что автомат в руках первоклашки. Её НЕЛЬЗЯ открывать. Раз её объявили легендой, раз вбили это нам в головы — наверно, причины были. Прошлый Круг Верхнего Сияния был умен, куда умней нынешнего. Эти забыли.

— Значит, я не должен пытаться восстановить обряд? — неприятно было, колко. И сердце колотилось, как сумасшедшее.

— Решать тебе. Но учти, Верхние воспользуются новым знанием. А, однажды воспользовавшись, остановиться не сумеют. Потом обязательно произойдет утечка информации, и будет как с атомной бомбой, только в сотни раз хуже. С другой стороны, ты опять станешь магом… Даже. Чем Свет не шутит, прозреешь.

Если до этого сердце колотилось, то теперь — вообще чуть из груди не выпрыгнуло. Зря Гауф это сказал. Он вообще много чего зря говорит. Нельзя так.

— … Только тебе не понравится увиденное.

Последним, торопливым глотком кофе Джош себя успокоить не сумел, только чуть не захлебнулся, закашлялся.

— Меня заставят рассказать, — проведут четвертое, пятое, шестое сканирования, если будет нужно. А если не Верхние, то Нижнее обязательно влезет.

— А ты не вспоминай.

Джош сжал зубы. Гауф почти никогда не ошибается. Но Беккер душу вытрясет, заставит же — вчера уже показал зубки.

— …Просто не вспоминай. Не смог, не сумел, не справился с заданием, и всё. Обидно, но переживут.

Вот так легко и просто. В «Марну» заглядывал голубоглазый блондин, спрашивал про парня с собакой.

— Я пойду. Если понадобятся уточнения по обряду, загляну вечером. Спасибо, пан Эрнест, вы мне очень помогли.

— Что ты решил, Джозеф?

Отвечать было нечего, поэтому Джош промолчал, сосредоточенно переступая порог.

* * *

Верхние уверены, что Джошу довелось поучаствовать именно в обряде открытия. Одна надежда на ошибку. Оперативник Рагеньский теперь — бабочка в паутине. Верхние, тот блондин, Гауф. И возможность вновь видеть…. Зря Гауф лезет, куда не просят. И вообще. Гауф не истина в последней инстанции, он тоже мог ошибаться. Может, все не так страшно.

…Мэва, книги из библиотеки! Шумеро-аккадская обрядово-символьная семья. Что-нибудь по энергиям. Из архива — досье. Номер дела не знаю, но первый протокол от тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто девятого. Расследовал Гауф. Да, который Эрнест, у нас в Отделе других нет. Не спрашивай, зачем, читай… Жертва обязательна? Погоди, диктофон включу, чтобы на досуге прослушать. Так что с жертвой? Человеческая? Но Гауф говорил, кошки достаточно… Да, иди обедай. Я не хочу. Голова болит, не хочу, спасибо. Мэва, иди… Цезаря вон покорми.

… Мэва, а вот если бы ты открыла радиоактивность и уже тогда знала про Хиросиму и Нагасаки, ты бы как поступила? Все равно бы продолжила исследования?! Но почему? Потому что радиоактивность все равно должна была быть открыта, и не важно, кто это сделает? И лучше, чтобы это был Светлый? Атомная энергия важна, а Хиросима не вина Кюри и Беккереля?… Ладно, иди уже. Оставь меня, пожалуйста, на десять минут. Вот, хотя Цезаря выгуляй. Цез, иди гуляй!.. Свет, да оставьте вы меня в тишине и покое хоть на пять минут! Ничего со мной за это время не случится! Это не нервный срыв, это мне нужно подумать! Мэва, пожалуйста…

И болела голова. Закон непротиворечия гласит: не могут быть одновременно истинны два противоположных суждения об одном и том же предмете в одно и то же время, в одном и том же месте. Следует ли Джозефу Рагеньскому вспомнить любой ценой, или же забыть все как страшный сон, отказаться от расследования и уйти? Нужны факты…

…Да, Мэва, я знаю, что уже половина четвертого, скажи Конраду, что я пропущу тренировку. Повтори еще раз уравнение Штейнера-Брандта. Какой заряд у энергии? Не указан? Нулевой, значит? Нейтральный. В уравнении несинхронных потоков тоже… Мэв, а там в описании не сказано про наркотики для жертвы? Нет? Почему спрашиваю? Не важно…

… Да, я знаю, что уже шесть! Сидим! Я еще не нашел нужной информации. Цезарь? Цезарь потерпит. Мэва, что за день — шестое ноября? Раздобудь восточные календари. Ну, шумеры там, аккадцы, арамеи… Под рукой? Ничего? А ты учла, что календари поменялись? Шестое ноября — это двадцать третье октября на самом деле. Наверно, если я не путаю. День Энлиля? Это бог смерти или что-то вроде? Бедствий и болезней? А что, подходит…А звезды? Ну, я астрокарты имею ввиду…Луна в Близнецах? И что это должно значить? Не знаешь? И я не знаю. И леший с ними! Схожу к Гауфу сейчас… Половина восьмого? Он давно ушел? Ладно… Завтра с утра… нет, ночевать здесь не будем, здесь неудобно… Хотя, если не успеем… Ладно.

… Мэва, ты бы точно продолжила исследования? Ну, радиоактивность? Точно?! Мэва, я не знаю, что мне делать… Я не знаю! Нет, рассказать не хочу. Мэва, ты очень обидишься, если я уйду? Ну, брошу дело? Очень? Что со мной происходит? Ничего не происходит. Просто мне сказали, что я могу снова… не важно. Но мне этого нельзя делать. Но меня заставят. Заставят, а я не хочу. Я боюсь. Серьезно, только не смейся. Я боюсь вспоминать дальше, я боюсь того, что могу вспомнить. Я ничего не пил. Нет, и не нюхал. И здоров, нет у меня никакого жара. Я не брежу! И… Мэва, иди домой. Я здесь посижу. Я не буду спать, не хочу сегодня. Прослушаю записи… Просто, понимаешь, мне нельзя. Иди, пожалуйста…