…Заварил, разумеется, всю кашу Маль, хитрый старый лис. Еще в две тысячи третьем, когда у него отобрали лицензию на торговлю тёмными артефактами. Деньги у него были, мозги тоже, поэтому в первую очередь он принялся шарить по библиотекам и архивам в поисках новой идеи дальнейшего умножения финансов. И нашёл-таки, хоть Дамиан вначале и крутил у виска. Нейтральная энергия — чушь собачья, все это знали. Маль словно помешался на этих своих изысканиях. К две тысячи пятому году Дамиан тоже оказался на мели, а мне было безумно скучно. Мы оба позволили втянуть себя в эту сомнительную авантюру, хоть и не особо верили. Оба. Скучно было.

Но когда Маль нашёл какую-то бабу полоумную, сдвинутую на нейтральных энергиях, «выпил» ради информации, поверили даже мы — всё выпитое он нам показал. Баба оказалась независимкой, которую попёрли из какого-то сверхсекретного исследовательского института за вольнодумство и длинный язык. Ну и еще за то, что посмела лезть в вещи, которые господа Верхние намеревались держать в тайне. Зря надеялись — баба на вольных хлебах продолжила эксперименты. И весьма успешно. Во всяком случае, доказала факт существования пресловутых нейтральных энергий. Затем был старик-библиотекарь в архивах по энергиям, его я уже «выпил» сам — под чутким руководством Маля. Лис был прав — энергии существуют, только информацию пришлось собирать по клочкам. Но Маль прирождённая ищейка, выискал еще одну бабу из Департамента, та работала с секретными источниками, а еще оказалась относительно молодой, мощной. Маль говорил, «пить» было сплошное удовольствие. Обряд за полгода продумали до мелочей. Оставалось только найти жертву. А тут спецы из Отдела по борьбе чего-то разнюхали. Идея пришла в голову Эрену, новенькому в нашей группке Светлому. Спец оказался зеленым парнишкой без какого бы то ни было опыта работы, но зато сильным и здоровым, как бык. Решили — на ловца и зверь бежит. Маль, приличный пси-эм, в нужный момент мальчишку просто «позвал».

Тот пришел, как овца на заклание. В назначенное время, в назначенное место. Нужно сказать, место и время готовили долго и тщательно, заранее. Время — понятное дело, кармический период, скользящие часы шестого-седьмого чисел ноября. Место… Место — предмет моей лично особой гордости. Я такое возмущение энергетического фона вытворил, заставил природные источники так закипеть, что все городские псионы будут с ума сходить, но так и не разберутся, в чем дело. В чем, в чем… Разумеется, пробиваем простенок между мирами. Врата вот-вот появятся. Ткань времени-пространства как никогда истончилась…

Парнишка молодой, из спецов, зелёный совсем. Опытный бы не поддался на простейший пси-манок. Ну, значит, такая у него судьба. Ничего. Зато нам вполне подходил — молодой, здоровый, сильный, как бык. На обряд было часа два, не больше, но Маль решил повыкобениваться — полез в воспоминания мальчишки, якобы искал там информацию. Не нашёл, разумеется. Зато здорово потянул время. По его милости катастрофически не успевали. Итак до окончания кармического периода оставались считанные часы, так еще у парня «хвост» обнаружился. Странно. Я думал, парнишку только с утра хватятся. Как бы то ни было, грёбаные оперативники притащились в самый неподходящий момент — обряд подходил к концу, мальчишка уже приобрёл свойства Врат, пока еще не настроенных, способных только поглощать и перебрасывать энергию. Угрохали все запасы Сил, разрядили три амулета, чаша Валира едва не выгорела. А Малю всё неймётся. Говорю, мотаем отсюда, пока живы, нет, сволочь, застрял. Типа, столько энергии вбухать, и ни о чем? А я и сам знаю, что ни о чем, и Эрен с Дамианом знают, а жить хочется. Как ни крути. Тот, на алтаре, совсем плох. Но Светлые бы откачали. Говорю ему тогда, дескать, уходим. А парня его дружкам оставим. Нет, уперся рогом. Уходить не хотел. Даже, говорит, жизнью рискну. Или что-то вроде. А купол трещит, валится уже. У меня в ушах звенит, Эрен хрипеть начинает. Светлые вечно чуть чего, так сразу стопорятся. А Маль одурел.

Спецы ворвались, уже вторую защитку преодолели, а Маль всё тянет с пацана Силы. И когда первый спец прорвался за линию, начал своим пистолетиком махать — а нас все равно не видит, у нас морок стоит на последнем слое — пришлось ему немного помочь. Направить пулю поточней. Содержащаяся в мозгах Маля информация не должна была достаться Верхним. Так что серебряная пуля калибра девять миллиметров, в лоб, точнёхонько. Извини, старый лис, дальше мы без тебя. И парня оставили — вот его совершенно без опаски. Маль, когда «пил» информацию, автоматически блоки ставил. Его стиль работы. Я специально смотрел, те библиотекарь и две выпитые Светлые — пустышки пустышками, о них инфы теперь ноль, как ни старайся. С парнем аналогично — блок на блоке, блоком погоняет. Нет, парень для Верхних теперь бесполезней старой калоши. О нём можно было не беспокоиться…

Слабый стон. Кто-то дыши часто, поверхностно, как загнанная лошадь. Кто?…

…Нет, мозговым центром всегда был Маль, даром что некромант. Это он проштудировал уйму книг, это он вышел на ту тётку-оппозиционерку. Это он реконструировал обряд. И это он нашёл мелкого служащего при втором Координационном отделе Эрена Гольчанского, вынюхал, что Эрен не прочь бы несколько повысить свой статус. Это он сделал предложение, от которого Эрен не смог отказаться. Какое, никто из ребят так и не разузнал. И теперь дело Эрена было — направлять энергии. Это он умел и любил. Жалко только парня, что стонал и корчился под ладонями, но нейтральная энергия того стоила. Но уж собственными руками убивать… увольте. Пусть Маль сам. Хоть и говорит, что Светлый, убивающий впервые — сам по себе солидный всплеск энергий. Переживёт, Эрен так и ответил некроманту. Во всяком случае, именно это Эрен бормотал Дамиану, а у Дамиана не было оснований ему не доверять. В общем, Светлый, как и все остальные участники обряда, жаждал сил. Что ещё раз подтверждало, что и Светлым ничто человеческое не чуждо.

Сквозь муть расслышал чей-то душераздирающий вздох. О Великий Свет, заканчивали бы уже…

Я не могу… всё… Слышишь, Дамиан? Дамиан?!

…Душное седьмое ноября две тысячи шестого года продолжало длиться. И сейчас предстояло… Хищный нос кинжала высоко-высоко над головой. Взметнулся… Джош зажмурился…И громыхнуло. Совершенно незапланированно громыхнуло, не должно было ничего вот так бабахать. Кое-как разлепил мокрые ресницы. Плыло и вертелось перед глазами. Знакомое широкое, добродушное лицо Богуслава. Тот что-то настойчиво повторяет, но разобрать определенно нет никакой возможности. Богуславу это не нравится. Он легонько (то есть это коллеге кажется, что легонько) трясет за плечи. Какое-то пугливо-растерянное выражение лица. Шевелит губами, но звук выключили. Губы у Богуслава ярко-малиновые, как спелые вишни, и чем-то напоминают губы графа Дракулы из фильма ужасов. Потом Богуслав озирается по сторонам, опять чего-то требует беззвучно, рядом оказывается высоченный как небоскрёб Александер, легко подхватывает под плечи и колени, заставляя вскрикнуть от режущей боли. Заворачивает в какую-то тряпку. Тут появляется звук. Бьёт по ушам стрекот голосов, стук металла о металл, вопли какой-то сумасшедшей сирены. Джош обессиленно прикрывает глаза и позволяет себе уплыть.

В следующий раз обнаруживает себя на кушетке в кабинете отделовского медика Вадима. Тупо пялится потолок помещения, считает трещинки в побелке под бессмысленную болтовню его хозяина.

— Свет побери! Джозеф, ты только держись! Десять минут всего! Джош! Держи глаза открытыми! Не спи! Холодно? Сейчас укрою. Джош, как зовут твою мать? Отвечай!

Настойчив как осёл. Джош с трудом переводит плывущий взгляд на нарушителя своего покоя.

— Как зовут твою маму, Джозеф?

— Добронега.

Но, получив ответ, не отвязывается.

— Сколько тебе лет?

Припомнить оказывается на удивление сложно. Морщит лоб, разглядывает грубовато-правильное лицо собеседника.

— Двадцать…четыре…

— Молодец. Так, уже недолго.

Помещение внезапно наполняется целой толпой народа, и все шумят, и всем чего-то нужно. Джоша заворачивают во второе одеяло и как ребенка подхватывают на руки. Провал темноты.

— Эй, парень! Давай уже, просыпайся!

Джош совершенно точно этого не хотел. Но заставляли. Ну и открыл. Блёклые пятна лиц. Ничего интересного.

— Что…? — не очень внятно потребовал. Ответили тоже не очень внятно:

— Всё в порядке, парень. Просто проверяю…

Проверяли весьма странно — складывали на многострадальную грудь руки, жали рёбра, разжимали зубы и лили в рот всякую дрянь. Джозеф сопротивлялся, конечно, только это мало помогало. Чего-то объясняли. Не слушал, мотал подбородком.

— Джозеф, пан Кшиштоф сказал, ты нас слышишь.

Как ни странно, Джош действительно слышал — вату из ушей убрали. Впрочем, ответа дожидаться не стали — хрупкая птицеподобная женщина в легком белоснежном халатике поверх чего-то небесно-голубого, воздушного, сухо поджала губы.

— Хорошо. Так вот, Джозеф, ты попал в скверную историю, ага? — дала некоторое время на осмысление вопроса. Качнула подбородком. — Сейчас ты в безопасности, не бойся. Всё, что можно было, мы уже сделали. Теперь ты просто ответишь на несколько вопросов, а потом отправишься отдыхать. Ага?

— Да, — покорно согласился. Птичий голос панны начинал раздражать.

— Расскажи, что с тобой произошло.

Мысли путались, язык заплетался. Панне что-то не понравилось, она хмурилась. Потом задавала вопросы, смысла которых парень в упор не понимал. А конце-концов женщина рассердилась, а дальше началось чёрт знает что — ломали какой-то там внешний блок, ссорились, ругались, того и гляди, глотки бы друг другу перегрызли. Особенно громок был тот, что называл парнем. Пан Кшиштоф, кажется. Потом блок то ли сломали, то ли случайно проломили голову самому Джозефу — мог только слабо поскуливать. Потом грохот «Слишком опасно!» спасовал перед громким, визгливым «Благо Баланса важней!». Ослепительный свет, от которого слёзы на глазах выступили, визг на одной ноте. Погасили свет. Опустилась ночь. Ещё очень болела голова.

— Что вы натворили, Свет побери?! Вы же его…

Тогда не утерпел и закрыл глаза. Чтобы в следующий раз открыть их…

Темно. Шумы и мышиная возня прекратились. Холодно. Всхлипывают. Тело — как попавший в мясорубку лимон. Кто-то суетливо перебирает пальцами на больном Джоша левом запястье, что весьма неприятно. Дернул рукой, прекращая неприятные манипуляции.

— Тише. Не дергайся. Я всего лишь пытаюсь перевязать, — заплаканный хриплый голос. Руку подхватывают, бережно-бережно, и точно — перевязывают.

— Мэва? — неуверенно предположил Джош, силясь приподняться на локте. Плита под лопатками как была ледяной, так и продолжала такой оставаться. Впрочем, под задницей та же фигня.

— Мэва, кто же еще? — проворчала напарница. — Ты как?

Судя потому, что подняться никак не получалось — не очень. Впрочем, важней было другое — тряхнув головой, смутно припомнил события последних часов. И свою авантюру, и дважды неудачные попытки побега, и много еще чего. Достаточно, чтобы откуда-то взялись силы — подняться со стоном и торопливо зашарить вокруг в поисках одежды и оружия. Ничего. Снова осесть на алстарь, чуть не плача от собственного бессилия.

— Мэв, где мы? Что происходит? Где… пан Беккер? — кружилась голова.

— У тебя нужно спрашивать. Я не знаю — «прыгала» на ощущения. А пана Беккера… я застрелила.

— Что?!

— Лежи, пожалуйста. Ты хреново выглядишь. Я не знаю, где мы находимся, честно. Сразу после твоего звонка я побежала на остановку. Села на этот грёбаный автобус. Он сорок минут шёл! Я не думала, что застану тебя в живых, вот честно! Нашла всё, как ты сказал…

— Цезарь? — потребовал настойчиво, хотя и путалось ощутимо. Вдруг понял, что не помнит, какое сегодня число. Даже — какой год. Две тысячи седьмой или шестой?

— Извини, Джош, не успела. Он, наверно, ушёл куда-то. Но мы его найдём! Обязательно! Просто я очень торопилась к тебе…

— Дальше… — нет, шестой не может быть, тут же Мэва. Да, точно.

— Дальше начала искать хоть кого-то из вас. Позвонила ребятам отделовским. Ну, Эжену, Эрику…Переполошила их всех. Назвала свои координаты. А сама тоже пробовала искать, но я это не очень умею. Но тут повезло — такой всплеск силы, что у меня аж в глазах потемнело. Ну и «прыгнула». Смотрю, а там Беккер… С кинжалом… над тобой. Я «пэшку» вытащила… И, Джош, я его убила! Наповал! Джош…

Вот так у женщин начинаются истерики — отрешенно подумал, только сделать всё равно ничего не мог.

— Понимаешь, я его как увидела над тобой… Я не знаю, что со мной стало… Понимаешь, я хотела его убить! И убила…

Плачет. Хотел сказать, чтобы не плакала, поскольку поступила правильно — Беккер сволочь был. И вообще, спасала же. Крайняя необходимость, и всё такое. Потом осенило:

— Это твой первый, да?

— Первый… Да еще Светлый. Джош, я честно не хотела!

— Я знаю. Мы не убийцы, мы оперативники, — выскользнуло из подсознания коллективное «заклинание», которое сначала повторяли в Колледже, потом в отделе. Потом вспомнил еще кое-что.

— А… остальные? Здесь должно быть еще три мага… — похолодел.

Истерический смешок:

— А вот это уже ты. Я не знаю, что ты делал, но они… сдохли. Выглядело, словно ты у них энергию «пьёшь». И, кажется, у меня тоже выпил — не могу прыгнуть. Не могу тебя к медикам. Джош, я боюсь… — смеётся.

— Сдохли? — сглотнул. — Тела… здесь?

— Здесь. Я проверила, точно мертвые.

— Вот что… — нервный озноб озарения. — Нельзя, чтобы Верхние сумели к ним в мозги залезть… Мэва… тут должен быть мой «пэшка». Найди мне его.

— Зачем? Джош, ты как вообще-то? — руки возвратились, побежали по рёбрам, ощупывая.

Ну… Джош был… вообще-то. То есть никак. Но зато он отлично помнил, что нужно делать, чтобы информация не попала Верхним. Пример подал Богуслав Корчев. То есть, конечно, не он, а «верный» сотоварищ покойного некроманта. Приговорил. Ловко он. Направить чужую руку. У Корчева были серебряные пули, но будем надеяться, что и обычные сойдут.

— Дай пистолет.

— Что ты будешь с ним делать? — по крайней мере, всхлипывать, как сопливая девчонка, перестала. И то хорошо. А то Джош устал. Смертельно.

— Дай. Только бери аккуратно, не наследи.

Снова попытался сесть. Тяжело, но когда очень нужно… стиснул зубы. Накрыт оказался то ли чьей-то курткой, то ли плащом, не очень понял. Непослушными пальцами попытался удержать, но катастрофически сползало, и болели запястья.

— Что с моими руками? — Плюнул на непослушную одежду, решил вынужденной наготы не стесняться. В конце концов, все свои. А Мэва переживёт. Видала, и не раз, как она выразилась когда-то давно, «голых самцов». Под голым задом голый холодный камень. Странно всё-таки, что он не нагрелся ни капли. Голые пятки спустил на пол. Туго перебинтованные лодыжки тоже режет. — И ногами?

— Обряд, наверно. Порезы. Неглубокие. Я перевязала. — обнадёженый, попытался встать. Тут же отозвалось в голове. — Эй, ты чего?! Куда намылился?! Ложись.

— Пистолет… — снова стиснул зубы. Разлёживаться некогда. — Пистолет, Мэва. Просто дай мне пистолет.

Гремела и шуршала, и бормотала под нос ругательства. Джош тоже бормотал, только мысленно. Он все пытался приноровиться к болтающемуся, как в качку на корабле, миру. Пока мир одерживал победу с заметны отрывом.

— Нашла. Но тебе не дам, пока не скажешь, зачем.

Принципиальная. А Джош безнадёжно проигрывал в борьбе против целого качающегося мира. Стискивай тут зубы или не стискивай. Обессиленно, злясь на собственную беспомощность, опустился обратно. Было холодно и мокро. Мокро, похоже, от крови. А с головой непорядок от наркотика. Никак иначе. Сдался настойчивости подруги. И тому, что хмелём продолжало гулять по крови.

— Нужно тех… пристрелить… — мысли путались. Кажется, просветление было временным.

— Джош, ты меня пугаешь. Ты понял, чего сказал? Они уже мертвые. Давай дождёмся ребят… Они позовут Вадима. Телефон у меня разрядился… Ну, когда ты что-то там делал… Но они нас найдут, вот увидишь. С минуты на минуту…

— Я понимаю, что говорю. Не делай из меня идиота. — Да, забавное требование, когда идиота сделал из себя сам. Качественно и надёжно. Всем на удивление. — Мэва, послушай. Там, в их головах, информация. Очень опасная. Кое-что, отчего могут пострадать люди. Много людей. Нельзя, чтоб ее кто-то получил. Я тебе потом объясню. Нужно всего лишь… Как Богуслав некроманта, помнишь? Вот так…

— Всё равно не понимаю. Нужно… Погоди, нужно прострелить им головы? Но Верхние… Они же… Джош, погоди. Им очень нужен обряд. Ради него они тебя сканировали…

— И ослеп их милостью, — само выскочило. Крак! — как чёртик из табакерки. Откуда, Джош пока не знал. Что-то в нём стало другим. Что-то появилось. Чужая память. Но пока не было ни времени, ни сил разбираться. Это подождёт. Это потом. — Ну да. Я ослеп у них на столе. После первого сканирования. После ломки первого блока.

— Что?! — молчит, переваривая информацию. Долго молчит. Или это время в воспаленном, усталом сознании приобрело тягучую приторность патоки? И длится, длится, длится… — Ладно, потом. Сейчас скажи, ты уверен? Если они не выпотрошат Тёмных, они же снова за тебя возьмутся!

Джош определенно туго соображал — такая мысль ему и в голову не приходила.

— Возьмутся? Да, наверно… Мэва, дай пистолет.

— Ещё раз спрашиваю, ты уверен? Хочешь новое сканирование?

Глупый вопрос. Нет, не хотел. Но Мэва права — можно, конечно, уничтожить информацию в мозгах трупов. Но что делать с информацией в голове вполне живого Джозефа Рагеньского? А до неё доберутся. Уж будьте уверены. Выход напрашивался только один, и кардинальный. И он Джозефу не нравился. Хотя какая разница. Кому и что не нравится…

— Уверен. Дай пистолет, я всё сделаю. Только проверь, чтобы твоих отпечатков не было. Чтобы тебя не заподозрили. Ты здесь ни причём. Всё будет выглядеть, словно их застрелил я… Попробуй Беккера тоже на меня свалить. Хотя вряд ли выйдет. Ладно, по ходу сообразим.

— Оооо… Джош, это же… отстранение от должности и пожизненное заключение! Это же серийные убийства, убийства при исполнении!

— Ну, не при исполнении, а, скажем…. превышение допустимого уровня самообороны…. Не пожизненное, но по множественности составов… Лет двадцать… — педантично поправил. А про себя подумал и вздрогнул: «Только сажать будет уже некого…». — Это если получится. Если не догадаются. Никто не должен догадаться, что я специально… Хотя догадаются, конечно… Это элементарно проверить…

— И ты сядешь?! — испуганное недоумение. И следом мрачное. — Если отвертишься от сканирования.

— Ну дай же уже пистолет! И помоги подняться! — взмолился, снова пытаясь сладить с головокружением. Сейчас, пока вдруг не уплыл!

— Я сама, ты лежи. В лоб, да? Или еще Беккера? Чтобы наверняка.

Очень быстро — четыре выстрела. Потом трудное дыхание человека, борющегося с дурнотой, сдавленное:

— До чего противно, ты бы видел…

— А теперь сотри отпечатки и дай пистолет мне.

Долго и старательно лапал широкую, удобную рукоять. Мэва подняла с полу ту тряпку, набросила на напарника. Женская стыдливость. Зря. В морге всё равно голым валяться. Вертел в руках, ощупывал правильные, угловатые очертания пистолета. Какая нафиг эргономичная форма? У пистолета? Который вышибет мозги так, что ошмётки разлетятся на метр вокруг? С ума сойти. У кого о чём мысли, а у Джозефа Рагеньского о богатом содержимом собственной черепной коробки. Всё никак не мог решиться… Взяла злость — ну почему Гауф оказался прав? С самого начала? С того момента, когда пылко заявил, что Джошу следовало бы прострелить башку, если бы в ней содержались такие необходимые для Верхних сведения. Ну теперь уже точно содержатся, можно и не сомневаться. То есть, по-хорошему, дёргаться даже и не стоило. Проблема могла быть решена еще тогда.

— Давай, хватит уже лапать «пэшку», там теперь твоих отпечатков более, чем достаточно. Ты ляг, ага? Ребята нас найдут, я уверена. Жаль, я сейчас «прыгнуть» не могу… Тебе не холодно? Тебе бы одеться… И еще нужно обдумать, что будем говорить на даче показаний. Джош, я не хочу, чтобы ты в тюрьму загремел!

Болтает, словно и не лежат в помещении четыре трупа. И греется в руках П99. Так, значит, квартира… Матери. Жалко, что мама так и не завела второго ребенка. Может, еще заведет? Только не думать о том, как она будет рыдать на официальной церемонии. Голова кружится. Подташнивает. Мэва тоже будет плакать, хоть она и… И не узнаешь теперь, чего у неё там с Беккером было. Стучала или нет? Так… В Отделе никто плакать не будет. Мартен, возможно, произнесёт речь. Что еще остаётся?

— Мэва, Цезаря обязательно найди. — Перехватил поудобней пэшку. Непослушная порезанная рука заставляла морщиться. Затрясло. Пожалел, что под рукой нет бутылки. — Отдай обратно в школу или себе оставь…

— Что? Ты о чём? Ты…

Глубоко вдохнул, положил палец на курок. Прижал дуло к левому виску. Потому что Мэва шуршит откуда-то слева. Не попасть, не дай, Свет, в неё….

Вскрикнули. Толкнули в плечо, роняя лопатками на алтарь. Вместо «медленно и плавно спустить курок» вышло резко и коротко. Грохнуло так, что в ушах зазвенело. И упало куда-то за алтарь.

Но и только. Всего лишь оглушительное треньканье эхом в голове.

Пока обдумывал эту мысль — а она никак не складывалась, выходила совсем уж фантастической — за плечи снова схватили и затрясли. И заорали в ухо.

— Ты сдурел, да? Крыша поехала?! Ты чего вытворяешь?

Трясли больно. Только тогда сообразил, что жив. И что пистолет из руки выбили. Охватила злость — настрой к чёртовой матери! Снова заставлять себя…

— Отдай пистолет, — сквозь зубы, зло, хрипло.

— Ты не в себе, Джош. Ты только успокойся, ладно? Всё хорошо… Тебе давали наркотик, да? Ничего, придёт Вадим, он приведёт тебя в порядок. Парни скоро будут… Мы тут уже полчаса… Ещё минут двадцать…

Вот так разговаривают с буйнопомешанными.

— Отдай пистолет. Ты что, не понимаешь? Это единственный способ уничтожить информацию! Иначе она достанется Верхним! Тут никак иначе нельзя! Отдай!

— Нет. У тебя истерика. Я не понимаю, о чем ты, но застрелиться я тебе не позволю. Я так думаю, это у тебя сдвиг после обряда. Ты лежи, хорошо?

— Отдай! — потянулся. Схватил за запястье, с силой сжал. — Отдай. Отдай, или… Чёрт! Отдай же! Ты не понимаешь!

— Не понимаю. Ничего не понимаю! Ты мне так ничего и не расскажешь, да? Что у вас тут происходило? Нейтральные энергии? Обряд? И почему Беккер пытался тебя убить? Зачем ты сам пытался застрелиться? Что за….***?!

Вздохнул. Затопила вина за невольное облегчение, вызванное мэвиной вопиющей безответственностью. Не даст пистолет. Потом будет сканирование, автоматы в руках первоклашек, предсказанное Гауфом сумасшествие. Но это потом. А сейчас ощущение, будто казнь отменили. Слабость, тишина, холодно и легко. Наконец-то можно позволить себе расслабиться. Натянул тряпку посильней, подобрал колени к животу. Поза зародыша.

— Мэва, ты мне вот что скажи…

— Что? Холодно? Тут еще есть одежда. Твоя, кстати. Может, оденешься?

Нет, шевелиться не хотелось.

— Скажи… ты сдавала меня Беккеру?

Тяжелый вздох, почти стон.

— Может, не стоит сейчас об этом?

Может, и не стоило. Плыло и звенело, растекалось и кружилось. Уплывало вдаль. Хотелось спать. Сильно. Почти сдался. Только если не сейчас, то потом возможности может уже и не предоставиться. А это важно. Важно узнать, предавал ли тебя единственный человек, которому можно бы было доверять, или нет…

— Сейчас.

— Я тебя никогда не предавала, Джош, честное слово.

— Ты… и Беккер… пузырёк с наркотиком… Он всё про меня… знал.

Зевнул. Впрочем, от точного знания ничего теперь не изменится. Вот раньше хоть на неделю…

— Я тебя не сдавала. Хотя да, он приставил меня к тебе для слежки. Я должна была отчитываться о каждом твоем шаге, должна была подливать тебе какую-то дрянь в кофе… Я этого не хотела. Хотела вообще сказать, что потеряла… Или что использую средство, но оно не помогает.

— Вместо этого… подсунула мне?

— Так получилось, — в голосе стыд и раскаяние. И отчаянная искренность. — Я выкинуть хотела. Честно. Прямо в тот же день хотела выкинуть. Думала, на самом деле потеряла. И потом всё-таки нашла у тебя пузырёк и часть отлила, чтобы ты не отравился. И я докладывала про тебя, да. Но ничего секретного. Только потому, что он грозился отослать меня обратно, а к тебе приставить кого-то более исполнительного. Я боялась. За тебя боялась… Светом клянусь! Никогда, ни разу не предавала.

— Верю… — зевота сделалась катастрофической. Головокружение тоже. Лёгкое облегчение. — Мэва, если ты мне друг… пристрели. Нельзя, чтобы опять… сканирование… Я итак устал. Я не хочу. Нельзя.

— Ты мелешь чушь.

Ласково перебирали волосы у виска. Набросили сверху еще одну тряпку.

— Ты не должна позволить, чтобы сканировали. Ты… меня не бросай… Хорошо? Ни на минуту! Смотри, чтобы они не…

— Обещаю. Сейчас будут ребята. Скоро… Должны уже были прочесать район. Плохо, что я не могу с тобой «прыгнуть». Ты, по-моему, «плывёшь»…

Чтобы доказать обратное, выпростал руку из-под куртки, поймал мэвину ладонь где-то в районе собственного затылка — она там деловито распутывала запутавшуюся прядку — и сжал. И не выпускал.

— Ты меня не бросай. Смотри, чтобы никакого сканирования… Это не для меня, это… вообще. Нельзя допускать…

— Не брошу. Сейчас будут ребята. Слушай, было бы гораздо проще, если бы мы с тобой попробовали выбраться на улицу. Там бы я дошла до телефона… или, может, коммутатор заработал бы.

Серьезно обдумал предложение. С одной стороны, она права — подмога появится быстрей. С другой — холодно, муторно и вообще лень. Так прямо и заявил:

— Лень… Спать хочу.

Озабоченная рука пролезла под куртку к горлу, там повозилась, что-то проверяя. Аккуратно разрешили:

— Ладно, спи, не буду тебя трогать… Это, наверно, из-за ритуала. Сейчас ребята будут. Скоро… Дурацкий день, — чувствовалось, что «боевая подруга» взвинчена до предела, еще чуть — и взорвётся, как рождественская шутиха. Впрочем, Джошу сейчас было плевать. Он никого особо не ждал, ничего не хотел, кроме как лежать. И чтобы никто не трогал, и чтобы тихо и спокойно гудело, плыло и кружилось в голове — это снимало обязанность тщательно обдумывать произошедшее. Просто предыдущая полоса пакостей и злоключений подошла к концу, а новая еще не началась. И нужно пользоваться моментом.

— Да, дурацкий, — по инерции согласился, отрешенно изумляясь, насколько нелепо звучит определение, подобранное Мэвой. Сегодня Джозефа Рагеньского убивали, предавали, он сам убивал, его «пили», он «пил» в ответ. Мэва Коваль пристрелила своего первого, при чем собственного нынешнего начальника, при чем — «Хотела убить, понимаешь?! Хотела — и убила!»; потом практиковалась в стрельбе по трупам и спасала приятеля от приступа аутоагрессии. Если это всего лишь дурацкий день, то страшно подумать, что может случиться в кошмарный. Но в дебри софистики Джош погружаться не стал, предпочтя погрузиться в болезненно-дурную дремоту.

И ребята пришли. Эжен с напарником Андрашем, Эрик и тихая, спокойная Ангела, и грохочущая Элеонора со своим напарником, и еще Вадим, которого ребята в половине десятого вечера вытащили из дома по собственной инициативе — по сути Отдел остался без администрации после странного исчезновения пана Владимира, и давать распоряжения стало некому. Целый табор во вдруг ставшем тесным, переполнившимся вздыхающим и шуршащим эхом помещении. Помещение, кстати, разъяснилось — старый, не используемый по причине ремонта корпус специализированной клиники. Непонятной только осталась странная его безлюдность. Причины еще предстояло выяснить. Тут же закипела бурная деятельность. Об инциденте немедля сообщили в Верхнее, оттуда в помощь страждущим выслали временного исполняющего обязанности главы Отдела координатора, тут же выколупали на работу к их вящему неудовольствию и криминалистов.

Джоша суета уже не интересовала и не трогала, им занимался медик Вадим. Следующие часы запомнились слабо, урывками, и заставляли потом густо краснеть при случайном вспоминании.

— … Я некомпетентен в таких вопросах, Мэва, честное слово. Его нужно Наверх, раз уж его и в прошлый раз там лечили. Я же не знаю, что с ним делали, — медик поднабрался упёртости от осла, теперь хвастает.

— Я не хочу. Нельзя… Наверх, — слабо возражал Джош, кутаясь в тёплый чужой плащ. Перед этим кое-как натянул штаны, всё-таки стало стыдно.

— Он не хочет, ты слышал? — Мэва звенела, как пустой бокал под касанием столового ножа.

— Всё равно придётся, ты же понимаешь, — Вадим был устал и раздражен, и из посудно-столового набора более всего напоминал старую громыхающую кастрюлю.

— Нельзя. Не пойду Наверх, — ну а сам Джош оказался, разумеется, хрупкой вазой, раз уж его так обсуждают.

— Тихо. Молчи. Тебя не спрашивают.

— Вадим, он не хочет.

— Не возьму ответственность на себя. Извини, Мэва…

— Мэв, скажи ему…

— Джош, послушай. ничего страшного не произойдёт. Я пригляжу. Я же обещала тебя не бросать, ага? И не брошу, честное слово.

— Информация в моих мозгах…

— Я помню. Идём, Вадим. Сначала в Отдел, да? Ты его возьмешь? Я пустая…

— Возьму. Джозеф, давай осторожно…

Потом был уже Иерарх Кшиштоф, его мягкие прикосновения, опять на «ты», как и ко всем остальным пациентам целителя, как в самому Джошу год назад, и изумление:

— Это ведь отравление! И где ты успел темной энергии нахлебаться? Ну тут уж ничего не поделаешь, такое не лечится. Только ждать, пока само не пройдёт. Ну, руки-ноги я в порядок привёл, теперь отдыхай. А вы можете идти, панна…

— Панна Коваль.

— Так вот, вы можете идти, панна Коваль. С Джозефом всё будет в порядке теперь. Сейчас он будет спать, и проспит примерно до девяти часов утра. А вы устали, я полагаю.

— Мэв… — начинало уже действовать то успокоительное, что сунули в зубы мимоходом.

— Я помню, Джош… С вашего позволения, пан, я бы осталась.

И осталась. Тут уж не поспоришь. С женщиной спорить нельзя.