Джонатан вел серую «BMW». Тетушка Сара спала, устроившись сзади. Элоиз, сидя на переднем сиденье, тайком разглядывала мужа.

Начиная со второго визита, он всегда приходил в больницу чисто выбритым. На нем всегда были свежие рубашки и чистые джинсы. Ее взгляд скользнул вниз по ноге к тяжелым черным ботинкам, которые носят байкеры, и Элоиз живо вспомнила, как он выглядел в тот день, когда она очнулась после аварии. Она вспомнила темную щетину, придававшую угрюмому лицу еще более суровый вид, вспомнила майку, измазанную в масле, запыленные джинсы, татуировку на руке и длинный тонкий белый шрам на левой щеке.

Ей припомнился рассказ Оливии. Не исключено, что в свое время Джонатан носился на мотоцикле вместе с целой ордой байкеров. С ним нужно держать ухо востро, подумала Элоиз. Она действительно волновалась в его присутствии. Но, внимательно поразмыслив о своих чувствах, поняла, что примеси страха в ее волнении не было. Элоиз тревожило то, что Джонатан вызывал у нее интерес. Она была вынуждена признать, что не могла оторвать от него глаз, когда он был рядом. А внутренний голос напоминал ей об осторожности.

— Тетушка сказала, что она прилетела только сегодня утром. Видимо, путешествие было утомительным, — нарушила тишину Элоиз.

— Сара прилетела из Австралии. Уверен, что она будет спать несколько дней, пока не привыкнет к разнице во времени, — ответил Джонатан.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что она поживет у нас, — заметила Элоиз из вежливости.

Джонатан рассердился.

— Твоя мать решила приставить к тебе охрану. Я же пообещал ей, что буду заботиться о тебе, и сдержу свое слово. — Злость исчезла с его лица так же быстро, как появилась, и вновь оно стало непроницаемым. — Но против Сары я не возражаю.

Элоиз взглянула на Джонатана. У нее вновь возникло желание задать ему вопрос, который уже давно мучил ее. Джонатан часто навещал ее в больнице. Они говорили о погоде, о ее самочувствии, о чем угодно, но старательно избегали темы личных отношений. Может случиться так, думала Элоиз, что память не вернется ко мне, а есть вещи, которые мне необходимо знать.

Соблазн спросить его, что он думает об их отношениях, был настолько велик, что слова от волнения застряли у нее в горле. Она боялась его ответа. Я не готова выслушать правду, подумала Элоиз. Кроме того, как узнать, где правда, а где ложь? Лучше немного подождать, решила она.

Они продолжали ехать молча. Элоиз было не по себе. Она возвращалась на ферму, где ей предстояло жить с двумя абсолютно незнакомыми ей людьми. В попытке снять нервное напряжение она старалась найти нейтральную тему для разговора.

— Хорошая машина, — заметила она и удивилась, услышав свой голос.

— Твоя, — равнодушно ответил Джонатан. — Я решил, что вам с Сарой будет в ней удобнее, чем в моем старом пикапе.

Элоиз окинула взглядом салон машины. Кожа и плюш говорили о состоятельности хозяйки. Она нахмурилась. Но, как ни хотелось ей побольше выведать у Джонатана о самой себе, она сдержалась.

Из прошлого она помнила лишь отца и пруд, но это были смутные воспоминания. Тетушка Сара говорила с ней как с самой обычной женщиной. Тем не менее она вышла замуж за человека, похожего на байкера и мрачного, как смерть. Она получила травму, пытаясь сделать вираж на глазах у всего города. Нет, поправила себя Элоиз, на глазах горстки людей, собравшихся у гаража Джонатана. Поняв, что мужа разговорить трудно, она спросила его напрямик:

— Как я проводила время? Била баклуши, как подобает богатой даме?

Джонатан взглянул на нее, и Элоиз была почти уверена, что в его глазах вспыхнуло восхищение. И тут же вновь лицо его стало непроницаемым. Не отрываясь от дороги, он сказал:

— Нет, ты себе этого не позволяла. Ты — дипломированный экономист, специализировалась в области управления производством. После окончания колледжа ты стала партнером Пола Томпсона. У вас очень прибыльный бизнес.

— Пол Томпсон. Один из тех, кто навещал меня в больнице, кроме тебя и матери. — Перед ее глазами возник образ мужчины невысокого роста, полноватого, лет пятидесяти с небольшим. Он был почти лысый и носил очки с такими толстыми стеклами, что она с трудом видела его глаза. Заботливый, как отец. — Да, он представился деловым партнером — и этим ограничился.

— Доктор Грин разрешал навешать тебя лишь нескольким людям. Он хотел, чтобы ты сама восстановила память, без чьей-либо помощи. Поэтому всем, кто приходил к тебе, он давал строгие инструкции: не упоминать о том, какое они имеют к тебе отношение. Все они приходили только для того, чтобы их лица и имена возбудили в тебе воспоминания.

Элоиз кивнула.

— Я помню эти правила. Значит, они отменены, раз ты отвечаешь на мои вопросы?

— Доктор говорит, что тебе пора продолжать жить обычной жизнью. Головные боли прошли, поэтому он считает, что тебе можно рассказывать гораздо больше.

— Но моя память может и не вернуться, а я не смогу жить все время в таком состоянии, — заметила Элоиз, давая понять Джонатану, что полностью владеет ситуацией, в которой оказалась.

Джонатан кивнул, сдвинув брови.

Элоиз вспомнила всех людей, навестивших ее в больнице. И это был хороший знак. Она вспомнила отца Рэндала, священника с очень приятным лицом, карими глазами и доброй улыбкой. Копна непослушных темно-каштановых волос придавала его облику моложавость.

— Я часто посещала церковь?

— Да.

Потом Элоиз вспомнила небольшого роста стройную женщину средних лет, одетую в строгий костюм. У нее были темно-каштановые волосы, карие глаза и ласковая улыбка. Женщина представилась как Мэри Хау.

— Мэри Хау сказала, что была моим секретарем. По связям с общественностью?

— Твоя фирма занимается финансовыми вопросами. Секретарь по связям с общественностью вам ни к чему.

Она посмотрела в окно, размышляя о той Элоиз, чей портрет нарисовал Джонатан. Судя по всему, она вела обычную деловую жизнь, хоть и выбрала себе в мужья необычного человека.

Она вспомнила четвертого посетителя, навещавшего ее. Чарлз Полянски, высокий стройный мужчина лет шестидесяти, одетый в костюм-тройку. Чрезвычайно вежливый. Он представился ее адвокатом и попросил не подписывать никаких документов, не посоветовавшись с ним.

Подумав об адвокате, Элоиз отметила, что все другие посетители открыто выражали обеспокоенность и симпатию, в то время как мистер Полянски сохранял профессиональное хладнокровие. Впрочем, как-то раз он выразил сожаление по поводу ее болезни — видимо, вполне искренне. И все же у нее сложилось впечатление, что они скорее деловые партнеры, чем друзья.

— Я доверяю мистеру Полянски? — спросила она.

— Насколько мне известно — да, — ответил Джонатан. — Он и его сын всегда сотрудничали с твоим отцом как в деловых, так и в личных вопросах. Теперь он сотрудничает с тобой.

Элоиз внимательно посмотрела на мужа.

— А ты доверяешь ему?

— Да, — ответил Джонатан.

Интересно, почему ей нужно знать мнение мужа о ее адвокате? И тут она поняла, что инстинктивно доверяла мнению Джонатана. Какими же все-таки были их отношения?

Она напрягла свою память, и тут же ее пронзила острая головная боль. Так было всегда, когда она пыталась что-нибудь вспомнить. Сосредоточься на том, что ты только что узнала, приказала себе Элоиз.

— Итак, я принадлежу к тем женщинам, для которых важна карьера, — сказала она, разглядывая лицо Джонатана и, вопреки приказу, продолжая думать об их браке. — Как могла удачливая деловая женщина угодить в подобную историю? — спросила она и покраснела, услышав в своем голосе изумление.

— Не представляю, — ответил Джонатан.

Элоиз решила, что зашла уже так далеко, что может позволить себе задать еще один вопрос:

— Есть ли во мне что-нибудь такое, о чем мне не хотят говорить?

Он не смог сдержать улыбки — настолько смешным показался ему вопрос.

— Нет, я ничего такого не знаю. — Улыбка тут же исчезла, и лицо Джонатана вновь стало серьезным. — Конечно, эта история с виражом абсолютно не в твоем стиле.

Элоиз не обращала внимания на то, что он говорил, завороженная его улыбкой. Когда он улыбался, на щеках его появлялись ямочки, черты лица смягчались и он уже не казался таким недосягаемым.

— Оказывается, ты умеешь улыбаться, — сказала она, не подумав, и вновь покраснела. — Я впервые вижу твою улыбку.

— Я умею не только улыбаться.

Неожиданно Элоиз обдало жаром. Она представила себя в его объятиях. Они предавались любви. Внутри ее начал разгораться огонь, но через минуту видение исчезло. Элоиз дрожала.

— Не сомневаюсь, — ответила она.

И опять в машине воцарилась тишина. Элоиз не сводила глаз с Джонатана. Неужели они действительно были пылкими любовниками или это видение всего лишь игра воображения? Нет, этот вопрос задавать еще рановато.

— А как насчет домашнего хозяйства? Я любила им заниматься?

— Ты никогда не отказывалась от домашних дел, хотя у тебя есть Нэнси Перкинс, которая приходит раз в неделю и выполняет работу по дому. — Джонатан остановился, потом добавил: — Ты хорошая кулинарка.

Она заметила в нем некоторое замешательство перед тем, как он высказал свое мнение. Интересно почему?

— Неужели?

— Я тоже был удивлен этим, — сказал он в ответ на ее скептический вопрос.

Элоиз думала, что бы еще спросить, когда Джонатан включил сигнал поворота и снизил скорость. За разговором она не заметила, сколько времени они ехали. Теперь она поняла, что Эшвилл остался далеко позади. Какое-то время они двигались по двухполосному шоссе, но последние несколько миль ехали по дороге с очень крутыми поворотами. С правой стороны вилась река. На одном берегу ее, на полях, зрела кукуруза, на другом — лежало свежескошенное сено.

С левой стороны Элоиз видела невозделанную землю. Крутые горы поднимались до небес. Именно налево повернул Джонатан, и Элоиз увидела на дороге указатель — машина въезжала на территорию частного владения. Дорога была пустынной, давно уже не мелькало никаких строений. Какое-то время они продвигались сквозь густой лес, затем слева показался просвет, и через несколько минут они выехали на широкую равнину. Элоиз увидела огороженный луг, на котором лениво паслись четыре лошади. За лугом виднелась конюшня. Справа стоял двухэтажный дом. Элоиз ощутила, как напряглись ее нервы.

— Это наш дом? Сколько у нас земли? Есть ли у нас соседи? — торопливо спрашивала она, надеясь услышать в ответ, что они не одни владеют всей этой землей.

— Ты владелица этого поместья, — ответил Джонатан. — Когда-то оно было куда обширнее, но после смерти отца ты продала большую часть земли, и сейчас у тебя только сорок восемь акров вокруг дома.

Элоиз пыталась окинуть взглядом этот простор.

— Я что-нибудь выращиваю на этих полях?

— Нет. Ты продала плодородные земли. На том, что осталось, едва ли что-то вырастет. Здесь каменистые почвы.

— Наверное, никто не захотел покупать ее, — сказала Элоиз. С одной стороны, она была покорена красотой этой земли, с другой — ее пугала изолированность от остального мира.

— Говорят, тебе давали за эту землю хорошие деньги, но ты отказалась, решив оставить ее, чтобы ездить на лошадях, — ответил Джонатан, останавливая машину перед красивым домом, у входа в который росли дикие цветы.

Элоиз оглянулась назад на лошадей, пасущихся на лугу. Она чувствовала, что здесь ей будет лучше.

— Почему же я оказалась на мотоцикле, а не на лошади? — спросила она.

Джонатан взглянул на нее.

— Пару месяцев назад ты решила перебраться на мотоцикл.

— Зря, — сказала Элоиз, нахмурившись.

— Это точно, — согласился он.

Судя по его голосу, Джонатан обиделся.

— Я не имею ничего против мотоциклов, — тут же сказала она. — Они просто не для меня. Мне кажется, человек должен заниматься своим делом.

— Да, так безопаснее и разумнее, — подтвердил он.

Выражение лица Джонатана стало холодным, он вновь обрел свой обычный неприступный вид.

— Ну вот ты и дома! — Голос тетушки Сары прервал ее размышления. — Дом там, где твое сердце. Лучшего места, чем дом, не найти, когда нужно восстановить силы.

Совсем позабыв о тетушке, Элоиз с удивлением оглянулась через плечо и увидела, как Сара выбиралась из машины. Видимо, у тетушки были поговорки на все случаи жизни, впрочем, она была права, утверждая, что дом — это лучшее место для выздоровления. Элоиз взялась за ручку, но тетушка уже открыла ей дверь. Элоиз вышла из машины, Сара взяла ее под руку, и они направились к дому.

Ступив на родное крыльцо, Элоиз надеялась вспомнить все, но вместо этого только разволновалась.

Джонатан шел следом, неся чемодан с вещами Элоиз. Подойдя к двери, он открыл ее и пропустил женщин вперед.

Войдя в холл, Элоиз остановилась. На нее повеяло чем-то знакомым.

— Была ли я здесь счастлива? — Слова вырвались сами собой.

— Когда-то была, — ответил Джонатан, глядя на Элоиз холодными глазами.

— Давайте не будем делать скороспелых выводов, — вмешалась Сара. Обняв Элоиз за талию, она повела ее к лестнице. Тебе нужно устроиться, а я должна накормить тебя как следует. Уверена, от домашней еды ты быстро поправишься.

Элоиз внезапно представила себя девочкой, сидящей за столом в кухне. Перед ней тарелка с неизвестным ей блюдом из риса и бобов, сильно пахнущее корицей. Возле стола — молодая Сара в джинсах и светло-розовой блузке, распущенные черные волосы перехвачены розовой лентой.

— Я приготовила это специально для тебя, — объявляет она с гордой улыбкой.

Мысленно вглядываясь в воображаемую сцену, Элоиз увидела сидевшего рядом с ней отца и даже вспомнила, как он прошептал ей на ухо:

— Избави нас Господи от кулинарных творений Сары!

Воспоминания эти исчезли так же быстро, как и появились. Элоиз начала было говорить, что не голодна, но вдруг замолчала. Ей не хотелось обижать тетушку. Если Сара уедет, то она останется наедине с Джонатаном, а к этому она еще не была готова. Кроме того, Элоиз уже успела полюбить тетушку.

Сара повернулась к Джонатану.

— Проводи Элоиз в ее комнату, — сказала она и, взяв руку племянницы, положила ее на руку Джонатана.

У Элоиз перехватило дыхание, она ладонью ощущала, как напряглись его мышцы. Взглянув на него, Элоиз увидела в его лице нетерпение.

— Я уверена, что могу сама подняться по лестнице, — сказала она, высвобождая руку.

Сара нахмурилась и вернула руку Элоиз на прежнее место.

— Не хватает еще, чтобы ты упала и опять повредила голову. Ты лежала почти три недели, и твои ноги должны еще окрепнуть.

— Сара права, — заметил Джонатан и твердо взял ее под руку.

Сара снова заволновалась, но холодный взгляд мужа несколько охладил ее. Джонатан, казалось, не испытывал никаких чувств, прикасаясь к ней. На мгновение она застыла. Желая как можно скорее остаться одной, она молча стала подниматься по лестнице.

Дойдя до второго этажа, Элоиз ожидала, что Джонатан отпустит ее, но он продолжал держать ее под руку. Они прошли по коридору, повернули направо и остановились у первой двери с левой стороны. Джонатан опустил руку, только когда они вошли в комнату.

Поставив чемодан на пол рядом с кроватью, он сказал:

— Свои вещи я перенес в комнату для гостей в другом конце коридора. — Он равнодушно посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы ты знала: ты свободна от любых оков.

Почуяв в его словах скрытый смысл, Элоиз спросила:

— Я считала наш брак ловушкой?

— Ты никогда этого не говорила, но между нами возрастала напряженность. Догадайся я уйти заблаговременно, несчастья можно было бы избежать. Но сейчас с тобой рядом должен быть человек, готовый в любую минуту прийти на помощь. Поэтому я останусь здесь до тех пор, пока не буду знать, что с тобой все в порядке. Только после этого я уеду.

— Извини, но я ничего не понимаю в наших отношениях, — сказала Элоиз, чувствуя необходимость извиниться. И снова, уже в который раз, она мысленно увидела себя в его объятиях, но предпочла об этом не говорить. Элоиз не хотелось судить об их отношениях по одной-единственной вспышке страсти, которая ей припомнилась. Кроме того, Джонатан все время держался на расстоянии, посему она подозревала, что воспоминания ее были выдумкой.

Он пожал плечами.

— Мы оба не надеялись на долговечный брак.

— Правда? — спросила она, глядя на него прищуренными глазами.

— Мы с тобой сделаны из разного теста, — ответил он, резко повернулся и вышел.

Прислушиваясь к его тяжелым шагам в коридоре, Элоиз поняла, что он прав.

— Может быть, я не могу ничего вспомнить, потому что хочу начать все сначала? — пробормотала она, направляясь в ванную, чтобы принять душ.