Внутри было пусто…

И если бы это оказалось единственной проблемой на сегодня, то я, пожалуй, смогла бы найти в себе силы с этим смириться. Но нет, передо мной сидела еще одна проблема.

Светловолосая, хорошо одетая, вооруженная портновским сантиметром, тремя томами эскизов и своей исключительной профессиональностью девица собиралась меня пытать. Вот сейчас-сейчас, только допьет свой уже остывший чай – потому что приличная барышня одну двухсотмиллилитровую чашечку может вымучивать от двадцати минут до часа – и примется за меня.

– Может быть, еще чаю? – без особой надежды на чудо предложила я. Мне и эту-то чашку удалось ей в руки с трудом впихнуть, но я справилась. Мастерица, заявившаяся всего каких-то двадцать пять минут назад, пылала такой жаждой деятельности, что мне просто жизненно необходимо было ее немного потушить.

– Нет, благодарю, – торопливо дзынькнув чашкой об блюдце, она медленно поднялась, отточенным до автоматизма движением уместив свою объемную сумку на сгибе локтя, – давайте приступим.

– Угу…

Джая, знакомая с этой прелестной особой не понаслышке, уже давно сбежала наверх.

Стоило только в холле раздаться звонкому, бодрому голоску вызванной Вэйдом модистки, как племяшка изменилась в лице, затравлено оглядываясь на дверь, бросив недоеденный кусок вишневого пирога и недопитую чашку чая, припустилась прочь с кухни, чтобы запереться в своей комнате и не выходить, пока посторонние не покинут дом.

Найан, в это время как раз вытаскивавшая из печи еще не продегустированный нами пирог, лишь покачала головой, с осуждением проводив взглядом Джаю. Не одобряла повариха трусливого бегства племяшки.

Признаться, знала бы я, что госпожа Лария Фольц, неизменная модистка этого семейства вот уже как семь лет, на самом деле – монстр в юбке, заперлась бы вместе с Джаей. Но я не знала и не особо насторожилась даже, услышав от племяшки отчаянное «Да я лучше всю жизнь буду по лавкам готовых платьев ходить». Мало ли во что могли мутировать тараканы в голове благородной леди после третьего куска пирога…

Как выяснилось, то были не тараканы, а инстинкт самосохранения. Джая спряталась, и ее не запытали пятичасовым допросом. А меня – да.

Когда Вэйд говорил, что мне нужен новый гардероб, я как-то не думала, что он это серьезно, и вот, в наказание за свою наивность и веру в чужую доброту, я пересмотрела около тысячи страниц со всякими нарядами, перещупала кучу тряпочек, выслушала получасовую лекцию на тему необходимости ребросжимательных орудий пыток в жизни каждой леди…

– Но есть же столько прекрасных платьев и без корсетов, – робко заметила я, тыкая в одно такое «прекрасное платье», которое мне обещали сшить. Воздушное великолепие очень вкусного кремового цвета было восхитительно само по себе и не нуждалось ни в каких воздуховыжимающих присособлений. И его мне было вполне достаточно. Вот только Фольц так не считала, упорно пытаясь убедить меня в том, что жизнь моя будет серой и унылой без серебристого платья с ужасным даже на вид корсетом. Лично я считала, что серой и унылой моя жизнь станет сразу же, как я надену эту пыточную конструкцию, но меня никто не слушал, и мне оставалось только радоваться, что перед приходом этой трудяжки я плотно пообедала, благодаря чему замеры производились не на голодный желудок. Быть может, мне повезет, и я даже смогу как-то выжить хотя бы при примерке этого ужаса. Я же везучая… вроде как.

Издевательства закончились в шестом часу вечера, когда я уже готова была плакать и просить пощады. Бодрая и довольная собой (и, наверное, чуточку мной) Фольц ускакала по своим делам, а я обессиленной лужицей растеклась по диванчику в своей комнате, где и проходила экзекуция.

Казалось бы, после такого спать бы мне всю ночь без задних ног, набираясь сил после изматывающего общения с модисткой. Да что там, я уже за ужином дремала над тарелкой… а ночью опять пошла. И не смогли меня остановить ни страшная усталость, ни запертая дверь, ни блокированная искра.

И злой, матерящийся Вэйд меня не остановил бы, не наступи я босой ногой в лужу. Вечером был сильный дождь, а ночью я была удостоена сомнительной чести поближе познакомиться с результатами этого не по-летнему холодного ливня.

– Ой… – невероятно, но факт: придя в себя в парке, я почти не испугалась. Было ли дело в том, что это уже второе мое пробуждение на улице, или присутствие подпаленного Вэйда так успокаивающе действовало, но я осторожно, совершенно спокойно отступила назад, выходя из лужи, с надеждой глядя на жениха, – и как мы сюда попали?

– Пешком, – раздраженно просветила меня обожженная жертва благословения. На плече его дотлевала рубашка, облагодетельствованная моей пятерней, шея покраснела и в лунном свете приобрела очень милый розоватый цвет, а вот на руку его было страшно смотреть.

Глядя на почерневшую кожу и вздувшиеся волдыри на запястье Вэйда, я почему-то вспомнила об адепте, руку которого отблагословляла в качестве трофея… Кажется, я совсем недавно чуть своего собственного жениха калекой не сделала.

– Очень больно? – Услышав мой вопрос, Вэйд дернул здоровым плечом, на котором пока еще висела целая рубаха. – Ты почему меня не разбудил? Как это вообще так получилось? Почему я пошла?

– Сэл, – тяжелый вздох заткнул меня мгновенно, – просто давай вернемся домой…

– Ожоги надо обработать, – несмело заметила я.

– Обработаю, – не стал спорить Вэйд, протягивая мне здоровую на вид руку, в которую я тут же вцепилась. Осторожно и очень бережно, потому что не была уверена, что если я не вижу обугленной кожи, то ожогов на самом деле нет.

– Прости.

– Сам виноват, не стоило рассчитывать на блок Ганэша.

– Это еще почему?

От предложения проехаться верхом на самом дознавателе я вежливо отказалась – просто это очень нездорово, когда битый не битого везет – и настойчиво повторила свой вопрос:

– Почему?

– Он никогда не блокировал искру жрице, не говоря уже о Мудрой. И нет никаких данных о том, что когда-то нечто подобное практиковались.

– Но искры-то у всех одинаковые… – со знанием дела начала я, но под взглядом Вэйда осеклась, – нет?

– Если бы это было так, любая мий-асэ, вступившая в брак лишалась бы своего дара.

И вот бредем мы ночью по пустым улицам: вся такая из себя необычная я и просто дознаватель. Босые и несчастные, а кое-кто еще и поджаренный слегка. А у меня в голове навязчивая такая мыслишка бьется, противная и неубиваемая:

– Вот это я встряла.

Вэйд промолчал, не спеша меня успокаивать, заверять, что все будет хорошо и вообще беспокоиться не о чем.

– То есть, если бы я в чьем-то чужом теле оказалась, то моя искра после эээ… первой брачной ночи не крякнулась бы?

Ответом мне был непонимающий взгляд, как бы говоривший, что мысли свои неплохо было бы облекать в понятные слова.

– Ну, если бы я не в жрицу попала, а в обычную мий-асэ, что бы было?

– Это невозможно…

– Ну чисто теоретически, – с нажимом проговорила я, делая особый акцент на последнем слове.

– Чисто теоретически, – вздохнул Вэйд, озабоченно оглядывая пустынную улицу, – тебе бы наняли учителя и оставили на домашнем обучении. Так как возвращать тебя в академию без утерянных знаний никто бы уже не стал.

– И почему я сейчас не на домашнем обучении?

– Потому что это бессмысленно. Твоя искра совсем скоро погаснет, тебе нет нужды учиться ею управлять.

И вот тут меня конкретно переклинило, потому что я, кажется, неправильно поняла концепцию «барышня в академии». Это что же получается, мий-асэ не в местный институт благородных девиц отдают, а прямо вот… прямо туда? В акадееемию? Как в Гарри Поттере?

– Подожди, а… эээ, академия, это прямо настоящая магическая академия, да? С мааагией и прочей фигней?

– И прочей фигней. Что за лексикон? – сокрушенно покачал головой Вэйд, продолжая внимательно осматривать совершенно пустую улицу, чтобы через несколько секунд раздраженно цыкнуть.

– Что? – насторожилась я.

– Утром придется серьезно поговорить с начальником стражи, – весь такой недовольный и очень важный женишок, кажется, забыл, что разгуливает ночью босой и в пижамке. И вот это его крайне недовольное выражение лица очень забавно смотрелось с взлохмаченными волосами и общим, совершенно не деловым видом.

– И что несчастный успел натворить? – с трудом сдерживая улыбку, полюбопытствовала я. Получалось у меня, видимо, плохо, потому что недовольная рожа Вэйда мутировала в непроницаемую маску и меня подозрительно ласково спросили:

– Сэл, как ты думаешь, чего сейчас не хватает на этой улице? При условии, что комендантский час все еще не сняли, и патрулирование должны были усилить в три раза.

– Безобразие, конечно, – осторожно кивнула я, смущенно признавшись, – но меня все устраивает. Не хотелось бы сейчас объяснять какому-нибудь дяде, что я делаю посреди ночи на улице, в двух кварталах от своего дома. И вообще, я, как бы, не по случаю одета…

Спросить с мной он не стал, но по лицу его было видно, что от мысли серьезно поговорить с начальником стражи Вэйд не отказался. Утром кому-то будет совсем не весело, вот только меня это совсем не занимало. У бедной лунатичной Селины были свои проблемы, и, если бы было можно, я бы с удовольствием поменялась местами с тем несчастным мужиком, которому предстояло выслушать все, что о нем думает дознаватель.

К мрачномордости Вэйда я уже как-то привыкла, привыкнуть к своей лунатичности возможности у меня просто не было, да и желания, если честно, тоже.

Уже у самого дома из темноты выскользнули две тени, замотанные во все черное, они подплыли к нам, дождались легкого кивка Вэйда и растворились в ночи.

– А это…

– Я учусь на своих ошибках, – хмыкнул жених, открывая передо мной входную дверь, – им было велено присматривать за домом и звать в случае непредвиденных ситуаций меня.

– И самим в контакт не вступать?

– Именно так.

***

Никогда раньше мне еще не доводилось лечить такие страшные ожоги… нет, конечно, охлаждающую мазь накладывать я умела, но вся беда заключалась в том, что мазью, даже местной, заживляющей и очень качественной, залечить до кости прогоревшую плоть просто не представлялось возможным. А Вэйд все ссылался на быструю регенерацию и слышать ничего не хотел ни о каких врачах.

– Предположим, болевой порог у тебя просто запредельный…

– Регенерация, – нудно уточнил Вэйд, облокотившись здоровой рукой о кухонный стол, – процесс уже давно запущен.

Первым делом этот ненормальный вообще собирался отправить меня наверх. Греться. Но когда я наотрез отказалась оставлять свою благословленную жертву одну, сторговался на горячий чай и посильную помощь с моей стороны. И вот, пока на плите закипал чайник, я закипала, топчась перед Вэйдом.

– Это не отменяет того, что рука твоя выглядит просто ужасно, – сжимая побелевшими от напряжения пальцами полупустую баночку с мазью, я негодующе выпалила, – с ней нужно что-то делать!

– Селина, – в глазах его светилось такое безнадежное терпение, что мне даже на мгновение немного неловко стало, – тебе самой еще не надоело играть в доктора?

– Я не играю, – проворчала обиженно, исподлобья разглядывая его перебинтованную персону. Бинты на плече лежали криво, кое-где виднелась мазь, но… я же старалась. Сама рубашку с него срезала – кухонными ножницами, за которые я еще от Найан по шее завтра точно получу – сама искала медицинский ящичек, а потом еще и пыталась понять, какой флакончик для чего, и в какой именно баночке прячется нужная мне мазь, пока Вэйд ждал, с интересом глядя на меня.

А я нервничала очень и подумывала даже немножечко всплакнуть. Потому что при нормальном освещении его обожженная шея выглядела ужасно, плечо поражало воображение своей кошмарностью, а рука… для меня до сих пор оставалось тайной, как она не отвалилась. А этот умудрялся улыбаться, кривенько, но хоть как-то, и совсем не желал лечиться.

Право обработать шею и плечо я еще как-то получила и даже умудрилась отвоевать разрешение осмотреть на первый взгляд совсем здоровую руку, которая, к слову почти здоровой и была, но легкое покраснение на тыльной стороне ладони я все равно щедро смазала мазью.

Оставалось самое страшное – обугленное запястье, которое Вэйд на отрез отказался лечить.

– Ну давай хотя бы Ганэша попросим, он же врач.

– Нет.

– Нет, не попросим? Или нет, он не врач? – вспылила я, раздраженно закрыв баночку с мазью. Мне смотреть на его почерневшую кисть было больно, а он сидел себе спокойно и на регенерацию свою дурацкую надеялся. И я не знала, чего мне хочется больше: пожалеть раненого или надавать ему по шее и в приказном порядке отправить в лазарет.

– Ожог слишком серьезный, – совершенно спокойно ответил Вэйд.

– И что? Раз он такой серьезный, то его теперь и лечить не нужно?

– Не нужно трогать.

– Да-да, регенерация.

– Селина, мне приятно твое беспокойство, – проговорил он, заставив меня подавиться своим негодованием, – но давай мы сделаем все так, как говорю я.

На плите засвистел закипевший чайник, дребезжа крышечкой, а я стояла и чувствовала, что совсем скоро и у меня крышечку сорвет.

У него рука вот-вот отвалится, а он хочет оставить все как есть…

– Я даже не знаю, стоит ли мне обижаться, что вы тут без меня развлекаетесь, или сразу требовать объяснений? – раздалось задумчивое от двери.

Еще сонная, но уже решительная Джая, в своей черненькой сорочке, с перекинутой на грудь растрепанной косой, была бы очень миленькой, не выгляди она так воинственно.

– Допрос будешь устраивать? – на всякий случай спросила я, не реагируя на истерические подвывания чайника.

– С пристрастием, – зловеще пообещала Джая, жадно разглядывая нас.

В сложившейся ситуации я из себя смогла выдавить только одно:

– Чай будешь?

***

Я уснула за столом. Просто опустила тяжелую голову на руки, лениво вслушиваясь в ровный голос Вэйда, объяснявшего Джае, насколько весело ему живется в одном доме с беспокойным лунатиком, и почему с моими брожениями во сне пока ничего не получится сделать, и незаметно для самой себя уснула. Не допив чай и даже не поднявшись наверх.

Впрочем, это совсем не помешало мне проснуться в своей кровати. Рядом, отвоевав почти все одеяло, мирно сопела Джая, которой тут было совсем не место… как думалось мне.

Растолкать племяшку удалось не сразу, она пыталась отгородиться от меня подушкой, пиналась и упорно не хотела просыпаться. Первое время.

Разбудить ее удалось минут через шесть, когда на пол перекочевали все подушки, а племяшка была уже почти выцарапана из своего одеяльного кокона.

– Для Мудрой ты слишком злая, – пробормотала она, зевая в кулачок.

– Ты что здесь делаешь?

– За тобой присматриваю, чтобы ты опять не пошла.

– Джая, ты же понимаешь, что спала как убитая, и даже если бы я прямо по тебе к выходу прошлась, ты ничего бы не заметила?

– Но ты же не прошлась, – щуря на меня свои сонные глаза, она лукаво улыбнулась, – к тому же, ну согласись, ведь лучше я, чем дядя.

– Лучше здоровый, крепкий сон без незапланированных прогулок, – проворчала я.

А через полчаса, замученная Джаей, загнанная в угол гардеробной, я уже была готова согласиться, что дядя лучше. По крайней мере, когда меня Вэйд ночью караулил, то утром не заставлял мерять все мои наряды, выбирая тот, что, по его мнению, подошел бы лучше всего на день.

Выбирая между нежно-розовым платьем, украшенным легким кружевом, и мягким кремовым, на котором выделялись атласные ленты насыщенного кофейного цвета, племяшка выбрала розовое, завершив мой легкомысленный образ продуманно-небрежной прической… иии это было ошибкой.

Потому что к скорбному выражению лица отравителя и глубокому сочувствию в его взгляде больше подошло бы черное, угрюмое платье под горло и строгий пучок на голове.

Ганэш нагрянул в гости ближе к вечеру, порывисто ворвался в дом, подгоняемый мерной поступью Вэйда. Не в состоянии смириться с подозрениями в некачественной работе, он хотел лично убедиться, что блок слетел.

Ну и, собственно, убедился.

– Таргот знает, что творится! – в сердцах выругался отравитель, крепче сжимая мои руки.

– Попрошу на моей кухне не выражаться, – тихо, но непреклонно проговорила суровая Найан.

Покосившись на повариху, отравитель шокировал меня невероятным: он извинился. Что, впрочем, не помешало ему уже в следующее мгновение потребовать удалиться всех посторонних из помещения.

То есть, он меня как во время чаепития поймал за кухонным столом, так подсел, да сразу за руки и схватил. Теперь мой чай остывал, Джая, забыв про чашку, так и продолжала держать ее в нескольких сантиметрах от губ, внимательно глядя на нас, пока Найан, после негромкой просьбы уже со стороны Вэйда, неохотно покидала кухню, а вместе с ней и обе помощницы, оставив нас вчетвером в теплой, полной вкусных ароматов, кухне.

– Джая, – выразительный взгляд Гарса племяшка проигнорировала. Отмерла, важно вернула чашку на блюдце и нагло осталась сидеть на месте. Даже щеку ладошкой подперла, совершенно вопиющим образом нарушая этикет и опираясь локтями о стол. Плохому она явно у меня научилась, и вот интересное дело, но я испытала по этому поводу странную гордость.

– А она о моих ночных прогулках все уже знает, – радостно призналась я, так как Вэйд, судя по всему о ночном допросе отравителю ничего не рассказал.

– Именно поэтому я не люблю принимать на службу женщин, – проворчал Ганэш, с неудовольствием глядя на Джаю, – даже подписанное кровью соглашение о неразглашении не заставит их хранить тайну и не раскрыть ее под большим секретом лучшей подруге.

– Сам попробовал бы что-нибудь утаить от племянницы дознавателя, – фыркнула я.

Какого бы закоренелого шовиниста Гарс из себя здесь не стоил, я-то хорошо помнила, как меня тащили по белым коридорам, и как нам на встречу попалось целых три ошалевших от увиденного барышни в местных белых халатах. До моего появления в этом мире отравитель не таскал по коридорам своего отдела лохматых, пожеванных жизнью девиц самого непрезентабельного вида…

Гарс пробормотал себе под нос что-то неразборчивое, но однозначно недовольное, и замер на несколько мгновений.

Пальцы его, продолжавшие сжимать мои запястья, дрогнули:

– Это как понимать? – выдохнул отравитель, притягивая к себе мою правую руку, на которой болтался защитный браслет. Тонкая, серебреная цепочка почти не ощущалась на коже, я про нее уже даже забывать начала. – Вэйд, ты должен сам на это взглянуть, чтобы в будущем вдруг не оказалось, что мне все это лишь привиделось.

Едкие нотки в его голосе были проигнорированы Вэйдом. Он просто подошел, перехватив мою руку, крепко сжимая кисть, позволяя ощутить, как отличаются их прикосновения. У отравителя руки были теплые и нежные, очень приятные, и держал он меня за запястье крепко, но осторожно, а Вэйд как схватил, так схватил. И ладонь у него была шершавая, и хватка железная…

– Пустой, – констатировал он печальное, поглаживая звенья браслетика пальцами.

– Кто-то использовал вложенную в плетения силу, чтобы взломать блок снаружи, – кивнул Гарс, азартно сверкая глазами, – я же говорил тебе, что изнутри справиться с моим заклинанием никто не смог бы, даже твоя проблемная невеста.

– Я не проблемная!

– Расскажешь мне об этом, когда перестанешь ходить во сне и Вэйда благословлять.

– Пусть благословляет, – разрешил Вэйд, отпустив мою руку.

– Тебе просто повезло получить в наследство от своего темного предка завидную регенерацию, – проворчал Ганэш, разжимая пальцы. Я получила полную свободу и поспешила отползти на край лавки, – иначе сейчас ты сидел бы у мастера Навэль, выбирая себе плетения, которые хотел бы наложить на протез.

Услышав про протез, я мгновенно забыла о том, что Гарс сказал перед этим, и всполошилась:

– А я говорила, что ожог страшный!

– А я говорил, что регенерация действеннее любой заживляющей мази, – спокойно отозвался Вэйд, продемонстрировав мне кисть, на которой розовела тонкая, совсем новая кожа. Будто бы и не эта рука вовсе вчера была черная и вот-вот готовая раскрошиться… – плечо, к слову, до сих пор не зажило. Мазь мешает процессу.

– А давай ее смоем, – предложила я, завороженно разглядывая совершенно здоровую кисть, и даже руки к Вэйду потянула, – можно потрогать.

Потрогать великодушно разрешили, а потом еще и минут пять смирно стояли, пока я ощупывала его руку, стараясь забраться пальцами под рукав и сравнить насколько сильно отличается новая кожа от старой. Розовая и гладкая, она на ощупь была совсем хрупкой, очень… ранимой, что ли.

– Через пару дней об ожоге не будет напоминать ничего, – тихо проговорил Вэйд, будто бы боясь спугнуть мой исследовательский азарт.

– Тоже так хочу уметь.

– Я тебе как врач с уверенностью могу сказать: тебе остается только хотеть, но ваш ребенок, вполне возможно, унаследует эту особенность.

Это ж надо так уметь. Испортить настроение всего одной фразой!

Ощупывать Вэйда я перестала тут же и зачем-то даже на шаг отошла.

– И кто вас просил, – вызверилась Джая, – так хорошо ведь смотрелись.

А я, как взрослый и здравомыслящий человек, размеренная жизнь которого в последнее время превратилась в недетскую сказку с неопределенным концом, деловито поинтересовалась, желая сменить тему:

– А можно вернуться к важному? Что мне теперь делать? Искру опять блокировать будем?

– Будем, но не раньше, чем через пять дней, – тут же откликнулся Гарс, – а браслет можешь снять, он тебя больше не защитит.

Джая, как истинная племянница своего дяди, умела выглядеть очень серьезной, даже предлагая какую-нибудь глупость:

– Я могу отдать свой.

– Чтобы Мудрая смогла воспользоваться силой и твоего амулета, вскрыла блок и уже наверняка смогла заманить в свои сети Селину? – едко поинтересовался Гарс.

– Почему сразу Мудрая? – осведомилась я, случайно переглянувшись с Вэйдом. Я просто невольно посмотрела на него, кто ж знал, что в это время он будет смотреть на меня…

– Потому что только она способна воздействовать на силу, заключенную в неодушевленных предметах, будь это просто накопитель или светлый амулет. Сила Мирай всегда откликнется на зов одной из избранных, при условии, что эта сила оторвана от живого источника – от искры.

– То есть, если я пойду в Мудрые, то тоже так смогу? – Не то, чтобы мне этого прямо хотелось, но не спросить я не могла.

А Вэйд не смог оценить моего исключительно невинного интереса:

– Ты не станешь Мудрой.

– Но если рассуждать чисто теоретически…

– Сэл, не стоит тебе чисто теоретически рассуждать, – хмыкнул Ганэш, со странным удовольствием разглядывая нахмурившегося Вэйда, – ты заставляешь своего жениха нервничать.

– Ладно, тогда не рассуждение, а предложение: давайте сходим в храм и скажем этой Мудрой, что я к ним все равно не пойду. Пусть прекращает.

Мои слова отравителя почему-то умилили:

– Наивное юное дитя. Я тебе уже говорил, что ты миленькая?

– Ну.

– Так вот, ты еще и глупенькая.

– Если Мудрая почувствовала твою силу, то она уже не оставит тебя в покое, – Вэйд перевел на нормальный язык слова отравителя.

– И чего, мне теперь жить и бояться, что в одну ужасную ночь я встану и пойду? И дойду до храма?

– Не всю жизнь, – у Гарс было такое неприятное лицо… как у человека, который просто запредельно счастлив, – только ближайшие пять дней… и еще три с половиной месяца, пока не выйдешь замуж. А там Вэйд позаботится о том, чтобы ты стала совершенно неинтересна храму.

– Ганэш, а тебе в лицо когда-нибудь чаем плескали? – с искренним интересом поинтересовалась я, демонстративно потянувшись к своей чашке.

– Восемь раз, – ответил за друга Вэйд, – и только два раза били.

– Ты это к чему? – Медленно поднявшись со скамьи, отравитель отступил назад, внимательно следя за мной.

– Предлагаешь запустить в него чашкой?

– За что?! – Когда на его плечо легла широкая ладонь дознавателя, он поежился и уныло пробормотал: – Понял я, понял. Твою невесту не развлекать сомнительными шутками.

– Уж будь добр, – попросил Вэйд, но руку с плеча не убрал.

– Вот-вот, я ж, блин, миленькая, меня могут очень задеть такие шуточки. я бы даже сказала, шокировать.

И в этой вот напряженно-эпической тишине, раздалось восторженное:

– Дядя, а можно я у тебя насовсем останусь? В столице, оказывается, очень интересно стало жить.