На следующее утро Лалла проснулась довольно рано. Яркое солнышко посылало ей в спальню теплые ласковые лучи. Она посмотрела на часы на ночном столике. До завтрака оставалось довольно много времени, и Лалла решила прогуляться. Она быстро оделась и тихо покинула спящий дом. Открыв створку новомодных французских дверей, Лалла оказалась на открытой террасе и с удовольствием вдохнула свежего утреннего воздуха. Земля еще не просохла после дождя, лившего весь предыдущий день и ночь, и все в пробуждающейся природе было тихим и загадочным. Но солнце уже вовсю освещало сочную зеленую листву деревьев, и в его лучах капельки на листьях казались маленькими диковинными изумрудами.

Ожерелье из изумрудов… Мысли Лаллы вернулись к загадочной смерти Джейн Четвин, и, хотя утренний воздух был достаточно теплым, она зябко поежилась. Джейн… Что случилось с ней в ту ужасную ночь перед Рождеством?

Лалла пересекла террасу и остановилась у массивной каменной балюстрады, положив руки на холодные перила. Внизу шумело огромное зеленое море листвы. Неожиданно откуда-то сверху ей на голову упала крупная холодная капля. Лалла вздрогнула. Она подошла к выходу с балюстрады, туда, где начинался спуск с холма. Он состоял из деревянных ступенек, объединенных в пролеты. Сначала, когда дом был только куплен, спуск был небольшим; затем отец Грея и Дейзи приказал добавить еще несколько пролетов. В результате ступеньки доходили примерно до середины холма, заканчиваясь на самом краю двадцатифутового обрыва, и отделялись от него только тоненькими деревянными перилами. «Такие не спасли бы Джейн», – подумала Лалла.

Она начала осторожно спускаться, держась за перила и стараясь не смотреть вниз. Ступеньки были сделаны из массивных прочных деревянных брусков и ни одна не скрипнула под ее ногами.

Дойдя до середины, Лалла остановилась. Она попыталась представить себе тот морозный декабрьский вечер после сильного снегопада: ступеньки лестницы, наверно, покрылись тонким слоем гладкого, скользкого льда, делая спуск предательски опасным. Едва ли кто-то из слуг позаботился тогда посыпать их речным песком – все были заняты приготовлениями к балу. Почему же Джейн взбрело в голову спускаться вниз по этой ужасной лестнице в разгар танцевального вечера?

«В самом деле, почему?» – недоумевала Лалла. В ее сознании рисовались события вечера перед Рождеством: вот Джейн Четвин, второпях надев на плечи накидку, поспешно выходит на террасу, подходит к спуску с холма и не может не заметить, как скользят тонкие подошвы бальных туфель по ледяной поверхности. Но почему-то она рискует идти дальше и, дойдя до конца лестницы, останавливается, чтобы перевести дух. В этот момент ноги ее начинают разъезжаться на льду; она лихорадочно цепляется за перила, но пальцы не слушаются, соскальзывая с замерзших перил. Она пронзительно кричит и падает вниз.

Лалла закрыла глаза, стараясь выбросить из головы думы о злополучном рождественском вечере, когда не стало Джейн Четвин. Дойдя до нижней ступеньки, она оглянулась на дом. Но одна мысль продолжала мучить ее, не давая покоя. Зачем понадобилось жене Грея оставлять теплый уютный дом, наполненный музыкой, шумом, весельем, в предвкушении светлого праздника? Лалла покачала головой, не находя ответа.

Она собралась было подняться по лестнице наверх, чтобы поспеть к завтраку, как услышала неподалеку странный звук: листва хрустела под чьими-то ногами. Наверное, кто-то из обитателей Диких Ветров, как и она, решил посвятить утренний досуг неспешной прогулке на воздухе. Каково же было ее удивление, когда среди невысокого кустарника она заметила странного человека, копавшегося в земле.

Мужчину было плохо видно за кустами, но Лалла сразу же определила в нем чужака. Он что-то искал в траве, украдкой оглядываясь по сторонам. Неожиданно незнакомец распрямился и уставился на Лаллу ненавидящими карими глазами.

– Кто вы? – рявкнул он.

Лалла гордо вскинула голову:

– Это я хотела бы спросить, кто вы такой и что здесь делаете?

Возраст мужчины было трудно определить – взлохмаченная темная борода и длинные неопрятные усы скрывали нижнюю часть лица, но, присмотревшись, Лалла решила, что ему двадцать с небольшим. Странный человек был невысок ростом и худощав. Вглядываясь в его лицо, Лалла почувствовала себя неуютно от лихорадочно-возбужденного взгляда его ужасных глаз. Такой взгляд она однажды видела у сумасшедшего парижского анархиста, подсевшего к ней в кафе и попытавшегося проповедовать свои теории.

– Так кто вы? – повторила свой вопрос Лалла. Ее голос звучал требовательно. – И знаете ли, что нарушаете границы частных владений?

Странный человек скривил губы:

– Я нарушаю? Нет, позвольте – я ищу доказательства.

– Доказательства чего?

Он подошел к Лалле совсем близко, и она брезгливо поморщилась.

– Я имею в виду убийство. То хладнокровное убийство Джейн Четвин, совершенное… – тут на его губах появилась омерзительная ухмылка, – ее любящим муженьком.

Лалла почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце в неясном предчувствии.

– Грей Четвин не убивал свою жену. Это был…

– Несчастный случай, – закончил за нее незнакомец. – Вы это хотели сказать? Что ж, об этом толкует вся округа. Но я-то знаю наверняка, что это был не несчастный случай. – Он усмехнулся. – Вы считаете меня сумасшедшим? Не отнекивайтесь, я же ясно вижу это по вашему лицу. Нет, я вполне нормальный человек, впрочем, как и вы, мисс Незнакомка.

Тут Лалла услышала стук копыт, донесшийся откуда-то от подножия холма. Мужчина обернулся и торопливо направился туда, откуда раздавались эти звуки. Он исчез так же бесследно, как и появился, в темной густой зелени кустарника.

Еще минуту-другую Лалла постояла, всматриваясь в извивающуюся по склону горы дорогу, чуть видневшуюся за листвой, но больше не увидела ни странного незнакомца, ни раннего всадника. Лишь по стуку копыт она смогла догадаться, что лошадь ускакала в противоположную от дома Четвинов сторону.

Постояв еще немного, она не спеша побрела наверх, не переставая думать о неприятном разговоре.

В столовой она застала только Дейзи, раскладывавшую бекон и яичницу на серебряные блюда.

– Ах, Лалла, вот и ты! – воскликнула та, нежно улыбаясь. – Я зашла за тобой, чтобы позвать к завтраку, но тебя не оказалось. Я совсем забыла про твою страсть к одиноким утренним прогулкам.

Лалла подошла к буфету и протянула руку за кусочком горячего кукурузного хлеба и чашкой кофе.

– Дейзи, сегодня прелестное утро! Я не могла больше оставаться в постели! – сказала она. – А где все остальные?

– Тодд и Миллисент уже позавтракали и занялись делами. А Грей… он только следит, чтобы все приказания выполнялись четко и своевременно. И где он, – она пожала плечами, – не могу сказать. Наверное, уехал.

Лалла не спеша разломила кусочек хлеба пополам и начала намазывать маслом, собираясь с мыслями, чтобы рассказать подруге об утреннем происшествии.

– Знаешь, Дейзи, – начала она, вздохнув, – сейчас со мной произошла неприятная вещь…

Дейзи вцепилась в ее рукав:

– Боже! Что такое?

Лалла подробно рассказала о своей прогулке и странном молодом человеке, повстречавшемся ей у подножия холма.

– Он все обвинял Грея в убийстве его жены. Сказал, что собирает улики. А потом услышал, как по дороге кто-то скачет, и скрылся. Я так и не успела ничего разузнать.

Дейзи мгновенно вспылила:

– Проклятие! Опять он!

Лалла заметила, как густо покраснела ее подруга и с ненавистью бросила на стол салфетку.

– Ты знаешь, кто этот человек? – удивилась Лалла.

– Конечно. Его зовут Эллиот Роллинз. Ему ведь говорили, чтобы он не совал свой нос во владения Четвинов.

– Почему? – Лалла с удивлением посмотрела на Дейзи.

Та вздохнула – чувствовалось, что ей неприятно обсуждать смерть Джейн.

– Помнишь, я рассказывала тебе о том, что кое-кто в здешней округе не верит, будто смерть жены Грея была несчастным случаем? Ну вот, Эллиот Роллинз – из их числа и вечно шарит здесь в поисках «доказательств», с помощью которых пытается уличить Грея в убийстве собственной жены. Конечно, это нелепо, но никто не может прогнать его. Он посвящает в свои бредовые идеи каждого встречного. – Дейзи в ужасе покачала головой. – Я в отчаянии, Лалла! Просто места себе не нахожу!

– Но почему он думает, что это сделал Грей?

– Все легко объяснимо. Дело в том, что Эллиот был пылким поклонником Джейн и, узнав, что она выходит замуж за Грея, буквально лишился рассудка.

– Ах, несчастные рухнувшие надежды… Понимаю.

– Да. Видишь ли, Эллиот – выходец из очень благополучной семьи. Но перед смертью его отец обанкротился и оставил сына без копейки. Но Эллиот, вместо того чтобы заняться делом, скитается по друзьям и родственникам, переезжая из города в город, и живет за чужой счет. Сегодня – в Беркшире, завтра – в Ньюпорте и так далее. Не мне тебе рассказывать об этих бедных родственниках.

Лалла хорошо знала подобный тип молодых людей – холеных, самолюбивых, но бедных племянничков и кузенов, которые кочевали по благополучным родственникам без гроша в кармане, в надежде удачно жениться, чтобы таким образом поправить свое положение.

– Так Эллиот действительно любил Джейн или хотел только заполучить ее состояние?

– Знаешь, Лалла, может, виной всему моя вечная подозрительность, но я не верю, что мысли о богатстве ему чужды, как он утверждает. – Дейзи пожала плечами.

Лалла машинально отправила в рот кусочек хлеба.

– Наверно, Эллиот живет где-то неподалеку?

– Да, уже несколько лет он обитает в поместье своего дядюшки, Слоуна Бентона, что по соседству с нашим. Может быть, ты помнишь его?

Лалла нервно забарабанила пальцами, стараясь припомнить, где слышала это имя. Ну конечно! Слоун Бентон был хорошим другом ее отца, таким шумным, крупным мужчиной, громкий хохот которого обычно раздавался по всему дому. Про него еще говорили, что он не пропускает ни одной юбки.

– Помню, – улыбнулась Лалла. – Как, должно быть, доволен таким дядюшкой Эллиот!

Дейзи кивнула.

– Иногда он бывает вне себя, тогда собирается и приходит во владения Четвинов. Ищет здесь что-то целый день, разглагольствуя с прохожими об убийстве, а потом отправляется восвояси.

– Но почему же Грей не прогонит Эллиота?

– О, он пытался, и не раз, причем не стесняясь в выражениях. Даже пригрозил ему арестом. Но все тщетно! Правда, мистер Бентон каким-то образом убедил Грея, что Эллиот не сделает ничего плохого, просто его рассудок совсем помутился после смерти любимой женщины. К тому же Грей ведет с Бентоном переговоры относительно покупки части его земельных угодий…

Теперь все встало на свои места. Грей всегда руководствовался только интересами дела.

– Теперь я понимаю, почему Эллиот прячется за спину дядюшки, – промолвила Лалла.

– Пожалуй. Но боюсь, все обстоит гораздо серьезнее. Мне кажется, Эллиот нездоров. Но почему же мы должны страдать от этого?

Лалла с пониманием посмотрела на подругу.

– По-моему, надо рассказать Грею об этой твоей утренней встрече. Пусть он пойдет к мистеру Бентону и убедит его держать своего драгоценного племянничка под замком. – Дейзи умолкла на полуслове. Внезапно лицо ее просветлело. – Знаешь, Лалла, у меня есть одна идея. Мне надо самой поговорить с мистером Бентоном. Составишь компанию?

Лалла вспомнила грязные длинные пальцы, рывшиеся в земле, и невольно вздрогнула от омерзения.

– Пожалуй, Дейзи, я не поеду с тобой. Мне надо написать сегодня несколько писем. Ведь моя мать еще не знает, что ее дочь вернулась. А еще я попрошу свою сестру Миранду ненадолго оставить врачебную практику и приехать сюда.

– Только не огорчайся, если она откажется, – вздохнула Дейзи. – Ты же знаешь Миранду. А мне, пожалуй, лучше поговорить с мистером Бентоном наедине.

– О моя дорогая! Бог в помощь! Думаю, у тебя все получится.

– Постараюсь, – прошептала Дейзи.

– Только будь с ним поосторожнее, – засмеялась Лалла, вспомнив о необузданном нраве Слоуна Бентона.

Дейзи улыбнулась. Покончив с завтраком, девушки разошлись: Дейзи отправилась в соседнее поместье, Лалла – наверх в спальню.

Часом позже, покончив с письмом сестрам и матери, Лалла решила выбрать что-нибудь почитать.

Библиотека представляла собой просторное помещение, пропахшее бумагой, кожей и немного – табаком. В семье Четвинов все помногу читали, поэтому тысячи томов заполняли стеллажи от пола до потолка, потрясая разнообразием литературных стилей и авторов.

Лалла заинтересовалась маленьким томиком стихов, стоявшим на самой верхней полке. Она нашла в углу удобную лестницу-стремянку и забралась на верхнюю ступеньку. Однако, потянувшись, она лишь коснулась пальцами корешка книги. Ей пришлось подняться на цыпочки. Лалла почти отчаялась достать книжку, плотно зажатую двумя другими, но, вздохнув, стиснула зубы, решив во что бы то ни стало добиться своего. Неожиданно раздались чьи-то тихие шаги. Девушка застыла. Похоже, в библиотеке она была не одна. Лалла прислушалась: шаги стихли, но она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Забыв, что стоит на самой верхней ступеньке, Лалла повернулась, чтобы увидеть вошедшего в комнату. Ее ноги невольно переместились на край ступеньки, и в ту же секунду она потеряла равновесие.

Лалла завизжала от ужаса, зажмурилась, падая с огромной высоты, и… была подхвачена большими сильными руками. Открыв глаза, она ощутила на себе тяжелый презрительный взгляд Грея Четвина.

Лалла зарделась от смущения, чувствуя себя совершенно беспомощной в этих руках, державших ее железной хваткой в нескольких дюймах от колючих голубых глаз.

Девушка с мольбой посмотрела на Грея, но встретила только откровенно безжалостный взгляд. Что было в нем? Злость? Гнев? Казалось, несколько минут тянулись целую вечность. Лалле показалось, что она сейчас задохнется, – в такое смятение приводила ее нелепость происходящего. Она пристально всматривалась в такие знакомые черты: тонкий нос, остро очерченные скулы, решительную линию подбородка. Она чувствовала на себе теплое порывистое дыхание, ощущала исходивший от него тонкий аромат дорогого мыла, смешанный с его собственным запахом. На секунду у девушки мелькнула смелая мысль: а что, если губы их сольются в поцелуе? Будет он таким же жарким, как когда-то?.. Но уже спустя мгновение Лалла укорила себя за глупое желание.

Грей осторожно поставил ее на ноги и отошел. Лалла смущенно улыбнулась и с трудом проговорила:

– Б… б… благодарю.

– Тебе не следовало залезать на эту лестницу, – раздраженно сказал Грей, складывая стремянку и отставляя ее в угол. – Она безопасна, только когда стоишь на середине ступеньки, но не на краю. Еще бы чуть-чуть, и сломала себе шею, дурочка.

Все еще дрожа от страха и бессильной злости на себя, Лалла устало прислонилась к стеллажам с книгами.

Грей внимательно посмотрел на нее:

– С тобой все в порядке?

– Неужели тебя это волнует? Или просто разыгрываешь настоящего джентльмена? – холодно поинтересовалась Лалла.

Неожиданно лицо Грея потемнело, и он не мигая уставился на нее. Прежде чем Лалла успела что-либо сообразить, его сильная рука стиснула ее пальцы, и в одно мгновение прикосновение его горячих губ к ее губам обожгло девушку, заставив сердце неистово забиться в груди.

Кровь буквально закипела в ее жилах, и внезапно Лалла почувствовала, как где-то внутри ее вспыхивают первые искорки желания. Она безмолвно стояла, не понимая, что с ней происходит. Нет, она не должна позволять предательскому жару в груди разрастаться в безумный огонь страсти. Этот ужасный человек не имел права даже прикасаться к ней после того, что произошло. Между ними все кончено.

Собравшись с силами, она попыталась высвободиться из рук Грея. Однако, почувствовав сопротивление, он только сильнее обхватил ее плечи и с силой прижал к себе. Лалла чувствовала себя словно несчастная бабочка, безжалостно приколотая булавкой в чьей-то коллекции.

Но она не собиралась сдаваться. Грей бессовестно пользовался преимуществом в физической силе, но взбешенная Лалла продолжала упорно сопротивляться. Однако в какой-то момент она снова почувствовала, как сердце сделало бешеный скачок, и похолодела от ужаса.

Наконец Грей оторвался от ее губ и отодвинулся, торжествующе улыбаясь.

– Как ты посмел! – закричала Лалла, задыхаясь, и в отчаянии со всей силы стукнула его кулаком в грудь. Он почти беззвучно рассмеялся, и это только усилило гнев девушки.

– Я просто хотел попробовать сладкую штучку, которую очень близко знает половина мужского населения Парижа!

Лалла попыталась вникнуть в смысл его слов, однако не могла, чувствуя себя совершенно разбитой.

– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.

– Только не надо разыгрывать из себя праведницу, дорогая! По крайней мере передо мной! По-моему, ни для кого не секрет, что главной причиной твоего бегства в Париж было желание скрыться от светского общества, чтобы вдали от посторонних глаз удовлетворять свои низменные страсти. Ты просто не хотела, чтобы доброе имя Хантеров было опорочено слишком вольным поведением одной из их дочерей.

Ругательства готовы были сорваться с уст Лаллы. Этот человек ненавидел ее. Она с трудом сдерживала гнев. Собрав волю в кулак, девушка вонзила ногти в ладони и процедила сквозь зубы:

– Теперь мне все понятно, Грей Четвин. Хочу напомнить, что я покинула Америку, чтобы учиться живописи в Париже.

Его губы вытянулись в презрительной усмешке.

– Ты хочешь сказать, что твоя связь с богемой – дань великому искусству, и только? И никто из твоих знакомых ни разу не побывал в твоей постели? Ха!

– Я не обязана перед тобой отчитываться, Грей.

– Я не верю тебе, Лалла. Мужчина должен быть или святым, или евнухом, чтобы не попасться в расставленные тобою сети. – Он жадно окинул ее взглядом с головы до ног. – Кому, как не мне, знать, как вы умеете предаваться любовным утехам, дорогая мисс Хантер! Поэтому разрешите не поверить вашей болтовне о святом служении искусству. Особенно в таком месте, как Париж, где мораль попирается на каждом шагу и искушения так велики.

Лалла вздрогнула.

– Ты волен думать, как пожелаешь. А сейчас, когда ты уже оскорбил мое самолюбие…

Внезапно он приблизился к Лалле, сменив насмешливую улыбку подчеркнутой серьезностью.

– И все-таки зачем ты снова приехала сюда, Лалла Хантер? Устала позировать французам? Или тешишь себя глупой надеждой завоевать мое сердце вновь? А может, ты решила мучить меня, наряжаясь в свои непристойные платья вроде вчерашнего?

– Ты черствый, невозможный, самодовольный эгоист, Джеймс Грей Четвин! И как ни трудно тебе будет в это поверить, но я приехала в Дикие Ветры не для того, чтобы завоевать твое сердце, и даже не для того, чтобы снова увидеть твою отвратительную физиономию! Я решила навестить Дейзи и своих сестер! Вот и все. А поскольку мои родители сейчас в отъезде, я согласилась остановиться у твоей сестры.

Внезапный гнев окрасил щеки Грея в темно-малиновый цвет.

– Лалла, прошу тебя, не делай мне так больно!

Эти слова, прозвучавшие в тишине библиотеки словно гром среди ясного неба, обожгли девушку. Ее глаза встретились на мгновение с глазами Грея, и она увидела в них страх. В смятении, не говоря больше ни слова, она решительно направилась к дверям, чтобы поскорее оказаться подальше от этого мерзкого человека. Она уже была в дверях, когда Грей неожиданно спросил:

– Ты ничего не забыла?

– Что? – обернулась Лалла.

– Свою книжку, из-за которой ты чуть не разбилась.

– Как-нибудь в другой раз, – промолвила она и, безразлично пожав плечами, вышла.

Лалла с трудом преодолела небольшое расстояние до своей комнаты и, войдя, без сил прислонилась к двери, тяжело дыша. Как глупо было предполагать, что, живя в одном доме с Греем Четвином, можно будет не сталкиваться с ним по нескольку раз на день.

Постепенно Лалла отдышалась. Все еще стоя у двери, она вспомнила свой двадцатый день рождения, когда стала его страстной любовницей.

Конечно, во всем была виновата «императрица». Если бы мать Лаллы, придерживавшаяся собственных теорий относительно воспитания детей, считала, что до дня совершеннолетия девочки не должны ничего знать об амурных делах, то в день двадцатилетия Лалла едва ли отдалась бы Грею Четвину. Но Юджиния Хантер всегда говорила дочерям и сыну, что любовь между мужчиной и женщиной – особое искусство, прекрасное и приятное, и незачем его бояться.

Так и была воспитана Лалла Хантер. Поэтому, когда Грей впервые овладел ею, она не придала этому событию какого-то особого значения, искренне веря, что все естественно и просто, как и должно быть между девушкой и юношей, которые давно нравятся друг другу.

Она помнила тот день в мельчайших подробностях: Грей гостил тогда в их поместье Хантер-Хилл в Беркшире и предложил отправиться вдвоем на пикник. Никто из родителей и не подумал, что дети их уже стали взрослыми: ведь они знали друг друга с пеленок, и Грей повсюду сопровождал Лаллу в Нью-Йорке. В обществе считали, что союз двух фамилий – Хантеров и Четвинов – дело решенное.

То ли свежий воздух опьянил тогда Лаллу, то ли подействовало выпитое на празднике шампанское, но, посмотрев в ее глаза, Грей увидел в них призыв: по крайней мере пальцы его, начавшие расстегивать крючки на ее платье, не встретили никакого сопротивления. Он признался в тот день, что это не первый его опыт с женщиной, и пообещал не причинить Лалле боли. Тогда она утонула в море блаженства, всецело доверяя Грею.

Закрыв на мгновение глаза, Лалла почти почувствовала прикосновение его напряженного тела, горячие губы, осыпающие поцелуями каждый дюйм ее кожи, сумасшедшие пальцы, возбуждавшие ее до изнеможения… С Греем она была впервые счастлива. А потом они еще долго лежали в траве в объятиях друг друга, поражаясь, что чувства могут быть такими сильными.

Позже Лалла еще не раз тайком бегала на свидания в его комнату, когда весь дом уже спал, или в лес, где постелью им служил ковер из мягкой опавшей хвои. Однако кончилось лето, и вместе с ним закончилась вольная жизнь в Хантер-Хилле, потому что пора было перебираться в город. Там встречаться без свидетелей стало сложнее, поэтому Грей иногда снимал гостиничные номера, чтобы предаваться там любовным усладам.

А потом… потом он предложил ей выйти за него замуж…

Лалла не хотела себя обманывать: там, в тиши библиотеки, она снова окунулась в прошлое, и это доставило ей удовольствие. Грей набросился на нее с прежней страстью, и, как ни странно, она почувствовала, что не хотела бы покидать эти объятия – такие сильные и надежные.

Она вспомнила, как он осыпал поцелуями ее тело, от волос до кончиков пальцев. Да, Грей прав в одном: Лалла действительно была страстной любовницей.

От волнения у Лаллы зуб на зуб не попадал, и она решила подойти к раскрытому окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Внизу только что остановилась коляска, и слуга помогал Дейзи спуститься с подножки. Лалла постаралась вы-бросить из головы предательские мысли о Грее Четвине и поспешила вниз, к подруге.

Однако одного взгляда на лицо Дейзи хватило, чтобы понять: визит был неудачным.

– Я вижу, твоя встреча с Бентоном закончилась ничем.

Дейзи в бессильном отчаянии поглядела на нее и покачала головой:

– Зря я ездила к нему. Этот мистер Бентон вел себя вызывающе высокомерно, заявив, что вопрос об Эллиоте давно решен, и даже Грей признал, что тот совершенно безопасен. А потом намекнул, что если мы, Четвины, стараемся помешать его племяннику выискивать вещественные доказательства, значит, чувствуем за собой вину.

– Какая глупость! – вскрикнула Лалла.

– Я тоже сказала ему об этом, но мистер Бентон взял меня за подбородок, как маленькую глупую девчонку, и посоветовал оставить его дом.

– Надо было ущипнуть его как следует за его толстый живот! – хихикнула Лалла.

Дейзи тоже рассмеялась в ответ:

– Я подумаю об этом!

Подруги прошли в дом, и улыбка исчезла с лица Дейзи.

– Знаешь, Лалла, если серьезно, то я очень обеспокоена здоровьем Эллиота. Он явно не в себе. Все эти поиски «доказательств», пугающие прохожих… Это ужасно! – Она тяжело вздохнула, и Лалла почувствовала, какая боль разрушает душу молодой женщины. – Мне кажется, он затеял против Грея что-то нехорошее!

Дейзи прижала руку к груди, пытаясь унять сердцебиение. Лалла испугалась за подругу.

– Ты думаешь, он способен зайти так далеко?

– Он очень любил Джейн и потерял ее. В таком состоянии люди способны на страшные поступки.

Лалла слишком хорошо знала это.

Подруги разошлись по комнатам, чтобы привести себя в порядок перед ленчем.