— Смотрите! Вон они!
Антон рывком повернулся, едва не поскользнувшись на камнях… и его сердце буквально ушло в пятки.
Внизу из зарослей на осыпь выбралось сразу десятка полтора нелепых, тяжеловесных зверюг, до странности похожих на Брандашмыга из «Алисы в стране чудес». Ещё какие-то мгновения ему казалось, что это просто звери, и что у них есть ещё какой-то шанс… но нет. На спине каждой твари кто-то сидел. По фигуркам всадников сразу стало заметно, что тварюги в самом деле огромны, больше самого крупного земного медведя. То есть, против одной такой вот у них вчетвером ещё был какой-то шанс, пусть и совсем призрачный, — но эти полтора десятка… Плюс всадники — в коротких черных меховых плащах, с обнаженными мускулистыми торсами. В том, что это Хоруны, сомнений уже не оставалось — вместо головы у каждого, казалось, скалился звериный череп. Те тоже, конечно, заметили их, и над осыпью пронесся могучий торжествующий рев…
Мальчишка затравленно оглянулся. Увы — бежать уже некуда, да и укрываться тут, собственно, негде: они, как сидячие утки, торчали посреди крутого каменистого склона. Внизу угрюмо темнел лес, вверху виднелись основания скал, сразу же уходящие в тяжелые, низко нависшие тучи. Да уж, повезло им… как утопленикам. Всего минут через десять, быть может, они бы скрылись в этих облаках — а учуять их след на этих мокрых камнях не смогла бы, наверное, даже хорошая собака. Но, действительно, не повезло. Да и не могло, наверное, повезти — они и так были полудохлые после бешеной гонки, и бежать быстрее всё равно уже не могли. Ну что ж, значит, так…
— Наверх! Быстрее! — заорал Льяти. Он повернул, и они теперь взбирались прямо вверх. На взгляд Антона, дороги там вообще не было — лишь обрывы уходящих в тучи скал. Но Льяти знал эти места, — там, наверное, можно было как-то подняться наверх… или даже отыскать какую-то пещеру. Пещеру было бы хорошо — тогда у них хотя бы появлялся шанс продать свою жизнь подороже. Тут же…
Мальчишка вновь невольно оглянулся. Так и есть — твари дружно поднимались вверх. Медленно и неуклюже, это да — но и расстояние им предстоит одолеть небольшое. Метров пятьсот, может, чуть побольше… И почти двести метров вверх — лишь это не давало стае налететь всей массой и порвать. Значит, минут десять поживем ещё… А там, глядишь, найдется какая-то расщелина, в которой они смогут отбиваться, как спартанцы в Фермопилах… или даже пещера, уходящая во чрево горы… и даже, может быть, выходящая где-то с другой уже стороны… Ладно, Льяти видней…
Антон повернулся, вновь упорно карабкаясь наверх. Под ноги ему приходилось смотреть очень внимательно — даже подвернутая ступня тут означала верную смерть всем четверым, потому что его никто не бросил бы… Обидно, конечно, что их поход кончается вот так — но, правду говоря, уже то, что они добрались до этих вот проклятых гор — настоящее чудо. Без Льяти они, конечно, вообще не прошли бы никуда, — сгинули бы, наверное, уже на второй день. Впрочем, и Льяти бы тут не помог, не окажись у Сергея так кстати прихваченного компаса. Без него они точно заплутали и погибли бы тут, что с Льяти, что без. Спасаясь от погони, Льяти вел их по таким буеракам, где солнца-то не удавалось разглядеть. Да и небо, как назло, было затянуто тучами, из которых то и дело лился дождь. Вообще, если бы Льяти догадался рассказать им хотя бы о половине тягот этого похода — никто из них и не пошел бы сюда, плюнул бы и на немцев, и на горы, и вообще на всё. А ведь им, вообще-то, страшно повезло, погоня прицепилась к ним только дня три назад, да и были это лишь насланные Хорунами звери. Настоящая погоня началась всего пару часов назад — и уже подходила к концу…
Антон ошалело мотнул головой. Он совсем не представлял уже, как они вообще пойдут назад, даже если сейчас каким-то чудом спасутся. Снова проходить через всё это…
Это был даже не лес — это было одно огромное гноище, состоявшее сплошь из болот, чудовищных рухнувших стволов и крутых осклизлых склонов, где на каждый шаг вперед приходилось пять шагов обхода. Даже здешний северный лес на его фоне выглядел ухоженным пригородным парком. Там были джунгли, да — а тут сельва, гилея, дождевой экваториальный лес. В который ему, когда-то, наивно хотелось попасть… а теперь не хотелось. Совсем. Даже воздух тут был душный, так пропитанный влагой, что, казалось, не заполнял до конца грудь. Дышал мальчишка словно через раз, и уже одно это изматывало. А если добавить к этому почти полное отсутствие дров, сухих мест, да и просто твердой нормальной земли… в общем, иногда ему хотелось выть и долбиться башкой о ближайшую стену. Точнее, об ствол, разумеется.
Стволов тут хватало — куда ни глянь, везде одни только бесконечные стволы, обомшелые, покрытые какими-то неопрятными космами, не то лишайников, не то упавшей сверху мертвой растительной дряни. Она тут, наверное, покрывала землю на много метров в глубину — по крайней мере, иногда мальчишка проваливался в неё чуть ли не по пояс.
Учитывая, что этот рыхлый слой кишмя кишел червями, многоножками, и ещё черт знает чем, удовольствия это ему не доставляло. Тем более, что одежда тут стремительно приходила в негодность. Даже добротная шерстяная ткань тут покрывалась плесенью, становилась противно ослизлой и расползалась прямо на глазах. Штаны уже приказали долго жить, рубаха пока ещё держалась — но уже превращалась в настоящие лохмотья. Запасная одежда в рюкзаке тоже прела и начинала расползаться, да и сам рюкзак выглядел неважно. Не ровен час, развалится на обратном пути… да и плевать, в нем почти ничего не осталось. Все припасы они уже подмели, а остальное теперь годилось только на помойку. Металл тут ржавел на глазах, дерево гнило — и лишь пластмасса держалась непобедимо…
Хорошо ещё, что в кедах её как раз хватало — иначе давно пришлось идти бы босиком, а от одной мысли о такой перспективе мальчишку натурально корчило. Босой Льяти в его глазах вырос до настоящего героя — но геройствовать заодно с ним Антона ну никак не тянуло. Он-то был уроженцем совсем других мест, его предки не жили в таком вот лесу последние сто тысяч поколений или где-то около того…
Кожа землян в такой сырости тоже начинала преть, покрываясь грибком, — и спасались они только соком ксорны, липким и жгучим. Кожа от него начинала натурально гореть, как в огне, а потом и вообще сходить клочьями, словно от солнечных ожогов, — и не на спине где-нибудь, а в таких местах, для которых и приличное слово-то не сразу подберешь…
Днем от этого ещё как-то удавалось отвлечься — но стоило только прилечь, и мальчишку буквально начинало корчить от мучительного, с ума сводящего зуда. И не почешишься ведь, вот что самое поганое-то. Иначе кожа и вовсе превратится в кровавое месиво, начнется воспаление — а там недалеко и до заражения крови…
Оставалось лишь кусать себе губы, извиваться и терпеть. Сутки напролет, день за днем. Даже когда всё тело от зуда буквально сводит судорогой. Выспишься тут… Тем более, что и спать-то тут всем было нельзя — только парами, в то время как другая пара напряженно пялится в ночную темноту. Одним часовым тут было обойтись нельзя — он в любую минуту мог заснуть, а так ребята постоянно расталкивали друг друга…
Иногда Антон думал о том, что может с ними стать, если уснут сразу оба. Иногда нет. Значения это всё равно не имело. Делай, что должно, случится, что суждено, как говорится. Черные «волки»-нантанг шли за ними по пятам, буквально «передавая с рук на руки» от одной стаи к другой. Льяти даже не пытался в них стрелять — всех не перебъешь, а делать новые стрелы тут было и некогда, и особенно не из чего — если на наконечники ещё годились половинки семян пальмы-бритвы, то с оперением тут дела обстояли неважно. Птиц тут было полно — но жили они так высоко наверху, что об охоте на них не стоило и думать…
Несколько раз им попадались невыразимо мерзкие твари-шипоносы. Одну убил Сергей, насквозь пробив копьем широкую, похожую на капюшон кобры шею, другую копьем же сильно ранил Андрей, других, к счастью, удалось отогнать. Ему, Антону, в этом вот плане везло больше — крупные твари на него пока что не бросались. Но летучих ящериц-рити тут хватало на всех, а их острые, похожие на иголки зубы оставляли неожиданно глубокие, сильно кровившие раны, которые тоже приходилось мазать соком ксорны — а тогда ощущения были такие, словно в рану вливали расплавленный свинец…
В первый раз Антон заорал не своим голосом — и с тех пор старался держать мерзких тварей подальше. Получалось не всегда — нападали они совершенно внезапно, а тогда и копьё помогало не очень. Андрей вооружился длинной палкой — от рити она помогала куда лучше, только вот попадись зверь побольше — Андрюхе пришлось бы весьма кисло…
Один раз за ними погнался чудовищный гигант ри`на — и от него они спаслись, только забившись совсем уж в непролазные заросли. В другой раз им могло и не повезти — но тут оставалось надеяться лишь на удачу…
Антон ошалело мотнул головой, очнувшись от воспоминаний. До скал впереди оставалось всего метров пятьдесят — совершенно неприступных на вид, и он опять невольно оглянулся. До Хорунов с их тварями оставалось всего метров сто. За спинами у них торчали длинные луки, но стрелять они пока не пытались — то ли расстояние оставалось слишком уж большим, то ли их хотели захватить живьем… О том, что ждет их тогда, не хотелось даже думать…
— Сюда! — заорал вдруг Льяти, оборачиваясь. — Быстрее! Да быстрее же!
Антон из последних сил бросился вперед… и замер, увидев впереди врезанную в скалу узкую стальную дверь, совершенно невозможную здесь. На миг он даже решил, что ему показалось. Но Льяти бросился к ней, на бегу вытаскивая из сумки… связку ключей!
В голове у мальчишки всё перевернулось — он не знал даже, что и думать. Первая мысль почему-то была, что это ключи от совсем другой двери. Но, к удивлению Антона, замок поддался, дверь распахнулась. За ней висела кромешная тьма — но, когда Льяти нырнул внутрь, произошло второе чудо: внутри вдруг вспыхнул тусклый, но, несомненно, электрический свет!..
Поняв, что добыча уходит из рук, Хоруны взвыли с дикой злобой. Антон наддал, как только мог… и в этот миг возле самого его уха свистнула стрела. Не решаясь оглянуться — споткнуться и упасть на бегу точно означало смерть — он пригнулся, отчаянно надеясь на удачу.
Она его не подвела — рядом просвистело ещё несколько стрел, но он всё же влетел в проем двери, и, развернувшись, захлопнул её, уже в последний миг заметив перекошенные злобой лица в какой-то полусотне метров. По металлу стукнуло ещё несколько стрел — но Антон уже нашарил замок и запер дверь. Затем, словно из него выпустили воздух, буквально сполз вниз. Короткая лестница выходила в короткий коридор, упиравшийся во вторую такую же дверь. Над ней горела тусклая, пыльная лампочка.
В голове у мальчишки творился сейчас полный кавардак. Он совсем не представлял, чего ждать дальше — то ли Льяти обернется сейчас Мефистофелем в красном плаще и разразиться сатанинским хохотом, то ли, напротив, усатым мужиком в форме и скажет густым басом «я, майор КГБ Пронин, имею задание вернуть вас домой…».
Льяти схватился за древко глубоко вошедшей в правый бок стрелы, вырвал её, скривившись, осмотрел, потом бросил на пол…
А ведь его уже тут достало, как-то отстраненно подумал Антон. Прямо тут, в туннеле, когда он повернулся посмотреть, как я там… Только его — он видел, что другие целы.
Холодея, мальчишка взглянул на стрелу. Самую простую, деревянную, без наконечника даже, лишь с обожженым на огне острием — но, судя по налипшей на древко крови, вошла она в тело сантиметров на пятнадцать, прямо в печень… Правда, кровь из раны шла как-то неохотно, да и держался Льяти пока вполне бодро…
Они замерли, отчаянно пытаясь отдышаться, — но почти сразу же сверху донеслись тяжелые удары. Судя по ним, у Хорунов, кроме луков, нашлись, как минимум, каменные топоры. Вышибить стальную дверь они бы, понятно, не смогли, — но, если постараться, то и каменными топорами можно обколоть её по краям и выворотить из скалы…
Льяти помотал головой, кое-как поднялся и подошел ко второй двери. Тоже запертой — но и к ней у него отыскался ключ. За ней оказалась низковатая комната с бетонными стенами. Справа и слева их прорезали арки низкого, всего метра в полтора, туннеля. Между них стоял небольшой, словно игрушечный вагончик, такой узкий, что четыре кресла помещались в нем в ряд…
Антон вновь ошалело мотнул головой. Меньше всего тут он ожидал попасть в метро, пусть даже и такое. И вагон, словно специально изготовленный для них…
Открыв дверцу, похожую на автомобильную, Льяти сел в переднее. Антон сел за ним, Андрей и Серый — ещё дальше. Сейчас они были слишком удивлены, чтобы что-то спрашивать.
Перед Льяти был маленький пульт. Он нажал несколько кнопок, внизу что-то загудело, и вагончик скользнул в темное жерло туннеля, словно пуля в ствол. Зазор между его корпусом и стенами едва ли превышал пару сантиметров, и Антон невольно поёжился. Остановись вагон в туннеле, — выбраться из него уже вряд ли получилось бы…
Он потер ладонями лицо и вздохнул, попытавшись расслабиться. Он по-прежнему совсем не представлял, что всё это значит, — но уже не сомневался, что всё сейчас закончится: их встретят взрослые, отвезут Льяти в больницу, объяснят, что тут произошло, вымоют, накормят, отправят домой, наконец…
Они ехали, наверное, всего минут пять, миновав несколько таких же крошечных станций. Потом Льяти остановил вагон в просторной кубической камере. Здесь в скальную стену была врезана решетчатая дверь лифта, и они все вошли в него. Льяти повернул рубильник и лифт, дернувшись, с грохотом пошел наверх. Сквозь решетчатый пол Антон смотрел вниз, на быстро уменьшавшийся квадрат дна и убегаюшую вниз цепочку тусклых лампочек… пока подъем не закончился в такой же скальной комнате, разве что без туннеля. Единственный выход вел на уходящую дальше вверх изогнутую лестницу. Поднявшись, Льяти открыл дверь — и Антон невольно зажмурился от хлынувшего в неё дневного света.
Проморгавшись, он вышел наружу — и замер, ошалело осматриваясь. Он стоял на бетонной, огороженной железными перилами площадке, от которой вниз вела бетонная же лестница. Вокруг же простиралось широкое, мрачное ущелье — его почти отвесные, темные стены уходили в массу тяжелых клубящихся туч. Справа ущелье, казалось, обрывалось в бездну — там он видел лишь уходивший в туманную мглу склон возвышавшейся за ним горы, в то время как дна словно не было. Слева ущелье плавно поднималось вверх и сворачивало. Но больше всего мальчишку поразили стоявшие у его склонов стальные каркасы огромных многоэтажных зданий — не разрушенных, а недостроенных. Они мрачной анфиладой протянулись к верхнему концу ущелья — там, в расщелине между гигантскими утесами, словно в каких-то колдовских воротах, мерцал призрачный свет. Антон не сразу понял, что это лишь кружащийся между скалами туман, но зрелище всё равно пробирало до озноба — он словно попал в царство гигантов, туда, где людям нет места…
— И куда дальше? — спросил он, невольно приглушая голос. Здесь царила странная, зыбкая тишина — какие-то смутные, далекие звуки доносились отовсюду, но столь слабые, что опознать их никак не удавалось.
— Туда, — сказал Льяти, и протянул руку, указывая на скальные ворота. — Там… ой…
Его повело в сторону, и он как-то вдруг сел, привалившись к скале. Лишь сейчас Антон заметил, что кожа его стала белой, словно снег — пока они ехали, Льяти истек кровью, только не наружу, а внутрь…
— Ребята, мне конец приходит… — сказал Льяти как-то удивленно. Лицо его стало совсем детским, растерянным. — Глупо-то как… Я ведь всё уже вспомнил…
Ребята замерли. Льяти в самом деле приходил конец — и, случись даже вокруг прекрасно оборудованная операционная, помочь тут было уже нечем…
— Вот же опять за мной приперлась… — Льяти смотрел куда-то мимо них — как вдруг подумал Антон, уже туда, где должен был сейчас воскреснуть. Он невольно посмотрел туда же, — чисто рефлекторно, зная, конечно, что там ничего нет. Тем не менее, это пришлось неожиданно кстати: Антон вдруг заметил, что к ним что-то движется. Не Хорун, конечно, — вообще не человек. Больше всего это походило на нелепо согнутый вперед, словно палец, конус из полупрозрачного, сероватого тумана. Или на сгорбленного человека, завернутого в плащ с остроконечным капюшоном. Только вот раза в два выше обычного человеческого роста…
* * *
Хотя Антон ничего не говорил — горло позорно перехватило от страха — ребята, словно по команде, повернулись, тоже глядя в ту сторону.
— Быстро валите… отсюда… Вальфрида найдите, он вам всё… объяснит, — вдруг заторопился Льяти, и ребята повернулись к нему. Он торопливо вытащил из сумки ключи и бросил на землю. — Берите. Вальфрид покажет, куда… А ЕЙ — фига от меня. ОН всё равно успеет рань…
Взгляд его вдруг остановился, голова чуть повернулась в сторону. А потом в глаза ребят ударил вдруг чистый, ослепительный свет…
* * *
Антон невольно отшатнулся в сторону, глядя туда, где только что был Льяти. Он него не осталось, конечно, совершенно ничего — ни одежды, ни крови, ни даже знаменитого лука. Лишь связка ключей, да быстро исчезнувший запах озона. Вот и всё. Он мотнул головой и обернулся.
Призрак всё ещё двигался к ним — медленно, плавно, но неостановимо. Именно призрак — теперь мальчишка отчетливо видел, что он проходит сквозь камни. Или, точнее, камни проходят сквозь него. Он не шел, конечно, а просто скользил по поверхности, словно по льду — небыстро, не быстрее идущего человека. Можно было подумать, что это всего лишь причудливый клочок тумана… только вот ветер дул здесь совсем в другую сторону. Да и очертания этого… существа были слишком уж четкими.
— Что… это? — выдохнул Андрей, быстро подбирая ключи. Глаза у него были в этот миг уже совершенно дикие.
— Неважно, что… — Сергей тоже обернулся на миг, глядя на призрак. До него оставалось всего метров двести — минуты две-три на такой скорости. — Бежим!..
Повторять дважды не пришлось: ребята побежали. Скала больно била в ноги, и на бегу Антон порадовался, что тут, хотя бы, нет камней. Звук их шагов раскатился по ущелью, словно пулеметная очередь, и он захотел оглянуться… но не смог. Шею словно заморозили. Он бежал… и бежал… и бежал, уже чувствуя, что начинает задыхаться… а потом мир вдруг как-то странно СДВИНУЛСЯ, словно неудачно совместили кадр.
* * *
— Что это… было? — выдохнул Антон, согнувшись и упершись руками в колени, чтобы перевести дух. Призрак — или что там это было — исчез, и сейчас ущелье казалось совершенно пустым.
— А черт его… — выдохнул Андрей, тоже согнувшись. — Ноги унесли — и ладно… Дальше надо двигать. А то ночевать здесь я что-то не хочу…
При одной мысли о ночевке в этом месте Антона передернуло. Всё же, инстинкт — великая штука. Спокойнее всего ему было в обычном среднерусском лесу. У берега моря — сосущее душу беспокойство, в степи — тянущая пустота, в горах — зло… Настоящее зло, не человеческое…
Тем не менее, никто не сдвинулся с места. Антон не знал, сколько они тут стояли, ожидая непонятно чего. В голове у него сейчас было совершенно пусто. Мысли метались так быстро, что ни одна не успевала сформироваться до конца. С Льяти они все успели подружиться, и глаза невольно уже косили в сторону: спросить что-нибудь у Льяти, просто посмотреть на него, убедиться, что он рядом… но там, конечно, никого не было. И, хотя умом он понимал, что на самом-то деле Льяти не умер — стоит сейчас где-нибудь на берегу моря, живой, целый и здоровый, только расстроенный и обалдевший, — в сердце как-то мерзко ёкало. Ойкумена очень велика: если им повезет найти Флейту и вернуться, Льяти они никогда больше не увидят. Ни в этом мире, ни вообще…
— Ну, и что делать будем? — спросил, наконец, Андрей, вдруг поёжившись: после душной сырости леса тут было неожиданно холодно. — Что тут такое случилось?
— Льяти… — начал Антон. Вопреки всему, он ещё верил, что можно что-то тут придумать — и Льяти вернется назад…
— Льяти больше нет, — неожиданно жестко сказал Сергей. — Здесь и сейчас, по крайней мере. Довел нас, и… — он помолчал. — В общем, одним нам отсюда не уйти. Надо искать этих немцев и как-то договариваться с ними. А что это — они точно должны знать. Ладно, пошли отсюда, наконец…
* * *
Выстроившись неровной цепочкой, они двинулись вверх по ущелью. Дно тут было ровное, идти оказалось неожиданно легко. Антон с удивлением понял, что просто отвык от нормальной твердой поверхности, от свежего ветра, даже оттого, что глаза могут вообще смотреть вдаль… Сейчас же он чувствовал себя так, словно очнулся от дурного сна. Пусть горы и непривычны русскому человеку — но это ещё не настоящие горы же, даже дышать тут ничего не мешает… или он просто привык к страшной духоте там, под пологом леса…
Но мертвые скелеты огромных зданий и чудовищные массивы утесов за ними всё равно давили на душу: мальчишка чувствовал себя тараканом, ползущим по днищу крепостного рва. А в самой душе всё было как-то совсем пусто и мертво. Что-то случилось тут такое… то ли смерть с родины Льяти нашла, наконец, пропавшего мальчишку, то ли, напротив, кто-то вышвырнул её вон… то ли тут вообще произошло нечто, недоступное человеческому разумению… но итог один: Льяти больше нет. И здесь вот никогда уже не будет…
И тут он заметил, что в устье ущелья, у зловещих туманных ворот, кто-то стоит. И вот это точно был человек.
* * *
На какой-то сумасшедший миг Антону показалось, что это всё же Льяти… но иллюзия тут же рассеялась. Этот мальчишка был отчетливо рыж и одет в черную кожу. Он стоял неподвижно, сложив руки на упертом в землю длинном луке. Длинные волосы стягивала ярко-алая повязка, над левым плечом торчали оперения стрел. Как-то сразу Антон понял, что это и есть Вальфрид.
* * *
Когда они подошли ближе, впечатление подтвердилось: мальчишка действительно был немцем. Рослый, с характерными чертами нагловатого, в общем, лица. Он смотрел на ребят пристально и безразлично. Антон как-то вдруг почувствовал, что вся кожа у него чешется, что одет он, по сути, в лохмотья, да и лицо наверняка не блистает чистотой. Вальфрид же был одет… ну, пусть и не с иголочки, но вполне по обстановке: узкие, под колено, сапоги, черная кожаная куртка, кожаные штаны. Всё, конечно, самодельное, — но неуловимо и весьма неприятно похожее на эсэсовскую форму. Конечно, без всяких там орлов и свастик, — но на поясе у него висел нож с литой металлической рукоятью, и вот на ней-то свастика как раз БЫЛА. Небольшая, наложенная на непонятный красно-белый ромб, но всё равно, очень хорошо различимая.
Антон не знал, что он сделал бы чуть раньше. Наверное, обозвал бы Вальфрида фашистом, а потом полез бы в драку, не считая шансов на успех. Но сейчас… Льяти сказал им, что Вальфрид может объяснить им, что тут, черт побери, происходит — и получить эти объяснения мальчишке очень хотелось. Так сильно, что даже вспыхнувшая было ненависть отступила куда-то на второй план. Тем более, что ничего такого возмутительного Вальфрид пока что не делал. Не вскидывал правую руку, не орал «Хенде хох!», даже не обзывал их русскими свиньями. Просто смотрел. Удивленно, как теперь сделалось понятно. А они, развернувшись в рядок, так же молча смотрели на него. Молчание затягивалось и становилось ощутимо нехорошим. Не само по себе даже, просто откуда-то со стороны начало понемногу натягивать нездешней леденящей жутью…
— Зачем вы здесь? — наконец, спросил Вальфрид. На чистейшем русском языке, без малейших признаков акцента. Впрочем, так говорили тут все… или каждому просто казалось, что все тут говорят на его родном языке…
А в самом деле, зачем мы здесь? — уныло подумал Антон. Поперлись непонятно зачем, глупо и страшно потеряли Льяти, такое увидели, что едва не свихнулись, — и теперь на полной милости этого наглого типа, которому, вообще-то, всё же хочется дать в морду…
— Мы ищем путь домой… вождь, — ответил Сергей.
Немец поморщился. Не сильно, но весьма заметно.
— Я не вождь, — спокойно сказал он. — Я… впрочем, зачем вам знать это? Тут нет дороги домой. Тут вообще нет дороги. Тут тупик.
— Льяти сказал, что ты знаешь, что это, — Сергей обвел рукой мрачные каркасы зданий.
— Льяти? — рыжеватые брови немца удивленно поползли вверх. Впрочем, лишь на мгновение. — Зачем?
— Он умер, — уже зло сказал Сергей. — Там, — он махнул рукой к устью ущелья, в котором медленно клубились облака. — От стрелы Хорунов. И послал нас к тебе, прежде чем…
Лицо немца передернулось в непонятной гримасе, — она промелькнула так быстро, что Антон даже не успел понять, что же она выражала.
— Так. Ну что ж… — он вновь окинул всех троих долгим, непонятным взглядом. — Тогда — идите за мной. И, ради всех богов, не спрашивайте сейчас ничего…
* * *
Молча, как и требовал Вальфрид, они прошли в скальные ворота. За ним склоны ущелья расступались, обрамляя колоссальную котловину, почти донизу забитую низкими, тяжелыми тучами. Дно её занимал… город. Самый обычный. Знакомый. Серые пятиэтажки, тополя, асфальт… Только вот явно заброшенный — стекла кое-где разбиты, асфальт покрыт мусором, да и деревья как-то слишком уж разрослись…
Сердце у Антона опять ёкнуло и подкатило прямо к горлу, — на какой-то миг ему показалось, что он вернулся домой, и сразу же подступила дикая тоска. Он даже остановился и яростно помотал головой, словно стараясь вытрясти из неё лишние здесь мысли. Неожиданно помогло. Мальчишка выпрямился и быстро пошел вслед за друзьями и Вальфридом, — тот шагал размашисто, упруго, держа лук в правой руке. Длинные рыжие волосы падали ему на воротник куртки, и Антон вновь ошалело помотал головой. Он чувствовал, что вот-вот всё же свихнется — просто от удивления и полного непонимания происходящего.
Они прошли совсем немного, когда справа вдруг налетел легкий, какой-то неприятно теплый ветерок. Он зашевелил опавшую листву, и со всех сторон донесся шепчущий, предвкушающий какой-то шелест…
Вальфрид вдруг остановился, словно налетев на стенку. Быстро, как птица, повернул голову, глядя направо. Лицо его стало неожиданно испуганным.
— Что? — спросил Сергей. Тревога немца передалась и ему.
— Туман идет, — коротко сказал Вальфрид, и вдруг сорвался с места. — Бегите! — заорал он, не оборачиваясь.
Спрашивать было уже поздновато, пришлось бежать. Вальфрид несся, словно лось, и Антон едва поспевал за ним. Земля больно била по ногам, дыхание сбивалось — так что болтать было некогда, да не особо и хотелось… Темнело прямо на глазах, небо тяжелело, словно опускаясь на землю. Темно-серые тучи клубились, казалось, прямо над крышами, но не двигались с места, и это, в самом деле, пугало. Сырой, холодный воздух резал грудь, под ногами то и дело плюхали лужи — дождь пока не шел, но голые черные деревья смотрелись очень уж осенне…
Они проскочили в какие-то ворота, и теперь Антон понял, куда немец так бежит. Впереди возвышалось какое-то длинное здание из серого кирпича, на вид давно заброшенное, как, впрочем, и все прочие. Слева тянулись два этажа выбитых окон, справа, за короткой полосой кряжистых деревьев — один, но высоко, под самой плоской крышей. В середине стена была глухой — если не считать темной металлической двери. Добежав до неё, Антон понял, что она не открывается, а откатывается в сторону. Вальфрид замер, пытаясь отдышаться и одновременно нашаривая ключ. Антон смотрел на него… и вдруг, заметив краем глаза какое-то движение, повернул голову.
Справа сплошной, сливавшейся с тучами стеной, наползал туман. В самом деле, странный — очень густой, он, как живой, выпускал щупальца, закручивался огромными косыми кольцами, словно ввинчиваясь в воздух, — а за ними двигалась сплошная зыбкая стена. Она словно поглощала мир, — совершенно беззвучно, плавно… и страшно. До неё оставалось всего метров пятьдесят — и она приближалась к ним со скоростью быстро идущего человека. Мальчишка удивленно моргнул… и перед его глазами вдруг возникло стремительное, белесое, бесцветное мерцание — словно он смотрел на экран плохо настроенного телевизора…
Он ошалело мотнул головой и перевел взгляд. Вальфрид, наконец, добыл из кармана штанов длинный ключ, сунул его в незаметную скважину, и, с заметным усилием, повернул.
За дверью что-то глухо щелкнуло, лязгнуло — и, выдернув ключ, немец изо всех сил налег на длинную ручку, стараясь откатить дверь. Она подалась с визгом ржавых роликов, медленно и неохотно — лишь увидев её край, Антон понял, что это монолитный стальной лист толщиной в добрых сантиметра два. За ним царил кромешный мрак — и, откатив дверь на полметра, Вальфрид канул в нем. Внутри что-то щелкнуло, вспыхнул неяркий желтый свет…
Антон почти против воли повернул голову. Туман уже добрался до торца здания и тянулся к нему, одно за другим поглощая деревья. Ему вдруг вновь почудился слабый не то шипящий, не то шепчущий звук, исходящий из туманной бездны, и он замер, удивленно прислушиваясь… но тут Вальфрид схватил его за руку и довольно грубо вдернул внутрь, после чего вновь навалился на длинную ручку двери. Она так же неохотно и с визгом пошла назад… пока не ударилась в стальной косяк с глухим мощным гулом. Немец облегченно выдохнул и дернул рычаг массивного замка. Что-то вновь лязгнуло, щелкнуло — и повисла тишина…
Антон замер, удивленно осматриваясь. Они попали в короткий, широкий коридор, освещенный единственной голой лампочкой. Он упирался в точно такую же дверь. Левая его стена была глухой, вдоль неё стояли какие-то железные ящики. В правой виднелись ещё две двери — обычных, деревянных. Ближе виднелся ещё темный коридорчик, точнее, тупик — заглянув в него, Антон увидел штабель картонных коробок. Несколько ближайших были распотрошены, в них тускло блестели пёстрые консервные банки. Судя по размерам штабеля, тут хранилась пара тонн жратвы, никак не меньше.
Вальфрид тоже замер, как-то напряженно глядя на дверь. Она была глухая, без малейшей щели, через которую снаружи мог пробиться свет… или же что-то ещё.
Не раздалось ни единого звука — но Антон вдруг почувствовал, как что-то прошло сквозь него, мягко сжав сердце и неуловимо изменив все оттенки. Даже свет лампы, казалось, стал тусклее.
Мальчишка мотнул головой… и наваждение исчезло. Всё было так же, как прежде… но, в то же время, иначе, только вот как — он никак не мог представить. Он замер, пытаясь понять… и тут услышал странный скрип — словно снаружи что-то царапалось или скреблось в дверь. Звук был тихим, но очень отчетливым — на сей раз, ему явно не казалось. Он даже дернулся к двери — казалось, что за ней скребется забытая всеми собака, — но Вальфрид вдруг крепко схватил его за руку. Взгляд у него по-прежнему был странно напряженный, и Антон вновь замер, глядя в его расширенные в полумраке глаза. Звук слышался снова и снова, упорный и бессмысленный, как журчание воды или скрип веток на ветру.
— Что… — наконец, спросил Андрей.
— Ничего, — словно по приказу, звук стих. Они стояли, вслушиваясь в тишину, но снаружи не доносилось ничего.
— И что дальше? — наконец, спросил Сергей. Реальность вдруг словно моргнула, и только что бывшее вдруг показалось Антону дурным сном.
— Проходите давайте, — Вальфрид пошел к дальней двери.
Антон двинулся за ним. Взгляд его упал в открытый длинный ящик наверху штабеля — в нем тускло блестели какие-то массивные стальные детали, и вдруг он понял, что видит крупнокалиберный пулемет. Разобранный, без станка, но вполне узнаваемый. Мальчишка невольно передернул плечами. Другие ящики имели тот же вид, и в них наверняка тоже хранилось оружие. Целый арсенал…
— Это всё равно здесь не поможет, — сказал Вальфрид, даже не оборачиваясь, и толкнул дверь, вновь нырнул в темноту, в которой, правда, тут же вспыхнул яркий желтый свет. Сергей и Андрюха вошли вслед за ним. Антон захотел всё же заглянуть в ящики, — но одному ему стало тут неуютно…
Войдя вслед за Андрюхой, он снова удивленно замер. В этой комнате жили, и жили неплохо — казалось, что он попал в самую обычную гостиную, с ковром на полу и люстрой в виде скругленного треугольника. Слева от входа стоял платяной шкаф, справа — большой холодильник. За ним — длинный, роскошный диван. Напротив, у дальней стены — застекленный книжный шкаф-стеллаж, у стены слева — второй. В угол между ними втиснуто кресло с журнальным столиком. Ещё один стол с парой стульев — простой, кухонного вида — в центре комнаты. Уют портило только отсутствие окна.
Облегченно выдохнув, Сергей бросил на диван лук и начал раздеваться. Антон удивленно смотрел на него — здесь, конечно, было теплее, чем на улице, но точно не жарко. Серый, однако, перехватил его удивленный взгляд.
— А ты что — купаться не будешь?
— А тут ванная есть? — глупо спросил Антон.
Вальфрид усмехнулся.
— Конечно. А от вас воняет, как от дохлых свиней.
…вторая дверь, как оказалось, вела именно в ванную — огромную, роскошную, выложенную по полу и стенам глянцевой коричневой плиткой, с темными деревянными полками для всяких мелочей, которые имелись тут в избытке. Едва заглянув в дверь, мальчишка удивленно замер — здесь, на заброшенном заводе (или что это?) он совсем не ожидал такого. Серый с Андрюхой уже лезли в ванну — а он всё не мог пошевелиться…
— Ты разве купаться не будешь? — Вальфрид заглянул в ванную, насмешливо глядя на него.
— После ребят, — говоря правду, мальчишка страшно хотел вымыться… но всё же не настолько, чтобы остаться тут совсем уж беззащитным. Пусть даже в Вальфриде и не было ничего… угрожающего — видно было, что он давно уже не общался с людьми, даже голос его звучал хрипловато и как-то неуверенно — словно он отвык им пользоваться. — Что это было? — спросил он, вернувшись в коридор.
— Что? — Вальфрид повернулся к нему и замер в неловкой позе. Он тоже снял куртку и на его спине косо, от бока до лопатки, алел свежий, неровный, нехорошо заживший шрам.
— Туман.
— А, это… — немец повернулся и сел на ящики. Лицо у него сразу стало ничего не выражающее, сонное. — Я не знаю. Сам по себе он безвредный — ну, если не считать того, что в нем можно заблудиться. Но в нем есть… твари.
— Что? — Антон невольно дернулся и посмотрел на дверь. Как по заказу, из-за неё вновь донесся мерзкий скрип — словно кто-то скреб по стали когтями. Огромными когтями.
— Твари, существа — называй, как хочешь. Но не звери, не животные — потому что таких зверей не бывает. Иногда мне кажется…
— Что? — спросил мальчишка, чтобы прервать опасно затянувшееся молчание. За дверью ванной шумела вода — и даже этот тихий звук казался здесь непереносимым.
— Что они выходят из тумана. Сгущаются. Я даже не уверен, что видел хоть одного из… них целиком. И…
— Что? — разговор шел какой-то нехороший, но Антон пока не мог понять, почему… — Они вообще… живые?
— Не знаю. Вряд ли. Их можно убить… но потом оно просто распадется, поимитировав перед этим труп, и соберется в другом месте.
Антона передернуло. Он никогда не боялся чертовщины… но он видел туман. И (да прекратится ли вообще этот мерзостный скрип?) он… он верил Вальфриду.
— Ну, и что нам делать? — уныло спросил он.
— Мыться. Жрать. Спать, — немец усмехнулся. — Туман всё равно не уйдет до утра.
— А… — начал Антон.
— От тебя воняет, русский, — Вальфрид усмехнулся. — А я не намерен разговаривать со свиньей.
В другой ситуации мальчишка наверняка бы взбесился и полез бы в драку, не считая шансов… но сейчас он понимал, что в самом деле грязный, как свинья… да и просто слишком устал, чтобы со всем этим спорить. Продолжать разговор, правда, резко расхотелось, и, плюнув на стыд, он пошел в ванную к ребятам.
* * *
В ванной оказалось… весело. Антон радостно намылился, забыв о том, что кожа кое-где сошла до мяса… и очень скоро почувствовал себя, как Джордано Бруно на костре. Жгло так, что он едва удержался от того, чтобы заорать дурным голосом. Хотя почти сразу же боль начала стихать, ожидаемой радости купание ему не доставило, скорее, совсем наоборот. Но после него он почувствовал себя уже вполне человеком. Одежда, правда, выглядела так, что надеть её мальчишка не решился бы даже под страхом расстрела, — но у Вальфрида, к счастью, среди прочего барахла нашлась и запасная одежда, которой хватило на всех троих. Антону досталось что-то вроде темно-синего, с красными полосками, спортивного костюма — слишком большого для него, но дареному коню, как известно…
Когда они привели себя в порядок, Вальфрид пригласил их к столу. Правда, никакой консервированной колбасы или там сардин, которые жрут фашисты в книжках, там не оказалось. Мальчишек ждала родная «красная рыба» — то бишь, рыбные тефтели в томатном соусе. Сама банка, судя по надписи на этикетке, была выпущена Усть-Манским рыбоконсервным заводом, в 1974 году, — то есть, через два года, в будущем. Антон постарался вспомнить, есть ли в его СССР Усть-Манск или хотя бы река с наванием Ман, но так и не смог. Вальфрид, конечно, перехватил его удивленный взгляд.
— Ты что, «Колы» ждал? — насмешливо спросил он.
— А что это за «Кола»?
— «Кола» — это тонизирующий шоколад, тоже в банках, — ответил вместо него Сергей. — Мне отец рассказывал, что пилотам и разведчикам такой выдавали на фронте.
— А, — от шоколада Антон сейчас не отказался бы. — Просто на год посмотрите — 74-й. А у нас сейчас 72-й. Поняли?
— Поняли, чего там не понять? — буркнул Андрей. — Откуда это?
— Тут, в магазине нашел, — ответил Вальфрид. — А что, вы, выходит, из нашего СССР? Где пакт Молотова-Риббентропа был, и всякое такое?
— Выходит, так, — буркнул Сергей. Было видно, что и он сейчас не слишком-то рвется развивать тему. — Есть давайте…
«Красная рыба» с чаем и без хлеба точно не была тем, что обрадовало бы мальчишек дома — но после той дряни, которую им приходилось есть по дороге, и она показалась им деликатесом. Они все наелись до упора — ну а потом, понятно, ни о каком разговоре не могло быть и речи. Оставалось только завалиться спать.
* * *
…на них налетел ещё один порыв влажного, жаркого ветра, и Антон невольно посмотрел на небо. Похоже, что солнце садилось — плывшие, казалось, над самыми крышами туманные, растрепанные тучи сочились каким-то болезненным желтовато-коричневым светом, и он, несмотря на жару, невольно поёжился. Потом впереди что-то плеснуло, и его взгляд торопливо скользнул вниз.
Окруженный желтыми двух-трехэтажными домами двор тут пересекал неглубокий овраг, перекрытый баррикадой из земли, деревьев и строительного мусора. За ней виднелось заросшее такими же низкими, корявыми деревьями болото. Над темной, разделенной кочками водой лениво стлался пар — и там что-то двигалось, уже давно…
Теперь он уже отчетливо видел белесые, сгорбленные силуэты, — они медленно, словно слепые, брели вперед по пояс в темной воде, то и дело оступаясь и ощупывая путь неестественно длинными руками. Оружия в них не было, но самих… существ оказалось очень много — не менее нескольких десятков. А тут их всего трое, если не считать его…
Мальчишка нервно сжал копье с грубо сделанным железным наконечником. Весь его наряд сейчас составляла кое-как обернутая вокруг бедер тряпка, и ему казалось, что в драке она обязательно свалится. Как ни смешно, это тревожило его куда больше приближения врага — в конце концов, тварям ещё предстояло взбираться на обрыв высотой в добрых три метра, — а при их очевидной неуклюжести это обещало стать нелегким даже без активного сопротивления четырех парней.
Он с сомнением посмотрел на мальчишек, одетых и вооруженных ничуть не лучше его. Все они были ниже его, и казались какими-то заморенными, да и смотрели на тварей как-то испуганно. Похоже, это значило, что все трое едва ли стоили в драке больше его одного, — а такое вот превосходство Антону категорически не нравилось. Он уже чувствовал, что отдуваться придется ему одному… и проснулся.
* * *
Какое-то время мальчишка лежал неподвижно, глядя в потолок. Сон был мерзкий и дурной, — из тех, что надолго портят настроение. Даже не потому, что сам мир в нем был непривычно мерзким (в нем он был участником восстания в какой-то психушке, что само по себе просто не укладывалось в голове, — представить, что его, Антона Овчинникова, отличника и гордость школы, могут посадить в дурдом, было просто невозможно), сколько потому, что он чувствовал себя дезертиром, бросившим товарищей в безнадежном бою. Кем были те трое мальчишек? Черт, теперь и не вспомнить… но ощущение, что всё это было на самом деле, и что теперь, просто из-за того, что ТАМ его нет, страшно умрут десятки и сотни хороших ребят, было очень, очень резким, — и ещё более неприятным. Предателем Антону ещё не приходилось себя чувствовать, и он даже и представить не мог, что это окажется так гадко. А ведь, казалось, просто дурной сон…
Яростно помотав головой, мальчишка поднялся, и без особых церемоний растолкал остальных. Все, включая Вальфрида, поднялись какими-то смурными, — видать, и им снилась какая-то гадость, но распространяться на этот счет никто не стал, — не расскажешь, не сбудется, как известно. В последнем Антон уже не был уверен, — ему, как раз, казалось, что всё УЖЕ сбылось, — но после умывания и завтрка (неужели Вальфрид всё время ест тут эту гадость?) настроение в компании всё же неожиданно улучшилось, — словно из самой души извлекли невидимую занозу. Тем не менее, начинать разговор никто не спешил. Ребята молча посматривали на Вальфрида, — но тот ухитрялся смотреть как-то сквозь них. Не как сквозь пустое место, а просто… сквозь.
— Ну? — наконец, не выдержал Сергей. — Что всё это значит? Что это за место?
Вальфрид откинулся на спинку стула, глядя на него — на всех них — с каким-то непонятным выражением.
— Город Тарск, Союз Советских Народных Республик, — спокойно сказал он. — Часть его, по крайней мере.
— Советских Народных — это тот, откуда Волки? — спросил Антон.
— Он. Странное место, скажу я тебе…
— А люди?
— Не думаю, что тут вообще кто-то жил. Это место — лишь отражение того, что существует ещё где-то.
— И мы тогда, выходит, тоже… отражение? — довольно нервно спросил Андрей.
— Не знаю, — безразлично сказал немец. — Но улицы в этом… городе никуда не ведут. Они просто упираются в скалу. Никто не стал бы так строить, понимаете?
Антон невольно поёжился. Думать о таких вот вещах, о том, что на самом-то деле они давным-давно благополучно вернулись домой, а тут, в этом странном мире — или сне многих миров? — только их отражения, их копии, совсем не хотелось. Потому что тогда — мальчишка это чувствовал, — разлетится в пыль всё, во что они тут верили…
— Ну, и что нам тут делать? — наконец спросил он.
Вальфрид моргнул. Потом посмотрел на него удивленно.
— О чем ты? Если о возвращении домой, то это невозможно. По крайней мере, я не нашел такого пути — а я, поверь, видел тут очень многое. Даже такое, что видеть мне совсем не хотелось. Если о том, куда тебе идти — то какое мне дело?
— Это не то, — сказал Сергей. — Льяти говорил, что ты всё нам объяснишь. Что?
— Что тут есть части городов из разных миров, из которых сюда попадают ребята? Тут нечего объяснять, это очевидно.
— А это от чего тогда? — Андрей, опомнившись, вытащил из кармана связку оставленных Льяти ключей.
— Ах, это… — немец поморщился. Было видно, что отвечать ему совершенно не хочется — но и отмолчаться он уже не мог. В конце концов, он тут был один, а их — трое. — Ну, ладно… Тут, выше, уже на перевале, есть ещё кусок города. Я не знаю, как он там называется, да это и неважно… В нем есть комната, в которую нельзя войти. И шаман…
— Какой шаман? — перебил, не утерпев, Антон.
— Шаман Куниц. Я с ним встречался, и с удовольствием свернул бы ему шею — если бы он на самом деле умер. На редкость неприятный тип… Так вот, шаман сказал, что там хранится Ключ.
— Ключ к ЧЕМУ?
— К Надиру.
— И что это за Надир?
— Бог этого мира, — немец откровенно наслаждался сценой.
— Ключ, Бог… ты что, издеваешься? — не выдержал Сергей.
— Нет, — лицо Вальфрида вдруг стало очень хмурым. — Комната такая и в самом деле есть. И в неё действительно нельзя войти, там воздух такой твердый, как стена. Льяти пробовал. Что там хранится — он не знает. Просто пьедестал такой, а в нем чаша. С водой. Только вот что там на дне — от дверей не видно.
— Ну, ладно… — Сергей помолчал. — Допустим, там ключ. Только… вставлять его куда? Что это за Надир?
Немец вновь откинулся на спинку стула, и с минуту, примерно, молча смотрел на них, насмешливо приподнимая брови. Наконец — когда молчание стало уже ощутимо нехорошим — всё же ответил.
— Я не знаю. Верасена, вождь ариев, — это немец произнес с очевидной иронией, — говорил, что далеко-далеко на востоке, на другом краю мира, на берегу Тихого Моря, за пустыней, стоит город. Город Снов, так он, вроде, называется. В нем есть Башня Молчания, — а где-то в ней скрыт Надир, который может всё — или, по крайней мере, исполняет желания. Только пока вот не исполнил ни одного, потому что Ключ от него скрыт с самого рождения мира. А шаман, сгори его черная душа, говорил, что только один человек во всей Ойкумене может использовать Ключ — только вот когда он войдет с ним к Надиру, тут и свету наступит конец. А потому искать тот Ключ не надо, а надо вовсе про него забыть…
— Смерть Кощеева в игле, игла в яйце, яйцо в жо… в куре, кура в курятнике, а его сторож Михеич с берданкой стережет, — не удержался Андрей. — Бред какой-то…
— Я там не бывал, врать не буду, — Вальфрид пожал плечами. — Говорят, что город такой есть, и что там не жизнь, а сплошной праздник — только вот кто туда попал, назад не возвращается, потому что сны видит наяву, и вообще, становится ку-ку…
— А Хозяева тогда что? — спросил Антон.
— А Хозяев я тоже не видел. Вот роботов их мы покрошили знатно, было дело, — в зеленоватых глазах Вальфрида зажегся огонек мрачного удовлетворения. — Вот только толку… Пули-то их не берут, а фаустпатронов у нас почти не было…
— Осталось что-нибудь? — деловито спросил Сергей.
— Осталось, — Вальфрид жестом фокусника выхватил откуда-то из-за пояса «вальтер» — и убрал его раньше, чем ребята успели толком его рассмотреть. — На самом деле мы ни одного ствола не потеряли, — добавил он с гордостью. — Только вот патронов не осталось совсем.
— А это? — Сергей кивнул в сторону коридора.
— Это местное всё. Там патронов тоже нет. Так, железо… Интересное, конечно, но только железо.
— Послушай, а что ты тут делаешь? — спросил Антон.
Вальфрид усмехнулся — коротко и непонятно.
— Сижу, смотрю, как вы тут жили… То есть, не вы, но всё равно… Вдруг найдется что-нибудь для… а, неважно.
— А другие ваши где?
— А там, — Вальфрид махнул рукой куда-то в стену. — На севере, в долине Тегернзее. Воюют с Хорунами в своё удовольствие. Им хорошо, они всё забыли…
— А ты не забыл?
Вальфрид мрачно посмотрел на него.
— А вы? У этих тут, — он повел рукой вокруг, — тоже была страшная война, Вторая Континентальная. Всего-то сорок лет назад. Ещё живых свидетелей полно. А пишут как… как о водевиле каком-то. Комедии снимают, в каких-то заклепках ковыряются, словно от них там всё зависело…
— Ну, у нас-то всё помнят, — буркнул Сергей. Тема, правда, была очень скользкая, так что развивать её он не стал. — Делать-то что будем?
— Туман ушел, — Вальфрид встал и потянулся. — Пойдем снаряжение вам подбирать. А то в горах, знаете, холодно…
* * *
Впереди, в непроглядном уже сумраке, пробился, наконец, свет, — но это Антона не обрадовало. Почти под ногами был неровный, обломанный край тропы, — а за ним лишь тусклая мгла падающего снега, скрывающая бездонную, казалось, пропасть. Слева же, тоже совсем близко, поднималась почти отвесная, темная скала в неровных полосах того же снега. Они медленно ползли вдоль неё, и, оступаясь, мальчишка каждый раз холодел — ему казалось, что он сорвался с этого чертова карниза, и уже начинает падать…
Он и представить не мог, что тут, в этом тропическом мире, найдется вот такое… однако же, нашлось. Все эти три дня они только и делали, что карабкались вверх, — и сегодня добрались до вечных снегов. Идти по этой тропе на ночь глядя было чистым безумием — только вот ночевать тут было просто негде. Да даже если бы такое место и нашлось, до утра они точно не дожили бы: мороз тут стоял дикий, а развести костер было не из чего, вокруг только снег и камни…
Только вот и вернуться они тоже уже не могли: если верить Вальфриду, до цели оставалось всего ничего, а проделывать весь путь вниз ночью было даже не безумием, а прямым самоубийством. Оставалось только верить, что и в остальном он не соврал, и там в самом деле есть город… или хоть какие-то здания, потому что на снегу они просто замерзли бы. Верилось в это с трудом: даже для горных козлов эта тропа казалась слишком уж опасной. Впрочем, немец говорил, что там никто не жил — хотя свет и тепло там неким непонятным образом были…
От загадок и нелепости здешнего мира у мальчишки пухла голова — да и дышалось на такой высоте уже не так, чтобы очень вольно. Хорошо ещё, что Вальфрид подобрал им теплую одежду и горные ботинки с шипами — без них они давно улетели бы в пропасть. К счастью, заниматься альпинизмом в прямом смысле им не пришлось — но и так карабкаться по скалам оказалось непросто. Кое-какой опыт у них троих имелся — но в настоящих горах никто из них, увы, пока не был. А пробираться по ним оказалось, мягко говоря, неуютно — камни сверху тут падали, словно брошенные чьей-то злобной рукой, и выскальзывали из-под ног, как живые. Вальфрид, то ли всерьёз, то ли в шутку говорил, что тут живут кобольды, злые горные духи, — и в это вполне можно было поверить. Во всяком случае, один неверный шаг тут мог стоить жизни. Хорошо ещё, что высоты никто из них не боялся, а Вальфрид так и вовсе оказался прирожденным горцем — он прыгал по камням с ловкостью… ну да, горного козла. Правда, сказать это вслух никто из них не осмелился бы — и совсем не потому, что за такое вот немец не глядя дал бы в ухо. Как-то глупо это было. Просто глупо — здесь и сейчас, по крайней мере. А может быть, и вообще…
Вальфрид был, конечно, не подарок, — молчаливый и язвительный, когда не молчаливый, — но без него они сюда точно не добрались бы, даже если бы и знали, куда именно идти. Заблудиться в горах, как ни странно, было проще простого — свернешь не в то ущелье (точно такое же на вид, как и нужное!) — и ошибку поймешь, когда возвращаться будет уже поздно. Вообще… поздно. Даже если не наткнешься на что-нибудь похуже простого обвала. Россказни Вальфрида о снежных людях-людоедах мальчишка пропускал мимо ушей — такого он наслушался и дома — но снежные барсы точно здесь были, он сам вчера видел одного. Вальфрид говорил, что в снега они, вопреки названию, не поднимаются, и на людей вообще не нападают — но при виде двухметрового (это если без огромного хвоста!) пепельно-пегого хищника в это верилось с трудом. Впрочем, бывали здесь вещи и похуже…
Мальчишка невольно поёжился, вспомнив, как три дня назад, едва выбравшись из города, они шли мимо Ущелья Тумана — того, в котором он… жил, и из которого выползал наружу. На туман это, кстати, не походило ничуть — между угольно-черных утесов висела смутная, бледная, какая-то ПУСТАЯ масса — и на ней, против солнца, дрожали страшные бесцветные радуги. Зрелище было столь жуткое в своей абсолютной чужеродности, что в ту сторону мальчишка больше старался не смотреть. И всё равно, чувствовал словно проникающее через кожу давление — даже не взгляд, а нечто такое, для чего у него не было определений, и от чего волосы буквально поднимались на голове. После этого зрелища россказни Вальфрида о Серой Хозяйке и Поющем Черве казались безобидной сказкой…
Задумавшись, Антон не сразу понял, что тропа повернула. Обогнув подножие высоченной скалы, оплетенной полосами снега, они вышли сразу на площадь. Здесь они остановились, и мальчишка сразу же прищурился. Где-то высоко на скалах горел ослепительный ксеноновый прожектор, и его свет накрывал весь городок — неправильную мозаику стен и крыш, поднимавшуюся к краям глубокой скальной чаши. После трех дней диких скал зрелище казалось бредовым, как во сне.
— Откуда тут свет-то? — выдохнул Андрей. — Тут кругом полная дичь же.
— Не знаю. Я мало тут бываю.
— А дальше тут куда? — спросил Сергей.
— Туда, — Вальфрид показал куда-то в непроглядный мрак.
Миновав площадь, они побрели вверх по узким улочкам, всё выше и выше, пока Вальфрид, толкнув калитку, не вошел в небольшой, огороженный высокой стеной двор. Заднюю его часть замыкала неровная скала, уходящая куда-то вверх, во мрак. К ней прилепился узкий трехэтажный дом с темными окнами. Они вошли в него и поднялись на самый верхний этаж, в просторную темную спальню. Днем из её большого окна открывался, должно быть, потрясающий вид, — но сейчас Антон видел лишь половинки освещенных прожектором крыш. Всё остальное тонуло в тусклой сизой мгле, и казалось, что поселок стоит на самом краю мира. Не самое приятное зрелище, на самом-то деле, — и особо любоваться им мальчишка не стал. Ноги после трех дней пути по горам гудели, глаза слипались от усталости, так что даже ужинать никто из них не стал. Наплевав на царящий здесь холод, ребята забрались в спальники и провалились в сон…
* * *
Утром, ясное дело, все проснулись разбитыми и с ломотой во всех мышцах — как всегда бывает, если после долгой нагрузки вдруг расслабиться. Но, по крайней мере, не замерзли — всё же, спальные мешки в этом таинственном ССНР делали на совесть. Картинка в окне, правда, вызвала у Антона острый приступ ностальгии. Долина, придавленная сейчас низким покровом тяжелых серых туч, смотрелась совершенно по-земному, пусть даже одно-двухэтажные дома тут выглядели непривычно, словно их строили в какой-нибудь Прибалтике, а то и вовсе в Швейцарии. А безлюдье на улочках не особо пугало — мало ли, ранее воскресное утро… Не хотелось верить, что людей, кроме них, тут просто нет, и пойти в уютное кафе не получится…
— Ну, и что будем делать? — спросил Сергей, когда они все поели. Завтракать пришлось всё той же «красной рыбой», ещё с вечера оттаивающей в спальниках. Не самое приятное соседство ночью — но лучше уж так, чем выковыривать мерзлую рыбу из жестянок…
— Сейчас? — Вальфрид как обычно с усмешкой посмотрел на них. — Пошли Ключ брать, — он помолчал и добавил: — Если получится.
* * *
Заранее ёжась, они вышли во двор, но там, к радости Антона, оказалось совсем не так холодно, как он боялся, — обычный зимний мороз, не более того…
— Ну, и куда дальше? — спросил Сергей.
— Туда, — Вальфрид протянул руку, указывая на западный, верхний склон долины. Стоявший у него дом сильно отличался от всех прочих — пятиэтажка из серого кирпича, с двумя косо отходившими вперед крыльями и коротким фасадом. Над ним, в треугольном фронтоне, виднелось большое полукруглое окно, забранное частой рамой, — не самый плохой вид, не будь некоторые из стекол в нем разбиты.
Увязая в глубоком снегу, ребята побрели к нему. Вот теперь царившая вокруг тишина начала ощутимо давить. Тем более, что откуда-то издали иногда доносился глухой гул — в горах после вчерашнего снега сходили лавины. Эхо путалось, металось между скал, и мальчишке иногда казалось, что где-то тут, за поворотом, работает мотор — дурацкое ощущение, но он никак не мог избавиться от него. К счастью, городок оказался небольшой, и, всего минут через пять, они добрались до цели.
К темным двухстворчатым дверям вело высокое, неудобное цементное крыльцо с железными перилами, тоже занесенное снегом. Сами двери оказались снабжены жутко тугой пружиной, внутри оказалось не лучше. Антон увидел прорезавший три этажа холл — с такой же крутой цементной лестницей. Сквозь узкие пыльные окна сюда проникало мало света, побелка и синяя краска на стенах облупилась. Воздух был теплый и сырой, пахло хлоркой и паром, как в подвале.
— Здесь что, и тепло есть? — возмутился Андрей. — Тогда какого черта мы в той халупе ледяной мерзли?
— Живут здесь, — коротко сказал Вальфрид. — Заткнись.
Андрей сразу же надулся, но возмущаться не стал. Они поднялись на самый верх. Здесь скрипучая деревянная дверь вела на другую, тесную, освещенную пыльными лампочками лестницу. По ней они поднялись на пятый, последний этаж. Здесь лестница уходила в темноту, но путь туда преграждала массивная, грубо сваренная из арматурных прутьев решетка.
— Ключи не потеряли? — отрывисто спросил Вальфрид.
Оглянувшись — снизу донеслась вдруг непонятная возня, словно там таскали тяжелые мешки, — Андрей извлек из кармана связку ключей, и, быстро подобрав нужный, отпер решетку. Они быстро проскользнули внутрь, после чего Андрей, высунув руку наружу, вновь запер замок. Антон с облегчением вздохнул: доносившиеся снизу звуки оптимизма не внушали. Казалось, что там ползали гигантские змеи — и хорошо, если не кое-кто похуже…
— Что там? — спросил Сергей.
— Хайнцели, — коротко и непонятно сказал Вальфрид.
— Кто?
— Духи дома. Слепые. Пошли!
Они поднялись ещё на этаж выше, в темное, неожиданно жаркое помещение — как догадался Антон, здесь скапливался поднимавшийся снизу воздух. В нем была единственная обитая железом дверь — снова запертая, но от неё в связке тоже отыскался ключ. Миновав её, они попали на чердак — неожиданно просторное, высокое помещение, сплошь забитое разнообразной мебелью — кое-где она стояла так тесно, что там нельзя было пройти. Свет здесь не горел, а тот, что проникал снаружи через большое окно, терялся в темноте высокой деревянной крыши. Справа и слева, косо расходясь в стороны, виднелись дощатые перегородки. Сзади, — Антон обернулся, — за кирпичной коробкой лестничной клетки выступала первобытная скала. В ней зиял уходивший в темноту проход, тоже перекрытый решеткой. Андрей отпер и её, и, включив фонарик, нырнул внутрь. Антон последовал за ним, но дорога оказалась короткой — всего метров через пять началась ведущая вверх лестница с неровными каменными стенами, неудобрая и тесная, — он то и дело задевал шапкой за низкий каменный свод.
— Черт, вот придумали же… — пробормотал Андрей, пригибаясь. — Подвал на чердаке, всё с ног на голову…
Лестница оказалась неожиданно длинной — они поднялись метров на двадцать, оказавшись в каморке с очередной обитой железом дверью. Когда Андрей отпер и её, в глаза Антона ударил яркий дневной свет. В лицо ему дохнул морозный, свежий воздух, и, переступив порог, он удивленно осмотрелся.
Они стояли на дне маленькой долинки, стиснутой заснеженными склонами. Справа она уходила под скалу, превращаясь в занесенную снегом пещеру — довольно жуткую на вид, надо сказать, — слева, над снегом, наверх вели марши ажурной железной лестницы. По ней они поднялись ещё метров на десять, потом мальчишка удивленно замер — из-за толстого заснеженного гребня ему открылся неожиданный вид на долину с городом, вернее, на хмурый океан туч, уходивший к горизонту. Её дно отсюда видно не было.
Долинка же тут не кончалась, она круто поднималась вверх, заваленная нетронутым снегом, — но лестница поворачивала вправо, и, превращаясь в мостик, упиралась в очередной проем в скале.
Они вошли в тесный, но более ровно вырезанный коридор. Он упирался в железную дверь, которую Андрей отпер последним ключом. Дверь открылась с ржавым скрежетом, за ней висела темнота. Мальчишка нырнул внутрь, нащупывая выключатель, потом вспыхнул тусклый желтый свет. Ребята вошли вслед за ним — и Антон разочарованно замер.
Он сам не знал, что толком ожидал увидеть — но увидел он самую обычную комнату, пусть и вырубленную в камне. У дальней её стены и впрямь была чаша, тоже вырубленная в невысоком, по пояс, постаменте, в неё откуда-то с потолка мерно капала вода. Второй такой же постамент стоял возле двери — и на нем, прямо на камне, трепетал странный, ничего не освещающий, словно нарисованный огонь. Антон бездумно потянулся к нему — и тут же отдернул руку. Нарисованный или нет, но жегся этот огонь вполне натурально.
— Что это? — удивленно спросил он.
— Ключ к Ключу, — равнодушно сказал Вальфрид. — Шаман говорил, что войти в эту комнату сможет только человек из стали… и что в Ойкумене таких людей нет, а будут ли — то ему неведомо.
— А, — Антон осмотрелся. Шагах в двух от пьедестала с «огнем» пол, потолок и стены комнаты обегало что-то вроде непонятно как вставленной в монолитный гранит литой сложной металлической рамы, странно похожей на раму от какой-то великанской картины. Воздух в ней странно мерцал и струился, — и, шагнув вперед, мальчишка коснулся чего-то зыбного, упругого, однако же, непроницаемого — оно поддавалось под рукой, но чем сильнее он давил, тем сильнее становилось сопротивление. Казалось, что он, держа в руке сильный магнит, пытается прижать его к такому же полюсу другого магнита — только вот никакого магнита у него в руке не было…
— Силовое поле. Офигеть, — выдохнул Андрей, тоже потрогав преграду. — Ну, и что будем делать? Тут всю гору надо разбивать, чтобы эту раму из скалы выворотить…
— Да ясно же всё… — Сергей вздохнул… и сунул руку прямо в огонь.
* * *
Никто не успел ничего сделать — все словно оцепенели. Бесконечно долгая секунда, две, три — и Сергей вдруг коротко, пронзительно вскрикнул. Он отдернул руку и удивленно взглянул на неё. Никаких ожогов не осталось, но кожа на ней вдруг покраснела, — словно под горячей водой. Антон увидел, что даже его запястье залились краской.
— Ф-фальшивка, — пробормотал Серый. — Ну, тем проще…
И сунул руку в огонь вновь.
* * *
…потом Антон так и не смог понять, сколько же всё ЭТО длилось. Серый прикусил губу, его лицо окаменело, словно высеченное из камня, по телу пробегали быстрые, короткие судороги. Голова у мальчишки закружилась, в какой-то миг он понял, что сейчас или свалится в обморок, или просто набросится на друга, чтобы оттащить его в сторону, потому что смотреть на ЭТО у него больше нет сил… но тут вдруг и «огонь», и странное мерцание в раме погасли со странным свистящим звуком. Сергей попытался улыбнуться ему — и свалился прямо где стоял.
* * *
Они — все сразу — бросились к нему. Серый мычал и вяло отпихивался. Рука у него покраснела, как ошпаренная, и стала горячей на ощупь — но ничего страшного с ней, по виду, не случилось. Наконец, мальчишка отдышался и смог сесть.
— Как ты? — испуганно спросил Антон.
— Да нормально… — Сергей помолчал. — Знаешь, боль, сама по себе, страшна лишь сначала. А потом… вроде как гул такой в голове, и просто перестаешь понимать, как и что… Я испугался, что сойду с ума… и, может, сошел бы. Только эта зараза сдохла раньше…
— Вы все, русские, чокнутые, — хмуро сказал Вальфрид. Лицо у него, почему-то, было при этом виноватое. — Вот поэтому и… — он не договорил.
Антон вспомнил, как сам совал руку в этот «огонь». Тепла он не почувствовал, — но было очень больно… Сколько выдерживал это Сергей? Минуту? Две? Три? Немыслимо…
— Я бы так… не смог, — смущенно признался он, понимая, что краснеет сам, унизительно и глупо. — Я даже мгновения не смог терпеть, а ты…
— А я, — Сергей снова помолчал. — Знаешь, мне просто надоело всё это, вся эта беготня туда-сюда-обратно, тайны, загадки все эти… Я просто решил, что должен это сделать, иначе и дальше… а, ладно. Давайте посмотрим, что там…
Осторожно переступив через раму, мальчишки подошли к пьедесталу и заглянули в чашу. Она была доверху заполнена прозрачной водой, а на её дне лежали… бусы. Самые обычные… хотя нет, как раз НЕ обычные — несколько самых крупных бусин были словно налиты изнутри сочным светом, зеленым, желтым или фиолетовым…
— Что это за фигня? — возмутился Антон. Он ожидал увидеть в самом деле ключ, большой и сложный, как рисуют их в сказках, или, на худой конец, какой-то магический кристалл — но это!.. — Они что, издеваются? Да я им всем ноги вырву, когда найду! Мы сюда столько перлись, Льяти потеряли, Серый сам чуть не сдох, чтобы сюда войти — а это…
— А это, — Сергей сунул руку в воду (Антон напрягся, но ничего такого не случилось — это оказалась самая обычная вода) и вытащил всю связку. Бусы были стеклянные, разноцветные — густо-фиолетовые, сочно-желтые, глянцево-черные, в общем, самые обычные на вид. За исключением нескольких бусин, которые светились, как маленькие фонари.
— Наверное, они радиоактивные, — нервно предположил Андрей.
— Нет, — Серый усмехнулся и сунул бусы в карман. — Пошли отсюда, всё, нечего здесь делать…
С непонятным облегчением ребята выбрались наружу, где снова пошел снег. Никто, однако, не спешил спускаться, зловещую возню на лестнице все помнили слишком хорошо…
— Ну, что нам дальше делать? — наконец, спросил Антон. Делать им тут было совершенно нечего, а когда он представил себе обратный путь — ВЕСЬ обратный путь, с лавинами, Туманом, адским лесом и ждущими их в нем Хорунами, у него откровенно ослабли колени. — Вот, пришли мы сюда, куда никто не приходил, взяли то, чего и взять нельзя, — и что? Даже если местные легенды не врут, этот чертов Надир аккурат на другой стороне этого проклятого сумасшедшего мира, за пустыней, через которую и пройти вовсе нельзя, в таком месте, где люди с ума сходят. Да даже если мы туда как-то дойдем… потратив черт его знает сколько месяцев… Даже если эти чертовы бусы и есть Ключ, то надеть их может лишь один человек. И что-то говорит мне, что это вовсе не один из нас. Не жизнь, а сказка — чем дальше, тем страшнее.
— Хорош ныть, — коротко сказал Сергей. — Ну да, мы в сказке. Страшненькой, чего уж там… И играем по чужим правилам, в которых ни фига не понимаем. Но ведь выигрываем же! Сюда вот дошли, Ключ взяли…
— Ага, взяли — и что? — уныло повторил Антон. — В Столицу назад топать? Снова через этот ср… этот лес? Так нас там Хоруны ждут — не дождутся. Поймают, Ключ отберут… А вдруг он как раз только ихнему вождю подходит? Вот тогда в самом деле будет конец, как тот шаман сказал…
— Шаман много чего сказал, — Вальфрид молча поиграл желваками. — Только плевать мне… даже если это всё правда. Плевать!..
Антон очень захотел спросить, что там говорил шаман… но сдержался… к своему удивлению. А ведь всего пару месяцев назад… да что там пару месяцев, пару дней всего! — он бы непременно полез к Вальфриду с вопросами… и вышло бы нехорошо. Совсем. Теперь он это чувствовал. Чувство это было новым и почти пугающим. Словно он сам стал каким-то другим человеком…
— Делать-то что будем? — повторил он. — Надир — ладно, Надир это фигня, мы хоть примерно знаем, где он… А вот этот… единственный — мы же не знаем, кто он, и он сам, наверное, не знает, сидит где-нибудь на берегу и рыбу ловит… или шишки сшибает в лесу… и в ух не дует, что и как…
— Шаман говорил, что он сам узнает Ключ, если ему показать, — неохотно сказал Вальфрид. — И поймет, что с ним делать.
— И что? — уныло спросил Антон. — Будем каждому тут эти бусы дурацкие под нос тыкать? Так на это лет сто уйдет, не меньше. Это если мы их по пути не потеряем, у нас их не отберут, и мы сами не плюнем на всё это… Нет, ребята, что делать в самом деле?
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — Серый усмехнулся. — Проблема номер раз — унести ноги из этого милого местечка, не встретившись с… в общем, тихо.
— Это-то просто, — Вальфрид вытащил из сумки здоровенный моток веревки. Конец её он привязал к перилам, остальное бросил куда-то за гребень, и насмешливо посмотрел на ребят. — По канату спускаться умеете?..
* * *
Соскользнув, наконец, на землю, Антон сразу сел на снег. Вот вроде бы и простое дело — но высота была метров сорок, склон неровный, с выступающими скалами, и дело затянулось надолго. Не то, чтобы он так уж сильно боялся… но ноги теперь его не держали. Остальные, впрочем, тоже сели на снег, переводя дух. Мальчишка покосился на совсем близкий торец пятиэтажки. Внутри царила тишина — но войти туда вновь он не решился бы ни за какие коврижки…
— Проблема номер два, — сказал Сергей, отдышавшись. — Спуститься с этих чертовых гор.
— Мимо Тумана мы уже не пройдем, точно не во второй раз, — спокойно сказал Вальфрид. — Нам и в первый-то глупо повезло, правду сказать. Да и Хоруны вас там ждут…
— И что? — спросил Сергей. Тон немца был не очень-то пессимистичным.
— На юг пойдем, к нашим, — Вальфрид поднялся. — Тут недалеко, кстати, только отрог перевалить. Ну и заодно на край Ойкумены посмотрим.
И тут Антон понял, что не так он и устал.
* * *
На сей раз, они поднялись на самом деле высоко. Дышать здесь было тяжело, а мороз немилосердно обдирал лицо и впивался в грудь сотнями ледяных игл — но сейчас мальчишка едва его замечал. Долгий, да и, чего там, мучительный подъем внезапно кончился — и они все замерли, глядя на открывшийся им пейзаж. Прямо от их ног начинался крутой заснеженный склон. Метров через пятьдесят он обрывался в пустоту, — и там, уже в смутной воздушной дымке, лежала необозримая зеленая чаша колоссальной долины, замкнутая скалистыми гребнями, наполовину скрытая клочковатым одеялом туманных облаков. А над ними поднимался колоссальный купол Таллара, весь в бурлящем, словно бы жидком узоре белесых и темно-синих полос. Отсюда, с высоты, он был виден совершенно отчетливо, и у мальчишек просто перехватило дух. Ради такого зрелища Антон точно согласился бы проделать весь путь с начала до конца ещё раз… и ему даже захотелось завыть от невозможности полететь туда, увидеть всё это вблизи, своими глазами…
Сморгнув непонятно отчего проступившие слезы, он отвернулся. Здесь, тоже далеко внизу, между зелеными склонами гор синело громадное озеро — долина Тегернзее. А ещё дальше — зеленые волны западного леса. Они уходили вдаль, всё более смутные, пока не растворялись совсем в сияющей дымке. Казалось, что там больше и нет ничего — только этот бесконечный лес… и мальчишка вздохнул. Сейчас он видел землю на несколько недель пути… и при мысли, что им предстоит этот путь — на край видимого мира и ещё дальше — его сердце почему-то сладко замирало. Первую битву они выиграли — но приключения ещё только начинались…
Конец первой части.