До Нижнего Новгорода курень добрался за пять дней. Выскочил из леса, потоптался по огородам и таким образом попал к Сормовскому заводу. Из-за высокого забора звучал набат, трубы дымили.
— Правой! Еще правой! — командовал Ник. — Да правой же!
Избушка едва разминулась с забором, и мальчик облегченно вздохнул. Впереди лежала Волга — широкая, синяя, живая гладь.
— Умеет ли ходячий курень плавать? — таким вопросом задался Николас.
Гадать можно было долго, а берег приближался слишком быстро.
— Левой короче шаг! — скомандовал Николас. — Правой! И… Стой!
Курень чуть пошатнулся вперед и замер как вкопанный. Тут окна двухэтажной кирпичной пристройки отворились, и раздался выстрел.
— А ну кыш отседова! — Краснолицый бородатый мужик высунулся из окна и потряс охотничьим ружьем.
— Так мы же свои! Русские! — воскликнул Тимофей Спиридонович, но показываться не стал.
Тут еще одно окно распахнулось настежь, из него выглянула большая седая голова и заорала:
— Шмаляй, Степаныч, не слушай их! Нынче всякая собака русским назовется, а на деле колдун или мертвяк!
Степаныч выстрелил — пуля ударил в бревно где-то под крышей избушки. Дарья Муромская взялась за револьвер, но целиться в рабочих не стала.
— Вперед! — скомандовал Николас. — Левой! Правой!
Избушка припустила вдоль забора. А с завода кричали:
— Давай, драпай! А то гаубицу корабельную притащим, да как вжарим!
Курень несся вперед, и Ник не сразу сообразил, что он летит прямо в реку. А когда спохватился, было поздно.
— Правой! Правой! — закричал мальчик.
Избушка попыталась свернуть, но не удержалась и рухнула в воду. Она еще цеплялась дубовыми ногами за дно, но выбраться на крутой берег вряд ли смогла бы. Со стороны завода раздался еще один выстрел.
— Поплыли! — решился Николас. — Давай, отталкивайся правой! А теперь левой!
Курень пошатнулся и поплыл вниз по течению.
— Ух ты! — воскликнула Оливия. — У нас изба-пароход!
— Сейчас подкину дровишек в печку, и пойдем по Волге-матушке! — поддержал дочь колдуна Тимофей Спиридонович.
Курень плыл мимо островка с плакучими ивами, мимо сормовских верфей. Николас выглянул из окна, чтобы поглазеть на чудные броненосцы и линейные корабли. Один из них поразил воображение мальчика красными пушечными башенками, серебристой чешуйчатой броней, изящными старинными изгибами корпуса.
— Вот это красавец! — воскликнул Ник.
А дальше причалы и доки были завалены битыми и горелыми судами. Выглядели они жалко. Невероятное количество кораблей с похожими повреждениями наводило на мысли об ужасном сражении.
— Где же они погорели? — задумчиво проговорила Дарья Муромская. — Кораблики все речные, торговые…
Курень вышел на большую воду, течение понесло его еще быстрей мимо Нижегородской ярмарки. За устьем Оки вода стала странной, мутной и замусоренной. В ней то и дело попадались обломки кораблей. Это уходили вниз по Волге последние следы побоища, учиненного некромантом Морозовым. По правую руку с высокого берега сверкали златоглавые соборы, но плавание уже не казалось Нику веселым приключением. Мальчик вышел в заднюю комнату и приоткрыл дверь. Мутная зловонная вода плескалась возле самого порога. Если погода испортится, волна может захлестнуть внутрь — понял Николас. Нужно было поскорей пристать к берегу, причем к дальнему, левому. Ник вернулся на свой капитанский мостик — к окну большой комнаты и начал командовать дубами. Ничего не получалось. Избушка крутилась то в одну сторону, то в другую, но даже и не думала двигаться поперек реки.
— И куда же мы так приплывем? — растерянно спросил Николас, выглядывая из окна.
Течение Оки плавно толкало избушку, так что она все-таки добралась до середины Волги. Дарья Муромская выглянула в окошко и сказала:
— В Каспийское море приплывем. Хотя, скорее, нас выловят в Чебоксарах или в Казани.
Николас покачал головой и начал думать. Попробовать приручить реку? Идея показалась перспективной. Мальчик даже придумал первые подходящие комплименты — мол, велика ты и могуча, Волга. Едва начав, Ник ощутил, как из глубин откликается могущественная древняя сила.
— Третье правило русского шамана… — пробормотал Николас и попытался выкинуть из головы все эти комплименты, но это было не так-то просто! Река и вправду была очень широкой и красивой. Говорил же Ермолай Константинович, что не стоит играть с могущественными стихиями. Они сами могут приручить шамана, как Медной горы хозяйка Данилу-мастера. Ник отвернулся от окна и уставился в печку. Там танцевали и веселились малиновые языки пламени. Мальчик смотрел на огонь, пока не понял, что совершенно успокоился и больше не хочет восхвалять Волгу-матушку. Только тогда Ник вернулся к окну и увидел, что избушка обогнула один большой остров и несется на другой. Его острая песчаная коса метила прямиком в плавучий курень. Нику не понравилась перспектива застрять на острове или затеряться в русле огромной реки, он скомандовал:
— Левый-правый поднять! Отталкиваемся левее.
Пару минут ничего не происходило — избушку все также несло в сторону песчаной косы. Потом дубы с силой врезались в подводный склон, курень сильно тряхнуло. Ник услышал, как волна перевалила через порог и заплескалась по дощатому полу.
— Осторожней, дубы! — закричал Николас.
Тут же последовал еще один удар, на этот раз послабее. Третий оказался совсем уж легким. Вода перелилась через порог и залила большую комнату. Зато избушка ушла за остров, оттуда до левого берега было не так уж далеко.
— Потоп! Пожар! Наводнение! — кричал Тимофей Спиридонович.
Николас посадил домового на плечи и вышел в заднюю комнату. Там воды было по щиколотку. Она прибывала, просачиваясь над порогом, а когда дверь вдруг открывалась от толчка или порыва ветра, небольшая волна врывалась в избушку.
— Будем бороться за плавучесть и восстанавливать герметичность! — объявил Тимофей Спиридонович.
Затем домовой прыгнул в темный угол прихожей и полетел вниз вместе с метлой. Да так, что она угодила точно в дверную ручку и заблокировала выход из куреня.
— Сколько сможем удержаться на плаву? — спросил Ник.
— Полчасика, дальше хлынет со всех щелей! — отвечал домовой, при этом он рвал на себе шерсть и запихивал ее в щель между порогом и дверью.
— Плохо…
— Ничего страшного! — оптимистически проговорил Тимофей Спиридонович. — У меня в этих местах двоюродный братец за водяного! Тридцать лет с ним не виделись!
Ник только покачал головой, вернулся в большую комнату и выглянул в окно. Левый берег стал еще ближе. На нем остался позади небольшой городок с причалом и аккуратными светлыми домиками. Ник вновь попытался направить избушку к берегу с помощью дубовых ног. Получилось сдвинуть курень по воде метров на пять, не больше. Полчаса, щедро выделенные Тимофеем Спиридоновичем, были на исходе. Ник придумывал новые движения для своих дубов. Прирученная ложка черпала воду и выливала ее за окно.
— Эх, чую, придется нам опять запускать в плавание кровать уважаемого колдуна, — сказала Дарья Муромская.
Все время опасного путешествия Оливия хотела как-то помочь и не могла придумать, что же ей делать, или предательская неуверенность подводила. Но вот за окном показалась новая пристань. Добротная, из толстенных бревен, она была пуста, лишь ближе к берегу кто-то привязал пару некрашеных лодок.
— Эй, вы, там! Помогите! — закричала Оливия. — Киньте веревку!
Ветер унес слова в шепчущие волжские камыши. Избушку от причала отделяло метров пятнадцать, а домики на берегу были еще дальше. Оливия закричала опять. Ник понимал, насколько это бесполезно, но поддержал дочь колдуна.
— Эй, на берегу! Терпим бедствие! Бросьте швартовы!
Причал, домики и камыши никак на это не отреагировали, но их с Оливией крики навели его на мысль.
— Нужно анимировать веревку! — вспомнил уроки мастера Гримгора мальчик.
— Точно! — воскликнула Оливия. — Как же мы раньше не догадались.
И ученики колдуна взялись за высокое искусство классической анимации.
— Канат, — попробовал Николас, впрочем, без особой надежды.
Чтобы колдовство подействовало, нужно угадать настоящее имя предмета — то, которым он сам себя называет на родном языке.
— Веревка! Веревочка! Аркан! — выкрикнула Оливия, ее рука и взгляд были направлены на причал.
— Роуп! Стрик! — Ник испробовал английский и немецкий языки.
— Петля! Нитка! Связка! — продолжала Оливия.
Николас задумался и не заметил, как заговорил вслух сам с собою:
— Чем считает себя канат? На что он похож?
— Косичка! — выкрикнула Оливия. — Он похож на косичку!
Толстенная веревка с петлей на конце сорвалась с места и закрутила кольцами по причалу.
— Ко мне, Косичка! — приказала Оливия, и канат полетел к избушке.
Кольца на причале начали разматываться и выпрямились в струнку. Петля не долетела до куреня метра полтора, не хватило длины. Канат задергался, пытаясь освободить свой привязанный конец. Тогда Муся недовольно фыркнула, прыгнула в воду и вцепилась зубами в петлю. Дарья Муромская высунулась из окна, схватила рысь за задние лапы и силой потянула на себя. Избушка заметно накренилась и неохотно пошла в сторону берега. Минут через десять удалось втащить обратно промокшую и злую Мусю. Канат в избе закрепил сам Тимофей Спиридонович. Потом стали потихоньку подтягивать плавучий курень к причалу. Это оказалось неимоверно тяжело. Благо течение сослужило добрую службу — медленно развернуло плавучий курень по кругу, доставив таким образом ближе к берегу. А там уже одна из ног дотянулась до дна. В общем, как-то выбрались. Оливия отправила канат обратно на пристань и деанимировала его. Таковы уж были правила классической анимации — если наделил жизнью предмет, забери его обратно, иначе очень скоро превратишься в дряхлого старичка.
Ник отвел избушку в ближайший лес, и там путешественники устроились на ночлег. Тимофей Спиридонович расчесывал пострадавшую шерстку гребешком и грустно напевал народную песенку про урожай пшеницы. Дарья Муромская была озабочена ночным караулом. Она отрядила Мусю в лес с приказом будить если что. Стеше было велено сидеть возле дверей и сначала жалить, а потом смотреть, кто пришел. Путешественники совершенно выбились из сил. Все только и думали о том, чтобы поскорей лечь спать. Только Оливия заметно приободрилась. Она хотела всем помочь и всюду успеть — Дарье Муромской предложила сторожить по очереди, Тимофею Спиридоновичу попробовала заплести косички. Хандра покинула дочку колдуна. И Ник был чрезвычайно рад этому.
«Хорошо, что она первой именовала Косичку!» — успел подумать мальчик перед сном.