Во время спуска домовой как всегда много болтал.

— Может, и обойдется с камнешкуром… — говорил Ти-мофей Спиридонович. — Девчонка-то совсем махонькая, да и путь наш близок.

Настеньке явно нравилась поездка на мохнатых плечах домового. Она смеялась, пищала и таскала Тимофея Спиридоновича за уши. Николас упорно не спрашивал про подземное чудовище, почитая его выдуманным. Тогда Тимофей Спиридонович сам начал рассказывать. С его слов выходило, что раньше полноценными домовыми считались только домовые женского полу, а ребята, вроде Тимофея Спиридоновича, помогали да на посылках служили. В те стародавние времена сила в добром доме была такая, что люди в нем от всего злого отрекались, а уж чтобы вражда али разбой какой в избе приключился — так вообще невозможно. Такое дело не устраивало врагов рода человеческого, и создали они камнешкура, чтобы домовых всех под корень извел. С тех пор чудовище сие наводит кошмар на подземный народец, но ребяток не ест, а только девиц. Также на прочих барышень охоту ведет: и на людских женщин, и на русалок, и даже на страхолюдских кикимор.

— А как же вы спаслись? — спросил Николас.

— Все выжившие девицы-домовые укрылись в сердцевине великого Коневища да и живут там до сих пор в здравии, — отвечал Тимофей Спиридонович. — И если у домовых рождается девочка, она остается в сердцевине. Мальчики же отправляются по миру гулять да за избами присматривать.

«Так они просто беспризорники хулиганистые, эти домовые!» — подумал Николас, но вслух спросил:

— И много у вас девчонок в Корневище? Наверное, целый город или даже больше!

— И вовсе немного! — возмутился Тимофей Спиридонович. — У нас сейчас одни мальчишки рождаются, а девочки — раз в сто лет!

— Как это так получается? — поинтересовался Ник, нащупывая ногой отросток корня.

— Эх, темнота! — воскликнул домовой. — Всякому известно, что детей в капусте находят. Если пойдешь направо, то мальчиков. А если налево — то девочек.

— Значит, теперь вы ходите только направо? — уточнил Ник.

— Спросил бы лучше, как мы капусту в сердцевине подземной выращиваем! Вот это история достойная! — ответил Тимофей Спиридонович, но Николас уже наслушался вдоволь этих баек и про капусту не спросил.

Тем временем путешественники добрались до Корневища и припустили со всех ног прочь от Владимирского.

— Только бы не учуял! Только бы не учуял! — бормотал Тимофей Спиридонович.

— Учучу! — откликнулась Настенька.

Домовой схватился за голову и побежал еще быстрее. Николас едва мог угнаться за ним. Вот уже и знакомый корень с ярко-зелеными прожилками. Тимофей Спиридонович ловко запрыгнул на него и полез вверх. Ник замешкался и немного отстал. Тут-то и началось! Пространство содрогнулось, сверху посыпались камешки и комья сухой земли. Гул, грохот и скрежет заполнили собой колодец с тянущимся вверх корнем. Бедные светлячки от страха включили яркое, истеричное желто-зеленое сияние. Так Николас смог увидеть не только блестящие пяточки Тимофея Спиридоновича, но и камнешкура. Нечто огромное, утыканное шипами ползло по стенкам тоннеля. Так сразу было и не понять, то ли это зубастая пасть, то ли покрытая колючими наростами спина.

— Кидай ему все девчачье! — закричал Тимофей Спиридонович. — Все, что женского рода!

«Совсем с ума сошел», — подумал Ник, он выбивался из сил, карабкаясь по корню, а тут такая глупость.

Острые зубы камнешкура метили в Настеньку. Они все росли и росли, вытягиваясь из стенок. Тоннель превратился то ли в пасть, то ли в желудок жуткого монстра. Казалось, еще немного, и каменные челюсти сомкнутся и разжуют беглецов. Тогда только Николас задумался о словах Тимофея Спиридоновича.

— Что же у меня есть девчачьего? Ага!

Ник вытащил из кармана расческу и бросил камнешкуру. Зубы стремительно рванули вниз, из стенки появился толстый каменный язык, схватил расческу и скрылся. Раздалось довольное: «Ням!» Пока камнешкур облизывался, путешественники карабкались дальше. Когда он снова стал подбираться к Настеньке, Ник бросил ему моток ниток с иголкой. Дальше в ход пошли спичка и рубаха. Их каменшкур употребил с меньшим удовольствием. Все эти мелкие подачки достаточно долго отвлекали подземное чудовище, так что Тимофей Спиридонович с Настенькой на плечах успел выскочить из колодца. Только каменные зубы щелкнули совсем рядом с его пяточками. Ник замер один на один с камнешкуром. Острые шипы спустились вниз и потянулись к мальчику, но потом разочарованно заскрежетали и втянулись в стенки колодца. Николас сделал над собой последнее усилие, выбрался на поверхность и наконец-то вздохнул с облегчением.

После этого приключения Николас слег. Видимо, наглотался-таки паров ядовитой зеленой пены. Жар, головная боль и слабость не выпускали мальчика из постели. Оливия и Дарья Муромская поили Ника супом и отваром лечебных трав, благо Евфросиния Александровна снабдила путешественников всем в избытке. Иногда Николас видел сквозь горячку, как резвятся Настенька и Тимофей Спиридонович. Девочка и домовой лазали по столам и лавкам, кидались луком, наряжались в разноцветные платки и щебетали на странном непонятном языке. Последнее казалось настолько удивительным, что даже Дарья Муромская однажды спросила:

— Всегда думала, что это просто детский лепет. Как ты понимаешь его, Тимофей Спиридонович?

— Тикуа ха брр… Ой, простите. Хотел сказать, что наша Настенька, как и все малыши, говорит на языке домовых! И, уж конечно, я его понимаю, — таков был ответ, но ему мало кто поверил.

Три дня Ник лежал в горячке, а на четвертый болезнь отступила. Как только мальчику стало легче, он объявил:

— Мы должны подготовиться к путешествию на Светлояр, там сейчас зима и зомби по лесу ходят.

Оливия и Дарья Муромская переглянулись.

— Опять бредит? — спросила дочь колдуна.

— Там на самом деле зима и зомби, — подтвердил Тимофей Спиридонович и погнался за Настенькой, вместе они с грохотом опрокинули ведро.

Подготовка к походу началась в тот же день. Ник думал, что его будут отговаривать от рискованного путешествия, но этого не случилось. Оливия после удачного колдовства на Волге рвалась в бой. Дарья Муромская только пожала плечами.

— Хорошо, что зима — следы лучше видны.

После ухода из охранного приказа и сражений с некромантами девушка-егерь как будто попала в другой мир, волшебный и опасный. Дарья еще слишком плохо в нем ориентировалась, чтобы взять ответственность на себя.

Больше всего забот легло на плечи Тимофея Спиридоновича. Домовому было поручено подготовить курень к купанию в ледяной воде озера Светлояр. Стоило Настеньке уснуть, как он мчался конопатить щели, смолить доски и бревна. Окна и двери домовой обработал каким-то хитрым способом, а с трубой сотворил что-то неимоверное. Работал Тимофей Спиридонович задорно и стремительно. Его маленькое пушистое тельце то и дело проносилось по дому на огромной скорости.

— Тепереча мы сможем в нашем курене погружаться на глубину до ста метров, — прокомментировал свою работу домовой. — А воздух будем через дымоход брать, но это, только ежели нырнем неглубоко.

Николас и Оливия получили отличную возможность попрактиковаться в колдовстве. Два дня ушло только на то, чтобы проименовать все предметы в доме. Саму избу тоже пытались анимировать, но так и не смогли подобрать ей правильное имя. Зато теперь можно было легко запускать во врага табуретками, кастрюлями и ведрами. За всеми этими приготовлениями не забывали обсуждать план похода. Решено было отыскать по пути деревню, чтобы оставить Настеньку и закупиться теплой одеждой. Тимофей Спиридонович время от времени кричал, мол, никому малышку не отдаст. Николас разъяснял домовому, что брать ребенка в такое опасное путешествие нельзя. Домовой соглашался, но через час как будто забывал о разговоре и вновь отказывался расставаться с Настенькой.

Но вот вся утварь в избе была проименована, гвозди забиты и щели законопачены. За время вынужденной стоянки курень еще больше оброс зеленью. Листочки и веточки решено было оставить для маскировки, а вот отросший корень нужно было втянуть. Нику пришлось целое утро уговаривать крохотное деревце в кадке, чтобы оно освободило ходячую избушку от привязи. Поэтому в путешествие отправились после обеда. Ночевали в глухом лесу, к следующему вечеру вышли к небольшой деревеньке Шадрино. Курень оставили неподалеку, в овражке, так что, раздвинув крапиву и кусты ежевики, можно было зайти в избу без всякой лестницы.

Сперва в деревню отправилась Муся. Рысь пробежала огородами, шугнула сторожевую дворнягу, забралась на дровяной сарайчик, а оттуда на крышу дома. Дарья Муромская затаила дыхание и, только услышав пронзительное мяуканье Рыси, дала добро выходить из укрытия. Николас очень боялся увидеть зеленую пену и зомби, но за поворотом дороги открылась картина идиллическая и приятная глазу. Четыре крохотные, почти кукольные избенки, ладные, выкрашенные лазурной краской примостились на опушке леса. А за ними стелилось желтое море поспевающей пшеницы.

— Красота! — воскликнула Оливия.

— Тя! — отозвалась Настенька, малышка сидела на руках Николаса, в красном платочке она определенно походила на девочку.

Тимофей Спиридонович выглянул из покинутого куреня и сурово напутствовал:

— Настеньку мою кому попало не отдавайте. Смотрите, чтобы были серьезные, непьющие и грамоте ученые!

— Тя! — подтвердила Настенька, и все, наконец, пошли в деревню.

Там путников ожидал радушный прием. Местный староста Семен Егорыч подивился, что баба и дети без мужика странствуют. Дарья Муромская поправила на поясе кобуру с револьвером, после чего пожилой крестьянин перестал задавать вопросы и попросил путников к столу. Хозяйка достала из печи пироги и большой горшок гречневой каши. Семен Егорыч поставил на стол окрошку и бадью ядреного кваса. За трапезой и начался чинный разговор. Хозяева легко согласились взять себе маленькую девочку. Своих детей у них было четверо.

— А где четыре, там и пять! — сказал Семен Егорыч.

Зимней одеждой тоже поделились за умеренную плату. Все шло как нельзя лучше, но вот за окном что-то громко ухнуло, полыхнуло яркое пламя, раздались отчаянные крики. Семен Егорыч выглянул в окно и закричал:

— Пожар! Мать, выводи детей!

Все повскакивали из-за стола. Николас схватил Настеньку и выбежал на улицу. Один шадринский дом горел, другой вдруг вспыхнул прямо на глазах. Крестьяне высыпали на улицу да так и стояли. Только один мужик побежал к колодцу за водой, чтобы тушить пожар. И тут из пламени появился высокий человек в белом испещренном странными письменами плаще. С его рук сорвался огромный файербол. Гудя и брызгая искрами, огненный шар пронесся по воздуху и поджог еще одну избу. Настенька показала пальчиком на яркое пламя и сказала:

— Упу! — Малышке фейерверк явно нравился.

Николас и сам смотрел на пламя, как завороженный. Все растерялись совершенно. Даже мужик с ведром замер у колодца. Одна только Дарья Муромская решилась действовать.

— Бегите отсюда! — закричала девушка. — Ник, уводи всех подальше! Я его задержу.

Дарья достала револьвер, бросилась через дорогу и укрылась за срубом колодца.

— Да бегите же! — кричала девушка, стрелять она не решалась — ответный удар колдуна наверняка зацепил бы кого-то из деревенских.

Тем временем чародей в белом поджег последний дом. Только тогда люди опомнились и бросились бежать кто в лес, кто по дороге. Николас старался собрать всех, орал:

— За мной. Я вас выведу!

Взрослые не обращали внимания на странного мальчика. Но дети по привычке послушались и стали собираться вокруг Николаса. Так с горем пополам ученик колдуна отвел крестьян за поворот дороги. Со стороны деревни раздались выстрелы, загудел и разорвался файербол. Ник посмотрел на Оливию.

— Возьми Настеньку, я должен вернуться туда…

— Не говори глупостей! — отвечала дочь колдуна. — Без тебя мы не сможем управлять куренем, не сможем спастись!

Настенька заплакала.

— Эх… — Николас махнул рукой.

За последние дни он успел ощутить себя настоящим мужчиной, даже опытным колдуном. И теперь чувствовал, что в ответе за жизнь Дарьи. Но делать было нечего.

— Все за мной! В убежище! — скомандовал Ник и повел крестьян в заросли крапивы.

Через пару минут они были уже возле куреня, и Тимофей Спиридонович встретил беглецов возмущенным криком:

— Вы куда! К нам столько не влезет.

Но поместились все — десять человек взрослых и двенадцать детей. Правда, свободного места совсем не осталось.

Когда деревня опустела, Дарья высунулась из-за колодца и выстрелила. Пуля пробила белый плащ на груди колдуна. Он оступился, замер, но в следующее мгновение выпрямился и пошел на девушку. Вот брошенное колесо телеги поднялось в воздух и с силой врезалось в колодец. Дарья едва успела укрыться от дождя острых щепок. Стеша сорвалась с плеча девушки и полетела в атаку.

— Не сметь! — прошипела Дарья, выглянула из-за колодца и снова выстрелила.

Перед колдуном кружилась в воздухе тяжелая обгорелая балка, она-то и приняла на себя пулю. Девушка выстрелила еще раз, но проклятая деревяшка снова отразила выстрел. Колдуну это надоело, и он метнул в колодец наковальню. Дарья Муромская успела откатиться прочь. За ее спиной гулко треснули разломленные бревна. Девушка укрылась за плетеным забором, но это было все равно что прятаться за занавеской. Колдун приближался. Он шагал размеренно, как метроном. Дарья перекатилась на живот, выстрелила еще раз, но не смогла пробить защиту чародея. Зато девушка увидела Мусю. Рысь кралась за колдуном, тихо, медленно, на мягких лапах. В револьвере оставалась последняя пуля. Дарья Муромская замерла, прижавшись к земле. Только бы не выдать Мусю! Колдун был совсем близко, он широко развел руки — наверное, готовил какое-то смертоносное заклинание. Муся напрягла все мышцы, превратившись в большую пушистую пружину, и прыгнула. Колдун щелкнул пальцами. Белый плащ сорвался с его спины, спеленал рысь в полете и сбросил на землю. Капюшон больше не прикрывал голову колдуна, и девушка совершенно неожиданно узнала его.

— Нет! Не может быть! — воскликнула Дарья Муромская.

Тяжелая деревянная балка ударила девушку по голове. Она еще успела услышать, как колдун смеется странным скрипучим и безумным смехом, а потом потеряла сознание.