Несмотря на воскресный день, три друга проснулись раньше обычного.
— Довольно дрыхнуть! Просыпайтесь! — заорал Богдыханов, стремительно вскакивая с постели.
Он подскочил к кровати, на которой спал Корелин, и принялся его трясти. Такая же участь постигла и Гогу Шереметьева, издававшего чуть слышный храп.
Комната, уже хорошо освещенная ярким весенним солнцем, наполнилась ворчаньем и вздохами людей, разбуженных от сладкого сна. Затем послышался скрип открываемого окна, а за ним разноголосый уличный шум.
— Все-таки ты страшная мямля, Саша, — говорил Богдыханов, натягивая брюки. — Рыбы резвящиеся… Птицы парящие… Леонардо да-Винчи… — продолжал он, подражая певучему голосу Корелина. — Надо было бы говорить просто! Так, мол, и так, для разведки земных недр мы предлагаем…
— Ты тоже хорош, — огрызался Корелин, сонно потягиваясь. — Главинжа обидел? Крота выпустил? Как ты думаешь, Гога, кто из нас больше виновен?
— Гм… гм… — ответил Гога, по своему обыкновению внимательно посмотрев на потолок. — Оба…
— Неужели… — продолжал Корелин, делая гимнастическое движение, — неужели я не должен был начать с объяснения гармонически целого природы и техники, внушить главинжу высокую закономерность нашего предложения… Вот какую задачу я ставил перед собой, — закончил он, приседая и делая «выдох».
— А я бы начал иначе, — не унимался Богдыханов. — Я бы сказал: «Вот вам, товарищ главинж, крот. Животное невзрачное. А тем не менее обратите внимание на его глупое стремление жить под землей. Что из этого следует?…»
— Это у тебя самого «глупое стремление»… Кто же так говорит! — огрызнулся Корелин, делая «выброс» правой ноги. — Ты лишен не только художественного воображения, но и умения правильно излагать свои мысли…
Слово «художественного» Корелин произнес с особым ударением.
На первый взгляд было трудно объяснить, что объединяет этих трех студентов. Характеры были у них самые различные. Александр Корелин, восторженно, романтически настроенный юноша, любил природу и обожал поэзию. Правда, это не мешало ему также любить науку и технику. Но любил он технику как-то по-своему, тоже романтически. Он мог любоваться машиной или сложной конструкцией, любоваться математическим решением, как красивой игрой человеческой мысли. Даже в самой неприятной на вид машине он видел искусство.
Богдыханов был страстный поклонник техники без всякого предположения, что это искусство. Машину он любил только такую, которая давала хорошую производительность. Математическое решение ему нравилось только в том случае, если оно помогало усовершенствовать какие-нибудь механизмы. Любимым его занятием было строить что-либо своими собственными руками. До стихов и природы ему не было решительно никакого дела.
Полной противоположностью им обоим был Гога Шереметьев. Больше всего на свете он любил математику. О Гоге говорили, что на машины и всю технику он смотрел главным образом как на некий повод для построения формул. Гога был на редкость неразговорчивый человек. Но нужно было его видеть, когда речь заходила о математике: он преображался и, переходя на язык формул, становился красноречивым.
Трудно сказать, как завязалась между тремя столь различными по характеру юношами дружба, начавшаяся еще с первого курса. Ясно было одно: каждый из них видел в двух остальных какую-то особенность, недостающую у него самого. Широкий размах Корелина, практицизм Богдыханова и математические способности Гоги, соединенные воедино, представляли могучую силу. Скоро она нашла свое применение.
Началось с того, что три друга встретили в поле возле института ватагу учеников местного ремесленного училища. Ребята с шумом несли какое-то животное, пойманное в поле.
— Что вы тащите? — заинтересовался Корелин.
— Крота, — ответил маленький ремесленник Петя, державший животное в обнимку.
— Вот гадость! — заметил Богдыханов, присматриваясь к зверьку.
— Позвольте! — воскликнул Корелин. — Товарищи! Товарищи! Ведь это же идея! Посмотрите вот на эту парящую птицу, — продолжал он, указывая в небо. — Что она вам напоминает? А?
— Коршуна! — твердо заявил Богдыханов.
— Да нет, Коля, не то! Чудеснейшая идея!.. Замечательная идея!.. Вы только слушайте меня!
Корелин начал говорить, сильно жестикулируя и высоко подняв голову с развевающейся на ветру шевелюрой. Со стороны могло показаться, что он декламирует.
Затем все трое бросились догонять ремесленников.
Ребята отдали крота не сразу. Только убедившись, что с крота не собираются снимать шкуру, они вручили его студентам.
Вчера друзей постигла двойная неудача. Прежде всего неудачным оказалось первое объяснение с главным инженером. Затем пропал крот, оставленный в кабинете главинжа.
— Надо доставать второго, — предложил Корелин.
— Может, обойдемся, Саша? Главинжу и так можно все объяснить, — не совсем уверенно проговорил Богдыханов.
— Нет, нет, что ты! — возмутился Корелин. — Разве можно!
Гога поддержал Корелина кивком головы и неопределенным мычаньем.
Сразу же после завтрака, перед тем как отправиться в поле, друзья решили зайти за ремесленником Петей, из рук которого они получили крота. Мальчик, интересуясь судьбой животного, несколько раз заходил к студентам.
Вскоре друзей уже можно было видеть на одной из улиц маленького институтского поселка, залитого ярким весенним солнцем.
— Нам необходимо видеть Петю, — сказал Корелин, когда после непродолжительного стука приоткрылась входная дверь в маленьком одноэтажном домике.
— Может, зайдете? Прошу вас, — забеспокоился хозяин, пропуская гостей вперед.
Это был уже знакомый нам старик Панферыч, дедушка Пети.
— Убежал от нас твой крот, Петечка! — сказал Корелин, увидев мальчика, который чинно завтракал, сидя за столом. — Поймал бы ты для нас другого, а?
— Извиняюсь, — вмешался Панферыч. — Для какой надобности вам кроты? Я, например, старый охотник, так что меня это сильно интересует.
— Нам никак нельзя без кротов, — пробасил Богдыханов. — Хотим поставить их на службу науке.
— Ишь ты! — удивился Панферыч. — Резать, значит, будете? — Зачем резать! — продолжал Богдыханов. — Это раньше, изучая организм животного, естественно, приходилось его резать. А теперь наука располагает другими, более совершенными средствами.
— Такое дело… — протянул Панферыч, теребя бородку и недоверчиво посматривая на студентов.
Петя, не допив чай, сорвался с места и выскочил из комнаты.
— Товарищей позову! — крикнул он на ходу, скрываясь за дверью.
— Так-так… — продолжал Панферыч, жестом предлагая гостям садиться. — Мудрят теперь очень много, а оно, гляди, и впрямь получается на общую пользу. Иногда такое делают, что и не поймешь, для чего. Вот, например, позавчера… Идем мы, значит, ночью по коридору с главным инженером, товарищем Геворкяном. Все как будто в порядке. Только посмотрел я в окно — батюшки, изображение скелета через стекло виднеется!.. Может, слышали про эту историю? Так это я первый все обнаружил… И говорю товарищу Геворкяну: «Посмотрите, мол! Время, — говорю, — неурочное. В этой лаборатории в настоящее время пусто должно быть». А товарищ Геворкян пожимает мне руку и говорит: «Спасибо тебе, Панферыч, что заметил. Не полагается тут никаким скелетам находиться. Не для того эта лаборатория существует… Безобразие!» говорит…
Если бы Панферыч был более наблюдательным, то он, наверное, заметил бы, с каким беспокойным вниманием слушают рассказ его гости.
— А еще что говорил главинж? — осторожно спросил Корелин.
— Да что говорил! — продолжал Панферыч. — «Не допускаю мысли, — говорит, — что это простое хулиганство. Пойдем, — говорит, — Панферыч, разобраться надо!» Подошли мы, значит, к лаборатории, в которой все это происходит, а она уже закрыта…
Дверь отворилась, и в комнату вошли несколько ремесленников, запыхавшихся и улыбающихся. Они притащили с собой лопаты и какие-то снасти, похожие на рыболовные.
— Ребята! — обратился к ним Корелин. — Нам для научных опытов опять нужен крот. Согласны ли вы поймать это животное?
— Согласны! — ответили ремесленники хором.
— А что с ним делать будете? Может, объясните? А то помогать неинтересно, — послышался пискливый голос.
— Это, ребята, тайна, — важно ответил Богдыханов. — Считайте, грубо ориентировочно, что мы хотим его приспособить для разведки подземных богатств.
— А потом покажете? — раздался другой голос.
— Обязательно, ребята! — заявил Корелин. — Айда! Выступаем в поход.
Участок пустующего поля, на котором, по уверению мальчиков, можно было поймать крота, находился совсем недалеко от поселка. Студенты и ватага ребят быстро подошли к нему, свернув в сторону от асфальтированного шоссе.
За время сравнительно краткого пути ремесленники уже успели основательно подружиться со своими спутниками. Им очень понравился Корелин, развлекавший их во время дороги рассказами о науке и декламацией стихов. Полюбился и Богдыханов, шутивший все время. Только один лишь Гога Шереметьев отпугивал ребят своей неразговорчивостью. Он, правда, пытался развлечь их тем, что предложил решить небольшую алгебраическую задачу, но эта попытка не увенчалась успехом. Задача оказалась необыкновенно сложной. Первым заметил норку крота Петя.
— Точно, крот! — кричал он.
Все остановились возле небольшого отверстия в земле, близ которого находилась небольшая кучка засохшей земли.
— Наверно, неглубоко ушел, — заметил кто-то из ребят: — мало земли вытащил на поверхность.
— Ну и чудак! — заволновался Петя. — Сразу видно, что ничего не понимаешь. Земли наверху всегда бывает одинаковое количество, хоть бы он ушел и на тысячу метров.
— А куда же он землю девает? — не унимался ремесленник. — Ест, что ли?
Петя потупился и повернулся к Корелину, как бы ища у него защиты.
— Не ссорьтесь, ребята. Сейчас я вам все объясню, — весело проговорил Корелин, присаживаясь на корточки перед норкой. — Как вы знаете из естественной истории…
— Да зачем ты начинаешь с упоминания «естественной истории»! — перебил его Богдыханов. — Вот ты вечно так. И у главного инженера из-за этого опозорились… Говори проще! Распирает, мол, крот землю, да и все! Понимаете, ребята? Сначала грызет ее зубами, разрыхляет ее, превращает в порошок, а затем распирает лапами по сторонам. Как, вот, если палку пихать в сырую землю. Ведь тоже образуется дырка? А на поверхность кроту землю выбрасывать незачем, разве только в самом начале, немного, когда приступает к работе.
— Крот увеличивает коэфициент уплотнения земли вокруг своей норки, — заявил Гога, обращаясь к ремесленникам.
Ребята принялись за раскопки, звеня лопатами и весело болтая. Одновременно были расставлены дежурные у других норок, расположенных рядом, на тот случай, гели животное появится там.
— Дядя! А как все-таки вы приспособите кротов для разведки? — обратился к Корелину один из ремесленников.
— Позже, ребята, узнаете, — ответил он улыбаясь. — Давайте я лучше вам расскажу о жизни кротов. Может быть, вы и сами догадаетесь.
Корелин уселся на высокую кочку и начал говорить громко, стараясь, чтобы его слышали все:
— Вас интересует, чем питается крот? Пожалуйста, я вам расскажу. В основном — дождевыми червями. Как он может видеть под землей, где находятся черви? Ему совершенно не надо их видеть. Он их чует носом по запаху. У него удивительно тонкое обоняние! Вы представляете: на несколько метров под землей он чувствует запах червей! И вот он начинает проделывать свой ход. Вообще работа у него очень тяжелая. Сколько надо затратить усилий, чтобы двигаться под землей! Я могу вам сообщить, что крот должен съесть в сутки столько червей, сколько весит он сам… Чтобы добыть себе пищу, ему приходится проделывать ходы иногда длиной до сотни метров от своего подземного жилища.
— А я знаю, как вы приспособите крота для разведки! — перебил Корелина один из мальчиков. — Это вроде как собаки ищут на войне мины по запаху. Раз вы говорите, что у крота обоняние очень хорошее, так это так и будет…
— Не мешай! Потом будешь догадываться, — ответил Корелин. — Ты слушай дальше. Знаешь ли ты, как кроты дерутся?
— Царапаются лапами, — уверенно заметил тот же мальчик.
— Царапаются-то царапаются и даже грызутся, а вот где это происходит? — продолжал Корелин. — Представьте себе, под землей! Предположим, два крота решили подраться. И вот они начинают вместе выгрызать под землей круглое пространство, так сказать устраивают себе ринг. Когда работу закончат, отдохнут немного и начинают драться! А! Каково?
Вы думаете, что крот спит зимой, как некоторые животные? Ничего подобного, не спит! Охотится за червями, глубоко зарывшимися в землю. Правда, охотиться ему уже труднее. Но крот хитрый. Он на всякий случай, если, предположим, будет мало добычи, устраивает себе консервный завод. Лишних, пойманных летом, червей он прессует лапами в круглые шарики и хранит их всю зиму… Как видите, ребята, почти вся жизнь у крота проходит под землей.
Солнце уже поднялось высоко, и в воздухе стало душно. Многие ребята поснимали одежду и остались в одних трусах. Последовал их примеру и Корелин.
Однако, несмотря на то что вот уже третий раз ремесленники принимались за раскопки, найти крота не удавалось. Вымощенные сухой травой подземные жилища крота оказывались пустыми. Или он успевал уходить в один из своих бесчисленных подземных ходов, сложно расположенных вокруг, или ребята нападали на пустующие жилища. Наконец им, видимо, надоело это занятие, и они стали относиться к нему с прохладцем.
Студенты принялись копать сами, но тоже безрезультатно.
К обеду друзья возвращались домой усталые и недовольные. Недовольны были и ребята. Им искренне хотелось помочь, хотя они толком и не понимали, зачем все-таки нужен крот.
Вечером, когда уже была пора зажигать свет, студенты сидели у себя в комнате и совещались.
— В неудачное время приходим мы со своим предложением, — сказал Богдыханов, развалившись на кровати.
— Да, действительно, — согласился Корелин. — Сейчас институт будет занят целиком выполнением срочного задания по телевизионному буру. Эх, чорт… неужели придется ждать?
Когда стало совершенно темно, в дверь постучали. Пришел Петя с товарищами.
Они сообщили, что повторные поиски крота также оказались неудачными.
Вскоре снова послышался стук, на этот раз громкий и уверенный.
— Вы что тут, в жмурки играете? — раздался басистый голос. — О, да тут, кажется, целое собрание!
Все узнали по голосу Батю.
Он был не один. Вместе с ним в комнату вошел еще кто-то
— Можете не зажигать свет, раз вам нравится сидеть в темноте, — продолжал Батя. — Так даже уютнее… Ну, товарищи изобретатели-естествоиспытатели, — заговорил он, поудобнее усаживаясь на стуле, предложенном Корелиным, — как ваши успехи? Много наловили кротов?
— Ни одного не поймали сегодня, — грустно ответил один из ремесленников. — Трудно ловить их… Вот, может быть, завтра, после учебы…
— Да-а… — произнес Батя. — Трудности всюду бывают. Без них ни одно дело не обходится… А сколько вам нужно кротов? Или, вернее, расскажите сначала, что вы задумали с ними делать.
— Григорий Тимофеевич! — взволнованно заговорил Корелин. — Мы подходим к вопросу с точки зрения естественной истории… Наше предложение связано с зоологией… и с точки зрения возможности…
Он сбился и замолчал. Этот юноша, хорошо владеющий языком, робел, когда дело касалось решительного объяснения.
— Не совсем ясно вы говорите, но кое-что мне уже понятно, — заметил Батя. — Так сколько кротов вам требуется на первое время?
— Григорий Тимофеевич! — вмешался Богдыханов. — Корелин когда говорит перед начальством, то очень волнуется и ничего толком объяснить не может. А так, обычно, говорит очень хорошо.
— Какое же я для вас начальство, товарищи! — тихо проговорил Батя. — Считайте меня тоже любителем природы и… всяких новых выдумок. Что вы собираетесь делать с кротами?
Корелин вскочил с места и принялся говорить с жаром. На этот раз его речь потекла плавно и связно. Говорил он уверенно и легко излагал свои мысли. Внимательно слушали его ремесленники. Они просто этого не ожидали. Не ожидал и Батя. Не наивная и беспомощная фантазия излагалась перед ним, а совершенно зрелая техническая идея.
— Как тебе это нравится? — обратился Батя к своему спутнику.
— Здорово! — ответил тот. — Чего же вы раньше молчали? Вот странный народ!
По голосу узнали секретаря комсомольской организации института Семенова.
— Хорошо бы к главному инженеру пойти вместе! — предложил Корелин.
— Подождите, подождите… — сказал Батя. — Говорите, пойти к главному инженеру с этим предложением… Так… Одну минутку…
Батя задумался, а затем неожиданно для всех заявил решительно:
— Не выйдет! Ничего не выйдет… Сейчас с этим делом к главинжу итти нельзя. Вы знаете, что институт перегружен срочным заданием. Вот… А работать по этому делу тоже надо немедленно. Вот тут и соображайте…
— Товарищ Батя, разве наше предложение не имеет общегосударственного значения?
— А разве я возражаю? — спокойно сказал Батя. Послышалось чирканье спичкой и лицо Бати озарилось мигающим огоньком: он закуривал трубку.
— Товарищ Семенов, — снова раздался его голос, — какие у тебя будут предложения?
— Разрешите мне сказать, — обратился к присутствующим Петя, до сих пор тихо сидевший в углу.
— Ну-ка, давай. Интересно! — ответил Семенов.
— Мы вот тут слышали, что вначале нужно изготовить маленькую модель, так сказать для проверки… Так вот, мы, ученики ремесленного училища, беремся это сделать. Обязуемся все детали делать точно.
— Ну вот и чудесно! — воскликнул Семенов. — Замечательная инициатива! Комсомольцы придут на помощь, когда вам будет трудно справляться. Как, Григорий Тимофеевич?
— Правильно! Я так и ожидал. Модель-то ведь нужно построить, действительно, маленькую. Ребята справятся вполне. А вот когда будут первые результаты, тогда, я так думаю, весь институт переключится на это дело. К тому времени, наверное, с телебуром уже все будет кончено… Конструкторы вам нужны для помощи или расчетчики?
— Расчетчик?… Гм… а я? — пробурчал Гога.
— Все замечательно у нас складывается! — продолжал Батя. — Только у меня будет к вам маленькая просьба. Главного инженера на это дело, как я уже говорил, отвлекать сейчас не следует. Так что давайте все делать пока секретно… Ты договорись по этому поводу, товарищ Семенов, с начальником ремесленного училища… Слышите, ребята? Язык за зубами держите! — закончил Батя, обращаясь к ремесленникам.
— Ваську еще привлечем, — тихо шептались ремесленники. — У него удар сильный… Если что надо будет клепать, так он ка-а-ак трахнет!
— Не надо Ваську, — слышался другой голос: — разболтает…
Никто не мог видеть в полумраке, как Батя развязал маленький мешочек и что-то вынул оттуда.
— Что это у вас тут лазит по ногам? — вдруг серьезно проговорил он. — Крысы, что ли…
Немедленно зажгли свет.
Удивленные студенты увидели своего крота, ползающего по полу.