Родоначальником немецкой классической философии является И. Кант (1724 – 1804). В начальный период своей деятельности И. Кант выступал как непосредственный продолжатель прогрессивных естественно-научных традиций XVIII века и сторонник естественно-научного материализма. В это время Кант создает гениальную гипотезу о происхождении солнечной системы из первоначальной туманности, развивающейся на основе внутренне присущих ей законов движения. Гипотеза Канта, обосновывавшая необходимость и плодотворность исторического подхода к природе, пробила крупнейшую брешь в метафизическом понимании природы. Кант на основе принципа развития не только объяснил характерные особенности солнечной системы (различные массы планет, их движение в одной плоскости и т.п.), но и обосновал тем самым значение исторического подхода к явлениям природы. Он прямо утверждал, что явления природы могут быть правильно поняты, если их рассматривать не как неизменные, раз навсегда данные, а как находящиеся в процессе возникновения, движения, изменения. Выдающееся прогрессивное значение имела и замечательная гипотеза Канта относительно изменения скорости вращения Земли вокруг Солнца под влиянием приливного трения. И здесь исторический подход к исследованию наблюдаемых фактов, стремление выявить внутренний источник совершающегося процесса находились в решительном противоречии с тем метафизическим подходом к природе, который господствовал в тогдашней науке.
Однако и в этот период мировоззрение Канта носило непоследовательный, противоречивый, двойственный характер. Подвергая критике метафизические и религиозно-идеалистические представления о происхождении солнечной системы, Кант оставался на позициях метафизики и идеализма в вопросе о происхождении живых существ. В дальнейшем метафизические и идеалистические взгляды стали господствующими в мировоззрении Канта. Не сумев преодолеть метафизической ограниченности естественно-научного материализма, Кант выступил с ревизией теоретических основ естествознания XVIII века. Он обвинил материализм в догматическом, некритическом отношении к чувственным данным и процессу познания вообще. В противовес материализму Кант создал систему «критического идеализма», основной задачей которого он объявил критический анализ познавательных способностей человека.
В своем главном произведении «Критика чистого разума» Кант поставил вопрос о происхождении основных логических понятий (категорий), свойственных научному мышлению, о роли субъективной деятельности в процессе познания, о пределах познания. Однако на все эти вопросы, закономерно встающие в ходе исторического развития познания, Кант дал глубоко ошибочные, идеалистические в своей основе ответы.
Начиная исследование познавательных способностей, Кант категорически выступает против тех идеалистов, которые допускают возможность знания, независимого от ощущений, т.е. сверхчувственного знания. Он признает, что единственным источником наших знаний являются ощущения, вызываемые воздействием объективной реальности на наши органы чувств. Однако в дальнейшем эта правильная в своей основе установка искажается в духе субъективного идеализма и агностицизма, т.е. учения о непознаваемости мира. В этой связи Кант приходит к выводу, что хотя «нам даны вещи в качестве находящихся вне нас предметов наших чувств, но о том, каковы они могут быть сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т.е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувства».
Анализируя ощущения человека, Кант отмечает, что все без исключения предметы чувственного восприятия находятся во времени и в пространстве. Почему же, спрашивает Кант, мы считаем время и пространство всеобщими и необходимыми условиями существования всех предметов чувственного восприятия? Не сумев дать материалистический ответ на этот важный вопрос, Кант приходит к субъективно-идеалистическому выводу, что время и пространство не существуют объективно, независимо от восприятия, сознания людей, а являются чисто человеческими, т.е. лишь человеку свойственными и единственно для него возможными формами чувственного восприятия. Выходит, в таком случае, что сами по себе, объективно, вне и независимо от сознания человека предметы не существуют во времени и пространстве.
Что же представляют собой предметы до и независимо от восприятия, объективно, как «вещи в себе», по терминологии Канта? Философ утверждает, что «вещи в себе» непознаваемы: мы познаем одни лишь «явления», существующие не объективно, а вследствие воздействия «вещей в себе» на нашу чувственность. Таким образом, Кант приходит к агностицизму – учению о непознаваемости объективной реальности. Он противопоставляет объективное («вещь в себе») и субъективное («явления»), вырывает между ними пропасть, доказывая, что все познаваемое субъективно, а все объективное непознаваемо. В этом основная черта философии Канта, заключающаяся в стремлении примирить материализм с идеализмом.
«Основная черта философии Канта, – писал В.И. Ленин, – есть примирение материализма с идеализмом, компромисс между тем и другим, сочетание в одной системе разнородных, противоположных философских направлений. Когда Кант допускает, что нашим представлениям соответствует нечто вне нас, какая-то вещь в себе, – то тут Кант материалист. Когда он объявляет эту вещь в себе непознаваемой, трансцендентной, потусторонней, – Кант выступает как идеалист. Признавая единственным источником наших знаний опыт, ощущения, Кант направляет свою философию по линии сенсуализма, а через сенсуализм, при известных условиях, и материализма. Признавая априорность пространства, времени, причинности и т.д., Кант направляет свою философию в сторону идеализма».
В этом важнейшем ленинском указании вскрываются прогрессивные и реакционные стороны кантовской философии. Двойственность кантовской философии, как видно из указаний Ленина, связана с тем, что он не может материалистически объяснить особенность таких понятий, как время, пространство, поскольку он не понимает их происхождения в ходе исторического процесса познания, отражения внешнего мира. Не поняв того, что время и пространство существуют объективно, независимо от чувственных восприятий, Кант не увидел и объективного содержания в человеческих представлениях о времени и пространстве. Не видит поэтому Кант и того, что «вещь в себе» в реальном историческом процессе познания мира превращается в «вещь для нас», то есть оказывается не непознаваемой, а лишь непознанной и, следовательно, познаваемой на базе дальнейшего развития науки и практики.
Кантовский агностицизм, как и всякое учение о непознаваемости мира, опровергается всеми данными практики, всей историей познания. Человек целесообразным образом изменяет, преобразует природные процессы, достигая заранее поставленных целей, подчиняя себе стихийные силы природы, что наглядно свидетельствует о его способности познавать объективную реальность и присущие ей законы. Человек экспериментально (опытным путем) воспроизводит явления природы, доказывая тем самым правильность своего понимания причин данного явления и вытекающих из них следствий. Все это полностью опровергает свойственное Канту субъективистское понимание ощущений, доказывая, что ощущения, чувственные восприятия дают, в основном, правильное отражение объективной реальности.
Рассматривая человеческую способность мышления, как способность известным образом объединять, связывать чувственные представления, Кант ставит вопрос об основных понятиях (категориях) мышления, с помощью которых только и возможны суждения, умозаключения, как специфические функции рассудка. Откуда, например, черпает человек свое убеждение относительно всеобщей значимости причинности и других категорий науки, относительно их безусловной необходимости для познания?
Известно, что этот важный вопрос теории познания был решен лишь диалектическим материализмом. Энгельс указывал, что идея причинности возникает в сознании людей благодаря их практическому воздействию на природу, воспроизведению природных процессов в производстве и путем эксперимента. В.И. Ленин разъяснял, что «практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики». Но Кант был весьма далек от понимания познавательного значения материальной практики; познавательные способности человека он рассматривает вне их практического применения, действия, вне истории познания. Не удивительно поэтому, что он приходит к идеалистическому выводу: категории научного мышления являются всеобщими и необходимыми, потому что они представляют собой внутренне присущие человеческому рассудку (доопытные, или, по терминологии Канта, априорные) способы мыслительной деятельности. Но в таком случае получается, что причинность, необходимость, количество, качество и другие категории логики не относятся к объективному миру, к «вещам в себе», что природа, как она изображается наукой, не существует объективно, а конструируется человеком в процессе познания. К этому реакционному субъективно-идеалистическому выводу приводит Канта его попытка решить коренные вопросы теории познания вне истории познания, вне практики, являющейся его основой. Нетрудно видеть, что кантовское субъективно-идеалистическое понимание категорий (а следовательно, и теоретического мышления, и науки) основано на метафизическом противопоставлении чувственного и рационального, ощущения и мышления.
Ощущения, чувственные восприятия, согласно Канту, говорят лишь о единичных предметах и особенностях, свойственных этим единичным предметам. Что же касается категорий, общих понятий (например, количество, качество, причинность), то они относятся ко всем предметам чувственного восприятия без исключения. Отсюда следует, как полагает Кант, что категории мышления не основываются на чувственных восприятиях. Ошибка Канта заключается в том, что он отрывает всеобщее (количество, качество, причинность и т.п.) от единичных вещей, не видит, что познание единичных предметов является вместе с тем, в определенной мере, также познанием общего, которое существует лишь в отдельном, единичном, а не независимо от него. То, что все тела состоят из атомов и молекул, было установлено путем научного анализа определенного, ограниченного количества тел природы. Таким образом, познание единичного и общего неотделимы друг от друга, ввиду чего категории, наиболее общие понятия, имеют своим источником чувственное восприятие внешнего мира. Конечно, переход от чувственных восприятий отдельных предметов к познанию определяющих их движение законов, к наиболее общим понятиям науки является очень сложным, противоречивым процессом. Кант не понял диалектики этого сложного исторического процесса, в котором решающая роль принадлежит общественной практике. С этим связаны идеалистические и агностические ошибки Канта в решении вопроса о категориях.
В своей философии Кант устанавливает различие между рассудком и разумом, высказывая в этой связи глубокую догадку о различии между метафизическим и диалектическим способами мышления. Разум, по учению Канта, диалектичен, то есть создаваемые им обобщающие идеи внутренне противоречивы. Учение Канта о необходимости противоречий (антиномий) является своеобразным подходом к пониманию закономерности диалектических процессов. Однако противоречия, по Канту, существуют лишь в разуме. Так, по мнению Канта, одинаково доказательны такие противоположные утверждения: а) мир конечен, б) мир бесконечен. Кант считал невозможным поэтому решить вопрос: конечен или бесконечен мир? Он не видел объективной диалектики бесконечного и конечного. Мир бесконечен, но состоит из конечных частей, каждая из которых сама бесконечно делима. Ошибка Канта заключалась в том, что это объективно существующее противоречие бесконечной вселенной он истолковывал как противоречие, свойственное лишь разуму и свидетельствующее о его неспособности познать объективно существующее.
Стремясь примирить материализм и идеализм, Кант утверждал, что разум не может решить вопроса о боге (существует он или не существует), о душе (бессмертна она или смертна), ввиду чего здесь следует обратиться к вере, т.е. к религии. По мнению Канта, существование нравственности возможно лишь постольку, поскольку существует вера в бога, в бессмертие души. «…Я должен был, – писал Кант, – ограничить область знания, чтобы дать место вере…». Это утверждение Канта, подытоживающее содержание его философии, наглядно показывает, к каким реакционным выводам приводит стремление примирить материализм с идеализмом и связанное с этим стремлением агностическое учение о непознаваемости объективного мира.
Классики марксизма-ленинизма глубоко вскрыли несостоятельность кантовского учения о непознаваемости внешнего мира и субъективности, априорности категорий научного мышления. Опровергая Канта, классики марксизма-ленинизма дали научные ответы на вопросы, поставленные, но не решенные этим выдающимся мыслителем. Борясь против кантианства, разоблачая все и всяческие уступки этому учению, В.И. Ленин обвинял Плеханова в упрощенной критике Канта: «Плеханов критикует кантианство (и агностицизм вообще), более с вульгарно-материалистической, чем с диалектически-материалистической точки зрения, поскольку он лишь a limine (с порога) отвергает их рассуждения, а не исправляет (как Гегель исправлял Канта) эти рассуждения, углубляя, обобщая, расширяя их, показывая связь и переходы всех и всяких понятий».
Это глубокое указание В.И. Ленина сохранило свое актуальное значение и в настоящее время.
* * *
Вторым после Канта выдающимся представителем немецкой классической философии был И.Г. Фихте (1762 – 1814). Начав как последователь Канта, Фихте вскоре подверг критике материалистический момент его учения – признание объективного существования «вещи в себе». Никакой «вещи в себе», никакой реальности, независимой от сознания, по мнению Фихте, не существует. Единственной реальностью является, с этой точки зрения, лишь сознание, человеческое «Я», ввиду чего задача философии сводится к анализу содержания сознания, мышления, теоретического знания. Таким образом, взяв за исходный пункт положение Канта о сознании, как якобы создающем мир явлений, природу, Фихте довел до предела субъективно-идеалистические тенденции кантовской философии. Фихте обожествил человеческое «Я», объявил его всемогущей творческой силой, все созидающей и совпадающей в конечном счете с самосознанием всего человечества. Фихтовское «Я» не только разум, но и воля, не только познание, но и действие. Не созерцание или воспроизведение существующего, а его творение является, по Фихте, главной, определяющей особенностью разума. «Действовать! действовать! – Вот для чего мы существуем!» – писал философ. Однако следует подчеркнуть, что фихтеанское понимание активности субъекта, человечества носит ненаучный, субъективно-идеалистический характер, поскольку Фихте отрицает объективную основу человеческой деятельности – внешний материальный мир и присущие ему законы. Превращая весь объективный мир в порождение «Я», Фихте фактически признает тем самым, что ничего другого, независимого от субъекта, не существует. Эта антинаучная точка зрения, полностью опровергаемая всей повседневной практикой человечества, называется солипсизмом. Субъективный идеализм, как показал В.И. Ленин, неизбежно ведет к солипсизму, к отрицанию существования других людей, что наглядно обнаруживает антинаучный характер этой разновидности идеалистической философии.
Пытаясь избежать нелепых выводов, логически следующих из основных положений субъективного идеализма, Фихте рассматривал «чистое Я» как всеобщее человеческое сознание, не совпадающее с сознанием каждого единичного человека, но образующее его скрытую определяющую основу. «Чистое Я» является, по мнению Фихте, «совершенно замкнутой и завершенной системой, оно совершенно тождественно у всех». Путем искусственных, изощренных логических умозаключений Фихте выводил из абсолютного сверхиндивидуального «Я» существование обыкновенных людей, т.е. многочисленных эмпирических «Я». Тот факт, что Фихте вследствие избранного им ложного исходного пункта вынужден логически доказывать существование людей, свидетельствует о том, в какой безнадежный теоретический тупик заводит философию субъективный идеализм.
Вторая поправка, внесенная Фихте в кантовское «Я», сводится к включению в содержание сознания процесса развития, который, по мнению этого философа, носит диалектический, противоречивый характер. Отрицая развитие, как закономерность, присущую самой природе, Фихте сводит развитие к творческой деятельности абсолютного общечеловеческого «Я», непрерывно творящего мир («не-Я», по терминологии Фихте), обогащающего самого себя. Именно это абсолютное «Я», по словам Фихте, «создает нечто из ничего» и, познавая самое себя, является вместе с тем творцом природы и всей человеческой истории. В этом идеалистическом понимании процесса познания имеется рациональная догадка о роли практики в познании, в истории вообще. В мистически-идеалистической форме Фихте говорит здесь о том, что человек, преобразуя природу, преобразует тем самым и самого себя, что познание окружающей действительности неразрывно связано с ее изменением. Если метафизические материалисты рассматривали познание лишь как воздействие внешних предметов на познавательные способности человека, то Фихте, правда, в уродливо-идеалистической форме, доказывает, что человек познает природу потому, что он воздействует на нее. В философии Фихте, таким образом, содержалась глубокая догадка относительно диалектического характера взаимодействия между субъектом и объектом, между теорией и практикой.
Фихтеанское понимание самодеятельности человеческого «Я» представляло собой абстрактно-идеалистическое обоснование буржуазно-демократических преобразований. В работе «Востребование от государей Европы свободы мысли, которую они до сих пор угнетали» Фихте в полном согласии с основами своего идеалистического учения считает источником всех гражданских свобод свободу мысли, игнорируя вопрос о материальных корнях общественного неравенства, господства человека над человеком. В этой работе Фихте высказывается за уничтожение сословных привилегий и личной зависимости крестьян, требует введения буржуазно-демократических порядков и, бичуя феодальный произвол и самодержавие многочисленных феодальных царьков, восклицает: «Если князья станут рабами, то они научатся уважать свободу».
В другой работе – «О назначении ученого» – Фихте, выступая против господства помещиков над крестьянами, решительно заявляет, что «всякий, считающий себя господином других, сам раб. Если он и не всегда действительно является таковым, то у него все же рабская душа, и перед первым попавшимся более сильным, который его поработит, он будет гнусно ползать». Однако начиная с 1802 года Фихте отходит от этих прогрессивных идей и все более склоняется к примирению с феодальными порядками. В этот период он становится проповедником «религии добродетельной жизни» и утверждает, что знание есть «обнаружение бога», видя конечную цель своей философии в том, чтобы «отдаться долженствующей стать в незримой божественной жизни». В своих лекциях «О блаженной жизни» Фихте в противовес всему тому, чему он учил раньше, утверждал, что человек и его дела ничтожны, что нет другого бытия, кроме бога. Таким образом, прогрессивные и реакционные черты философии Фихте отражают двойственность, половинчатость немецкой буржуазии, сочетающей прогрессивные стремления с раболепием перед господствующими феодальными сословиями.
* * *
Третьим выдающимся представителем немецкой классической философии является Ф.В. Шеллинг (1775 – 1854). Выступив в начале как продолжатель Фихте, он вскоре переходит на позиции объективного идеализма и создает «философию тождества», согласно которой первоначалом, первоисточником всего существующего является абсолютное совпадение бытия и мышления, материи и духа, объекта и субъекта. Соответственно этому Шеллинг утверждал, что «высшее начало не может быть ни субъектом, ни объектом, ни тем и другим одновременно, но исключительно лишь абсолютной тождественностью…». Однако это первоначальное тождество оказывается, по учению Шеллинга, не чем иным, как бессознательным состоянием некоего мирового духа, в котором еще не существуют какие-либо чувственно воспринимаемые различия, существующие в окружающей нас природе.
Свою теорию абсолютного тождества, как первоначального состояния, из которого якобы возникло бесконечное качественное многообразие явлений природы и общества, Шеллинг противопоставил, с одной стороны, материализму, выводящему сознание из материи, с другой стороны, субъективному идеализму Фихте, по учению которого все существующее должно быть сведено к самодеятельности некоего абсолютного «Я», творящего из себя мир. Однако это не значит, что Шеллинг занимает какую-то промежуточную позицию между материализмом и идеализмом. Речь идет лишь о том, что он переходит с позиций субъективного идеализма на позиции идеализма объективного. Так же, как и Фихте, он сводит материальное к духовному, но в отличие от последнего понимает духовное как нечто бессознательное, порождающее из себя, с одной стороны, природу, с другой – мыслящий дух. Совершенно очевидно, что учение о бессознательном мировом начале, так же как и учение о сознательном, мыслящем первоначале, представляет собой одну из разновидностей идеалистической философии.
Нетрудно также понять несостоятельность принципа абсолютного тождества, долженствующего в качестве исходного пункта объяснить все исторически возникшее многообразие реального мира. Это самому себе равное, совершенно однородное, во всех отношениях одинаковое, лишенное всяких различий первоначальное состояние мира не содержит в себе каких бы то ни было источников движения, изменения. Из него никак не объяснишь возникновение качественного многообразия, свойственного природе. По поводу такого рода метафизических и идеалистических положений Энгельс писал: «Если мир был некогда в таком состоянии, когда в нем не происходило абсолютно никакого изменения, то как он мог перейти от этого состояния к изменениям? То, что абсолютно лишено изменений, если оно еще вдобавок от века пребывает в таком состоянии, не может ни в каком случае само собой выйти из этого состояния, перейти в состояние движения и изменения».
Пытаясь преодолеть трудности, связанные с признанием существования изначального абсолютного тождества, Шеллинг приписывает ему бессознательное хотение, действование, волю. Вследствие этой несознательной, слепой деятельности возникает и развивается, по мнению Шеллинга, природа и, далее, человеческий интеллект. Развитие, с этой точки зрения, представляет собой переход от бессознательного состояния мирового духа к сознанию, мышлению. Процесс саморазвития мирового духа Шеллинг изображает, как развитие самой природы, ее переход от одной ступени к другой, более высокой. Таким образом, Шеллинг, признавая развитие природы, идеалистически истолковывает различные явления природы как определенные ступени ее поступательного развития. Однако идея развития природы мистифицируется, извращается Шеллингом, поскольку процесс развития сводится к изменениям, происходящим в мифическом мировом духе. Так, свойственные природе качества выдаются Шеллингом за ощущения мирового духа, переходящего от бессознательного состояния к самосознанию. Тела природы изображаются Шеллингом, как самосозерцание мирового духа, а природа в целом – «всего лишь несозревшая разумность». История природы оказывается, следовательно, историей духа, который, в конечном счете, становится тем самым абсолютным «Я», о котором говорил Фихте. Но у Шеллинга это абсолютное «Я» не исходный пункт, а конечный результат развития мировой души.
В натурфилософии Шеллинга получили свое отражение и вместе с тем идеалистическое истолкование выдающиеся открытия в области магнетизма и электричества, имевшие место в его время. Так, открытие положительного и отрицательного электричества привело Шеллинга к выводу, что «всеобщая двойственность», единство противоположных сил составляет идеальную сущность всех природных процессов. Вместе с передовыми естествоиспытателями своего времени Шеллинг отвергал флогистон, светород, электрическую, магнитную и прочие «невесомые материи», он предвосхитил открытие связи между электричеством и магнетизмом, сделанное Эрстедом в 1820 году. Однако, будучи идеалистом, Шеллинг рассматривал электричество, магнетизм, свет не как особые формы движения материи, а как чисто духовные силы, предшествующие материи и образующие все присущие ей свойства и сочетания. Сведение природы к бессознательному духовному первоначалу делало невозможным научное решение вопроса о соотношении органической и неорганической, живой и мертвой, неодушевленной материи. Шеллинг, правда, указывал на отсутствие пропасти между живой и неживой природой, пытался даже объяснить возникновение живых существ, отвергал преформизм и другие реакционные естественно-научные концепции, однако идеалистическое представление о первичности живого, духовного убивало все эти глубокие догадки. Ведь, согласно Шеллингу, «материя есть продукт жизни. Не организм есть свойство отдельных вещей природы, но, наоборот, отдельные вещи природы суть многочисленные ограничения или отдельные способы созерцания всеобщего организма».
Шеллинг пытался также применить идею развития к истории человечества, которую он рассматривал как подготовление, возникновение и развитие «правового строя», понятие которого совпадало у Шеллинга с идеализированным буржуазным обществом, о котором мечтала отсталая немецкая буржуазия. Правовой строй является, по Шеллингу, конечным идеалом человечества, законченным воплощением пришедшего к самосознанию мирового духа. Исторически прогрессивным в этом шеллингианском понимании правового строя является критика феодального деспотизма, феодального права, которое квалифицируется мыслителем, как полный произвол и попрание «естественных» законов. Осуждая феодальные порядки, Шеллинг писал, что «самым недостойным и возмутительным зрелищем является тот строй, при котором господствует не закон, но воля законодателя и деспотизм…». Однако в дальнейшем Шеллинг покидает эти передовые идейные позиции и становится реакционером, превозносящим веру над разумом, религию над наукой и философией. Чернышевский справедливо называл этого позднего Шеллинга «символом обскурантизма». Молодой Энгельс, слушавший лекции Шеллинга в Берлинском университете, резко выступил против проповедовавшейся этим реакционером-идеалистом философии мистицизма.
Отмечая полный идейный крах Шеллинга, Энгельс писал: «…никто не узнает в старом негодном судне прежнего корабля, который некогда, с развернутыми флагами, выплыл в море на всех парусах. Паруса уже давно истлели, мачты согнулись, через зияющие бреши проходит вода, и каждый день волны забрасывают новым песком киль».
Философия позднего Шеллинга перестает быть философией в собственном смысле слова и полностью сливается с богословием. Теоретически обосновывая феодальную идеологическую реакцию, Шеллинг объявляет философию служанкой религии. Он даже специально занимается так называемой «сатанологией», претендуя на создание философского учения о дьяволе и его слугах, к которым прежде всего относит революционных общественных деятелей. Так бесславно заканчивает Шеллинг свою философскую деятельность, перейдя на позиции тех самых феодальных «верхов», против которых объективно было направлено созданное им в молодости философское учение.
* * *
Подводя итоги характеристике философских теорий Канта, Фихте и Шеллинга, можно сказать, что в этих теориях в ложной идеалистической форме были поставлены коренные вопросы философского учения о познании, об отношении субъекта к объекту, логического мышления к чувственному восприятию мира, о роли деятельности в познании. Вместе с коренными вопросами теории познания эти мыслители поставили также вопрос о всеобщности, необходимости, закономерности развития, выдвинув в этой связи ряд диалектических положений. Но диалектику, развитие они понимали идеалистически, т.е. как процесс, совершающийся лишь в духе. Все эти положения нашли свое дальнейшее развитие и законченное выражение в философии крупнейшего представителя немецкого идеализма – Гегеля.