Глава двадцатая
Он проснулся словно от толчка. Что это? Страх? Рекальдо почувствовал, что весь в поту. Если он не в силах защитить даже Крессиду, то кого вообще в состоянии защищать? В полусне, в полуяви он думал о том, что видел во вторник. Перед внутренним взором вновь возникли две женщины на яхте. Ветер развевал белокурые волосы той, что была моложе, а она смотрела в сторону моря, где на носу рыбацкой лодки Спейна вспыхивали на солнце кудряшки Гила. Внезапно обе головки – и мальчугана, и девушки – закружились, стали наползать друг на друга и расходиться, как фрагменты мозаики в калейдоскопе. Он зафиксировал видение в сознании, медленно открыл глаза и поднес к свету прикроватной лампы часы. Пятница, утро, пять минут седьмого. Пять часов сна пролетели как пять секунд. Он лежал неподвижно, полный тревог о том, что готовит наступающий день.
Страх за Крессиду усилился, а с ним пришла неуверенность: помог ли он ей тем, что увез из дома, или, напротив, подверг еще большей опасности? Не возымеет ли его действие эффект, обратный тому, на который он рассчитывал? И не привлечет ли его любимая еще большее внимание Макбрайда? От этой мысли Рекальдо охватил ужас.
Он выскочил из постели, принял душ, побрился и без двадцати пяти семь был совершенно готов. Задержавшись лишь для того, чтобы проглотить чашку кофе, покинул дом и поехал повидаться с О'Даудом. Он хотел поговорить со Весельчаком наедине, не зная, когда появятся Коффи и Макбрайд.
О'Дауд уже встал, был одет и поздоровался, нисколько не удивившись визиту. Всем своим видом он намекал на некий не вполне законный сговор между ним и Рекальдо и потому упорно называл сержанта Фрэнком. В доме недавно сделали ремонт. Как только Рекальдо отворил дверь, в нос ударил запах свежей краски и новых ковров. В коридоре лежали открытые картонные коробки, похожие на те, что он разглядел через окно мансарды. В них оказались книги и видеокассеты. За открытой дверью передней стоял новый, только что из магазина, темно-синий диван, с которого еще не успели снять защитную пленку, и пустой, недавно выкрашенный книжный шкаф. Рекальдо удивился: на берегу с перспективой на красивую водную гладь кому-то пришло в голову устроить гостиную с видом на неухоженный луг.
– Я и не предполагал, что ваш дом расположен так близко к устью, – учтиво заметил он, следуя за хозяином в нарядную современную кухню. Здесь окна были расположены слишком высоко, чтобы смотреть в них из-за стола, куда усадил его О'Дауд. – Жаль, что нет никакого вида.
Хозяин покосился на него, стараясь понять, не смеется ли над ним полицейский, но решил, что тот говорит серьезно.
– Когда мне приходит в голову полюбоваться пейзажем, я выхожу на улицу, – ответил О'Дауд. Задняя дверь оставалась слегка приоткрытой (нет окна, нет и вида), и в кухню проникал успокаивающий шорох набегающей на берег волны. Хозяин жарил яйца, бекон и ветчину. Затем отставил шипящую сковороду, заварил чай и накрыл чайник грязным красным вязаным чехлом. Его движения были точны, хотя немного суетливы; он даже положил у каждой тарелки по цветной бумажной салфетке.
– Можно получить у вас ключи от соседнего дома? – Рекальдо пошел в атаку без всякой подготовки. О'Дауд посмотрел на него через плечо, но ничего не ответил. – У вас имеются запасные ключи. Будьте любезны, передайте их мне, – повторил сержант и добавил: – До конца расследования.
– Я уже их отдал. Разве ваши коллеги из Корка вам не сказали?
Черт! Рекальдо заметил в глазах Весельчака презрение.
– То, что вы мне сказали, правда? Как вы стали владельцем Олд-Корн-Стор?
О'Дауд небрежно пожал плечами.
– Много лет назад, когда появилась мысль перестроить дом мой отец договорился с мистером Блейбергом. С тех пор как папа выкупил это место у земельной комиссии, дом так и стоял заброшенным.
Он поставил на стол две полные, с горкой, тарелки. Рекальдо от вида еды чуть не замутило.
– Расскажите мне об Отто Блейберге, – попросил он.
– Не сомневаюсь, вы в курсе, что именно он построил ту первую гостиницу «Атлантис». Это было в начале семидесятых. Он происходил из известной семьи швейцарских владельцев гостиниц. Их отели стояли по всему миру, кроме Ирландии. Отто не участвовал в семейном бизнесе, занимался промышленностью. Но когда отошел отдел, ему пришла идея построить «Атлантис». Он искал участок, отец продал ему несколько акров на утесе. Они подружились. Я смолоду помню Отто.
– Согласитесь, не совсем обычное место для гостиницы, – перебил его сержант. – Особенно для такой дорогой.
– Хотите сказать, что она стоит вдали от туристских путей? – улыбнулся О'Дауд. – Тут был расчет на другое: те, кто способен заплатить за «Атлантис», не покупают групповых туров.
– Нет, я не о месте, о погоде. Люди, как правило, предпочитают климат потеплее, чтобы светило солнце и поблизости были всякие развлечения.
Весельчак рассмеялся:
– С тройным остеклением ни у кого не останется сомнений, что вы находитесь во Флориде. А выходить на улицу совершенно не обязательно: пожалуйста, сидите в номере и любуйтесь из окна лучшим в Ирландии пейзажем. Потрясающее место. И очень популярное у тех, кто любит ходить под парусом. Простор, никто не мешает друг другу. – У Весельчака затуманились глаза, и он продолжал с налетом ностальгии: – Видели бы вы гостиницу, когда она только открылась. Шла регата «Фастнет», и сам тишок прилетел на личном вертолете с голливудскими звездами. Это сильно подняло престиж здешних мест. Погода стояла великолепная, гости любовались плывущими по бухте яхтами… Праздник продолжался все выходные, а к концу многие гости, включая тишока, забронировали номера на будущее. Отто знал, что делал, царствие ему небесное.
– Так вы были друзьями? – пробормотал Рекальдо, когда ему удалось ввернуть слово.
– Самыми лучшими. Я многое для него делал – организовывал, присматривал за домом, нанимал работников. Да мало ли что…
– И поэтому он оставил вам дом?
– Дом он мне не оставлял, – встрепенулся Весельчак. – Таково было условие соглашения, когда он взялся за перестройку. Не забывайте, дом построен на нашей земле. Мы отдали его Отто Блейбергу в пожизненную аренду.
Ловкий малый, в который раз подумал Рекальдо.
– Удачная сделка, – проговорил он. – Отто Блейберг вложил в ремонт средства, а после его смерти все получили вы. Я вас правильно понял?
– Точно. Но до самой смерти домом владел он. Отто и сдал его Вэнджи. – О'Дауд помолчал. – Я уважал его волю и позволил жить в доме, сколько ей было угодно.
– И как долго? – спросил сержант.
– Все зависело от нее. Пока бы ей самой не пришло в голову переехать в другое место. Или до смерти.
– А как насчет родных Отто Блейберга?
– Родных? Жена и сын имели право продлить аренду. Разумеется, на льготных условиях. Но Инге давно умерла. А Иоахим отказался. У него неподалеку от Гландора есть собственный дом гораздо больше этого, но он им почти не пользуется. Не большой почитатель наших краев.
– Вот это мне непонятно.
– В самом деле? – Весельчак выдержал взгляд Рекальдо, затем положил на стол нож с вилкой и снисходительно заметил: -Все вы, приезжие, одинаковы.
– Я из Керри, а не из Тимбукту, – мягко возразил сержант.
– Не имеет значения. Вы же не в состоянии понять.
– Что я не в состоянии понять?
– Не иностранцы владеют деньгами, бестолочь вы эдакая. Деньги и земля принадлежат местным. А пришлые получают их на время, иногда достаточно продолжительное. Но это все равно нечто вроде займа. Знаете старинную поговорку? – Весельчак ухмыльнулся. – Все достается тем, кто умеет ждать.
– Может просветите, как это происходит?
– Когда я на вас гляжу, мне становится очень смешно. И не только мне. Вы ведь не ходите на мессу, так? А ходили бы, не пришлось бы ни подметки стаптывать, ни задавать подобные вопросы. Во всяком случае, раньше так и было. Самый быстрый способ узнать все, что происходит в округе. Скромно потупиться, а ушки держать на макушке. Гораздо эффективнее, чем бар Хасси. – Глаза Весельчака блеснули, рот растянулся в довольной улыбке. – Неужели не помните с детских времен? Вот отцы семейств ускользают из церкви на задний двор курнуть и потолковать о делах. Помните, как священник, собираясь возносить молитвы, интересуется у паствы, кто болен и кто умирает? И что, думаете, это старичье на заднем дворе доподлинно не знает, когда поступит в продажу ферма и когда самое время обратиться к вдове? В тяжелые времена людям выгодно продавать имущество из рук в руки – никаких процентов агенту. В таких случаях мой папахен никогда не давал промаху. Знаете, как его прозвали в городе? – В голосе О'Дауда звучала нескрываемая гордость. – Вышибалой. Мог себе вышибить все, что угодно.
– Послушайте, О'Дауд, к чему вы все это говорите? Мне безумно интересно, однако…
Весельчак предостерегающе поднял руку:
– Постойте. Я как раз и втолковываю, что вас это почему-то не интересует. – Он изобразил на лице шутливое изумление и некоторое время не отрывался от завтрака. Следовало отдать ему должное, Весельчак был очень искусен, когда требовалось скрыть свои мысли. А затем случилась еще более странная вещь. По мере того как Рекальдо невольно проникался уважением к этому человеку, он начинал все сильнее испытывать смущение. Весельчак умело показал, что не только знает о Рекальдо все, но способен угадать, что у того в голове. И оставил у сержанта ощущение опустошенности: Рекальдо понял, что предыдущие пару лет лишь плавал по поверхности, так и не сумев сделаться частью Лэссидж-Саут. Обманывал себя, а сам все это время оставался чем-то чужеродным.
– Я могу назвать вам людей, которые на вид нищие, а на самом деле миллионеры, – невозмутимо продолжал Весельчак. – Мой отец всю жизнь ходил в одном задрипанном костюме, а мог купить любого пришлого со всеми потрохами и даже не заметил бы. Вот уж точно хитрован. Я наблюдал за ним и многое перенял. Но на это потребовалось время. Я вернулся сюда с дипломом экономиста Национального университета и стал ждать, когда мне предложат работу. Решил, что вознесся выше всех в здешних местах.
Дом был похож на свинарник, крыша текла, в гараже стояла раздолбанная малолитражка, «форд-перфект». Он позволил мне дойти до самой низшей точки отчаяния, дождался, пока я не объявил, что собираюсь эмигрировать, и только после этого начал действовать. Похлопал меня по плечу и заявил: «Прежде чем ты уедешь, хочу тебе кое-что показать». Отец взял меня с собой, как он выражался, нарезать круги. Тогда началось мое истинное образование, и я понял, что мой отец – богач. Он делал все ради меня, своего единственного наследника. И все до единого пенни скупердяй заработал своими силами. – Весельчак все больше воодушевлялся. – Поверьте, Рекальдо, Блейберг по сравнению с моим стариком просто ничего не стоил. Отец знал тайну таких мест, как наше. А она кроется не в том, какие действия вы предпринимаете с землей, чтобы она приобрела ценность, и не в том, что приносит земля. Ценность – сама земля, какой бы скудной и каменистой она ни была. Конечно, если есть силы достаточно долго на ней держаться. И он держался. – О'Дауд помолчал, давая возможность сержанту проникнуться значимостью сказанного. – Он умер, владея восемьюста сорока акрами, большей частью по берегам Глара. Начал скупать угодья в сороковые, тогда не многие зарились на землю, которая на полгода уходила под воду. Он опередил время, и люди считали его придурком – мало кто тогда понимал, какими возможностями обладает устье в развитии индустрии развлечений. А фермерским делом отец не интересовался.
О'Дауд откинулся на спинку стула и посмотрел на Рекальдо, ожидая, чтобы тот задал единственно правильный вопрос. На лице играла улыбка, мол, сам черт ему не брат. И теперь стало ясно, в чем состояло его обаяние: этот человек плевать хотел на то, что о нем думали другие. И меньше всего – пониженный в звании полицейский. Весельчак знал себе цену. Рекальдо вздохнул и спросил:
– Многое вы добавили к тому, что оставил вам отец? Не поделитесь, чем расплачивались за приобретение земли? И как отбились от конкурентов? Ведь наверняка у вас были конкуренты.
О'Дауд довольно хмыкнул.
– Это долгая история. Не хочется загружать вас лишней информацией. Как-нибудь в другой раз.
– Договорились. В таком случае давайте перейдем к миссис Уолтер. В какой момент она стала частью договоренности… вашей сделки с Отто Блейбергом?
Весельчак помолчал, отпил чаю и оттолкнул от себя чашку.
– Она была его… мм-м… – Казалось, он стеснялся произнести слово «любовница».
– Любовницей, сожительницей? – решительно подсказал сержант.
О'Дауд шлепнул огромный кусок масла на толстый ломоть кекса. Рекальдо удивился его застенчивости, но позавидовал аппетиту. Сам он оставил богатую холестерином поджарку почти не тронутой, зато отлично заваренный чай выпил с удовольствием. Напиток пролился в пересохшее горло горячим ручьем. И сержант, не спрашивая разрешения, налил себе вторую чашку.
– Была, не была, этого я не знаю. – Весельчак сразу посерьезнел, словно этот вопрос не давал покоя ему самому. – Такими вещами Вэнджи не делилась ни со мной, ни с другими.
– А каковы именно были ваши с ней отношения?
– Именно? Вот этого я не собираюсь с вами обсуждать. Во всяком случае, не за завтраком. А может быть, никогда. Скажем так: мы были с ней близкими друзьями, – уклончиво ответил он.
– Вы намекали на то, что были с ней близки, – начал Рекальдо, но О'Дауд его оборвал:
– Она мне нравилась, это правда. – Его слова покоряли обескураживающей простотой. – Эванджелин волновала, в ней чувствовалась жизнь. С ней никогда не было скучно, она была непредсказуема, как погода. И очень умна. Достойное общество для любого мужчины. В ней чувствовался стиль. – Он произнес это с таким восхищением, словно стиль был дороже бриллианта. – Мне ее очень не хватает. – Весельчак допил чай.
– В котором часу вы вернулись во вторник вечером?
– Мы уже об этом говорили.
– Вы ведь не ездили в Дублин? Вы ездили в Тарле.
К удивлению Рекальдо, О'Дауд рассмеялся:
– А какого дьявола мне там делать?
– Повидаться с мистером Муром-Робертсоном. – Сержант постарался придать своей интонации как можно больше уверенности. Он не сомневался, что так оно и было, только не знал причины. А О'Дауд явно не собирался ничего объяснять.
– Вижу, вы успели пообщаться с Розой О'Фаолейн.
Рекальдо моментально сменил тему.
– Миссис Уолтер была больна. Насколько серьезно?
– Я уже говорил тем двоим. Она не просто была больна. Она умирала. И долго не протянула бы, бедняга.
– У нее было много друзей?
– Здесь? Всего несколько. Время от времени она виделась с женой Суини. – Весельчак бросил из-под ресниц озорной понимающий взгляд. – Но это скоро кончилось. Вы, конечно, в курсе.
Рекальдо, стараясь не измениться в лице, пытался разгадать смысл ключевых слов, которые среди ничего не значащего трепа бросал ему собеседник: земля, деньги, отношения. Господи. думал он, что же за этим скрывается? Он видел, что О'Дауд чувствует себя отнюдь не уверенно. Доверяется ему – и в то же время не доверяет. Намерен что-то сообщить – а может, выяснить. Скорее второе. Рекальдо прикинул, разумно ли задавать вопросы о крохотной комнате за окном под крышей и о компании на яхте. Но решил пока воздержаться. Стук чашки о блюдце показался неестественно громким. О'Дауд продолжал с удовольствием есть. Затем снова налил себе и Рекальдо по чашке чаю, а тарелки – свою пустую, гостя почти не тронутую – поставил в раковину.
– Нет аппетита, Фрэнк? Я думал, вашу старую болячку давно залечили.
– Так и есть, – проворчал сержант.
– Что-то не похоже. Вы с ней уже говорили?
– С кем?
– С миссис Суини.
– Пока нет. Она отвозила миссис Донован в больницу в Корк.
– Если не ошибаюсь, это было в понедельник. И вы с тех пор не общались? – как бы мимоходом поинтересовался Весельчак. Из чего можно было заключить, что он либо виделся с Крессидой, либо по меньшей мере знал, где она находится. Момент настал.
– Я заметил вас во вторник на яхте вместе с Суини.
Весельчак тут же переменил тему.
– Вот кого вам следует поискать, – заметил он.
Итак, прогулка на яхте – запрещенная тема?…
– Искать Вэла Суини? – Рекальдо держал голову вполоборота, чтобы собеседник не заметил на его лице повышенного интереса. – Можете объяснить почему?
Но О'Дауду не удалось ответить, потому что именно в этот момент на кухню через заднюю дверь влетел инспектор Макбрайд и, широко улыбаясь, стал переводить взгляд с одного на другого. О'Дауд выглядел растерянным, зато Рекальдо оставался спокойно-непроницаемым.
– Бог мой, Эф Ка, за вами не угонишься. Я добрый стоун потерял, пока вас нашел.
– Так много? За такое короткое время? – Рекальдо удивленно изогнул брови.
– Вы всегда врываетесь к людям в дома без приглашения? -поинтересовался Весельчак.
– Нет, лишь в тех случаях, когда расследую убийства, – добродушно пояснил инспектор. – Не угостите чашечкой чаю?
О'Дауд отошел к раковине и вновь наполнил водой электрический чайник.
– Скоро вернусь, – бросил он и исчез. Через минуту-другую полицейские услышали близкое журчание водопровода которое не смогло заглушить писк телефона.
Макбрайд наклонился к Рекальдо.
– Ну и к чему мы пришли? – спросил он шепотом. – Удалось из него что-нибудь вытрясти?
– Зависит от того, что успели вытрясти вы.
– Не надо, Эф Ка, не ершитесь, – посоветовал инспектор за секунду до того, как на кухню возвратился О'Дауд. Хозяин заварил новый чайник, шлепнул его перед Макбрайдом, достал чистую чашку и блюдце. – Угощайтесь! – небрежно бросил он и, усевшись, отрывисто спросил: – Так что вы предприняли по поводу Спейна?
– А мы должны были что-то предпринять? – вкрадчиво поинтересовался Макбрайд.
– Старик постоянно крутился рядом, следил за ней. Эванджелин не выносила его вида. – Весельчак скривился и жестоко добавил: – Представлял угрозу для детей.
– Это она так сказала? – Инспектор поднял на него глаза. – Опасные слухи для всякого человека. Что уж говорить об экс-священнике? Между ними что-нибудь было?
– Не смешите! – вскинулся О'Дауд. – Стала бы она тратить время на такого старого козла!
– Вы-то как будто тоже не тратили. Откуда же тогда информация? – сухо заметил Макбрайд.
– Вэнджи знала о Спейне все. Кто бы поверил, что у него хватит наглости проявить свое истинное лицо?
– И она поделилась этими знаниями с вами? – поджал губы Рекальдо.
– Не было необходимости. О многом я догадался сам:
– А затем изрядно приукрасили, – горько вздохнул сержант.
Он не мог понять, зачем О'Дауд повторяет старую сплетню. Это было на него не похоже. Он повернулся к инспектору. – Можете представить, к чему все это ведет? Кроме клеветы на невинного человека.
– Невинного? – переспросил тот. – Прекратите валять дурака, Эф Ка. – Инспектор, не колеблясь, называл вещи своими именами. Он повернулся к Весельчаку: – Вы были любовником миссис Уолтер?
К их неописуемому изумлению, О'Дауд покраснел.
– Нет, – нехотя пробормотал он. – Это была игра, в которую она… мы… играли. – Улыбка исчезла с его лица. Теперь на нем отразились унижение и гнев.
Макбрайд пристально на него посмотрел.
– Вот как? Значит, были просто приятелями? – Он улыбнулся каким-то своим мыслям. Весельчак с трудом сглотнул и кивнул.
«Боже, – подумал Рекальдо, – какой же я тугодум! Но кто бы мог подумать? А вот инспектора вся эта чушь о сердцеедах ни на секунду не сбила с толку».
О'Дауд навис над столом и злобно прошипел:
– Только попробуйте упомянуть о нашем разговоре или о выводах, которые вы могли из него сделать! Я раздавлю вас обоих. И не обольщайте себя надеждой, что я не сумею!
– И каким же образом вы и она… – вопрос Макбрайда повис в воздухе.
– Мы были добрыми друзьями! – еще сильнее возмутился Весельчак. – Я всегда находился рядом, и это отпугивало типов, которые пытались за ней волочиться. Они считали, что Вэнджи подарила мне свою благосклонность.
Он замолчал, а Рекальдо удивился старомодному выражению. Было в этом человеке нечто невинное, почти девственное. Весельчак мог многозначительно кивать и гримасничать, делать двусмысленные жесты, но его сквернословие редко было связано с сексом, разве что он повторял вездесущее «так и растак», что как будто и не считается за ругань. Человека совершенно выбили из колеи. Если бы не его непримиримое отношение к Спейну, Рекальдо, пожалуй, был бы задет, даже огорчен таким небрежно-безжалостным разоблачением. Эванджелин Уолтер, должно быть, принимала участие в делишках стареющего холостяка, раз ей удалось цепко схватить его за ахиллесову пяту. Сержанту стало неловко, что приходится быть свидетелем унижения О'Дауда, и он начал не на шутку ненавидеть погибшую особу.
Макбрайду, видимо, тоже не хотелось развивать скользкую тему. Но вскоре Весельчак, обретя душевное равновесие, нашел в себе силы спросить полицейских, как продвигается расследование убийства. Особенно его интересовало, обнаружили ли они завещание.
– Вот уж это не ваше дело! – грубо отрезал инспектор. Но О'Дауд выбил у них почву из-под ног, открыв фамилию дублинского поверенного миссис Уолтер и название ее банка в Корке. Инспектор безмятежно сделал пометки в записной книжке, хотя было ясно, с каким трудом ему удается сохранить невозмутимое выражение лица.
– Вы заметили какое-нибудь движение у дома, когда тем вечером возвратились из… мм-м… Дублина? – спросил Рекальдо.
– Я уже говорил, что, не дозвонившись Вэнджи по телефону сразу отправился спать. Решил, что для визита уже поздновато.
– Вы не выглядывали посмотреть, нет ли там света или чего-нибудь еще?
– Хотите знать, подходил ли я к ее дому?
– Нет. Я вспомнил ваше мансардное окно, – уточнил сержант. – Могли взглянуть оттуда.
О'Дауд ответил не сразу.
– У меня там кладовая. – Его глаза беспокойно бегали.
– Но вы ведь ей звонили, – вступил в разговор Макбрайд. – Что вас побудило к этому в столь поздний час?
– В этом не было ничего необычного. Мы частенько делились сплетнями, когда ей не спалось. Но в тот раз я позвонил, потому что Вэнджи была нездорова. Я беспокоился.
– А почему на следующее утро пошли к ней так рано? Не побоялись побеспокоить?
– Она, как и я, ранняя пташка. Хотелось с ней кое-что обсудить.
– Не поделитесь с нами?
Весельчак пожал плечами;
– Ничего особенного. Теперь это уже не имеет значения.
– Вы не можете знать, что имеет значение, а что не имеет, – упрекнул О'Дауда инспектор, но осекся, заметив выражение опустошенности на его лице.
– Я знал ее лучше, чем кто-либо другой, – заявил О'Дауд с каким-то странным вызовом. – Готов сделать все, что угодно, только бы помочь вам поймать убившего ее негодяя. Но в тот вечер мы говорили о личном, и вас это не касается. Шли бы вы лучше отсюда к Джону Спейну. – Уверенность покинула его.
Казалось, Весельчак многого не понимал и сам хотел задавать вопросы. Он поднялся.
– Объясните, что произошло между вами и стариком? – поинтересовался Макбрайд.
– Ровным счетом ничего. А если хотите больше о нем узнать, спросите у Крессиды Суини. Я часто замечал, как она с ним разговаривает. И дома, и на улице, и днем, и по вечерам. И оставляет на его попечение маленького сына. – Весельчак явно подразумевал, что лишь сумасшедший или такой же, как Спейн, извращенец способен рисковать ребенком. Но его нападки и намеки были неубедительны, и прежде всего потому, что он никак не связал свои слова с убийством Эванджелин Уолтер. Неужели О'Дауд старался отвести подозрения от себя, провоцируя Рекальдо вступаться за Крессиду? Или по крайней мере показать, что у сержанта имеется свой интерес? Рекальдо поежился. А покосившись, заметил пристальный взгляд инспектора. Макбрайд понимающе ухмыльнулся и отодвинул стул.
– Пройдусь в туалет, – сообщил он и, не уточнив, куда идти, скрылся в коридоре.
– Неотесанный мужлан! – выругался ему вслед Весельчак. Рекальдо тоже поднялся.
– Спасибо за завтрак, мистер О'Дауд, хотя я и не сумел его по достоинству оценить.
Вернулся Макбрайд и с вызывающей улыбкой посмотрел на того и на другого.
– До скорого, Джереми, – весело проговорил он. – Ну и имена тут у вас! Не имена – сплошные изыски! Я со своим неказистым начинаю чувствовать себя обделенным.
Инспектор покинул кухню. А когда Рекальдо догнал его, Макбрайд стоял перед домом на капустных грядках и смотрел на окно мансарды. И при этом крутил головой, стараясь определить линию обзора на видневшийся за высокой живой изгородью из лавровых кустов фасад дома Эванджелин Уолтер. Казалось, его нисколько не тревожило, что О'Дауд наблюдает за ним из кухни.
– Вы об этом окне говорили? Интересно, куда оно выходит?
– На дальний от дома край террасы и нижнюю часть сада убитой, – ответил Рекальдо.
– Вы уверены, Эф Ка?
– Я вчера залезал и смотрел сверху.
– Не предполагал, что вы такой спортивный, – хмыкнул инспектор. – Однако О'Дауд ниже вас – ростом с меня.
И очень возможно, что у него обзор не тот.
– Я не мог распрямиться на покатой крыше. А он стоял внутри. – Рекальдо кашлянул. – Кстати, на подоконнике лежит бинокль.
– Ага, вот картинка и складывается. Он, конечно, заявит, что проявлял о ней беспокойство. Но у меня иное название для подобных вещей – похоть. – Лицо Макбрайда исказилось от отвращения. – Вот вам и добрый друг! По мне, уж лучше враг, чем такой друг. По крайней мере ясно, что почем. Кстати, он наблюдает за нами из окна. Именно то, что мне надо. Я хочу, чтобы этот тип немного понервничал. А сам буду держать его в поле зрения. Ну, идемте.
Полицейские направились через поле к Олд-Корн-Стор. По дороге инспектор связался с Коффи, сообщил ему номер телефона поверенного из Дублина и, держась за спиной Рекальдо, принялся рассказывать.
– Перед тем как посетить нашего приятеля О'Дауда, я проверил ее автоответчик. Янки суперинтенданта оказалась вовсе не янки, а прекрасно выговаривающей слова англичанкой по имени Грейс Хартфилд. Она появится сегодня или завтра, только не ясно, одна или с мужем. Вы не смогли бы взять их на себя? И, как говорится, до скорого. Мне надо еще кое-что сделать. Повидаться с одним, с другим, выяснить то-се.
– Коффи сегодня не приедет?
– Нет. У него назначена пара встреч, а потом он отправится в Дублин к поверенному.
– Доктор Морроу не упоминала… – начал Рекальдо, но осекся и построил вопрос по-другому: – Она не говорила, имела ли миссис Уолтер детей? Насколько мне известно, патологоанатомы способны судить, были ли у женщин беременности.
– Имела, давно, – уставился на него инспектор. Он отвечал очень медленно и с таким видом, словно не хотел делиться информацией. – И возможно, у нее была не одна беременность. А почему вы спросили? Есть какая-нибудь определенная причина?
– Нет, просто решил составить целостную картину. Никак не могу вычислить, откуда она взялась.
– Зато мы прекрасно знаем, куда делась. Ну-ка постойте. – Макбрайд тронул Рекальдо за рукав и обернулся. – Видите, он больше не смотрит. Решил куда-то свинтить. Хочу сесть ему на хвост. Дуйте в дом и задержите О'Дауда, пока я не доберусь до машины. Я оставил ее на подъездной аллее к дому Уолтер. – Инспектор повысил голос. – Бывайте, Эф Ка, до встречи. – И нырнул в брешь в изгороди.
Рекальдо посмотрел ему вслед, перевел взгляд на часы и с удивлением подумал: когда же инспектор выехал из Корка? Было всего двадцать пять минут девятого.
Сержант пошел обратно по полю, но, снова заметив в окне О'Дауда, передумал и повернул назад. Нашел отходящую в сторону тропинку, спустился к реке, не спеша прогулялся по травянистому берегу и оттуда попал в сад миссис Уолтер. Машина Макбрайда исчезла. Рекальдо сел в джип и присмотрелся к устью. Водная гладь была открыта только до середины, противоположный берег тонул в густом тумане. Сержант вновь вернулся мыслями к Суини. На другую сторону можно было попасть двумя путями: по дороге и по воде. Рекальдо тронулся с места. Он был все еще погружен в свои мысли, когда стучался в дверь к Спиллейнам.
– Открыто, – послышался женский голос. – Только отодвиньте защелку. Я в передней комнате.
Глава двадцать первая
– Вот и вы, мистер Рекальдо, – приветствовала сержанта Мона Спиллейн. – А я вас ждала.
Природа сотворила ее по тому же шаблону, что и ее племянника Финбара, однако тетка казалась моложе. Опрятная миниатюрная женщина сидела, или, скорее, гнездилась, в инвалидном кресле у окна большой светлой гостиной. Комната занимала все пространство от фасада до задней стены дома. Немногочисленная мебель отличалась хорошим качеством и была расставлена так, чтобы свободно проезжать на коляске. С одной стороны от камина располагалась полка с книгами, с другой – со сложной стереосистемой и тремя рядами компакт-дисков. Телевизора не было, зато из радиоприемника звучала мелодичная музыка. Мона Спиллейн заметила, что Рекальдо рассматривает пять черно-белых фотографий в рамках, на которых запечатлена юная балерина.
– Теперь вы знаете обо мне все, – сказала она. У нее оказался приятный голос и насмешливый взгляд. – Пожалуйста, присаживайтесь.
– Вы танцевали?
– Да, прежде чем оказалась вот в этом. – Она похлопала по подлокотникам инвалидного кресла и улыбнулась. – В кордебалете. В звезды не выбилась. – И, рассмеявшись, гордо добавила: – Моя основная работа заключалась в другом. Я преподавала в Королевской балетной школе в Лондоне. Вместе со знаменитой Нинет . – Моне польстило, что ее «верительные грамоты» произвели впечатление.
Рекальдо опустился на плетеный стул, удобно расположенный рядом с окном, и вежливо спросил:
– Когда вы закончили работать?
– Восемнадцать лет назад. Но мне кажется, вы явились не затем, чтобы обсуждать мою блистательную карьеру.
Сержант посмотрел в окно и удивился, насколько хорош вид. И не только потому, что дом стоял прямо у дамбы. Он немного возвышался над окружающим пространством, так что перед глазами открывалась прекрасная панорама. Идеальная точка наблюдения за всеми, кто проезжает по дамбе. Он повернулся к мисс Спиллейн – ему не приходило в голову называть ее по имени. Женщина с интересом присматривалась к нему.
– Любуйтесь, не спешите, – учтиво сказала она.
– Вы хотите мне что-то сообщить?
– Это зависит от того, что вы желаете знать. – Мона явно наслаждалась ситуацией и добивалась, чтобы полицейский вытягивал из нее информацию.
– Вы проводите здесь много времени?
Она грациозно пожала плечами:
– И дни, и ночи. Сплю на диване-кровати, если это можно назвать сном. – И добавила с мученическими нотками в голосе: – Редко дольше двух-трех часов.
Рекальдо нахмурился:.
– Это ужасно, мисс Спиллейн. Надеюсь, вам удается вздремнуть днем?
– Иногда, – милостиво признала Мона и хихикнула.
– А в какое же время вы отдыхаете по вечерам?
– Около одиннадцати или двенадцати. – Она выхватила из-под прикрывающего колени одеяла большой полевой бинокль и показала сержанту. – Но и с кровати я тоже неплохо вижу. Полагаю, вы интересуетесь тем, что происходило вечером во вторник. Если Рекальдо и был удивлен ее проницательностью, то вида не подал.
– Да. Можете сказать, много ли машин ехало в тот вечер в Трианак и обратно? Скажем, начиная с семи часов.
– Что-то мне подсказывает, что вы спрашиваете не об обычных поездках жителей, а о чем-то из ряда вон выходящем. – Мона вопросительно изогнула брови. – Я угадала?
– В самую точку.
– Дайте-ка подумать. После обеда Ханна Фол ей свозила нас в Трабуи проветриться. Оттуда мы проехали в Дейнгигн, вернулись не раньше начала седьмого. Вскоре я увидела «рейнджровер» Крессиды Суини. А спустя четверть часа показался катафалк О'Дауда с юной особой на переднем сиденье.
Девушка, девушка, девушка… Появляется и исчезает словно блуждающий огонек.
– Вы знаете, кто она такая? – И хоть у Рекальдо екнуло сердце, он сумел сохранить невозмутимый тон.
– Нет. Но Финбар считает, что это та самая девушка, которая стояла на палубе с миссис Уолтер. – Сержант перебил Мону, и в ее голосе слышалось легкое раздражение. – Они повернули в сторону Данкреа. А через несколько минут за ними проследовала миссис Суини с маленьким сыном. И тоже свернула на дорогу по направлению к Данкреа, но Весельчак к этому времени был уже далеко впереди. Примерно через полчаса, то есть около семи, показался старик Джон Спейн на своей колымаге и поехал в том же направлении. Затем из Пэссидж-Саут прибыли вы, но на острове задержались недолго. Хотели повидаться со Спейном? – лукаво спросила она, но не стала дожидаться ответа. – После этого мы выпили чаю, и Финбар помог мне устроиться чуть-чуть соснуть. После прогулки я немного устала – подействовал, как бы выразилась моя мама, «крепкий» морской воздух. – Мона рассмеялась.
– И потом вы ничего не видели?
– Вот в этом вы ошибаетесь. В половине десятого или в десять возвратилась миссис Суини. К этому времени успело совершенно стемнеть. Она неслась так, что машину чуть не занесло на повороте. Я не успела разглядеть, был ли с ней сын. И очень удивилась – никогда не видела, чтобы она ездила здесь так поздно. Подумала, уж не заболел ли старик Спейн.
Сердце Рекальдо подпрыгнуло к самому горлу. Он с трудов подавил растущий страх, а Мона неожиданно взорвалась.
– Ну что за глупая девчонка! Зачем она общается с этим типом? Себя ни во что ни ставит, подумала бы хоть о ребенке! Я слышала такие страсти… Вы же понимаете, дыма без огня не бывает.
– Совершенно не в курсе… – начал было сержант, но Moна не стала его слушать.
– Должно быть, я пропустила, когда она ехала обратно. Рано легла, – игриво сообщила Мона. – И это принесло мне много пользы.
– И больше не видели, кто куда ездил?
– Я этого не сказала. – Женщина похлопала сержанта по руке. – Не спешите, имейте терпение. Около полуночи меня что-то разбудило – видимо, скрип покрышек. Я выглянула и увидела как по дамбе движется машина мистера Суини. Наверное, он поехал искать жену. Стал накрапывать дождь. Я не разглядела, был ли он один, но почти уверена, что рядом никто не сидел.
– Как вы догадались, что это был мистер Суини? – Рекальдо едва контролировал собственный голос.
– Вы сомневаетесь, что я способна узнать машину? – усмехнулась Мона. – Очень хочется иметь хороший автомобиль, но я не могу себе этого позволить. Вот я и выбираю, какой купить, как только выиграю в лотерею. У мистера Суини шикарный серебристый «лексус». Моя любимая марка после «БМВ» – такого, как у миссис Уолтер. – Она улыбнулась, заметив удивление сержанта. – А вы думали, только мужчины интересуются машинами? Нет, и в старушке еще теплится жизнь. Я потеряла способность владеть ногами после того, как грузовик раздавил мой «триумф-геральд». Тогда я очень неплохо гоняла. Нуда ладно. Будем уповать на лотерею.
– Попрошусь к вам в шоферы, – предложил Рекальдо.
– Занимайте очередь, – с нескрываемым удовольствием рассмеялась мисс Спиллейн. – Я бракую их одного за другим.
– Как долго там пробыл мистер Суини? – как бы между делом поинтересовался сержант.
– Не могу сказать. Обычно если Вэл приезжает поздно вечером, то остается до утра. Но я давно его не видела, поэтому и удивилась.
– Он и на этот раз задержался до утра?
– Нет. Только я отключилась, как потолок осветил свет фар его машины. «Лексус» снова ехал по дамбе, однако время я не заметила. Дремала. А в шесть меня разбудили вы. Должна сказать, ваша таратайка гремит почище развалюхи Джона Спейна.
– Это было позднее, – мягко поправил ее Рекальдо.
– Не намного, – не согласилась Мона. – Без четверти шесть прозвенел будильник Финбара. Он спит в комнате, которая находится как раз над моей. Я слышала, как он встал. А в пятнадцать минут седьмого каждое утро он приносит мне чашку чаю. Мой племянник очень пунктуальный человек.
– С тех пор вы не видели «лексус»?
– Нет. Со вторника я никуда не выходила. Этот автомобиль и сам Суини здесь больше не показывались. Но если хотите, мистер Рекальдо, я буду посматривать.
Сержант встал.
– Зовите меня Фрэнком. И пожалуйста, будьте внимательны, это мне очень поможет. Кстати, к вам больше никто не обращался?
– Вы имеете в виду других детективов? – тут же догадалась Мона. – Нет. – И, поколебавшись, добавила: – Присядьте еще на секунду, Фрэнк. У нас с Финбаром, помимо возраста, много общего. Мы всегда с ним были близки. Хотя он и племянник, но на пару лет старше меня. Я младшая из тринадцати детей, его отец был самым старшим из моих братьев. Но это так, к слову. Окно для меня как живой театр. Я сочиняю небольшие истории про чужаков, а Финбар обеспечивает меня необходимыми сведениями. Знаю, многие считают, что он не умеет держать язык за зубами, но они ошибаются. Племянник мне рассказывал, что вы относитесь к нему с уважением, следовательно, понимаете, что он знает чуть больше, чем позволяет себе говорить. Всем, кроме меня. – Мисс Спиллейн улыбнулась. – А я очень разборчива, с кем общаться и кому что передавать. А если сегодня что-то и сорвалось с языка о Джоне Спейне, то исключительно потому, что я тревожусь за Крессиду Суини. Мне не нравится, что о ней болтают. – Мона помолчала. – Так в какое время вы все-таки ехали? – Рекальдо так и ждал, что, задавая вопрос, она заговорщически тронет пальцем нос.
– Полагаю, это не имеет большого значения. К тому моменту миссис Уолтер была мертва уже несколько часов.
Сержант вышел от мисс Спиллейн в растрепанных чувствах и на обратном пути заскочил в участок. Значит, не он один связывал девушку с Весельчаком. Мона подтвердила его догадку. И дала ему первое настоящее свидетельство того, что во вторник Суини был на берегу устья со стороны Трианака. Более того, она наблюдала его машину примерно в ключевое время. Но не мог ли Суини попасть туда еще раньше? Скажем, на катере? И не он ли ликвидировал все бумаги и свидетельства личной жизни в доме миссис Уолтер? В то же время Мона видела, как Крессида ехала в Трианак, но не заметила, чтобы она оттуда уезжала. «Черт! Ладно, сперва разберемся с одним, затем займемся другим».
Он позвонил дежурным в полицейские участки в Данкрса и Дейнгине и, назвав регистрационный номер, попросил обратить внимание на машину Вэла Суини. На другом конце провода зашелестели бумагами.
– Постой, Фрэнк, у нас уже есть ориентировка на этот автомобиль.
Рекальдо устало закрыл глаза. Он снова оказался на шаг позади инспектора Макбрайда.
– Просто решил подстраховаться, – сказал он в трубку. – Знаешь, как бывает, когда трое занимаются одним и тем же делом…
– Не разберешь, кто начальник, а кто рабочая лошадка. Понимаю. Не беспокойся, все под контролем. Было общее указание. Порты и аэропорты.
– Отлично, – буркнул Рекальдо, ругнувшись про себя. И только начал писать подредактированный вариант рапорта о своих разговорах с О'Даудом и Моной Спиллейн, как в дверь постучали. Он осторожно приоткрыл створку. На пороге стояла незнакомка. Рекальдо загородил проем, не давая ей заглянуть внутрь.
– Слушаю вас?
– Полагаю, вы сержант Рекальдо? Я вас искала. – На ее лице светилась многообещающая улыбка.
– Вот как? – холодно переспросил он.
– Именно. – Она протянула ему руку. – Фиона Мур из «Санди индепендент». Я гостила несколько дней в Дейнгине когда все это произошло.
– Как удачно. – Он знал ее колонку. Она специализировалась на разговорах по душам со знаменитостями, слегка сглаживая острые углы тем, что подпускала остроумные и самокритичные замечания по поводу собственной жизни и всеобщей распущенности. Фиона Мур была одаренной журналисткой и обладала подчас убийственным пером. Рекальдо никогда не мог понять, как ей удавалось заставлять свои жертвы обнажаться. Но теперь ему стало ясно: эта особа была на вид совершенно безобидна. Около сорока, чуть полноватая, она тем не менее производила приятное впечатление: подкупали превосходная кожа, по-детски ясные невинные голубые глаза, широкая дружеская улыбка. На ней были немыслимо облегающие серебристые кожаные брюки и светлосерый пушистый джемпер – опасно привлекательное сочетание.
Рекальдо знал, что она способна сочинить портрет, даже если жертва не произнесет ни единого слова.
– Как дела, Фрэнк? – спросила она с непринужденной фамильярностью и томной улыбкой. Выговор казался скорее среднеатлантическим, чем дублинским.
– Что вам угодно?
– О, всего несколько слов о работе.
– О моей работе? – Сержант удивленно изогнул брови.
– Нет, мистер Рекальдо, об убийстве. Вы самый неуловимый полицейский из всех, кого мне приходилось встречать.
– Выходит, не такой уж неуловимый, коль скоро вам удалось меня выследить. Так все-таки что вы здесь делаете? Вы же ведущая колонки – вот и ведите ее.
– Очень остроумно, – скривилась журналистка и, отбросив любезности, перешла к делу. – Почему не было никакого заявления для прессы? Когда вы намереваетесь произвести арест?
– Сказать по правде, – вкрадчиво начал Рекальдо, – понятия не имею. Я всего-навсего сельский полицейский, тяну здесь лямку. Расследование убийства не мое дело. Вам следует связаться с инспектором Макбрайдом и суперинтендантом Коффи, если, конечно, удастся их найти. А я, прошу прощения, завален бумажной работой. – Он изобразил подобие улыбки. Но зря надеялся, что так легко от нее отвязался, – святая простота. Мисс Мур видела его насквозь. И едва он вознамерился закрыть дверь, подставила ногу.
– Ой! Больно.
– В таком случае уберите ногу. Мне больше нечего сказать.
Фиона ошпарила сержанта взглядом, но после минутного противостояния убрала ногу. Рекальдо захлопнул дверь и запер, но это нисколько не помогло.
– От нечего делать придется черкануть о тебе в следующий воскресный номер, – прокричала из-за створки журналистка хрипловатым голосом. – Ох и забойный получится материал. У меня невесть с каких времен сохранилась твоя потрясающая фотография. – Все стихло, и на мгновение показалось, что Фиона ушла. Но она заговорила опять. – Интересно, какой заголовок поставит редактор? Уж я ему кое-что подскажу. Учитывая твою знойную внешность, я бы предложила «Секс». Слушай, какого черта такой парень, как ты, застрял в здешнем гнилом захолустье? – Она еще постояла и, не дождавшись ответа, крикнула: – До скорого, Фрэнки. Я сделаю из тебя звезду!
Рекальдо хотел разобрать почту и прослушать телефонные сообщения, но был не в состоянии сосредоточиться. Убедившись, что враг покинул прибрежные воды, он, захватив кипу бумаг, пулей вылетел к машине. И успел убраться как раз вовремя: мгновение спустя из-за угла появилась и взяла участок в осаду толпа журналистов и журналисток. Репортеры напоминали разгулявшихся футбольных фанатов с той лишь разницей, что все, как один, были затянуты в черную кожу. Рекальдо нажал на клаксон и пробился сквозь самую их гущу, а затем свернул к дому, ожидая, что у порога встретит такую же толпу. Но там никого не оказалось. Возможно, репортеров прогнала собака – пес заливался лаем, а на двери с внутренней стороны виднелись свежие царапины от когтей Сержант грустно посмотрел на животное.
– Как же, дружище, я плохо с тобой обращаюсь! – проговорил он и почесал мягкие болтающиеся уши. – Не смогу сегодня взять на прогулку. – «Ив обозримом будущем тоже», – добавил он про себя. И вдруг принял вполне очевидное решение, разозлившись на себя за то, что не додумался до этого раньше. Свободной рукой набрал справочную, спросил номер кишаунской псарни и договорился с миссис Рейли, что собаку возьмут на такой срок, чтобы успеть научить хорошим манерам.
– Когда вы ее привезете? – спросила хозяйка псарни.
– Сегодня, – пообещал сержант.
Отчаянно хотелось кофе. Сначала удивительные откровения Моны, затем наскок журналистки. Рекальдо сделалось не по себе, тем более что повел он себя не лучшим образом. Следовало сразу послать Фиону подальше и не произносить ни слова. Черт! Он налил себе кофе и устроился за кухонным столом, а счастливый Баркер положил морду ему на ноги. Рекальдо хотелось бы устроить себе долгую бодрую прогулку на скалах, привести в порядок чувства и подумать, как оградить от опасностей Крессиду и Гила. Необходимо было со всей энергией взяться за расследование убийства, раз на этом событии завязано все: Кресси, их будущее, его работа. Его репутация. В этом деле он поступал противно своей натуре, что вносило еще большую неразбериху. Когда Макбрайд обнаружит, что сержант похитил Крессиду – а он профессионал и непременно узнает об этом, если уже не узнал, – вот тогда придется расплатиться по полной. Дублинец вполне способен вспылить и вернуть Кресси обратно со скандалом. Диллоны тоже могут незаслуженно пострадать. А они были его лучшими друзьями – одна из причин, почему Рекальдо решил поселиться в здешних краях. Слишком ценил эту семью, чтобы долго злоупотреблять их великодушием. Но пока Кресси в безопасности у Диллонов, Коффи в Дублине или Корке, а Макбрайд идет по следу О'Дауда, у него есть по крайней мере несколько часов. Отныне он станет сначала думать и лишь потом действовать.
Произошедшее убийство не только изменило его жизнь и отношения с Кресси. Оно произошло в тот ключевой момент, когда появилась возможность предпринять первые робкие шаги, чтобы начать новую жизнь с ней: сначала договор на издание книги, затем письмо от бывшей жены с предложением, которое сулило финансовую независимость. Это письмо с самого вторника жгло его карман.
«Дорогой Фрэнк! Пишу тебе, потому что хочу, чтобы эту новость ты узнал от меня, прежде чем тебе об этом расскажут сыновья. Я несколько раз пыталась связаться с тобой по телефону, но не смогла дозвониться.Шейла».
Я снова собираюсь замуж. Объявила мальчикам, и они как будто отнеслись спокойно – а то в последние дни только и делают, что брюзжат. Я их просила тебе не говорить, пока не расскажу сама. Его зовут Мартин Дойл. Мы давно знаем друг друга. Сразу после окончания колледжа он уехал жить в Штаты, провел там пятнадцать лет, однако лет шесть назад, после того как умерла его жена, возвратился обратно и обзавелся собственным бизнесом в Дублине.
Об этом нелегко писать. Мы сошлись вскоре после того, как он вернулся. Я могла бы сказать, что не собиралась влюбляться, что это произошло само собой, но ты сам помнишь, как становились все хуже и хуже наши отношения. Я решила уйти еще до того, как ты заболел. А потом посчитала себя обязанной остаться, чтобы ухаживать за тобой. Согласись, я приняла не лучшее решение. Теперь это абсолютно ясно. Но в то время слишком испугалась, расстроилась и, наверное, обиделась. Знаю, ты считаешь, что твоя болезнь послужила причиной нашего разрыва. Но это не так. Когда ты заболел, мы уже стали чужими. Просто мне следовало уйти раньше.
Я считаю, что в долгу перед тобой. Дела у Мартина идут хорошо, его бизнес процветает. Он имеет дом в Блэкроке где мы намереваемся жить. Энди и Фергал не против, поэтому наш старый дом мне не нужен. Если ты согласен, я предлагаю его продать, а выручку поделить между тобой и сыновьями: одну половину – тебе, другую – им на обучение в колледже. Сейчас стоимость домов в Дублине подскочила до астрономических высот. Наш оценивается в сумму свыше двухсот тысяч, но аукционист полагает, что, если будете хороший спрос, мы можем получить больше. Ты вправе посчитать меня недальновидной, но я все обдумала и не сомневаюсь в том, что делаю. Мы с Мартином счастливы вместе.
Только не подумай, что я пытаюсь откупиться. Когда мы расставались, ты был слишком щедр. Я слышала, что с тех пор ты живешь в стесненных обстоятельствах. Возможно финансовая поддержка поможет тебе подняться на ноги. Сыновья говорили, что через пару недель ты снова собираешься в Дублин. Давай встретимся и все обсудим. Надеюсь, у тебя все в порядке.
Как ни странно, чтение письма заставило Рекальдо осознать, что в глубине души решение уже принято. Во всяком случае, в отношении работы. Он выпустил Баркера на задний двор, поднялся на второй этаж, написал ответ жене, а затем прошение об отставке. Рекальдо ссылался на слабое здоровье, делал уведомление за три месяца, однако просил, если представится возможность, заменить его раньше. Теперь он мог вести свою линию расследования, не беспокоясь о протоколе.
Не было никаких причин, ни одного довода в пользу того, чтобы связать с убийством Вэла Суини. Ничего, кроме сильного и постоянно растущего убеждения Рекальдо. Но откуда оно взялось? Не ослепляла ли его любовь? Некоторые вещи он знал почти доподлинно: Спейн и Кресси ездили вечером во вторник в Трианак, Но это еще не служило доказательством того, что они были в саду У Олд-Корн-Стор. Такова была его догадка. Плюс найденная гребенка. Но гребенка свидетельствовала только о том, что Крессида побывала в саду, однако не обязательно в то самое время. И то если быть уверенным, что гребенка принадлежала ей, а не одной из двух других женщин, у которых тоже были длинные волосы.
Суини тоже ездил в Трианак. Мона его засекла. Вэл, Крессида, Спейн, Эванджелин… Что связывало этих четверых? Что побудило к насилию? Что заставило одного или нескольких из них до смерти забить эту злобную стерву? Каков был мотив? Распространение слухов? (Тогда это Спейн.) Ревность? (Крессида.) Отвергнутые домогательства? (Суини.) Однако ни один из мотивов не казался достаточно весомым. И почему таинственная девушка постоянно будоражила его мысли? Гил? О'Дауд? Перечисляя имена, Рекальдо понимал, что перед ним все до единого участники действия. Осталось выяснить, что же все-таки спровоцировало насилие.
На это оставалось всего несколько часов. Только бы успеть вытащить из круга подозреваемых Спейна и Кресси, пока на них не насел Макбрайд. На них ц на него самого.
А что потом? Рекальдо понятия не имел, будут ли иметь коммерческий успех сочинения о путешествиях или его писательская карьера провалится. Но в таком случае всегда оставалась возможность заняться чем-нибудь иным. Он перечитал письмо бывшей жены, положил в конверт и, обдумывая план действий на день, откинулся на стуле. Сержант серьезно настроился сосредоточиться на расследовании, а все мысли о будущем до поры до времени выбросить из головы.
Он позвонил в больницу в Корк и попросил Мэрилин. Прождал пятнадцать минут – и напрасно. Ему ответили, что миссис Донован выписалась накануне вечером. Рекальдо набрал ее домашний номер и услышал испуганный голос.
– Мэрилин, это Фрэнк.
– Ох, слава Богу! Какая-то проклятая журналистка раздобыла мой номер и мотает душу. Я готова расшибить аппарат о стену. Нет-нет, я ей ничего не сказала. Ответила, что Мэрилин – моя дочь и сейчас в больнице. – Миссис Донован прыснула в трубку.
– Вот и хорошо. Продолжай в том же духе. А мне можешь ответить на пару вопросов?
– Господи, Фрэнк, я же вчера прямо язык отболтала – выложила все, что знала, вашему Макбрайду. Он ведь не только привез меня из больницы, но и угощал в «Арбутус-Лодж», вот как.
«Проклятие! – подумал Рекальдо. – Не удивительно, что утром инспектор показался ему таким довольным и оживленным».
– Это займет несколько минут, не больше.
– Ну ради тебя, Фрэнк, – кокетливо согласилась она. – Правду, и только правду. Давай, только по-быстрому. Честно говоря, я после вчерашней поездки из больницы абсолютно выжатая. Да еще Лайм, как всегда, поднял нас среди ночи.
– Когда ты в последний раз работала у миссис Уолтер?
– Как обычно, в понедельник, хотя делать почти ничего не пришлось. Прибралась в гостевой спальне и сменила белье на диване-кровати в гостиной. В последние несколько недель Эванджелин предпочитала спать внизу.
– Она тебе не сказала, кого ждет?
. – Каких-то американских родственников.
– В понедельник миссис Уолтер работала на компьютере?
– Господи, Фрэнк, она к нему месяцами не прикасалась. Вообще не подходила с тех пор, как приобрела ноутбук. Он гораздо удобнее для кровати.
– Для кровати?
– Фрэнк, перестань валять дурака. Я тебе только что сказала ла, что она спала внизу на диване-кровати. А ноутбук и бумаги прятала в итальянском сундучке у окна. Счета и все такое. Не терпела, чтобы вещи были раскиданы по комнате. Миссис Уолтер требовала, чтобы все было чисто и аккуратно.
– В понедельник сундучок тоже там стоял?
– А где же еще? Я заметила, что она его открывала. Вставляла новые батарейки в маленький диктофон. И…
– Какой величины этот сундучок?
Прежде чем ответить, Мэрилин на мгновение задумалась.
– Мне кажется, он размером со старомодный дорожный сундук с плоской крышкой. Такие брали в морские путешествия. Вы могли его не заметить. На нем всегда лежат либо две вышитые подушки, либо одеяло.
– Миллион благодарностей, Мэрилин, – перебил ее Рекальдо. – Ты наверняка устала отвечать на одни и те же вопросы.
– Брось, Фрэнк. Ты так любезно обошелся с Эйслин. Я твоя должница. Слушай, миссис Уолтер была хорошей хозяйкой. Бедняга, как ужасно то, что с ней приключилось! Вчера вечером, когда я разговаривала с твоим коллегой, я этого еще как-то не осознала. Не иначе он решил, что я бесчувственная корова… Ты не возражаешь, если я повешу трубку? Ойф согласилась присмотреть часок за Лаймом. Я умру, если чуть-чуть не посплю.
– В таком случае тебе лучше не вешать трубку. Я очень удивлюсь, если другие журналисты тоже не пронюхали, что ты у нее работала.
Мэрилин рассмеялась.
Повесив трубку Рекальдо задумался. Емкость размером с дорожный сундук. Вещь таких габаритов должна легко входить багажник машины. Кстати, вместе с ноутбуком. Вопрос в том, зачем понадобилось увозить то и другое. Помешать работе полиции? Поразмыслив, Рекальдо пришел к выводу, что мо существовать две причины подобной тактики: связать руки следствию или предоставить заинтересованным лицам информацию и время. Однако с какой целью?
Фрэнк плутал по этому лабиринту вопросов, когда позвонила Кресси. Ее голос был не таким напряженным, как раньше. Она сообщила, что Гил и девятилетние близнецы Диллонов моментально подружились.
– И не понадобилось много слов, – хмыкнул Рекальдо. – Мэри говорила, что ее сыновья изобрели особый тайный язык.
– В том-то и дело, – подхватила Крессида. – Похоже, они прекрасно понимают Гила – на одной с ним волне. Все трое встали в семь и болтают, словно знакомы всю жизнь. – Ей явно сделалось легче. Они поговорили еще несколько минут, но ни словом не обмолвились ни о ее муже, ни об убийстве. В заключение Кресси пообещала оставаться на месте, пока он снова не свяжется с ней.
Закончив разговор, Рекальдо стал придумывать, как бы выбраться из дома, чтобы не попасться на глаза журналистам. И через несколько минут позвонил Лие Райан, которая согласилась одолжить ему на часок машину.
– Оставлю у церкви, а ключи положу на переднее колесо, – сказала она.
Рекальдо перевел домашний телефон на номер участка, где включался автоответчик, а на мобильном оставил сообщение, что он недоступен. И, выходя из дома, вынес на задний двор миску с водой для собаки.
– Грызи любого, кто к нам сунется, – наставлял он пса. – Лай что есть мочи, если увидишь, что кто-нибудь приблизился к дому на милю. Я ненадолго, приятель. – И сержант перескочил через ограждение к соседу. И так из сада в сад, пока не добрался до церкви, где нашел видавший виды, но ухоженный «ауди» Лии. И уже через десять минут шел по дорожке к дому Спейна.
Постучал в дверь. Не получив ответа, толкнул створку и ступил в просторную комнату, которая составляла большую часть коттеджа Джона. И нерешительно остановился, моргая в полумраке. Прошло немного времени, и сержант различил фигуру старика. Тот сидел за кухонным столом, перед ним стояла бутылка виски. Шторы на маленьких окнах были опущены, а тусклый свет давала коптящая напротив Спейна маленькая масляная лампа, однако за пределами небольшого желтого пятна и сам стол, и остальная комната оставались в тени. На другом конце стола был свален какой-то хлам, но Рекальдо не мог рассмотреть, что именно, – ясно видел лишь морщинистое лицо старика. Спейн толкнул по выскобленной доске пустой стакан и предложил неверным голосом:
– Глотни.
Пить сержант совершенно не хотел, тем не менее сел, плеснул немного в стакан и пригубил. Напиток показался чертовски вкусным, и он сделал новый глоток.
– Говори.
– Вчера вечером меня здорово взяли в оборот. Через час или два после того, как ты меня высадил.
– Макбрайд?
– Нет, другой, суперинтендант. Притащил в участок в Данкреа и продержал до полуночи.
– А Макбрайда не было?
– Нет. Был еще один тип – врач. Незнакомый, ни разу его не видел. Брал у меня анализы. – Спейн скривился. – Вот жду что с минуты на минуту придут арестовывать. – Старик поднял стакан и как завороженный стал гонять по кругу янтарную жидкость. – Ты ведь и сам подставился, когда увез ее отсюда, – продолжал он.
– Возможно. Но я так и так обрубаю концы – ухожу в отставку.
– Извини, Фрэнк. Боюсь, это я загнал тебя в угол.
– При чем тут ты? – проворчал сержант. – Я уже давно подумывал. Хочется все это бросить.
Возникла неловкая пауза, затем Спейн заговорил опять: – Вчера вечером ты спросил, кто был со мной в июне в ресторане Лии.
– Именно, – кивнул Рекальдо.
– Это была моя сестра, мы близнецы. Пока ты не упомянул о ней, я считал, что это совершенно не важно. – Сержант насторожился. – Я разговаривал с ней сегодня рано утром. Ты был абсолютно прав.
– Насчет чего?
– Видимо, ее присутствие вывело миссис Уолтер из себя.
– Как тебе такое пришло в голову?
– Долгая история. Моя сестра – монахиня. Много лет провела в миссии в Африке. Но около шести месяцев назад попросилась в монастырь в Гэлтийских горах. При монастыре действует приют для слабоумных – – взрослых слабоумных. Это несчастные, которые оказались бездомными после того, как скончались их престарелые родители. Когда-то это было огромное заведение, а теперь в нем работает совсем немного людей; обитель становится все меньше и по территории, и по числу больных. Так вот, в приюте проживает девушка примерно восемнадцати лет. И, как оказалось, она является дочерью миссис Уолтер.
– Ты знал об этом в июне? – едва сумел выговорить Рекальдо.
– Нет. Вот об этом-то я и толкую. Впервые услышал сегодня утром. И сестра в июне тоже ничего не знала. Тот случай очень нас расстроил. Понимаешь, во время моего позора Мэри находилась в Африке и впервые столкнулась с подобным ко мне отношением. Когда услышала, что сказала миссис Уолтер, не знала, что и подумать. Разумеется, она была в курсе, почему я оставил священнический сан – я ей писал. Всегда был с ней честен, никогда ничего не скрывал. Однако в тот вечер она услышала нечто совершенно для себя неожиданное, растерялась и начала во мне сомневаться. В собственном брате! Наверное, это стало самым суровым моим испытанием. С тех пор мы с ней почти не разговаривали. – Рука старика дрожала, когда он наливал себе новую порцию виски.
– Жизнь – неумолимая штука, – беспомощно пробормотал Рекальдо.
– Аминь, – отозвался Спейн и, помолчав, продолжил: – Самое странное, что сестра не имела никакого отношения ни к той девушке, ни к миссис Уолтер. Она жила в небольшой общине совершенно отдельно от приюта. И связала одну с другой совсем недавно – разговорилась с монахиней, которая двадцать лет работала в подобном заведении в Нью-Йорке. Когда я позвонил сегодня утром, сестра мне передала этот разговор. Американский приют закрылся, и миссис Уолтер договорилась, чтобы ее дочь перевели в Ирландию вместе с той монахиней, которая ухаживала за девочкой с самого детства. Девушка совершила переезд под ее присмотром.
– Что с ней не в порядке?
– Какие-то нелады с мозгом. Похоже, она либо вообще не владеет речью, либо говорит очень мало. Мэри считает, что мать во время беременности заразилась корью. Но это только догадка. – Спейн надул губы.
– Не владеет речью? Хочешь сказать, что она глухонемая? Это согласуется с тем, какие последствия в подобных случаях вызывает корь?
– Не спрашивай. Я передаю лишь то, что сказала мне сестра. Девушка не может говорить. Мэри утверждает, что корь способна также вызывать нарушения зрения. Но у этой девушки с глазами, слава Богу, все нормально.
– Каким образом миссис Уолтер узнала твою сестру?
– По одежде. Нынешние монахини больше не ходят в прежнем облачении, но те, что постарше, сохранили, хоть и в разбавленном виде, остатки былых традиций: темно-синее платье серебряный крест на шее, на голове нечто вроде платка. И что самое главное, все монахини старшего поколения одеваются одинаково. А молодых там немного. Вот и суди… – Спейн тяжело вздохнул. Рекальдо поставил на стол стакан.
– Ты утверждаешь, что миссис Уолтер оговорила тебя потому что сама боялась огласки? Не хотела, чтобы люди узнали что она родила неполноценного ребенка? Прости, Джон, но в этом нет никакого смысла.
– А я и не ищу смысла, – раздраженно отозвался старик. – Ты спросил, с кем я был в ресторане в тот вечер, и намекнул что это может быть важно. Я тебе ответил.
Они посмотрели друг на друга.
– Я до сих пор так считаю, – проговорил сержант. – Вот только понять бы, что к чему. Кто был в тот вечер с миссис Уолтер?
– О'Дауд. И еще один мужчина. Но того я не узнал. Примерно моего возраста.
– Никаких догадок» кто он такой? Нет? А кто еще присутствовал в ресторане? Можешь припомнить?
Спейн на мгновение задумался.
– Вэл Суини и еще три-четыре человека, выходивших с ним на яхте. Видел их в тот день под парусом, но никого конкретно не запомнил.
– Что-нибудь можешь сказать о девушке? Как она выглядит?
– Не пришло в голову поинтересоваться. Сестра только сказала, что она милая бедная крошка.
– Известно, кто ее отец?
– А вот об этом я спросил. Нет.
– Этот монастырь где-то поблизости от Тарле?
Спейн удивленно поднял голову.
– Да. Как ты догадался? Совсем рядом. На Суире у местечка под названием Тумайлборрис.
– Ух ты! – Восклицание вырвалось из самых глубин сержантской души. – – Мать ее навещала? – мягко спросил он.
– Редко.
– А она ездила к матери?
Старик пожал плечами и покачал головой:
– Не спрашивал.
– Я почти уверен, что эта девушка была здесь во вторник.
– Ты так считаешь? Во вторник? А в какое время? – Судя по выражению лица, Спейн был удивлен и совершенно сбит столку.
– Примерно в то же, когда вы с Гилом плавали на лодке. Вспомни, ты предупредил меня, что ниже по течению притопленное дерево. Миссис Уолтер и О'Дауд находились на борту «Алкионы», яхты Суини. И с ними была девушка.
– Ох! – встрепенулся старик. – Это ведь имя девушки!
– Что ты сказал?
– Мэри называла девушку Алкионой Уолтер. Если я правильно расслышал… Совершенно забыл, что яхту переименовали. Так ты говоришь, «Алкиона»? – Джон уставился в пространство; Рекальдо давно его знал и не сомневался: он больше не проронит ни слова, пока все как следует не обдумает. «Алкиона»… Сержант ощутил прилив волнения. Или это была тревога? Он протянул старику мобильный телефон.
– Позвони сестре и уточни, ездила ли девушка во вторник к матери.
– Звони сам. – Спейн продиктовал по памяти телефон. – Спроси сестру Агнес, она ухаживает за девушкой.
Сестра Агнес ответила утвердительно и без всяких дополнительных вопросов добавила:
– Думаю, поездка была неудачной. Мистер О'Дауд привез ее обратно. Он был в совершенном смятении, а Алкиона до крайности возбуждена. До сих пор не может прийти в себя. О Господи, извините, сэр, мне надо бежать. – Связь внезапно оборвалась.
Рекальдо замер. Сидел не шевелясь, но его мозг бешено работал. Спейн будто провалился в другой мир.
Вот, значит, в чем дело. О'Дауд специально упомянул Тумайлборрис. Хитрец пытался установить, известно ли полицейским о существовании дочери погибшей, которую, как теперь выяснилось, зовут Алкионой. Он отвез ее обратно в приют на своей машине. Уж не он ли ее отец? Не это ли привязывало его к Эванджелин? Вроде бы все сходилось, однако Рекальдо не спешил поверить.
Потому что в Тумайлборрис вела еще одна ниточка: некто по фамилии Мур-Робертсон тоже жил в этом месте. Как свидетельствовала Роза О'Фаолейн, с убитой его связывало искусство. А может быть, не только это? Да, многое сходилось, но отдельные фрагменты не вязались друг с другом. Рекальдо резко поднялся.
– Мне надо идти. Оставь в покое виски. Ложись, отдохни. Ты плавал сегодня утром?
Спейн удрученно пожал плечами и сделал еще глоток спиртного.
– Нет настроения. – У него заплетался язык.
Рекальдо склонился над ним.
– Ради Бога, Джон Спейн, только не разваливайся! Поддерживать нас некому. Налижешься этой дряни, тебя заставят сказать все, что им угодно. – Сержант не стал уточнять, что за люди будут заставлять его говорить. – Живи обычной жизнью И следи, не появится ли Вэл Суини. Нам необходимо его найти Срочно. Ты, случайно, не видел его машину? Нет? Ну ладно. -Рекальдо распрямился. – Увидимся позже. Ты мне расскажешь все, что случилось вечером во вторник с того момента, как я встретил тебя на воде с Гилом. Ты меня слышишь? Помоги мне понять, почему несчастную женщину привалили к дереву. Кто это сделал? И, главное, зачем? Обдумай все как следует. Не пей больше. Я вернусь около семи.
Рекальдо оставил старика раскачиваться взад-вперед над столом и выскочил на улицу. Довольно гоняться за собственным хвостом. У него появилась хорошая мысль, каким образом таинственная девушка вписывается в головоломку. Беда только в том, что и Спейн, и Крессида как были, так и остались в дерьме. Возможно, их положение сделалось даже хуже.
Рекальдо не стал возвращаться в Пэссидж-Саут. Миновав дамбу, повернул налево и кружным путем по холмам направился к гостинице «Атлантис». Старенький «ауди» Лии отчаянно протестовал, с трудом двигаясь по каменистой колее.
Глава двадцать вторая
Когда Эф Ка Рекальдо ставил машину на стоянку, ударил колокол, призывая к обедне. Через пять минут он сидел в кабинете управляющего, пил пиво и вел непринужденную беседу с Флором Кэссиди.
– Удрали из деревни от погони? – начал Флор вместо приветствия. – Вчера эти типы понабежали и сюда, торчали до с мой ночи. Как ваши дела, Фрэнк? Идут на лад?
– Со скрипом, – признался сержант. – Очень приятно о влечься на несколько минут. А ваши?
Кэссиди немного поколебался и пожал плечами:
– Все лето ни шатко ни валко. Сказать по правде, бьемся из последних сил.
– Следовательно, с номером проблем не возникнет? Сюда приезжает парочка, родственники убитой, им потребуется где-то остановиться. Только я не знаю точно, когда они явятся.
– Не беспокойтесь, у нас полно свободных мест. Учитывая обстоятельства, сделаю для них скидку. Не дадим им умереть со страху на берегу. – Флор смущенно хлопнул себя по лбу. – Господи, Фрэнк, что я такое несу? Совсем заговорился.
– Понимаю. Мы все немного нервничаем. Не берите в голову.
– Судя по всему, завтра вы играть не будете?
– Нет. Если не возражаете, на этой неделе пропущу вечер. – Рекальдо сделал глоток пива. – Хочу с вами кое-что обсудить. Конфиденциально. – Он осторожно поинтересовался насчет доли Вэла Суини в акциях гостиницы и был вознагражден сверх самых смелых своих ожиданий.
– У меня есть список держателей акций и членов совета директоров, – с неожиданной готовностью ответил управляющий. – Я сделаю для вас копию.
Рекальдо взглянул на фамилии: десять членов совета и пятнадцать простых держателей акций, список которых замыкала Эванджелин Уолтер.
– Как вы считаете, мы должны дать объявление или что-то в этом роде? О смерти миссис Уолтер? – спросил Флор.
– Не стоит. Давайте сначала разберемся, в чем дело. Вы лично ее знали?
Прежде чем ответить, Кэссиди убедился, что дверь плотно закрыта.
– Понимаете… – Он кашлянул и стукнул ногой о стол.
– Все, что вы сообщите, останется при мне, – успокоил его Рекальдо.
– Видите ли, на последнем ежегодном заседании совета директоров обнаружилось нечто вроде сговора, – начал управляющий. – Заседание состоялось в начале июня. Я, разумеется, не присутствовал, но слышал, как два члена совета жаловались друг другу. Возможно, все, что они говорили, неправда. Либо я чего-то недопонял. Либо это не более чем сведение личных счетов,… Но коль скоро вы спросили, скажу, что всплыла фамилия миссис Уолтер. Говорилось о давлении на совет со стороны некоего постороннего лица. – В голосе Флора прозвучало сомнение.
– Постороннего? Но она ведь владеет акциями.
– Владела, однако не являлась членом совета директоров. -Взглянув несчастными глазами на Рекальдо, управляющий прикрыл ладонями рот. – В гостиницах приходится соблюдать осторожность. Одна-единственная сплетня способна посеять среди служащих панику. Стоит намекнуть, что наверху неладно, и каждый начинает трястись за свое место. Поэтому я буду вам очень благодарен, если вы умолчите, откуда получили информацию.
– Даю слово. Но сначала объясните мне, как функционирует совет директоров.
Управляющий ответил вопросом на вопрос:
– Вы представляете, как возникла эта гостиница? Кто ее построил и все такое?
Застонав про себя и украдкой взглянув на часы, Фрэнк тем не менее ничем не выдал своего нетерпения.
– Это относится к делу?
– На мой взгляд, да. Я вас просвещу, а вы решайте, насколько это важно. В основном то, что собираюсь вам сказать, я узнал от Иоахима Блейберга. Когда «Атлантис» только построили, местные жители окрестили его «Блажью Блейберга». Самой никчемной на свете дорогой игрушкой. Хотя были и такие, кто считал предприятие разумным. Теперь-то многие говорят, что с самого начала знали: «Атлантис» обречен. Зато другие усмотрели в нем главный шанс всей своей жизни. Например, Джереми О'Дауд. Я слышал, он молниеносно вошел в это дело – никто и глазом моргнуть не успел, как он стал первым помощником Блейберга. Умеет парень держать руку на здешнем пульсе, а уж что-нибудь урвать у землеустроителей – на этом собаку съел.
В конце восьмидесятых Блейберг не выдержал падения «Ллойда» и закрыл отель. «Атлантис» пару лет пустовал, пока его сын Иоахим не заручился достаточной финансовой поддержкой, чтобы снова открыть гостиницу. Предстояло многое подновить, и он, естественно, обратился к ближайшему помощнику отца, Джеру О'Дауду. Иоахим сформировал новую холдинговую компанию, в которую вошел и старик Отто. Десять держателей акций составили совет директоров. Многие из этих людей до сих пор с нами. – Флор взял список и пробежался по перечню пальцем. – Я подслушал разговор вот этих двух. Они утверждали, что некое лицо пытается выкупить доли у престарелых держателей акций и роет землю, чтобы сместить председателя. Однако у меня сложилось впечатление, что этот человек всего лишь ширма, а за ним стоит кто-то другой. В этот момент и всплыла фамилия мисс Уолтер.
– Но вы только что сказали, что она не состояла в правлении.
– Все так, для этого у нее на руках было недостаточное количество акций. Насколько мне известно, существует какой-то минимум. Вот что подразумевалось под вмешательством постороннего лица.
– Но тогда как она могла быть к этому причастна?
– Сам не понимаю, – пожал плечами Кэссиди. – Но именно ее назвали в этой связи. – Он вздохнул, немного помедлил и продолжил: – Понимаю, мне не следовало бы признаваться, что у нас с таким небрежением занимаются управлением. Когда у руля стояли Блейберга, они за всем присматривали. Сначала старик, потом Иоахим. Разумеется, ненавязчиво. Но служащим нравилось, что владельцы знают каждого. У людей возникал интерес к делу. Это было похоже на семейное предприятие. Теперь старший Блейберг давно в могиле, Иоахим в последние два года почти отошел отдел. Не всегда появляется даже на заседаниях совета директоров. – Флор Кэссиди недовольно скривился. – Что, по-моему, является плохим знаком. Разговор тех двоих только подтвердил мои ощущения, что мы скатываемся куда-то не туда. Скажу вам откровенно: эта гостиница – дикая и одновременно фантастическая мечта. Прежде всего потому, что наши стандарты очень высоки, а это обходится недешево. Содержание здания стоит безумных средств. Только представьте, каково поддерживать тепло, когда портится погода и в бухте бушует ветер.
– Я слышал, что мнения членов совета директоров разделились по поводу трех предложений: первое – оставить все как есть. Сохранить первоклассный частный отель. Никаких ознакомительных программ или общедоступных туров. Второе: развивать корпоративные мероприятия и устраивать конференции, разумеется, для узкого, привилегированного круга. И третье, наиболее радикальное, исходило от группы директоров, которую возглавлял теперешний председатель Суини. Они предложили продать гостиницу на торгах и превратить здание либо в конференц-центр, либо пустить под квартиры.
– И к какому же предложению склонялись предполагаемые заговорщики? – спросил Рекальдо. То, что он услышал, заставило его выпрямиться на стуле и насторожиться.
– Вопрос в точку. Ни к какому. Или, вернее, ко всем. Повторяю, это всего лишь то, что я подслушал. Судя по всему, их единственная цель – сместить Суини, а затем или возвратить Иоахима, или усадить в кресло председателя кого-то неизвестного.
– Есть соображения, кого именно? – небрежно спросил сержант и, словно эта мысль только что пришла ему в голову поинтересовался: – А когда Суини стал председателем?
Управляющий пожал плечами и поправил:
– Исполняющим обязанности председателя. Три или четыре года назад. Иоахим занялся обустройством другого отеля на Пиренеях и стал уделять «Атлантис» все меньше и меньше внимания. В то время решение казалось удачным… – Кэссиди закатил глаза. – Теперь-то ясно, что за гусь этот Суини. Без царя в голове. Его компания в Лондоне накрылась. Только не говорите, что ни разу не видели, как он напивается до бесчувствия. Вовсе пропил мозги. Не представляю, как бедняжка жена его терпит. – При этих словах в душе Рекальдо вспыхнула горячая надежда, что терпению Крессиды скоро придет конец.
– Но каким образом со всем этим связана миссис Уолтер? – спросил он.
– Господи, не знаю! – всплеснул руками управляющий. – Сам был удивлен. Всегда считал, что Суини ее приятель. По крайней мере не раз видел их здесь вместе. Хотя и не в последнее время. – Он недоуменно прикусил губу. – А те два типа так упорно твердили ее фамилию, будто речь шла о вендетте. – Он на мгновение задумался. – Настоящее словоблудие. Интересно, кто унаследует ее долю?
– Да-а, – протянул Рекальдо. – Хотелось бы знать. – Он взял список и, проведя пальцем по фамилиям, задержался на Муре-Робертсоне. – Этого господина знаете?
– Вы что, ясновидящий? – удивился Флор. – Он сюда лица не казал, а теперь, хотите верьте, хотите нет, в отеле. Сам видел полчаса назад, как он пил кофе в салоне.
Сержант вскочил на ноги:
– Он еще здесь?
– Сейчас проверим. – Кэссиди вышел из кабинета, но тут же вернулся. – Он в спа. Купается. Через полчаса заказал обед в ресторане. Хотите, чтобы я передал для него сообщение?
– Нет. Разыщут его, когда буду уходить. Как он выглядит.
– Примерно вашего роста, но плотнее, за семьдесят лет. Одет очень экстравагантно. В таких ярких цветах, что легко определите за милю. Фрэнк?
– Что?
– Забавно, что вы спросили о нем именно теперь. Я определенно вспомнил, что те два человека упомянули и его фамилию, только забыл, в какой связи. – Управляющий поморщился. – Возможно, я не так расслышал… В тот самый момент через коммутатор вызвали Роберта Келли-Мура – это могло сбить меня с толку. Но о ком бы ни шла речь, директора занервничали – испугались, что он решил продать свою долю.
– И вы подумали, что он решил продать акции миссис Уолтер?
– Нет. – Кэссиди чувствовал себя явно не в своей тарелке. – Я полагал, что О'Дауду, пока они не упомянули ее. Меня это сильно озадачило: ведь она не входила в совет директоров. Вот я и навострил уши. И вообще все это очень странно.
– А у вас есть какие-нибудь соображения о том, что происходит? – спросил Рекальдо. Он чувствовал, как в нем росло возбуждение. – Ну же, Флор. Я обещал, что ничего никому не скажу.
– Это только слух, и основан исключительно на догадке. Те два человека все еще разговаривали, когда появился Джер О'Дауд. Они его как будто ждали, но в ту же секунду заткнулись – насколько я мог слышать, о правлении не было сказано больше ни слова. Зато как только он ушел, они продолжили разговор прямо перед моим кабинетом. А я держал дверь слегка приоткрытой, – застенчиво признался управляющий. – И весь обратился в слух. Очень ясно услышал, как один из них произнес: «Этот О'Дауд – ложка дегтя в нашей бочке меда. Парочку водой не разольешь». А второй ответил что-то насчет большинства держателей акций.
– Есть соображения, о ком он говорил?
– Господи, и да и нет. Мне бы не стоило это рассказывать. Старший Блейберг то ли продал, то ли подарил Джеру О'Дауду свою долю. Когда Отто умер, тот приобрел еще. Миссис Уолтер занималась тем же. Так я полагаю. Всем известно, они два сапога пара. Сами, наверное, слышали. Думаю, она хотела заполучить достаточно акций, чтобы войти в правление. А он ей помогал. Что-то в этом роде.
– Что более выгодно для этого места: поддерживать в том виде, в каком оно есть, или развивать по-иному?
– Спросите кого-нибудь более компетентного и менее заинтересованного. Но скажу вам так: один из хлипких летних коттеджей неподалеку от вас сменил владельца почти за сотню тысяч. И это отнюдь меня не успокаивает.
«И меня тоже, – согласился про себя Рекальдо. – – Даже если принять в расчет предложение бывшей жены».
– У Суини большая поддержка? – спросил он.
– Не знаю. Не все выступают против него. Он может произвести впечатление, да и на заседания правления, как правило, является трезвым.
Мыслями Рекальдо уже витал далеко. Неужели эта парочка загоняла Суини в угол, вынуждая к продаже акций по бросовой цене? А потом повернула бы на сто восемьдесят градусов, поддержав его же проект, когда сам он от него уже ничего не мог бы получить Толково. Если вспомнить недавние откровения О'Дауда, рассказ Флора получился очень информативным. Странно, что имя О'Дауда каждый раз возникает в тандеме с Уолтер. Однако еще более странно, что он, плоть от плоти местный, проглядел, как молва распространилась по округе не хуже евангельского учения. Рекальдо задумался, но лишь на мгновение. Ведь этот Весельчак изворотливый малый. Что бы о нем ни судачили, он сам режиссировал любой слух о себе. А если… Следующее предположение сержант принял не с такой уверенностью. Если Весельчак, великий махинатор, заподозрил, что его самого пытаются надуть? Что тогда? Какой удар по его самолюбию!
Рекальдо нашел Алекса Мура-Робертсона в столовой за столиком у окна. Флор точно описал его одежду: на нем была ярко-зеленая рубашка-поло и броские свободные клетчатые брюки. Он оказался любезным и словоохотливым человеком.
– Я разговаривал с миссис О'Фаолейн в среду, как только узнал о смерти несчастной миссис Уолтер. Очень печально. Разумеется, я знал, что она болела. Но чтобы человека вот так забили! Ужасно! Чудовищно! Чудовищно! Полагаю, вы еще не знаете… – У него был очень мягкий выговор с шепелявостью, как у Виолет-Элизабет Бот , и Рекальдо приходилось напрягаться, чтобы понимать смысл.
– Боюсь, пока нет. – Сержант набрал в легкие воздуха. – Могу я спросить, с какой целью вы назначили встречу миссис Уолтер.
– Назначила она, а не я. Хотела взять интервью для американского журнала «Джордж». Я был не в восторге и сказал ей об этом, но решил от встречи не отказываться и позавтракать с ней. Чувствовал себя обязанным. Недавно она познакомила меня с творчеством молодого одаренного хорватского художника.
– Следовательно, ваша встреча не имела отношения к гостинице «Атлантис»?
– Почему вы об этом спросили, мистер… мистер… простите я не расслышал вашей фамилии.
– Сержант Рекальдо. Обычная процедура: мы анализируем действия убитой и стараемся выяснить все, что возможно, – отговорился Фрэнк.
– Что ж, будем считать это совпадением, – усмехнулся Мур-Робертсон. – Во вторник ко мне заглянул мистер О'Дауд переговорить о предстоящем заседании совета директоров и предложил продать мою долю акций. Вроде бы миссис Уолтер ему сообщила, что я намерен их сбыть. Не пойму, откуда она взяла. – Канадец лукаво подмигнул сержанту. – Как бы то ни было, положение с тех пор переменилось.
– Каким образом? – Рекальдо почувствовал, как от волнения по спине побежали мурашки.
– Как я уже сообщил сегодня утром инспектору Макбрайду, я выкупил долю Вэла Суини. Сделку заключили вчера вечером. – При виде досады сержанта Мур-Робертсон развеселился. – Инспектор просил рассказать вам об этом, если вы со мной свяжетесь. Вы что, не координируете свои действия?
Проклятие!
– Позвольте спросить, вы расплатились наличными?
Канадец расхохотался.
– Макбрайд был прав, когда сказал, что вы мыслите совершенно одинаково. Только не подумайте, что это моя обычная практика. Но в данном случае я заплатил сорок пять тысяч фунтов наличными.
– Но каким образом…
– Ну-ну, мистер Рекальдо. Боюсь, я не смогу удовлетворить ваше любопытство по поводу деталей нашей сделки. Но готов заверить: я не в проигрыше. Даже при том, как обстоят дела в настоящее время, акции стоят вдвое больше того, что я заплатил. Оглянитесь, сэр, присмотритесь к этому месту на обратном пути. Вам ясно?
– Ясно, – сдержанно отозвался Рекальдо. – Передача денег состоялась вчера вечером?
Канадец ответил загадочной улыбкой и больше ничего не сказал. Из чего сержант сделал вывод, что именно по этой причине Суини скрылся: ждал, когда завершится сделка. И теперь вполне мог испариться.
– Выходит, вы обскакали О'Дауда?
Мур-Робертсон вновь рассмеялся.
– Поздравляю, молодой человек. Ваш коллега этой связи не заметил. Признаю, О'Дауд мне весьма помог тем, что сунулся в это Дело и предложил Суини куда более низкую цену. Мне всего-то и осталось выяснить, что к чему, и слегка поднять ставку.
Больше Рекальдо ничего не удалось выяснить. Макбрайд, судя по всему, до сих пор был занят О'Даудом. Сержант отчаянно надеялся, что он еще не сел на хвост Вала Суини. Перед тем как отправиться домой, сержант обошел «Атлантис». Из пышного сада открывался только полукруглый ярус. Все остальное загораживала скала: пять этажей как бы встроены в естественную расселину. Живописный проект. Под ногами, подобно сияющему хрусталю, поблескивали застекленные лоджии номеров, из которых открывался бесподобный вид на бухту и пенный прибой у подножия скалы. В этом здании могли бы получиться шикарные квартиры.
Выходя из ворот, Рекальдо встретил Финбара. Остановился немного поболтать, сказал, как приятно ему было общаться с его тетей. Садовник расцвел от удовольствия и окинул взглядом «ауди», явно ожидая объяснений. Но Фрэнк, пробормотав, что разрывается на части, поспешно уехал. Он оставил машину у ресторана Лии, а ключи отнес на кухню. Его дом находился в пяти минутах ходьбы вниз по дороге, но, избегая нежелательных встреч, Рекальдо вновь проделал весь путь задами, ныряя под бельевые веревки и переступая через разломанные игрушки.
Дома он нашел карандаш, блокнот и на первой странице написал имена. Сначала компанию на яхте: Э.У., О'Дауд, В.Дж. С. и Алкиона. Теперь он знал, как зовут эту девушку. Ниже: Гил, Спейн, Кресси. И примерно посередине страницы – фамилии всех, кого допрашивал и кто возникал в последние пару дней: Роза, Флор, Мур-Робертсон, монахиня, Финбар, Мона и Мэрилин. В конце он прибавил к уравнению себя. А в другую колонку занес Блейберга, акции «Атлантис», яхту, землю и еще раз Алкиону.
Вырвал страничку, положил перед собой и начал новую. На этот раз скомпоновал имена так, как видел людей в устье во вторник. Что же это была за компания? Может быть, женщина просто решила прогуляться в солнечный день на яхте любовника и взяла с собой дочь и приятеля? Существенная поправка: яхта уже не принадлежала Вэлу Суини. Тот, кто купил судно, переименовал его в честь девушки. Это наводило на мысль о двух возможных персонажах – либо яхту приобрел О'Дауд и переименовал, чтобы угодить Э.У., либо ее купила сама Э.У. Рекальдо надолго задумался и пришел к выводу, что развлекать подобным образом неполноценную дочь вовсе не в стиле миссис Уолтер. Особенно если учесть стоимость покупки. Яхте было лет десять, таким образом, она могла потянуть самое малое на двести тысяч фунтов стерлингов. И даже больше, если сделка совершалась в ирландской валюте. Кто же оказался настолько богат? Скорее всего О'Дауд. Но он был зациклен на земле. «Земля – это все», – сказал он сержанту утром.
Какими средствами располагала миссис Уолтер, неизвестно. Скорее всего не безумными, если ей приходилось так много работать. Или эта женщина все-таки была достаточно богата? Третья и наиболее правдоподобная версия заключалась в том, что покупка яхты послужила еще одним примером объединения сил двух людей. Ну вот, это уже что-то. Кресси упомянула, что ее муж продал судно кому-то на условиях, что яхта будет швартоваться на прежнем месте, а он будет учить покупателя ходить под парусом. Но это была уловка. Яхту, видимо, намеревались немедленно перепродать с большой прибылью. С этой целью продавцы должны были найти покупателя. Кого? Рекальдо почти сразу зачеркнул «кого?» и поменял на «когда?». Когда же Суини обнаружил, что они задумали? Во вторник.
– Да-да, именно, во вторник, – произнес вслух Рекальдо. Пришла мысль: уж не предложили ли продавцы яхту хитрющему Муру-Робертсону в качестве части оплаты за акции? Но он немедленно отбросил эту мысль.
Тревожило то, что судно переименовали. «Алкиона/девушка/судно/отец?» – написал на листочке Рекальдо. Долго смотрел, а затем добавил: «О'Дауд/неизвестный/Суини. Мотив?» «Лесть/месть. Почему месть?» Он очертил небольшой круг и поместил в него Гила и Алкиону. Подумал, дописал «месть» и обвел фамилию Суини.
Кресси сказала, что муж намеревается уехать из Ирландии и что он продал или пытается продать землю. О'Дауду? Нет, только не ему, если он хотел обстряпать это дело с выгодой. Весельчак выжал бы из сделки максимум. Хотя, с другой стороны, тот же О'Дауд был в состоянии справиться с непростыми вопросами, касающимися земель вокруг дома. И занялся бы этим с охотой. Продажа собственности подобных масштабов отнимает много времени. Вполне очевидно, если только версия Рекальдо верна, Суини в последнее время буквально раздевают, лишая всего, чем он владеет. Маловероятно, чтобы этот человек не сознавал своего положения, даже при том, что в последние недели он чаще бывает пьян, чем трезв. Может, терпение все-таки наконец лопнуло? Чтобы уехать, необходимо избавиться от всего имущества. А уехать он стремился, потому что был виновен.
Этот вывод мысленно вернул Рекальдо в сад Эванджелин Уолтер, где он нашел гребенку Крессиды. У него не осталось сомнений, что в тот вечер Кресси побывала там. И он почти не сомневался, что и Спейн – тоже. В одно и то же или в разное время? А Суини? Кресси либо видела что-то страшное, либо совершила нечто такое, что заставило ее очень сильно испугаться. Испугаться не только мужа, но и его, Рекальдо. Как полицейского или возлюбленного? Зачем она лгала ему? Чтобы защитить себя, а следовательно, Гила? Или мужа? Это был самый трудный вопрос, с которым Фрэнк пока не справился.
Единственным надежным способом установления личности преступников оставался анализ ДНК. Интересно, подумал сержант, взяли ли его коллеги необходимые образцы у Спейна и у О'Дауда? Наверное, сломали головы в поисках предлога, как бы взять материал для анализа и у него. Теперь надо было каким-то образом переключить их внимание на Суини.
Пока его отсутствие не вызывало у детективов особого беспокойства. Такое поведение могло объясняться одним: они решили, что отгадали, кто убил миссис Уолтер. Сержант многое дал бы, чтобы узнать, под каким номером в их списке значится фамилия Рекальдо. Следовало приложить любые усилия и представить веские улики, прежде чем они ринутся в атаку. Время становилось решающим фактором.
Убедившись, что журналистов поблизости нет и путь свободен, Рекальдо вывел из дома собаку, посадил в джип и поехал на почту в Данкреа через Кишаум. Когда в начале четвертого он опустил письма, начал накрапывать дождь. Рекальдо впервые почувствовал, что продвигается. Он поспешно направился к лучшему в графстве рыбному ресторану «Джорджиана О», где, как сказала ему Крессида, она впервые услышала о смерти Эванджелин Уолтер.
Ресторан не работал. Заслонив от солнца глаза, Рекальдо всмотрелся в окно и увидел Джорджи О'Ши – та готовила к ужину столы. Он поскребся в стекло, и хозяйка впустила его внутрь.
– Извини, Фрэнк, мы закрыты. Но если хочешь, поджарю тебе только что пойманные гребешки.
Он ел в баре, а она устроилась напротив. Рекальдо утопил главный вопрос в череде ничего не значащих фраз об ужасном происшествии в Трианаке. Джорджи сказала, что с понедельника в глаза не видела Крессиду Суини.
Глава двадцать третья
Покидая «Джорджиану О», помрачневший Рекальдо разволновался, расстроился и чувствовал себя подавленным. Мимолетная реплика Джорджи выбила его из колеи, и он впервые позволил себе не на шутку разозлиться на возлюбленную. Он был слишком зол, чтобы ехать к Диллонам и встретиться с ней лицом к лицу. Вместо этого он отправился на лодочную станцию Терри Уилана и взял напрокат небольшой моторный катер. И следующие два часа провел в поисках Вэла Суини, хотя не собирался задерживать того без поддержки здоровяка Макбрайда. Он ставил перед собой одну цель – обнаружить местонахождение мужа Крессиды и, если возможно, отрезать пути к отступлению. Но только зря потратил время. Ни на «Кинаре», ни на «Алкионе» не было никаких признаков жизни, хотя на борт судов не поднимался. Корибин тоже выглядел абсолютно пустым.
Рекальдо вернулся на лодочную станцию, забрал джип и все-таки поехал к Диллонам. Кресси месила на кухне тесто для хлеба. Она подняла голову и нервно улыбнулась.
– Где все? – Несколько поостывший Рекальдо остановился в дверях, наблюдая за ней.
– Мэри повезла их купаться.
– А не слишком ли холодно?
– Они поехали не на море. Здесь в гостинице в пяти милях есть хороший бассейн.
Сержант кивком показал на тесто:
– Тебе еще долго?
– Нет, сейчас поставлю подходить. А что?
– Надо поговорить. Выходи в сад, когда сможешь. – Рекальдо круто повернулся и закрыл за собой дверь. Кресси должна прийти к нему по собственной воле. Довольно ставить всех мужчин на одну доску со своим необузданным супругом. Давно пора бы ему довериться.
Рядом с ней он едва сдерживался – так хотелось коснуться ее, обнять, прижать к себе. Он опустился на скамейку под одинокой яблоней, откуда был виден дом. Крессида появилась минут через пять. «Вот женщина, которую я люблю, – думал Рекальдо, глядя, как она идет к нему. – Восторг моего заблудшего сердца. Это меня просто убьет».
При свете дня лицо Крессиды показалось настолько измученным, что он чуть не вскрикнул от боли. Злость моментально испарилась. Щеки Кресси пылали, глаз заплыл, синяк под ним отдавал желтизной. Она выглядела нездоровой, напуганной и все же казалась ему самой красивой. Рекальдо едва справлялся с желанием взять ее за руку, увести в укромное место и заняться любовью. Долго и нежно целовать и ласкать, чтобы прогнать все же страхи. Но время пока не настало, предстояло еще многое вытерпеть. Крессида неуверенно подошла и молча села рядом.
Рекальдо попробовал обнять ее за плечи, она на мгновение прильнула к нему, но затем снова отстранилась. А Рекальдо сидел, перебирая в уме, как лучше выразить то, что хотел сказать, но не мог вымолвить ни слова. Так они сидели и смущенно молчали.
– Ты мог бы узнать человека через двадцать с лишним лет? – наконец спросила Крессида.
Он задумался над ее вопросом. Одно неосторожное слово – и он снова ее потеряет.
– Смотря о каком возрасте идет речь. Если о ребенке, едва ли. Со взрослыми, конечно, легче. – И осмотрительно добавил: – Одни меняются больше, другие – меньше.
– Я тоже так считаю. А раньше не верила. – Она говорила неестественно высоким голосом, так, будто он понимал или мог догадаться, о чем идет речь. – Знаешь, я не очень сообразительная.
– Ты должна мне доверять, Крессида.
Она криво усмехнулась:
– Все копы так говорят.
– Но не всякий коп так тебя обожает, – легкомысленно, словно шутя, отозвался он. И, ужаснувшись собственной пошлости, поспешно поправился: – Слово «обожает» здесь не к месту. Я люблю тебя, Крессида. Люблю всей душой. – Красивое имя нежным шелестом отозвалось в его душе.
Казалось, эта женщина в миллионе миль от него. Навеки потеряна. Рекальдо протянул руку, накрыл ее ладонь и почувствовал, как она напряглась.
– Извини, Фрэнк. Задумалась.
– Ты хорошо знаешь Джона Спейна? – Настала его очередь взглянуть в глаза тому, чего он больше всего боялся.
– Не хуже, чем любого в округе.
– Это как?
Крессида удивленно посмотрела на него, однако не стала спешить с ответом. А когда заговорила, немного запиналась, словно старалась точнее сформулировать мысли.
– Кроме тебя, Джон Спейн – единственный мужчина, который воспринимает меня всерьез: как человека с мозгами, а не полную дуру. Да, я знаю его историю. Настоящую, а не скандально-сенсационную версию Эванджелин. Ты сам понимаешь, кто распускает о нем слухи. А иначе разве бы стали о нем болтать?
– Объясни.
– Видимо, в то время, когда разразился скандал, она жила в Риме. Разумеется, там об этом кричали все газеты. «Священнослужитель соблазнил жену дипломата». Чертовски театрально! Ей оставалось только сообщить детали своему дружку. О'Дауд выполнил все остальное. Шепнул здесь, шепнул там… Капелька за капелькой – и дело сделано. Джон Спейн тогда просто влюбился. Он совершил ошибку.
– Честно говоря, здесь уже многие знали об этом.
– Раньше – может быть. Когда он только приехал… Потом все заглохло, пока она снова не замутила воду. Но на этот раз распустила слухи намного гнуснее прежних. – Крессида перевела дыхание и отвернулась. Ее лицо и шея залились краской. Рекальдо смотрел на Кресси, и ему пришло в голову то, о чем он раньше не задумывался: Эванджелин Уолтер умело отвлекала любопытных от собственного прошлого, подкидывая истории о пороках тех, кто находился рядом. Уж не испытывала ли она страх перед Джоном Спейном, в то время как старательно демонстрировала отвращение к его мнимым грехам? А на самом деле боялась, потому что старик знал нечто о ее прошлом.
– Почему она так его не любила? – как бы между прочим спросил Рекальдо.
Кресси пожала плечами.
– Мне кажется, Эванджелин никого не любила.
– А я слышал, что ты ей как раз нравилась. И одно время вы были подругами.
– Ничего подобного. – Крессида обожгла его взглядом. -Просто она считала меня жалкой. Глупой. Сама слышала, как она это говорила. Возилась со мной, потому что ей понравился Вэл. А я как дура их познакомила.
– Значит, речь не только о Джоне Спейне. Речь еще и о тебе, Крессида. – Рекальдо произнес ее имя с нежностью и кончиками пальцев коснулся плеча. Она сжала его руку и от этого его пронзила светлая радость. Он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть счастливый миг.
– Она болтала, что Спейн спит со мной, – выпалила Крессида и порывисто повернулась. – Поэтому я за ним бегаю. Называла его грязным старикашкой. Трепалась, что… он представляет опасность для Гила. Не могу ручаться, что все это говорилось именно такими словами. Только вижу – люди сторонятся меня, когда я выхожу в деревню. Отводят взгляды или смотрят так, словно я грязь под ногами. Самое страшное, что в лицо мне ничего не говорят. Но в этом и нет нужды. Я знаю, что у них на уме. Но это все неправда – Спейн хороший человек.
Женщина подняла голову. В глазах блестели непролившиеся слезы. И вдруг взорвалась:
– Он меня и пальцем не коснулся! И уж абсолютно точно, что не имел грязных помыслов в отношении Гила. Он самый одаренный на свете педагог. – Крессида посерьезнела. – И никогда бы не добился таких результатов, если бы не завоевал доверия мальчика. А теперь Гил бегло читает и пишет. – В ее голосе появились горделивые нотки. – Даже латынь учит. Джон Спейн – хороший, добрый человек. Он мне нравится, но не в том смысле, в каком обо мне судачат. То, что болтала Эванджелин Уолтер, было омерзительно. Джон Спейн – мой единственный друг.
– Ты заблуждаешься.
– Ах, Фрэнк, я о тебе не забыла. Но ты, к несчастью, полицейский. Тебе не следовало приходить. Джон боится, что ты лишишься работы. Что эти парни из Корка шкуру с тебя спустят.
– Не думай об этом. Ты должна мне рассказать, что произошло вечером во вторник, – резко скомандовал он. – Я хочу тебе помочь. А для этого мне надо знать, как обстояло дело.
– Ее следовало остановить.
– Остановить? Господи, что она, по-твоему, пыталась совершить?
Крессида не ответила.
– Кресси, ради Бога!
Но та не произнесла ни звука. Рекальдо устало отступил, вспомнив, как сам впервые услышал сплетню, что Крессида не вылезает из дома Спейна, а тот зачастил к ней. Что они спелись – старик и молоденькая женщина. Когда пересуды достигли его ушей, у него случился сердечный приступ.
Он крепче сжал руку Крессиды и предпринял новую попытку.
– Скажи, то, что случилось вечером во вторник, в действительности не связано с Джоном? – Он старался говорить медленно и размеренно, но чувствовал бешеное биение своего сердца. – Ведь важно не то, что говорила Уолтер, а то, кому говорила. – Неудача! Крессида увильнула от ответа, и он понял, что снова сплоховал.
– Она сказала Вэлу, что я ему изменяю. Убедила его. А я была такая дуреха. Решила, что у них роман. Не понимала, зачем он ей понадобился, ведь он в то время и трезвым-то не бывал. – Крессида закрыла глаза и опустила голову на спинку скамьи. – Она постоянно его зазывала. Он тайком к ней ходил. Я его засекла. Вэл все отрицал – сказал, что у них с ней дела, что я глупа и ничего не понимаю. Но я видела, как он плавал с ней на яхте. И с О'Даудом тоже.
– Втроем? – Рекальдо всеми силами старался, чтобы его голос звучал естественно. – Когда ты их видела?
– Пару раз. И то совершенно случайно. Несколько недель назад Гил сильно простудился. Ему надоело сидеть взаперти, и мы поднялись на чердак. Оттуда прекрасный обзор.
– А в прошлый вторник ты тоже их видела? В тот день я заметил их на яхте. И О'Дауд был там.
Крессида уклончиво мотнула головой.
– В тот день – нет. Ты что, забыл? Я уезжала в больницу.
– А в котором часу вернулась? – спросил он как можно мягче. Понимал: не стоит ее торопить – пусть рассказывает так, как считает нужным.
Крессида пожала плечами.
– Поздно, очень поздно, – пробормотала она и внезапно выпалила: – Какой же двуличный этот О'Дауд! В глаза лиса лисой, а сам все время что-то баламутит. И Вэл тот еще сукин сын – строит из себя крутого парня. Повез их кататься на этой чертовой яхте…
– О'Дауд к тебе приставал? – спросил Рекальдо, то ли пытаясь направить ее в нужную сторону, то ли потворствуя собственной ревности.
– О'Дауд? – Крессида поморщилась от отвращения. А затем, к удивлению Фрэнка, разразилась горьким глухим смехом. – Милый, милый Фрэнк. Похоже, я тебе в самом деле нравлюсь. – В ее голосе прозвучало удивление и неподдельная грусть. – Поэтому ты решил, что все остальные тоже готовы бегать за мной. – Она шмыгнула носом и помотала головой. – Бедный ты мой.
Но на этот раз ей не удалось сбить его с толку, и он продолжал гнуть свою линию:
– Что произошло, когда ты вернулась во вторник из Корка? Крессида встала, избегая его встревоженного взгляда, и принялась беспокойно вышагивать туда-сюда перед скамейкой:
– Зачем тебе понадобилось во вторник вечером приходить к Эванджелин Уолтер?
Она застыла, повернувшись к нему спиной и сгорбившись.
– Ты не ответила на мой вопрос, – мягко проговорил Рекальдо, а сам думал: «Это вовсе не то, что я хотел тебе сказать. Я хотел тебя попросить жить со мной. Хотел захлопнуть дверь перед целым миром, а тебя окутать своей нежностью. Растопить, пробудить в тебе любовь к себе самой. И вечно просыпаться, сжимая тебя в объятиях. Хотел… хотел отнять тебя у этого пьяницы».
Крессида обернулась, и он понял по ее лицу, что она прочитала его мысли. Заметил, как с трудом проглотила застрявший в горле ком, кончиком языка облизнула пересохшие губы.
– – Как ты узнал, что я была там? – прошептала она.
Рекальдо достал из кармана небольшой предмет, со страхом подумав, не проглядел ли других свидетельств ее присутствия в саду миссис Уолтер. Пальцы Крессиды потянулись к сломанной черепаховой гребенке, которая была у нее в волосах в тот вечер, когда они влюбились друг в друга. А затем она просто призналась:
– Это я. Я убила Эванджелин Уолтер.
– Когда это случилось? – спокойно спросил он, хотя сердце готово было выскочить из груди.
– Когда? Какое это имеет значение? Ты не слышал, что я сказала?
– Слышал. Так в какое время?
– В восемь… в девять. Точно не помню. Темнело. Почему тебе надо знать? Я же ничего не скрываю. – Ее голос опасно взлетел на высокие ноты, Она попыталась отнять руку, но Рекальдо не дал. – Я, я ее убила!
– А где в это время был Джон Спейн?
– Я знала.' Знала! – выкрикнула Крессида. – Ты решил, что ее убил Джон Спейн. Но это не он. Я была тогда в саду и видела их! – с вызовом бросила она.
– Кого ты видела? – Голос Рекальдо дрогнул и показался фальшивым даже ему самому. – Что ты видела? – Он тщательно подбирал слова. То, что произошло во вторник случилось бы и без нее. Ну почему, почему она не осталась в Корке с Мэрилин? Была бы теперь в полной безопасности…
– Кресси, расскажи мне все с самого начала. Я хочу тебе помочь. Вэл там был?
– А я что, спрашивала? – снова сорвалась Крессида. – Он бы мне никогда не ответил. Как ты себе это представляешь? – Она в упор посмотрела на Рекальдо и прошептала: – Да, я убила ее. Но не за это. За то, что она над ним потешалась. Унижала его.
– Вэла?
Крессида медленно покачала головой и зажмурилась.
– Конечно же, нет. Джона Спейна.
– Как ты ее убила?
– Налетела, пихнула. Она упала и ударилась головой о камень.
– Где это было. В каком месте сада? – Рекальдо нанизывал один вопрос на другой, не давая ей времени задуматься. – Отвечай, это важно. – А сам, стараясь сохранить спокойствие, крепко сжимал в кулаке гребенку.
– На террасе, неподалеку от окна. Я побежала прочь. А гребенку, наверное, обронила, когда она вцепилась мне в волосы. Она смеялась, когда я убила ее. Я слышала на бегу… – Крессида испуганно подняла на сержанта глаза. – Что теперь будет с Гилом?
Рекальдо схватил ее за плечи, привлек к себе и крепко обнял.
– А потом ты привела Джона Спейна и попросила помочь? – прошептал он ей на ухо.
– Нет! – закричала женщина. – Он был уже там и видел что я сделала. Оттащил меня прочь. – У нее безвольно опустились плечи, и она замолчала. Говорить было нечего.
– Послушай меня, – начал сержант; голос глухо проникал в ее прижатое к его мягкому свитеру ухо. – Расскажи обо всем что случилось. Вспомни каждую деталь. Сейчас. Времени нет Зачем ты отправилась к Эванджелин Уолтер? Почему именно в этот вечер? Отвечай!
Она села на траву, посмотрела на него снизу вверх и прошептала:
– Я знаю о девушке. Ох, как же я была глупа.
– Откуда ты узнала? Когда?
– Во вторник. – Крессида говорила так тихо, что ему приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. – Около семи. Я забрала Гила от Джона, но забыла заправиться, пришлось заехать в Данкреа. Гараж на Росс-стрит оказался закрыт, и я повернула на северную окраину. Должно быть, я слишком устала – на заправке не рассчитала скорость и чиркнула бампером о заднее крыло стоявшей передо мной машины. Сначала даже не поняла, что это был «мерседес» Джера О'Дауда. Никаких вмятин не осталось, может, только царапина. Но он так рассвирепел, словно я вдребезги разнесла его таратайку. Естественно, я начала извиняться, а Гил выпрыгнул вслед за мной из машины. О'Дауд так взбесился – я думала, он вот-вот меня ударит. На переднем сиденье его «мерседеса» сидела странного вида девушка; она улыбнулась и помахала Гилу. Тот рассмеялся и помахал в ответ. Девушка тоже вышла из машины. Она довольно высокая, но вела себя как ребенок. Волосы длинные, светлые, почти такого же оттенка, как у Гила. Сын испугался, когда она принялась хватать его руками. Прижался к моему бедру. А она – с другой стороны. И оба кричали: «Мама!» На нас стали оборачиваться. Это вовсе вывело Джера из себя, но внезапно он рассмеялся.
«Кто это?» – спросила я. О'Дауд не ответил и обратился прямо к Гилу: «Ты знаком с Алкионой, Гил?» Должно быть, у меня отвалилась челюсть. Он произнес это ужасно мерзким тоном, словно разгадал какую-то загадку. «Какое странное совпадение, – продолжал он. – Твой папа только что катал нас на яхте. Мы чудесно повеселились. – И осклабился. – Жалко, она сама тебе не может рассказать». Весельчак в упор смотрел на сына, и я догадалась, на что он намекал. Мне чуть дурно не сделалось. Перед глазами поплыли круги. «Кто?» – пробормотала я. Хотела спросить, кто она такая, но О'Дауд не захотел меня понять. «Я, Вэл и Эванджелин», – ответил он. Тут девушка расшумелась, и мне пришлось помочь усадить ее в машину. Он немедленно тронулся с места. А она, обернувшись, все улыбалась и махала Гилу. У нее такие же светлые волосы. Белокурые, как у Вэла. – Крессида обхватила голову руками. – Говорю тебе, я была не в себе. Просто обезумела.
– И что ты сделала дальше? – Рекальдо взял ее за руку и крепко сжал.
– Поехала домой, постаралась успокоиться. Когда мы вошли, Вэл говорил в холле по телефону. Я провела Гила прямо наверх, искупала и уложила в кровать. А когда спустилась вниз, муж был на кухне. Смотрел в окно, в одной руке держал бутылку, в другой стакан, но, судя по всему, не был пьян. Говорил дружелюбно. Старался быть любезным. Он ведет себя так лишь в тех случаях, когда ему что-нибудь нужно. Я не упомянула о встрече с О'Даудом. Слишком испугалась. И понимала: Вэл скажет, что я все придумываю. Потом приготовила ужин – яйца с беконом или что-то в этом роде. Все шло нормально до тех пор, пока он не завел речь о продаже дома. И в это время, как назло, спустился Гил. Он нес своего плюшевого медвежонка и с порога ляпнул: «Папа, я видел даму». Так и сказал: «Я видел даму». Четко и ясно. – В голосе Крессиды послышалось удивление. – Иногда слова не способен выговорить, а тут произнес очень чисто. Бедняжка мой. Я тогда даже пожалела, что научила его говорить… – Крессида всхлипнула. – Вэл, видимо, решил, что он заметил девушку на яхте, потому что бросился вперед и ударил меня в бок. «Что твой сын делал в лодке этого извращенца?» – закричал он. В последнее время муж только так и говорил: «твой сын», «этот мальчишка» или вообще – «тупой ребенок». Не знаю, что на меня нашло, но я ответила: «А что твоя дочь и эта стерва делали на яхте?» Больше мне сказать ничего не удалось. Вэл погнался за Гилом, ударил его бутылкой. А когда я попыталась его оттащить, набросился на меня. И не переставал вопить, что отдаст мальчика под опеку, потому что его развращает Джон Спейн. Я понимала, что это не пустые угрозы. Ему ведь не потребуется никаких доказательств – правда? Одного обвинения хватит, чтобы Гила у меня отняли и поместили в приют. И пройдут месяцы, прежде чем мы докажем, что все это ложь, а сын в это время будет жить в каком-нибудь ужасном доме. – Крессида разрыдалась. Рекальдо крепче прижал ее к себе.
– Он ненормальный, – проговорил сержант. – Псих. Что произошло потом?
– Наверное, стукнул меня так сильно, что я потеряла сознание. А когда очнулась, его в доме не было. Я подбежала к окну – показалось, что на реке катер. На яхте горели огни. И я решила предупредить Джона Спейна. И еще хотела выйти на улицу – просто не могла оставаться в этом проклятом доме. Я забрала Гила и положила в машину. Меня трясло от злости. Сама не знаю, что я хотела сделать. Думала об одном: только бы выбраться из дома…
Не помню, как я доехала до коттеджа Джона Спейна, но его дома не оказалось. Тогда я спустилась к берегу – посмотреть, где лодка. Может, он еще не вернулся с рыбалки. Однако из-за отмели толком ничего не разглядишь. И я зачем-то поехала на то место, где стоит твой ялик… Может быть, надеялась, что ты там. Сверху открывается хороший обзор бухты. Я влезла на капот.
Лодка Джона была привязана к камню прямо передо мной. А затем я увидела его самого.» Спейн поднимался по берегу к дому Эванджелин. Я последовала за ним и убила эту проклятую стерву!
– Что происходило в саду, когда ты туда прибежала? – По тому, как исказилось ее лицо, Рекальдо понял, что он наконец задал ключевой вопрос. – Кресси, милая, что там было такого ужасного?
– Пусть Джон расскажет, а я не могу.
Сержант попробовал зайти с другой стороны.
– Где в это время был Вэл?
Крессида недоуменно уставилась на него.
– Не знаю. Понятия не имею. Должна бы знать… но… – Она выводила кончиком пальца на щеке замысловатый узор, и Рекальдо заметил, что у нее сломан ноготь.
– Крессида, а где он теперь? Ты должна мне сказать. – Ох, до чего же тошно повторять одну и ту же фразу. Он видел, что Кресси близка к состоянию прострации. Глаз заплыл, на щеках слезы. Женщина жалобно кивнула.
– Он все это время был дома?
– Поблизости. На судне. – Она говорила так тихо, что сержант едва разбирал слова.
– Неправда. Я подходил к яхте позавчера вечером и был там сегодня днем. – Он тронул ее за подбородок и приподнял голову. – И вчера вечером видел свет в слуховом окне вашего дома.
– Он то приходил, то уходил. Я не следила…
– А где он был, когда я заехал вчера?
– На яхте. – Она выглядела еще более несчастной.
– Представление с Джоном Спейном было разыграно специально для меня? – резко спросил Рекальдо.
– Да. Я позвонила ему, пока ты был внизу.
– Но он в это время находился в лодке. Я сам видел! Как ты могла ему позвонить?
– У него, как у всех, есть мобильный телефон. Фрэнк недоверчиво посмотрел на нее.
– Крессида, не делай из меня дурака. Джон Спейн – последний на земле человек, который обзаведется мобильником. Прежде всего у него нет на это денег. А если ты скажешь, что телефон ему нужен на случай, если что-то произойдет на воде, я тебе отвечу, что это чушь. Тебе не хуже меня известно: Джону все равно, жить или умереть. 246 Крессида отвела глаза.
__ Я знаю одно: вчера у него был телефон. Он сказал, что немедленно явится, если мне потребуется защита.
– От меня или от мужа? – спросил Рекальдо.
– И то и другое, – смутилась она. – Я решила, что ты придешь меня арестовывать.
– Тебя? А не Джона Спейна?
– А его-то за что? – На ее лице отразилось неподдельное изумление, и сержант понял: Крессида не знала, что старик никому не рассказал о ее появлении в саду Эванджелин.
Вопрос заключался в том, совершили ли они убийство вместе или Спейн прикончил жертву один. И каким образом с этим преступлением связан Вэл Суини? И еще эта Алкиона… Увидев девушку, Кресси решила, что она дочь ее мужа. Еще один его убогий, брошенный ребенок. «Боже праведный, – подумал Рекальдо. – Как все неопределенно. Надо обязательно добыть свидетельства присутствия Вэл а в этом чертовом саду».
– Спейн рассказывал тебе, как обнаружил тело миссис Уолтер?
– Что ты хочешь сказать? Она лежала на земле неподалеку от дома. Это все, что мне известно.
– А Вэл там был? Сосредоточься, Кресс: ответь, твой муж присутствовал в саду? – Женщина тупо посмотрела на него и мотнула головой. – Ты видела его в тот вечер? Вспомни, ради Бога.
– Не знаю. Я тебе сказала, что произошло…
– Нет, не сказала, – настойчиво повторял Рекальдо. – Только заявила, что убила женщину. Но что бы ты там ни делала, Эванджелин Уолтер ты не убивала. В твоем рассказе нет ни капли смысла. Как и в том, что сказал Спейн. Вы оба плутаете в темноте. – «И я с вами», – мрачно добавил он про себя. – Так ты видела Вэла в тот вечер в саду?
– Нет. – Голос Крессиды прозвучал нерешительно.
– Кресси, твой муж избивал тебя и Гила. – Она хотела его перебить, но сержант предостерегающе поднял руку. – Ради Бога, Кресси, перестань делать из меня идиота. Почему ты его выгораживаешь?
– Потому что убила Эванджелин, – прошептала она. – Если меня арестуют, некому будет позаботиться о сыне. – Она шмыгнула носом.
– Но ведь он же избивал мальчика, – устало проговорил сержант. – Ты просто не можешь оставить Гила на его попечение. Объясни наконец, в чем дело? – Пока он говорил, на него, подобно удару в солнечное сплетение, обрушился новый страх. – Послушай, а ты, случайно, не беременна?
Крессида покраснела.
– Это мое личное дело.
– Да-да, извини. Я не должен был спрашивать.
– Те, кто не трахается, зачать не способны! – вспыхнула она и фыркнула. – Я тебе давно об этом говорила.
– Крессида, посмотри на меня, – медленно начал Рекальдо, стараясь всеми силами завладеть ее вниманием. – Ты не убивала Эванджелин. Не бойся, с тобой ничего не случится. Я об этом позабочусь. – В душе он чувствовал себя совсем не так уверенно. – Вспомни, в среду, когда ты вернулась, машина Вэла стояла у дома?
Внезапный вопрос застал Крессиду врасплох.
– Разумеется, нет. Если бы я заметила его машину, то ни за что не вошла бы в дом, – поспешно ответила она.
– А теперь подумай, это очень важно. Когда ты в последний раз видела машину мужа?
Крессида колебалась.
– Во вторник, на подъездной аллее. Больше ничего припомнить не могу.
– Куда ты бросилась после того, как толкнула Эванджелин?
Она обдумывала этот вопрос еще дольше.
– Назад, в дом Джона Спейна. Он забинтовал Гилу руку, обработал мне лицо, дал выпить то ли виски, то ли бренди – что-то крепкое – и уложил на кровать. Мы какое-то время спали, вернее, лежали в полудреме. Мне кажется, Джон уходил. Но когда я около четырех проснулась, он сидел за кухонным столом. И там валялись какие-то детали. Гил крепко спал. Я подняла сына, и мы со Спейном понесли его через поле, туда, где он спрятал мою машину. Наверное, он уходил, чтобы перегнать ее в укромное место. Как я ехала в Корк, не помню… Утром показала сына в городской больнице. Сестра стала задавать вопросы, я ответила, что он бродил во сне и упал с лестницы. Вроде бы так. Как мы попали в «Бон-Секур», тоже толком не помню. Денег у меня не было, поесть было не на что. И хотя я боялась возвращаться домой, в конце концов поняла, что больше ничего не остается. Спрятала Гила, а сама решила проверить, дома ли муж.
– – Почему ты не пришла ко мне?
– О Фрэнк! – воскликнула Крессида. – Как я могла? Я ведь убила ее!
– Ты ее не убивала! Сколько раз повторять? – прорычал Рекальдо.
Расширенные от ужаса глаза женщины смотрели куда-то в сторону.
– Что теперь со мной будет? – Крессида снова расплакалась. – Ты присмотришь за Гилом, если… если меня… Тебе разрешат, ведь ты полицейский…
Рекальдо взял ее за запястья и крепко сжал.
– Можешь не сомневаться, любовь моя. Я присмотрю за вами обоими. Глаз не спущу ни с тебя, ни с Гила. Ты уж мне поверь.
– Но я же убийца, Фрэнк! – всхлипнула женщина.
Он притянул ее к себе.
– Нет. Пойми одну-единственную вещь: ты не убивала Эванджелин Уолтер. Она умерла намного позже. – В его голосе прозвучало гораздо больше убежденности, чем он испытывал. – А теперь, моя хорошая, мне пора. Надо кое с чем разобраться. Оставайся здесь, пока я не приеду за тобой. И тогда вместе отправимся к Джону Спейну. Вы мне оба расскажете все как было. Никаких недомолвок.
Они вернулись в кухню. Уходя, Рекальдо увидел, что она сидит за столом, уткнувшись лицом в ладони. В этот момент возвратилась Мэри Диллон с полной машиной ребятни. Фрэнк задержался перекинуться с ней несколькими словами и сказал, что приедет завтра.
Глава двадцать четвертая
Вечерело, когда он вновь оказался у коттеджа Джона Спейна. Старик стоял на пороге и любовался закатом. Он выглядел Ужасно: кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок, словно от лица отхлынула вся кровь вместе с жизненной силой. Рекальдо заглянул ему в глаза: темные, бездонные, полные отчаяния. Испытания оказались не по возрасту. Под ударами последних дней и всей неудавшейся жизни он почти осязаемо усох и согнулся. Вот что с ним сделала Эванджелин Уолтер – и когда была жива, и самой своей смертью.
– На верхнем этаже дома миссис Уолтер горит свет, – сказал Спейн. – Я решил, что тебе будет интересно об этом Узнать.
– Что? – Рекальдо мрачно посмотрел на него. Черт подумал он, проклятые янки Коффи. Не могли выбрать менее подходящего времени. Он совсем забыл о них. Хотя с ними, наверное, разбирается вездесущий Макбрайд. – Займусь этим позже. Мне надо с тобой поговорить, – коротко бросил он старику. – Дом на меня давит. Давай пройдемся на отмель, – хрип, ло попросил тот.
Мужчины спустились по тропинке к реке и оказались у выступающей в устье всхолмленной отмели. Маленькие пятна ярко-зеленой травы лепились к гладким плитам песчаника. Сели. Спейн раскурил трубку и глубоко затянулся.
– Хочу тебе рассказать, что произошло во вторник вечером. На этот раз всю правду, – с трудом проговорил он. Посмотрел на воду и вздохнул. – Но сначала нужно будет вернуться к тому инциденту в июне. Перед тем как отправиться в ресторан к Лие Райан, мы с сестрой заглянули сюда и выпили по бокалу вина. Сидели, вот как мы сейчас, любовались рекой. Стоял прекрасный вечер. Я много лет не видел Мэри и был счастлив. Она привезла фотографии. Мы были сняты во время последней встречи: она уже монахиня, я – только что рукоположенный священник. Помню, я подумал, как неестественно выглядят мрачные одежды на молодых людях двадцати двух лет. И ее остриженная голова вместо копны ярко-рыжих волос… Я спросил, не жалеет ли она, что приняла такое решение и отказалась иметь детей. Сначала она понесла обычную чепуху о том, сколько малюток прошло через ее руки – тех, о которых она заботилась в Африке. Потом помолчала, взяла меня за руку и тихо призналась: «Каждый день моей жизни».
То же самое и со мной. Я извратил свое естество, в этом Эванджелин Уолтер была права. Не прислушался к потребности любить, вступить в брак, обзавестись семьей. Решил, что в состоянии победить демонов. Купил безбрачие, словно товар в лавке миссис Райан. Снял с полки, сдул пыль и убедил себя в том, что именно это мне и требуется. В те дни, когда мы с Мэри посвятили себя вере, сексуальность было не принято обсуждать, принимать в расчет. Для меня, во всяком случае, это было исключено. Сексуальность считалась чем-то неприличным, и ее старались не замечать. Но оказалось, что девушек и женщин не так легко одурачить. Постепенно я начал понимать, что мы далеко не такие, какими стараемся себя представить. Будь я честнее, внимательнее пригляделся бы к себе и оставил орден до того, как произнес последние клятвы.
Но я этого не сделал, проигнорировал свою природу и, окунувшись в научную жизнь, решил, что с меня достаточно работы. Так продолжалось до сорокового дня рождения, когда со мной случился типичный кризис среднего возраста. Как-то я обнаружил, что стою голый перед зеркалом и горюю по ушедшей юности – наверное, как каждый мужчина во Вселенной. И в этот миг у меня возникла самопроизвольная эрекция. До того я ни разу не видел себя в подобном виде: возбужденным, жаждущим, страстным. И ужаснулся низменности того, что узрел. Но пока я любовался собой, пенис так же внезапно упал. И это послужило мне предостережением: нечего прикидываться тем, чем я не являюсь на самом деле. Следующие три года я трахал всех женщин, которые были доступны, – я специально употребляю такие слова. Без усилий, без чувств. Превратился в тип светского священника, который раньше так презирал. Это было совсем не трудно. В кругах, где я вращался, меня ценили как человека, который всегда соглашался принять участие в модных светских вечеринках – я мог рассуждать и флиртовать на нескольких языках. А облачение лишь придавало пикантности.
Я продолжал преподавать и оставался священником, однако за это время ни разу не заглянул себе в душу и не задал вопрос: что я творю, как живу? Вот это я и называю извращением.
А потом я встретил Консуэлу. Мне присвоили почетную степень испанского университета, и посол в Риме дал в мою честь прием. Сборище получилось довольно многолюдное. Посол был примерно моего возраста, аскетической внешности, прекрасно одет. Стоя рядом с ним, я чувствовал себя крестьянином. Помню, как повернулся, когда объявили о приходе его жены. И меня посетило нечто вроде предчувствия. Вот она, моя судьба. Консуэла стояла в дверях и высматривала мужа. И вдруг зал словно опустел. Женщина сделала шаг – мне показалось, прямо в мои объятия. Наши глаза встретились, и она подошла к нам. Весь остаток вечера мы говорили только друг с другом. На следующий день я отправил послу и его жене благодарственное письмо. Она ответила, и между нами завязалась переписка. Время от времени я с ней встречался, но только в обществе, на людях.
С того момента как мы с ней познакомились, прекратилось мое распутство. Я оставил орден, хотя его глава уговаривал меня не уходить. Он знал, какую я вел жизнь, но считал, что ко времени освобождения от обета я образумлюсь – в то время на это требовалось несколько лет. По-видимому, это больше, чем что-либо иное, укрепило меня в моем намерении. И, самое удивительное, расставшись с саном священника, я сам наложил на себя обет безбрачия. Подыскал небольшую квартирку в Трастевере. Продолжал преподавать в университете и не виделся с Консуэлой с глазу на глаз, пока через два с половиной года она сама не заглянула ко мне.
Ее мужа на следующей неделе переводили в Лондон, и она пришла попрощаться. На ней были бежевые брюки, белая рубашка на плечи наброшен светло-серый кашемировый свитер. В ушах крохотные жемчужинки, на плече – большая сумка. Стоило ей переступить порог, и у меня возникло то же чувство, что в посольстве в день нашего знакомства. Но на этот раз она в буквальном смысле оказалась в моих объятиях. И не ушла от меня.
Когда разразился скандал, прежний орден пришел мне на помощь – каким-то образом выхлопотал почасовую должность в Гарварде. Три года, тысяча дней невероятного счастья] Она стала моей жизнью, родной душой. Любовь окутывала нас и защищала от мира. Мы жили словно в мыльном пузыре, отделенные от всех остальных, и считали, что так будет продолжаться вечно.
Но однажды в мой кабинет заглянула молодая ирландка. Она искала другого профессора и перепутала двери – так по крайней мере она объяснила. Мне предстояло вести занятие в их корпусе, и я вызвался показать ей дорогу. Когда мы спустились во двор, она помахала сидевшему на траве приятелю. Мы пошли на факультет втроем, но в пути он попросил разрешения сфотографировать свою подружку со мной, настоящим гарвардским ученым. Я был польщен.
Через два дня снимок появился в «Бостон глоб», с полным описанием скандала трехлетней давности. И тут же увеличенные снимки взрослых детей Консуэлы в младенческом возрасте. Пресса буквально пригвоздила мою милую к позорному столбу. Приводились мельчайшие детали ее предательства: как она бросила светскую жизнь, выдающегося мужа, троих детей. Репортеры расстарались на броские заголовки. Помню, я, как обычно, шел на факультет… Ничего не ведая, купил газету и немедленно бросился домой. Консуэла пришла в ужас. Мы заперлись в квартире и пять дней не выходили из дома. А журналисты тем временем обложили нас осадой – брали интервью у соседей и у моих студентов, что-то кричали через закрытую дверь.
Потом у нас кончилась еда. Я оставил спящую Консуэлу в постели, а сам в шесть утра поехал в круглосуточный супермаркет. Но моя вылазка не осталась незамеченной: та самая девица, которая заварила всю эту кашу, видимо, засекла, как я уезжал, зашла в подъезд и принялась колотить в дверь и кричать Консуэле сквозь замочную скважину всякую чушь. Вышел сосед, обругал журналистку, между ними завязалась потасовка. Консуэла выскользнула через заднюю дверь и побежала по служебной лестнице на крышу. Когда я возвратился, она лежала на земле. Мертвая. Вокруг столпились соседи. – Джон Спейн поднял голову. – Она была на пятом месяце беременности.
Старик замолчал. Рекальдо набрал полную горсть плоских камешков и принялся швырять в воду.
– И оттуда ты приехал прямо сюда? – спросил он наконец.
– Не совсем. У меня случился нервный срыв. Восемнадцать месяцев я валялся в бостонской больнице, пока приятель главы моего бывшего ордена не вытащил меня оттуда. Мне сняли маленький домик в окрестностях Чатема на Кейп-Коде. Это было жилище китобоя у самой кромки воды. Как-то раз я обнаружил в саду гниющую весельную шлюпку и спросил у хозяина, не могу лия ею воспользоваться. Он познакомил меня со старым рыбаком, тот починил мне суденышко. И он же научил меня управляться с веслами и ловить рыбу. Уезжая, я прихватил ее с собой. Пошли, – предложил Спейн, – покажу тебе кое-что.
Они спустились к реке, где на спокойной воде слегка покачивалась лодка.
– Смотри, – Джон горделиво указал на нос. Изнутри аккуратным почерком было выведено название – «Консуэла». – Когда я в лодке, я чувствую, что она со мной. И все время с ней разговариваю.
Они немного помолчали. Затем Рекальдо тихо попросил:
– Джон, а теперь расскажи мне, что произошло во вторник.
Старик тяжело вздохнул.
– Кресси привезла Гила примерно в полдень. Мэрилин накануне была очень расстроена, и она спешила к ней вернуться Ребенок совсем вымотался. Сначала немного поспал, потом я с ним, как обычно, позанимался, но Гил все время просил покатать его на лодке. Я не хотел, чтобы меня с ним видели, – боялся слухов. Все еще не мог забыть… ну, сам понимаешь. Но день выдался такой чудесный, что я сдался. Сначала мы поплыли вверх по течению, но, к несчастью, нам преградило путь притопленное дерево. Тогда Гил попросил показать ему тюленей. «Мама говорила, они смеются так же, как я», – сказал он.
– Сказал? – не поверил Рекальдо.
– Да. Он говорит не очень разборчиво, но я понимаю. А если не понимаю, он пишет на бумаге. У мальчика удивительнейшая мать. Она научила его общаться задолго до того, как я стал с ним заниматься… Так вот, Гил продолжал упрашивать, и я не выдержал. Когда мы обогнули отмель, я заметил миссис Уолтер. Она как обычно, стояла в саду у дерева и курила. Я тут же повернул на стремнину, надеясь, что она нас не заметит, но услышал, как она рассмеялась. «Так-так.' Кто это там в лодке? Ах, безобразник, все расскажу папочке*» И продолжала громко хохотать.
Эта сцена целый день не выходила у меня из головы. Эванджелин зашла слишком далеко – – ее следовало остановить. Не ради меня, ради Гила и Кресси. Мальчик явно делал успехи, и я ему помогал. Я горжусь этим больше, чем любым другим достижением в жизни. Мы дали ребенку дар речи. А он помог вернуть мне самоуважение.
После того как Кресси забрала сына, мне еще предстояло доставить коробку с омарами в «Джорджиану О» в Данкреа. Поскольку я присматривал за мальчиком, раньше попасть туда никак не мог. Я все время спрашивал себя, с какой стати Эванджелин сводит со мной счеты. Раньше мы с ней ладили. Когда она приехала сюда, то вроде знала все о моем позоре. Но это не помешало нам подружиться, и, к своему стыду должен признаться, пару раз мы занимались любовью. Однако за последние несколько лет она сделалась желчной, а я не мог догадаться, в чем причина. И по-идиотски полагал, что единственный способ – выяснить это у нее самой. Поэтому, вернувшись, сел в лодку и погреб к ее дому. Но как только увидел ее, понял, что совершил ошибку. Она то ли обкурилась, то ли еще что, только сделалась совершенно невменяемой, не владела собой. В последние дни я много думал об этом и пришел к выводу, что она играла на публику, а я подвернулся под руку.
– Играла из-за Крессиды?
– Нет. Я почти уверен, что в саду или в доме кто-то спрятался до того, как появилась Крессида. Окна были широко распахнуты. Кто-то, кого она хотела поразить, или поддразнить, или наказать, или… А Эванджелин то и дело повторяла: «Ну же, давай, давай! Покажи нам, как это делает настоящий мужчинам Вообще-то она выражалась куда грубее.
Рекальдо не было дела до грубостей Эванджелин, но его заинтересовало это самое «нам».
– Она так и сказала – «нам»? Как ты считаешь, кого она имела в виду?
– Не знаю. Но после того как Кресси ее ударила, мне послышался смех. Мужской. Господи, как это было отвратительно.
Мало-помалу Спейн рассказал обо всем, что произошло. Он не щадил себя, и Рекальдо наконец понял, почему Кресси защищала старика и почему сказала, что его унижали. Но, даже слушая Джона, он лихорадочно размышлял, с какой стати Эванджелин Уолтер так странно и яростно возненавидела Спейна и Крессиду. Может быть, потому, что они оба сделали для Гила то, что она не сумела сделать для дочери? Сержант поежился. Дали второму ребенку Суини то, в чем было отказано его первенцу?
– Слушай, а смеялся, случайно, не Суини? – Рекальдо страстно желал, чтобы Джон подтвердил его догадку.
– Понятия не имею кто. И вообще не уверен, не вообразил ли я все это от начала до конца.
– Что потом произошло с Кресси?
– Я потащил ее из сада к лодке, она вырвалась. Ее машина стояла у эллинга. Я усадил ее внутрь и отвез к себе домой. И Гил, и она были все в синяках. Я испугался, что у мальчика сломана рука. Крессида была в жалком состоянии, едва могла говорить. Я с трудом понял, что она пыталась мне втолковать. Ее муж завел роман с Уолтер, а та убедила его нажать на Кресси и заставить подписать разрешение на продажу дома, пригрозив, что они сообщат, будто я развращаю ее сына. Будто я педофил.
Роковое слово прошелестело и растворилось в воздухе. Рекальдо посмотрел на старика – тот раскачивался взад-вперед, на изборожденном морщинами лице отразились недоумение и мука. Спейн судорожно вздохнул.
– Я не мог оставлять там свою лодку. Следовательно, надо было вернуться, чтобы ее забрать. – Старик поднял на сержанта глаза. – Не помню, как я действовал. Лодка оказалась там, где я ее бросил. Я забрался в нее, вывел на середину реки. А когда обернулся на дом миссис Уолтер, то увидел, как она встала.
Я своим глазам не поверил: она не умерла – опершись на садовый столик, откинула голову и смеялась. Играло то ли радио, то ли проигрыватель. Ветер доносил звуки музыки… Элла Фицджеральд…
– Вспоминай! Джон, ради Бога, вспоминай, что она сделала затем?
Спейн в замешательстве застыл.
– Вошла в дом и выключила свет. – Он запнулся. – Нет, не так: сначала погас свет, а потом она вошла в дом.
– Что ты сделал потом?
– Принялся грести что было сил. Хотел сообщить Кресси… – Постой. Вспомни еще – пройдись взглядом по берегу вдоль сада Эванджелин. Там что-нибудь было? Ну думай же, думай!
– Мм-м… – Старик приложил к губам ладонь. – Там стоят катер Вэла Суини. Был привязан к дереву. Видимо, он все это время находился там.
Рекальдо стиснул ладони, стараясь загнать вглубь растущее возбуждение. Хорошо ли разглядел Спейн то, о чем теперь говорил?
– Прилив начался. Вода поднималась так быстро, что меня понесло вверх по реке. Не успел я глазом моргнуть, как оказался за косой, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы вернуться. Я перегнал машину Кресси в укромное место на случай, если Вэл вздумает ее разыскивать. А когда вернулся в коттедж, услышал звук лодочного мотора. Бросился к косе и увидел, что поперек реки несется катер. Я почти уверен, что это был Суини. Сам не знаю, что меня заставило вернуться в сад Уолтер – на этот раз по берегу пешком. Катер исчез, но с противоположной стороны реки все еще доносился слабый звук мотора. Однако теперь кто-то стоял у дерева. Я стал подкрадываться, стараясь, чтобы меня не увидели и не услышали, и, приблизившись, узнал ее. Позвал по имени, но она не пошевелилась. У меня екнуло сердце. Я протянул к ней руку, а когда отнял, пальцы были в крови. Ее голова свесилась на грудь. Я прошептал ее имя, потрогал запястье – пульс отсутствовал. – Спейн посмотрел Рекальдо в глаза. – У меня не оставалось сомнений, что она умерла. Извини, что я тебе лгал.
– Начинаю понимать почему, – сухо ответил сержант.
– Я не мог ясно мыслить. Знал, что надо увезти подальше Кресси и Гила. Путь предстоял неблизкий – вода поднялась так высоко, что вброд по берегу не пройти. И еще… только не знаю, не придумал лия все это. – Спейн замялся. – Стал накрапывать дождь, и я отправился закрыть брезентом лодку. К тому времени я настолько вымотался, что могли появиться галлюцинации. Я начал сомневаться, уж не привиделся ли мне весь этот кошмар«Взошел на косу, обернулся на сад Эванджелин. На какую-то долю секунды мне показалось, что зажегся свет и кто-то вышел из дома.
– Мужчина или женщина?
Старик сгорбился.
– Не разглядел. Было слишком далеко. Но кто-то крупный.
– Крупный – в смысле высокий?
– Нет, плотный. Крупная плотная фигура.
«Или высокий худой человек, который нес что-то большое», – подумал Рекальдо.
– В котором часу ты пришел домой, Джон?
– Точно не знаю. В три, в половине четвертого. Я разделся, искупался в реке, затем вошел в дом и стал ждать, когда проснется Крессида. Она поднялась около четырех. Я отвел ее и мальчика к «рейнджроверу» и отослал в Корк. Она была никакая, но ничего лучшего я придумать не мог. Потом до рассвета пил горячее молоко и виски. И был готов снова сесть на весла.
Сержанти старик медленно пошли по дорожке к дому. Когда остановились у джипа, Спейн заговорил опять:
– Вчера в Пэссидж-Саут я встретил одну женщину. Наверное, журналистка из какой-нибудь газеты. Это та самая девушка, которая явилась ко мне в Гарварде и убедила вместе сфотографироваться. Ее звали Фиона Мур.
Рекальдо похолодел.
– Ты с ней разговаривал?
– Вот еще! – фыркнул Джон. – Она меня и не заметила. По крайней мере мне так показалось.
– Держись подальше от деревни, Джон. Ради Бога, не показывайся ей на глаза.
– Фрэнк, еще раз мне этого не выдержать.
Глава двадцать пятая
После допроса Джона Спей на Рекальдо попал домой в половине десятого. Сломленный, измотанный старик остался за кухонным столом, вцепившись в большой стакан виски.
Пока сержант вел машину, половина его существа возбужденно замирала при мысли о том, что ему удалось нащупать связь Суини с убийством. Зато другая тряслась от злости: останься Эванджелин Уолтер в живых, он сам бы разорвал стерву на куски. Рассказ старика оставил ощущение грязи и вины: Рекальдо понял, как легко любовь и вожделение способны превратиться в нечто извращенное. Но в таком случае, если его догадка верна, Эванджелин была испорчена сильным чувством и уготовила другому то, что пришлось испытать самой.
Фионе Мур, можно сказать, повезло, что сержант не ветретил ее в таком настроении. Рекальдо юркнул в темный пустой дом, прошел прямиком в ванную и встал под обжигающий душ. Вытерся, прошлепал в халате вниз по лестнице и налил двойную порцию виски. Господи, как он устал! Автоответчик запечатлел обличительную речь суперинтенданта Коффи, и, чтобы.не слушать ее, Рекальдо щелкнул выключателем. Потянулся к проигрывателю и поставил компакт-диск с «Реквиемом» Верди. Эта музыка соответствовала его состоянию духа.
Он жарил себе омлет, когда позвонил Флор Кэссиди и сообщил, что пару часов назад в гостинице зарегистрировались интересовавшие его американцы, а теперь ужинают в главном зале ресторана.
– Я им ничего не сказал о миссис Уолтер, и они мне тоже. Я сменяюсь, Фрэнк. Сообщить им, что вы приедете, или как?
– Буду через несколько минут. Или инспектор Макбрайд уже успел с ними пообщаться?
Флор ответил, что, насколько ему известно, гости пока ни с кем не разговаривали и до ужина не выходили из номера. Рекальдо оставил нетронутым омлет и не спеша направился к отелю, формулируя в уме вопросы, на которые требовались немедленные ответы. Он очень надеялся, что знакомые миссис Уолтер – люди из другого теста, не такие, как она.
Ресторан был просторным и при необходимости мог служить бальным залом. Центральную часть окружала колоннада, по сторонам которой располагались галереи. Арочные, от пола до потолка, окна выходили точно на юг. Потолок центральной части был украшен витиеватым орнаментом, колонны облицованы светло-зеленым, розовым и белым мрамором. На равном расстоянии друг от друга висели большие люстры из уотерфордского хрусталя. Светлый, воздушный, ресторан напоминал средиземноморское палаццо – блестящее достижение, если вспомнить, насколько холодный северный морской свет отличался от южного. Иллюзию солнца усиливали апельсиновые и лимонные деревца в огромных кадках. На покрытых красными скатертями столиках сияли лампы под розовыми абажурами. Парочка устроилась в эркере высоко над морем; мужчина женщина сидели, не разнимая рук, и смотрели друг другу глаза. Рекальдо дожидался в стороне, пока официант, расставив перед ними тарелки с основными блюдами, удалится. Женщина держалась очень прямо и выглядела ухоженной. На ней было простое черное платье с длинными рукавами, никаких драгоценностей. Пока Рекальдо шел через зал, она внезапно откинула голову и рассмеялась какой-то шутке мужа. Мужчина победно, хотя глуповато улыбнулся; у него был вид типичного ученого. Через несколько лет он начнет шаркать ногами. Этот человек, наверное, ценил юмор – подойдя, Рекальдо заметил вокруг его глаз морщинки. При виде их непринужденной близости Фрэнк ощутил знакомый укол зависти и грусти. Они не заметили его приближениями, когда он положил на стол ладонь, женщина вздрогнула и подняла взгляд.
– Прошу прощения, – вежливо начал Рекальдо.
У нее оказались потрясающие глаза: светло-серые, с темными колечками вокруг радужных оболочек. Она немного удивилась, но держалась спокойно. И хотя была уже не юной, показалась Рекальдо очень красивой. И сохранит красоту до глубокой старости, подумал сержант и изумился собственной сентиментальности; Он обратился к мужчине.
– Извините, ваше имя – Муррей?
Муррей Магро поднял голову и улыбнулся:
– Да, это я. Вы, случайно, не от Эванджелин? – У него был легкий американский акцент.
– В каком-то смысле, – туманно ответил сержант. – Должно быть, я не застал вас дома.
– Она уже вернулась? Так отчего не пришла сама? – удивился Муррей Магро.
Рекальдо не ответил.
– Кто-нибудь из вас состоит с миссис Уолтер в родственной связи?
Женщина бросила на него пытливый взгляд.
– Да, мой муж. Он ее кузен.
Мужчина словно не услышал вопроса.
– Будьте любезны, передайте Эванджелин, что мы остановились…
– Боюсь, мистер Муррей, я не смогу этого сделать, – перебил его сержант.
– Магро, – поправил его мужчина. – Моя фамилия Магро. Неужели она вам не сказала? А это моя жена Грейс Хартфилд. – Он осекся. От вина у него слегка заплетался язык. Он прищурился, словно старался сосредоточиться. – Извините, я не вполне понял, что вы сказали.
– Прошу прощения, мистер Магро, я обязан вам кое-что сообщить. Не возражаете, если я присяду?
– Пожалуйста, будьте любезны. – Он осушил бокал. – Друзья Эванджелин… и так далее и так далее… Выпьете? – Он поднял бутылку и, когда Рекальдо отказался, снова налил себе. – Передадите от нас ей весточку?
Грейс исподлобья посмотрела на мужа, который явно настроился поболтать. Стоило ему выпить лишнего, и природное дружелюбие оборачивалось неумеренной словоохотливостью. А теперь он и вовсе был навеселе.
– Может, соизволите нам поведать, кто вы такой? – еле внятно пробормотал он.
– Меня зовут Фрэнк Рекальдо.
– О, звучит не слишком по-ирландски. – Муррей снова глуповато ухмыльнулся, словно радовался своему остроумию. И продолжал навязчиво угощать сержанта. – Может, все-таки выпьете с нами? У нас выдался ужасно хлопотный день.
Рекальдо со вздохом согласился и повернулся к Грейс, которая показалась ему трезвее, пока нервно не хихикнула. Первое впечатление исчезло. А может, в этом был виноват официант, который принес минеральную воду и сандвичи – сержант успел сделать заказ, пока шел к столику.
– Я из Керри, – скованно начал он. – Но живу здесь, в Пэссидж-Саут. – Налил себе и Муррею минеральной воды. – Прошу вас, выпейте вот это, мистер Магро. – Грейс недоуменно покосилась на незнакомца. На сей раз и Муррей понял, что не все ладно. Залпом проглотил воду, немедленно налил и выпил второй стакан. Он протрезвел удивительно быстро и распрямился на стуле.
– Вы полицейский, я угадал?
– Да, мистер Магро. Боюсь, что принес вам плохие новости.
– Эванджелин? – Муррей схватил за руку жену. – Она опять попала в больницу? Мы так и поняли: с ней что-то случилось. В доме было так холодно, – невпопад добавил он.
– Вы заходили в дом? У вас есть ключи?
– Нет, но кузина оставила нам ключи в старом почтовом ящике на случай, если мы разминемся. Что, собственно, и произошло. – Он нетерпеливо пригладил торчащий клок волос. -Что с ее домом? Окна на фасаде забиты досками. Обворовали?
– Миссис Уолтер не в больнице. Мне жаль, но она умерла, – тихо проговорил Рекальдо.
Грейс нелепо вскрикнула, зажала ладонью рот и приподнялась со стула.
– Муррей, дорогой, я так тебе сочувствую.
Он встал, прижал к себе жену и поверх ее плеча посмотрел на сержанта.
– Мы знали, что она болела. Но это так неожиданно. Очень любезно было с вашей стороны прийти сообщить.
– Дело не в болезни. Боюсь, что это…
– Несчастный случай? А я не захотел поверить Грейс, когда она предположила что-то нехорошее. Мы несколько часов про ждали в доме кузины.
– И не несчастный случай. На нее напали.
Муррей рухнул на стул, словно его оглушили. Наконец до него дошли слова полицейского.
– Вы хотите сказать, что ее убили? Когда? Как это произошло? – Слова сыпались из него одно за другим. – Почему.
Рекальдо кивнул.
– Ее обнаружили мертвой в саду рано утром в среду Послушайте, я вам сочувствую. Понимаю, какое вы испытали потрясение. Наверное, целый день находились в пути… И тем не менее мне необходимо поговорить с вами обоими. Это займет всего несколько минут.
– Расскажите, что случилось, – попросил Муррей.
– Ее обнаружил живущий по соседству старый рыбак Джон Спейн. Как я уже сказал, рано утром в среду в ее саду.
– Как вы узнали, что мы здесь? – резко прервала его Грейс.
– Вы оба оставили сообщения на ее автоответчике, – терпеливо объяснил Рекальдо, – поэтому мы ожидали вашего прибытия.
– Нет-нет, я не о том. – Ее чистые, простодушные глаза вызывали в нем тревогу. – Как вы узнали, что мы остановились в отеле? – Она встала за спиной мужа и, словно желая защитить, положила ладони на плечи. Фрэнк с интересом отметил, что известие о гибели Эванджелин подействовало на Грейс Хартфилд вовсе не так сильно, как на Муррея. Она слегка раскраснелась, но скорее от злости или досады, чем от горя.
– Мы ждали вас, – повторил он. И поспешно добавил: – Считали, что в дом вы не попадете. Поэтому я попросил менеджера гостиницы сообщить о вашем прибытии на случай, если пропущу вас в Трианаке.
– Мы пробыли в доме бог знает сколько времени! Что-то не похоже, чтобы вы были слишком озабочены.
Желая прервать поток ее возмущения, Муррей поспешно вмешался:
– Все в порядке, Грейс. – Он повернулся к Рекальдо: -Скажите, как это случилось. Я должен знать.
– Вот что, Мим, – продолжала негодовать женщина. – Если он мог тянуть несколько часов, ничего, подождет до утра. Ты устал, всю ночь провел на ногах.
– Я хочу знать сейчас, дорогая! – неожиданно властно отрезал Муррей. – Сходи закажи коньяку и попроси, чтобы нас не тревожили. Я не желаю, чтобы к столу то и дело подходили официанты. – Он повернулся к Рекальдо, и тот вдруг вспомнил, чему его учили в начальной школе. – Буду вам весьма признателен, если вы сообщите, что конкретно произошло с моей кузиной.
Сержант открыл записную книжку, скорее чтобы собраться с мыслями, чем для того, чтобы освежить память, пролистал страницы и начал рассказ. Он дошел до половины, когда вернулась Грейс. Она принесла бутылку коньяка и чистые рюмки. Поставила все на стол и, прежде чем сесть, налила три щедрые порции спиртного. Рекальдо подошел к финалу; супруги не проронили ни слова.
– Извините, таков порядок. Должен вас попросить рассказать, что выделали в последние несколько дней. – Фрэнк немного смущался. Он предпочел бы расшевелить этих людей каким-нибудь иным способом. – Речь идет о простой формальности.
Муррей, судя по выражению его лица, сначала хотел отказаться, но передумал и объяснил, что утром прибыл в Шаннон из Миннеаполиса через Чикаго. И помахал перед носом Рекальдо авиабилетом. Грейс встретила его в аэропорту, переправившись во вторник вечером на пароме из Суонси в Корк. Она дала адрес приятеля, некоего Шеймуса Кроули, у которого останавливалась в Линке. Сержант записал также адрес аукционного зала в Лимерике, где Грейс присутствовала на состоявшейся накануне книжной распродаже.
– Мы книготорговцы, – объяснила Грейс. – Продаем антиквариат в Оксфорде.
Тщательно записывая детали, Рекальдо чуть посмеивался про себя: он понимал, что показания супругов не смягчат разгневанного Коффи. Но ему хотя бы будет что предъявить.
– Значит, вы понятия не имеете, кто ее убил? И с какой целью? – спросил Муррей скорее себя, чем полицейского.
– Нет. Боюсь, мы в тупике. И в немалой степени потому, что не располагаем сведениями, с кем она общалась в собственном доме.
– Так ее все-таки обворовали? – Муррей не желал ждать и взял быка за рога.
Рекальдо кивнул.
– Улик нет, но похоже на то. – Он немного помолчал. – Кем вы приходились миссис Уолтер?
– Наши матери были кузинами, я знал ее с детства. Но мы не самые ближайшие родственники, если вы об этом спрашиваете. – Муррей так забавно разволновался, словно ему приходилось выдавать страшную тайну. Он переводил взгляд с Грейс на Рекальдо.
– А кто самый близкий? – спросил сержант.
Муррей на мгновение задумался.
– Пожалуй, ее муж. Язык не поворачивается назвать его бывшим, поскольку я не слышал, чтобы они разводились. Эдвард Кейрнли. Он редактировал в Лондоне какой-то глянцевый журнал по искусству и, как я слышал, занимается этим до сих пор, хотя сам уже в очень почтенном возрасте. Наверное, я сумею откопать его адрес. Насколько помню, он живет в Далидже, неподалеку от художественной галереи.
– Они остались в хороших отношениях?
– У меня нет оснований в этом сомневаться, хотя их брак распался давно. Он помог ей с карьерой и до последнего времени иногда публиковали ее статьи. Так что в ее файлах обязательно должен быть его адрес. Эванджелин отличалась большой пунктуальностью.
– У них были дети? – стараясь не показать заинтересованности, спросил сержант и заметил, как супруги переглянулись.
– Нет, – твердо ответил Муррей. – Их брак не принес детей. – Это было произнесено подчеркнуто педантично, и Рекальдо решил, что надо продолжать задавать вопросы.
– А кто такой мистер Уолтер?
– Простите?
– Я так понимаю, что она была замужем не однажды?
– Насколько я знаю, однажды. Разумеется, у нее были приятели, по преимуществу мужчины в возрасте. Но не мужья. Уолтер – девичья фамилия Эванджелин. – Следующим вопросом Муррей выбил почву из-под ног Фрэнка. И не тем, что сказал как это было сказано. Выбором момента. – Чьи эти суда, что пришвартованы рядом с ее домом?
– Миссис Уолтер владела «Кинарой» – яхтой, которая стоит напротив ее сада.
– А большое судно на другой стороне устья? Кто его хозяин?
– «Алкиона»? – Сержант произнес название, непонятно на что надеясь, и заметил, как Грейс покосилась на мужа. – Насколько мне известно, ее хозяин – человек по фамилии О'Дауд.
– Тот, кто сдает ей в аренду дом?
– Откуда вы знаете?
– А разве это секрет? – удивился Муррей. – Разумеется, я об этом знал. Сам собирался снять дом. – Он с виноватым видом посмотрел на разинувшую рот жену. – Извини, дорогая, планировался сюрприз, надеюсь, тебе бы понравилось. – Он быстро моргнул и в поиске поддержки посмотрел на Рекальдо. – Через несколько недель Вэнджи собиралась в Штаты. Она решила, что в ее отсутствие мы можем пожить в доме, присмотреться, придется ли нам по вкусу округа. – Рекальдо с интересом наблюдал за столкновением супругов. Грейс вскочила на ноги и смотрела на Муррея так, будто не поверила собственным ушам.
– Ни за что! – выкрикнула она. – Пусть о мертвых не говорят плохо, но у этой женщины дьявольское нахальство, и, похоже, она тебя заразила. Ты что, Муррей, вовсе спятил? Я скорее поселюсь в Баллимони, прости Господи. Ты знаешь, как я отношусь к этому месту!
Муж протянул к ней руки, совершенно потрясенный, но Грейс не обратила на него внимания и повернулась к сержанту: – Полагаю, я вам больше не нужна? Думаю, мне лучше лечь в постель.
Рекальдо поднялся.
– Боюсь, что вы еще потребуетесь. Но это подождет до утра. – Он посмотрел на Муррея сверху вниз. Тот с несчастным видом провожал взглядом жену. Грейс вышла из ресторана, ни разу не обернувшись.
– Боже мой! Я все испортил! Простите нас за эту сцену. – Муррей Магро безвольно сгорбился на стуле. – У Грейс было трудное детство – она выросла в восточном Корке. Очень тяжелое время. Я надеялся, приехав сюда, она преодолеет в себе старые страхи. Расстанется с былыми призраками. Но видимо, напрасно. -Он уронил голову. – Теперь крышка моим идиотским планам.
– Это единственная причина, почему вы приехал сюда? – тихо спросил Рекальдо.
Муррей колебался, но всего лишь мгновение.
– Не совсем. Кузина серьезно болела. Я ее душеприказчик, и она желала до своего отъезда убедиться, что с делами все в порядке.
– Когда она планировала уехать?
– Я точно не знаю. Через несколько недель; она намеревалась лечиться в какой-то альтернативной клинике в Калифорнии. Но по-моему, ее приятель О'Дауд убедил ее сначала отдохнуть во Флориде. – Муррей усмехнулся. – Эванджелин, должно быть, свихнулась. Уж куда-куда, а во Флориду я бы ее не повез. Совершенно не ее место.
– А какое ее? – Грейс Хартфилд – она снова присоединилась к ним за столом – положила ладонь мужу на плечо. – Извини, дорогой, я не должна была уходить.
Муррей поцеловал ее руку.
– Я не хотел тебя огорчать, – сокрушенно проговорил он.
– Знаю… только… ладно, не бери в голову. – Она улыбнулась полицейскому: – Я вас перебила? О чем вы говорили?
– Я спрашивал вашего супруга, зачем миссис Уолтер согласилась ехать во Флориду, если она ее так не любила.
– Может, решила, что все равно туда не попадет? – грустно предположил Муррей.
– Думаете, она заранее знала, что ее убьют? – Слова сержанта прозвучали как гром среди ясного неба.
– Разумеется, нет. Но она все равно долго не протянула бы. Несколько месяцев, не больше. Я вообще сомневаюсь, что ей удалось бы попасть в Штаты. – Он помолчал. – Эванджелин считала, что мне нравился ее дом. И была права. Он напоминал мне детство. Правда, у нас не было моря, но дом тоже стоял у воды. Я родился на американском Среднем Западе. – Его голос стал задумчивым. – Мы жили у озера.
Грейс подозрительно покосилась на мужа:
– Муррей, ты говоришь мне правду? – Она пристально посмотрела на мужа и резко бросила: – Неужели ты связал нас какими-то обязательствами? Скажи, что это не так!
– Не сомневайся. – Он отбросил назад волосы и, стараясь не смотреть на встревоженную жену, смущенно отвел взгляд. – Скажите, Эванджелин продала «Алкиону» мистеру О'Дауду?
Рекальдо похолодел.
– Почему вы спрашиваете? – осторожно спросил он.
– О, просто так.
– У меня сложилось впечатление, мистер Магро, что на звание яхты не дает вам покоя, – не отступал Рекальдо.
Американец замолчал, а когда заговорил снова, каждое слово пришлось тащить из него клещами.
– Поинтересовался, и все. Так звали ее единственную дочь которая в результате несчастного случая получила сильную травму головного мозга. Такая ассоциация расстроила бы Эванджелин.
– Вот как? Когда вы сказали «получила сильную травму», что вы имели в виду? – Лицо сержанта ничего не выражало.
– Насколько мне известно, ее развитие осталось на уровне трехлетнего ребенка. Она была умственно отсталой.
– Была? Она что, умерла?
– Нет. – Муррею явно не хотелось отвечать. – Она долго находилась в нью-йоркском приюте. Эванджелин редко о ней рассказывала.
– Находилась до недавнего времени, – поправила мужа Грейс, и Рекальдо заметил, как вспыхнули ее щеки. – А как вы думаете, почему я возмущаюсь?
– Да, – с неохотой признался Муррей. – Грейс права: это еще одна причина, почему мы здесь. Эванджелин хотела, чтобы мы познакомились с девушкой.
– Чушь! – перебила его жена. – Она хотела, чтобы мы получили в наследство ее ребенка? – Грейс повернулась к Муррею и, словно не в силах сдержаться, продолжала, не обращая внимания на полицейского: – Как ты мог так поступить? Какого дьявола принял на себя роль опекуна ненормальной девушки – женщины, – даже не посоветовавшись со мной? В голове не укладывается!
– Но… она полностью устроена. Нам ничего не придется делать… Эванджелин просила меня об одном: чтобы в приют, где содержится Алкиона, поступало достаточно средств. Ты тут вообще ни при чем. И ведь сама же настаивала, чтобы тебя познакомили с девушкой.
– Ушам своим не верю! – возмутилась Грейс. – Нельзя быть таким наивным! Где ты витал все последние годы? Не слышал: приюты закрываются, а больных выбрасывают либо к родственникам, либо прямо на улицу?
– Здесь все иначе, это ирландский монастырь. Эванджелин говорила, что монахини очень привязаны к своим подопечным.
– Ах, она говорила? Бог ты мой, хотелось бы знать, как часто она сама туда наведывалась. Случайно, не сообщила, какого возраста там монахини? Наверное, наплела, что все, как одна, рвутся исполнять призвание свыше. А монастырь ломится от непомерного числа розовощеких ирландских девушек, которые бегают от койки к койке и с ангельскими улыбками предлагают судна? Она тебя использовала, Муррей! Использовала нас обоих!
– Прекрати! – взорвался американец. – Замолчи! Мне этого больше не вынести! Ты должна была высказаться, когда мы в первый раз обсуждали эту тему, или не приезжать сюда. – Он стал похож на сердитого мальчишку.
Грейс притихла. Ей явно не нравилось ссориться с мужем, особенно в присутствии посторонних.
– Извини, – проговорила она. – Мне все-таки лучше уйти.
– Нет! – Муррей Магро схватил жену за руку. – Пожалуйста, не уходи. Ты меня тоже извини. Я хочу, чтобы ты осталась.
Рекальдо огорчился. Он видел, что супруги не привыкли цапаться, и расстроился из-за того, что невольно послужил причиной их ссоры. Грейс совершенно вышла из себя. Муррею он сочувствовал меньше, американец показался ему просто капризным.
– Это все нервы, – попытался исправить ситуацию сержант. – Сильное потрясение выводит нас из равновесия. Прошу прощения. Мне следовало дождаться утра. Я ухожу. Не могли бы мы договориться о встрече на завтра? Искренне соболезную по поводу кончины вашей кузины. Мы предпринимаем все возможное… – Он осекся. Все трое одновременно поднялись. Рекальдо кашлянул. – Мне очень жаль, мистер Магро, но я должен вас просить принять участие в опознании тела.
Муррей с несчастным видом кивнул, а Грейс спросила, может ли опознание подождать до утра.
– Разумеется, – кивнул Фрэнк. – Извините, если у вас создалось впечатление, будто я намерен увезти от вас мужа прямо сейчас.
Они миновали длинный зал опустевшего ресторана и вышли в вестибюль. Рекальдо уже повернулся уходить, но решил забросить последний пробный шар, хотя сам клял себя за то, что собирался сказать.
– Кстати, мистер Магро, это не миссис Уолтер продала яхту О'Дауду. Ее продал человек по фамилии Суини. Вэл Суини. Он живет на противоположном берегу реки.
Муррей застыл. Фамилия ему явно что-то говорила. И Рекальдо понял, что этот нервно моргающий, кроткого вида человечек хранит в своей голове тайну происхождения Алкионы.
– Тот самый… – начала Грейс.
– Валентайн Суини? – недоверчиво переспросил американец Сержант кивнул.
– Валентайн Джексон Суини?
– Да. Вы его знаете?
– Конечно, я его знаю. Если это тот самый человек. Он отец Алкионы.
– Вы уверены? – Как все, в конце концов, просто обернулось. – Абсолютно?
– О да, абсолютно уверен. – Муррей сердито повернулся к жене: – Эванджелин мне ничего не говорила. Ни словом не обмолвилась!
Рекальдо достал бумажник, вынул маленькую черно-белую фотографию, которую нашел на «Кинаре», и протянул американцу. Тот близоруко вгляделся, затем подошел к конторке портье и поднес к свету. Сержант затаил дыхание.
– Нет сомнений, они были красивой парой: Эванджелин и Вэл, – тихо сказал американец. – Взгляни, Грейс, вот Алкиона. Очаровательная малышка.
Рекальдо подошел к супругам.
– Вы уверены, что снятая с Суини женщина – ваша кузина?
Муррей грустно улыбнулся.
– На все сто. Это я фотографировал. Эванджелин мне не говорила, что Суини тоже здесь живет, – добавил он.
– Мим, но, если отец никуда не подевался, какого дьявола она вызвала нас? – удивилась Грейс.
– Интересный вопрос, – кивнул муж.
Глава двадцать шестая
– Было уже хорошо за полночь, когда вконец измотанный Рекальдо собрался лечь спать, но в этот момент раздался стук в дверь. Сержант не обратил на грохот внимания, но стук повторился, затем снова и снова и с каждым разом становился все громче. Натягивая носки, которые только что снял, а затем старый спортивный костюм, он не переставал виртуозно ругаться. С треском захлопнул дверь спальни и прокричал:
– Прекратите этот чертов шум! Я иду!
Плитки в коридоре показались под ногами влажными и холодными. Рекальдо посмотрел в глазок и вспыхнул от злости наткнувшись взглядом на улыбающееся лицо инспектора Макбрайда, похожее на картофелину.
«Этого мне только недоставало», – подумал Фрэнк, распахивая дверь.
– Здорово, Эф Ка! – весело поприветствовал его инспектор. У него был вид человека, который успел пропустить несколько рюмочек, но способен держать себя в руках. Он переступил порог и оказался в узком коридоре. – Не против, если я войду? – небрежно добавил он.
– Разве у меня есть выбор? – проворчал Рекальдо. – Это ни в какие ворота не лезет, Макбрайд. Вы представляете, который час? – Он настолько вымотался, что готов был зарыдать от злости. – Какого дьявола вы здесь делаете? Я считал, что вы в Корке.
– А вот теперь знаете, что меня там нет. – Инспектор невозмутимо вытащил из кармана полбутылки виски. – Ну-с, старичок, с какого вопроса желаете начать отвечать?
– Ни с какого. Я совершенно на пределе и хочу вернуться в постель.
– Согласен: бледно выглядите, малыш. Надо пропустить по маленькой, это вас взбодрит. Раздобудьте-ка парочку стаканов. Да и я, чтобы вас подогреть, подсыплю уголечков.
Рекальдо отпрянул.
– Сдрейфил, дружок? Шучу. – Макбрайд склонил голову набок и широко улыбнулся. – Неужели совсем нет чувства юмора? – Он прошмыгнул мимо негостеприимного хозяина на кухню. Рекальдо закрыл глаза и остался стоять, покачиваясь на замерзших ногах, но вскоре понял, что от непрошеного гостя не отделаться, и поплелся следом. В тесной кухне Макбрайд открывал одну за другой дверцы навесных полок.
– У вас есть приправы? – спросил он.
– Приправы? Господи, вы о чем? – Сержант шел за ним следом и раздраженно закрывал дверцы.
– Приправы, Эф Ка, приправы. Надо подогреть виски. Усекли? Лимон, коричневый сахар, кипящая вода. Да, и еще немного гвоздики, раз уж вы согласились мне помогать.
– Черт вас побери, вы перестанете называть меня Эф Ка? – прорвало Рекальдо. – У меня есть имя – Фрэнк! Простите за невежливость, Макбрайд, но я не в настроении принимать гостей. Отправляйтесь домой. Убирайтесь к дьяволу! Я не пью виски. Тем более подогретое.
– Вот и я тоже. Смотрите-ка, как мы быстро находим общий язык. Садитесь, Эф Ка, мне надо с вами потолковать, – продолжал он с нажимом. Рекальдо понял, что возражать бесполезно, опустился за стол и обхватил голову руками. А инспектор тем временем нашел два стакана и щедро плеснул в каждый спиртное. – Пейте! – Его голос звучал вполне трезво, и, судя по всему, он нисколько не обиделся на холодный прием. Поднял голову и толкнул стакан сержанту. – Ну, будем! Как сердчишко?
– Нормально.
– Вот и славно. Мой приятель из Дублина мне тоже так сказал.
Последовала неловкая пауза.
– Мое здоровье вас не касается. И тем более вы не имеете права обсуждать его с посторонними!
– Прошу прощения, сынок. Я наводил справки для пользы дела, – примирительно ответил инспектор, – Не беспокойтесь, никому никакого вреда.
Но Рекальдо ничуть не успокоился. В голове гудело от ярости, и он собирался выпустить пар прямо в самодовольную рожу Макбрайда. Подавшись вперед, он зло прошипел:
– Вот что я вам скажу, Макбрайд, – повторять не буду, так что слушайте внимательно. По многим причинам я подаю в отставку, но, когда я приехал сюда, моя медицинская карта была безупречной, и я ни с кем не собираюсь обсуждать свое здоровье. Я не инвалид. Ясно?
– Ничего подобного я не утверждаю. – Макбрайд не сводил с Рекальдо глаз. Казалось, его ничуть не задела враждебность сержанта. – Учтите, Эф Ка, – мягко продолжал он, – у меня орлиный глаз. Я вижу, как вы мандражируете. – Он стукнул большим пальцем по крышке стола. – Толи боитесь за кого-то, то ли переживаете за что-то, то ли с недосыпу. То ли то и другое. Угадал?
Фрэнк фыркнул.
– И вы явились ко мне среди ночи, чтобы сказать это? Вы отменный наглец, Макбрайд. Это Коффи вас послал?
– Нет, я пришел по собственной инициативе, – важно ответил инспектор, распустил воротник и провел ладонью по губам. – Сказать начистоту, я не очень-то лажу с этим Коффи. Ужасный в работе человек. Зануда и чертовски нерасторопный. Одним словом, достает. – Инспектор обошел стол и устроился напротив сердитого хозяина. Тот с опаской смотрел на незваного гостя. Макбрайд снова плеснул себе виски.
– Хочу вас кое о чем спросить, – начал Рекальдо. – У вас такая привычка – устраивать ночные облавы на стариков?
– Только не у меня, сынок. Я ведь вас предупреждал что Коффи не терпится проверить старика на ДНК.
– И?…
– Что – и?
– Вы мне скажете, каков результат?
– Не скажу.
Повисло молчание, пока его снова не прервал сержант.
– Сегодня возвращаетесь в Корк?
– Хотите сказать, что, если я поведу машину, мне не следует пить? Нет, поболтаюсь здесь. Пару дней назад я и не знал о существовании этой дыры, а теперь не могу насмотреться. Живописнейшее место.
Рекальдо потер лоб, удивляясь быстрой смене настроении своего собеседника. Ему следовало сохранять ясность мысли.
– Макбрайд, вы слишком много выпили.
– И это великолепно, – лениво улыбнулся инспектор. В его уверенном хищном взгляде было что-то от змеи. – Я смотрю, вы здесь неплохо прижились. Не возражаете, если я поселюсь рядом?
– Не морочьте мне голову! Вы ждете не дождетесь, чтобы свалить в свой Дублин.
– И то правда, – хмыкнул Макбрайд, – Но отель потрясающий. Мне сделали отличную скидку. Вам не сообщили. – Он обрадовался, заметив, как вздрогнул Рекальдо. – Видимо, потому, что я зарегистрировался так поздно. Одна беда – завтра рано вставать. В каком-то смысле пустая трата денег. Но ничего не поде таешь. – Он умолк.
Мужчины довольно долго сидели в тишине, но Макбрайд не собирался трогаться с места.
– Хочу обсудить с вами несколько вещей, касающихся расследования, – наконец, заговорил он.
Фрэнк встал и открыл окно.
– Что ж, если мне не суждено от вас избавиться, давайте перейдем в комнату. Там больше места. – Его немного раздражали размеры кухни, и было неприятно находиться в тесном помещении с человеком, от которого несло спиртным и потом.
Инспектор перелил нетронутое виски хозяина в свой стакан и пошел за ним в выстуженную гостиную. Молча смотрел, как Рекальдо выложил в камине пирамидку брикетов тор. фа, поджег и дул, пока не появились язычки пламени. Разгорелся огонь, дым устремился в трубу. Маленькая гостиная немного прогрелась. Комната была застелена темно-серым ковром и меблирована очень просто. То л и по замыслу дизайнера, то ли из экономии здесь царил минималистский стиль: из мебели – кресла, стеклянный кофейный столик и книжный шкаф, да еще на белых оштукатуренных стенах висели две иллюстрации Джека Йейтса. Макбрайд пригубил виски.
– А у вас, как я погляжу, с погибшей есть кое-что общее. Вы, Эф Ка, такой же аккуратист и чистюля, как и она.
– И что? – нахмурился Рекальдо.
– Вот что меня с самого начала тревожило: я все время думаю о миссис Уолтер и ее доме-музее и удивляюсь, почему там полно всякой всячины, по поводу которой мы бегаем и суетимся, но нет ответов на важные вопросы. Вы следите за ходом моих рассуждений?
– Например?
– Например, нет информации, которая продвинула бы расследование вперед. Слушайте, это, случайно, не вы стерли в компьютере данные?
– Я ведь сказал, что ничего не понимаю в компьютерах, – коротко бросил сержант.
– А я слышал другое. Согласен, вам может не хватить знаний написать какое-нибудь занудное пособие по персональному компьютеру, но стереть информацию с диска – на это у вас достаточно мозгов. О чем вы сговорились со стариком Спейном, перед тем как соблаговолили позвонить нам? Сделайте милость, поведайте.
– Я сообщил о случившемся так быстро, как это было в человеческих силах.
– Неужели? Извините, но меня одолевают сомнения. – Макбрайд протянул руку к бутылке. – Я поздно сообразил: выпендривался перед вами, а следовало насторожиться. Вы опасный человек, Эф Ка: провоцируете таких, как я, производить на вас впечатление. Заносчивый малый. С вами наверняка невероятно трудно работать. – Он причмокнул языком. – Было трудно в ваше время. Так мне и сказали.
– Сказали?
– Угу. Сказали, что другим вы отмеряли веревки ровно столько, чтобы повеситься, зато сами знали, как всех обскакать.
– У вашего приятеля чересчур длинный язык, – заметил сержант. – Не понимаю, куда вы клоните.
– До меня долго доходило, зато теперь все ясно. Миссис Уолтер не сама очистила свой дом. И Коффи прав, у нее не был кабинета в другом месте. Это абсурд. Я спросил об этом О Дауда – уж если кто-то что-то и знает, так это он. Вот его слова, цитирую: «очень странное предположение». В одном я с ним абсолютно согласен: все намного проще. Некий человек, который точно знал, что мы будем искать, спрятал концы в воду. И должен сказать, вы, Эф Ка, идеальная кандидатура на эту роль.
Рекальдо расхохотался:
– Это обвинение?
– Нет, вопрос. Вы очистили дом?
– Зачем?
– Не зачем, а ради кого? И когда? Для кого вы это сделали? Макбрайд запрокинул голову и принялся с невинным видом разглядывать потолок. – Полагаю, вам так и не удалось обнаружить неуловимого мистера Суини? Нет? – Он посмотрел сержанту в глаза и проникновенно спросил: – Ответьте, Эф Ка, чего вы добиваетесь?
Рекальдо прищурился.
– Я не убивал Эванджелин Уолтер и не дотрагивался до ее вещей, если вы это хотели спросить.
– Знаю, знаю, но готов побиться об заклад, что вы знаете – или думаете, что знаете, – кто это сделал. А сейчас хотите выиграть время. Угадал? Хотите скажу, что я думаю?
– Валяйте.
– Надо было первым делом обыскать ее яхту. Удобное место, чтобы спрятать барахлишко.
– На яхте ничего нет, – отмахнулся Фрэнк. – Я смотрел.
– Когда?
– В среду вечером. – Он сходил на кухню и вернулся с четвертью бутылки «Хеннесси» и чистой рюмкой. Макбрайд отставил виски, наполнил свой стакан коньяком и подозрительно покосился на бутылку.
– Хватит еще по одной.
Мужчины сели в старинные кожаные кресла по обе стороны от камина.
– Послушайте, Макбрайд, – повернулся к гостю Рекальдо, – может, вы все-таки скажете, зачем пришли? – Он вполне владел собой и говорил очень спокойно. Забрало было поднято, и его поведение стало другим. От последовавшей за первой вспышкой сдерживаемой раздражительности не осталось и следа. Сержант поглядывал на более молодого собеседника чувством, которое было сродни уважению.
– Бросьте вы ваше «Макбрайд». Меня зовут Фил. – Инспектор помолчал. – Я пришел выяснить одну-две вещи. Вчера вечером я не остался в Корке, а привез Мэрилин Донован из больницы домой. Она просто милашка. – Инспектор расплылся в улыбке. – И дьявольски сообразительна. Видимо, здешний воздух способствует. Все-таки женщины – это нечто особенное. В среду я тоже не поехал в город – перекантовался в этом ужасном пансионе на Мейн-роуд. Зато сегодня выпало маленькое удовольствие.
Рекальдо не сводил с него немигающих глаз.
– Вы специально не упоминали об этом?
– О нет, нет. Это была идея Коффи. Он пожелал, чтобы я проконтролировал О'Дауда и Спейна. Ну и ситуацию в целом. Ему показалось, что вы не совсем на уровне. Что вам может потребоваться помощь. – Это прозвучало достаточно ясным предостережением.
– Могли бы предупредить.
– Мог бы. Но вы нам тоже не все сказали. Так?
– Что вы имеете в виду?
– Я повидался с Розой О'Фаолейн. Я вам не говорил? Вот тоже симпатичная женщина. Слишком кокетлива для такого старикана, как я, но в ваших краях такое в порядке вещей. Я понял это еще, когда собирал материалы о нашем трупе. Должен сказать, что Роза под большим впечатлением – вы ей очень понравились. – Инспектор покосился на Рекальдо. – Представьте себе, решила, что это вы меня к ней направили. В толк не возьму, откуда такая идея? И совершенно взбеленилась, когда поняла, что старший по званию я. Набралась наглости и заявила, что уже поделилась с вами всем, что имела сказать об Эванджелин Уолтер. – Макбрайд вытаращил глаза, изображая шутливое изумление. – Вы слышите – поделилась! Очень мило! Не представляю, о чем она говорила. Но вы-то должны знать. Надо сказать, вы, Эф Ка, добились с дамами больших успехов. Я так и слышал, что вы в этой области мастак. -Он клацнул зубами. – А теперь будьте любезны, поделитесь с нами тем, чем поделилась с вами Роза.
– Ничего особенно интересного, – спокойно ответил Фрэнк. – Только назвала фамилию человека, У которого Уолтер собиралась сегодня во время обеда брать интервью. Некто Мур-Робертсон. Судя по всему, канадский промышленник. Коллекционирует витражи – Гарри Кларке, Иви Гоуна. И скульптуру.
– Очень интересно, но это она сказала и мне. – Макбрайд втянул щеки и причмокнул губами. – Это тот же самый тип, что владеет домом на Суире к северу от Тарле?
– Возможно. Откуда мне знать, – ответил Рекальдо и посмотрел на Макбрайда так, словно его только что осенило. – Теперь понятно. – Он потянулся к шкафу и снял с полки атлас автомобильных дорог Ирландии.
– Только давайте без любительских театральных сцен, – оборвал его инспектор. – Неужели я поверю, что вы все давно не просчитали? Как это сделал я. Мне подфартило: только я вышел из галереи Розы, как тут же напоролся на нашего хитрюгу Весельчака. Получил возможность переброситься с ним словечком. Забавно вышло – мы оказались в Дейнгине одновременно. Был бы я подозрительным человеком, подумал бы, что он за мной следит.
– Или наоборот.
– А хоть бы и так. – Макбрайда не смутило замечание сержанта. – Он, разумеется, повторил свою версию, будто в тот вечер, когда умерла Уолтер, ехал не куда-нибудь, а в Дублин. Но смотрю я на него, и не верится. А вы как считаете?
– Интересное совпадение, – бесстрастно заметил сержант, листая атлас. Его мысли снова занимали О'Дауд и девушка. И чтобы сосредоточиться на Муре-Робертсоне, он загнал их в самый дальний уголок сознания. – Тумайлборрис. Примерно в двадцати милях по другую сторону Гэлтийских гор. Не больше трех-четырех миль от Суира. Через этот населенный пункт проходит Семьдесят пятое шоссе. Вы имеете представление, где располагается замок Мура-Робертсона? – Рекальдо поднял голову. Он настолько устал, что ему с трудом удавалось контролировать мимику, – Считаете, в тот вечер О'Дауд был там?
– Либо ехал туда, либо возвращался. Это же ясно как день хоть он ни на дюйм не отступил от своего рассказа. Отдаю ему должное. Кстати, Эф Ка, – хитро прищурился инспектор, – откуда вам известно, что у Мура-Робертсона там замок?
– Миссис О'Фаолейн сказала, – спокойно ответил Фрэнк.
Макбрайд медленно покачал головой. Рекальдо так и не понял, что вызвало его скептицизм.
– Завтра я снова поговорю с О'Даудом, – – продолжил инспектор. – Собираюсь припереть его к стене. Тот еще враль. Я позвонил полицейскому, который обеспечил ему алиби на вечер вторника. Машина стояла на повороте на Семьдесят пятое шоссе – на обочине, носом к дороге, задними колесами в кювете. Так что он мог следовать в любом направлении. Видите сколько мне всего предстоит. Если только вы не согласитесь восполнить кое-какие пробелы. Я слышал, вы носились по округе как трудолюбивая пчелка.
Для серьезной игры требовалась ясная голова. Прежде чем делиться с инспектором информацией, следовало продумать кое-какие детали. От этого зависело благополучие Кресси. На Рекальдо навалилась сонливость, он откинул голову и закрыл глаза. Но Макбрайд немилосердно гудел ему в уши.
– Кстати, я взял из «Эйрком» распечатки телефонных разговоров. – Рекальдо не ответил, даже не возмутился, что его не поставили в известность. – Завалился в отдел счетов, отвез вещдоки и получил копии детализированных счетов за последние два квартала. Очень интересные бумажки. Они сейчас у Коффи. Но я глянул за последнюю пару недель. Мне дали счета вплоть до самого вторника. – Рекальдо открыл глаза и выпрямился на стуле. Инспектор достал из пиджака небольшую записную книжку, открыл нужную страничку. – Звонок в Оксфорд в шесть пятьдесят восемь, продолжительность разговора одна минута шесть секунд. Вполне достаточно времени, чтобы выслушать сообщение и сделать короткое замечание. Номер принадлежит магазину редкой книги «Хартфилд-Магро». Что-нибудь всплывает в памяти? Помните, Грейс Хартфилд оставила в понедельник сообщение? Я позвонил по этому номеру и выслушал записанный текст. Только голос оказался не ее, а мужчины-американца. – Он заглянул в записную книжку и прочел: – «Привет! Извините, ни Грейс, ни Муррей сейчас подойти не могут. Оставьте сообщение. Мы вам перезвоним». Тот же самый голос, что на автоответчике Уолтер. – Макбрайд поднял глаза. – И надо же: сегодня в восемь пятнадцать вечера мистер и миссис Магро зарегистрировались в гостинице.
– Знаю, – кивнул Рекальдо. – Я с ними разговаривал.
– В доме? – прищурился инспектор.
– Нет, в «Атлантис». Но в доме они тоже побывали. Вы об этом знали? – не без удовлетворения спросил Фрэнк.
– Каким образом? Ключи-то у меня. – Макбрайд начал наконец выходить из себя.
– Они знали, где спрятан запасной комплект. – По мере того как сержант объяснял, собеседник становился менее враждебным. – Вот что мы все проморгали. Я решил, что долбаный почтовый ящик насквозь проржавел. Висит только для вида. Интересно, кто еще знал об этих ключах?
Полицейские помолчали, обдумывая неожиданный поворот событий.
– В какое время они заявились в Олд-Корн-Стор?
– Точно сказать не могу. Полагаю, рано вечером.
– Господи, полагаете? Коффи будет рвать и метать! Почему вы не дождались их в доме?
– Потому что, кроме всего прочего, искал Суини. Кстати, как и вы… Фил. Вам удалось его найти?
– Не понимаю, почему вы на нем зациклились. Что касается меня, я хотел бы допросить его супругу. Подозреваю, что вы знаете, где она находится?
– Да. И попросил ее и Спейна встретиться с вами завтра утром.
– Прекрасно. Вы говорили с Магро?
– Говорил. Посидели, немного поболтали. Завтра утром он будет в морге и сделает все, что требуется. Коффи этого хотел?
– Он хотел, чтобы вы нас проинформировали, когда объявятся эти люди. Вот чего он хотел, – пошел в наступление Макбрайд.
– Я вам не мальчик на побегушках.
Инспектор замялся.
– Это нам обоим понятно, – наконец согласился он, хотя так и осталось неясным, кого он имел в виду: себя и Коффи или себя и Рекальдо. – Соблаговолите сообщить, о чем вы говорили?
– Магро ее душеприказчик. Узнал, что она умирает, и приехал разобраться с делами. – Рекальдо мило улыбнулся. – И еще удостовериться, что за ее дочерью будет надлежащий уход. – Если сержант ожидал, что Макбрайд удивится, то его ждало разочарование.
– Так вы знаете о дочери? Могли бы поделиться – избавили бы меня от необходимости выслеживать О'Дауда. Но с другой стороны, – ухмыльнулся Майкбрайд, – тогда у меня не состоялось бы такого интересного разговора с неким Муром-Робертсоном.
– По поводу акций?
– Слушайте, Эф Ка, можете сделать одолжение? Вы когда-нибудь прекратите пудрить мне мозги?
– Только если вы сами перестанете этим заниматься.
– Эта чертовка успела влезть буквально во все.
– Ну так что, мир?
– Мир, мир, – усмехнулся инспектор. – А теперь paccкажите, где вы были с тех пор, как я уехал сегодня утром?
– Или притворились, что уехали, – гнул свою линию сержант. – Занимался рутиной. Позавтракал, переговорил с людьми из лодочной мастерской, пообщался с управляющим гостиницей, с Муром-Робертсоном.
– Ах, и с ним успели? Выяснили, почему О'Дауд так стремится выкупить акции?
– Думаю, что да. Мур-Робертсон вам сказал, что он поладил с Суини?
– Нет. Сукин сын.
– Расплатился наличными: сорок пять штук, как одной монеткой.
– Гос-поди! Когда?
– Точно не скажу. Но думаю, что сегодня.
– Опять этот Суини! Вы считаете, что это он ее убил?
– Да. А вы?
Инспектор, прежде чем ответить, надолго задумался.
– Нет, – неохотно буркнул он. – Я бы поставил на Спейна. А ваша девчушка ему немного подсобила. Хотя не могу понять, как они вписываются в общую картину. Две-три крохотные улики и обрывок слухов – еще не мотив. Вы в курсе, что у Спейна взяли пробу на ДНК?
Рекальдо проглотил застрявший в горле ком и кивнул.
– Результат будет положительным. Но он не убивал.
– Будьте добры, поясните, почему вы так уверены?
Сержант был предельно краток, и тем не менее его аргументы против Суини заняли не менее получаса.
– Беда в том, что у нас нет абсолютно ничего конкретного. Я возлагал надежды на то, что мы найдем какие-нибудь улики в его машине. – Лицо Рекальдо посерьезнело. – К слову сказать, не я подчистил концы в доме миссис Уолтер. Думаю, что это был Суини. Очень похоже, что их финансовые интересы сильно переплетены. И нашего приятеля Весельчака тоже.
– Есть предположения, каким образом?
– Долгая история – займет всю ночь. Так что, если не возражаете, давайте отложим до утра. Но если вкратце, мне кажется, Уолтер целенаправленно разоряла Суини, а О'Дауд – вольно или невольно – ей помогал.
Макбрайд задумчиво кивнул и достал из кармана фирменный конверт «Кодак».
– Нашел под одним из диванов непроявленную пленку. Что вы об этом скажете? – Он лениво наблюдал, как Рекальдо вынимал и рассматривал одну за другой фотографии. Всего их было двадцать четыре. Пять испорчены передержкой или со смазанным фокусом, восемь сняты во время вечеринки. На одной был поясной портрет В.Дж Суини. Вэл прислонялся к колонне, и сержанту показалось, что он узнал галерею Розы О'Фаолейн. На двух карточках была изображена «Алкиона» – на одной из них, крупно, название. На остальных – одни и те же люди в разных сочетаниях: Крессида, В.Дж. Суини, Гил, Эванджелин Уолтер и ее дочь. Девушка выглядела примерно лет на двадцать. На средних планах она казалась красивой, однако крупные выдавали в ее лице какую-то странность. Девушка слегка косила на один глаз, и выражение ее лица было по-детски расплывчатым. На одном из снимков она сидела на яхте спиной к ограждению палубы, в то время как «Алкиона» проходила мимо лодки Джона Спейна, на носу которой сидел Гил. Взаимное положение двух судов было таково, что головы мальчика и девушки оказались рядом. Рекальдо перевернул снимок и обнаружил дату: пятнадцатое сентября. Он поднял глаза.
– Все они присутствовали на славном корабле «Алкиона», – заметил Макбрайд. – Так? Миссис Уолтер, ее дочь Алкиона, О'Дауд и их неулыбчивый капитан Вэл Суини. Вторник, вторая половина дня. И, судя по всему, никому не было весело, кроме девушки. Но она не в счет. А вот вам еще. – Он, словно фокусник, извлек неизвестно откуда двадцать пяты й снимок. – Этот я увеличил. Присмотритесь как следует к девушке и мальчику. Они как брат и сестра. И знаете что? Мне кажется, я понял, почему вы прячете от меня несчастную миссис Суини. Досточтимая Мэрилин просветила. Крессида возвращалась из больницы каждый вечер. И всякий раз не очень поздно. Она не оставляла сына одного. По всеобщим отзывам, она его обожает. Никто о ней дурного слова не сказал. Все ее любят почти так же сильно, как вы. – На мгновение он оставил шутливый тон. – Извините, дружище, она увязла во всей этой истории по уши.
Рекальдо замер, сидел словно истукан и благодарил судьбу, которая свела его вечером с супругами Магро. Иначе бы, он вышел из себя. Потерять ее! Потерять Кресси! О нет! Он во второй раз за вечер достал из кармана найденную на «Кинаре» фотокарточку и положил на стол. Макбрайд молча взял и принялся рассматривать, затем сказал:
– Вечером во вторник Крессида Суини натолкнулась в Дадкреа на машину О'Дауда, там была эта девушка. Полагаю, она вам об этом сообщила? Ужасное невезение – пересечься с Весельчаком и этой малышкой, когда ее везли обратно в монастырь. Мама приболела, но верный друг О'Дауд пришел на помощь. Он сам мне об этом рассказал. Заправлялся, когда сзади подкатила Суини и шарахнула в зад его «мерседес».
– Но это ничего не доказывает. Откуда она могла знать, кто эта девушка?
– Ну-ну, Фрэнк, обратите свой взгляд на эту фотографию. – Инспектор помолчал. – Я ездил в монастырь, вот где я пропадал сегодня днем. – Он пристально посмотрел на Рекальдо. – Несчастная девушка не только умственно отсталая. Она еще и немая. С самого рождения.
Он забрал снимки.
– Вы не удивлены? Мы параллельно добываем одни и те же сведения. В чем дело, сынок? Я не Коффи. Вы должны мне доверять. Доверяли бы, я бы сказал вам, что доктор Морроу связывает летальное кровотечение как с сексом, так и с ударом в живот, а ДНК Спейна совпадает с ДНК одного очень резвого живчика из образца. Ваш приятель Спейн здорово влип, если только…
– Если она не занималась любовью с кем-то еще?
– Док Морроу в этом не сомневается. – Макбрайд одарил сержанта улыбкой Чеширского кота.
Рекальдо вскочил со стула и угрожающе навис над гостем.
– Прекратите меня заводить! Хватит играть в эти игры! Вы собираетесь брать пробы на ДНК у кого-то еще, кроме Джона Спейна?
– Например, у вас? – протянул инспектор. – Пожалуй, нет. Учитывая, как вы неравнодушны к леди Крессиде. У О'Дауда? Тоже не стану. Думаю, нет смысла возиться. Вот Суини – другое дело. Вы на него столько накопали, что, думаю, стоит к нему присмотреться.
– А почему не у О'Дауда? – Рекальдо задал этот вопрос скорее от раздражительности, чем по убеждению.
– Вы что, считаете, что О'Дауд ее натягивал? – Инспектор хитро улыбнулся. – Провалиться мне на месте, если так! Нет, полагаю, мы можем смело выкинуть эту мысль из головы.
– Почему вы так уверены?
– Aithnionn ciaróg, ciaróg eile , – тихо проговорил Макбрайд. – Рыбак рыбака видит издалека.
– Бросьте. Он еще вполне в силах.
– Не исключено. Но мне кажется, вы лаете не на то дерево. Рекальдо задумался и согласился.
– Пожалуй, вы правы. Какие бы у него ни были пристрастия, О'Дауд не похож на агрессивного человека. Нет, это сделал Суини. Я не сомневаюсь. Даже уверен. Нам необходимо отыскать его машину.
– Тогда вам надо крепко помолиться. – Инспектор осушил стакан и поднялся из кресла. – Потому что мы гоняемся за чудом. И даже информационное агентство мисс Моны Спиллейн нам вряд ли поможет. – Он в упор посмотрел на Рекальдо. – Слава Богу, наступают выходные. Я слышал, в городе на дискотеке сильно порезали двоих. Коффи не будет висеть у нас над душой. Так что встретимся в гостинице утром пораньше. Только позвоните перед выходом. Что-то мне подсказывает, что вы ранняя пташка. А вот я – черта с два. Ну, adios, amigo.
– Подождите, – коротко бросил сержант и зашел в комнату по другую сторону крохотного коридора. Он вернулся с прозрачным пластиковым пакетом и подал его Макбрайду. Пакет был запечатан четырьмя металлическими скрепками и хранил в себе две пустые бутылки из-под виски «Vat 69».
– Что это? – Макбрайд поднес пакет к свету. Донышко одной из бутылок было заляпано бурой грязью, этикетка отсутствовала. – Где вы это нашли?
– Одну перед домом Суини, другую вынес с их кухни. Брал платком на случай, если окажутся пригодные отпечатки пальцев.
Инспектор задержал на нем взгляд.
– Нисколько не удивлюсь.
– Сегодня я отправил прошение об отставке.
Макбрайд усмехнулся:
– Очень пафосно, но, может быть, и разумно. Увидимся утром.
Рекальдо стоял на пороге, пока его гость не скрылся из виду Затем вернулся в дом. Прибрал в гостиной, вымыл стаканы Было почти три утра, когда он наконец доплелся до кровати.