В путь я отправился на следующий день рано утром, еще не было семи; пройдя с милю от Данкреа, поймал попутную машину до Корка. У вокзала меня высадили; там я позавтракал, пока дожидался поезда. Ни с кем не разговаривал. Когда пошел за билетом, то остановился и замер на месте возле рекламного щита. «Лауреат многих журналистских премий Фиона Мур начинает публикацию новой серии статей „Идеальные преступления: Неразгаданные тайны былых убийств“».

Фиона Мур! У меня возникло ужасное предчувствие еще до того, как я купил «Дейли ньюс» и раскрыл ее, тут же наткнувшись на слова «красавец полицейский, глухой мальчик и лишенный сана священник».

В поезде я полностью ознакомился со смертельным номером, который отколола эта миссис Мур. Трижды перечел ее злобную и ядовитую статью и с каждым разом чувствовал себя все более и более беззащитным, подставленным под удар. Сволочь какая! Теперь мне было совершенно ясно одно: я не желаю обсуждать это с родителями и вообще видеть их в течение долгого, очень долгого времени. Я представил себе их реакцию, и мне стало плохо. После этого отключился от всего окружающего, просто сидел и смотрел в окно. Почти ничего не чувствуя и совершенно ни о чем не думая. Ощущение было такое, что жизнь кончилась, назад пути нет.

От вокзала Хьюстон я медленно побрел по южному берегу Лиффи. День, кажется, был отличный. По крайней мере дождя не было. Я свернул на Темпл-бар, пересек Колледж-Грин, миновал Тринити-колледж и вышел на Нассау-стрит, а оттуда — на Килдэр-стрит. При этом я как зомби автоматически отмечал в уме пройденные улицы.

В гостинице «Босуэлз» я раньше никогда не был и добрался туда раньше назначенного времени. Она располагалась напротив комплекса государственных учреждений на Килдэр-стрит. Я вспомнил, что этот отель известен как любимое место всяких политиков и журналистов, и тут же, пока болтался в вестибюле, заметил два-три вполне узнаваемых лица, не раз виденных по телику. Я долго набирался смелости, прежде чем подойти к весьма властной на вид даме, сидевшей за стойкой администратора. Она велела мне оставить рюкзак у швейцара. Ее явно предупредили о моем приходе, потому что, едва я сообщил о встрече с инспектором Макбрайдом, меня тут же проводили в небольшую комнату рядом с вестибюлем. Через пару минут туда явился официант — принес пинту «Гиннесса» и тарелку с сандвичами.

— Инспектор подумал, что ты наверняка будешь голодный, — сказал он и улыбнулся.

Я уже совершенно успокоился к тому времени, когда появился Брайди, опоздав на четверть часа. Глядя на него, невозможно было подумать, что это старший офицер полиции. Пусть не самый главный в их штаб-квартире на Феникс-парк, но близко к тому. Когда Брайди повысили до главного инспектора, Фрэнк сказал, что тот достиг своего потолка, и поскольку он гей, то самую высшую должность не получит никогда. На полицейского Фил не был похож совершенно, выглядел скорее как успешный бизнесмен. Говорил он с сильным дублинским акцентом, голова обрита наголо, здоровенное брюхо. Но одет модно и со вкусом: серый итальянский костюм, темная рубашка, застегнутая до горла, никакого галстука. И, чтобы еще больше сбить с толку, на среднем пальце левой руки — тонкое золотое кольцо. Сколько я его помню, он всегда жил с Марком — тот работал старшим медбратом в больнице Св. Винсента. Как сказала бы Шэй, Фил Макбрайд был нормальный мужик.

— Привет, Кадди! — У Брайди была кличка для каждого из нас. Фрэнка он звал либо Амиго, либо Троил — по понятным причинам. Кэти-Мей была Кьюти, а Марк — Сьюз, не спрашивайте почему. — Ты не голоден?

— Нет, спасибо. — Я отодвинул кружку с пивом. — Что-то не хочется есть.

Он сел.

— Понятно, сынок, понятно.

Тут открылась дверь и вошел Фрэнк.

Я в ярости вскочил на ноги и заорал:

— Нет!

— Успокойся! — жестко приказал Брайди. — Дело слишком важное, чтобы впадать в истерику.

Я упал на диван и зажмурился, чтобы остановить слезы, которые подступали к горлу еще с прошлой недели. Меня унизили, со мной обошлись как с ребенком, совершенно сбили с толку. Теперь я не знал, как мне относиться к Фрэнку.

Когда я открыл глаза, он все еще стоял в дверях. Лицо бледное как мел. Брайди встал, взял его за руку и подвел к креслу. Несмотря на свою ярость, я был поражен тем, как нежно и любовно он обращался с отцом и какой у того болезненный вид. На похоронах дедушки мне показалось, что он выглядит старым и жалким, но только сейчас я понял — Фрэнк очень болен.

— Я бы хотел присутствовать, Гил, если ты не против, — тихо сказал он. — Думаю, это касается всех нас троих. Но если ты настаиваешь, я уйду. — Фрэнк никогда не забывал о хороших манерах или о том, чтобы дать тебе возможность выбора, хотя — Господь свидетель! — я в последние годы не раз действовал ему на нервы. Единственный раз, когда он потерял терпение, был на этих похабных похоронах. Надо было прямо тогда с ним поговорить. Он пытался начать разговор, но я сам оттолкнул его. Ничего не мог с собой поделать.

— Оставайся, если хочешь, — неприветливо сказал я. Смотреть на него я не мог. — Газету сегодняшнюю читал? Видел, что понаписала о Трапе эта сука?

— Да, — ответил он. Лицо его позеленело, и я понял, что он думает о Кресси и ее реакции, но он не стал упоминать об этом вслух.

— Тебе надо было рассказать мне все это много лет назад! — взорвался я. — А ты предоставил мне самому во всем разбираться!

— Мы думали… Надеялись, что ты сам спросишь… когда додумаешься… Мы с твоей мамой…

Солидарность у них, что ли?

— Похоже, вы рассчитывали, что я никогда не спрошу, — буркнул я. — Надеялись, что я все забыл.

— Кончай визжать, Гил! — Брайди взял дело в свои руки. — Ты сам просил об этой встрече, помнишь? — Тон его чуть смягчился. — Я понимаю, тебе сейчас трудно. Итак, можешь нам рассказать, что ты там узнал? Времени сколько угодно. Так зачем ты отправился на Трианак?

— Я об этом уже пару лет думал. Даже больше. — Тут я впился взглядом во Фрэнка. — Господи, я ведь даже не знал, кто мой отец, пока дедушка однажды не завел о нем разговор. Я не знал даже собственной проклятой фамилии, черт бы меня побрал!

— Я твой отец, Гил. Ты — мой сын, Кэти-Мей — твоя сестра. Я никогда не думал о тебе иначе. — Фрэнк был очень печален.

Я опять едва сдержал слезы.

— Это я знаю, папа, но ведь существует еще и Гил Суини, сын убийцы, не так ли?! Брат Алкионы Уолтер!

— Господи помилуй! — Фрэнк уронил голову на руки.

— Сводный брат, коль на то пошло, — вмешался Брайди. — И давайте-ка без этих сцен!

Я прямо взвился:

— Можно же было сделать анализ ДНК! — Идиотское предложение, в самом деле идиотское — ведь никто из них ничего не отрицал.

— С какой целью? — мягко осведомился Брайди.

— А чтобы я точно знал, не полоумный ли я, как… как…

Тут я не смог сдержать слез. Потом услышал, как Фрэнк сказал:

— Господи Иисусе, Фил, что теперь делать?

После этого, как всегда, когда я был в стрессовом состоянии, мой слух отключился. Фрэнк сразу это понял. Он подошел ко мне, взял мое лицо в свои тонкие руки и посмотрел прямо мне в глаза:

— Начни с самого начала, Гил. — Он тщательно выговаривал все слова. — Когда ты вернулся из Франции?

— Я там всего неделю пробыл после похорон, — промямлил я. Потом взял себя в руки. Сперва говорил как бы в пустоту, но постепенно начал слышать собственный голос, потом голос Брайди, когда тот задавал вопрос или в очередной раз разражался проклятиями.

Фрэнк не произнес ни слова, пока я не закончил рассказ о том, что тогда произошло в саду, а потом просто спросил:

— Ты думал, что твоя мама ее убила? Это не так. — Фрэнк закрыл глаза и попытался восстановить дыхание. — Ты должен мне верить, Гил, Кресси не убивала эту ужасную женщину.

— Но она же ударила ее, сбила с ног. — Ни один из них не выразил удивления. Неужели они знали?

— И это все, что она сделала. — Брайди произнес это медленно и четко, как если бы не был уверен в том, что я его хорошо слышу. — Твоя мать не убивала Эванджелин Уолтер. Рана у нее на голове была поверхностная. Мы думали, что это имеет значение, но патологоанатом все поставил на свои места. Нет абсолютно никаких сомнений — ее убил удар в живот. Посмотри на меня, Гил. Результаты посмертного вскрытия были совершенно определенные. И улики против Вэла Суини — неопровержимые.

Он произнес имя убийцы так, словно оно ничего для него не значило и ничего не должно было значить для меня. Но это было совсем не так.

— То есть против моего отца, — заметил я.

— Да. — Он отвернулся.

— Стало быть, в любом случае, если верить вам, то я сын убийцы.

— Извини, но лучше уж он, чем твоя мать, — грубо ответил Брайди в типично полицейском стиле. — Этот подонок никогда не был тебе настоящим отцом, Гил.

Ему все же удалось как-то снизить эмоциональное напряжение. Слава Богу, Макбрайд не пытался утешить меня или как-то поднять настроение — если бы один из них хотя бы прикоснулся ко мне или выразил сочувствие, не знаю, что бы я сделал.

— Расскажите о расследовании, — потребовал я мрачно. — Я сюда за этим и пришел.

Они обменялись взглядами. Фрэнк сидел в противоположном конце комнаты, Брайди расхаживал взад-вперед. Он и вел разговор. Говорил так, словно докладывал о ходе расследования своему коллеге или даже начальнику. Голос его был совершенно лишен эмоций, он излагал одни факты, но толковал он их неправильно. По крайней мере именно это мне мешало. Потому что, насколько я помнил, все трое — мама, отец и Трап — приложили к этому руку.

— Когда ты понял, что миссис Уолтер — мать Алкионы? — нарушил Брайди ход моих мыслей. Не знаю, как он догадался, что эта информация имела для меня столь большое значение, но полагаю, что именно интуиция и сделала его хорошим полицейским. Мне понадобилось некоторое время, но я все же рассказал им о том, как увидел ее на заправочной станции, а затем продолжил до того момента, когда мы с мамой вернулись домой. Описал, как отец швырнул бокалом в маму и сбил меня с ног. — А теперь можешь ты объяснить нам, что произошло, когда твоя мать увезла тебя из дому?

И я опять начал свою длинную несвязную историю. Фрэнк был поражен. А Брайди спросил меня про то, как я увидел отца в саду. «Расскажи об этом еще раз», — попросил он. Я рассказал, начав с ботинка, который наступил мне на ногу. На сей раз я припомнил, что шнурки на ботинке были не коричневые, а желтые. Они обменялись понимающими взглядами.

— А почему это так важно? — спросил я, и они объяснили, как обнаружили улики против моего отца в багажнике его машины. Включая магнитофон, хотя они и не знали, кто его туда положил. А я не стал их на этот счет просвещать. — Его одежду? — спросил я.

— Да. Она была вся в ее крови, — ответил Брайди, и я вспомнил, что у отца было полным-полно костюмов и другой одежды, некоторые вещи в двух экземплярах. И подумал, что Трап не раз заходил в дом и выходил обратно.

— А что еще?

— Ее ноутбук, сумку и всякое прочее.

— И большую коробку? Ящик?

У Фрэнка отвисла челюсть.

— Да, — ответил он. — Итальянский сундучок из ее дома. А ты-то откуда про него знаешь?

— Видел, как он его туда засунул.

Мне показалось, что Фрэнк сейчас прыгнет через всю комнату и вытрясет из меня всю остальную информацию, но тут Брайди поднял руку.

— А что произошло после того, как ты покинул сад? — спросил он. — Помнишь?

Я закрыл глаза.

— Я очнулся в коттедже у Трапа. Мы с Кресси лежали на его постели. Она заснула. А утром он отнес меня в машину.

— Но перед этим ты еще раз ходил в сад, так ведь? — мягко спросил Макбрайд. — Ты последовал за Трапом?

Ну что же, я сам позволил себе проболтаться. Но все же опасался, что он вытянет из меня что-нибудь еще. У меня было ощущение, что я вижу его впервые в жизни — этакого крутого полицейского, — и сейчас я его боялся. Брайди оказался гораздо умнее, чем я думал, и черт знает насколько хитрее меня, так что я понял, что выбора не осталось — только рассказать ему все, как было. Все равно он не слезет с меня, пока не услышит всю историю. Единственное, что я от него утаил, так это все, что касалось моей матери. Из моего рассказа просто следовало, что она спала и когда я уходил, и когда вернулся.

— А что он сделал с тем свертком, который вынес из дома?

Я помотал головой:

— Не знаю. Не видел.

И он опять двинулся дальше, словно потерял к этому всякий интерес. На самом-то деле черта с два!

— А что было утром?

— Трап отнес меня в машину. В поле, кажется. Мы долго ехали. — Тут мне еще кое-что вспомнилось. — Больница! Мы приехали в больницу! Мама там с какой-то женщиной разговаривала. С больной, она в постели лежала.

— Мэрилин Донован, — подсказал Фрэнк.

— Это была Мэрилин? Ох! — Еще одна участница событий со своей собственной интерпретацией: она ведь и не упомянула о том, что мы были в больнице.

— У нее за два дня до этого случился выкидыш, — пояснил Брайди. — И твоя мама отвезла ее в Корк, в больницу. — Некоторое время он молчал, отчего я еще больше напрягся. — В общем, ты два раза был в саду? — Слабая улыбка. — Что-то я немного путаюсь. Давай-ка еще разок, по порядку, ладно?

— Это я вроде бы должен задавать вопросы, — заявил я. — Чего это вы меня допрашиваете?

Его это нисколько не смутило.

— Считаешь, что это допрос, сынок? — Он невесело усмехнулся. — Видишь ли, Гил, я хочу помочь тебе все понять, но мне нужно знать твою собственную интерпретацию событий. Я не могу все расставить по своим местам, пока не узнаю, что ты думаешь. О’кей?

Я кивнул, хотя на самом деле так и не понял, что он имел в виду. В то же время мне хотелось прекратить все эти игры, чтобы мозги прочистились. Думаю, я просто готов был предоставить ему принимать все решения.

— Так вот. Давай еще раз вернемся в коттедж, к тому моменту, когда ты в первый раз туда попал. Ты заснул?

— Нет, — ответил я, ощупью пробираясь в темную спальню. — Кресси заснула. Джон Спейн был в соседней комнате, сидел у стола и пил виски.

— Откуда ты знаешь? — спросил Брайди.

— По запаху. — Фил и Фрэнк молчали, в комнате можно было услышать малейший шорох. — Я вылез из постели, но в гостиную не пошел. Подсматривал в щелку, наблюдал за ним. Он плакал. У него плечи тряслись. А немного погодя встал и вышел. — Я взглянул на Фрэнка. — Я выбрался следом. Хотел его позвать, но слова не получались, не выходили, так что я просто пошел за ним вниз, к бухте. Он влез в лодку и отплыл. Я взобрался на гребень косы и остался там ждать.

Брайди посмотрел на Фрэнка:

— Что это за коса?

— Скальный выступ, довольно высокий, огораживает бухту, где Джон держал свою лодку.

— Теперь ее называют бухта Спейна, — не к месту добавил я.

— Дальше, — приказал Брайди, но чары уже рассеялись, так что ему пришлось заставить меня начать сначала.

— Рука болела, и я все время соскальзывал вниз. Когда я добрался до самого верха гребня, Трапа уже не было видно. Я собрался было бежать обратно в коттедж, но тут из темноты вынырнул катер и на бешеной скорости понесся к противоположному берегу.

— Катер? Какой катер?

— Катер моего отца.

— Ты уверен?

— Я видел его. Он стоял у руля. Было полнолуние. У него волосы блестели в лунном свете. — Я коснулся собственных волос. — У него были такие же, светлые. — Это я себе сказал.

— Что потом?

— Я сел и стал ждать Трапа.

— А ты не боялся его после всего того, что увидел перед этим? — мягко спросил Брайди.

Я и сам был удивлен. Но может быть, потому, что он смотрел на все это с позиций взрослого. Что до меня, когда мне было восемь, я совсем не боялся старика. Мне просто хотелось тогда, чтобы он поскорее вернулся и позаботился обо мне.

— Нет, не боялся. Разве что того, что он не вернется за нами.

— И долго ты ждал?

И снова я начал все пересказывать, добавляя подробности. Теперь уже, кажется, не имело смысла что-то скрывать. Кроме одного: я так и не сказал им, что, как мне тогда показалось, я видел там Кресси.

— А на следующее утро Спейн был там? — спросил Брайди, когда я закончил.

— Да. Только я не знаю, утром или нет — было еще темно. Он отнес меня в машину.

— Очень жаль, что тебе пришлось в одиночку во всем этом разбираться, Гил, — сказал Фрэнк, нарушив долгое молчание.

— Ну ты сам меня к этому и подвел. Почему не рассказал?

— Господи помилуй, Кадди, да посмотри ты на вещи реально! Как это, черт возьми, они смогли бы все объяснить восьмилетнему ребенку? Да пусть даже десятилетнему! Двенадцатилетнему! Можешь ответить? Погляди на меня, сынок! Думаешь, они знали, сколько ты тогда видел? Как ты считаешь, знали?

— Им надо было мне рассказать про Алкиону и про моего отца, — упрямо сказал я.

— Прости, — сказал Фрэнк. — Гил, мне, право, очень жаль. Мы с Кресси все время мучились по этому поводу, но когда доходило до того, чтобы просто сесть и все тебе рассказать, мы начинали бояться того, как это может на тебя подействовать. И в итоге все испортили.

— Хватит! — взорвался Брайди. — Вы старались уберечь ребенка от травмы! И ты, Фрэнк, изо всех сил старался!

— Плохо старался, не так ли? — вставил я.

Брайди поглядел на меня так, что оставалось только порадоваться, что я не уголовный преступник.

— Поставь себя на их место, парень. И спроси себя, как бы стал рассказывать такое Кэти-Мей — ей ведь сейчас десять. С чего бы ты, к примеру, начал?

Это дошло до меня лучше, чем все остальное, потому что я сразу вспомнил, как Алкиона изо всех сил бросила мою сестренку в воздух и чуть не убила ее.

— Обычно я так не поступаю, Гил, но сейчас хочу, чтобы ты знал, как я вижу эту историю. — Брайди говорил почти полчаса, начав с того момента, когда он со своим начальником прибыл из Корка, чтобы возглавить расследование убийства. И подробно описал все происшедшее, закончив сожжением лодки Трапа. Когда он с этим покончил, то сообщил, что Фрэнк, Трап и мама — все они на разных стадиях расследования были подозреваемыми. Трап и Кресси — в убийстве, Фрэнк — в сокрытии улик. Тут я насторожился. — Он же чуть не угробил все дело своим вмешательством, ты знаешь это? И едва не загремел в тюрягу, пытаясь спасти твою мать. Думал, я такой идиот, что поверю…

Значит, они тоже считали, что это сделала Кресси. А теперь уже не считают? Почему?

Брайди сказал, что, только когда они все распутали и начали работать вместе, им удалось найти настоящие улики. Это стало возможным, когда они поверили свидетельству Трапа, что он видел Суини в саду той же ночью позже.

— А ты только что это подтвердил, Кадди. Ты ж черт знает какой важный свидетель, понимаешь? Мы могли бы с твоей помощью на… — Он прикусил палец. — Господи, да что я такое несу!

— Не думаю, что от меня было бы много проку в то время, а? Я ведь толком говорить не мог. И слышать. — Я положил руку на плечо Фрэнка. — Как бы то ни было, я страшно боялся отца. Он же в ту ночь, черт его дери, чуть не убил меня и Кресси. — Я с трудом сглотнул. — И все равно мама жила с ним под одной крышей. Почему? — Даже на мой собственный взгляд, я сейчас был в истерике. — Только из-за этого траханого дома? — Это заставило обоих не перебивать меня. — Вот еще какой у меня вопрос. — Я сейчас не мог посмотреть в глаза ни тому, ни другому. — Правда, что Трап пытался его спасти, когда они оба утонули?

Брайди повернулся к Фрэнку:

— Вопрос к тебе, Амиго. Что думаешь по этому поводу?

Фрэнк колебался. У меня было ужасное ощущение, что он сейчас вдруг начнет играть в благородство, но я ошибся.

— Спейн после убийства совсем умом тронулся. Почти все время торчал в своей лодке, просто жил там. Мы слишком поздно поняли, что это он сидел в засаде, охотился на Суини.

— Мы выяснили, что Суини продал свои акции гостиницы «Атлантис» за сорок косых наличными, — встрял Брайди. — Эванджелин в свое время хотела наложить на них лапу, но он продал их кому-то через пару дней после убийства. Я полагал, что Суини уже удрал на машине. А Фрэнк был уверен, что если Суини пойдет в побег, то воспользуется яхтой, и Спейн думал то же самое. Яхта снялась с якоря около шести утра в субботу. Мы прозевали, а Спейн был начеку. Он взял моторку и пустился в погоню. И оба угодили в шторм.

— Кресси считает, что Спейн вполне мог принудить Суини направить яхту на скалы, — заметил Фрэнк.

Тот, кого они сейчас обсуждали, был мой отец. Я сам себе все время это твердил, отчего меня жгло как огнем — они-то говорили о нем как о диком звере.

— Почему она так считает? — спросил я, хотя заранее знал ответ.

— Старик был готов на все, лишь бы защитить тебя. Думаю, он решил, что если удастся избежать суда, то скандал заглохнет сам по себе.

— Заглох, как же!

Задумка Спейна не сработала, не так ли? Мэрилин уверяла меня, что никто в поселке не считал Спейна педофилом, но тот факт, что она сочла необходимым мне это сообщить, говорил сам за себя. Десять лет прошло со дня его смерти, но и теперь приходилось опровергать все те же самые сплетни, и, как мне представлялось, это было ничуть не лучше прямых обвинений. В любом случае грязь прилипла намертво. На секунду я даже порадовался, что стерву, которая все это затеяла, убили. Но теперь появилась еще одна — Фиона Мур.

— А зачем миссис Уолтер распускала всю эту гнусную ложь про Трапа?

— Ну, этот вопрос на миллион долларов потянет! — восхитился Брайди и наконец перешел к причинам убийства. И подтвердил то, что Трап написал в своем письме.

— Она пыталась отомстить Суини, уничтожить и его, и все, что у него было, включая семью. — Фрэнк, кажется, обдумывал свои формулировки прямо на ходу, пока говорил. — А Суини использовал все эти сплетни, чтобы угрожать Кресси. Пообещал сообщить в службу соцобеспечения о том, что мать оставляет ребенка со старым педофилом, если она не продаст дом. Не уверен, что Эванджелин Уолтер рассчитывала на это, но таков оказался результат. У нее с Суини никакого романа не было, хотя все, включая Кресси, полагали, что был. Был, конечно, но давно и без продолжения. Когда-то они были любовниками, но он бросил ее, когда Алкиона была совсем маленькой. Муррей на прошлой неделе признался твоей матери, что это Суини ее искалечил. Эванджелин уж точно так считала. Она его годами выслеживала, искала возможность отомстить. Ради себя? Или ради своей умственно неполноценной дочери? Мы с Кресси много об этом думали, но так и не пришли к определенному выводу. Эванджелин его унизила на глазах у всех. Купила его яхту…

— И поменяла название на «Алкиону», — вставил я. Вздохнув, положил на стол, прямо на тарелку с сандвичами, мобильный телефон, который нашел в коттедже Трапа.

Брайди прямо бросился на трубку.

— Откуда ты это взял? — шепотом спросил Фрэнк.

— Трап оставил его, чтобы я нашел. В тайнике, о котором знал только я. Он знал, что я вернусь. Это ее телефон?

— Вероятно. Ее мобильный пропал в то время, когда Спейн вроде бы приобрел себе аппарат. — Он повернул телефон. — Теперь мы уже никогда не узнаем, какие на нем были сообщения.

Фрэнк пересек комнату, обнял меня обеими руками и прижал к себе, как делал, когда я был ребенком. У нас обоих текли по щекам слезы. Он спросил, поеду ли я с ним домой.

— Нет, — ответил я. — Пока не могу. Мне надо уехать на некоторое время.

— Куда? И как насчет университета?

— А что насчет университета? Думаешь, я могу сейчас начинать учебу, после всего этого? Тебе понадобилось десять лет, чтобы похоронить эту историю, а я только начал ею заниматься. Поеду обратно во Францию на какое-то время, потом, может, в Австралию или еще куда…

— Тебе понадобятся деньги. Я переведу какую-то сумму на твой счет.

Я встал и направился к двери.

— Нет, не надо. У меня и так все о’кей. Если понадобятся, я попрошу. Спасибо. Позвоню через день-два и сообщу, какие у меня планы. Ладно?

Фрэнк подошел ко мне:

— Кресси будет очень расстроена. Может, тебе стоит повидаться с ней, прежде чем уезжать?

Я мотнул головой:

— Извини, не могу. Передай, что я с ней свяжусь, как только у меня в голове все уложится. — К чести Фрэнка, он не пытался меня переубедить. Не стал упоминать про родственные чувства. Просто стоял и смотрел. Я заметил, что он начал отпускать бороду.

— Можешь пожить у нас, пока у тебя в башке все не утрясется, — предложил Брайди.

— Нет, спасибо, — ответил я. Уже почти у двери я обернулся: — В некоторых деталях вы ошиблись. — Тут я протянул им ключи от машины с брелоком, на котором была четко видна эмблема «лексуса». — Это я нашел вместе с телефоном. Может, додумаетесь, что именно Спейн хотел мне сказать.

Повернулся к двери и чуть не столкнулся с официантом.

— Включите телевизор, сэр! — заорал тот. — Нью-Йорк только что бомбили!

«Данкреа лиснинг пост»

Джеру О’Дауду, бизнесмену с Трианака, после пяти безуспешных попыток удалось наконец получить разрешение на строительство яхт-клуба на месте имения Корибин.