Приобщение к униформе. Длинная, серая окраинная улица, мать и сын. Сын — совсем старичок, все детство осталось позади, так далеко, что почти уже неразличимо, детство осталось в другой эпохе, в другой стране. Сейчас ему десять лет, десятилетний возраст давит ему на плечи, заставляет сутулиться.

— Не сутулься так, — говорит мать, — это вредно для легких.

Мальчишка тотчас же распрямляет плечи и начинает глубоко дышать скверным воздухом маленьких литейных и штамповочных мастерских, угольных лавчонок, расположившихся по черным дворам в подвальных помещениях, в которые надо спускаться по разбитым ступенькам. Мальчишку только что принял в свои ряды немецкий юнгфольк, в книжечке юнгфольковца растолковано, каким должен быть юнгфольковец и в чем состоят его обязанности: юнгфольковцы — закаленные люди, они немногословны и верны, юнгфольковцы — настоящие товарищи, главное для юнгфольковцев — это честь. Только свежая грязь на ботинках делает юнгфольковцу честь. После боя — сразу почистить! Летняя и зимняя форма одежды. Галстук и узел. Портупея и пряжка. Вельветовые и спортивные штаны. Коричневая рубашка. Обмундирование в целом и все нашивки, которые прибавляются за различные заслуги, да еще приемное испытание и клятва юнгфольковца с Божьей помощью, а также походный нож, т. е. кинжал, обязательно должны быть изделиями германских военных мастерских и куплены в соответствующем магазине.

Длинная, серая школьная улица на отрезке, где она отчасти становится торговой улицей. У дверей спортивного магазина мальчишка немного повеселел. Дверь с колокольчиком, доска с надписью «Арийский магазин. Торговля только по твердым ценам!» Множество всякой подарочной ерунды: расписные фаянсовые кружки с надписями, выполненными новомодным старонемецким шрифтом: «Всегда, и в зной и в холода, любовь все так же горяча»; тарелки: «Быть одному — не хорошо никому, зато когда в тиши, да кругом ни души, один да одна, вот это да!»; поучительные изречения в виде настенных украшений, вышитых салфеток, одно из них под дымчато-зеленым стеклом так понравилось мальчишке, что его тотчас же и купили: «Знай — работай, а награда придет сама!»

— Ведь так и есть, мама! Когда засядешь по-настоящему, уже нет никакой разницы, играешь ты или работаешь.

— Умненький мальчуган! — с довоенной приветливостью похвалила довоенная продавщица. — Так тебе, говоришь, нужна вся обмундировка? Давай выбирай!

Для мальчишки, приехавшего с Востока, немудрено было, глядя на фотографа Кюнеле, к которому тут же пошли, чтобы увековечить в открыточном формате новоиспеченного солдата как в летнем, так и в зимнем облачении, подумать по-румынски про собаку; прием в младший отряд юных гитлеровцев и последовавшая затем фотосъемка, запечатлевшая факт приема, тяжким грузом давит ему на плечи, и спина снова сутулится.

— Взгляни-ка, — говорит мама.

На длинной глухой стене написано мелом:

Поляк попятный ход трубит, француз — в дерьме, а с ним и брит, попы снуют повсюду — не жизнь — сплошное чудо!*