21

Срочная доставка

Кип подбросил пуговицу желаний в воздух, ловко поймал и попросил:

– А можешь ещё раз прочитать?

– Три раза вполне достаточно. Ты меня хуже Галилея загнал.

Кип засмеялся. Даже никудышные шутки Молли не испортили бы ему настроение. Он не мог оторвать взгляда от письма в руках сестры: на плотной бумаге, в солёных морских брызгах. Письма, которое пришло с обратной стороны мира. Письма от мамы с папой.

Кип с Молли сидели на крыше конюшни и болтали ногами. Заходящее солнце залило всё вокруг золотистым светом. Кип очень боялся, что письмо ненастоящее, что его написала сестра, чтобы его утешить. Но стоило увидеть почерк, и сразу стало ясно: настоящее. Конечно, прочесть его Кип не мог, зато узнать почерк мамы мог так же легко, как отличил бы приготовленное ею рагу или заштопанный ею носок. Письмо было написано светло-синими чернилами:

Дорогая наша Молли, наш милый Кип!

Мы с папой получили ваше письмо и очень за вас рады, потому что вы столкнулись с настоящими приключениями.

А у нас с папой тоже настоящее приключение. Когда корабль потерпел крушение, папа сделал плот из старой бочки из‐под рома. Вместо мачты мы приладили весло, а я сплела парус из морских водорослей. Плот мы назвали «Кип и Молли», и он берёг нас в бурю и в тихую погоду, пока мы не доплыли до заснеженного севера, а там нам встретились купцы-эксимосы. Их ялик тянул за собой настоящий кит. Эскимосы так обрадовались, что мы говорим по‐английски! И поэтому пригласили нас к себе на борт, угостили горячим супом из морского кракена – мы с папой оба пришли к мнению, что ничего вкуснее никогда не ели. Поэтому мы даже взяли у них рецепт и сможем приготовить такой суп, когда снова будем вместе. А пока мы с вами порознь, заботьтесь друг о друге в вашем новом доме и не влезайте в неприятности (это тебя касается, Кип!). Скоро мы напишем вам ещё одно письмо, ждите его и никуда не уезжайте, что бы ни случилось.

Ведите себя хорошо и ничего не бойтесь.

Ваши мама и папа.

Кип закрыл глаза и будто услышал, как мама проговаривает каждое слово, пока выводит буквы. Видел, как у неё за спиной стоит папа и усмехается, когда мама пишет Кипу не влезать в неприятности.

Кип разулыбался, потом открыл глаза и выдохнул: он долгое время сдерживал дыхание, боясь спугнуть впечатление. Молли бережно сложила письмо в конверт.

– А когда оно пришло? – спросил Кип. – Я же столько недель наблюдал за дорогой, а почтальона не видел.

– Как бы тебе объяснить… – замялась Молли. – Давай назовём это срочной доставкой.

Кипу не очень понравилась эта таинственность, но какая, собственно, разница? Родители далеко. Письмо тому доказательство. Они пытаются вернуться к Молли и Кипу. Он вертел в руках пуговицу желаний.

– Теперь я знаю, что у них всё хорошо. Думаю, больше не стоит сидеть на мосту.

Молли улыбнулась и потрепала брата по волосам:

– Я рада это слышать.

И вдруг Кип вспомнил. Появление письма от родителей так его взбудоражило, что он совершенно забыл про дерево.

– Пока ты занималась домом, я покрутился у ямы, которую выкопал тот человек, и кое‐что разведал.

– Что ты сделал? – Молли не могла скрыть тревогу в голосе.

– Не переживай, я осторожно, – сообщил Кип, глядя вдаль. – Я видел корни этого дерева. И они были живые! Они шевелились прямо у меня перед глазами. Такие тонкие чёрные червячки. Лезли прям из земли. Голодные. Но они искали не воду. – И Кип показал сестре кончик пальца, где корень вцепился в него.

– Ну и что ты мне показываешь свою царапину? Может, ты о камень ударился, – ответила Молли, даже не взглянув.

Кип отдёрнул руку. Он же помнил, как корни держали копыто Галилея, когда они нашли его в лесу.

– Прокислый лес ни при чём. Я думаю, это большое дерево распустило свои корни аж до реки. Я пытался посадить под ним цветы. И они все погибли, корни их сразу убивают. – Кип внимательно посмотрел на сестру. – И во всём доме эти корни. И в твоей комнате.

– Кип! Это всего лишь дерево! – оборвала его Молли. – Если оно тебе не нравится, просто держись от него подальше. Нам так хозяйка и сказала в первый день.

Кип сел с прямой спиной:

– А тебе не кажется, она что‐то такое знает?

– Мне кажется, что, если хозяйка застукает тебя у дерева с лопатой и граблями, проблемы у тебя будут гораздо серьёзнее, чем царапина на пальце. – Молли говорила как‐то странно, будто с трудом подбирая слова. – Нечего приписывать дереву злые силы просто потому, что оно некрасивое.

– Оно не просто некрасивое! – возмутился Кип. – Ты забыла, что мы видели сегодня ночью? А я вот помню. И ветер помню. И человека этого. И лейку. А лучше всего я помню, как ты ко мне прижалась и от страха шевельнуться не могла. Как и я. – Кип вздрогнул, хотя было тепло. – Пусть эти Виндзоры живут как хотят. А нам надо убираться, и чем быстрее, тем лучше.

Молли отвела взгляд.

– Мы же уходим отсюда? Как договорились, да? – спросил Кип.

Сестра посмотрела на него, но в её глазах сквозило непонятное беспокойство.

– Я помню, о чём мы договорились. Но это было до письма. Если мы уйдём, мы никогда больше не сможем получить весточку от мамы с папой.

– Это ещё почему? Мы напишем им письмо и скажем, где мы.

– Так не выйдет. А вдруг они не получат наше письмо? Вдруг оно потеряется? Мама с папой сами так сказали. – Молли достала письмо из конверта и, указав пальцем на одну из строчек, перечитала: – «…никуда не уезжайте, что бы ни случилось».

Кип уставился на письмо.

– Я помню, что они так велели. Но они же не знают, что здесь…

– Ещё как знают! – перебила его Молли. – Помнишь, в нашем письме мы рассказали им про ночного гостя. А они прочитали и велели нам никуда не уезжать, что бы ни случилось. Так мы и сделаем.

Кип отвернулся. Щёки у него пылали.

– Не похоже, чтоб ты спросила моё мнение!

Рука сестры легла ему на плечо.

– Кип, я понимаю, что тебе страшно. Я тоже боюсь. Но просто доверься мне. Доверься маме с папой. – Молли говорила гораздо мягче. – Для нас единственный способ получить от них весточку – остаться здесь.

Кип глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от обиды, сдавившей ему грудь. Он ведь понимал, что оставаться в доме очень опасно, но почему‐то не мог объяснить это Молли. Он поглядел на лес, начинающийся за равниной. Заходящее солнце окрасило его в тёплые золотисто-красные и багровые цвета. Кип зажмурился и представил родителей, которые где‐то далеко-далеко любуются тем же солнцем.

– Ну давай ненадолго останемся. Подождём ещё одно письмо, – наконец ответил он.

– Спасибо, Кип! – Молли обняла его, а он обнял её в ответ, почувствовав, как беззвучные рыдания сотрясают её тело. Она всегда изо всех сил пыталась защитить его, а теперь, подумал Кип, будто сама нуждалась в его защите.

– Хочешь ещё раз прочитать? – спросил Кип.

Молли отпустила его, вытерла слезы и кивнула:

– Разве что разок.

 

22

Сладости

Две недели Молли провела в возбуждённом ожидании. За первым письмом вскоре последовали ещё три, и она каждую минуту ждала «срочной доставки». Она столько времени думала, что они с Кипом совсем одни в этом мире, а теперь письма дарили ей надежду.

– Мистер Алистер! Я принесла бельё, – сказала Молли и постучала в комнату молодого хозяина. В руках у неё лежала стопка простыней.

Не дождавшись ответа, она толкнула дверь плечом. Комнаты Алистера Молли старалась избегать и заходила туда, только чтобы сменить бельё и забрать горшок. В комнате отвратительно воняло потом и немытыми ногами. Молли распахнула окно, заметила, как внизу брат толкает из конюшни нагруженную тачку, подошла к постели, сдёрнула одеяло… Взору предстало месиво из фантиков от ирисок, сахарной пудры, шоколадных крошек и сухих листьев. Молли обречённо закатила глаза: на отстирывание этих пятен уйдёт в два раза больше времени, чем на обычную стирку!

Девочка сняла грязное бельё, застелила и расправила свежую простыню (с каким удовольствием она бы повалялась на пуховой перине!). Потом присела на краешек кровати, зевнула. В последнее время работа по дому начала утомлять её, она не успевала отдохнуть. Надо было как‐то отвлечься от обязанностей, и она достала из кармана потрёпанные конверты – письма от родителей.

Мама с папой попали в тайфун, в самую середину, и он затянул их в центр мира и выбросил наружу через жерло вулкана в Южных морях. Молли улыбнулась: папа описывал вулкан очень красочно. Он был из тех, кто шёл на кухню за коробком спичек, а возвращаясь, рассказывал историю о том, как выкрал спички у самого чёрта из кармана…

Молли до сих пор не знала, что думать о письмах. Сначала ей казалось, что они – чья‐то злая шутка. Однако каждое новое письмо, написанное маминой рукой, всё сильнее убеждало её, что они настоящие. Конечно, письма были необычными, но «необычный» и «ненастоящий» – не одно и то же. Кип страшно боялся дерева, поэтому Молли не рассказывала ему о дупле. Но правда была в том, что дерево волшебное – не выдумка из сказки, а самое что ни на есть волшебное дерево. А настоящее волшебство и должно немного пугать, разве нет?

Как дерево работало, Молли не понимала. Когда она попыталась отправить ответное письмо, положив его в дупло, порыв ветра тут же вернул ей его в руки. Похоже, дерево исполняло для каждого его самое заветное желание. Мистер Виндзор получал деньги, хозяйка – украшения, Пенни – книжки со сказками, Алистер – бесконечные конфеты. Молли бросила взгляд на открытый ящик комода. Внутри ровными стопками лежали сладости: карамельки, шоколадные плитки, лакричные червячки, мятные палочки. Интересно, какие они на вкус?

Открылась дверь. Зашёл Алистер, держа в руках очередной бумажный кулёк с конфетами. Молли встала, спрятав письма в карман передника.

– Я принесла свежее бельё.

Алистер посмотрел на неё, затем на комод.

– Брала что‐нибудь? – Алистер подошёл к комоду, сел на постели у ящика, поджав под себя ноги. – Я каждое утро пересчитываю.

– Даже не предполагала, что ты знаешь такие числа, – пробормотала Молли, сгребая грязные простыни.

Но Алистер был слишком увлечён проверкой своих запасов, чтобы ответить. Он открыл коричневый мешочек, извлёк нечто похожее на козинаки и тоже положил в ящик комода. Молли смотрела, как он сортирует сладости, перекладывая из стопки в стопку. За последние недели лицо у Алистера заплыло нездоровым жиром. Да и сам он сильно растолстел, так что сомневаться не приходилось: скоро у Молли появится ещё одна обязанность – расшить всю его одежду. До сих пор она ни с кем не говорила про дерево, но сейчас момент казался очень подходящим.

– Можно я задам тебе вопрос? – спросила она, скрестив руки на груди. – Я знаю, что даёт тебе все эти сладости… Почему именно сладости?

Алистер подозрительно прищурился, будто пытаясь сообразить, в чём подвох. Пожал плечами:

– Они меня там ждут.

Молли кивнула. Каким‐то образом дерево понимало, что Алистеру хочется конфет. А ей хочется получить весточку от родителей.

Порывшись в кармане, Алистер вытащил красную мармеладину. И протянул Молли со словами:

– Хочешь кусочек?

Ни разу в жизни Молли не пробовала мармелад. На белой ладони Алистера лежало нечто казавшееся липким, мягким и изысканным одновременно.

– Ты угощаешь меня?

– Нет! – тут же последовал довольный ответ, и Алистер принялся громко чавкать, сунув лакомство в рот. – Если бы ты заслужила конфеты, дерево бы тебе их дало.

Молли покачала головой:

– Мне жаль тебя. Алистер хмыкнул:

– Тебе? Жаль меня?

– Можно пожелать что угодно, а ты думаешь только о том, как набить брюхо! – сказала Молли и хотела было выйти, но Алистер преградил ей путь.

– Всё не так!

Молли наклонила голову набок:

– Да что ты? А как?

Алистер засунул руки в карманы:

– Когда я был маленький и когда ещё Пенни не было, папа всегда водил меня в городе в конфетную лавку. И говорил: «Выбирай, что тебе хочется!» Мы с ним вместе выбирали самые разные сладости. И я никак не мог решить, что же взять. Я не хотел показаться жадиной, хотел, чтобы папа мной гордился, поэтому всегда выбирал что‐то маленькое – леденец какой‐нибудь или ириску, хотя хотелось мне гораздо больше. А дома я растягивал свою покупку на целую неделю, а иногда и дольше. – Алистер вытащил из кармана ещё одну мармеладку – на этот раз жёлтую – и стал крутить её в пальцах. – А когда мы всё продали и переехали из города, я понял, каким дураком был в детстве. Надо было хватать все конфеты, какие видел. Папа же никогда больше не брал меня в конфетную лавку. – И он забросил в рот жёлтый мармелад. И принялся громко жевать.

Молли кольнула жалость к Алистеру, но лишь на миг. Даже если его тяга к сладкому и связана с более серьёзной потерей, превратилась‐то она в самое простое обжорство.

– Конфеты – не самое страшное, что может потерять ребёнок, – тихо сказала она.

Алистер переступил с ноги на ногу. Лицо у него напряглось.

– А ты прямо считаешь себя лучше нас всех? Со своими тайными письмами…

Молли ахнула от удивления, что явно порадовало Алистера.

– Да я всё знаю! Из окна видел, как ты читаешь их Кипу.

Молли прикрыла рукой карман на фартуке.

– Письма тебя не касаются, и не смей о них больше говорить! – произнесла она дрожащим голосом.

Лицо Алистера озарила радость открытия.

– А ведь твой братец не знает, откуда они берутся! – Он подошёл к Молли ближе – настолько близко, что она слышала, как он жуёт. – А если кто‐нибудь ему расскажет? Как тебе это понравится?

Молли прижала к груди тюк грязных простыней. В висках пульсировало. Она сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться.

– Как вам будет угодно, хозяин, – ответила Молли и, поймав взгляд чёрных глаз, добавила: – Но я предупреждаю: опасно обижать человека, который чистит твой ночной горшок. Ведь он может случайно разлить содержимое на все сладости.

Алистер окаменел.

– Ты не посмеешь!

Молли пожала плечами:

– Кто знает? Может, я уже сделала это и забыла тебе сказать. – Она прошептала прямо Алистеру в лицо: – Как этот мармелад на вкус? Ничем не пахнет?

Алистер разинул рот от ужаса. Понятно, что Молли ничего пока не делала с его конфетами, но сама идея плотно засела у него в голове, и теперь не видать ему покоя.

– Мне пора работать, – как ни в чём не бывало сказала Молли, перехватив тюк простыней поудобнее. – Рада была с тобой поболтать.

Она развернулась и вышла прежде, чем Алистер успел заметить её улыбку.

 

23

Доктор Крюк

Во вторник в поместье Виндзоров заглянул почтальон. Кип заметил на дороге всадника и бросился к мосту встречать его.

– Снова срочная доставка? – спросил он, пытаясь успокоить дыхание после забега.

– Отродясь не слышал ни о какой срочной доставке. Передай вот это хозяйке. – Почтальон вручил Кипу конверт и молча уехал.

Письмо в конверте было обычное, и вовсе не от папы с мамой. Его прислал из города Бертран Виндзор: он нашёл доктора, который осмотрит всех членов семьи, пока сам он в городе. Завтра утром Кип должен встретить его в деревне и привезти в особняк. Пенни и Алистера новость не порадовала: они заявили, что и так прекрасно себя чувствуют. Кипа же она привела в радостное волнение: он никогда ещё не видел настоящего доктора.

Сразу после завтрака Кип приехал на повозке в деревню.

– Мистер Виндзор ещё в городе, и экипаж с ним, поэтому садитесь рядом со мной, – сказал Кип, двигаясь.

– Не откажусь, не откажусь, – ответил внушительных размеров доктор, забираясь на повозку. – Так гораздо удобнее вести наблюдения за местной флорой и фауной. Я питаю особую слабость к миру природы. – Он достал платок из кармана и развернул его, внутри лежал лист. – Только посмотри на экземпляр, который я нашёл по дороге из города сегодня. Какая петиола! Это точно доисторический лист!

Кип посмотрел на лист, но тот показался ему самым обычным.

– Впечатляет, сэр, – ответил он и, щёлкнув поводьями, выехал на дорогу.

– О да! И возможно, он ещё неизвестен науке! – Доктор аккуратно завернул находку в платок и спрятал в карман. – А ведь он может иметь целебные свойства. В свой следующий визит обязательно возьму с собой лабораторное оборудование для проведения опытов.

Доктор приехал в тёмно-синем плаще, белых перчатках и высоком чёрном цилиндре. Кип покосился на кожаный саквояж, который тот держал на коленях. На нём буквами золотого тиснения было выведено:

И Е З Е К И И Л Ь  К Р Ю К

Д.М., Д.Ф., ЭСКВ. и. Д.

Кип мог разобрать буквы, но в слова они никак не складывались. Кип, конечно, подозревал, что вместе они обозначают полное имя доктора – слишком длинное имя для одного человека.

– Извините за тряску. По этой дороге редко кто ездиет, – примерно так им с Молли в своё время сказала Хестер Кеттл, и Кипу понравилась фраза.

Доктор поднял кверху указательный палец:

– Правильно говорить «редко кто ездит»!

Видимо, растерянность на лице Кипа проступила столь явно, что доктор решил приободрить его улыбкой:

– Не переживай. Научить ирландца говорить грамотно – всё равно что научить мартышку пользоваться ножом и вилкой! Великие умы, которым даже я не чета, пытались цивилизовать представителей вашего вида, но потерпели фиаско, я вынужден признать. – И доктор громко расхохотался.

Кип почувствовал, как щёки ему густо залила краска. От англичан, особенно богатых, он часто слышал нечто подобное. Была бы рядом Молли, она бы нашлась, как поставить докторишку на место! Но Кип не мог ничего ответить. По крайней мере сейчас. Поэтому прикусил язык и уставился на дорогу.

Кипу доктора всегда казались кем‐то вроде волшебников, ведь они способны были схватить смерть за руку благодаря своим инструментам и умным книгам. Доктор Крюк по возрасту вполне подходил для роли волшебника, только вместо бороды у него были густые белые усы, свисавшие вокруг рта, как два огромных куска сыра.

– Сложно быть доктором, да? – спросил Кип, чтобы поддержать разговор. – Смотреть на всех этих людей с их болячками…

– А? Что? – переспросил доктор, оторвавшись от своей книги. – О да! Но это сложно, если ты человек чувствительный – женщина или ребёнок и такое прочее. А для меня это заряд бодрости! – Он захлопнул книгу и повернулся к Кипу. Под немалым весом доктора повозка накренилась, и Кипу пришлось натянуть поводья, чтобы выровнять её. – Мы живём в век медицинских чудес и открытий. И дня не проходит, чтобы наука не открыла новую болезнь или неизвестный ранее тип сумасшествия. И я тоже решительно готов быть среди тех, кто делает эти открытия!

– Болезнь… Так вот почему хозяин пригласил вас! Кип вспомнил бледные, бескровные лица Виндзоров. А за то время, что они с сестрой жили в доме, кожа его обитателей из просто бледной стала мраморно-бледной. Он подумал о Молли, которая осталась в доме. Как там у неё дела, интересно?

– А, уверен, там ничего серьёзного. Наверняка разновидность лихорадки. Старина Берти всегда склонен перестраховываться, но я тебе этого не говорил.

По крохам услышанной информации Кип начал понимать, что доктор знает семью Виндзоров ещё по городу. А когда они наконец прибыли к особняку, его догадка подтвердилась.

– Боже милосердный! – прошептал доктор, увидев дом и лужайку перед ним. – Я, конечно, знал, что Бертран переживает не лучшие времена, но чтоб настолько…

– Не так всё и плохо, – буркнул себе под нос Кип. Он неделя за неделей приводил окрестности в порядок, и теперь его самолюбие больно кольнул тот факт, что гостю поместье показалось запущенным. Кип щёлкнул поводьями, и конь ступил на мост. Ладони у Кипа вспотели, живот свело. Дом приближался, а значит, шансов переговорить с доктором наедине всё меньше. «Просто спроси», – приказал он себе. Но пока собирался с духом, повозка оказалась напротив входа.

Доктор Крюк достал карманные часы.

– Проклятие! Придётся работать вместо чая. – Он спрятал книгу в саквояж и неловко слез с повозки. – Не распрягай лошадь. Я закончу через час. – С этими словами доктор похлопал себя по карманам и протянул Кипу двухпенсовый: – Это тебе за труды.

Кип смотрел на монетку, но не брал её. «Просто спроси», – звучало у него в мозгу.

– Вы очень добры, сэр. Но можно я задам вам вопрос вместо платы?

Доктор наклонил голову и посмотрел на Кипа поверх очков.

– И этот вопрос будет о твоей левой ноге, так?

Кип изумлённо уставился на него.

– Как вы догадались?

– Мало что способно ускользнуть от моего пристального взгляда. – Доктор многозначительно указал на свои глаза. – Подозрения у меня закрались ещё в деревне, когда ты не предложил мне поднести саквояж. А потом ты всю дорогу держал ногу в одном положении под скамейкой и даже не менял позу. А ещё у тебя есть костыль.

Кип достал Мужество из‐под скамейки.

– Я уже родился хромой, – сказал он. И хотя его вины в этом не было, почему‐то ему стало стыдно.

– Хорошо, давай‐ка посмотрим, – нетерпеливо вздохнул доктор, снимая перчатки.

– Конечно, сэр! Благодарю вас, сэр!

Схватив костыль, Кип спрыгнул с повозки и приковылял к доктору.

– Сядь сюда, – указал тот на крыльцо.

Кип опустился на ступеньку и, вытянув вперёд больную ногу, закатал штанину. На ноге почти не было мышц, кость была изогнута внутрь, а коленная чашечка смещена – нога напоминала искривлённую восковую свечку. На белой гладкой коже выделялись уродливые красные шрамы от бесконечных падений.

– Боже мой, – пробормотал доктор, поднимая изуродованную ногу обеими руками.

Кип отвёл взгляд. Его кольнула брезгливость доктора. Он сам не мог смотреть на собственную ногу, а видеть, как её рассматривает кто‐то другой, было и вовсе невыносимо. Морщась от боли, пока доктор тыкал в ногу пальцами и сжимал её, Кип сказал:

– Я объявление в городе видел. Есть такой доктор, который делает особую клетку из железа и надевает её на больную ногу, чтобы вылечить. Мне поможет такая, как вы думаете?

Доктор выпустил ногу Кипа и улыбнулся. По тому, какая горькая вышла улыбка, ответ сразу стал понятен.

– Боюсь, нет. Есть люди, которые наживаются на надеждах слабых духом. Они обещают чудеса, неподвластные науке. Железная клетка вылечит твою покалеченную ногу с таким же успехом, как вырастит тебе крылья.

Кип быстро опустил штанину. В горле застрял комок.

– Забудьте, что я вас спрашивал…

– А ну‐ка не унывай! – Доктор встал, взял саквояж. – У каждого свой крест. У меня вот мозоль на мизинце ноги. Как только приходит лето и нога начинает потеть, мозоль воспаляется, палец опухает, да так, что невозможно надеть ботинки. И ничего, я не жалуюсь!

Доктор коснулся двумя пальцами краешка шляпы и позвонил в дверь:

– Ещё раз благодарю тебя за помощь.

А Кип приладил костыль под мышку и похромал заниматься работой. И только одно слово звучало эхом у него в голове: «Покалеченный».

 

24

Холодные руки, горячее сердце

Молли стояла у стола и делила на три тарелки жидкую подливку. Мистер Виндзор ещё не вернулся из поездки по делам, а значит, у неё не было денег, чтобы купить еду на рынке. Поэтому вот уже третий ужин подряд она подавала подливку, где плавали какие‐то овощи и немного мяса. И с каждым разом порции выходили всё меньше…

Констанция сидела с торца стола и задумчиво крутила на пальце кольцо, уставившись на пустой стул, где должен был сидеть её муж. Алистер и Пенни сидели справа и слева от матери и вели ожесточённый спор, но Молли не слышала, по поводу чего они начали переругиваться.

– Ещё вина, мэм? – спросила Молли и взяла c буфета графин, чтобы наполнить хозяйкин бокал.

Констанция потянулась за бокалом и задела ладонью руку Молли.

– Ой! – вскрикнула Молли и отпрянула, выронив бокал; вино красным пятном растеклось по скатерти.

– Да что на тебя нашло! – возмутилась Констанция, отодвигаясь от стола, чтобы не запачкать платье.

– Простите, мэм! – Молли бросилась вытирать лужу. – Нервы, наверное.

Она украдкой взглянула на руки хозяйки. Они оказались холодными, как у мертвеца. Надо будет не забыть сказать Кипу нарубить побольше дров, чтобы сильнее топить в комнате у хозяйки. Наверное, в такое время года уже перестают жечь камин, но Молли показалось, что Констанция не станет возражать.

Открылась входная дверь.

– Конни! Дети! Я дома!

Вернулся хозяин.

– Мы здесь, сэр! – отозвалась Молли, ставя на стол ещё один прибор.

Супницы у Виндзоров больше не было, поэтому Молли наливала еду, стоя у стола с прижатым к бедру горшком, в котором готовила. Тарелку с супом она поставила во главе стола и положила рядом ложку.

– О! Провизия!

Бертран Виндзор показался в холле. Пальто перекинуто через локоть, в руке шляпа. Его вид поразил Молли. Пребывание в городе явно пошло ему на пользу: на щеках играл румянец, чёрные волосы приобрели каштановый оттенок. Он помолодел лет на десять.

– Детки мои, как же я соскучился!

Бертран расставил руки и ждал, что Пенни с Алистером бросятся ему навстречу, но его постигло разочарование.

– Привёз нам что‐нибудь? – поинтересовался Алистер.

Радость исчезла с лица Виндзора. Он растерянно похлопал себя по карманам.

– Боже мой, неужели забыл… – И вдруг расплылся в улыбке. – А ну‐ка, что это у меня? – Весь сияя, он извлёк из‐под пальто два свёртка.

Дети выпрыгнули из‐за стола и выхватили у отца подарки. Довольный Бертран смотрел, как они понеслись в сад, даже забыв спросить разрешения встать из‐за стола.

Молли взяла у хозяина пальто и шляпу:

– Добро пожаловать домой, сэр.

Бертран смотрел на жену, которая ещё не поздоровалась с ним.

– Поездка вышла многообещающей, дорогая. Конечно, пока нет точных договорённостей, но, если рынки взлетят, мы получим неплохой шанс.

– Какие знакомые слова, – проговорила Констанция в свой бокал.

Бертран подошёл ближе, встав у жены за спиной.

– У меня и для тебя есть подарок. – Он извлёк из кармана жилета флакончик с каким‐то резиновым шариком наверху. – Прямо из самой Колони. Конечно, не решает всех наших проблем, но всё же… – Бертран умолк, когда Констанция повернулась к нему. – Конни, неужели ты… – Он смотрел на кольцо у жены на пальце.

Молли наблюдала за сценой от буфета, пытаясь понять выражение на лице хозяина: то ли расстроился, то ли разволновался. Во всяком случае, он так и застыл с привезённым подарком в руках. Констанция с равнодушным видом рассматривала флакончик.

– Парфюм? Чтобы замаскировать зловоние, которое мы предпочитаем не замечать? Какой уместный подарок, – произнесла она, глядя прямо Бертрану в глаза.

– Я… я хотел… – Мистер Виндзор засунул флакон обратно в карман. – Я понимаю, это не сравнится со всем, что ты потеряла…

– О чём ты, дорогой? – Его жена указала взглядом на кольцо на бледном пальце. – Как видишь, я ничего не потеряла.

И Молли сразу поняла, почему Констанция просила у дерева именно это кольцо: оно имело особое значение для них с Бертраном, поэтому она так хотела, чтобы он его заметил.

Если целью хозяйки было досадить мужу, то она преуспела. Тяжело вздохнув, Бертран сел во главе стола. Он будто сдулся прямо у Молли на глазах: плечи опустились, щеки ввалились, даже волосы как‐то поникли. А Констанция смотрела на него с явным удовлетворением. Допив вино, она сделала Молли знак наполнить бокал.

Молли нарочито громко поставила графин на стол. И, в упор глядя на хозяина, сказала:

– А я думаю, это чудесный подарок, сэр! – И выбежала из кухни.

Молли боялась, что хозяйка последует за ней, отчитает, но ничего подобного не произошло. И, наверное, к лучшему, ведь вряд ли бы ей удалось сдержаться и не высказать всё, что наболело. Она драила горшки и сковородки, прокручивая в голове все те обидные слова, которые собиралась произнести. Обидные, но справедливые.

Мама иногда говорила: «Холодные руки, горячее сердце». Эти слова означали, что и жёсткие люди иногда должны проявлять доброту. Но Молли поняла, что для миссис Виндзор они не работают: руки у неё были не просто холодные – ледяные. Ведь хозяин явно расстроился, когда заметил у неё на пальце то самое кольцо. И у него были на это причины: пока он надрывался, чтобы обеспечить семью, его жена думала только о побрякушках.

И всё‐таки… всё‐таки Молли понимала, что её мысли не вполне верны. Иногда она видела Констанцию у окна или в саду: та смотрела на голубой камень с невыразимой тоской на лице. Но если кольцо представляло ценность, то, видимо, не такую уж большую, потому что хозяйка не раз и не два возвращалась к дереву – наверняка ждала от него колье и подходящие серьги, но новые украшения у неё так и не появились.

Молли прикоснулась к кармашку, в котором хранила конверты: может, уже пришло новое письмо от родителей? В доме столько народу, что попасть к дереву незамеченной бывало не так‐то просто. Поэтому, как только возможность представлялась, Молли старалась её не упускать. Сейчас Пенни с Алистером играют на улице. Из кухонного лифта доносятся голоса, а значит, хозяин с хозяйкой ругаются в кабинете. Молли вытерла руки о фартук и быстро вышла из кухни.

Первая задача – раздобыть ключ, который хранится в ящике туалетного столика миссис Виндзор. Молли зашла в спальню хозяйки и даже не закрыла за собой дверь. Выдвинула верхний ящик столика. Внутри лежали шёлковые шарфы и чёрная лакированная шкатулка для украшений. Раньше она занимала почётное место прямо на туалетном столике хозяйки. Но, лишившись драгоценностей, хозяйка спрятала её в ящик. А за шкатулкой, под подкладкой ящика, лежал тот самый ключ.

Молли осторожно взяла его, стараясь не сдвинуть ни единой вещи, и хотела уже было закрыть ящик, но случайно зацепила рукой шкатулку для драгоценностей. И та из‐за того, что стояла на скомканном шёлковом шарфе, опрокинулась на бок. Внутри что‐то зазвенело.

Молли замерла. Она думала, что шкатулка пуста, но, судя по звуку, ошибалась. Вероятно, у миссис Виндзор ещё оставались драгоценности, просто она утаила их. Молли осторожно открыла шкатулку. Внутри лежало несколько колец, все – точная копия того самого, которое носила Констанция!

Девочка уставилась на кольца, украшенные голубыми камнями.

– Ты представляешь, как это выглядит: застать служанку, копающуюся в личных вещах? – раздался за спиной голос.

Молли захлопнула шкатулку и развернулась спиной к ящику. В дверях стояла Констанция Виндзор. Глаза у неё были красные: то ли от вина, то ли от слёз, то ли и от того и от другого.

– Извините! – Молли опустила ключ в карман. – Я только… я только подумала, что нужно вытереть пыль со шкатулки…

Она помолчала.

– Мне стало любопытно, мэм.

Хозяйка вскинула бровь:

– Так что же ты остановилась? Продолжай. Удовлетвори своё любопытство.

Она зашла в комнату. Ситуация напоминала ловушку, но Молли послушалась и открыла шкатулку: перед ней лежали кольца – шесть одинаковых колец с одинаковым голубым камнем.

– Они все одинаковые, мэм?

– Почти. Каждое следующее чуть меньше размером. – Констанция стояла почти за самой спиной девочки. – Красивые, правда?

Молли смотрела, как играют свет и тень на гранях драгоценных камней.

– Да, но… – Она осеклась, чтобы не сболтнуть того, о чём точно пожалеет.

– Ну говори, что ты думаешь. Это будет лучше, чем твой взгляд исподлобья.

Молли тяжело вздохнула. Она смотрела прямо на хозяйку.

– У вашей семьи нет денег на еду, на уголь, на одежду, а вы копите сокровища, как царь Соломон.

– Сокровища? – Лицо миссис Виндзор тронуло подобие улыбки. – Ты думаешь, это сокровища? – Она вытянула вперёд руку с кольцом. – То есть ты считаешь, что вот это – драгоценный камень?

Молли крепко сжала губы, щёки у неё запылали. Ну откуда ей разбираться в драгоценных камнях?

– Ты считаешь меня ужасной? Эгоистичной? – Констанция смотрела на кольцо. – Вот этот «драгоценный» камень – обычный кварц. А само кольцо – даже не серебро, а просто белый металл. Большинство женщин моего статуса умерли бы от одной только мысли, что можно надеть такое украшение.

– Но не вы?

– Но не я. – Констанция улыбнулась, не отрывая взгляда от кольца. Она то ли вздохнула, то ли вздрогнула. – Когда я встретила Бертрана… когда я встретила мистера Виндзора, у него ничего не было. Он служил обычным клерком. Ни семьи, ни титула, ни перспектив. Моя семья уверяла меня, что он мне не чета, и категорически была против этой партии.

Молли скрестила руки на груди:

– Значит, вы из богатой семьи?

– Я не прошу сочувствия. Но думаю, ты понимаешь, что значит лишиться дома. – Хозяйка внимательно посмотрела на Молли. – Я вышла замуж за Виндзора против воли семьи. Когда об этом стало известно, меня вышвырнули из дома, лишили наследства. С тех пор я ни слова не слышала от родителей и родни. В день свадьбы Бертран подарил мне это кольцо – большего он не мог себе позволить. Но для меня оно стало самым дорогим подарком.

Констанция повернула на пальце кольцо, которое было ей велико.

– И каждый день, когда я надеваю его, я вспоминаю Бертрана, вспоминаю нас обоих – прежними.

Голос хозяйки дрожал.

– Ты явно кое‐что поняла про этот дом. – Она глянула на стены так, будто они вот-вот упадут и раздавят её. – Но будь так любезна, не делай выводы о нашей жизни.

Молли во все глаза смотрела на Констанцию Виндзор. И вспоминала сцену на дорожке, которую наблюдала несколько недель назад. Тогда хозяин забрал у жены кольцо, чтобы заложить и получить деньги на выплату долгов. Молли пронзило острое чувство вины.

– Но зачем их столько? – спросила она, указывая глазами на шкатулку.

Констанция сделала глубокий вдох. Затем выдох. И Молли даже показалось, что она видит облачко её дыхания в луче света, приникающем из холла.

– Как бы я ни цеплялась за прошлое, оно всё время ускользает от меня.

Она вытянула вперёд руку, опустила кисть, и кольцо скользнуло по пальцу, на миг задержалось на костяшке и упало на пол с глухим звуком.

– Оно вам больше не подходит?

Молли смотрела то на кольцо, то на хозяйку. Та казалась совсем хрупкой – гораздо более хрупкой, чем при их первой встрече. Она будто таяла на глазах.

– Похоже, что так. – Констанция горько улыбнулась. – Пора идти за следующим. – И протянула Молли ладонь. – Отдай мне ключ.

 

25

Бледность

Молли стояла в центре комнаты Пенни.

– Мисс Пенни! – очень строго сказала она.

– Не буду! Не буду это пить! Не заставляй меня! – выкрикивала малышка, взгромоздившись с ногами на подушку и прижавшись спиной к стене, вместо того чтобы спокойно лежать под одеялом.

Молли устало вздохнула. В руке у неё была ложка с чёрной жидкостью, по запаху напоминавшей алкоголь. Жидкость оставил доктор, который осматривал семью в начале недели. И только сегодня утром Молли, заметив полную бутылочку, поняла, что Пенни обманывает и не пьёт микстуру.

– Доктор Крюк прописал пить лекарство каждый вечер перед сном. – Молли сделала шаг к кровати. – Всего лишь одну ложечку.

– Нет! Нет! Нет! – Пенни соскочила на пол, так чтобы между ней и ложкой с лекарством оказалась кровать. – Алистер сказал, оно из крысиной крови.

Молли закатила глаза:

– Какая ещё крысиная кровь? Откуда Алистеру знать?

Пенни вскинула руки, будто защищаясь:

– Он же старший. Он всё знает!

Молли кивнула, принимая такой поворот событий. – А я старше твоего брата. И я тебя уверяю, лекарство не из крысиной крови. А уж доктор старше, чем мы все, вместе взятые. – Молли присела на край кровати. Поймала в тёмном стекле своё отражение. Заправила выбившуюся прядь под чепец. – Ну расскажи мне, из‐за чего ты на самом деле переживаешь.

Малышка поджала губы, отчего её личико сделалось совсем маленьким.

– Не хочу, чтобы мы болели, – тихо сказала она. Молли взглянула на неё: в свете лампы она казалась ещё бледнее. Вспомнился портрет в библиотеке. Сколько раз она смотрела на него и думала, как же изменились члены этой семьи!

– Мисс Пенни, если вы не считаете нужным во что‐то верить, это ещё не значит, что вам врут. Если человек заболел, он лечится лекарствами. И кстати, я была в комнате, когда доктор тебя осматривал: он сказал, что это всего лишь лёгкая лихорадка…

– Доктор сказал, он не знает, что это за лихорадка! А значит, это что угодно может быть! – Пенни опять забралась на постель и схватила за руку Молли. – Чума, цинга, холера… а может, у нас глаза полопаются и вытекут – так мне Алистер сказал.

Молли кивнула с самым серьёзным выражением лица.

– Когда поймёшь, что глаза вот-вот лопнут, выйди из дома, пожалуйста, – не хочу тут всё отмывать, – сказала она и улыбнулась, чтобы показать, что пошутила.

Её взгляд упал на полку, висевшую над кроватью. Там, в самом низу стопки, появилось несколько новых книжек про принцессу Пенни. Она повернулась к малышке.

– Как ты думаешь, а что бы сделала принцесса Пенни, если бы над ней нависла огромная, великанская, ужаснейшая ложка с лекарством? Убежала бы? Или бы выпила одним махом и попросила добавки?

Пенни задумчиво подёргала себя за косичку:

– Выпила бы махом. Но без добавки.

Молли улыбнулась. Сунула ложку в раскрытый рот Пенни и тут же вытащила назад.

– Ну и как?

– Похоже, похоже… – Малышка сжала губы и сделала большие-большие глаза. – Похоже на клубничный сироп!

– Подумать только! И запомни, бутылочки должно хватить до следующего визита доктора. Так что не вздумай тайком отхлёбывать, пока я не вижу, – сказала Молли и подошла к комоду.

Пенни села на кровати:

– А ты не будешь?

– Вряд ли доктору это понравится. – Молли положила ложку на комод и закрыла бутылочку пробкой.

– А почему нет? Ты тоже болеешь.

Молли повернулась – руки в боки.

– То есть теперь ты у нас доктор?

– Ты болеешь! Посмотрись в окно!

Молли повернулась к чёрному стеклу, потому что на улице давно стояла ночь. Она вгляделась в своё отражение, и её пробрала оторопь. Отступив назад, девочка схватилась рукой за горло.

– Давай‐ка я тебя укрою, – только и смогла она произнести.

Молли не помнила, как вышла из комнаты Пенни. Она поймала себя на том, что несётся вниз по лестнице, задыхаясь. Влетела в свою комнату, закрыла дверь. Как же плохо, что нет замка! Трясущимися руками Молли взяла с прикроватного столика канделябр на три свечи и зажгла их. Свет, ей нужен свет. Ей нужно проверить.

Медленно она подошла к туалетному столику, над которым висело треснутое зеркало. Смотреться в него было страшно. Но необходимо. Она подняла глаза и встретилась со своим отражением.

– Этого не может быть…

Девочка в зеркале была похожа на Молли, только она была другой. Кожа была чистая, все до единой веснушки, которые достались Молли от мамы, исчезли. Она больно ущипнула себя за щёки, чтобы вызвать румянец, но ничего не вышло. Тогда Молли аккуратно расстегнула чепец и высвободила волосы. Они были почти чёрными.

Молли взяла прядь, упавшую на щёку. У неё в пальцах остался пучок волос, безжизненных, висящих, как высохшая трава. В ужасе она отбросила их.

– Нет-нет-нет… – повторяла Молли.

Она стояла перед зеркалом, обхватив себя за плечи. По телу разлилась такая слабость, что Молли боялась упасть.

Конечно, эта перемена не могла произойти в один день. Когда она началась? В последнее время Молли была так поглощена работой по дому и ожиданием новых писем, что ничего вокруг не замечала. А Кип? Внутри всё сжалось. Он ведь такой наблюдательный. Он должен был заметить, как она изменилась. Наверняка видел, когда это началось. Но если так, почему ничего не сказал?

Молли надела пальто, задула свечи и выскользнула из комнаты. Сегодня она не останется спать в своей постели.

 

26

Конский навоз

Кип лежал на ветхой кровати и не спал. Ветер проникал сквозь щели в стенах конюшни, тонкое одеяло от него не защищало. Он перебрался сюда на ночлег в ту ночь, когда Молли показала ему цилиндр ночного гостя, но спать лучше после этого не стал. Его постоянно преследовала мысль о том, что сестра по‐прежнему в доме: она крепко спит, пока ночной гость бродит по коридорам…

Сквозь прямоугольники окон было видно лунное небо. Кип пробовал соединять звёзды воображаемыми линиями, чтобы получились созвездия, напоминающие о хороших временах. Но как только у него почти выходили контуры фермы или родители, звёздочки исчезали, и рисунок превращался в большое дерево.

Кип услышал шорох в темноте и испугался.

– Кто там? – настороженно спросил он, потянувшись за Мужеством.

Открылась дверь, и показалась Молли. В верхней одежде, с фонарём в руке.

– Подвинься, буду сегодня спать с тобой, – сказала она.

Кип засунул костыль под кровать. Сестра выглядела очень усталой и напряжённой. Что‐то случилось?

– Ты же говорила, что в конюшне грязища?

– Конечно, грязища. Но я решила, что компания тебе не помешает.

– У меня для компании Галилей есть, – ответил Кип и показал на коня, мирно спавшего в стойле и иногда подёргивавшего ушами. В свете лампы Кип пытался рассмотреть лицо сестры. – Уверена, что причина только в этом?

Молли закатила глаза:

– Ты что, меня не пустишь?

– Пущу, конечно. Просто… – Кип вздохнул. А что на самом деле он хочет услышать от сестры? Хочет, чтобы она была честна с ним. Чтобы рассказала, чего боится. Призналась, что ей тоже страшно в этом доме. Он глядел на Молли: на её почти чёрные волосы, на ещё более чёрные глаза. – Молли, посмотри на себя… – Осёкся: сейчас не время. – Ты наступила в навоз! – И Кип кивнул головой на пол.

Молли принялась шаркать подошвой, чтобы оттереть свежий конский навоз. Кип откатился на край кровати, освобождая место для сестры.

– И разуться не забудь!

Молли сняла ботинки, погасила лампу и легла рядом.

– Спасибо, – шепнула она, обнимая брата.

– Я всё равно ещё не спал.

Он закрыл глаза и попытался успокоиться, ни о чём не думать. Сосредоточиться на звуках. Вот рядом с ним дышит Молли: вдох-выдох. Время от времени тихонько фыркает Галилей. Капает вода с крыши в металлический жёлоб. В траве трещат сверчки. Шелестят на ветру листья.

– Молли, – позвал он.

Сестра шевельнулась.

– Что?

Кип смотрел на тёмное окно.

– Как ты думаешь, он прямо сейчас там внутри?

Молли покачала головой:

– Пока нет. Сразу чувствуется, когда он приходит. Будто музыка играет-играет и вдруг начинает фальшивить.

Кип приподнялся на локте, чтобы видеть сестру.

– Ты поэтому пришла? Не хочешь там с ним оставаться? – Он обвёл глазами старую, полуразрушенную конюшню. – Я по себе знаю, поэтому тут сплю.

Молли кивнула. Издала долгий вздох.

– Ты оказался умнее меня. Сразу понял, что там плохо.

– Ум тут ни при чём. Мне было страшно. Мне до сих пор страшно. – Кип говорил с трудом. Он смотрел на сестру – на бледную, болезненную копию его любимой сестры. Сел на кровати. – Молли, я думаю, мы должны уехать. Что бы этот человек по ночам ни делал с теми, кто живёт в доме, что бы он ни делал с тобой… это плохо.

Сестра коснулась своих чёрных волос:

– Ты ведь заметил?

Кип кивнул:

– Не заметить сложно.

– Почему не сказал мне?

Кип уставился в темноту:

– Ты бы не стала слушать. И не говори, что стала бы, – я знаю, что нет. Каждый день ты смотрела в зеркало. Неделю за неделей. И ничего не замечала. Раз ты своим глазам верить не стала, то куда уж поверить мне!

Молли хотела возразить, но только вздохнула. Откинулась на постели и долго рассматривала балки на потолке.

– Иногда во сне мне кажется, что я ощущаю, как он стоит в моей комнате, прямо надо мной…

– А ты не можешь его прогнать?

Она покачала головой:

– Я во сне, как в клетке, и выбраться не могу. А потом наступает утро. И снова всё хорошо. Светит солнце. И я не чувствую опасности.

Сестра посмотрела на Кипа глазами, полными слёз:

– Знать бы только, что он делает. И зачем.

Кип взял сестру за руку.

– Наверное, пора узнать.

 

27

Эфир бессмертия

Весь следующий день Молли с Кипом готовились к слежке за ночным гостем, забыв про здравый смысл и страх. Они не знали, как он попадает в дом, поэтому решили ждать его снаружи. Когда все члены семьи разошлись по комнатам спать, Молли встретилась с Кипом возле стены конюшни, где были сложены дрова. Она принесла шарфы и горячий бульон, который они молча выпили, наблюдая за тёмным домом.

– Тебе удобно? – спросила она брата, когда тот заёрзал на жёстких брёвнах.

– Если бы ты рассказала что‐нибудь, было бы легче, – ответит тот, пытаясь согреть руки. – Только не страшное.

Молли покачала головой:

– Ну и задачка! В такую ночь даже Матушка Гусыня только и могла бы, что дрожать от страха.

А ведь правда, Молли уже несколько недель ничего не сочиняла и не рассказывала – ни Кипу, ни Пенни, ни самой себе. У неё полностью пропало желание сочинять истории. По-настоящему интересовало её только одно. Она достала из кармана самое последнее письмо от родителей.

– Может, почитаем, что мама с папой написали?

Кип взглянул на конверт.

– А зачем? Ты уже его читала. – Он раздвинул костылём высокую траву. – От того, что мы его прочитаем, мама с папой здесь не появятся.

Молли силилась понять брата. Появлялось новое письмо, а он, казалось, был рад всё меньше. И что он скажет, если узнает, откуда на самом деле приходят письма? Она положила письмо в карман, но не убрала руку с конверта. Уже одно прикосновение к бумаге успокаивало её, помогало чувствовать себя под защитой.

Молли смотрела на дом. Все окна тёмные, кроме одного – её собственного, где светится желтоватый огонёк. Они с Кипом оставили на подоконнике свечу. Пока пламя спокойно горит. А когда потухнет, что это будет значить? Какая‐то часть её души совершенно не желала знать о еженощно происходящем в доме. Какая‐то часть её души желала только одного – забыть весь их план, залезть в тёплую постель и проснуться наутро в счастливом неведении.

Кип выпрямился:

– Слышала?

Молли кивнула, вся превратившись в слух. Зашелестели, заскрипели деревья. Ожила, затрепетала под ногами трава. Со стороны леса прилетел ветер, потоком пронёсся через поляну, устремившись к дому. И без того тёмное небо стало ещё чернее. Задребезжала на крыше черепица, заскрипели стены. Ветер ворвался в дымоходы, и они отозвались громким стоном. Молли схватила Кипа за руку.

– Ещё рано… – только и сказала она, не отводя глаз от свечи на подоконнике.

Огонёк мигнул и погас.

– Он внутри.

Молли соскользнула с дров и зажгла фонарь, который Кип позаимствовал с повозки Галилея. Фонарь был тяжёлый, зато со щитками, приглушавшими свет, так что дети могли освещать себе путь, сами оставаясь невидимыми.

Они устремились к дому настолько быстро, насколько позволял сильный ветер. Центральная дверь всё ещё была закрыта. Молли прикрутила фитиль фонаря, чтобы пламя было едва заметно, но всё же не гасло. Разулась. Ощутила босыми ногами ледяной камень ступеней. Позади стоял на коленках Кип. Он тоже разулся и сейчас привязывал на конец костыля подушечку.

– Ты уверена, что надо это сделать?

– Ни капли. – Молли помогла брату подняться. – Идём.

Она взялась за ручку и открыла дверь. В доме хозяйничал ветер. В тот же миг она перенеслась в ту первую ночь, когда нашла чёрный цилиндр. Перешагнула порог. Рядом был Кип. Вокруг них вились сухие листья в красивом, завораживающем танце. Из дальнего конца дома донёсся знакомый звук. Тяжёлая поступь ночного гостя.

Схватив Кипа за руку, Молли устремилась по коридору. Они успели спрятаться за углом и увидели, как в противоположном конце холла появился ночной гость. Он нёс ту же лейку, с которой они его видели, но, судя по всему, сейчас она была пуста. Он медленно поднимался по лестнице к спальням, оставляя на ступенях грязные следы.

Молли подождала, пока он свернёт с лестницы, и тихо последовала за ним. Медленно, нащупывая ступень за ступенью, вглядываясь в крошечный кружок света от лампы. Главное – не шуметь, не наступить на скрипучую половицу… Кип шёл следом, держась одной рукой за перила. Намотанная на костыль тряпка почти полностью заглушала звук. Молли отчаянно хотелось верить, что их не заметят.

На верху лестницы она подождала брата. Кип вертел головой, смотрел во все глаза, и Молли сообразила, что он впервые в этой части дома.

– Что там за комната? – шепнул он, кивая головой в сторону приоткрытой зелёной двери. – С замком.

– Кладовка, – ответила Молли и, взяв брата за руку, потащила за собой по коридору.

Слабый огонёк лампы почти не освещал путь. Чтобы не упасть, она одной рукой держалась за стену, а другой вела за собой Кипа в дальний конец дома, в крыло, где располагались спальни. Сквозняк открывал и закрывал двери, а они скрипели и позвякивали замками. Из комнат доносились голоса членов семьи Виндзоров: каждый был охвачен ночным кошмаром.

– Мама, мамочка! – звала Пенни.

Впереди послышались шаги. Молли присела на корточки за комодом, стоящим у стены. Рядом скрючился Кип. Чёрный силуэт заполнил дверной проём комнаты Алистера и шагнул в коридор. У ночного гостя по‐прежнему была лейка, но теперь, судя по звуку, в ней что‐то плескалось. Он наполнил её. Только чем?

Ночной гость скрылся в комнате хозяина дома.

– Подержи, – шепнула Молли и вручила брату фонарь.

Согнувшись как можно ниже, она стала пробираться к комнате Бертрана Виндзора. Кип двинулся следом, попадая за сестрой шаг в шаг. Дверь была открыта. Внутри во сне стонал и что‐то бормотал хозяин.

Молли заглянула в комнату. Луна освещала кровать Бертрана Виндзора. Он дрожал под одеялом, глаза закрыты, весь мокрый от пота.

– Нет! Нет-нет! – молил он. – Н-н-не тронь их.

Ночной гость навис над кроватью и смотрел, как мечется Виндзор. Затем он поставил лейку на пол и полез в карман пальто. Достал какой‐то серый, влажный комок – тряпку. Он приложил её к лицу Бертрана, осторожно промокнул лоб, шею, спустился к рукам. Молли силилась понять, что же происходит у неё на глазах.

Ночной гость поднёс тряпку к отверстию лейки и начал отжимать её. Серебристая струйка медленно полилась в лейку, наполняя её. Когда влага закончилась, ночной гость вновь приложил тряпку к голове спящего Виндзора и проделал всё те же действия. Он несколько раз отжимал тряпку в лейку, вновь собирал пот Бертрана и вновь отжимал его, постепенно наполняя ёмкость…

Молли попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Рядом был Кип – его дыхание щекотало ей шею. Она не знала, что за сцена перед ней разыгрывалась, но лучше бы ей никогда ничего подобного не видеть. И она не хотела, чтобы Кип видел. Молли отстранилась от дверного косяка и сделала крошечный шажок назад. Тихо, еле слышно треснул под ногой сухой лист.

Мир замер. Дом затих. Исчез ветер. Даже луна как будто перестала светить. Молли почувствовала, что её пронзил страх. Темнота шевельнулась. Ночной гость стоял на пороге спальни, его лицо было в густой тени. Он шагнул прямо к ним с Кипом.

– П-пожалуйста, сэр. – Молли отступила, склонив голову. – Извините. Мы не хотели…

Ночной гость сделал ещё шаг и оказался в пятне света, который давала лампа. Молли увидела его лицо и онемела. Его борода состояла из спутанных чёрных корней. Кожа – белая, как кость. На месте рта – тонкий кривой шрам. Щёки глубоко запали под длинные скулы. А глаза… Молли вздрогнула. Глаз не было. На их месте зияли две чёрные глубокие дыры. Гость немного склонил голову набок и теперь смотрел прямо на неё – смотрел с любопытством.

Молли попятилась, оттесняя Кипа к лестнице.

– Держись от нас подальше! – выкрикнула она, а сама уже шарила по комоду в поисках чего‐то, что сможет отпугнуть страшного гостя.

Нащупала вазу и запустила ему в голову. И гость, до этого двигавшийся так неспешно, вдруг ожил. Он зарычал, и внезапный порыв ветра опрокинул Молли на пол.

– Молли! Вставай!

Кип тянул её за рукав, пытаясь поднять. Она оттолкнула брата.

– Беги! Беги, Кип!

Молли встала и загородила собой брата.

– Не смей его трогать! Он ничего не сделал! – дрожащим голосом произнесла она.

Шрам на месте рта сложился в подобие улыбки. Лейка с грохотом опустилась на пол – судя по звуку, почти полная. Костлявая рука скользнула под полу пальто и достала горсть сухих листьев. Молли смотрела, как пальцы крошат листья в пыль, как открытая ладонь приближается ко рту… Ночной гость дунул – и тонкая пыль взвилась в воздух, закружилась вокруг Молли…

И стало темно.

 

28

Во сне

Когда Молли упала, Кип был на верхних ступенях лестницы. Вот она ещё загораживала его собой, а в следующий миг рухнула лицом вниз, и даже не шевелилась.

– Молли! – вскрикнул Кип и, уронив фонарь, бросился к сестре. Он тряс её за плечи и звал: – Молли, вставай! – Его собственный голос слышался будто издалека, внутри всё сдавило от ужаса. – Вставай, Молли, надо бежать!

Он перевернул сестру на спину. Её голова безвольно ударилась об пол. К лицу прилипли крошки сухих листьев, такие же крошки запутались в волосах. Глаза Молли были закрыты, а кожа неестественно бледна. Ночной гость шагнул ближе. На его лице играла зловещая улыбка.

– Молли! Проснись, Молли! – кричал Кип, оттаскивая неподвижную сестру.

Зелёная дверь была открыта, если бы ему удалось затащить сестру туда!

Молли судорожно вдохнула и вцепилась в Кипа.

– Н-нет, – застонала она, запрокинув голову. – Не бросайте нас… нет… – Она говорила не с Кипом: в бреду она видела кого‐то другого.

На лбу Молли выступили бусинки пота. Кип поднял глаза на ночного гостя, нависшего над ними.

– Разбуди её! Верни её назад! – потребовал Кип.

Ночной гость поднял руку, и резкий порыв ветра опрокинул Кипа, оторвав от сестры. Кип кубарем полетел с лестницы, ударяясь руками и ногами, набивая шишки о крепкие деревянные ступеньки. Ему удалось схватиться за перила и удержаться, а потом – кое‐как подняться на колени. Во рту чувствовался вкус крови. Кип шарил по полу в поисках Мужества, но не мог его найти. Костыль остался наверху – никаких шансов сейчас вернуть его.

Молли застонала. Ночной гость стоял рядом с ней на коленях, к Кипу спиной. А рядом стояла лейка.

– Оставь её! – закричал Кип, но тот даже не обернулся.

Он достал из‐за пазухи тряпку и положил Молли на лоб. Кип понимал, что не в силах помочь сестре, он может лишь отвлечь от неё этого ужасного пришельца. Только надо вооружиться! В темноте он нашёл фонарь, который выронил, когда Молли упала. И изо всех сил запустил этим фонарём в ночного гостя…

Тот просвистел в воздухе и попал в цель. Ослепительная вспышка взорвала темноту. Ночной гость дико зарычал, его одежда моментально схватилась пламенем, и он замолотил по себе руками, чтобы избавиться от огня.

– Я же сказал, оставь её!

Кип выпустил перила и метнулся вниз по лестнице, не столько спускаясь, сколько падая. Тяжело рухнул на пол в прихожей. Он слышал, как следом идёт ночной гость. Под тяжестью его шагов дрожал дом. Схватив костыль, Кип выскочил на улицу через открытую дверь и, оскальзываясь на сырой траве босыми ногами, поковылял через залитую лунным светом лужайку. Он не знал, куда бежит, – знал только, что должен увести от дома и от Молли этого страшного человека.

Конец костыля всё ещё был обмотан тряпкой, поэтому Кип несколько раз чуть не упал. Он слышал, что где‐то позади идёт ночной гость – идёт через лужайку, чтобы поймать его. Протяжный вой разнёсся в воздухе и сбил Кипа с ног. Преследователь увидел его. Кип поднялся, закрыл лицо ладонью и бросился к лесу.

Лес пришёл в движение: ветер гнул ветви деревьев, клонил к земле кусты. Кип спотыкался о корни, но по‐прежнему прикрывал лицо рукой. Колючие ветки цеплялись за одежду, вырывали волосы. Ночной гость был всё ближе – он следовал по пятам…

Кип бежал так быстро, как только мог: казалось, сердце разорвётся в груди от напряжения. Тогда он рухнул на землю в тщетной попытке отдышаться хоть немного. Всё тело невыносимо болело. Он приподнял голову и понял, что оказался на самом краю владений Виндзоров. Недалеко шумела река. А вокруг раскинулся старинный цветник, чьи прекрасные цветы распускались только ночью. Ветер утих. Воцарился покой.

Кип ощутил внезапный холод, будто на него легла тень. Он обернулся: позади стоял ночной гость. Гость не излучал злобу, не выглядел запыхавшимся от погони. Он просто был частью окружающего мира – такой же частью, как луна, земля, деревья… Над шляпой и над полами пальто курился лёгкий дымок. Но на лице и руках не осталось следов огня. Пламя лишь задержало его, но не принесло никакого вреда.

Кип не сомневался, что будет дальше. Ночной гость дунет на него пылью из сухих листьев – и Кип уснёт. Как уснули Виндзоры, как уснула Молли. А затем склонится над ним и соберёт в свою лейку его… его что? Пот? Слёзы? Нет, он собирает что‐то другое. Он проникает в самую глубь. Он находит самое больное и потаённое. И питает этим дерево.

Расставив руки, ночной гость кинулся на Кипа. Но не успел схватить, потому что его отбросило назад, будто он натолкнулся на невидимую преграду. Пустота глазниц наполнилась яростью, ночной гость зарычал. Он не мог переступить через край цветочной поляны.

Кип заполз в глубь цветника, куда его преследователь почему‐то не мог зайти. Лес ожил под мощным порывом ветра – и наступила тишина.

Кип медленно оглянулся, посмотрел на луну. Заставил себя подняться. Под ногами мерцали цветы, деревья молчали, ни единый листок не шевелился. Ночной гость исчез. В темноте, на границе леса и цветочной поляны, Кип заметил какой‐то предмет – его оставил ночной гость. Кип, сильно хромая, подошёл к предмету, наклонился и поднял его дрожащими руками. Маленький, сплетённый из корешков и стебельков – подарок.

 

29

Рынок

Утром Молли проснулась в своей комнате. Через окно лился тёплый солнечный свет. Она лежала под одеялом полностью одетая. Воспоминания о ночи были очень спутанными и отрывочными. Она помнила, как вошла в дом следом за ночным гостем, а дальше почти ничего. Молли провела рукой по волосам: крошки сухих листьев. Что с её памятью?

Молли умылась, переоделась и отправилась на кухню готовить завтрак. Кипа надо будет найти сразу же, как выдастся возможность. На кухне её ждал хозяин с маленьким мешочком в руках.

– В-в‐вот, сходи на рынок, – сказал он, не глядя ей в глаза. – Б-больше нет, извини.

Молли взяла у него мешочек с монетами. По весу было ясно, что денег еле‐еле хватит на недельный запас провизии.

– Вы обеспечиваете семью, сэр. Извиняться не за что, – твёрдо сказала она.

– Да, ты права, – ответил хозяин со слабым подобием улыбки.

Молли совершенно точно знала, откуда взялись деньги. И её испугала мысль о том, что подарки от дерева вдруг стали столь скудны. С другой стороны, мало денег – лучше, чем когда их нет совсем… Девочка решила отправиться в деревню сразу после завтрака и позвала брата, потому что, во‐первых, Кип лучше управлялся с лошадью, а во‐вторых, она надеялась, что им удастся спокойно обсудить произошедшее ночью.

Но Кип был очень задумчив и почти не разговаривал, лишь изредка бросал отрывочные фразы. Повозка грохотала по кочкам. Спустя час дети выехали на большую дорогу, проходившую через поселение, которое жители Ямской Пустоши именовали деревней. Деревня состояла из нескольких домов с соломенными крышами и глиняными белёными стенами. Над парой домов поднимался дымок, наполняя воздух приятным ароматом, к которому примешивался запах горячих кушаний, расставленных на длинных столах и повозках по обе стороны дороги.

Казалось, что по такой хорошей погоде люди решили не сидеть на фермах, а податься на рынок – вот почему тот был необычайно многолюден и шумел, как улей. Кип привязал Галилея рядом с другими лошадьми, и Молли, взяв корзинку и мешочек с деньгами, отправилась за покупками.

Оттого, что Молли не высказала хозяину недовольство столь малой суммой, задача её не упростилась. Деревенские знали, что она работает на Виндзоров, которых все считали богачами, поэтому не то что не торговались и не шли на уступки, но ещё и намеренно задирали цены, когда видели, что она идёт к ним. Молли стало ясно, что овощи на суп уже станут везением, а о мясе и думать нечего.

Брат и сестра шли по рядам, проталкиваясь между ручными тачками и их хозяевами. Под ногами то и дело путались безнадзорные домашние животные и детишки. Наконец Молли заметила нескольких девчушек, продающих молоко и вышитые крестиком картинки, и прикрыла глаза, наслаждаясь запахами и звуками. Как же приятно было находиться среди людей, в самой гуще жизни! А вот Кипу, похоже, столпотворение не нравилось. Он ковылял рядом, опустив глаза в землю.

– Говорить порой полезно, – сказала Молли.

Брат кивнул:

– Я понимаю. Просто подбираю слова.

Медленно, неохотно, с паузами Кип поведал, что произошло после того, как Молли упала без чувств. Рассказал, как отвлёк от неё ночного гостя. Как тот гнался за ним через весь Прокислый лес аж до самой поляны с мерцающими цветами. И как испарился, когда почти настиг его.

– И я всё спрашиваю себя: почему же он меня не тронул? – заключил Кип, всматриваясь в толпу. – Он ведь хотел меня схватить, точно тебе говорю. И вот он свои лапы протянул, а что‐то его остановило. Понимаешь, застыл на месте, будто дальше ступить не может. – Мальчик вздохнул. – Непонятно.

– Да тут вообще ничего не понятно, – подтвердила Молли, притворяясь, что собирается купить лук, на который у неё всё равно не хватало денег.

По какой‐то причине ночной пришелец пощадил Кипа. Это было славно, но после того случая между ней и братом поползла какая‐то трещина… Молли заглянула в бочку с подпорченными овощами: если хорошо поработать ножом, то гниль можно вырезать.

– А что ты сделал, когда он ушёл?

Кип запустил пятерню в мешок с сушёными бобами.

– Вернулся в дом, чтобы помочь тебе. Но когда я вошёл, там и следов не осталось. Будто ни ветра не было, ни сухих листьев – только несколько грязных отпечатков и разбитая ваза. И тебя не было.

Молли посмотрела на брата и только сейчас осознала, как он, должно быть, испугался.

– Я весь дом обыскал, пока тебя нашёл. Ты спокойно спала себе в комнате, под одеялом.

Молли вздрогнула.

– Не так уж и спокойно, – буркнула она.

И перед глазами вновь появилась та самая сцена. Вот мама и папа пытаются выплыть на поверхность… Они кричат, но их почти не слышно сквозь бурю… На губах появился вкус морской воды. А ведь в последнее время только письма помогали ей не так сильно страдать от ночных кошмаров! Поэтому она и перечитывала их без конца.

Кип склонил голову набок:

– Ты никогда не рассказывала мне, о чём твои страшные сны.

Молли обвела рукой людей вокруг:

– Ну не здесь же мне тебе рассказывать!

Кип взял сестру за руку и увёл её от торговых рядов в сторону.

– А если это важно? А если эти сны – ключ к отгадке?

Молли цокнула языком:

– Ну так знай, мне снятся кошмары о горах нестираного белья, о немытых полах и нескончаемых горшках, каждый размером с бегемота. – Она улыбнулась. – Вот и найди здесь ключ.

Кип улыбнулся в ответ, и по его улыбке Молли стало ясно: он не поверил. На неё нахлынуло чувство вины. Зачем она ему врёт? Почему не скажет правду?

Она поставила корзину на землю и заговорила:

– Кип, как бы мне хотелось знать, что тебе сказать. Сказать, что в конюшне, в доме нам ничего не угрожает. Но правда в том… Я ничего не знаю. Не знаю, должны ли мы остаться и ждать писем от мамы с папой или должны бежать отсюда со всех ног. И я придумываю нам жизнь на ходу, как придумываю свои истории, только вот… – она тяжело вздохнула, – я не уверена, каким будет конец.

На какой‐то миг исчезла деревня, исчез рынок – они были только вдвоём во всём мире. Молли смотрела в ясные, огромные глаза брата. И ей казалось, что вот сейчас она способна сделать это – рассказать, о чём на самом деле её кошмары, рассказать о письмах и о том, откуда они приходят, рассказать о том, в чём она боялась признаться даже самой себе.

– Есть ещё кое-что, о чём я не сказал тебе, – добавил Кип, поправляя на плече сумку для провизии. – Ночной человек не просто бросил меня в лесу. Он оставил мне подарок.

Кип полез в сумку и достал вещицу, сплетённую из корешков и листьев. Молли пыталась понять, что за предмет перед ней. Тонкий, продолговатый, с петелькой на конце.

– Это ключ! – осенило её.

– От чего?

Молли сглотнула слюну. Лишь бы выражение лица не выдало её страх. Форма и размер ключа были ей отлично знакомы. Точная копия того ключика, который она брала в комнате госпожи Виндзор, чтобы попасть в комнату за зелёной дверью!

– Кип, просто послушай меня: даже если ты найдёшь замок, к которому он подходит, не думай использовать этот ключ!

Брат внимательно посмотрел на неё:

– А ты ведь знаешь, какую дверь он отпирает.

– Я знаю только, что это подарок, который вовсе не подарок, – вот и всё, что она могла сказать. От одной мысли о том, что Кип узнает правду о дереве, Молли стало дурно. – Дай его сюда, – потребовала она и протянула руку.

– Ты врёшь мне! – Кип отпрянул. – Ты знаешь и не говоришь.

Молли вырвала у него ключ и побежала прочь.

– Отдай! – закричал Кип и бросился следом.

Молли выбежала на край дороги и изо всех сил швырнула ключ в кусты.

– Ключ был не твой! – в бешенстве заорал Кип. Он, хромая, подбежал к сестре и пытался отдышаться.

Молли было стыдно. Не за выброшенный ключ, а за то, что она перегнала брата.

– Кип, обещай мне: если этот человек попытается ещё что‐нибудь тебе дать, ты избавишься от его подарка. Сожжёшь, выбросишь в реку.

Кип всматривался в кусты, плотно сжав зубы. Молли обняла брата за плечи.

– Обещай же мне!

Сзади раздался скрипучий голос:

– Не требуй обещаний – разочаруешься.

Молли обернулась: рядом с хлебным прилавком стояла Хестер Кеттл. В том же цветастом балахоне, с тюком за спиной чуть ли не в два раза больше, чем раньше. Выражение лица у неё было такое, что Молли стало не по себе.

– Здравствуй, дорогуша. Уж не избегаешь ли ты меня? – поинтересовалась она, указывая на Молли костлявым пальцем.

 

30

История в обмен на историю

Молли стояла недалеко от шумного рынка и еле сдерживалась, чтобы не бросить корзину и не убежать. Почему появление Хестер привело её в такой ужас? Она шагнула вперёд и загородила собой Кипа:

– Я не избегаю вас. Просто я занята.

– Занята тем, что избегаешь меня. – Карлица добродушно рассмеялась и подошла ближе. Хёди-гёди свисала с её плеча и при каждом шаге с отвратительным звуком ударялась о ногу. – Ты сколько раз была на рынке? А сколько раз попыталась найти старую Хестер? Неужели ты хочешь меня обидеть?

Молли была совершенно уверена, что таким пустяком Хестер Кеттл не обидишь. И в том, что в столь преклонном возрасте человек ещё способен на чувство обиды, сильно сомневалась. Но вот старуха здесь, и она суёт нос в корзину Молли, будто в свою собственную!

– Погляди‐ка, овощей накупила. – Карлица выхватила из корзины стручок гороха и съела его раньше, чем Молли успела возмутиться.

Молли отдёрнула корзину.

– Мы пытаемся, – резко сказала она. – Только, кажется, все против. – И Молли раздражённо обвела глазами торговые ряды.

Вмешался Кип:

– Если у нас богатый хозяин, это ещё не значит, что у нас много денег. А у Молли будут неприятности, если она не привезёт домой полную корзину припасов.

Карлица задумчиво почесала ухо:

– Ну, кто знает, может, старуха Хестер в силах вам помочь.

Молли улыбнулась. Хотелось верить, что улыбка вышла вежливой.

– Если у вас в тюке не припасена толстая пачка денег, вряд ли что‐то выйдет.

– Деньги оставь банкирам. Фунты и пенсы – не единственная валюта в мире. А уж для сказителя тем более. Смотри и учись.

Хестер щёлкнула Молли по носу и направилась к булочнику, на прилавке которого лежали огромные буханки хлеба и круглые булочки. Молли уже пыталась купить его товар, но даже вчерашняя выпечка оказалась слишком дорогой.

– Как жизнь, Толливер? – тоном старинной знакомой осведомилась Хестер и, махнув рукой на Кипа и Молли, продолжила: – И сколько ты возьмёшь с этих кутят за свою лучшую ржаную буханку?

Булочник внимательно посмотрел на Молли:

– Я назвал им цену: четыре пенса.

Хестер аж присвистнула:

– Четыре пенса! Бесценный хлеб. Наверное, там золотые слитки вместо соли. А, нет, он, наверное, поёт песенки, когда его жуёшь?

– Обычный хлеб. Обычная цена, – гораздо менее довольным голосом ответил Толливер.

– Тебе виднее. – Хестер перегнулась через прилавок. – А если я тебе скажу, что эти детишки – моя родня, сколько ты с них возьмёшь?

Толливер переступил с ноги на ногу:

– Ну, Хестер. Я не знаю. Два пенса, например…

– Толливер! – Голос Хестер был полон упрёка.

– …За две буханки! – быстро закончил он. – Ты мне договорить не дала. Два пенса за две буханки, вот что я собирался сказать. Клянусь!

Хестер расплылась в улыбке и кивнула Молли. Та быстро оплатила четыре буханки хлеба и положила их в корзину, пока торговец не передумал. Карлица повернулась к булочнику и, перегнувшись через прилавок, заговорила:

– А теперь, Толли, давай‐ка расскажи остальным фермерам и лоботрясам, что этим двоим продавать можно только по цене для Хестер – и ни крошки с них больше не брать. А уж если я услышу, что кто‐то пытается ободрать бедных детишек, придётся мне поведать всем и каждому пару-тройку историй о том, как ты подмешиваешь в муку толчёные кошачьи косточки.

Молли не поверила про кошачьи косточки, но, судя по лицу булочника, перепугался он не на шутку.

– Ну зачем ты так, Хестер? Я всё сделаю. – Он повернулся к Молли с Кипом, и теперь в его голосе звучала напускная доброта: – Друзья Хестер – друзья всех обитателей Пустоши. А если вы вдруг решите рассмотреть поближе мой прилавок и там пропадёт пара-тройка бисквитных печений, я и не замечу! – Булочник снял фартук, вытер руки и направился к мяснику, торговавшему напротив.

Карлица довольно посмотрела ему вслед.

– Слышали? – спросила она, показывая рукой на полку с печеньем, оставшуюся без присмотра. – Лопайте на здоровье.

Кипа не надо было просить дважды. Он прихромал к полке и засунул в рот печенье, прежде чем Молли успела его остановить. Меньше всего ей хотелось быть у карлицы в долгу. Она не стала брать печенье, да и хлеб подумывала вернуть.

– Вы же соврали ему!

– Когда это? – поинтересовалась Хестер, пряча несколько печений в птичью клетку, привязанную к тюку. – Пообещала, что могу рассказать про него историю когда‐нибудь. Разве ж это ложь?

– Вы ему сказали, что мы ваши родственники.

– Так и это правда в своём роде! – Она наставила на Молли печенье, будто указательный палец. – Я сказительница и легко узнаю другого сказителя. Так разве мы не члены одной семьи?

– Всё верно, Молли отлично рассказывает сказки, – вмешался с набитым ртом Кип. – Ве-ли-ко-леп-но! Да сколько бы вам ни платили за ваши истории, ей бы давали в два раза больше!

Молли вспыхнула. Зачем Кип говорит о ней как о какой-то особенной? Тем более зачем сравнивает её с этой старой каргой?

– Да ничего во мне особенного. Я просто служанка. А вы просто нищенка.

Хестер покачала головой:

– Дорогуша, не надо путать то, чем ты занимаешься, с тем, что ты есть на самом деле. И в наёмном труде нет ничего постыдного. Сам Эзоп всю жизнь провёл в рабстве. Ни одного вдоха свободного человека, а ведь он целые миры создавал, начиная всего с пары слов: «Давным-давно». И где его могущественные хозяева? Догнивают в могилах, если им достались могилы. А Эзоп? А он жив до сих пор – на кончике языка любого человека, кто хоть раз рассказывал сказку. Вспоминай об этом каждый раз, когда драишь полы. – И Хестер подмигнула ей.

Конечно, Молли слышала об Эзопе, но не знала, что он был рабом. Вряд ли стоит в этом верить Хестер! А если она и говорит про Эзопа правду, то самой‐то Молли от этого не легче…

– Спасибо, что помогли нам купить хлеб, мэм, – сказала она и взяла Кипа за локоть. – Нам надо вернуться домой до заката.

– Небо ещё совсем ясное. А у нас с тобой есть дельце. Помнишь, ты обещала рассказать мне историю о некоем доме посреди Прокислого леса? – Карлица скрестила руки на груди, будто хотела показать, что готова бороться за обещанную историю, если это понадобится.

Молли колебалась. Кип наблюдал за сестрой и ждал, что она скажет. Если бы это зависело от него, он бы рассказал карлице всю правду. Но Молли не доверяла Хестер Кеттл. Конечно, та улыбалась, и подмигивала, и называла её «дорогушей», но было в ней что‐то настораживающее и тёмное, мелькавшее в глазах. Чего же на самом деле хотела Хестер?

– Боюсь, и рассказывать‐то особо нечего, – передёрнула плечами Молли. – Большой старый дом. Много пыли и паутины. Много домашней работы. Ничего особенного.

– Так-таки ничего особенного? – Хестер подошла ближе. – А ну‐ка расскажи мне, что это за работа такая, от которой у молоденькой девочки чахнут волосы и напрочь исчезает румянец?

Молли переступила с ноги на ногу. Дома она спрятала волосы под чепец, но, видимо, недостаточно тщательно. Она снова посмотрела на Кипа. Тот кивнул: мол, рассказывай правду.

– Просто я устала, – ответила она, выпрямляясь. – Немного приболела. Вот и всё.

Хестер хмыкнула:

– Да знаю я, чем ты приболела! – Она одарила Молли недобрым взглядом. – Тебе явно что‐то известно. А ещё более явно, что ты не хочешь об этом рассказывать. Ладно, я не буду настаивать. Оставь себе свою историю. Видимо, мы с тобой не такая уж и родня.

Она кивнула Кипу:

– А ты, молодой человек, смотри внимательно, какую работу выполняешь, чтобы не отдать ей все силы, как твоя сестра.

Хестер поправила на спине тюк и развернулась, чтобы уйти. Молли наблюдала, как карлица удаляется, позвякивая тюком с барахлом при каждом шаге. С одной стороны, она чувствовала облегчение, с другой – сожаление. Почему она не захотела рассказать ей о доме и дереве? Почему не поведала о ночном госте?

– И ничем она не болеет! – крикнул вслед Кип.

Карлица остановилась.

– Кип! – зашипела на него Молли.

Кип глянул на сестру:

– Ты обещала ей рассказать, Молли. Если ты не хочешь, то я сам.

И он побежал догонять Хестер, которая ждала его с нескрываемым интересом.

– В доме какой‐то дух живёт, который по ночам на всех охотится. Из-за него все болеют, бледнеют. Как моя Молли.

Сестра схватила его за руку:

– Замолчи, Кип.

Она хотела оттащить его, закрыть ему рот рукой, чтобы он не рассказывал старухе правду. Но Кип вырвался.

– А ещё там растёт дерево. Громадное, ужасное дерево. И каждую-каждую ночь этот человек его поливает, ухаживает за ним.

– Ты не выдумываешь?

Хестер смотрела на Кипа во все глаза. Молли положила руку брату на плечо, но теперь уже не чтобы остановить. Кип подошёл ещё ближе к Хестер и попросил:

– Вы же знаете здесь всё про всех. Скажите нам, знаете ли вы историю про ночного гостя и дерево?

Хестер Кеттл посмотрела на Кипа и Молли:

– Конечно, знаю.

 

31

Легенда о ночном садовнике

Заявив, что рынок не лучшее место для долгих рассказов, Хестер повела Кипа и Молли в таверну на краю деревни. Молли сразу обратила внимание на вывеску: на деревянной доске была вырезана луна, опускающаяся в волны.

– «Луна под водой», – сообщила Хестер, толкая дверь. – Лучшее место для эля и разговора.

Молли зашла. Внутри оказалось темно и тепло. Скудные лучи света, проникавшие сквозь щели в закрытых ставнях, растворялись в густых клубах дыма, витавших над столами и скрывавших потолочные балки. За столами сидели люди – и мужчины, и женщины – и вели негромкие разговоры. Время от времени тишину прерывал взрыв смеха, или звон посуды, или скрип тяжёлого деревянного стула по половицам.

– О, Хестер! Ты пришла спеть нам новую песню? – поинтересовался мужской голос.

– Не сегодня, Вильям.

Молли с Кипом проследовали за карлицей в угол к пустому столику, который будто ждал их.

– Устраивайтесь поудобнее, – сказала Хестер, бережно снимая тюк со спины. А когда села рядом, оказалась одного с ним роста.

Кип раньше никогда не бывал в таверне и резво взобрался на стул в углу, откуда, на взгляд Молли, открывался лучший вид на помещение. Она тоже осталась довольна выбранным местом, потому что в случае угрозы ей будет проще защитить брата. Но пока из угроз появилась только толстая хозяйка с ярко-соломенными волосами и улыбкой во весь рот. Она бухнула на стол три тяжёлые кружки сидра, расплескав пену.

– Будьте как дома, – весело сказала она.

Хестер приложила ладони к груди:

– Дай тебе Бог, Франни. Я обязательно всем расскажу, что в прошлое воскресенье один слепой поел твоих чудесных пирогов и прозрел.

Франни хохотнула:

– А почему нет, Хестер!

Она вытерла руки о передник и вернулась за стойку. Только что заключённая сделка привела Молли в замешательство. Хестер обещала рассказать какую‐нибудь гадость про человека или, наоборот, что‐то хорошее и получала взамен награду! Но если все знали, что истории карлицы – сплошная выдумка, зачем они соглашались ей платить?

Молли когда‐то пробовала сидр и не особо впечатлилась его вкусом. А вот Кип, похоже, оказался ценителем. Молли и глазом моргнуть не успела, как брат ополовинил содержимое кружки.

– А ты не хочешь пить? – лукаво поинтересовалась Хестер.

– Яблоками пахнет, – сообщил Кип, слизывая пену с верхней губы.

Молли понюхала сидр.

– Подгнившими, – добавила она.

Карлица подняла кружку и произнесла тост:

– За разные мнения! Не всегда обязательно соглашаться.

Сидр она отхлебнула с изяществом, присущим истинным леди. Молли отставила кружку.

– Вы обещали нам рассказать.

– Обещала, – произнесла карлица и задумчиво пожевала ворот своей накидки. – Но сначала надо решить, какую историю вам рассказать.

Молли закатила глаза. Карлица умела уходить от ответа.

– Что значит, какую историю? Вы имеете в виду – со счастливым концом или с печальным?

Хестер подалась вперёд. Ей явно нравилось управлять ситуацией.

– Истории бывают разные. Сказки – лёгкие и воздушные. Они подходят, чтобы вызвать улыбку в грустный день. Байки нужны, чтобы покрасоваться. Они больше говорят о рассказчике, чем о самой истории. Ещё есть мифы, придуманные народами. И, наконец, бывают легенды. – Тут Хестер многозначительно подняла бровь. – Легенды не похожи на все другие истории, и никто не знает, откуда они берутся. Легенды не рассказывают, их передают из уст в уста. Снова и снова. И сегодня я приготовила для вас легенду!

Умолкнув, Хестер довольно откинулась на спинку стула. Молли пыталась уловить мысль.

– В легендах всё правда, вы хотите сказать?

Карлица пожала плечами. Снова не дала ответа.

– А кто ж знает? Но, наверное, правды там больше, чем в других историях. Только помни: легенды стоят дорого.

Молли вздохнула:

– Вы же знаете, денег у нас нет.

Хестер отмахнулась:

– Зачем мне твои деньги? Расплатишься с Хестер так, как все другие. – И она кивнула на тюк, возвышавшийся рядом.

Молли посмотрела на всякий хлам, собранный Хестер, и впервые поняла, что каждая вещица, каждая безделушка несёт с собой определённую историю. Интересно, о чём могут рассказать детские башмачки или вот тот черепаховый гребень? Или огромные овечьи ножницы?

– Если вам не надо денег, что вы возьмёте с нас?

Карлица скользнула глазами по прислонённому к стене костылю Кипа.

– Всегда думала, где бы мне найти хорошую палку для ходьбы…

Молли положила руку брату на ногу:

– Эту вещь мы не можем отдать.

Старуха рассмеялась:

– А я про неё и не думала. Поглядим‐ка…

Она провела скрюченными пальцами по столу, затем задумчиво почесала лицо.

– Сколько смотрю, замечаю, что твой брат всё время держит руку в кармане.

Молли глянула на Кипа: действительно, рука его была в кармане, да ещё и зажата в кулак, будто он держал что‐то. Кип неловко заёрзал на стуле.

– Замёрз просто…

Карлица улыбнулась:

– Ну, замёрз не замёрз, а давай договоримся: отдаёшь, что ты там прячешь, – и мы в расчёте.

Кипу сделка явно не понравилась. Молли шепнула ему на ухо:

– У нас нет выбора.

Если честно, она была рада, что Хестер заинтересовало содержимое карманов Кипа, а не её собственное, ведь она хранила там письма от мамы с папой. Кип закусил губу:

– Ладно.

Он вытащил руку из кармана и положил на стол маленький предмет:

– Это пуговица желаний. Мне её Молли подарила.

– Ничего себе! – Хестер аж присвистнула. – Два кутёнка решили разузнать у меня про дерево и ночного гостя, а взамен предлагают пуговицу, исполняющую желания. Я буду бережно её хранить.

Она взяла пуговицу двумя пальцами, будто драгоценный камень, и, порывшись в тюке, извлекла шнурок, который, казалось, лежал там именно на этот случай. Продев шнурок в пуговицу и завязав, Хестер повесила её на шею.

Молли сжала брату руку. Она прекрасно понимала, что пуговица многое для него значила, хоть и была выдумкой.

– Мы заплатили вашу цену. Теперь рассказывайте нам историю.

– Легенду, – поправил её Кип.

– И правда, – согласилась Хестер Кеттл. – Назовём её «Легенда о Ночном садовнике».

«Ночной садовник» – от одних этих слов Молли вздрогнула и покрылась мурашками. Только что Хестер дала имя ночному гостю, появлявшемуся из тумана! Молли покосилась на брата, который во все глаза смотрел на карлицу. А та достала трубку из кушака и набила табаком, раскурила, медленно выпустила дым… Струйка вылетела и растворилась облачком под потолком.

– Как и все легенды, эта очень древняя. Она берёт начало в тех временах, о которых никто и не помнит. Тогда ещё не было святых и не было письма. Возможно, это самая первая история нашего мира… Только вообразите себе… – Хестер замолчала и многозначительно подняла бровь.

Молли прекрасно понимала, чем сейчас занимается карлица: она создаёт настроение. Молли и сама так делала, когда хотела, чтобы люди её внимательно слушали. Молли закрыла глаза и попыталась представить мир, в котором ещё нет кораблей, нет королей, нет войн. Чистый, нетронутый мир.

Хестер Кеттл прочистила горло и вновь заговорила. Теперь голос её звучал как песня.

– Давным-давно жил один мудрец, и был у него сад. Он немного умел колдовать, поэтому в его саду росли такие растения, которые никто не встречал ни до, ни после. Люди называли его Ночным садовником, а всё потому, что сад его распускался только под светом полной луны.

Молли с Кипом переглянулись. Откуда старуха могла узнать про цветы в лесу? Уж не дразнит ли она их?

– И эти цветы – они светились белым? – осторожно спросил Кип.

– О таком не слышала. Но почему нет? Светились цветы или не светились, садовник обожал свой сад, заботился о нём, ведь выращивал он его много лет. Он пел цветам песни, обрывал увядшие листочки и разговаривал с растениями, как с детьми, да они и были его детьми в определённом роде. – Хестер подалась вперёд. – И вот однажды у него появилось новое дитя. Деревце. Оно отличалось от всех других растений, ведь оно было по‐настоящему живым.

Молли услышала, как Кип ахнул.

– И корни у него двигались сами по себе? – уточнил он.

Хестер затянулась и выпустила клуб дыма:

– И снова не знаю, что тебе ответить. Самым интересным в дереве оказались его плоды.

– А какие оно давало плоды? – не сдержалась Молли.

– Самые разные. Дерево давало человеку всё, что он пожелает. – Хестер покачала головой так, будто сама с трудом верила в свои слова. – Вот только представьте!

Молли чуть дышала. У неё в кармане лежали письма…

– Но ведь оно давало самые настоящие вещи?

– Такие же настоящие, как мы с тобой. Со всей округи к дереву стекались люди и загадывали самые заветные желания. Бедняки просили богатство. Уродцы искали любви. Больные молили об исцелении.

Кип заёрзал на стуле.

– А в обмен дерево брало совсем немного – капельку души…

– Капельку души! – повторил Кип, щёлкнув пальцами.

– Маленькую капельку. Ведь иногда люди готовы заплатить больше за меньшее. – Хестер снова затянулась. – А каждый вечер, когда просящие получали, что хотели, и расходились по домам, Ночной садовник сам загадывал желание: «У меня есть всё, что нужно человеку. Звёзды над головой, земля под ногами, мои детки под боком. И я прошу только одного: пусть так будет всегда. И как цветок возрождается в семени, пусть и я никогда не умру». И всякий раз, когда он произносил эти слова, дерево отвечало ему: «Расти меня сильным и могучим, и получишь взамен всё, что просишь».

– Погодите. – Молли сморщилась. – Дерево разговаривало?

Хестер обиженно глянула на неё:

– Это же легенда. Не воспринимай всё буквально! Дерево говорило с ним – это мне известно. – Она снова раскурила погасшую трубку и продолжила: – Итак, Ночной садовник дни напролёт заботился о дереве, а дерево заботилось о людях. И каждый вечер, когда солнце садилось, Садовник загадывал своё желание, а дерево повторяло всё тот же ответ: «Расти меня сильным и могучим, и получишь взамен всё, что просишь».

Шли годы. Дерево становилось всё выше и сильнее. Другие растения в саду вяли и чахли, но Садовник не слишком переживал. Он заботился только о своём любимом дереве.

И вот однажды, когда Садовник стал совсем старым, он в последний раз нашёл в себе силы прийти к дереву. Он упал перед ним, ослабевший и немощный, и сказал: «Я потерял всё, что имел. Мой сад опустел. Моё тело искорёжено. Я отдал жизнь, чтобы вырастить тебя. За долгие годы я ни разу не вкусил твоих плодов. И сейчас, вложив все силы в последний вздох, я спрашиваю: исполнишь ли ты моё желание?»

Огромное дерево, ветвями попиравшее небосвод, заговорило, но в этот раз ответ его был иным: «Я сильное и могучее и отдам тебе всё, что ты найдёшь у меня внутри». Произнеся эти слова, дерево расставило огромные ветви, склонило свой необъятный ствол, открыло безразмерный рот и… – Хестер всплеснула руками, – …и проглотило Садовника целиком.

На этих словах она довольно, с чувством выполненного долга откинулась на спинку стула:

– Вот такая легенда о Ночном садовнике.

Какое‐то время Молли не могла вымолвить ни слова.

– Это же не конец? Что с ним было дальше?

– Полагаю, он умер. Или не умер. Легенда об этом умалчивает. – Карлица пожала плечами.

Молли разозлилась. Да её же провели!

– Любая история должна иметь конец. Обязательно!

– Истории никому ничего не должны. Они просто должны быть, – сказала карлица, вновь наклоняясь вперёд. – Но ты представь, что каждое слово – правда? А? – Она переводила взгляд с Кипа на Молли. – Только представь, на что окажется способна девчонка, которой достанется хотя бы маленький отросточек с такого дерева. Да она же станет повелительницей мира! – Хестер облизала губы.

– Или будет проглочена целиком, – усмехнулся Кип.

Хестер постучала костяшками пальцев по столу.

– Ох ты и острый на язык.

Она хохотнула и стала оглядывать таверну. Сквозь закрытые ставни проникал красноватый свет, и Молли поняла, что солнце почти село.

– Я бы рада остаться поболтать, но тогда вам придётся возвращаться по темноте. А нам нельзя этого допускать.

Кип вызвался подогнать повозку и предложил Молли остаться с Хестер, чтобы помочь той с тюком. Молли помогла карлице собрать пожитки, и таверну они покинули вдвоём. Молли старалась дышать как можно глубже, наслаждаясь свежим вечерним воздухом.

– Извини, если не угодила тебе с рассказом. – Хестер поправила тюк и хихикнула. – Наверное, можешь придумать концовку, которая придётся тебе по вкусу.

– Похоже на обман, – сказала Молли. Она не могла оторвать глаз от пуговицы, висевшей у карлицы на шее.

Хестер прикоснулась к пуговице:

– Желания – забавная вещь. Руками ты их не потрогаешь, тем не менее они могут разрушить целый мир. Думаю, если б кто и знал, как добиться исполнения желаний, держал бы своё знание в секрете. – И снова в глазах Хестер зажёгся алчный огонёк, что и раньше…

Молли отошла от неё. Скорее бы вернулся Кип с повозкой.

– А что толку об этом говорить? Всё это выдумки, – сказала она вслух.

Хестер засмеялась:

– Сама просила историю, а теперь называешь её выдумкой. А ну‐ка скажи, в чём, по‐твоему, разница?

Как бы Молли ни нервничала, а вопрос её взволновал. Она ведь задавала его себе сотни раз. Отличить ложь от правды было так же легко, как отличить холод от тепла. Если Молли начинала врать, в горле у неё появлялась иголка, и слова переставали выходить. Но она так давно не чувствовала эту иголку…

– Ложь причиняет людям боль, а история помогает им, – наконец ответила она.

– Ну что ж, справедливо. Только скажи, помогает в чём? – Она подняла указательный палец кверху. – Вот в чём вопрос… – Старуха сняла свой инструмент с плеча, присела в поклоне. – С ним я тебя и оставлю, – сказала она, заиграла и пошла.

Мелодия показалась Молли знакомой, но она никак не могла вспомнить откуда. Внезапно Молли охватил озноб. Она сунула руки в карманы. Пальцы коснулись писем от мамы с папой. «От мамы с папой или от дерева?» – спросила она саму себя.

 

32

Плод

Когда Кип подъехал к таверне, сестра заметно нервничала. Забираясь в повозку, пробормотала:

– Ты чего так долго?

– Пока развернулся… – ответил он, отряхивая с коленей грязь. Говорить, почему он задержался, было нельзя. Пока нельзя.

В Прокислый лес они возвращались в тишине. Кип держал вожжи и вглядывался в дорогу. А Молли сидела рядом и всматривалась в тени. Наконец после долгого молчания она спросила:

– Кип, а что ты думаешь об историях?

По тону было ясно: сестра ждёт серьёзного ответа. Он пожал плечами:

– Твои истории мне нравятся. Гораздо больше, чем истории Хестер.

Молли посмотрела ему в глаза:

– Так ты не веришь в её рассказ? Про Ночного садовника?

– А как в него верить? – Кип потёр затылок. – Вот что я думаю: если б это дерево у Виндзоров было такое же, как в легенде, то давало бы волшебные плоды. Но что‐то я не припомню, чтобы в последнее время у нас исполнялись желания. – Кип ухмыльнулся. – Или ты мне не рассказываешь.

Молли отвела взгляд:

– Ну что ты!

Кип хотел пошутить, но Молли даже не улыбнулась. Он смотрел на её лицо в закатных лучах солнца. Кулак в кармане сжался сам по себе.

Домой они вернулись в полной темноте. Молли, сильно опоздавшая с приготовлением ужина, сразу понесла припасы на кухню. Кип отвёл Галилея на конюшню, накормил, расчесал, выжидая благоприятный момент и поглядывая на дом. На втором этаже, прямо за стволом, виднелось окошко, которое он раньше не замечал. Вот в нём появился свет – видимо, кто‐то проскользнул в комнату из коридора наверху. Кип ожидал увидеть рыжую голову, но вспомнил, что волосы Молли давно стали другого цвета.

Прошло не меньше часа, когда Кип решился приблизиться к входной двери. Он хотел быть уверен, что ни сестра, ни члены семьи его не заметят. Встал на первую ступеньку, остановился. Посмотрел на сжатый кулак, разжал его. Там лежало сокровище, с которым он не расставался с самого рынка. В руке у него был ключ ночного гостя. Вот потому мальчик и задержался с повозкой. Он снова сжал в пальцах сокровище из переплетённых корешков. Молли запретила ему пользоваться ключом. И если узнает, что он отыскал его, придёт в бешенство. Но легенда Хестер о Ночном садовнике его убедила: нужно узнать правду.

Кип набрал в грудь побольше воздуха и открыл входную дверь. В доме было тепло, гораздо теплее, чем на конюшне. И пахло здесь лучше. Кип прокрался в прихожую, стараясь ступать бесшумно. Зря он не догадался привязать подушечку к костылю! Звуки доносились из дальнего крыла дома: вилки и ножи звякали о тарелки – семья ужинала. Кип закрыл глаза, пытаясь отогнать аромат мясных пирогов, плотно затворил за собой дверь и пошёл наверх.

Впервые заметив зелёную дверь, Кип спросил сестру, что за ней. Молли ответила – «кладовка». Может, просто повторила слова Виндзоров? Но Кип тоже кое‐что понимал. Кладовки никто не держит под замком.

Сердце вырывалось из груди, когда Кип добрался до последней ступеньки. Опершись на костыль, он доковылял до зелёной двери. Поднял кверху ключ, крепко зажав его потными пальцами. На рынке Молли увидела у него ключ и не на шутку испугалась. Какие ужасы ждали его за дверью? В последний раз оглянувшись, Кип вставил ключ в замок. Подошёл идеально.

Повернул ключ. Внутри сдвинулся засов. Такое усилие оказалось непомерным для ключика, сплетённого из корешков, и он рассыпался в пыль в руках у Кипа. Но какая разница, если подарок оказался настоящим?

Кип толкнул дверь и вошёл в комнату.

 

33

Падение

Молли осторожно вкатила тележку с чаем во двор. Чашки с блюдцами позвякивали на кочках.

– Ваш чай, мэм!

Констанция Виндзор наслаждалась садом. Она считала его своим, потому что ей принадлежала земля, на которой всё произрастало. Но на самом деле сад принадлежал Кипу. Ведь именно он всю весну полол сорняки, рыхлил и удобрял землю, высаживал рассаду… Наконец запустение и разруха сменились цветением и изобилием. Извилистую каменную дорожку (камни помогла перетаскать с реки Молли) обрамляли разнообразные цветы. Над дорожкой висели корзины с бегониями и плющом – Кип сплёл их из лозы. Пни покрылись изумрудным мхом, а в центре даже был устроен красивый прудик. Сад, хоть его и нельзя было назвать настоящим английским, всё же превратился в сад.

Молли бросила взгляд через лужайку: брат колол дрова. Обычно он брался за эту работу, когда ему хотелось подумать. После поездки на рынок Кип сильно отдалился от неё. Молли постаралась отогнать дурные мысли: она меньше всего хотела сейчас вникать, что же так тяготит Кипа.

Молли подкатила тележку к Констанции Виндзор. Та сидела на кованой кушетке. Утро было жаркое, но она завернулась в два одеяла.

– Скажи брату, пусть почистит пруд, – велела госпожа Виндзор, вертя на пальце кольцо.

– Хорошо, мэм, – ответила Молли, наливая чай.

– И плющ на изгороди слишком разросся.

– Хорошо, мэм, – повторила Молли, добавила в чашку два кусочка сахара и стала размешивать его до тех пор, пока не растворились последние крупинки.

Она подала чашку хозяйке – та взяла её бледными пальцами. Чашка с блюдцем жутко дребезжали, когда Констанция подносила чай ко рту. Молли пыталась не смотреть, но не могла отвести взгляд. В лучах солнечного света хозяйка казалась почти прозрачной. На шее выделялись тонкие синеватые вены. Когда‐то блестящие волосы стали блеклыми и тонкими и теперь больше напоминали спутанную паутину. Губы почернели, как и глаза. Раньше Молли никогда не видела мертвецов, но теперь понимала, что перед ней сама смерть. Видимо, Констанция Виндзор прочитала жалость на лице Молли, потому что резко выпрямилась, отставила чашку с блюдцем.

– У тебя есть вопросы?

– Нет, мэм, – поспешно ответила Молли и взялась за тележку. – Я просто задумалась.

Констанция схватила Молли за руку ледяными пальцами.

– И о чём ты задумалась?

Молли не поняла, то ли это был искренний интерес, то ли вызов. Кольцо на высохшем пальце приковало её взгляд.

– Вспомнила, что, когда мы с Кипом появились в этом доме, вы сказали, что у вашей семьи «есть веские причины бояться болезней» – слово в слово.

Констанция выпустила Молли.

– Удивительная память!

Молли вздрогнула. Набрала в грудь воздуха:

– Если в этом доме вы болеете, то почему не уедете отсюда?

Констанция искривила рот в странной ухмылке:

– Я бы задала тебе тот же вопрос, но ответ мне и так известен. У тебя в кармане лежат письма…

– Вы знаете про письма?

Констанция отмахнулась:

– Ну, что там в них, я не знаю, не беспокойся. Я видела, как ты запоем их читаешь, когда думаешь, что никто тебя не видит. Но в этом доме никто и никогда на самом деле не остаётся в одиночестве! – Она посмотрела на крону, распростёртую над крышей. – Я не уезжаю отсюда по той же причине, что и ты. И уеду не раньше, чем ты сожжёшь свои письма…

Молли прикрыла карман с конвертами ладонью:

– Ни за что!

Констанция улыбнулась:

– Вот именно. Если нас лишить дерева, лишить его даров, больше у нас ничего не останется в этом мире. – Констанция откинулась на спинку и на этот раз взяла чай обеими руками, чтобы чашка не звенела о блюдце. Отпила глоток. – По-моему, лёгкая лихорадка – недорогая плата за такую щедрость. Ты не согласна?

– Согласна, мэм.

На этом разговор был окончен. Молли присела в поклоне и вернулась в дом. Она закрыла за собой дверь в кухню и села. Внутри узлом собрался ужас. Она сунула руку в карман и вытащила письма, полученные от дерева. На всех конвертах были разводы от морской воды. Всё тот же мелкий почерк. Почерк её матери. До боли знакомый почерк. А если всё‐таки письма писала не мама? Если слова в письмах были выведены не родителями, а волшебной силой дерева? Силой дерева, которое питается людьми и поэтому держит их рядом?!

Молли достала письмо из конверта. Оно заканчивалось, как и все другие: родители обещали скоро вернуться и давали указание: «Никуда не уезжайте». Молли прочитала эти слова вслух, но в этот раз они не отозвались маминым голосом в голове. Вместо него она услышала далёкий, гулкий голос, больше похожий на завывание ветра.

Сама не понимая, что делает, Молли подошла к печке. Нагнулась, открыла чугунную дверку. Лицо обдало горячей волной. Угли ещё были красными. Молли пробежалась пальцами по стопке конвертов. Дрожащими губами она произнесла:

– Прощайте, – и бросила конверты в печь.

С полными слёз глазами она смотрела, как пламя охватывает уголки конвертов, уничтожает бумагу…

– Нет! – выкрикнула она и выхватила конверты из огня, обжигая руки.

Сбила пламя о фартук. С одной стороны конверты успели обгореть, но сами письма почти не пострадали. Она успела спасти их. Зажмурившись, Молли прижала пачку к груди.

– Простите, простите меня… – всхлипнула она, сама не понимая, с кем разговаривает.

С улицы донёсся грохот. Быстро засунув письма в карман, Молли вскочила и бросилась к дверям.

– Это вы, мэм? – спросила она, открывая дверь.

Ответа не последовало. Молли кинулась в сад.

– Мэм? Где вы, мэм?

На земле валялись осколки. Тележка была перевёрнута. А сама миссис Виндзор без движения лежала на земле. Молли обхватила хозяйку за плечи, затрясла:

– Что с вами, мэм? Что случилось?

Тело Констанции было совершенно ледяным, глаза у неё закатились. Чёрные губы приоткрылись, но уловить дыхание Молли не могла.

– Кип! Мистер Виндзор! – закричала Молли. – Помогите! Помогите кто‐нибудь!

 

34

Ящерицы и пиявки

Молли зашла в спальню хозяйки.

– Вот, доктор, я принесла ещё воды.

В руках она держала что‐то вроде бурдюка для вина, сделанного из каучука. В ёмкости был кипяток, обжигавший руки.

– Положи ей в ноги, – велел доктор.

Констанция Виндзор лежала в кровати, мечась по подушке и бормоча что‐то невнятное. Молли приблизилась к ней и откинула десяток одеял, которыми укрыли хозяйку, чтобы согреть. Прикасаться к её ногам, худым, влажным, ледяным, было неприятно. Молли сунула грелку под ноги Констанции, укрыла их и подоткнула одеяла под перину.

– Конни, моя милая Конни… – причитал Бертран Виндзор, стоя у дальней стены и заламывая руки.

Взлохмаченные волосы, седая щетина – с тех пор как его жена упала в саду, прошло двое суток. И все двое суток он не отходил от её постели.

Доктор Крюк измерял голову пациентки чем‐то вроде огромного пинцета.

– Кажется, всё в пределах нормы… – бормотал он себе под нос, сверяясь с табличкой, лежавшей на прикроватном столике.

Золотое пенсне сползло на самый кончик носа, поэтому, чтобы увидеть человека, ему приходилось наклонять голову целиком. Но на Молли он всё равно не смотрел. Доктор открыл кожаный саквояж, достал медную трубку, узкий конец которой вставил себе в ухо, а широкий приложил к грудной клетке Констанции Виндзор. Несколько секунд послушал. Хмыкнул.

– Интересно… очень интересно…

Бертран отошёл от стены.

– Ч-ч‐что это значит, доктор? – спросил он.

Крюк достал из жилета записную книжечку, сверился с часами и произвёл какую‐то запись. При этом вслух прокомментировал:

– Сердцебиение и движение глазных яблок позволяют мне считать, что ваша жена не спит. Она находится в так называемом эфирном состоянии – состоянии между сном и бодрствованием. Назовём это пролонгированным сомнамбулизмом.

Лицо доктора сделалось довольным.

– Да, именно так! Очень подходящий термин. – И доктор быстро сделал ещё одну запись в блокнотике, радостно посмеиваясь. – Крюк, старина, да академики, когда это услышат…

– И конечно, есть лекарство… – добавил Бертран тоном, подразумевающим вопрос.

Доктор Крюк захлопнул блокнотик:

– Постельный режим. И не только для неё. Таинственная лихорадка, которую я диагностировал у членов вашей семьи, заметно усугубилась. И боюсь, что остальные тоже слягут, – это всего лишь вопрос времени.

Молли откашлялась:

– А вы не хотите попробовать пиявок, сэр?

В деревне на родине Молли лекари прибегали именно к этому средству. Ведь считалось, что пиявки вытягивают яд из крови.

– Пиявок? – Доктор ехидно хмыкнул. – Разве похоже, что у этой леди остались в организме лишние соки? Может, ты ещё предложишь мне прописать ей белладонну или выкупать в ртутной ванне? Девочка моя, мы на самом пике века модерна, и на смену древности пришли самые современные лекарства!

Доктор запустил пухлую руку в саквояж и, порывшись, извлёк бутылочку:

– Вот, например, травяная настойка. Удивительное средство! Каждое утро я добавляю в чай всего несколько капель – и весь день не нервничаю.

У Молли от стыда вспыхнули щёки. Доктор выставил её полной дурой.

– Посмотрю, как там ужин, – буркнула она и, опустив голову, вышла из комнаты.

Алистер и Пенни ждали за дверью.

– Маме лучше? – спросила Пенни, вытягивая шею, чтобы заглянуть в комнату.

– Нет, конечно, – забитым мятными конфетами ртом промямлил Алистер. – Потому папа и вызвал доктора, дурья твоя башка.

– А ну‐ка, замолчите оба! – Молли потрепала Пенни по голове. – Мама поправится. Доктор Крюк лучший во всей Англии, а может, и во всём мире. Я слышала, когда Наполеону отрубили саблей голову, хороший доктор сумел её пришить.

– Наполеона отравили, – поправил её Алистер. – И это случилось тридцать лет назад.

Молли посмотрела на пакет с конфетами, зажатый в его пухлой руке.

– Тебе не много? – спросила она.

Алистер уставился на Молли, не переставая чавкать, как жвачное животное.

– А ты права, – ответил он и выплюнул липкий мятный комок. Тот со смачным шлепком плюхнулся на пол. Алистер расплылся в улыбке. – Прибери‐ка, а то кто‐нибудь поскользнётся.

Прежде чем Молли успела ответить, у неё за спиной хлопнула дверь, и из комнаты выскочил Виндзор. Со сжатыми кулаками он пролетел мимо на такой скорости, что детям и Молли пришлось отскочить, чтобы их не сбили с ног.

– Куда это он понёсся? – поинтересовался Алистер, вытирая с подбородка нитку липкой слюны.

Вместо ответа Молли отвела детей по комнатам и наказала им умыться перед ужином. Справившись с этой задачей, она вышла в главный холл. Ей было прекрасно известно, куда направился хозяин, ведь в руке у него был ключ.

Молли заглянула в комнату за зелёной дверью. Бертран Виндзор стоял лицом к дереву. Из дупла на него сыпались соверены, шиллинги и пенсы. Он засунул руку в дупло и лихорадочно шарил там.

– Хватит! Хватит! Не надо больше денег! – Он ударил кулаком по стволу. – Я хочу свободы!

Бертран Виндзор рухнул на пол, закрыв лицо руками, повторяя сквозь стоны и рыдания: «Я хочу свободы!» Молли не в силах была отвести взгляд. Ей приходилось видеть, как плачут мужчины, но свидетелем такого она стала впервые. Бертран Виндзор рыдал, как заблудившийся в тёмном лесу ребёнок. Возможно, именно им он и был.

Молли тихонько вошла в комнату и позвала:

– Мистер Виндзор…

– Молли!

Бертран вскочил на ноги, вытер глаза, пытаясь заслонить от Молли дупло.

– Я… я п-п-просто сам с собой обсуждал дела…

– Всё в порядке, сэр. Я знаю про дерево, – прервала его Молли, чтобы он не унижался.

Если в момент появления Молли хозяин выглядел встревоженным, то теперь он поник, будто потерпел поражение.

– Т-т-так я и думал, что это только вопрос времени. Никогда не умел хранить секреты, – сказал он, хмыкнув.

Молли прекрасно понимала, что ей следует уйти и притвориться, что она не видела хозяина в подобном состоянии. Но она также прекрасно понимала, что давно не является обычной служанкой. Она перестала быть девочкой, помогающей по хозяйству, разделив с Виндзорами их историю. Поэтому Молли достала из кармана носовой платок и протянула хозяину.

– Думаю, вам пригодится, сэр.

– Б-б-благодарю тебя, – сказал он, сморкаясь. Потом провёл рукой по небритому подбородку. – Ну и вид у меня, наверное.

Молли откинула с лица чёрные волосы и выдавила подобие улыбки:

– У всех у нас. Вы делаете для жены всё возможное. Бертран кивнул, не подымая глаз. Он ещё раз сложил платок и вытер глаза. Затем ещё раз, будто собирался складывать кусочек ткани, пока тот не превратится в ничто. Молли показалось, что он вообще забыл про её присутствие.

– В-в‐всё должно было быть иначе, – наконец произнёс он. – Я хотел стать другим для Констанции, доказать ей…

Молли подошла ещё на шаг ближе:

– Миссис Виндзор рассказывала, сколько вы сделали для её комфорта.

– Так вот как она это назвала? – На лице Бертрана отразилась горечь. – Конни всегда говорила, что комфорт ей не важен. А я знал, что важен. Она заслуживала больше, чем мог ей предложить рядовой клерк. Я готов был пуститься в спекуляции, если бы не сумел честно заработать денег.

Молли знала, что словом «спекуляции» обозначают азартные игры с воображаемыми деньгами. Тот, кто соглашался на эту игру, мог вообще не иметь денег. Она посмотрела на человека, который сейчас стоял перед ней совершенно убитый. Сколько раз она мысленно вставала на его защиту, считая жертвой жестокой и эгоистичной жены! А сейчас, когда Констанция лежала без сил у себя в спальне, она вдруг поняла, кто здесь настоящая жертва.

– Вы, наверное, поступили неправильно, но вами двигали благие цели, – произнесла она, пытаясь не высказывать осуждение.

– Но я не пошёл на это… В том‐то всё и дело. Ситуация на рынках изменилась, инвестиции ушли. Мне приходилось влезать во всё новые и новые долги, чтобы расплачиваться с кредиторами. Банки арестовали мои счета, изъяли дом, забрали всё!

– И вы приехали сюда? В поместье, где выросли?

– Сначала я хотел продать эти земли. А затем вернулся в дом. И увидел дверь. И вспомнил всё. Как отцовское стремление к наукам привело нас сюда, как он выстроил дом вокруг дерева, чтобы сохранить секрет дерева втайне, как однажды ночью и он, и мама… – Бертран потряс головой, будто пытаясь избавиться от страшного воспоминания.

– Что с ними случилось? – осторожно поинтересовалась Молли.

Бертран улыбнулся, будто не слышал её.

– Когда я открыл дверь, я не просто вспомнил. Я нашёл там ещё кое‐что. – Он подбросил в воздух монетку. – Исполнение своего желания!

Бертран зажал монету в кулаке. Лицо омрачила тоска.

– Я думал, в этом наше спасение. И ты должна понимать: больше нам податься некуда.

Молли понимала. Она хорошо помнила, как они с Кипом остались вдвоём на улице. И она готова была на что угодно, лишь бы забрать его с улицы, – даже отвести в дом, против которого восставало всё её естество. Молли обняла себя за плечи, чтобы унять внезапный озноб. Как же хорошо дереву было известно, что нужно мистеру Виндзору. И что нужно ей, Молли! Оба они пришли к дереву в порыве отчаяния. Но не променяли ли они одну беду на другую?

– Что бы я ни делал, всё становится только хуже. Долги, займы… Точно огромная змея обвила меня и сжимает, сжимает свои кольца… – произнёс Виндзор будто сам себе.

Молли взглянула на ветку, торчавшую из стены и действительно напоминавшую змею.

– А у нас в Ирландии змеи не водятся, – сказала девочка, собираясь с мыслями. – Их всех изничтожил много лет назад добрый святой.

Бертран смущённо кивнул:

– Да, я слышал эту историю.

– А вот ящериц у нас полно. – Молли выглянула в окно, вспоминая. – Ящерицы, конечно, не змеи, но тоже кусаются. А уж в саду сколько от них вреда! Но есть одно давнее средство, чтобы от них избавиться. Надо дождаться времени, как только солнце сядет и станет прохладно, но ящерицы ещё не успели спрятаться в норки. И тогда берёшь раскалённый камень из печи и кладёшь посередине сада. Ящерицы ненавидят холод, поэтому сразу устремляются к камню погреться и залезают на него спать. И вот утром просыпаешься, приходишь в сад, а ящерки всё ещё сидят на камне, изжарившиеся заживо…

Молли отвернулась от окна и посмотрела на хозяина:

– Камень спасает их от холодной смерти, но убивает по‐другому.

Из холла донёсся слабый стон. Молли подошла к мистеру Виндзору и положила руку ему на плечо:

– Сэр, вашей жене на самом деле не нужны драгоценности или деньги, даже лекарства не нужны. – Она кивнула в сторону двери. – Ей, как ящерице из моего рассказа, нужно выбраться с холода.

Молли пристально посмотрела на хозяина в надежде, что он сумеет осознать её слова.

– Ты права. Права, – произнёс он.

Но Молли сильно сомневалась, что он её понял. Бертран Виндзор нагнулся и набил карманы собранными с пола монетками.

– Н-н-на доктора, – извиняющимся тоном пояснил он и, не подымая головы, вышел из комнаты.

Молли захлестнули эмоции. Смешались сожаление и стыд. Но испытывала она их не по отношению к Бертрану Виндзору, а по отношению к самой себе.

Тишину нарушил всплеск воды. Запахло морем. Обернувшись, Молли увидела, что в дупле что‐то появилось. Его наполнила тёмная вода, на поверхности которой плавал конверт с её именем. Молли подошла ближе. Мамин почерк, мамин любимый почерк. Письмо раскачивалось на волнах, ждало её…

 

35

Оживлённый спор

Настроение за ужином у всех было мрачное. Даже Алистер, который обычно веселился, задирая Пенни, молчал. Но стоило Молли войти в столовую вместе с Кипом, как он открыл рот:

– А этот что тут делает?

– С‐с‐с этих пор, Алистер, с‐с‐с тех пор, как в этом доме воцарился хаос, я не могу требовать, чтобы Молли сначала отдельно кормила нас, а потом брата. Сегодня он будет есть с нами, – сказал Бертран Виндзор и улыбнулся Молли. – Не будем церемонничать.

Молли усадила Кипа на пустой стул рядом с Пенни.

– Вы очень добры, сэр, – сказала она и легонько пнула брата.

– Очень добры, – повторил он, не в силах отвести взгляд от блюда с дымящейся бараниной, которую им удалось купить стараниями Хестер.

– Вот именно! – громко и бодро поддержал доктор Крюк, засовывая за воротничок салфетку. Настроение членов семьи на него не распространялось. – Всегда говорил, что единственная разница между англичанином и самым диким иностранцем состоит лишь в месте рождения… И в размере мозга, конечно же.

– Не обращай внимания на Алистера, – шепнула Пенни, придвигаясь на стуле ближе к Кипу. – У него живот крутит от конфет.

Молли поставила костыль Кипа у стены и принялась подавать ужин. Поскольку сейчас переезд оказался бы миссис Виндзор не по силам, было решено, что доктор Крюк останется на несколько дней в доме, чтобы наблюдать за её состоянием. А значит, у Молли прибавилось работы – угождать гостю и быть сиделкой для хозяйки. Так что выкроить время на приготовление банального жареного мяса уже само по себе было подвигом.

Каждому за столом Молли подала кусок баранины. Кип сидел совершенно бледный – наверное, ему стало не по себе из-за того, что он вдруг оказался в доме, поэтому она положила ему кусочек побольше и пожирнее. Мистер Виндзор, который за столом всегда отличался красноречием, сегодня был мрачнее тучи. Но зато не умолкал доктор Крюк, продолжая почти непрерывный монолог о преимуществах своей профессии.

– Больше всего меня волнует, – говорил он, уминая уже третью порцию, – что огромное количество моих коллег до сих пор пребывают во власти нелепых суеверий.

Доктор явно принадлежал к людям, чьё желание поговорить не останавливал даже набитый рот.

– Только вообразите, недавно академия объявила о проведении симпозиума, посвящённого спиритизму! – Он залпом опустошил бокал вина, и Молли поспешила наполнить его. – Я просто не понимаю – ещё немного, дорогуша, – как в наш прогрессивный век самые передовые умы поверили в невероятное. Телепаты и медиумы? Жулики и шарлатаны – вот кто они!

Кип явно слушал доктора гораздо внимательнее, чем все остальные.

– То есть вы не верите в духов? – спросил он, не отнимая взгляда от тарелки.

Доктор Крюк посмотрел на него со смесью удивления и раздражения:

– Я верю в мир природы и эмпирические факты, мой мальчик. Суеверия – не более чем реакция слабых умов на то, что они не в силах объяснить. Человек примитивный видел душу в любой травинке и кустике. Например, возьмём это огромное дерево перед домом…

Пенни оживилась.

– Это волшебное дерево! – сказала она.

– Н-н-невообразимо! – воскликнул мистер Виндзор и улыбнулся доктору. – Даже не представляю, кто ей это внушил…

– Но ребёнок только подтверждает мою гипотезу! В менее просвещённый век люди бы сочли это дерево волшебным и сочинили целую историю про него. Что‐нибудь вроде легенды Гомера про лотофагов, которые питались плодами лотоса, чтобы забыться, или про Райский сад. Кстати, археологи считают, что он располагался в отдалённом уголке Персии – совсем не райское место, скажу я вам.

– Не все истории – выдумка, – заявил Кип.

При этом он смотрел не на доктора, а на Молли, что её немного разозлило. Глазами она сделала ему знак вести себя прилично.

– Все истории – выдумка, мой мальчик. Несомненно. Иначе они бы назывались фактами. И в наш прогрессивный век мы должны перестать верить во всякую чепуху. Вернёмся к так называемому волшебному дереву. Совершенно очевидно, что местная почва представляет собой уникальный баланс питательных веществ, которые идеально удовлетворяют потребности дерева. – Доктор сунул в рот ещё кусок мяса. – Так же, как эта баранина удовлетворяет мои потребности.

Но Кипа его речь, похоже, не смутила.

– А добро и зло? Тоже выдумка?

Доктор Крюк удивлённо хохотнул.

– Да с нами за столом сидит юный философ! – Он опустил на край тарелки вилку с ножом и сложил руки на животе. – Молодой человек, не считайте мои слова бездоказательными. Я, напротив, преданный раб доказательства. Пытливый ум не отвергает ни единой гипотезы. Но должна быть научная доказуемость. Если ты скажешь: «Мир духов существует», то я отвечу: «Дай мне доказательства». И вот если найдётся человек, который сможет дать доказательства, тогда его имя будет навсегда вписано золотыми буквами среди имён величайших умов человечества: Евклида, Платона, Коперника…

Доктор Крюк мечтательно смотрел вдаль, а в глазах его горел огонь при одной только мысли о возможности снискать себе вечную славу.

Бертран хлопнул в ладоши и, явно желая перевести разговор на другую тему, выкрикнул:

– Итак! А кто‐то знает хорошие розыгрыши?

Остаток ужина прошёл спокойно. Кип доел и отправился на конюшню к Галилею. Молли убрала со стола и пошла готовить комнату для доктора Крюка. В переносном медицинском ящике, привезённом из города, у доктора лежали записные книжки, банки, склянки и блестящие инструменты – целая медицинская лаборатория! Молли смотрела на загадочные инструменты, пытаясь понять их предназначение. Конечно, такие удивительные приборы способны излечить миссис Виндзор. А способны ли они на большее?

Девочка бросила застилать постель и кинулась в комнату хозяйки. Доктор Крюк сидел у постели больной и, видимо, только что держал у неё во рту специальную стеклянную трубку, которая называется термометр, а теперь вынул его и посмотрел на цифры.

– Это неправильно, неправильно… – пробормотал он и растерянно сунул термометр обратно в рот.

– Вашей пациентке лучше? – спросила Молли с порога.

Доктор вздохнул:

– Боюсь, что нет. Лихорадка Крюка кажется мне неизлечимой.

Молли не сразу поняла, что доктор успел назвать болезнь хозяйки в свою честь.

– Я перепробовал все возможные средства, но безуспешно.

– Вы не всё попробовали. Я думала о том, что вы сказали за ужином: «Пытливый ум не отвергает ни единой гипотезы».

Доктору явно понравилось, что его цитируют. Молли продолжила:

– А что, если болезнь вызвана магией?

– О, понятно! Ты же ирландка? Я забыл, что твой народ доверчив и суеверен… – Доктор Крюк с покровительственной улыбкой похлопал Молли по плечу. – Не стоило мне смущать твой слабый ум размышлениями о мире природы…

– Я видела его. Видела настоящего духа, – перебила Молли.

Улыбка на лице доктора сменилась гримасой нетерпения.

– Точнее, ты думаешь, что видела. – И вдруг он щёлкнул пальцами. – А если галлюцинации – ещё один симптом этой лихорадки!

– Это не галлюцинации. – Молли покачала головой. – Каждую ночь он посещает дом, ходит из комнаты в комнату. И поэтому мы болеем. Вам приходилось слышать о таком во время занятий наукой?

Доктор почесал подбородок. Он заинтересовался разговором, сам того не ожидая.

– Конечно, есть существа, способные переносить болезни. Вспомним хотя бы чёрную смерть, бушевавшую в Европе в Средние века, но её переносили крысы. Крысы – не духи!

Молли прикусила язык, вспомнив, что негоже спорить с умным человеком.

– Дух он или нет, но он существует. И такого вы точно раньше не видели.

Доктор заинтересовался:

– Неизвестный науке вид?

Кажется, Молли удалось найти подход.

– Совсем неизвестный. Я вам покажу. Сегодня ночью. И вы придумаете лекарство, чтобы вылечить хозяйку. – Молли смотрела доктору прямо в глаза. – Одно дело открыть лихорадку Крюка, другое – найти лекарство. Да сама королева произведёт вас в рыцари! И вы будете жить вечно, ведь ваше имя будет среди имён тех великих людей, которых вы называли. Будет вписано в историю.

– Будет вписано золотыми буквами, – мягко поправил её доктор. – Вписано золотыми буквами в историю…

Доктор Крюк больше не видел Молли, глазки его забегали, будто он рисовал себе дальнейшие возможности.

– Великими становятся те, кто не упускает великие возможности. И вы как человек науки должны хотя бы попытаться, – произнесла Молли тоном заклинательницы змей.

Доктор Крюк задумчиво потёр подбородок:

– Пожалуй, я мог бы взглянуть. Чтобы излечить тебя от заблуждений.

– Я буду рада, если окажусь не права. Но прошу вас только об одном: если дух на самом деле окажется настоящим, поймайте и заберите его с собой. Хорошо?

 

36

Ловушки

Кип орудовал граблями, выгребая сухие листья из ямы, которую копал ночами Садовник.

– Да какая польза от твоего доктора? – спросил он, глядя на Молли, сидевшую под деревом на перевёрнутом ведре.

– Доктора знают всякие научные штучки.

На коленях у Молли лежала плетёная сеть, завалявшаяся в повозке со времён старых хозяев. И теперь Молли перебирала её.

– Вдруг ему удастся поймать Садовника при помощи зеркала или какого‐то средства из склянки? – предположила она.

Кип вытер пот со лба:

– Кажется, наука не так работает.

После двух бесед с доктором мнение сестры по этому вопросу перестало быть для него авторитетным. Доктор Крюк принадлежал к тем людям, которые всегда должны были быть правы. Ты мог сказать ему, что у него волосы горят, но он привёл бы аргументы, почему ты ошибаешься, и при этом сгорел бы заживо.

– И кроме того, – Кип, хромая, подошёл к сестре вплотную, – ты сама сказала, что он тебе не поверил. Думает, это какое‐то животное.

– Что, если он поверит? Главное, чтобы помог.

– О чём это вы тут секретничаете? – спросила Пенни, выскочив из‐за холмика. – А сетка для чего? – сыпала она вопросами, прыгая с кочки на кочку; Кипу эта игра казалась очень весёлой, вот только он никогда не сможет в неё поиграть.

– Иди‐ка погуляй, – бросил Кип и тихо сказал сестре: – Я думаю, мы совершаем ошибку. Нам здесь нечего делать, как слизням нечего делать рядом с солью.

Молли расхохоталась:

– Слизни! Скажешь тоже. Любая девчонка мечтает, чтобы её сравнили со слизнем! – Но Кип даже не улыбнулся, что раздосадовало Молли. – Послушай, надежда слабая, но, если план сработает, Садовник исчезнет, а мы будем в безопасности.

– Если план не сработает, Садовник взбесится, и нам… – Кип покачал головой, даже не в силах представить, что их ждёт. Но он хребтом чувствовал, что ничего хорошего. Произойдёт нечто похожее на то, что много лет назад случилось с родителями мистера Виндзора.

– О чём вы шепчетесь? – Пенни снова выскочила из‐за холмика. – О ночном госте, да?

Кип с Молли ответили одновременно:

– Нет!

Ну хоть в чём‐то они сошлись. Пенни скорчила кислую мину и вернулась к игре. Кип опёрся на костыль, массируя левую ногу. От боли пульсировало колено. Да если честно, и вся нога. Он вспомнил легенду, рассказанную Хестер на рынке. О доме, о дереве, о том, что увидел в комнате за зелёной дверью… Что же на самом деле Молли знает об этом месте? Кип наблюдал, как сестра связывает два конца верёвки: делает петельку, пропускает туда один конец – их так научил папа.

– Давно не было новостей от мамы с папой. Как думаешь, у них всё хорошо? – спросил Кип.

Молли замерла:

– Уверена.

Она распустила узел и начала всё вновь. Кип подошёл ближе, заглянул сестре в лицо. Что‐то с ней было не так.

– Почитай нам старое письмо, чтобы скоротать время.

Молли мотнула головой, не подымая глаз:

– У меня письма не с собой. Совсем помялись в кармане фартука, поэтому я положила их в надёжное место. Да и работы у нас много. Доктор вон сколько всего наказал, – добавила она.

У Кипа пересохло в горле.

– Доктор наказал… – пробормотал он машинально.

Ну почему Молли не признается, что боится Ночного садовника? Зачем скрывает страх за улыбками и историями? Хотя Кип знал ответ. Она считает его слишком маленьким и ранимым. А разве не так на самом деле? С тоской он посмотрел на Пенни, скакавшую с кочки на кочку. Что бы он отдал за здоровое тело? За то, чтобы плавать, прыгать и играть, как обычный мальчишка?

Кип схватил грабли и вернулся к работе. Доктор Крюк приказал расчистить место под деревом, чтобы устроить ловушку. После страшной битвы с корнями Кип старался не приближаться ни к самому дереву, ни к яме. И до сегодняшнего вечера яма стояла нетронутая и укрытая шапкой листьев. Кип сгребал листья, пока не показалось дно, и очень удивился: яма не стала глубже. Всего несколько ночей назад он слышал, как Ночной садовник орудует лопатой, тем не менее размеры ямы остались прежними!

Хромая, Кип направился к куче листьев неподалёку. Он взял грабли обеими руками, поймал равновесие и застыл на одной ноге. Торжественным голосом произнёс, обращаясь к листьям:

– Есть ли у вас последнее желание?

И, будто заправский палач, вонзил грабли в листву и потянул на себя. Они податливо пошли, волоча рыже-коричневую массу. Кип предполагал, что снизу окажется слежавшаяся листва и сырая земля, но то, на что он натолкнулся, застало его врасплох. От неожиданности он потерял равновесие и упал, больно ударившись плечом.

– Я в порядке! – крикнул он, прежде чем Молли успела предложить помощь.

Кип поднялся. Дыхание сбилось, плечо болело, да так, что тяжело было держать грабли. Кое-как он одной рукой закинул грабли на то место, где закончил, и воткнул их в листья. Но вместо грязи и гнили обнаружил лишь ещё один слой листьев. Перевернув грабли, Кип ткнул деревянной ручкой в середину кучи. Древко вошло почти целиком.

Там была ещё одна яма!

– Молли! Иди‐ка глянь! Только под ноги смотри.

Следующие полчаса они с сестрой расчищали пространство под деревом. Ям оказалось не две, а целых шесть, выкопанных в рядок. По глубине они были одинаковые, а вот по длине отличались – от короткой до довольно длинной. Ближайшая к дому яма была размером со взрослого мужчину, а самая дальняя – с маленькую девочку.

Кип почувствовал, как ветерок шевелит у него волосы на затылке. Он посмотрел на скакавшую невдалеке Пенни. Зелёные холмики были везде, куда хватало глаз. Каждый – размером с тело человека.

– Молли, мне кажется, эти холмы – не просто холмы…

Кип смотрел на бесчисленные зелёные пригорки. Молли взяла его за руку. Её ладонь была липкой от пота.

– Всё здесь… всё это место – огромное кладбище. Кип проглотил комок в горле. Посмотрел на дерево.

– Всё это место – громадная ловушка.

– Это что у вас такое за спиной? – крикнула Пенни, заметившая, что они смотрят в её сторону. – Крепость строите?

– Пенни, – ласково, но не терпящим возражений тоном сказала Молли, когда малышка подбежала, – пожалуйста, сходи в дом и проверь, горячая ли у мамы грелка. И скажи доктору, что мы почти закончили. Он поймёт.

Пенни какое‐то время внимательно их разглядывала – явно поняла, что её отсылают намеренно.

– Ладно, – наконец сказала она и зашагала к дому.

– Чуть не попались, – произнёс Кип, когда девочка скрылась за дверью. И посмотрел на сестру, которая не могла оторвать взгляд от бесконечных могил.

– Ты был прав. Зря я нас сюда привезла.

Кип смотрел на её бледное лицо. Некогда зелёные глаза превратились в почти чёрные. Он хотел сказать сестре, что понимает её, что знает, почему она его не послушала. Но вдруг сморщился от резко пронзившей левую ногу боли.

– Идём, – только и сказал он, отворачиваясь и сплёвывая мокроту в могильную яму под ногами – яму, вырытую для него самого. – Нам ещё ловить этого монстра.

 

37

Камера-обскура

Молли закончила возиться с сетью почти в темноте. Сеть была большая – метров двадцать. Прямо у ствола дерева Молли вбила в землю колышек и, устало поднявшись на ноги, крикнула доктору, что всё готово.

Доктор Крюк наслаждался чаем, облокотившись на крыльцо. Он не скрывал скепсиса по поводу истории, поведанной ему Молли, тем не менее решительно включился в эксперимент. Весь день он провёл в деревне, готовясь к ночи, и теперь мало походил на того образованного джентльмена, лечившего миссис Виндзор. Живот скрывал кожаный фартук – почти такие носят мясники. Весь он был увешан разнообразными удочками, медвежьими капканами, подзорными трубами, из карманов торчали альбомы для набросков, а назначение ещё пары вещей Молли определить не смогла. На голове у доктора красовалась шляпа с чем‐то вроде фонаря посередине и с парой очков с толстыми чёрными линзами.

– Я буду строго судить вашу работу, – сообщил мистер Крюк и, поднявшись с крыльца, подошёл к Молли и Кипу. Те закрепили сеть на земле деревянными колышками через равные промежутки. – Отлично поработали! И с дополнительными ямами хорошо придумали.

Кип с Молли переглянулись. Они решили не рассказывать доктору о настоящем предназначении ям, чтобы не напугать его раньше времени.

Мистер Крюк ушёл допивать чай, отдав ещё одно указание:

– И засыпьте сеть листьями.

– Снова грести? – почти застонал Кип.

Но доктор то ли не услышал вопроса, то ли сделал вид. Кроме того, раньше он прямым текстом объявил детям, что «физический труд не для него». Молли взяла грабли, вторые подала Кипу.

– Пусть так. Некогда будет любоваться своими собственными могилами.

Сработать ловушка должна была благодаря длинной верёвке, протянутой через толстый сук. Молли не с первого раза удалось перекинуть через него верёвку, потому что он был очень высоко. Когда наконец она справилась с задачей, конец был передан Кипу, который дежурил на «противовесе» – этим словом доктор обозначил повозку Галилея.

– Привязывай покрепче, мой мальчик, – сыпались инструкции.

Молли стояла рядом и наблюдала, как брат привязывает верёвку к торцу повозки. Хоть он и молчал, по всему было видно: делает он это неохотно.

– С тобой всё в порядке? – спросила Молли.

– А что со мной может быть? – огрызнулся он.

В последние дни Кип стал меньше разговаривать и почти не улыбался. Казалось, что любой его вопрос – проверка, которую Молли проваливает раз за разом. Кроме того, она заметила, что брат постоянно трёт больное бедро, а лицо его в это время напряжено. Нога ведь наверняка болела всегда, но только сейчас он стал показывать, насколько ему тяжело.

Наконец Кип закрепил верёвку и, пройдя мимо сестры, сообщил:

– Доктор, мы всё сделали!

Теперь оставалось только ждать. Втроём они спрятались за повозкой, отлично скрывавшей их из виду. Доктор Крюк что‐то бормотал себе под нос, перебирая дорогостоящее обмундирование, к которому строго-настрого запретил детям даже прикасаться. Себе он принёс садовый стул, но помощникам приказал устроиться на земле, «чтобы не терять бдительность». Молли потуже запахнула пальто, напоминая себе, что уж если ей неудобно, то Кипу тем более. С наступлением ночи Галилей стал нервничать, рваться с привязи. Держать его и не давать уйти было задачей Кипа.

– Галилей так и норовит уйти от дерева. Может, пустим его? – спросил Кип, покрепче перехватывая поводья.

Даже в темноте было заметно, как разозлился доктор.

– Может, передоверим план кому‐то более умному, а? – поинтересовался он, не скрывая ехидства.

– Кип не хотел ничего такого сказать. Мы очень благодарны вам.

– Естественно, вы должны быть благодарны, – ответил доктор: в голосе его ещё плескалась обида. – Ни один обычный врач не стал бы опускаться до того, чтобы проверять вашу гипотезу. Но вам повезло: я не обычный врач.

– Дважды необычный, – пробормотал Кип.

Молли почувствовала, как у неё от злости по всему телу разливается жар. Ну почему Кип воспринимает всё в штыки? Почему не доверяет ей? Хотя с чего ему ей доверять?

– Доктор, а расскажите нам о своём плане. Он ведь наверняка великолепен! – попросила Молли.

– Ну, не преувеличивай, деточка… – сказал доктор и засмеялся, видимо, пытаясь изобразить скромность. – Если верить твоим данным, еженощно это существо приходит под дерево. На основании чего я могу заключить, что речь идёт о землеройном млекопитающем. О ласке или барсуке, например.

– Тогда это очень большой барсук, – прокомментировал Кип, за что сестра наградила его ударом локтём под рёбра и соответствующим взглядом.

Но доктор, кажется, не слышал его и продолжал:

– Когда это существо появится – если вообще появится, – я дам вам сигнал, и вы подстегнёте лошадь. Лошадь потянет верёвку, ловушка взлетит вверх, я выскочу вперёд и поймаю существо.

– А как вы его поймаете? – учтиво поинтересовалась Молли. – Ведь сеть долго его не удержит. Надо его запереть где‐то.

– Или убить, – добавил Кип.

– У меня есть вариант получше! Я его заморожу навечно. – И доктор показал на прибор, закреплённый на треноге.

Штуковина состояла из двух валиков, приделанных к чему-то вроде хлебницы и прикрытых накидкой. Из задней части свисала масса верёвочек и шнурочков, на один из которых была привязана пуговица.

Молли уставилась на странный аппарат:

– А что это за штуковина?

Доктор усмехнулся:

– Этот аппарат называется камера-обскура. Я собирался задокументировать образцы местной фауны, но вы, возможно, вывели меня на более интересный экземпляр! – Доктор восторженно извлёк из сумки какую‐то штуку, похожую на совок для мусора, пристроил её сверху чёрного ящика и насыпал внутрь какого‐то порошка. – Это вспышка с магнезией. В прошлом месяце я выписал её из Франции. Когда переводишь рычажок вот до этой рукоятки, – доктор показал на маленький крючочек, – порошок вспыхивает и даёт достаточно света, чтобы запечатлеть образ объекта на одной из этих пластин. – Приподняв чёрную ткань с задней стенки ящика, доктор продемонстрировал листок жести размером с почтовую открытку. – Идеальный прибор для фотографирования.

Молли в ужасе посмотрела на Кипа: осознание услышанного происходило медленно.

– Вы сказали «образ»? Вы же обещали поймать его и увезти с собой!

Она поглядела на дерево, затем на ловушку, затем на брата.

– Да не нужны нам его образы! Мы должны избавиться от него! – взорвалась она.

Кип схватил её за рукав, но Молли уже вскочила:

– Вы лгали нам! Обещали помочь, а вам только и надо, чтобы ваше имя вписали в какие‐то важные книжки!

– Ну ты сама именно этим меня заманивала, – терпеливо ответил доктор Крюк. – Не грусти. Если это существо сегодня покажется, то следом за мной сюда придёт целая армия исследователей. И уж один из них точно сможет выполнить твою просьбу.

– Молли! – позвал Кип громче.

– Это нужно сделать сегодня! – крикнула она.

Доктор Крюк встал на ноги:

– Не впадай в истерику. Наверное, я пропишу тебе…

– Молли!

Молли наконец‐то обернулась к брату:

– Что тебе надо?

Кип указал на дерево:

– Кто‐то идёт…

Молли и доктор одновременно присели и спрятались за повозку.

– Дух очень высокий, одет во всё чёрное, – прошептала она.

Сквозь туман уже был различим силуэт, направляющийся к дому. Он неуверенно прокладывал путь между холмиками, замирая и вновь двигаясь вперёд.

– Боже мой! – только и сказал доктор, хватаясь за камеру трясущимися руками. – Да он значительно больше барсука…

– Я же говорил.

Молли всматривалась в силуэт. Он был не похож на Садовника – пониже ростом, и походка неуверенная. Да ещё и позвякивает при ходьбе. Звук был странный, но знакомый. Наконец силуэт добрался до участка под деревом, засыпанного листьями. Прошёл вперёд, затем отступил назад. В руках он держал какой‐то длинный острый предмет.

– Доктор, – шёпотом позвала Молли, – мне кажется, это не он…

Но доктор только зашипел на неё.

– По моей команде, – сказал он.

– Но, доктор…

– Вперёд!

Молли не шевельнулась.

– Я же сказал: вперёд!

И вскочив, доктор шлёпнул Галилея ладонью по боку. Галилей встал на дыбы и рванул, потянув за собой повозку и привязанную к ней верёвку. Раздался удивлённый вопль, когда сеть взлетела с земли, увлекая за собой добычу.

Последовала ослепительная вспышка. Молли упала на спину, испугавшись фонтана искр и дыма, вылетевшего из чёрного ящика. Прикрыв рот рукой, она пыталась откашляться и хоть что‐нибудь разглядеть сквозь дым.

– Держу тебя, – бросила она Кипу, нащупав его в темноте: тот тоже от неожиданности оказался на земле.

Доктор Крюк уже скакал возле сработавшей ловушки, точно геолог возле золотой жилы.

– Я сделал это! Я сделал это! – вопил он.

Молли моргала, восстанавливая зрение. Сеть свисала с толстой ветки, верёвки скрипели под тяжестью добычи, которая вертелась и извивалась. Крюк наставил на ловушку камеру, будто ружьё.

– Назад, животное! – выкрикнул он.

Кокон из сети медленно повернулся: на них смотрело обрамлённое седыми волосами лицо с парой горящих от возмущения глаз.

– Это вы! – только и сказала Молли.

Хестер Кеттл ухмыльнулась беззубым ртом.

– А вы кого ждали?

 

38

Овечьи ножницы

– Вы что здесь делаете? – спросила Молли.

Хестер болталась перед ними в сетке, руки и ноги под странными углами торчали из ячеек.

– Как что? Вишу и раскачиваюсь, – ответила она с кривой улыбкой.

Доктор Крюк поднял кверху указательный палец и произнёс:

– Так я и думал! Ваш дух – не что иное, как больная бродяжка.

– Сказительница, если позволите, – поправила Хестер.

– И она заразна, вне всяких сомнений. Наверняка заразила лихорадкой Крюка половину окрестностей.

Доктор Крюк отложил камеру и достал из‐за пояса огромный шприц, сняв с иглы корковую заглушку.

– А теперь, дети, придержите эту женщину, пока я возьму образец её крови.

– Не трудитесь, доктор, – вмешалась Молли. – Это не из‐за неё мы болеем.

Доктор замер с иглой наготове:

– Ты уверена? Потому что, пожелай я вообразить источник лихорадки Крюка, я вполне мог бы визуализировать это.

Хестер театрально похлопала ресницами:

– Вы так добры, сэр.

Молли схватила сетку и развернула Хестер к себе лицом.

– Вы не ответили: что вы здесь делаете?

Карлица замялась.

– Ну, дорогуша, объяснить трудно…

– А вы попробуйте!

– Она пришла за деревом! – вмешался в разговор Кип. – Смотри, что у неё в руках. – И он показал на предмет, который держала Хестер; доктор Крюк подсветил, и все смогли рассмотреть пару старых ножниц для стрижки овец. – Она хотела отрезать побег, чтобы вырастить своё собственное дерево.

Молли внимательно посмотрела на карлицу:

– Это правда?

Хестер вздохнула:

– Правда или нет, ты всё равно поверила.

Она подняла глаза на опасно нагнувшуюся ветку, на которой болталась сеть.

– Может, спустите меня и поболтаем по‐соседски? И как бы Молли ни хотелось оставить Хестер болтаться, она понимала, что, если ветка сломается, ловушка будет испорчена. Поэтому она кивнула Кипу, который тут же похромал к Галилею и повёл его обратно к дому. Лошадь рвалась и сопротивлялась, а сетка бешено раскачивалась, то опускаясь, то подымаясь.

– Эй, потише там! Ты же не хочешь уронить старушку на землю вниз головой? – прикрикнула Хестер на Кипа.

– Почему бы и нет? – произнесла Молли, отступая от медленно опускавшейся на землю сети.

Доктор, который до последнего надеялся найти средство от лихорадки, явно был выбит из колеи. Он вынул пластинку из камеры и выкинул её.

– Милая дама, осознаёте ли вы, что только что прервали – нет, уничтожили! – крайне важный эксперимент? – Он поймал лист, пролетающий мимо. – Я был на грани открытия, способного переломить мою карьеру. Что вы можете сказать в своё оправдание?

Судя по виду, Хестер даже хотела извиниться, но быстро передумала. Темноту наполнил протяжный стон. Карлица во все глаза смотрела мимо доктора – на дом. На лице у неё смешались ужас и восторг. Подняв вверх дрожащий указательный палец, она проговорила:

– Удача на вашей стороне. У вас ещё будет шанс.

Порыв ледяного ветра вскружил листву у них под ногами. Галилей зафыркал, пытаясь вырваться. Сеть опасно раскачивалась. Дерево скрипело и стонало. Молли медленно-медленно обернулась…

Прямо на них смотрел Ночной садовник.

 

39

Отломанный сук

Ночной садовник стоял на краю дорожки, возле открытой входной двери, с лопатой и лейкой. Даже в темноте его лицо отливало серебряной бледностью. Он не двинулся с места, а только наклонил голову, разглядывая всю компанию с терпеливым любопытством.

– История становится былью… – еле слышно молвила Хестер.

– Тихо! – шикнула Молли. – Не шевелитесь и молчите. Он пришёл к дереву. И нас не тронет.

Молли говорила, а сама не знала, насколько правдивы её слова. И главное было – не думать о раскрытых могилах под ногами.

Доктор Крюк схватил камеру и шагнул вперёд.

– Один снимок…

– Нет, доктор!

Молли не успела остановить его – доктор уже обошёл ствол, раскрыл бутылочку с порошком и засыпал его во вспышку.

Хестер как раз качнулась мимо Молли:

– А ты уверена, дорогуша, что он нас не тронет?

– Я больше ни в чём не уверена.

Доктора Крюка отделяли от дорожки несколько шагов. Садовник не шевельнулся, но Молли различила низкое вибрирующее рычание. Это было предупреждение.

– Ну, старина Крюк, история ждёт тебя!

Произнеся эти слова, доктор Крюк, как лунатик, двинулся вперёд. Призрак наклонил голову набок и в упор смотрел на доктора двумя чёрными впадинами глаз. Вокруг него вились сухие листья. Доктор наставил камеру на Садовника…

С низким протяжным свистом поток листьев взметнулся к доктору, сбив его с ног. Вырвал камеру из рук. Доктор закричал. Тяжёлый деревянный ящик пронёсся ровно над головой Молли и врезался в стену дома, с диким треском разлетевшись на мелкие щепки.

– Вот вам и эксперимент! – крикнула Хестер из бешено раскачивавшейся на ветру ловушки.

Крюк скачками нёсся прямо на них. На лице его от ужаса не было ни кровинки.

– Прочь, прочь, тупицы! – орал он. – С дороги! Он сшиб Молли, почти столкнув её в одну из могил.

– Уйди, сопляк! Я забираю повозку!

В следующее мгновение он уже выдирал у Кипа из рук вожжи. Но Кип не сдавался.

– Уберите руки! – крикнул он в ответ.

Галилей заржал, пытаясь вырваться. Повозка дёргалась вперёд-назад, раскачивая сеть. Хестер со стуком ударилась о стену дома. Вдруг кокон взлетел высоко вверх.

– Помогла бы брату! – крикнула Хестер, но теперь в её голосе не было и намёка на иронию.

Молли посмотрела на Ночного садовника: тот стоял, воздев лопату, как оружие. Доктор Крюк отшвырнул Кипа в сторону и теперь пытался взгромоздиться на повозку. Молли вскочила и бросилась к доктору.

– Ловушка! Опустите сетку!

Она вцепилась в край кожаного фартука.

– Руки прочь! – крикнул доктор и сильно ударил Молли по лицу.

Она ухватилась за бортик повозки, пытаясь вдохнуть. Во рту появился вкус крови, а лицо онемело от боли – так больно ей ещё никогда не было! Она попыталась встать, но ноги не слушались. Доктор уставился на неё.

– И не смотри на меня так! – прокричал он, хватая поводья. – Выживает сильнейший!

– Не тронь мою сестру!

Кип схватил доктора за ногу, стягивая с повозки. Тот плюхнулся на землю, но поводья не выпустил. Галилей заржал и встал на дыбы. Верёвка завизжала, сеть с пленницей ухнула вниз… Страшный треск перекрыл все другие звуки.

Толстая ветка отломилась у самого ствола. Хестер заверещала, ударившись о землю с такой силой, что кости её не могли уцелеть. Сверху на неё упал обломанный толстый сук. Взвыл ветер. Ночной садовник кинулся вперёд и рухнул на колени. Лопата и лейка выпали у него из рук…

Доктор Крюк, заикаясь, обратился к Молли:

– Ч-ч-что это с ним?

Ночной садовник сложился пополам, корчась от боли. Листья вились у него над головой в беспорядочном танце. Молли смотрела на дерево. На месте обломившегося сука выступил чёрный сок – как кровь из раны.

– Ему не понравилось, – ответила она.

Опершись ладонями на землю, Ночной садовник медленно поднялся и поглядел на обломанный сук, придавивший несчастную Хестер. А затем зарычал так, что всё вокруг содрогнулось.

Доктор Крюк забыл о лошади и вскочил на ноги.

– Это всё они! – заорал он. – Забирай их! – И понёсся к мосту с неожиданной прытью.

Ночной садовник простёр руки в сторону конюшни. С оглушающим скрежетом порыв ветра сорвал тяжёлую широкую дверь конюшни с петель. Обтянутые чёрной кожей руки Садовника вновь поднялись и указали на доктора, успевшего преодолеть половину пути. Массивная дверь взвилась над лужайкой, вращаясь в воздухе, настигая указанную цель…

– Не смотри! – крикнула Молли, ладонью закрывая Кипу глаза.

Доктор не успел издать ни звука, Молли услышала только грохот. А когда девочка осмелилась посмотреть на лужайку, там, где, по её расчёту, должен был бежать доктор, лежала дверь, из‐под которой торчали две неподвижные ноги.

На лице Садовника появилось выражение сдержанного удовлетворения.

– Ты убил его… – еле слышно прошептала Молли. – Хладнокровно убил его у нас на глазах…

Призрак коснулся края цилиндра, будто принимая комплимент. И шагнул к Хестер. Карлица стонала и пыталась вывернуться из‐под тяжёлого сука, придавившего её.

– Бегите… кутята… – проговорила она из последних сих. Из уголка её рта текла струйка крови.

Кип схватил Молли за руку:

– Я могу взять лошадь, но верёвка привязана к Хестер. Мы же убьём её!

Молли всматривалась в залитую лунным светом землю, пытаясь найти хоть что‐то, что сможет защитить их. Кип говорил, что Ночной садовник боится огня. Лампа, факел, спичка хотя бы…

Среди обломков камеры валялся металлический поддон для вспышки.

– Отвяжи верёвку! – бросила Молли. – Остальное на мне.

Она поползла по сырой земле, чуть не свалилась в одну их могил, но смогла дотянуться до вспышки. Внутри осталось немного белого порошка. Хотелось верить, что его хватит.

Садовник склонился над Хестер. Молли наставила вспышку на Садовника.

– Прочь! – выкрикнула она и спустила затвор.

Вспыхнуло пламя. Ночной садовник отпрянул, замолотил руками, пытаясь стряхнуть с себя языки пламени, а Молли, откашливаясь от едкого дыма, подползла прямо к Хестер. Нащупать овечьи ножницы, разрезать сетку, взвалить карлицу себе на спину было делом одной минуты. То неся карлицу на себе, то волоча по земле, Молли с трудом дотащила её до повозки, а Кип уже опустил бортик…

Садовник огласил окрестности диким рыком. Молли оглянулась: он, шатаясь, шёл к ним. Весь обугленный, пальто тлеет и дымится. Внизу одежда вовсе сгорела, и Молли увидела ногу Садовника. Бедренную кость будто скрутили, а у колена она раскололась в щепки. Чёрная, похожая на кровь жидкость сочилась по брюкам и стекала в ботинки, на траве оставались следы.

– Иди вперёд! Я держу её! – крикнула Молли брату.

Тот перебрался через лавку и схватил поводья. Молли взвалила Хестер к себе на спину и, крякнув от натуги, уложила карлицу в повозку.

– Трогай! – бросила она брату и залезла следом.

Кип щёлкнул поводьями, и Галилей сорвался с места. Молли пришлось вцепиться в бортики, чтобы не упасть: повозку бешено подбрасывало на кочках. Вернее, не на кочках, а на могилах!

Садовник преследовал их. Даже с изувеченной ногой он передвигался слишком быстро для человека.

– Держись! – крикнул Кип.

Повозка наконец выехала на дорожку и рванула вперёд. Садовник, почти не отстававший от них, взмахнул рукой – и порыв ветра вложил в неё ножницы Хестер Кеттл. Он послал их вслед повозке, и они – точно стрела из арбалета – вонзились в доску прямо рядом с Молли, девочка чудом успела уклониться.

– Гони, гони, Кип! – закричала она.

Повозка уже летела к мосту. Садовник выбросил вперёд руку и костлявыми пальцами вцепился Молли в лодыжку. Она забилась, вырываясь. Садовник выл и тащил её к себе, но в этот момент Кип как раз вывернул на мост. Вцепившись в бортик, Молли не могла отвести глаз от Садовника, отпустившего её наконец: тот метался на границе моста и дороги, рычал, исходя бешенством, но дальше ступить не мог.

Галилей увозил Молли, Кипа и Хестер. Повозка скрылась за поворотом дороги, но они по‐прежнему слышали то рычание, то отчаянный вой Садовника.