МИР В СТЕКЛЯННОМ ШАРЕ.
Вагнер и его спутники вошли в огромный полуосвещенный готический зал. У стен стояли длинные столы, уставленные тиглями, перегонными кубами, колбами, пробирками. Всю середину зала занимал стеклянный шар необычайной величины.
Профессор Вагнер протянул руку по направлению шара.
— Наконец-то вы об'ясните назначение этого шара, дорогой профессор, — сказал Брауде.
— Да, я это и хочу сделать, — ответил Вагнер, подходя к выключателю. Электрическая лампочка погасла, зал погрузился в полную темноту. Только внутри шара светилась какая-то туманность.
— Прошу садиться.
Брауде и Шмидт уселись в старинные кожаные кресла. Вагнер стоял у шара, и его силуэт выделялся на фоне светящейся туманности.
— Здесь зарождается новый мир! Маленькая солнечная система, — прервал молчание Вагнер, поднимая руку к шару.
Шмидт нервно подскочил в кресле.
— Но позвольте, господин профессор!..
— Дорогой друг, — остановил Вагнер Шмидта, — я дам ответ на все ваши вопросы. Но пока остановлюсь на самом существенном.
Вы сами говорили, что в строении атома — ключ к тайнам мироздания. Я овладел этим ключом. Я разложил атом, — сознаюсь, — не без риска взорвать себя со всем домом освободившеюся внутриатомной энергией. В моих руках оказался тот первичный материал, из которого создаются миры. Если мир создан без вмешательства «творца», то очевидно, что сам этот первичный материал имеет в себе то, что называют primum moveus, — первый двигатель. Нужно было только поместить этот материал в соответствующие условия, и — должна появиться космическая жизнь.
Достичь в безвоздушном пространстве стеклянного шара температуры абсолютного нуля межпланетных пространств не представляло особенного труда. Но необходимо было изолировать мой космический «Эмбрион» от притяжения земли. Мне удалось и это. Не буду говорить о целом ряде других технических трудностей. Довольно сказать, что созданная мною космическая туманность, как вы можете заметить, уже начинает вращаться. Смотрите!
Брауде подошел к шару и увидал, что мерцающая шарообразная туманность медленно вращается вокруг своей оси.
— Но скажите, уважаемый профессор, — спросил Брауде, — сколько же миллионов лет должно пройти, пока образуется ваша солнечная система?
— Часов, вы хотите сказать?
— Как часов?
— Очень просто. Эта будущая планетная система приблизительно в сто сорок миллиардов раз меньше нашей солнечной системы. По моим расчетам, диаметр будущего солнца этой системы будет равен сантиметру, диаметр крайней орбиты будет около тридцати двух метров, а диаметр такой планеты, как земля, будет меньше одной десятой миллиметра. Кроме того, я искусственно ускорил процесс развития. По предварительному вычислению, на образование планет потребуется около двух тысяч часов, от появления первого организма до говорящего человека — семьсот часов, а тот период, который прожило наше человечество, пройдет в этом мире в сорок секунд. Такое соотношение времени в соответственно увеличенном масштабе существовало в нашей солнечной системе. Условно для земли эти цифры таковы: если принять за двадцать четыре часа период от появления первого беспозвоночного существа, то от позвоночного до человека протекло семьдесят часов, а вся история говорящего человека уложится в четыре секунды.
— Неужели вы предполагаете, что и здесь, в этом мире, на микроскопических планетах появится человечество?
— А почему бы и нет? От появления до гибели планетной системы эго человечество будет жить всего несколько минут. Но для них наши минуты будут равняться миллионам лет. В эти пять-шесть минут будут сменяться поколения, создаваться и гибнуть государства, войны и революции будут потрясать «мир», люди — рождаться, страдать, думать о бесконечности, считать себя «венцом творения» и умирать.
— А скажите, профессор, мы не сможем увидеть это микроскопическое человечество, наблюдать его историю.
— Боюсь, что нет. Микроскопичность этого мира, необычайная быстрота его времени делают недоступным для нас наблюдение, как если бы этот мир был отдален от нас миллионами километров. Здесь миллионы лет протекают в минуты. Это превосходит наши земные восприятия…
— Смотрите! Смотрите же!.. — воскликнул Шмидт. — Центральное ядро все уплотняется и светит сильнее, а от туманности отделяется сгусток.
— Не так скоро! Просто вы привыкли к темноте комнаты; а «сгусток», — одна из будущих планет, — образовался уже несколько дней тому назад, но вы увидали его только сейчас, когда туманность повернулась к вам. Однако, мне пора, работа ждет меня, — и профессор Вагнер ушел в кабинет.
А Брауде и Шмидт, как зачарованные, смотрели на стеклянный шар, где медленно вращалась голубоватая туманность нового мира, созданного человеком.
Зрелище было, действительно, захватывающее…
С каждым днем туманная космическая масса все уплотнялась, принимала очертание шара и с каждым часом светила ярче. Голубоватый свет белел. На него уже было больно смотреть незащищенным глазом. Пришлось одеть дымчатые очки. Вокруг светящегося шара появилось кольцо с утолщением, как бы узлом, на одном месте. Кольцо разорвалось и, постепенно укорачиваясь, слилось с «узлом».
Брауде и Шмидт приветствовали появление первой планеты, которую они назвали «Нептун». Скоро появились и другие планеты, а около них роились спутники — «луны», вращавшиеся с необычайной быстротой. Новый солнечный мир жил полной жизнью, играя всеми цветами радуги, накаленная фотосфера центрального «солнца» уже ярко освещала стеклянный шар. От него распространялся свет и в зале.
— Глядите, — говорил Шмидт, — сейчас на этой планете ночь… Однако, какие протуберанцы выбрасывает солнце.
— На «Нептуне», может быть, скоро появятся ихтиозавры и прочие чудовища…
И они вновь замолчали, погрузившись в созерцание.
— Вы не ощущаете, от шара как будто исходит тепло? — спросил через некоторое время Брауде.
— Этого не может быть. Внутренность шара абсолютно лишена воздуха, который мог бы проводить тепло, — ответил Шмидт.
Брауде подошел к шару и попробовал его рукой.
— Шар нагревается.
— Странно… Надо позвать профессора Вагнера.
Вагнер работал в своем кабинете над какими-то сложными машинами. На руках его были перчатки из материала, напоминающего резину.
Когда он узнал новость, то на минуту погрузился в задумчивость.
— Очевидно, где-то просачивается воздух, — сказал он.
— Но ведь это ужасно! — воскликнул Брауде. — Шар будет нагреваться и тогда…
— Отекло может лопнуть…
— И вдруг произойдет распад внутриатомной энергии… Ведь это будет катастрофой!
— Не столь страшной, как вы воображаете. В публике распространено мнение, что один грамм материи может выделить при распаде атома энергию, которая равна выделяемой при сгорании двух тысяч тонн угля. Это неверно. Реальная внутриатомная энергия составляет только 0,8 процента этой фиктивной энергии. При том весь атомный материал нашего нового мира ничтожен. Но все-таки взрыв может получиться изрядный. Надо принять меры…
— Профессор, неужели этот микрокосм вы обрекаете на гибель?!
— Все миры обречены на гибель. В бездне неба солнца непрерывно гибнут и рождаются..
Приведенный здесь опыт проф. Вагнера, «человека, который не спит» и «гостя из книжного шкафа», — один из эпизодов только что вышедшей интересной книги хорошо нашим читателям известного писателя-фантаста А. Р. Беляева — «Голова професоора Доуэля». (Изд-во «Земля и Фабрика». Стр. 200. Цена 1 р. 20 к.).
СКУМБРИЯ У ХАРДЖАЛАКСКОЙ КОСЫ.
Близится вечер, и на заводе ребе Мануса готовятся к улову.
Вот уже двое рыбаков сворачивают в круги «кадолы» — толстые неводные канаты. Один конец «кадолы» привязывается к крылу сети, другой остается на берегу. Остальные рабочие собирают шесты, весла и прочую снасть и, на всякий случай, приготовляют рассол.
— Снимай невод!
Властный голос Мануса Гурария. Иногда, в важных случаях, Лебедык уступает атаманство хозяину. Лебедык, один из лучших промышленников на всем Багушском побережьи, высоко ценит опытность старого Мануса.
— Заготовь шаланду! — раздается вновь команда Мануса Гурария.
Меер с пятью товарищами, шестеро здоровенных евреев, спешно устремляются к мостикам, хватаются за «дуб» — крепко осмоленное, высокобортное суденышко — и со стонущими выкриками: «гго-гго-гго» стаскивают его с отмели. Сейчас же к судну прилаживают руль, якорь и уключины. Рыбаки входят в шаланду и, стоя, шестами отталкиваются от мостков. Как только достигают глубины, берутся за весла. Взвизгнули уключины, мелькнули зеленой краской лопасти весел, и «дубок» быстро уходит в море.
Так как охотой распоряжается сам ребе Манус, то Лебедык заменяет крылечника Меера.
Лебедык зорок, как мартын. Рыбаки утверждают, что атаман по дрожи ряби на воде может с точностью определить, как идет рыба.
На корме он стоит совершенно недвижимым. Он осторожно держит крылья сети, пытливо всматривается в зыбкую поверхность моря, подернутую позолотой заката.
Вот глаза крылечника хищно сверкнули, он насторожился. От сильного напряжения у него по мускулам пробегает судорога. Ноздри у него раздуваются. Его всего охватывает восторженное возбуждение охотника. Не меняя позы, он шепотком роняет: «иде-от…ии-ии-ии…»
Как всегда в таких случаях, Лебедык порывается сказать: «видимо-невидимо, тыщи»… Но он сознает, что это его искушает лукавый, и привычным усилием воли подавляет порыв: неосторожное слово может накликать беду, — море не любит, когда считают непойманную добычу…
— Руль право!
Команда раздается тихо-тихо, с какой-то боязливой сдержанностью. Шаланда плавно поворачивает свой корпус.
— С богом, закидывай!
Снова тихая команда. Лебедык как-то весь подбирается, делает торжественную паузу и сильными, спешными взмахами начинает разбрасывать по тоне крылья невода.
Он кидает их со строгой размеренностью и в противоположные стороны, поочередно: вправо — влево, вправо — влево. В то же время судно отплывает все дальше и дальше, часто поворачиваясь.
И над опаловой рябью моря, взвиваясь силками, вытягиваясь налету и упруго расправляясь, сеть припадает к воде влажными шлепками; она расстилается по ней множеством серых разнообразных петель, быстро намокает, темнеет, и тонет, медленно и покорно погружаясь в черную глубь.
— Стоп-пари! — командует Гурарий.
Запенилось, ворчливо заклокотало под кормой. Пять пар весел мигом взлетели вверх, блеснув мокрыми лопастями, застыли в воздухе, с носу быстро бросили якорь.
Между тем крылечник уж и мотню закинул, — весь невод ушел в глубину, а над водой теперь виден только черный боченок, вешка, указывающая, где мотня, да деревянные поплавки крыльев. Они плывут, ритмически покачиваясь, точно пляшут.
— Бери берег!
Весла враз опустились, заработали, и «дуб» полным ходом пошел к стрелке.
А уж там работа в разгаре. Еще в начале улова, в тот момент, когда шаланда ушла в море, четверо рыбаков, «бережничие», опоясанные лямками, упираясь пятками в песок и откидываясь веем корпусом, стали тянуть неводную.
К тому моменту, когда судно вернулось, половина бечевы уже была вытащена, и теперь вся артель пошла в лямки.
Прошло с полчаса, и у берега показался невод. В ромбообразных петлях его крыльев то и дело замелькала серебристая скумбрия. Зацепившись костью шеи за нитку петли, она бессильно повисла.
Невод по мере своего приближения становится все тяжелее и тяжелее, а в мотне кишмя кишит. Тысячи конусоголовых, влажно-серебряных рыб, предчувствуя сушу, отчаянно кувыркаются в прочной западне, прыгают, ошалело бьются, — мечутся во все стороны.
Улов на диво удался: на глаз скумбрии тысяч восемьдесят. Своими силами с такой оравой не справишься, и в ближние деревни поскакал верховой скликать помощь.
Добычу убирали до позднего часу. Как всегда бывает в подобных случаях, оказался недохваток в посуде и соли, так что тысяч семь пришлось спустить мужикам. Отдавали почти задаром, — по восьми гривен сотню, а оставшуюся, как водится, зарыли в песок, потому что пустить ее обратно в море нельзя: она там расскажет своим о неводе и о рыбаках, — и тогда простись с промыслом: в эти места рыба уж не зайдет, — никогда!..
Приведенный отрывок — глава из книги Н. М. Осиповича «Похищение Зоси» (Изд-во «Земля и Фабрика». Стр. 128. Цена 1 руб.), в которой рисуется жизнь наших окраин. Автор сумел правдиво и художественно выявить и ярко-своеобразный быт рыбаков-евреев Черноморья, и здоровый вольный простор и крепкий пульс «простой жизни» далекой Якутии. Интересная, хорошая книга.
Изд-во «ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА»
ЛЕВ ЖДАНОВ. Во власти золота. Стр. 205. Цена 1 р. 55 коп. Книга Жданова в легкой — полубеллетристической, полудокументальной форме освещает знаменитые ленские расстрелы. Предпосылки бойни, развертывание и заключительный эпилог изложены автором, с одной стороны, в полном соответствии с исторической правдой, с другой стороны — оформлены с достаточной художественной убедительностью. Язык прост, ясен и красноречив. Действие развивается последовательно и, в то же время, захватывающе. Внешность книги — привлекательна: издано прекрасно.
СОФЬЯ ФЕДОРЧЕНКО. Народ на войне. Стр. 125. Цена 35 коп. Сестра милосердия Софья Федорченко сумела подслушать, «о чем шепталась, когда ей не спалось», русская армия. Почти без литературной обработки она передает простые и крепкие слова солдат, их думы, желания, надежды, песни… В результате — интереснейшая книга, своеобразный, огромный склад народной мудрости. «Народ на войне» — исторически ценная, нужная нам книга, книга, которую необходимо прочитать и продумать каждому.
АЛТАЕВ. Бунтари. Стр. 237. Цена 2 р. 25 коп. В этом романе автор показывает развитие движения декабристов, его корни, социальную среду, его породившую. Дворянский быт начала прошлого столетия, глухое брожение крестьянских масс, солдатские бунты — все это обрисовано опытной, умелой и знающей рукой. Наряду с отступлениями от художественной формы изложения к публицистике в романе имеются сильно написанные, убедительные по психологической правдивости места. Это делает «Бунтари» увлекательной и полезной книжкой.
ИЗ ЗАМЕТОК БИБЛИОТЕКАРЯ.
Мне хочется поделиться впечатлением, которое произвели на меня небольшие книжечки «Рабоче-крестьянской библиотеки» изд-ва «Земля и Фабрика».
Мы, библиотекари далеких провинций, не избалованы «новинками» и остро чувствуем в своей работе недостаток необходимых хороших (и дешевых) книг.
Рассказ Вольнова «Вася Пазухин», в котором автор, с одной стороны, рисует быт дореволюционной деревни и власть лавочника над ней, а с другой — тягу к знанию у крестьянина в темные годы бесправия и забитости, — можно рекомендовать и взрослому, и подростку: книжка интересно написана и удовлетворяет читателя.
Рассказ Быстрова «Зверилы» прост, правдив и доступен каждому. Сколько разбросано таких «зверил», которые охотно воспринимают новое бодрое, — принесенное революцией, и которым приходится бороться с вековыми устоями «медвежьих углов»! Написано свежо и интересно.
Чрезвычайно ценна для библиотеки книжечка Бахметьева «Воскресенье», в которой автор, в беллетристической форме, от имени работницы-девушки рассказывает о рабочей жизни, о произволах в 1904 году и о событиях «Кровавого воскресенья» 1905 года.
Рассказ Линнанкоски «Победитель водопадов», написанный о любви, об удали молодецкой, — дает в то же время представление о Финляндии, о ее суровой природе.
Рассказ Ал. Тверяка «Леший», — о том, как ребята под предводительством мальчика Тимошки решили об'явить лешему, жившему на болоте, «революцию» и свергнуть его, чтоб он не таскал отбившуюся от стада скотину, — может быть использован для читки вслух. Картинка «в ночном», страхи ребят и в то же время отвага, — переданы живо и художественно. Язык простой, понятный, — рассказ заинтересует и взрослого и юного читателя.
Каждая из этих книг найдет своего читателя, — поэтому необходимо продвинуть эту серию книг в возможно большее количество библиотек, тем более, что цена книжек невысокая (10–12 коп.), и даже при минимальных средствах — каждая библиотека может приобрести несколько десятков таких книжечек.
Изданы все они очень хорошо, обложки выполнены художественно, — можно только пожелать этой библиотечке самого широкого распространения, а библиотечным работникам — самого широкого ознакомления с ней и использования ее.
Е. Б.
«СТЕКЛЯННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ»
…— И что же этот доктор? — спросил Цезарий отца.
— Этот доктор Барыка выписал из Америки какую-то необыкновенную машину, которая одним взмахом вынимала и откладывала в сторону девятиметровые пласты торфа: в час столько, сколько сто рабочих в течение недели.
— Вот так знатная машина!
— Ты не веришь? А вот увидишь. Чего только не бывает на свете! Еще до этого он купил землю. Местность, которую Барыка приобрел, расположенная на мысе, выступавшем в море, была некогда дном какой-то доисторической реки, так как за прибрежными наносами тянулась узкая полоса торфяных болот. Торф лежал там слоем в девять метров, а под торфом был песок, такой, как в приморских дюнах, только старше наносного на несколько десятков или сотен веков, кто его знает… Наш кузен Барыка продавал на топливо высушенный в специальных сушильнях торф, а в громадном торфянике продолжал углублять канал, шедший полукругом в девять метров глубиною и более десяти шириною, повернутый открытой стороной к морю и соединявшийся с ним. Обе стороны канала он обложил временно деревом, а потом стеклом.
— Любопытный канал. Что же дальше?
— Весь этот канал лежит ниже уровня моря, ниже даже дна его у берегов, где от постоянно выбрасываемого песку уровень его поднялся. Затея Барыки возникла в результате изучения моря в этой его части: наш однофамилец произвел тщательное обследование моря, в особенности же известного большого прибрежного течения, направляющегося из океана через Зунд, Каттегат и Скагеррак на восток. Левый рукав канала Барыка поставил под это западное течение и пустил громадную водяную силу внутрь его: впускал в один конец канала, а из другого выпускал. На берегу канала он построил заводы, приводимые в действие посредством турбин. Это был в сущности один громадный стеклянный завод. С этого и началась новая цивилизация.
— Это на мой взгляд какая-то хрупкая и легко бьющаяся цивилизация.
— Наоборот. Самая прочная в этой юдоли из железа и бетона.
— Стекло легко бьется.
— Не такое стекло. Барыка вырабатывает бревенчатое стекло. Благодаря бесплатно получаемой от западного течения энергии, он имеет неимоверное количество электрического тока и плавит прибрежный песок.
— Это его секрет?
— Секрет. Из громадной расплавленной массы он вынимал готовые бревна, плоскости, клинья, замковые камни свода, отлитые по данным архитектурного плана. Целый стеклянный одноэтажный дом с плотно прилаженными стенами из бревен, которые складываются «венцом», он дает покупателю в готовом виде. В деревенских домах этого типа — нет печей. Горячая вода проходит зимою вдоль стен каждой комнаты по трубам. Под потолком работают стеклянные вентиляторы, нормируя количество тепла и беспрестанно вводя внутрь свежий воздух.
— Должно быть летом в таком домике ничуть не прохладнее, чем на рынке в Баку во время каникул!
— Ошибаешься, неверный. По тем же внутренним трубам летом проходит холодная вода вокруг каждой комнаты. Она охлаждает стены, вследствие чего в таком домике во время самого сильното зноя так же прохладно, как в подвале, но без его сырости и гнилостного запаха. Этой же водою постоянно омываются стеклянные полы, стены и потолки для поддерживания прохлады и чистоты.
— Какие-то стеклянные шкапчики, а не человеческие квартиры!
— Настоящие стеклянные шкапчики. Польский крестьянин, — не особенно, правду сказать, заботящийся о чистоте, — поневоле должен поддерживать ее у себя, чтобы в стеклянной избе не было ему жарко. Баба постоянно моет у него избу, стены, пол, но сырости нет ни малейшей, так как нечему гнить, ни плесневеть, ни пахнуть видимой или невидимой грязью: вся посуда, мебель, все вещи — стеклянные.
— И ты видел все это? Видел такие деревни, папа?!
— Еще бы! Целые округи, уезды, воеводства! Потому что эти дома распространились как моровая язва, когда люди узнали о них. Кому охота жить в деревянных лачугах, вызывающих ревматизмы, туберкулез и скарлатину, или в каменной тюрьме, пахнущей сыростью и мышами, среди стен, пропитанных всевозможными болезнями? Стеклянные дома стоят необыкновенно дешево.
Самый дом без земляных работ строится в продолжение трех-четырех дней, так как постройка заключается в складывании частей, прилаженных на заводе. И это еще не все! Барыка использовал течение Вислы совершенно так же, как соленое морское, направляющееся с запада на восток: начал вводить громадную реку в стеклянное русло. На одном из заводов он вырабатывает для этого особые материалы. Работа по устройству стеклянной стены простая, первобытная, почти плотницкая. Вбивание в дно на громадную глубину клинообразных плоскостей, внизу острых, как бритва, и утолщающихся кверху, производится чрезвычайно быстро. На пространстве реки, захваченном с обеих сторон в скользкое русло, не существует разливов и ледяных заторов, так как быстрота течения уносит отсюда льдины, а специальные приспособления препятствуют замерзанию воды.
— Эта река не замерзает?
— Напротив, замерзает, но инженер Барыка вполне властен над ее замерзанием и отмерзанием в стеклянном русле. Вода, скованная в тесном русле, работает зимой и летом: вращает целый ряд турбин и вскоре будет приводить в движение тысячи их.
Этот разговор взят нами из романа С. Жеромского «Предвесеннее». Перевод с польского С. Гонзаго. Изд-во «Земля и Фабрика». Стр. 416. Цена 1 руб.
__________
Редакцией «Всемирного Следопыта» получен № 8 общественно-литературного, художественного и научно-популярного ежемесячника «30 Дней». Издательство «Земля и Фабрика». 96 стр. Цена 60 коп.
В содержании номера: Ф. Березовский.
Праведник. — Юр. Слезкин. Товарищ Сакине. — Г. Шторм. Потешные картинки. — П. Жеребцов. Заведенная машина. — С. Григорьев. По широкому раздолью. — С. Ветлугин. Вузовцы. — Д. Аркин. Заготовка хлеба. — М. Бандин. Всесоюзное торжище. — С. Тимофеев. Красные кустари. — С. Огурцов. Новоселье. — Ив. Молчанов. Ручей. — Веселый архив. — Витрина изобретений. — Свое и чужое. — Юмор и сатира и мн. др.