К старости косточки стали болеть, старая рана нет-нет и заноет. Стоило ли воскресать и гореть? Все, что исхожено, что оно стоит? Вон ведь какая прогорклая мгла! Лето кончается. Лета уж близко. Мама меня от беды берегла, Бога просила о том, атеистка, карагандинской фортуны своей лик, искореженный злом, проклиная… Что там за проволокой? Соловей, смолкший давно, да отчизна больная. Все, что мерещилось, в прах сожжено. Так, лишь какая-то малость в остатке… Вот, мой любезный, какое кино я досмотрел на седьмом-то десятке! «Так тебе, праведник!» – крикнет злодей. «Вот тебе, грешничек!» – праведник кинет… Я не прощенья прошу у людей: что их прощение? Вспыхнет и сгинет. Так и качаюсь на самом краю и на свечу догоревшую дую… Скоро увижу я маму мою, стройную, гордую и молодую.