Кони красные купаются в зеленом водоеме. Может, пруд, а может, озеро, а то и океан. Молодой красивый конюх развалился на соломе — он не весел, он не грустен, он не болен и не пьян. Он из местных, он из честных, он из конюхов безвестных, он типичный представитель славной армии труда. Рядом с ним сидит инструктор в одеяниях воскресных: в синем галстуке, в жилетке. Тоже трезв, как никогда. А над ним сидит начальник – главный этого района. Областной – слегка поодаль. Дальше – присланный Москвой… И у этого-то, кстати, ну не то чтобы корона, но какое-то сиянье над кудрявой головой. Волны к берегу стремятся, кони тонут друг за другом. Конюх спит, инструктор плачет, главный делает доклад, а москвич командировочный как бабочка над лугом, и в глазах его столичных кони мчатся на парад. Там вожди на мавзолее: Сталин, Молотов, Буденный, и ладошками своими скромно машут: нет-нет-нет… То есть вы, мол, маршируйте по степи по полуденной, ну а мы, мол, ваши слуги, – значит, с нас и спросу нет. Кстати, конюх тоже видит сон, что он на мавзолее, что стоит, не удивляется величью своему, что инструктор городского комитета, не жалея ни спины и ни усердья, поклоняется ему. Эта яркая картина неспроста его коснулась: он стоял на мавзолее, широко разинув рот!.. …Кони все на дне лежали, но душа его проснулась, и мелькал перед глазами славных лет круговорот.