Шарманка старая крутилась, катилось жизни колесо. Я пил вино за вашу милость и за минувшее за все. За то, что в прошлом не случилось на бранном поле помереть, а что разбилось — то разбилось, зачем осколками звенеть? Шарманщик был в пальто потертом, он где-то в музыке витал. Моим ладоням, к вам простертым, значенья он не придавал. Я вас любил, но клялся прошлым, а он шарманку обнимал, моим словам, земным и пошлым, с тоской рассеянной внимал. Текла та песня как дорога, последних лет не торопя. Все звуки были в ней от бога — ни жалкой нотки от себя. Но падали слова убого, живую музыку губя: там было лишь одно от бога, все остальное — от себя.