Март намечается. Слезою со щеки вдруг скатывается издалека… И вербины цветы, как серые щенки, ерошат шерсть и просят молока. И тополи попеременно босые ноги ставят в снег, скользя, шагают, как великие князья, — как будто безнадежно, но надменно.

Кричат за лесом электрички, от лампы – тени на стене, и бабочки, как еретички горят на медленном огне. Сойди к реке по тропке топкой, и понесет сквозь тишину зари вечерней голос тонкий, ее последнюю струну. Там отпечатаны коленей остроконечные следы, как будто молятся олени, чтоб не остаться без воды… По берегам, луной залитым, они стоят: глаза – к реке, твердя вечерние молитвы на тарабарском языке. Там птицы каркают и стонут. Синеют к ночи камыши, и ветры с грустною истомой все дуют в дудочку души…

На белый бал берез не соберу. Холодный хор хвои хранит молчанье. Кукушки крик, как камешек отчаянья, все катится и катится в бору. И все-таки я жду из тишины (как тот актер, который знает цену чужим словам, что он несет на сцену) каких-то слов, которым нет цены. Ведь у надежд всегда счастливый цвет, надежный и таинственный немного, особенно, когда глядишь с порога, особенно, когда надежды нет.

А знаешь ты, что времени у нас в обрез и кошельки легки без серебра, учитель мой, взъерошенный как бес, живущий в ожидании добра? Когда-нибудь окончится осенний рейс, и выяснится, наконец, кто прав, и скинет с плеч своих наш поздний лес табличку медную: «За нарушенье – штраф!» Когда-нибудь внезапно стихнет карусель осенних рощ и неумытых луж, и только изумленное: «Ужель возможно это?!» — вырвется из душ. И в небеса взовьется белый дым змеей, и, словно по законам волшебства, мы пролетим над теплою землей в обнимку, как кленовая листва…

Где-то там, где первый лег ручей, где пробился корм, парной и смачный, начинаются бунты грачей и жуков торжественные свадьбы. И меж ними, словно меж людьми, разворачиваются, как горы, долгие мистерии любви и решительные разговоры. И к коричневым глазам коров, и к безумным бусинкам кошачьим подступают из глубин дворов и согласие и неудачи… И тогда доносится с небес, словно мартовская канонада: – Вы хотите друг без друга, без маеты?… – Не надо! Нет, не надо!