Шуршат, шуршат карандаши за упокой живой души. Шуршат, не нашуршатся, а вскрикнуть не решатся. А у меня горит душа, но что возьмешь с карандаша: он правил не нарушит и душу мне потушит. …Последний штрих, и вот уже я выполнен в карандаше, мой фас увековечен… Но бушевать мне нечем, и жилка не стучит в висок, хоть белый лоб мой так высок, и я гляжу бесстрастно куда-то все в пространство. Как будет назван тот портрет? «Учитель», «Каменщик», «Поэт», «Немой свидетель века»?… Но мне ли верить в это? Я смертен. Я горю в огне. Он вечен в рамке на стене и премией отмечен… …да плакать ему нечем.