I

— Нет, это положительно невозможно! — воскликнула очень юная девушка, прелестно одетая, подходя к другой, тоже прекрасно одетой молодой девушке, сидящей за отдельным столом, в то время как прислуга ставила на этот стол какое-то мясное кушанье. — Представьте себе, машер! Подхожу я к кассе брать билеты; впереди меня идет вон тот господин, — причем она круто повернулась и указала своей собеседнице глазами на господина средних лет, скромно, но прилично одетого, сидевшего около лампы за другим столом, самым большим. — Он подает кассиру бумажку в 25 р., кассир его спрашивает: «До Петербурга?», он слегка кивает головой. Ему дают билет II класса и сдачу; а он, не дотрагиваясь до сдачи, уходит! Кассир положил передо мной его деньги; звал его, звал — не слышит, просил меня передать их ему. Я принесла ему деньги, положила перед его носом и очень громко сказала: «Вот ваша сдача»! Он вытаращил глаза на меня, но до денег не дотронулся и даже «мерси» не сказал. Как это его родные пускают его одного? Он или глухонемой, или сумасшедший!

Взволнованная девушка говорила это так громко на московском Николаевском вокзале, что все, бывшие в зале, пассажиры обратили особое внимание на господина, сидящего перед лампой. Электрическое освещение падало сверху на погруженного в свои мысли господина; казалось, он внимательно рассматривает стоящую перед ним незажженную лампу; перед ним на скатерти лежала наделавшая шума сдача: золотой в 5 р. и 6 или 7 монет серебра; билет II класса до Петербурга он держал в руках.

— В вашем сундуке 3 п. 5 ф., — сказал подошедший к нему артельщик. — Надо заплатить за скорость и взять плацкарту, мой № 23-й, — добавил он, забирая со стола деньги, на котором остался один пятиалтынный.

Подошел к нему газетчик, рассеянный господин взял молча у него № «Нового времени» и указал глазами на оставшуюся монету, которая быстро исчезла в кармане продавца газет.

Заинтересовавший публику господин углубился в чтение, причем глаза его потеряли ту сосредоточенность, с которой он смотрел на лампу. Подошел опять № 23-й, сказав: «Билеты и квитанции я вам отдам в вагоне, а также и сдачу, а теперь пойду занимать место, а тогда приду к вам», — сказал он, забирая его ручной багаж. Все сидевшие за столами перестали обращать внимание на господина, читающего «Новое время», кроме юной девушки, которая, покончивши с порцией мясного, спрошенной для нее ее подругой, сказала ей вполголоса: «Вероятно, очень влюблен! Теперь это такая редкость…». Встав с своего места, она пошла к большому столу и, сев против незнакомца, начала задавать ему вопросы, на которые он отвечал хотя отрывисто, но довольно вежливо, не переставая смотреть в газету.

Девица не унималась, вое ее вопросы вертелись около главного: «Что он намерен с собой сделать?» В том, что он влюблен и влюблен безнадежно, что ему не отвечают взаимностью — это уже вопрошающая решила бесповоротно; а ей хотелось только узнать: на какого рода самоубийство решится несчастный?

Это любопытство в связи с сочувствием и соболезнованием начинало ему надоедать, и на неоднократно повторявшийся вопрос ее: «Нет, скажите мне правду; куда и зачем вы едете?» — он ей ответил: «Хочу получить командировку!» — «Куда? В Китай? Не правда ли, я угадала? Посмотрите на меня, ведь угадала?» — «Нет, немного дальше», — сказал он, оторвав свои глаза от газеты и окинув ими вопрошающую. — «Но куда же?» — воскликнула она с разочарованием. — «В Китае идут переговоры о мире, — сказал он, тщательно складывая газету — и дипломаты в моей помощи не нуждаются; а вот с Марсом переговоры только начинаются, и я на Марсе буду для американских астрономов очень полезен!» — «Ах! Вы хотите, вроде этого француза Андре, лететь на воздушном шаре; не правда ли? Но ведь вы замерзнете. Это ужасно! Это прямо лететь на верную смерть!»

Пока шел этот разговор, некоторые из пассажиров и пассажирок приблизились к разговаривающим. Один из юных инженеров стал разъяснять вопрошающей, что между Марсом и Землей не более 1/1000000 пути наполнено воздухом и то очень редким, так что лететь на Марс на воздушном шаре нельзя. Раздался 1-й звонок, явились артельщики, а в их числе и № 23-й. Господин, читавший «Новое время», встал, оправил теплое пальто с барашковым воротником и, положив в карман газету, пошел за артельщиком.

II

Он едет в поезде между Нью-Йорком и Бостоном. Поезд идет не особенно быстро, от 40 до 60 верст в час; на пути часто приостанавливается для приема новых пассажиров, садящихся на ходу. Поезд громаден. Все знают, что в нем едет он — человек, решившийся отправиться корреспондентом на планету Марс. Любезно пожимая ему руку, помещается с ним господин сангвинического темперамента, весьма похожий на знаменитого медиума, бывшего в 70-х годах в Москве и Петербурге, американца Следа. Он говорит: «Я вас должен познакомить с устройством приготовленного для вас нашей компанией экипажа, вот его модель, уменьшенная в сорок раз». При этом он показывает нечто вроде артиллерийского снаряда. «Длина в натуре до девяти метров, считая сюда заострение спереди и утолщение сзади; последнее сделано из свинца, а снаряд из сплава платины с иридием. Окружающие пассажира внутренние стенки подпаяны вроде подкладки сплавом магния, кальция и алюминия. Все ваше помещение будет иметь два метра, включая сюда и пружины под ножными педалями. Двухметровая крышка будет совершенно герметически за вами закрыта, так как внутри снаряда будет достаточное количество жидкого кислорода для поддержания процесса дыхания в течение двух недель. Металл подкладки прикрыт сеткой, сделанной из гуттаперчевой трубки, которая, будучи надута вполне, заполнит пространство между вами и внутренними стенками снаряда. Под вашими ногами устроены две педали, неподвижно укрепленные в стенки снаряда; они имеют под носками вырезки, сильно прижимаемые снизу пружинами; но вы можете носком их надавить. Когда вам будет очень жарко, действуйте правым носком, когда очень холодно, действуйте левым, но знайте: усиливая левым носком испарение жидкого кислорода, что усилит окисление металлической подкладки, вы сами должны усилить выделения из вашего организма угольной кислоты посредством учащенного дыхания, потому что металлы щелочных земель имеют едкие окиси и, если они не будут соединены с угольной кислотой, то достанется не только вашему платью, но и вашему телу».

— Не можете ли вы определить, сколько времени употребит мой экипаж для прохода от одной планеты до другой? — спросил он.

— Тринадцать дней, 13 часов, 28 минуты и 47,8 секунды.

— Все это время я должен поститься, приготовляя дыханием массу угольной кислоты для отопления?

— Как раз против вашего рта будет два резиновых соска. Вы сосете правый, когда чувствуете голод, левый, когда жажду.

Разговаривающие немного помолчали.

— Я не могу управлять моим экипажем? — спросил отъезжающий.

— В межпланетном пространстве управление совершенно немыслимо и даже дотрагиваться до ручек, которые будут немного выше ваших колен, я вам не советую, но, влетая в воздушное пространство Марса, вы должны, согнув со всей силы колени, достать ручки руками и потянуть их всеми мускулами рук и ног вверх; тогда откроется металлический парашют снаряда и ваше движение станет быстро замедляться. Когда оно прекратится, не без толчка, конечно, на поверхности планеты, то вы должны правую ручку передать в левую руку, а левую в правую и потянуть снова со всей силы; тогда крышка откроется сама.

— По чему же я узнаю, когда снаряд войдет в атмосферу Марса?

Представитель компании указал на два маленьких стеклышка, вставленные в противоположную крышке стенку снаряда.

— Если вы приблизите ваши глаза к этим впадинам, то вы будете видеть все пространство, впереди вас лежащее; когда вы приблизитесь к планете на стоверстное расстояние, настанет время открывать парашют.

— Какова будет средняя скорость моего движения? — спросил, немного помолчав, отъезжающий.

— В среднем снаряд пролетит 1 версту в секунду. Наибольшая быстрота будет при выходе из дула, 9 верст, наименьшая — до 50 саженей в секунду на полпути.

— При 9 верстах в секунду стенки снаряда расплавятся от трения об стенки орудия и при прохождении через земную атмосферу?

— Конечно, повышение температуры будет, но не долго, менее 20 секунд, к тому же и оно сильно уменьшится вот этой наружной сетью на заостренной части снаряда, вдавленной в тело снаряда, сделанной из полой серебряной трубки, наполненной жидкой углекислотой. Трубка эта исчезнет при прохождении вашем в дуле орудия, но понизит температуру всего снаряда при вашем прохождении по дулу и через атмосферу.

— Мой экипаж со мной поместят, конечно, в казенную часть орудия, так как канал орудия кажется очень «длинен»?

— Да, канал орудия 1,200 футов длины. Вас туда не вложат, а вы влетите туда уже со скоростью, превышающей 1,500 метров в секунду, по известной кривой и своим прохождением откроете клапан в казенную часть, прикрытую поршнем, к которому с задней стороны прикреплен и большой патрон динамита, а громадная казенная часть наполнится жидким воздухом и жидким водородом. Весь пар из громадного паровика, который будет мчаться вместе с вашим вагоном к орудию, тоже посредством особого приспособления попадет прежде вас в казенную часть и, хотя обратится в лед, но даст порядочную энергию массе жидкого воздуха, обратив значительную часть его в газ, а происшедший непосредственно за открытием клапана взрыв гремучего газа даст снаряду 6-верстную скорость в секунду, от взрыва же динамита уже по выходе снаряда из дула скорость достигнет 9 верст.

Говоривший повернулся к окну вагона и сказал своему собеседнику:

— Смотрите, вот ваша станция отправления…

В окно было видно в полуверстном расстоянии нечто вроде громадной стальной ковриги, разрезанной пополам и поставленной разрезом книзу. От нее было отрезано 6 ломтей, держащихся на расстоянии друг от друга в параллельном положении какими-то спиралями, внутри которых была прямая медная трубка, наполненная стеклянными трубочками с жидким воздухом и жидким водородом. Спирали же постоянно охлаждали прямую трубку, испаряя из себя жидкую угольную кислоту и жидкий аммиак. В неразрезанную часть стального холма был вставлен металлический цилиндр длиной в 1200 футов. Его поддерживала почти в вертикальном положении ажурная железная постройка вроде Эйфелевой башни.

— Ваш поезд соединит эти ломти стали, но они его остановят, хотя он будет идти со скоростью 250 верст в час; но вас они не остановят, для вас в них имеется отверстие!

— Стало быть, мы поедем назад? — спросил отъезжающий, заметив, что поезд удаляется от стальной горы со вставленной в нее 180-саженной пушкой.

— Да, но назад вы поедете из города Нью-Марса в специально для вас приготовленном поезде, к которому прицепимся и мы, члены компании, желающие вас проводить. Расстояние от Нью-Марса до места отправления 25 верст. Этого расстояния вполне достаточно, чтобы дать поезду полный ход, а 5-ти секунд довольно, чтобы ваш снаряд получил внутри вашего поезда движение в 28 раз быстрейшее, чем двигается сам поезд, иначе говоря, до 2-х верст в секунду.

— Но, позвольте! — воскликнул отъезжающий, — из Нью- Марса я двигаюсь параллельно земной поверхности, а из вашей длинной пушки я полечу к ней перпендикулярно; как же это случится?

— О, это все рассчитано с математической точностью; при ходе 2-х верст в секунду, этот поворот в 86°18′ сделать можно: во 1-х, эти стальные ломти или стенки, соединяясь под напором поезда и двигаясь по наклонным рельсам, не только внесут жидкий воздух и водород в казенную часть, но и изменят ваше направление на 26°. Остальной поворот произойдет при входе снаряда в дуло орудия. Вы замечаете это утолщение в снаряде? — показал он на модель. — Это свинец, он запломбирует оставленное для вас входное боковое отверстие и, отрываясь от стального снаряда из благороднейших металлов, даст ему поворот на остальные 60°18′; имея же в виду, что в это время жидкий воздух уже будет обдан паром и начавшееся его обращение в газ, поддержанное электричеством, даст такой ток газа из холма, что поршень, направляющий ваши движения, двигаясь уже до 4-х верст в секунду, будет способствовать совершенно правильному движению снаряда в дуле орудия.

— А динамит! — воскликнул отъезжающий.

— Взрыв динамита произойдет только по выходе снаряда из орудия, для вас он вполне безопасен, ибо после взрыва гремучего газа он не может иметь никакого разрушительного действия, только увеличит быстроту движения еще одну треть!

— Но все-таки я думаю, что толчки при отрыве свинцового пластыря и взрывах гремучего газа достаточны, чтобы душа рассталась с телом.

— Да, — отвечал несколько замявшийся дирижер, — теперь есть новые изобретениям и доктор Сильверст позаботился приспособить их вашему экипажу.

III

— Искусственное дыхание и искусственное сердцебиение будут применены к вашему организму при помощи гуттаперчевой сети, и немедленно по взрыве патрона, помимо вашей воли, конечно, кровеносные сосуды могут разорваться: это зависит от плотности их стенок, но будьте покойны, вам будет сделан тщательный медицинский осмотр.

Тут в разговор вмешался другой американец:

— Толчков при повороте организм выдержать не может, лучше употребить на пролет более времени, но попасть на Марс вполне здоровым, а не трупом. Я печатал в «Daily News»», что из колодца до тысячи метров глубины можно вылететь совершенно без толчков и достигнуть скорости 6 верст в секунду…

Но первый американец не дал ему договорить, перебив словами:

— …и вернуться на землю холодной лепешкой. Я публиковал в «Нью-Йорк Геральд», что не признаю возможным с этой скоростью вылететь из района притяжения Земли.

— Но вы хотите убить этого господина, как француз Андре убил себя и своего спутника? — возражал второй американец.

Спор принимал острый характер и противники уже выхватили из скрытых карманов револьверы, но их разняли и было решено, что они дерутся через 1/2 часа после отправки корреспондента в небесные пространства. Противники почти успокоились, хотя были слышны сквозь зубы такого рода возгласы. Первый ворчал: «Эта штука стоит миллиарда долларов, 18 миллионов пожертвовано, остальные в долгу и если нынче отъезд не состоится, компания пропадет». Другой, в свою очередь, ругался по-немецки: «Хундерт миллиард тейфель вас тут мир ире компани? Унзере ист шон ганц капут! Унд дер хер ист аух капут!» Но второй, очевидно, побаивался первого, избегая встречи своих глаз с глазами противника и, наконец, был оттеснен в противоположный край вагона.

Поезд подходил к Нью-Марсу, нечего было и думать об отступлении. Все лица, его окружавшие, хотя и старались всеми силами ему угождать, но не было ни малейшего сомнения, что если бы он отказался поместиться в драгоценный цилиндрический гроб, то его (живого или мертвого), положат туда силой.

Новый город весь состоял из одних гостиниц, хотя домов было не менее сотни и все они были не менее 9 этажей. Много было народа и на крышах. 30 поездов необыкновенной длины отправлялись один за другим по рельсам в 3 пути к тому месту, где стояла стальная коврига станции отправления. Очевидно, все торопились. Рядом с этими рельсами на 4-м пути рельсов стоял вагон-локомотив громадной длины. К нему был прицеплен маленький вагончик в 12 мест. 28 колес, почти спрятанные внутри вагона в футлярах, были очень прочны и имели 2 метра в диаметре. Их оси, тоже в футлярах, помещались на 1/3 высоты вагона, а футляры для колес достигали потолка. Вагон был наполнен брусьями с выемками и выпуклостями вроде того, как делаются брусья в раздвижных столах. Все эти брусья были из литой стали, прекрасно отшлифованные; были брусья и неподвижные, укрепленные в переднюю и заднюю стенки вагона; кроме того, были еще неподвижные брусья поперек вагона, и только из них одних и состояла задняя стенка вагона, так что все брусья подвижные могли выдвигаться только назад. Сдвинутые вместе брусья равнялись 25 саж., вытянутые 700 саж. Сдвигание производилось электричеством. Двигалась каждая пара общим двигателем, но все 27 пар имели свой отдельный двигатель и свою собственную ось. Каждая пара колес вместе со своими футлярами тоже отодвигалась друг от друга при растягивании брусьев. При растягивании задняя пара отставала далее всех, остальные за нею и останавливались друг от друга на расстоянии 26 саж. при полном растяжении вагона. Проход между двумя стенками брусьев был занят футлярами для колес и осей. Последняя пара имела рукоятки, вверх проходящие через крышу вагона, к которому прикреплена платформа, а на ней машинист и драгоценный снаряд. Пока отъезжающий осматривал содержимое вагона паровика и заглянул даже в пространство под осями, где помещались электрические батареи и динамо-машины, ему приходило в голову, что расчеты быстроты его полета сделаны не математически точно или, что вернее, от него умышленно скрывают истинную скорость, чтобы не напугать. Он думал: обыкновенные пушки дают скорость, приближающуюся к 24 тысяч фут., т. е. 4 версты в секунду. «Неужели же, если из такой пушки выстрелить вверх, то ядро улетит из сферы земного притяжения?» — вопрошал он себя мысленно.

Но вот снаряд при помощи крана спустили на землю и крышка была открыта.

К нему подошел какой-то господин с обритой кругом рта серой растительностью очень жесткого свойства, которая окаймляла его лицо, и протянул руку. Планетный корреспондент протянул свою. «Жмите сильнее», — сказал вновь нывший. Он пожал ему руку со всей силы. — «Вполне здоров, для полета годен — оль-райт!» — воскликнул незнакомец, оказавшийся знаменитым доктором. Медицинский осмотр был кончен; кончились и предложения всевозможных услуг, просили сказать последнее пожелание — ручаясь, что оно будет исполнено. Представители разных фирм: ваксы, духов, шерстяных материй и проч. и проч. Просили только назвать их фирму, но были скоро оттеснены, просьбу же сказать свое последнее желание заявил сам дирижер, обращаясь к отлетающему. У последнего мелькнула в голове мысль оказать: «Желаю немедленно вернуться на родину». Но мысль эта промелькнула; ясное же сознание неисполнимости этого желания оставалось в голове; еще ему хотелось как-нибудь их всех покрепче выругать, но губы его машинально повторили последнее слово доктора: «Оль-райт!»

Две дюжины рук подняли его на воздух и стали укладывать в снаряд; он сделал какое-то движение правой рукой, закричали: «опустите руку», и крышка закрылась.

Снаряд, висевший поперек вагона, поднявшись, повернулся и поместился вдоль вагона, под самой его крышей, причем был вдвинут в назначенное для него место. Поезд тронулся без звонков и без свистка. Быстрота его движения быстро возрастала; громадный резервуар, наполненный паром под очень высоким давлением, выдавался много вперед, почти на третью часть всего вагона в сжатом виде, который двигался электрической силой; эта грудь должна была проникнуть через отверстие в стальных стенках до казенной части орудия; поступая туда, раскрыться спереди, передать весь свой пар массе с тонкими стенками стеклянных трубочек, часть которых наполнена жидким воздухом, а часть — жидким водородом, одновременно с паром попавшими сюда из медных труб среди спирали; задней же своей частью из литой стали со свинцовым кольцом заклепать наглухо оставленное отверстие в казенную часть.

Вагончик с провожающими затормозился на 17-й версте, будучи зацеплен за рукояти платформы, на которой прежде лежал снаряд, а теперь стоял машинист, и раздвижной вагон быстро растянулся до 700-саженной длины. Машинист (тоже акционер) быстро спрыгнул с платформы на крышу маленького вагончика, дав предварительно полный ход машине. Раздался легкий треск электрических искр и на всем ходу растянутый вагон стал сжиматься, а маленький вагончик сильно от него отставать.

Стальной холм был со всех сторон окружен публикой, прибывшей уже в тридцати поездах, которая стояла от него в почтительном отдалении, саженях в 20-ти. Стоявшие около металлической башни, поддерживающей длинное дуло орудия, два паровика, занятые выкачиванием воздуха из дула, уже перестали работать и верхнее отверстие дула было закрыто крышкой, состоящей из нескольких сегментов; открыть же эту крышку должен будет тот остаток воздуха, который снаряд погонит перед собой.

Вагон-паровик достиг, окончательно сдвигаясь, стальной стены или первого ломтя ковриги и вся сталь ковриги сомкнулась настолько быстро, что глазу трудно было проследить, как это случилось. Затем из дула показалось что-то вроде молнии; все махали шляпами и платками, как будто отлетающий мог их видеть. Вся стальная масса холма дрожала, как в лихорадке, хотя она была поставлена своей ровной и нижней поверхностью на глубоко заложенном цокольном фундаменте.

В продолжение многих секунд холм издавал какой-то звук, похожий на отдаленную бурю с особенным треском, слышным внутри холма. Металлическая башня, вместе с главным цилиндром орудия, еле заметно качалась; но вот до ушей зрителей долетел звук динамита, как-то не особенно звонко, но вполне слышный. Этому звуку предшествовал громоподобный звук, производимый воздухом, заполнявшим огненный путь снаряда. Началось сильное течение воздуха снизу вверх; два-три облачка, проходившие вблизи от пути снаряда, быстро бросились на этот путь, а почти чистое небо как-то особенно тяжело вздохнуло — протяжным глубоким вздохом, причем стало покрываться мелкими восходящими облаками и вскоре пошел дождик, как бы воздух оплакивал случившееся. По расчету времени, прошедшего от сжатия стальной ковриги до момента, когда звук динамитного взрыва достиг слуха зрителей, оказалось, что взрыв последовал на третьей версте от стального холма, стало быть, и трехверстный огненный столб был моментально произведен взрывом гремучего газа, образовавшегося из смеси воздуха с водородом.

Теперь толпа сожалела исчезнувшего, мало надеясь на удачный исход его экскурсии, — особенно дамы, — не только слез, но и обмороков было вволю.

Из подкатившего вагончика выскочил режиссер, который отыскивал представителя противной фирмы, но тот куда-то скрылся.

Весь стальной холм страшно охладился от испарения оставшегося жидкого воздуха и стал покрываться белым налетом осаждавшихся из окружающего воздуха водных паров. Всякий счел своей непременной обязанностью поковырять этот налет — кто тростью, а кто просто ногтем.

Разносчики газет, в которых описывалась биография улетевшего (конечно, вымышленная), заработали тоже хорошие деньги. Поезда стали наполняться отъезжающей в Нью- Марс публикой, где предполагался громадный митинг.

Около холма все опустело и только около пасти, в которую вылетел раздвижной вагон, торчали расщепившиеся стальные брусья, напоминая ту растительность, которую так тщательно обривает американец, и перед холмом валялись обломки футляров, колес и динамо-машин, валялись вокруг, как объедки от адского завтрака великана.

IV

— Господа! Подходим к Любани. Поезд стоит 20 минут, не угодно ли поправить туалет? — добавил кондуктор, дотрагиваясь до мечтателя и будя его. — Надо опускать верх!

Умывшись, влюбленный почувствовал какую-то особенную жизнерадостность. Гипноза как не бывало и Петербург, который он всегда называл противным болотом, просветлел в его воображении и получил привлекательную силу. Никогда он не пил кофе с таким аппетитом. Но вот прошла мимо него его московская знакомая незнакомка и снисходительно-лукаво улыбнулась; но окончивши с кофеем и доставая деньги, чтобы расплатиться, он вспомнил о приключении со сдачей и нашел нужным подойти и извиниться в своей невежливости, которая проходила помимо его воли. Это так обрадовало незнакомку, что она объявила, что хотя у нее билет 1 класса, но она сядет до Колпина во 2-й, чтобы ему кое-что сказать; предложение было принято. Во время совместной дороги они не только успели хорошо познакомиться, но незнакомка оказалась осведомленной о предмете его страсти и даже успела передать три- четыре приключения скабрезного свойства с ней. Вообще подействовала благотворно в смысле разоружения. Он же настолько почувствовал себя молодым, что даже принялся за занятие, которым не занимался 25 лет, ему было далеко за сорок, и по приезде в Петербург, хорошо позавтракавши, пошел гулять но Невскому, а зайдя к Рабону, купил конфет в 1 1/2 р. фунт и на специальной бумажке написал следующие 8 строк:

Конфеты со стихами он послал по адресу с посыльным, но адреса, господа, уж извините, я вам не скажу.