Те годы… Снова воскрешать их: В ночной тиши Луна. Руины. И Крещатик. И ни души… И все отсвечивало странно Под той луной. Проломы стен зияли раной На Прорезной. А ранним утром так янтарно Светилась высь. Всплывало солнце над казармой. Вдруг: «Становись!» Конечно, голос тот и норов Вся знала часть. — Эй, Окунев, без разговоров! И вот: «Равняйсь!» Нас взбадривает окрик властный,  Но в путь, так в путь… Куда, зачем, пока не ясно… Так вот в чем суть: Скопленье немцев оробелых, Понурых плеч. Нам глаз презрительным прицелом Их всех стеречь. Их тысячи… Не пять, не десять. А пятьдесят. Сандалиями землю месят. А нас, солдат, Выводят, чтобы ограждать их. Мы с двух сторон. И коридором стал Крещатик. Не покорен, Прихлынул, ждет их молча Киев. Толпы прибой. Как злодеянья велики их!.. И за собой Я чувствую, как дышат в спину Мне млад и стар. То — затаенный стон невинных. То — Бабий Яр. Нам не жалеть и не прощать их… Затор минут… Народ. Руины. И Крещатик. Идут! Идут! Вот деревянный звук по тракту, Скрипучий звук. Позорного их марша такты. Тот перестук Их ног. Уйти (мечта бесплодна) От наших глаз! Они глядят, куда угодно, Но мимо нас. Что низменней, чем глаз вилянье?.. Испуг их лиц… Смотрел, как истый киевлянин, Я на убийц.