Не мыслю Грузию без Нонешвили, Не мыслю Грузию без Грузии самой. Про сверхдоступность некие язвили, Что с каждым внешне друг — товарищ мой. В нем озорство и дружество так манят, Не хитрость — детскость основной мотив. Такая простота от Пиросмани, Открытость чувства, а не примитив. Нет, я не вижу без него Тбилиси: Мелькнет в толпе — и сразу узнают. Приветливость вслух высказанной мысли, Веселость нрава — города уют. Бывают чувства, а бывают фразы О чувствах, а самих-то чувств и нет. И объяснить себе хочу я сразу, Что значит: популярность и поэт. Ворчали недруги, что слишком любит моду, Успех в народе брали в оборот. Он, говорят, подыгрывал народу. Он просто был по сути — сам народ. Вот туфли девушек покрыты пылью. Село грузинское. Людей река: Чтоб только посмотреть на Нонешвили, Спускались с гор и шли издалека. — Приехал? — столько радости во взгляде. По Мачабели весело идем. — Ведь, говорят, Луконин в Сталинграде, Так что ж вы не приехали вдвоем? — Луконин вылетел в Москву. Правленье. Ведь вышел он теперь в секретари! Ты тоже секретарь, и… тем не менее. — А дальше?.. Мол, не очень нос дери?.. Ведь именно хотел сказать ты это?.. Так истину кладу я на алтарь: Тот, кто забыл свой высший сан — поэта,— Не патриарх. А жалкий пономарь. Пойдем ко мне, к Медее и Сандалу. Каким красавцем юношей он стал! Ты помнишь, как ему внушал, бывало: «Сандал, ты не устраивай скандал!..» Как друг был счастлив среди тех людей я. Смотрела то шутя, а то грустя, Божественная женщина Медея На плачущее на свое дитя.