I

Мне Давид Кугультинов поведал о том, Было то в предвоенном, сороковом. Изумлялись (степные им краски новы) Наши гости — писатели из Москвы. И намечено было в один из дней Показать диковатых калмыцких коней. Неподатливость вечной загадки кляня, Вот выводят строптивое чудо — коня. Понимают умельцы и удальцы, Что поддела — стихию вести под уздцы. Вот он, вызов судьбы — необузданный конь. Укроти, усмири — и уйдешь от погонь. И пройдешь сквозь огонь, но попробуй затронь На взаимность глядит иронически конь. Вот один хоть и ловок, а все же слетел, И пытать снова жребий он не захотел. Чья же воля прикажет, рискнуть повеля? Кто второй?..                  — Да куда ты! Опомнись, Илья! Поубавь-ка азарт. Вновь за старое. Брось! И потом неприлично, подумай, ты — гость! Риск Сельвинского — это не риск новичков. Так решимость посвечивала из-под очков, Так, что Городовиков — сам хозяин легенд — Сомневался и медлил всего лишь момент. Понял сущность отваги, азарт извиня: Надо сесть на коня! Надо сесть на коня! Только вверх, только вверх на подъеме крутом А что будет потом — это будет потом! Хоть в отчаянье, с перекошенным ртом,— А что будет потом — это будет потом! Ждет читатель вполне приземленный ответ: Он свалился на землю? Свалился иль нет? Извините, у строк не такая здесь стать, Чтоб ушибы считать и ошибки считать. Было все: от обид, что не встретишь лютей, От ударов судьбы до разгромных статей. У России учился, а не у судьбы. Эпос, мощь — это зов не ее ли трубы? Он себя не щадил, на «Челюскине» был, С конным корпусом в дерзкие рейды ходил. Ошибался порой, ушибался порой, До последнего дня не покинул он строй, До последней строки, до последнего дня: Надо сесть на коня! Надо сесть на коня!

II

Как больно мне писать об этом дне… Что день? И век нам кажется коротким… — Я милого узнаю по походке,— На палку оперевшись, крикнул мне. — Совпало так, мы — вольные казаки, Мои в Москве… (таинственно изрек). Как засидитесь, в их глазах упрек И подают вам вежливые знаки. И, испытующе взглянув на миг, Доверил тайный вздох: «Люблю своих!.. Калитка пасть недавно растворила, А пусто без Оксаны и Кирилла…» [4] И помолчав — Когда же ваш отъезд? Вот тем, кому легко срываться с мест, Завидую. Что вам в такой награде? Сегодня здесь, а завтра в Волгограде. Когда легко, то это не в цене… Навеки это недоступно мне… Ему, прошедшему сквозь все фронты, Вдруг оказаться на плацдарме сжатом?.. И дрогнуть пред запретом широты?.. Нет, он в труде был смертником-солдатом, Творец простора, человек движенья, Арктические льдины пораженья Он взламывал. Ему платили дань Все времена, Полтава и Казань. Он хочет что-то вспомнить, сдвинул брови: — Ведь ваша мать в «Борисе Годунове» Когда-то пела Ксению? Ведь так? Потом поймете вы, что не пустяк Вопрос мой. Ну-ка расскажите снова: Итак, при появленьи Годунова Пугалась дочь?.. Пугалась не отца — Царя!..—                 Встал и прошелся до крыльца, Вернулся. Сам с собой о чем-то споря: — Не клеится чего-то в разговоре, И слова вымолвить вам не даю… …Беседу вы запомнили мою При Озерове и его питомцах, Что есть стихи земные, и от солнца В них только отблеск. Радужной игрой Они прекрасны.                   Но ведь есть порой Не строки, а живые организмы, В них свет своей, как бы отдельной жизни. Всю чашу будто дал поэт испить… И вдруг: «Хорошо бы собаку купить…» Не Бунин тут, не сочиненье это. Такое выше самого поэта. Замолк. Глядит. И вдруг, смутившись, встал. Смутился оттого, что так устал. И покачнулся, над собой не волен. Мне стало стыдно: он смертельно болен И так устал! И в том моя вина! И я сказал, что ждет меня она, И мне пора идти. Он эту фразу, Конечно, как уловку, понял сразу. Спросил — Она жестока, как всегда? Но не горюйте, это не беда, Вот бедствие, — сказал он убежденно.— Вот полный ужас — стать вдруг не влюбленным. Прощайте, Окунев!.. — Я вздрогнул: здесь зерно Догадки, что уже не будет встречи?.. Сентиментальности нам не дано. Как ложный стыд порою нас калечит! Не обнял я его. А так хотелось! Бездарна и тупа моя несмелость. Я это не прощу себе вовек, Я не прощу. И это хуже пытки. Пошел я. Оглянулся у калитки: Родной, незаменимый человек Стоит и не уходит…