Пьеса в одном действии, восьми картинах

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Берни

негр, лет сорока. Очень худой.

Джек

очень темный негр, лет сорока пяти, грузный, говорит басом. Носит небольшие усики.

Отец

белый. Тощий, лысеющий, лет пятидесяти пяти.

Медсестра

белая, южанка. Цветущая хорошенькая брюнетка или рыжая. Шумная, громко хохочет. Двадцать шесть лет.

Санитар

светлокожий негр. Гладко выбрит, аккуратен, подтянут. Двадцать восемь лет.

Вторая медсестра

белая, южанка, белокурая, красотой не блещет. Тридцать лет.

Врач

белый, блондин, хорошо сложен, с приятным лицом. Тридцать лет.

Действие происходит днем и вечером 26 сентября 1937 года в городе Мемфисе, штат Теннесси, и его окрестностях. Что касается декораций, то, само собой, каждый театр волен найти свое собственное решение, поэтому изложенные ниже пожелания автора, которые могут быть небесполезны, являются лишь общей идеей — это то, что видит автор.

А «видит» автор следующее: середина сцены и авансцена отведены под приемный покой больницы, так как именно здесь развертывается большая часть действия. Прямо перед публикой, посреди сцены, — стол дежурной медсестры и стул. Направо — входная дверь, налево — дверь, ведущая внутрь больницы. Больше почти ничего, быть может, только скамья, один-два стула.

В глубине сцены, быть может, наискосок — приподнятая платформа, на разных частях которой происходит действие других картин — опять-таки с минимальным количеством вещей. И все это на фоне широкого, во всю сцену, задника, изображающего небо, которое меняется в каждой картине: в нем то жаркая синева, то закат, яркий, красно-оранжевый закат. Иногда он пылает во всю мощь, иногда это только отсветы заката.

При поднятии занавеса на сцене темно, а позади — синее, горячее небо. Звучит музыка, которая затихает, когда освещается сцена.

 

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Уголок бара. За столиком сидит Берни, перед ним бутылка пива и стакан. С бутылкой пива в руках нерешительно входит Джек, он не видит Берни.

Берни (узнав Джека, с приятным удивлением). Эй!

Джек. А?..

Берни. Привет, Джек!

Джек. А?.. Что?.. (Узнает его.) Берни!

Берни. Ты как тут очутился? Иди сюда, присаживайся.

Джек. Ну ты подумай!..

Берни. Присаживайся, Джек.

Джек. Да… конечно… Ну ты подумай, надо же!.. (Подходит к столику, садится.) Здорово, Берни. Ух, ну и жарища! Как живешь, друг?

Берни. Лучше всех. Но как ты к нам попал?

Джек. Проездом, понимаешь, проездом.

Берни. Не сидится тебе на месте, да? Вот уж не ожидал, что ты вдруг войдешь в эту дверь, мир-то, оказывается, тесен.

Джек. Выходит, так.

Берни. Значит, не сидится тебе на месте? Куда ж ты едешь?

Джек (чуть таинственно). На Север.

Берни (смеется). На Север! Север-то большой, а?

Джек. Да… немаленький.

Берни (после паузы, опять смеется). А если поточнее, старик? Куда это на Север?

Джек (скромно, но гордо). В Нью-Йорк.

Берни. В Нью-Йорк?!

Джек. Угу, угу.

Берни. В Нью-Йорк, значит! Та-ак. Какие же у тебя дела в Нью-Йорке?

Джек (так же скромно). Да так… кое-что. А ты что поделываешь?

Берни. В Нью-Йорк, а? Скажи пожалуйста!

Джек (явно сгорая от желания поделиться своей тайной). Угу.

Берни (понимая это). Ну, брат, это здорово! Слушай, хочешь пива? Взять еще?

Джек. Да нет, пожалуй… не стоит… я…

Берни (вставая). Ясно, хочешь. Вот ведь какое пекло на улице, сейчас в самый раз пропустить холодненького.

Джек (внезапно передумав). А что в самом деле? Давай раздавим еще по бутылочке.

Берни (достает долларовую бумажку). Сейчас принесу. Так в Нью-Йорк, говоришь? Что же у тебя там за дела? А, Джек?

Джек (посмеиваясь). А вот такие дела, что ты, брат, ахнешь. Просто ахнешь!

Свет гаснет, затем освещается другая площадка.

 

КАРТИНА ВТОРАЯ

Часть крытой веранды, довольно ветхая плетеная мебель. Отец Медсестры сидит в кресле, прислонив к ручке трость. Из дома несется громкая музыка — играет радиола.

Отец (музыка слишком громкая, он наконец не выдерживает, хватается за ручки кресла, кричит). Прекрати! Прекрати! Прекрати!

Медсестра (в доме). Что? Что ты говоришь?

Отец. Пре-кра-ти!

Медсестра (входит в белом больничном халате и шапочке). Ничего не слышу. Что тебе?

Отец. Выключи! Выключи эту чертовщину!

Медсестра. Ну, знаешь, отец, ей-богу…

Отец. Выключи радиолу!

Медсестра, пожав плечами, уходит в дом. Музыка прекращается.

Черт бы их унес, эти негритянские пластинки! (Кричит в дом.) У меня голова трещит!

Медсестра (входит). Что?

Отец. Я говорю, у меня трещит голова, ты все время ставишь эту негритянскую мерзость, ты меня не знаю до чего доведешь! Заладила ставить пластинки одну за другой, у меня скоро барабанные перепонки лопнут… голова разламывается…

Медсестра (устало). Ты принял пилюли?

Отец. Нет!

Медсестра. Я сейчас принесу.

Отец. К чертовой матери!

Медсестра (подчеркнуто терпеливо). Хорошо, я не принесу пилюли.

Отец (после паузы, тихо, но сварливо). Ты все время ставишь эти пластинки, будь они трижды прокляты…

Медсестра (с раздражением). Прости, отец, я не знала, что у тебя болит голова.

Отец. Не смей говорить со мной таким тоном!

Медсестра (так же). А я никаким тоном не говорю.

Отец. Не спорь со мной!

Медсестра. Я и не спорю. И не собираюсь спорить, в такую жару да еще с тобой спорить! (Пауза, затем спокойно.) Неужели человек не имеет права поставить пластинку-другую…

Отец. Собачий вой! Вот что это такое — собачий вой!

Медсестра (после паузы). Насколько я понимаю, ты не отвезешь меня на работу. Насколько я понимаю, у тебя так болит голова, что нет никакой охоты везти меня в больницу.

Отец. Да. Никакой.

Медсестра. Я так и думала. И насколько я понимаю, ты мне не можешь дать машину, потому что она тебе самому понадобится.

Отец. Да.

Медсестра. Так я и полагала. Что же ты собираешься делать, отец? Сидеть весь день на веранде со своей головной болью и сторожить машину? Будешь сидеть и смотреть на нее весь день? Возьмешь дробовик и будешь следить, чтобы на нее не нагадили птицы?

Отец. Машина мне сегодня нужна.

Медсестра. О да, разумеется.

Отец. Я говорю, она мне сегодня самому нужна!

Медсестра. Да, слышу. Она тебе нужна самому.

Отец. Вот именно!

Медсестра. Не сомневаюсь. Ты опять поедешь в клуб к своим демократам и будешь допоздна толочь воду в ступе с кучкой бездельников! И пыжиться, стараясь доказать, что ты умный политик…

Отец. Ну, знаешь, хватит!

Медсестра. Ты будешь сидеть с этими лодырями… покуривать дорогие сигары, которые тебе не по карману, вернее, МНЕ не по карману… сигары той марки, что курит его честь мэр города Мемфиса… ты будешь сидеть и хвастаться закадычной дружбой с самим мэром и корчить из себя важную персону, а на самом деле ты просто…

Отец. Замолчи, ты!..

Медсестра. …ты просто подхалим, ты подлипала…

Отец. Молчать!

Медсестра (скороговоркой). Вот для чего тебе нужна машина, да, отец? А я должна трястись по такому пеклу в душном, вонючем автобусе!

Отец. Кому говорю, замолчи! (Пауза.) Не знаю, что я с тобой сделаю, если ты посмеешь порочить мою дружбу с мэром!

Медсестра (презрительно). Дружбу!

Отец. Да! Да! Дружбу!

Медсестра. А я вот знаю, что сделаю. Твой мэр, его честь, лежит у нас в больнице… Как только приеду — если доберусь живая в этом кошмарном автобусе, — я зайду к нему, передам от тебя привет и расспрошу его про эту вашу «дружбу», возьму да и спрошу…

Отец. Не смей его беспокоить, слышишь?

Медсестра. Ну почему же, я думаю, мэр будет в восторге, дочь его любимого друга…

Отец. Ты нарвешься на неприятности!

Медсестра (издевательски). О, почему же я нарвусь на неприятности, папочка?

Отец. Ты эту дурь лучше брось!

Медсестра. Ведь у вас такая необыкновенная дружба! Или нет, лучше так: ты довезешь меня на машине до больницы и заодно навестишь своего дорогого друга мэра. Это я здорово придумала, правда?

Отец. Убирайся! Вон отсюда!

Медсестра (с тихой яростью). Ты мне осточертел.

Отец. Что? Что такое?

Медсестра (очень спокойно). Я говорю: ты мне осточертел.

Отец. Ах так? Ах так? (Хватает трость и колотит ею по полу, сначала сильно, со злостью, потом все слабее и наконец беспомощно и жалко.)

Медсестра спокойно наблюдает за ним.

Медсестра (нежным голосом). Ну, все?

Отец. Уходи. Тебе пора на работу.

Медсестра. Сейчас, вот только принесу тебе пилюли.

Отец (монотонно). Я тебе сказал: к чертовой матери, не хочу.

Медсестра. А мне плевать, хочешь ты или не хочешь. Сейчас принесу.

Отец. Я, слава богу, не твой пациент.

Медсестра. Вот уж действительно слава богу.

Отец. Ты к своим пациентам относишься куда лучше, чем ко мне.

Медсестра (устало). У меня нет пациентов, отец, я не палатная сестра, может, ты наконец запомнишь это? Я работаю в приемном покое, ты же знаешь. Зачем же прикидываться, будто тебе это неизвестно?

Отец. Если б ты была… этой… как ее… палатной сестрой, ты бы относилась к своим пациентам гораздо лучше, чем ко мне.

Медсестра. Отец, я не пойму, ты что, болен или здоров? Ты… ты в самом деле несчастный инвалид или, как только я уйду, ты живо вскочишь с кресла и поедешь в клуб трепаться с кучкой лодырей? Выбирай что-нибудь одно, отец, нельзя же сразу быть и больным и здоровым.

Отец. Не твое дело.

Медсестра. Я тебе говорю, что так нельзя!

Отец. Не твое дело, слышишь?

Медсестра (после паузы). Ладно, я пошла на работу.

Отец (насмешливо). Что же ты не попросишь своего дружка отвезти тебя в больницу?

Медсестра. Оставь.

Отец. Пусть бы заехал за тобой да отвез!

Медсестра. Оставь, говорю!

Отец. Или ему интереснее привозить тебя домой по вечерам, когда темно и можно побаловаться в машине? Так, что ли? Почему ты не приведешь его сюда, чтобы я хоть посмотрел на него? Почему ты не приведешь его ко мне?

Медсестра (со злостью). Да потому что (короткий жест — показывает на окружающую обстановку)… мне не хочется, чтобы он все это…

Отец. Я же слышу, я по вечерам все слышу — как ты хихикаешь и возишься с ним в машине! Я все слышу!

Медсестра (громко, стараясь перекричать его). Я пошла, отец.

Отец. Ну и иди себе, иди, кто тебя держит!

Медсестра. Слушаюсь, папочка!

Отец. Валяй, валяй!

Медсестра молча смотрит на него, поворачивается и уходит.

И не смей возиться с ним всю ночь в машине, когда вернешься, слышишь? (Пауза.) Слышишь?

Свет гаснет.

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Освещается пустая часть сцены. Входит Джек; говорит, обращаясь к кому-то за сценой, и смотрится в невидимое зеркало на невидимом туалетном столе. Картина идет под приглушенную, как бы издали доносящуюся музыку.

Джек. Эй, Бесси! Вставай, пора уже… Эй, птичка! Подымай свою попку с кровати… Давай скорей, надо ехать дальше, а то начнет смеркаться… Я звонил в Нью-Йорк этой заразе, директору фирмы… Поговорил с ним как следует. Все сказал, что ты велела. Просыпайся, детка, пора уезжать из этой дыры, я должен доставить тебя в Мемфис до семи часов… а потом — тр-р-р! — рванем на Север! Прямиком в Нью-Йорк!.. Я этому стервецу так и сказал: «Послушайте, у вас нет исключительного права на Бесси Смит… ни у кого такого права нет. Бесси, черт вас дери, делает вам одолжение… Она вовсе НЕ ОБЯЗАНА петь для вас». Я сказал: «Бесси устала, ей неохота ехать в Нью-Йорк». А он мне: «Вы, пожалуйста, не вздумайте идти на попятный. Бесси сама мне обещала…» А я ему: «Ладно, не волнуйтесь… Бесси сказала, что согласна опять петь для вас… сможете выпустить сколько угодно новых пластинок… вы только не воображайте, что у вас есть исключительное право на запись — такого права ни у кого нет». (Посмеиваясь.) Я ему сказал, что ты свободна как птичка, радость моя. Как птичка-канареечка. (Смотрит за сцену, качает головой.) Да уж, хороша канареечка!.. Я ходил вниз расплатиться за номер. Только спустился — смотрю, один мой приятель… Ну, мы посидели в баре, немножко выпили, а он и спрашивает: «Что ты тут делаешь, как тебя занесло в эту паршивую гостиницу?» А я говорю: «Везу в своей тележке одну птичку. И везу ее на Север. Там, наверху, — говорю, — есть одна толстенькая дамочка, она сейчас отсыпается перед дорогой». Он и говорит: «У тебя всегда где-нибудь есть толстенькая дамочка». А я отвечаю: «У меня там наверху не просто дамочка, друг… Это — знаменитость, богатая леди, певица». Он смеется: «Кто же она такая?» Я говорю: «Угадай!» А он говорит: «Ну тебя, не могу я твои загадки отгадывать». Тут я ему и рассказал. Я, говорю, еду на машине с мисс Бесси Смит. У него глаза на лоб полезли. Как, говорит, неужели там наверху сама Бесси Смит? Не может быть! А я, не без гордости конечно, отвечаю: да, мол, сама Бесси Смит, мы с ней едем на Север. И вот он страшно хочет с тобой познакомиться, так что ты вылезай из постели и пойдем вниз. Я хочу показать тебя во всем блеске. И не то что хочу, а ДОЛЖЕН. Потому что он спросил: «А что случилось с Бесси Смит?» Как, говорю, что случилось? Ничего с Бесси не случилось, она спит наверху. А он говорит: «Нет, я хочу сказать, что она делала последние четыре-пять лет?» Было, говорит, время, когда ее имя гремело и в Чикаго, и в Нью-Йорке, и везде. Ее ведь просто на руках носили. Она еще поет или нет? ТЫ СЛЫШИШЬ, Бесси? Он спрашивает, поешь ты еще или нет! Я сказал… я сказал, что ты переутомилась… долго отдыхала. Тебя не забыли, детка моя, но люди спрашивают, что случилось. ТАК ЧТО ВСТАВАЙ! Сегодня двинемся на Север, а когда ты приедешь в Нью-Йорк, ты им покажешь, случилось что или нет. Бесси, милая, ты опять войдешь в славу… Я серьезно говорю — тебя опять ждет слава. А я должен доставить тебя в Нью-Йорк. Потому что это очень важное дело. Конечно, детка, ты свободна, как пташка, и я сказал сукину сыну директору, что он не имеет исключительного права на запись… но понимаешь, милая… он заинтересовался… а тебе за это нужно теперь хвататься. Нужно, дружочек мой, потому что, если ты сейчас что-то не сделаешь, люди перестанут спрашивать, где ты была последние четыре-пять лет… они вообще перестанут спрашивать о тебе! Ты слышишь меня? Я сказал там, внизу, что ты богата… но ведь это не так, Бесси. Уже не так, дорогая моя. Надо через силу тащиться в Нью-Йорк, и надо начинать все сначала. (Умоляюще.) Голубушка моя! Детка! Ты же знаешь, я тебе не лгу. Ну давай же, вставай! Спустимся в бар, выпьем пива… повидаемся с моим приятелем… а потом — в путь. Потому что становится поздно, дорогая… как бы не стало слишком поздно… (Веселее.) Ну, проснулась, пташка? (Идет за кулисы.) Живей, живей, Бесси!.. Вставай! Мы едем опять на Север!

Свет гаснет. Музыка. По сцене разливаются огненные краски заката.

Голос Джека. Ха-ха, спасибо, большое спасибо!

Хлопает дверца машины. Зафыркал включенный мотор.

Ну, все! Теперь едем!

Слышно, как машина трогается с места и постепенно удаляется. Закат гаснет. Музыка затихает.

 

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Приемная в больнице. Медсестра сидит за письменным столом. Рядом стоит Санитар.

Санитар. Мэр города Мемфиса! Я вошел в палату, гляжу — он, сам мэр! Лежит на животе, во рту сигара торчит, большущая сигара — незажженная… Он се сосет… листает бумаги какие-то, под грудь подушка подложена, чтобы удобнее было листать… Я вошел и говорю: «Добрый день, ваша честь». Он обернулся, посмотрел на меня и как крикнет: «Убирайся к черту, у меня болит зад!»

Медсестра (хохочет). Их честь должны держать зад на весу!

Санитар. Я и убрался. Мигом. И дверь прикрыл поскорее.

Медсестра. Мэр и его геморрой, теперь уже бывший геморрой, — это главный предмет забот и хлопот нашей больницы, ведь ее, эту больницу, построил мэр; он лежит у нас с забинтованным задом, и теперь вся городская власть находится в палате номер двести шесть… так что изволь быть любезным и почтительным. (Смеется.) А через две палаты от него лежит человек, он пришел сюда вчера вечером, когда тебя уже не было…. он прижимал руки к животу, чтобы кишки не вывалились наружу…

Санитар. Мне уже рассказали.

Медсестра. …и может, он выживет, а может, и нет — скорее всего, что не выживет… но мы хлопочем возле него куда меньше, чем возле его чести господина мэра. Вот как.

Санитар (со смешком). Мне нравится ваше презрение.

Медсестра. Что? Презрение тебе нравится? Что ты выдумал? Как это у тебя в голове все по-своему переворачивается!

Санитар. Понимаете, тут все дело в соотношении. Вы, конечно, не можете морально оправдывать то, что мэр со своим геморроем и этот несчастный…

Медсестра. «Морально оправдывать»! Нет, вы только послушайте, какой он образованный! И откуда ты берешь такие слова, мальчик? Что это вообще значит — «морально оправдывать», а? Говорить ты умеешь, но тебе еще многому надо поучиться. Да, это верно, стоит господину мэру икнуть, и того беднягу оставят одного подыхать, словно какого-нибудь негра… Даже если бы он лежал на операционном столе, они побросали бы его внутренности на пол и помчались бы к мэру, чтобы поднести спичку к его сигаре… Это все верно, ну и что? Не нами это заведено, не нами и кончится. Это жизнь. А ты не будь наивным младенцем.

Санитар. Я знаю… Знаю, что мэр — человек могущественный. Он и выглядит так внушительно… даже когда лежит кверху задом… Мне хотелось бы поговорить с ним.

Медсестра. Этого еще не хватало! Поговорить с мэром! О чем, скажи на милость?

Санитар. Я вам уже говорил. Я не намерен выносить судна и мыть пол в операционной до седых волос. Я… мне этого мало.

Медсестра (покровительственно). Ну еще бы.

Санитар. Ведь я говорил вам… Я хочу идти дальше. А эта работа…

Медсестра (качает головой). Знаешь… ты должен считать, что тебе сильно повезло, мальчик. Ну на что ты, глупый, надеешься? Думаешь, его честь господин мэр так заинтересуется твоей судьбой, что вскочит с больничной койки со своим забинтованным задом? И может, даже настрочит письмо президенту? А президент пришлет сюда свою супругу устраивать твою судьбу? Или ты рассчитываешь, что в каком-нибудь университете на Севере тебе немедленно преподнесут жирненькую стипендию? Ох, ни черта ты не понимаешь! Слушай, что я тебе скажу: благодари бога за то, что у тебя есть. Чего ты еще ждешь, спрашивается?

Санитар. Того, что было обещано. Больше ничего. Только того, что нам обещали.

Медсестра. Того, что обещали! Обещали! Хочешь, я тебе скажу, чего стоят эти обещания? Они так и останутся обещаниями, вот и все… неужели у тебя умишка не хватает понять это? Меня лично уже просто тошнит от обещаний!

Санитар. Есть люди, которые верят в нечто более существенное, чем обещания…

Медсестра. Что?

Санитар (осторожно). Я говорю, есть люди, которые верят не в обещания. Они верят в действия.

Медсестра. Во что? Как ты сказал?

Санитар. В дей… впрочем, это неважно.

Медсестра (прищурившись). Нет, почему же, продолжай. В действия? Это какие же действия? Что ты имеешь в виду?

Санитар. Ничего я не имею в виду… я только сказал, что…

Медсестра. Я слышала, что ты сказал. Я знаю, в чем тут дело. Тебе опять бог знает чего наговорил Великий Белый Доктор, этот высокий интересный блондин, которого ты просто обожаешь за то, что он такой свободомыслящий, да? Мой поклонник! (Смеется.) Мой белый рыцарь, который чинит здесь почтенных граждан и считает, что зря тратит время, потому что в Испании сейчас льется кровь. (Передразнивая.) Ах, там люди жертвуют жизнью! А он прокисает здесь! Вот что он тебе наговорил.

Санитар. Уверяю вас, я не это имел в виду… Я не обращаю внимания на… (беспомощно) на такие разговоры. Я делаю свое дело… И стараюсь…

Медсестра (презрительно). И стараешься ко всем подладиться, верно? Вот ты стоишь, киваешь своей курчавой башкой и на все, что бы я ни сказала, отвечаешь «да, мэм», а когда приходит он, вы забиваетесь в угол, и ты слушаешь его и поддакиваешь… ты заставляешь его говорить тебе про обещания и… и действия!.. Так вот я тебе прямо скажу: он в конце концов попадет в большую беду!.. И ты его толкаешь на это так и знай!

Санитар. О, что вы! Я не…

Медсестра (возмущенно). Да, да! Все эти его разговоры! Действия! Я знаю, про что он говорит. Про тех красных, например, что весной затеяли здесь бунт да еще и поджог устроили. Вот о чем он любит толковать. А ты… а у тебя случайно никого не пришибли в той свалке?..

Санитар (сдержанно). Случайно моего родного дядю раздавил грузовик, битком набитый полицейскими…

Медсестра. …которых губернатору пришлось вызвать, потому что в городе начался бунт… и пожар вдобавок. Действия! Ничего себе действия! Скажи, ты на такие разговоры его вызываешь, когда отводишь в угол… и прикидываешься, будто тебе интересно? Смотри, голубчик, если ты свяжешься с этой компанией, то лучше…

Санитар (быстро). Я не связан ни с какой компанией… уверяю вас. Мне только нужно…

Медсестра. Я скажу, что тебе нужно. Я скажу, что тебе нужно, если ты не хочешь, чтобы тебя отсюда вытурили в шею… Тебе нужно заткнуть уши и поменьше раскрывать рот. Что это в самом деле за разговоры — эта работа тебе не подходит, ты хочешь чего-то большего! Делай, что тебе велят, ходи перед всеми по струнке, а по ночам (смеется)… по ночам, когда ты хозяин своего времени… можешь, если угодно, мазать отбеливающим креном и лицо, и руки, и шею!..

Санитар. Никогда я этого не делаю!

Медсестра (громко хохочет). Отбеливай, отбеливай, ночью ты волен вытворять с собой что угодно!

Санитар (умоляюще). Да никогда я этого не делаю!

Медсестра. Так я тебе и поверила! Ты… ты такой…

Санитар. Мне кажется, подобные разговоры…

Медсестра. …такой замысловатый! Ой, смотри, малый, будешь ты посмешищем, какого свет не видел! Да-да, шушукайся со своим доктором по углам, слушай его, поддакивай, но имей в виду, ты только выставишь себя на посмешище!.. Огромная черная толпа шагает по улицам, знамена в воздухе… огромная черная-черная толпа… и где-то в середке блистает белизной твоя высветленная рожа! (Хохочет.) Ох, не могу! Вот потеха-то!

Санитар (жалобно). Прошу вас, перестаньте!

Медсестра. Нет, ведь это лопнуть со смеху!

Санитар. Пожалуйста, не смейтесь надо мной… Я не дал вам никакого повода…

Медсестра. Ой, не могу!.. Извини, пожалуйста! Извини!

Санитар. Мне кажется, я не дал вам повода…

Медсестра. Ты так думаешь?

Санитар. Да.

Медсестра. Ну что ж… ты настоящий джентльмен… вежливый… почтительный… и такой подлиза, что просто сил нет! Знаешь, мальчик, давай поговорим откровенно.

Санитар (внутренне сжимаясь). Право, не стоит…

Медсестра (с притворной озабоченностью). Скажи мне… правда, что ты оторвался от своей семьи, от своего круга? Правда, что ты сейчас живешь словно на ничьей земле — с одной стороны твои братья, они тебя чуждаются, избегают, с другой — Великие Белые Люди, они презирают тебя и высмеивают. И тебе некуда податься. Верно я говорю?

Санитар. Вы… вы… зачем вы так? Я работаю изо всех сил… я стараюсь учиться… я никому не мешаю…

Медсестра. Вот тебе мой совет — уезжай на Север… езжай в Нью-Йорк, где на тебя не будут смотреть как на грязную собаку… езжай на Север… (Резко меняя тон.) Но пока ты не уехал, сбегай купи мне пачку сигарет!

Санитар (медлит, хочет что-то сказать, но передумывает и идет к двери). Слушаюсь, мэм. (Уходит.)

Медсестра (молча смотрит ему вслед, когда он исчезает, качает головой и передразнивает его). Да, мэм… Слушаюсь, мэм… Ха-ха-ха! Эти «белые» негры меня когда-нибудь докапают, честное слово! (Снимает телефонную трубку и набирает номер.)

 

КАРТИНА ПЯТАЯ

Свет зажигается на площадке, изображающей приемным покой другой больницы. За столом никого нет. Телефон звонит раз, другой. Не спеша входит Вторая медсестра, быть может на ходу подпиливая ногти.

Вторая медсестра (лениво берет трубку). Больница Милосердия.

Медсестра. Милосердия! Оно и видно, какие вы там милосердные, никогда но сидите на месте. А вот в некоторых больницах порядка куда больше, там дежурные сестры не скачут, как блохи, а дежурят на своем посту!

Вторая медсестра (скучающе). А, здорово! Чего тебе надо?

Медсестра. Мне ничего не надо.

Вторая медсестра (помолчав). М-м… Зачем же ты звонишь?

Медсестра. Да ни за чем. (Пожимает плечами.) Просто так.

Вторая медсестра. Да?

Свет чуть тускнеет. Музыка. Гул мотора.

Голос Джека (со смехом). Я тебе говорю, ему это не понравилось. Он на другое рассчитывал. Тебе удобно, голубушка? Ты откинься назад и ни о чем не думай. Смотри, как мы славно едем. Вовсе не жарко, правда?.. Эй!.. ОСТОРОЖНЕЙ! ОСТОРОЖНЕЙ!

Треск и грохот — столкновение двух машин. Тишина.

Бесси… детка… мы столкнулись… Тебя не ушибло? БЕССИ!.. БЕССИ!..

Снова музыка, затихающая, когда сцена опять ярко освещается.

Медсестра. …ну, что же еще? Ах да, у нас тут сам мэр.

Вторая медсестра. Поздравляю. Что же он делает?

Медсестра. Он ничего не делает. Он наш пациент.

Вторая медсестра. О! А у нас лежала жена мэра… еще в апреле.

Медсестра. М-гм. Ну, а у нас мэр лежит сейчас.

Вторая медсестра (скучающим тоном). М-гм. Поздравляю.

Медсестра (обернувшись, видит входящего Врача). О, пришел мой поклонничек, я позвоню тебе попозже, ладно?

Вторая медсестра. Ладно.

Обе кладут трубки. Свет на площадке гаснет.

 

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Медсестра. О Великий Белый Доктор! Как ваше самочувствие?

Врач (с раздражением). А, бросьте!

Медсестра. Бог ты мой!.. Вы сегодня не в духе? Куда девалось ваше веселое настроение, доктор?

Врач (невольно улыбаясь). Поразительно! Как вам это удается? Как вы ухитряетесь мгновенно и начисто забывать некоторые вещи? Вы можете будто ни в чем не бывало шутить с человеком, которому вчера вечером наговорили столько гадостей!

Медсестра (весело). Никаких гадостей я не говорила. Просто поставила вас на место… вот и все. Поставила вас на место… как делала раньше и буду делать и впредь.

Врач (хочет что-то сказать, но передумывает. Вздыхает). Ну ладно. Оставим это. Ты видела, КАКОЙ закат?

Медсестра (передразнивая). Нет, я не видела, КАКОЙ закат. А что он делает?

Врач (пряча улыбку, произносит напыщенным тоном). Весь запад пылает… пламя охватило полматерика… огненные языки тянутся к звездам… и… и над самым краем земли повисла огромная раскаленная окружность…

Медсестра (смеется). Ой, боже!.. Ну и ну!

Врач (серьезно). Нет, право, это удивительно красиво. Выйди посмотри.

Медсестра (кокетливо). Ах, доктор, я прикована к этому столу, так что придется поверить вам на слово… Ну, еще расскажите мне про закат… огромный раскаленный доктор, повисший над краем моей окружности… ха-ха-ха!

Врач (наклоняясь к ней). Когда?

Медсестра. Что когда?

Врач. Когда… когда ты меня допустишь до себя, женщина?

Медсестра. О боже!..

Врач. Я — только касательная к окружности, в то время как мог бы стать…

Медсестра (смеется). Нет уж, знаете! Оставайтесь лучше этой… касательной!

Врач (с притворным отчаянием). О, как же мне вас убедить! Вот я стою перед вами, предлагаю вам любовь… обратите внимание на это слово — любовь!.. Итак, я предлагаю вам мою любовь, самого себя, мою тоскующую постель…

Медсестра. Приму к сведению… ваше предложение принято к сведению. (Протягивает ему папку.) Вот, вам нужны ваши сводки?

Врач. Нет, мне не нужны мои сводки… Дайте сюда. (Берет папку.)

Медсестра. Чем топтаться тут и жарко на меня дышать, дайте-ка лучше закурить. Я послала негра за сигаретами. У меня все вышли.

Он дает ей сигарету.

А спички?

Врач. Ступайте прикурите от заката. (Бросает ей спички.) Он говорит, что вы ему должны уже за три пачки.

Медсестра (закуривает). Ваша тоскующая постель… подумаешь!

Врач. Мадам… мое сердце жаждет, тело пылает…

Медсестра. Ау меня, видите ли, нет времени на молодых врачей.

Врач. …сердце жаждет, тело пылает… а у вас, видите ли, нет времени… Черт знает, что женщины могут сделать с поэзией! (Искреннее, но так же небрежно-весело.) Ты уже сказала отцу? Ты сказала своему отцу, что я отчаянно в тебя влюблен? Ты ему сказала, что по ночам я не могу натянуть на себя простыню, потому что…

Медсестра (едко). Я скажу… я ему скажу, как вы позволяете себе разговаривать с молодой женщиной… он явится сюда, и вы будете иметь дело с ним!

Врач. Ах, простите!. Вы же барышня, воспитанная в монастыре, в вашем доме никогда не произносят слово «штаны», а клопы деликатно называются «бескрылыми мушками»! Мне-то казалось, вы та самая сестричка, у которой такой запас анатомических шуточек на все случаи жизни…

Медсестра (хихикнув). Ну ладно, ладно! (Надменно.) Между прочим, если я тут, в таком окружении, вынуждена вторить вашим непристойностям… чтобы, так сказать, не выпадать из общего тона… то не воображайте, что это доставляет мне удовольствие… И вообще, если вы против, прекратим этот разговор.

Врач. Тогда выходи за меня замуж. Если уж и разговаривать нельзя, выходи за меня замуж.

Медсестра. Перестаньте!

Врач (полушутя-полусерьезно). Выходи за меня замуж.

Медсестра (сухо, но без злости). Я больше не могу этого слышать. Вот у моего отца, бедняги, свои представления о жизни, ему трудно мириться с тем, что есть на самом деле. Но я-то все понимаю! Сорок шесть долларов в месяц! Ведь так? Вы получаете сорок шесть долларов. В месяц! Милый, вы не имеете права даже мечтать о женитьбе. Женитьба вам не по карману… Единственное, что вам по средствам, — это вожделеть. Вожделение вы можете себе позволить.

Врач (ядовито). О, нежное создание… леди девятнадцатого века, изнемогающая в нашем грубом, пошлом мире… дева, искусная в рукоделии и любящая слушать тихие голоса природы…

Медсестра. Я ведь серьезно… Не надо валять дурака.

Врач. …тип женщины, за которую сражался и умер мой прапрадед… сорок шесть долларов в месяц и единственное, что я могу себе позволить, — это вожделение! О господи!

Медсестра. Ну вот что. Довольно издеваться надо мной. Сию минуту прекратите.

Врач. Я?! Издеваюсь над ВАМИ?!

Медсестра. Мне надоела эта игра, которую вы со мной ведете, мне надоели ваши бессмысленные предложения. Зачем вы твердите одно и то же, если этого никогда не может быть? Зачем вы все время пристаете ко мне с вашим предложением, зная наперед, что услышите все тот же ответ? Вам это приятно? Может, эта ваша настойчивость доставляет вам какое-то извращенное удовольствие?

Врач (легкомысленным тоном). А может, просто я вас люблю?

Медсестра. О да, это очень поможет делу, как же!.. Даже если бы это было правдой… Экономические реальности подберут юбки и с визгом разбегутся в стороны перед охваченным страстью рыцарем с копьем наперевес. Перед моим рыцарем, который, если разобраться, больше всего заинтересован в том, чтобы поудобнее и без лишних хлопот улечься со мной в постель.

Врач (улыбаясь, очень учтиво). Я предлагаю вам стать моей женой.

Медсестра. Да… разумеется… вы предлагаете стать вашей женой. Соединенные Штаты уже распирает от девушек, которые слышат это грандиозное обещание: я женюсь на тебе… я женюсь yа тебе, если… ЕСЛИ! Грандиозное обещание, с грандиозным ЕСЛИ…

Врач (забавляясь). Скажите, а вы кем, собственно, себя считаете?

Медсестра (резко). То есть?

Врач (смеется). Да нет, ничего.

Медсестра (пристально смотрит на него; пауза). Жених!.. Да вы знаете… вы знаете, что тот негр, которого я послала за сигаретами… вы знаете, что он в гораздо лучшем положении, чем вы… практически, экономически… что ему легче жениться, чем вам? А? Вы знаете, что этот негр может заработать больше, чем вы… и намного?

Врач (отвешивает ей поклон). Я это знаю… и знаю также, как вы и весь ваш знаменитый старинный род высоко цените подобные вещи. Поэтому я вам подброшу одну идейку… почему бы вам не предложить этому негру жениться на вас? Ведь он-то сам никогда вам этого не предложит! Я уверен, если вы скажете отцу, он сначала немножко опешит — мы же знаем, что за человек ваш отец… не правда ли?.. Но потом он поразмыслит… и поймет все преимущества этого брака… практические, экономические… и уж как-нибудь сумеет пересмотреть свои взгляды ради вашего счастья и благополучия.

Медсестра (с размаху швыряет в него горящую сигарету). Негодяй!

Врач. Ах, чтоб вас! Это свинство!

Медсестра. Негодяй!

Врач. Практически… экономически… (Чуть мягче.) Ваше семейство носит громкое имя, но тысяча акров уплыла неизвестно куда, а белые колонны вашего родового дома растрескались и облупились… (Жестко.) Если не считать того, что на людской памяти не было этой тысячи акров, не говоря уже о доме с колоннами…

Медсестра (со злостью). Я сама отлично знаю, что правда и что неправда. (Спокойно.) Идите работать и оставьте меня в покое.

Врач (ласково). Вот как!

Медсестра. Я сказала: оставьте меня в покое.

Врач (стряхивая с себя пепел). Поджигать врачей — это уголовное преступление… санитаров можете поджигать сколько угодно, если у вас нет насчет них других планов… но врачи…

Медсестра… нынче стоят десять центов дюжина… (Фыркнув.) Я вас обожгла?

Врач. Пет, вы меня не обожгли.

Медсестра. Очень жаль… получили бы по заслугам. (Пауза; затем улыбаясь.) Простите, милый.

Врач (насмешливо-официально). Я принимаю ваши извинения… и жду полной капитуляции.

Медсестра (смеется). Ну и ждите себе. (Пауза.) Вы уже решили, как вам действовать, пока мэр лежит у нас?

Врач. Я? А как мне нужно действовать? Мое дело — неотложная помощь, а он в ней не нуждается.

Медсестра. Вы же знаете… Я вам говорила.

Врач. Знаю… Я должен подняться в его палату… должен придвинуть стул, сесть и сказать: «Как делишки, ваша честь»?

Медсестра. Вам бы только валять дурака… но, если бы вы прислушивались к моим словам, вы бы сами поняли, что вам полезно иметь зацепку.

Врач. Мы даже не знакомы!

Медсестра. Незнакомые не навек остаются незнакомыми… если захотеть. А он мог бы при желании кое-что для вас сделать.

Врач. О, безусловно. КОЕ-ЧТО он, конечно, мог бы для меня сделать. Например, подарить свою машину… презентовать мне свою дивную машину марки «корд»… ни один мэр еще не делал такого великодушного жеста по отношению к частному гражданину. Вы эту машину видели?

Медсестра. Видела ли я машину… видела ли я то, другое, третье!.. Машины марки «корд» и закаты!.. Прекрасно! Это все ваши заботы? Больше ни о чем вы не думаете? Да? Ничего вам больше не надо, как мчаться в дивной машине навстречу дивному закату?

Врач (негромко и серьезно). Видит бог, как я хочу уехать отсюда.

Медсестра (кивает головой). Знаю, все знаю. Что ж, в конце концов вы добьетесь того, что вас заставят уехать. В городе уже известно, что вы многим недовольны… Люди знают, как вы… настроены… Мой отец тоже кое-что слышал о вашем… недовольстве. Своих сограждан вам лечить неинтересно, они не стоят вашего внимания. Чужая страна, где какие-то иностранцы убивают друг друга, решая свои внутренние дела, — вот куда вы стремитесь, так ведь?

Врач (тихо, напряженно). В этой войне больше полумиллиона убитых! Вам это известно? Бомбами, с воздуха… И даже не солдат — гражданских! Внутренние дела!.. Нет, но как вы все неверно понимаете!.. Мое «недовольство», как вы это назвали, не имеет ничего общего с нелояльностью… Политика тут ни при чем… просто потребность в настоящем деле… чувство, что силы пропадают зря… Наверно, я не такой уж блестящий врач, но тлеть в этой захудалой больнице этого захудалого штата… дышать затхлостью… Нет! Я здесь как рыба, выброшенная на отмель! О, слушайте, за то, чтобы сейчас, сию минуту оказаться там, за право перевязать хоть одного раненого… я бы отдал весь город Мемфис с его обитателями, я бы отдал весь этот распроклятый штат, хоть я тут и родился…

Медсестра (холодно). Ну что ж, это можно вам устроить. Я знаю как. Блестящая идея! Давайте скажем мэру об этом вашем желании, и он с радостью поможет вам убраться из больницы, а может, и из этого штата! Только я не думаю, чтобы он в качестве прощального подарка преподнес вам свой «корд». Скорее, вам поддадут коленом под зад, мой дорогой.

Врач (с грустной усмешкой). Да, вероятно, так оно и будет. Мне очень повезло, что господин мэр здесь… мне вдвойне повезло — вы тоже здесь, и мы так любим друг друга!

Медсестра. Зачем же столько иронии?

Врач. А как прикажете с вами разговаривать?

Медсестра. Да никак… Просто… (Засмеявшись.) Я то же самое сейчас сказала негру — ха-ха!.. — просто ходите по струнке, делайте свое дело, а вечером (вдруг застенчиво), вечером… если вас не задержит что-нибудь более важное, чем (с кривой усмешкой) ваша «любовь» ко мне… я, может быть, позволю отвезти меня домой на вашем облезлом примусе.

Врач. Дорогая, мысль о поездке с вами, как всегда, доставляет мне огромнейшее удовольствие. Эти остановки но дороге, минут на пятнадцать… наша возня… мучительные, неутоляющие поцелуи, потом легкая борьба, и вы шипите на меня, когда я позволяю себе какие-нибудь вольности… а я раз или два нечаянно нажимаю локтем кнопку гудка…

Медсестра хихикает.

И наконец мой облезлый примус останавливается перед облезлой лачугой вашего отца. Еще один томительный долгий поцелуй, и вы со всех ног убегаете в дом. Это ритуал, которого я с трепетом жду каждый вечер.

Медсестра (довольная). Правда? Благодарю.

Врач. Я с трепетом жду этого ритуала, потому что он как-то отличает меня от остальных мужчин…

Медсестра. О!..

Врач. …потому что я, вероятно, единственный белый моложе шестидесяти в этом городе, который не имел чести…

Медсестра. Лжете! Ничтожество, паршивый докторишка, вонючий негритянский ублюдок!..

Врач (со смехом). Ого! Даже так?

Медсестра. Дрянь! Вы просто… дрянь!

Врач. Я — честный человек. Разрешите мне все-таки сделать вас честной женщиной.

Медсестра (в ярости, сквозь зубы). Ну, так… Прекрасно. Поиграли мной — хватит! Это вам даром не пройдет. Вы меня еще вспомните… Я сделаю все, чтобы вас отсюда убрали! Вы поняли, о чем я говорю?

Врач. Да, мой ангел, на сей раз вы не сказали ни одной двусмысленности.

Медсестра. Вы правы, как никогда, смысл самый прямой!

Входит Санитар.

Вон отсюда!

Санитар не двигается с места.

Ты слышишь? Убирайся к черту!

Санитар молча уходит.

Врач (смеется). Ваш владетельный принц Нет, вы прелестны!

Медсестра. Вы поняли, что я сказала?

Врач. А как же, я слышал каждое ваше слово, каждый сладчайший звук…

Медсестра. Вы перешли все границы, доктор, и пожалеете об этом. Отец мне поможет. О, я вас проучу! Вы еще меня вспомните!

Врач (осторожно). Ну, полно вам!..

Медсестра. Я не шучу.

Врач (фальшиво). Послушайте, неужели вы поверили, что я и в самом деле…

Медсестра (передразнивая). Неужели вы поверили… Ха-ха-ха, не смешите меня! (Уже без ярости, спокойно и убежденно.) Я сказала, что проучу вас на всю жизнь, и я это сделаю. Пока работайте по-прежнему… делайте свое дело… но пусть мои слова застрянут у вас в мозгу, пусть они вас жгут и сверлят. Вы будете так же милы со мной, а я с вами… словно ничего не случилось… ровно ничего. (Смеется.) Мой дорогой, ваша шея в петле… а у меня хлыст, и я выбью из-под вас лошадь в любой момент… когда мне это будет угодно.

Врач (натянуто улыбаясь). Миленькая перспектива… Очень.

Медсестра. Мне тоже это нравится.

Врач. Знаете… кажется, я забуду отвезти вас вечером домой.

Медсестра. О нет, вы не забудете. Вы отвезете меня вечером домой… и сегодня отвезете, и завтра. Вы довезете меня до самого дома и по дороге будете за мной ухаживать. Как всегда.

Врач (пристально глядит на нее; пауза). Вы грандиозны. Несмотря ни на что, я должен признать, что это так.

Медсестра деланно хохочет в ответ. Музыка. Свет гаснет. Освещается площадка на платформе — Вторая медсестра за своим столом.

 

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Джек (вбегает). Мэм, доктора, доктора скорее!

Вторая медсестра. Чего тебе здесь надо?

Джек. Моя машина попала в аварию… несчастье, мэм… там у меня раненая женщина…

Вторая медсестра. Да? Вот как? Ну, сядь и жди… Поди вон туда, сядь и подожди.

Джек. Ждать невозможно, мэм! Она в тяжелом состоянии, надо срочно…

Вторая медсестра. ЖДИ, ГОВОРЯТ ТЕБЕ! Сиди и жди!

Джек. Но ведь она без сознания!..

Вторая медсестра. ПОДОЖДЕШЬ!

Джек. Мэм… там в машине Бесси Смит…

Вторая медсестра. А МНЕ НАПЛЕВАТЬ, КТО ТАМ У ТЕБЯ В МАШИНЕ, СЛЫШИШЬ, ЧЕРНОМОРДЫЙ! СИДИ И ЖДИ!

Музыка. Свет гаснет, и снова освещается середина сцены, где Медсестра и Врач. Музыка замирает.

 

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Медсестра (громко). Эй, негр! Негр!

Входит Санитар.

Где сигареты?

Врач. Ну, я пошел. Медсестра. Нет. Стойте здесь.

Санитар осторожно подает ей сигареты, чувствуя, что что-то неладно.

Можно сдохнуть, пока дождешься этих сигарет! Где ты пропадал? Прохлаждался внизу в буфете?

Санитар. Вы не велели мне входить…

Медсестра. А до того? Ты что, за пачкой сигарет ездил на табачную фабрику?

Санитар. Нет… Я…

Медсестра. Ну ладно. (Врачу.) А вы куда нацелились?

Врач (очень официально). Прошу прощения.

Медсестра. Я говорю, куда вы собрались идти? Пить кофе?

Врач. Ах, вам, вероятно, захотелось кофе? Сигареты принесли, и вам пришло в голову, что недурно бы выпить кофе? Он сбегал за сигаретами, а меня вы собираетесь послать за кофе?

Медсестра (со злорадной усмешкой). Вот именно… неплохая мысль — держать вас обоих на побегушках. Да, мне хочется выпить кофе и хочется, чтобы его принесли вы. Так что сбегайте-ка быстренько вниз. Да смотрите, чтобы он был крепкий и горячий…

Врач. …и черный?..

Медсестра. Нет, не черный… но сладкий… Да поживее!

Врач. Очевидно, ваше желание для меня закон?

Медсестра. Да, закон!

Врач (идет к двери, но останавливается на полпути). Мне пришла в голову одна приятная мысль… Что, если однажды, когда придет почта и вы станете вскрывать конверты этим стилетом, который у вас вместо разрезального ножа… что, если вы нечаянно вонзите его себе в руку… вы броситесь ко мне в дежурку, и кровь будет хлестать из вас, как вода из крана… а я возьму вашу руку и просто буду держать ее вот так… держать и смотреть, как вытекает ваша кровь…

Медсестра (схватив разрезальный нож, взмахивает им). Этот? Скорее он вонзится вам в бок!

Врач (выходя). Значит, один кофе, леди!

Медсестра (после паузы, швыряет разрезальный нож на стол). Ну, я о тебе позабочусь! Я щелкну хлыстом. (Санитару.) А ты что здесь стоишь? Нравится подсматривать?

Санитар. Я не любопытен.

Медсестра. Что? Любишь слушать чужие разговоры?

Санитар. Я сказал — нет.

Медсестра. Так я и поверила! (Про себя.) Я о нем позабочусь… Я ему припомню все эти слова… Ну, погоди!.. (Санитару.) Мой отец говорит, что эту их войну обязательно выиграет Франко… Франко победит… и что это будет просто замечательно.

Санитар. Он так думает?

Медсестра. Да, он так думает. Отец говорит, что Франко побьет их… этих красных… и тогда будет все хорошо… просто замечательно.

Санитар. В самом деле?

Медсестра. Я тебе уже говорила, что мой отец… он ведь не кто-нибудь… он историк. С его мнением очень считаются в особых случаях. Он говорит, рано или поздно ему становится все известно о тех, кто сочувствует той стране и хочет туда уехать.

Санитар. Я не сомневаюсь, что сведения вашего отца высоко ценятся.

Медсестра. Что?!

Санитар. Я говорю: не сомневаюсь, что ваш отец очень сведущий человек… и мнение его ценится высоко.

Медсестра. Правильно, мальчик… давай, говори каждому то, что, на твой взгляд, ему желательно услышать… ты как монетка с двумя сторонами — то орел, то решка. Ты слышал сейчас, как он… как он угрожал мне? Слышал?

Санитар. О, что вы!.. По-моему, наоборот…

Медсестра (твердо). Ты слышал, как он мне угрожал.

Санитар. Мне кажется, что…

Медсестра. Ха! Такой умный, способный малый, и вдруг такая тупость! Прямо не знаю, что с тобой делать. (Теперь она думает о Враче — это видно по выражению ее лица.) Ты не желаешь понимать некоторые вещи, и это ничего хорошего не сулит… В особенности сейчас, когда все уже почти решено…

Санитар. Что решено?

Медсестра (хохочет, но невесело. Она еле владеет собой). Как, разве ты не знаешь? Ты не знаешь, что мы с тобой почти что помолвлены?

Санитар. Я… Я, право…

Медсестра. Разве тебе не известно, что такое экономическая реальность? Ты не понимаешь, что происходит? (Хихикает.) Наших рыцарей уводят от нас закаты… акры нашей земли исчезают неизвестно куда, а с домов сыплется штукатурка… мы коснеем и покрываемся плесенью…

Санитар (осторожно). Я вас не понимаю.

Медсестра. Нет, серьезно? (Голос ее дрожит.) Неужели не понимаешь? Почему? Так-таки не можешь сообразить?

Санитар (сдержанно, но со злостью). Я надеюсь, что вам когда-нибудь надоест издеваться надо мной. Я надеюсь, что вы…

Медсестра. Подымись в палату номер двести шесть, сейчас же… подымись и скажи господину мэру, что, как только заживет его зад, мы с тобой придем к нему и он нас поженит!

Санитар (с отвращением). Право… вы слишком много себе позволяете…

Медсестра. Да? Слишком много? Ну так вот что я тебе скажу… мне все надоело! Надоело! Мне тошно жить в этом душном, засиженном мухами, глупом мире. Мне тошно от того, как устроена жизнь, от того, что все не так, как должно быть! Мне надоел этот стол, этот халат… у меня зудит от него кожа! Надоело говорить одно и то же по телефону в этой дурацкой, паршивой больнице… Надоел запах лизола… Я не могу тебя больше видеть! При одной мысли о тебе у меня начинает свербить во всем теле… Я устала от тебя, а еще больше устала от НЕГО… Мне тошно ложиться спать и тошно просыпаться по утрам… Я устала… устала от правды и устала лгать насчет правды… Я устала от собственной кожи… Я хочу бежать отсюда… БЕЖАТЬ ПОДАЛЬШЕ!

Санитар (короткая пауза). Может, вы пойдете в дежурку… приляжете? (Идет к ней.)

Медсестра. Не подходи ко мне!

Дверь распахивается, и врывается Джек. Он дрожит от волнения, от страха. На лице его свежий, чуть подсохший порез. Одежда в беспорядке, пиджак и брюки забрызганы грязью. Тяжело дыша, он делает несколько шагов и останавливается.

Медсестра. Эй! Куда лезешь?

Санитар. Что вам нужно?

Джек (переводя дыхание, растерянно). А?..

Медсестра. Это еще что за новости — вломился в комнату, как бык! Ты в уме? (Санитару.) Поди выясни, в чем дело.

Санитар (подходит к Джеку). Что с вами?

Джек (в полной растерянности). Со мной?..

Санитар. Нельзя же врываться сюда, даже не спросив, можно ли войти. Разве вы не знаете?..

Медсестра. Ты что, выпил?

Джек (сбитый с толку таким неожиданным вопросом). Да, кажется… да, выпил перед дорогой… (Взволнованно.) У меня там… я привез женщину…

Медсестра. Ты не ори тут. Это больница для белых.

Санитар. Это верно, понимаете. Это частная больница… почти частная. Если вы проедете дальше… по городу…

Джек (мотая головой). Нет!..

Медсестра. Да ты пойми наконец, слушай меня: это почти частная больница… для белых… ты не имеешь права, сюда нельзя (чуть колеблется, затем произносит без всякого, впрочем, ударения)… черномазым.

Джек (вызывающе). Да наплевать мне!..

Медсестра. Ну, знаешь ли!..

Входит Врач с двумя чашками кофе.

Санитар (Джеку). Уходите… пожалуйста, уходите…

Врач. Что тут происходит?

Санитар. Я посоветовал ему проехать дальше, в город…

Врач. Помолчите. (Джеку.) В чем дело?

Джек. Прошу вас… ради бога… там женщина…

Медсестра. Сказано тебе: вам сюда нельзя.

Врач. Ну и что же с этой женщиной?

Джек. Она там, в машине… была авария… она в крови… у нее рука…

Врач (секунду подумав, бросает взгляд на Медсестру и идет к двери). Сейчас посмотрим. (Санитару.) Пошли.

Санитар (взглянув на Медсестру). Лучше бы ему проехать дальше…

Медсестра (сузив глаза, Врачу). Вы не пойдете.

Врач (не обращая на нее внимания, Санитару). Вы слышали, что я сказал? Пошли!

Медсестра. Не смейте! Не ходите!

Врач (грустно и мягко). Радость моя… вы ведь хотели меня проучить. Собирались поговорить с мэром, чтобы меня вытолкали отсюда в шею. Или вы решили действовать через Вашингтон, чтобы меня выслали? На чем вы остановились?

Медсестра (сквозь зубы). Не ходите туда.

Врач. Ну, что бы вы ни решили, не все ли равно, свершится это теперь или в другой раз.

Врач и Санитар идут к двери.

Медсестра (полугневно-полужалобно, им вслед). Не ходите!

Они выходят.

Я предупреждаю вас! Если вы выйдете за дверь… вам конец…

Джек идет через сцену к свободному стулу. Медсестра закуривает сигарету.

Я же говорила: я тебя проучу… ты меня попомнишь!.. (Джеку.) Кажется, я тебе объяснила, что это — больница для белых.

Джек (устало). Знаю, леди… вы говорили.

Медсестра (не сводя глаз с двери). Неужели ты не можешь понять… и тебе будет беда… и другим тоже.

Джек (вздыхает). Мне все равно.

Медсестра. Тебе будет не все равно!

Джек (покачивая головой, тихо). Нет, мне уж все равно. (Говорит скорее с самим собою, чем с ней.) Мы ехали на Север… даже не очень быстро… по-моему, совсем не быстро… хотя и спешили… мы выпили на дорогу… но, честное слово, мы ехали не слишком быстро…

Медсестра (рассеянно, как бы комментируя его слова). Пить перед дорогой… и еще ведь даже не стемнело…

Джек. …навстречу машина… я ее не видел… они тоже не могли меня видеть… из-за поворота… и вдруг… на всем ходу… (Он весь напрягается.) Трах-х… (обмякает)… нас не выбросило, мы оба остались в машине… обе машины стояли на дороге… наш мотор еще работал… я выключил его… дверца… правая дверца была вдавлена внутрь. И все — больше никаких повреждений… а до того мы так славно ехали… смеялись… в машине было прохладно, а снаружи — жара… она высунула в окошко руку по плечо.

Медсестра. Напился перед дорогой… теперь будешь знать!..

Джек. …и я сказал… я сказал: Бесси, мы столкнулись… тебя не ушибло? (Лицо его искажается.) Я посмотрел… смятая дверца втиснулась ей в правый бок, а рука… правая рука… БЕССИ! БЕССИ! (теперь Медсестре.) О мэм, столько крови… она текла и текла…

Медсестра (думая о своем). Как вода из крана?.. О, это ужасно…

Джек. И я не стал ждать… не узнал, что с теми… в другой машине… я дал газ… дал газ…

Медсестра (настораживаясь). Ты уехал? Бросил ту, другую машину?

Джек. …ее рука… по плечо, мэм…

Медсестра. Тебя, наверно, разыскивает полиция… ты знаешь это?

Джек. Да, мэм, наверно… но я помчался вперед… до ближайшей больницы была всего одна миля.

Медсестра (встрепенувшись). Ах, значит, ты ее уже возил куда-то? Ты уже был в больнице? Зачем же ты привез эту женщину сюда?

Джек. Да, я был в больнице. Я рассказал, что случилось… а мне ответили — сиди и жди… Поди туда, сядь и жди. Ждать! Это была больница для белых, мэм.

Медсестра. Здесь тоже больница для белых.

Джек. Я сказал, что мы попали в аварию. Бесси тяжело ранена… ПОДОЖДЕШЬ! СЯДЬ ТАМ И ЖДИ!.. Я сказал: мэм, это Бесси Смит, она тяжело ранена… А МНЕ НАПЛЕВАТЬ, КТО ТАМ У ТЕБЯ В МАШИНЕ… ПОДОЖДЕШЬ, ЧЕРНОМОРДЫЙ!.. Но разве можно было ждать… она в машине истекала кровью… Я поехал дальше. По дороге остановился, спросил, где больница, меня направили сюда.

Медсестра. Я знаю, кто такая Бесси Смит… я слышала, как она поет… (Резко меняет тон.) Постой, ты же скрылся, бросил другую машину! Как тебя зовут? Я должна сообщить в полицию!

Появляются Врач и Санитар. Их халаты в крови. Санитар отходит в глубь сцены. Врач пристально глядит на Джека.

Он удрал, бросив машину, с которой столкнулся… и он уже был в какой-то больнице. Я вас предупреждала, я говорила, чтоб вы не ввязывались…

Врач (мягко). Помолчите. (Подходит к Джеку.) Ответьте мне на один вопрос…

Медсестра. Я вас предупреждала! Вы меня не слушали…

Джек. Вы тоже хотите узнать мое имя, да?

Врач. Нет, я хочу узнать не это. (Он сдерживает волнение.) Скажите, когда вы привезли ее сюда…

Джек. Я привез ее сюда, потому что там не захотели ей помочь…

Врач. Понимаю. Но когда вы привезли эту женщину сюда…

Медсестра. Это не просто женщина и не просто негритянка… Это — Бесси Смит!

Врач. Когда вы везли ее сюда… когда вы привезли сюда Бесси Смит, вы знали, что она уже мертва?

Медсестра. Мертва! Этот негр привез сюда покойницу?

Врач (боясь ответа). Знали?..

Медсестра (машинально). Мертва… мертва.

Джек (устало, направляясь к двери). Да. Знал. Она умерла по пути сюда.

Медсестра (очнувшись). Куда ты? Куда ты идешь? Я сейчас позвоню в полицию!

Джек (у двери). К ней. К Бесси.

Врач. ЗАЧЕМ ЖЕ ВЫ ЗВАЛИ ВРАЧА? ЗАЧЕМ Я БЫЛ ВАМ НУЖЕН?

Джек останавливается на пороге, тупо глядит на него и захлопывает за собою дверь.

ЧЕМ Я ВАМ МОГ ПОМОЧЬ?

Медсестра (с издевкой). Может… может, он думал, что вы сумете ее оживить… Великий Белый Доктор! (Истерически смеется.) Великий Белый Доктор!.. Куда же вы теперь денетесь, Великий Белый Доктор? Для вас все кончено, понимаете? Мертвая Бесси Смит была вашей последней пациенткой! Негритянка… которая так чудесно пела… И теперь вас отсюда вышвырнут, вышвырнут!.. Она пела… я тоже пою, я очень хорошо пою, хотите послушать? (Она начинает петь и в то же время смеяться. Поет она пронзительно, почти без всякой мелодии, а смех больше похож на плач.)

Врач (подходит к ней). Перестаньте! ПЕРЕСТАНЬТЕ!

Но она не может перестать. Он бьет ее по щеке. Пауза.

Она застывает, приложив руку к щеке. Врач идет к двери, ведущей внутрь больницы.

Санитар (прижавшись спиной к стене). В жизни такого не слышал… Мертвую привезти!.. О чем только люди думают!

Врач выходит за дверь. На сцене темнеет, сзади разгорается закат. Музыка.

Занавес