Вашингтон

Август 1985

Фрэн Маклис вернулась в здание Сената около 6 вечера и зашла в кабинет Реджины Пек выпить. Ее административная ассистентка сделала ей джин с тоником, потом стала читать с листа пятьдесят два телефонных звонка, накопившиеся в отсутствие сенатора. Три из них были помечены галочками. Реджина сказала, что эти первоочередные.

Первоочередными оказались звонки ньюйоркского представителя крупного профсоюза, из еврейского политического комитета, очень видного, и из ассоциации банкиров на восточном побережье. Для Реджины, тридцатитрехлетней неудавшейся писательницы и бывшего редактора еврейского еженедельника в Бруклине, первоочередность означала нечто совершенно определенное. А именно — потенциальные взносы на выборную кампанию. Для политика, стремящегося к переизбранию — Фрэн Маклис стремилась — деньги не менее важны, чем кислород.

В любых выборах преимущества на стороне того, кто уже занимает этот пост. Правительство тратит на нужды штата федеральные деньги, а благодарят за это сенатора. Две сенаторские гонки Фрэн Маклис уже выиграла, значит, имело смысл на нее ставить и дальше.

Она могла бы в этом месяце воспользоваться законным периодом работы в своем округе: членам Конгресса позволяется время от времени возвращаться домой и деятельность свою вести из местных офисов. Для сенаторов это хорошая возможность проникнуть в сердца избирателей и обеспечить их голоса на следующих выборах.

Вместо того Фрэн Маклис специально осталась в Вашингтоне, где загружала себя работой до предела. Совещания в различных сенатских комитетах, длительная беседа с лидером сенатского большинства… Этот последний, очаровательный старый луизианец, предложил ей сделку: ее голос в пользу водного проекта в его штате за его голос против ядерного проекта в ее штате.

Обмен получался хороший, но Фрэн Маклис сказала, что подумает и свяжется с ним позже. Оба знали, что она согласится, так как лидеру большинства оставалось еще четыре года, а память у него долгая. Мог он и помочь ей фондами на перевыборы.

Повидавшись еще с мэром Вашингтона, динамичным негром, сенатор вернулась в свою контору, где ей вручили награду от антинаркотической организации, а потом другие встречи и мероприятия… Однако она выбрала время, чтобы поплавать в бассейне сенатского спорткомплекса.

Кое— что из сегодняшних дел Фрэн Маклис могла отложить или даже отменить. Уж она-то знала, что ее главной целью было избежать встречи с Элен Силкс. Прошлым вечером у них не состоялась давно намеченная встреча в Нью-Йорке; Элен пригласили туда прочитать в Колумбийском университете лекцию студентам, записавшимся на летний курс истории Японии. Она должна была рассказать о своих впечатлениях западной женщины, которой довелось работать гейшей в Японии. Образование, сказала однажды Элен, улыбаясь Фрэн Маклис, это когда неспособный объясняет непостижимое незнающему.

Невысокая, светловолосая Элен с печальным лицом. Урожденная Хелен Шайнфельд, единственная дочь еврея, самого крупного дилера фирмы «Крайслер» в Сиэтле, штат Вашингтон. Элен, чьи мечты никогда не становились реальностью. Она хотела стать балериной, но не получилось. А для работы моделью не хватило роста.

Что же до поэтической карьеры — еще одна драгоценная мечта — то ее отец сказал: такие стихи даже со скидкой покупать не будут. Бизнес — это умение внушить людям, что у тебя есть то, что им нужно, а твои стихи им не нужны. Его предложение: если сама она ничего не умеет, то почему бы не стать преподавателем? Передавай свое незнание другим, сказал он, а тебе за это и платить еще будут.

Когда Элен Силкс училась на последнем курсе в местном педагогическом колледже, каникулярная поездка в Японию навсегда изменила ее жизнь. Давнишний интерес к этой стране теперь вспыхнул. А потаенные склонности тоже расцвели — под влиянием стюардессы японки, которая стала ее любовницей. Впервые Элен Силкс познала любовь жгучую, как лихорадка в крови.

Фрэн Маклис могла это понять. Она познакомилась с Элен Силкс на обеденном приеме, который устроил Уоррен Ганис — и сразу безумно увлеклась девушкой. Измученная пятнадцатичасовыми рабочими днями и одиночеством, она даже не понимала, сколь уязвимой стала, сколь податливой любым искушениям.

Только один раз до этого ее сжигала такая же сильная любовь, и она ничего подобного себе с тех пор не позволяла. В тринадцать лет Фрэн попала в очередной скучный летний лагерь. Скучный, пока она не познакомилась со стройной зеленоглазой девочкой из Бразилии, звали ее Ида Домитила Карлота Ксавьер.

Ида, восемнадцатилетняя дочь миллионера, владевшего третью оловянных рудников и самым популярным футбольным клубом в своей стране. Ида, носившая брильянтовое кольцо в большой половой губе — однажды ночью, в палатке, она раздела Фрэн Маклис догола и ввела ее в мир однополого секса, который навсегда захватил неопытную девочку. Загорелая рыжеволосая Ида, чьи познания в сексе намного превосходили все, что читала Фрэн в таких книгах как «Навеки твоя, Эмбер» и «Любовник леди Чэттерли». Ида заложила основы того, чем воспользовалась потом Элен Силкс.

Фрэн Маклис никому не рассказывала об Иде. Ни друзьям, ни мужу, ни двум своим дочерям, ни даже Эдварду Пенни. И никогда не ложилась в постель с другой женщиной. Но Элен Силкс каким-то образом почувствовала в ней скрытый огонь — а скрытый огонь самый яростный, Фрэн Маклис это хорошо знала…

* * *

Сенатор Маклис стояла у окна своего офиса, сжимая в руке пустой стакан. Элен Силкс звонила четыре раза, оставляла только номер, никакого сообщения. Фрэн Маклис ей не перезвонила и звонить не собиралась. Эдвард Пенни прав. Лучше оборвать сразу. Лучше-то лучше, но на душе тяжесть невыносимая.

Ее поимели. Теперь она выглядит круглой дурой.

Может, все же есть смысл выслушать версию Элен. Может, у той были причины, которые Фрэн Маклис поймет — и тогда простит. Брось, Фрэн. Ты же просто хочешь опять завалиться с ней в постель.

Она отвернулась от окна, взглянула на свой стол, разложенные там приглашения на сегодняшний вечер. Выбирать было особенно не из чего. Вашингтон последнее время приутих. Приемы в посольствах, прежде самые яркие пятна, потускнели от столкновения с реальной жизнью — экономический спад, терроризм, слабеющие валюты, революции… Стало слишком накладным принимать гостей. Город перешел с икры на арахисовое масло — а жаль.

Фрэн Маклис решила пойти на прием в шведское посольство, потом забежать во французское. И там и там принимали еще довольно хорошо, не экономили на мелочах. Да куда угодно, лишь бы не думать об Элен Силкс. Лишь бы с ней не встретиться.

Ее комплекс офисов еще гудел от деловой суеты. Телефоны не переставали звонить. Двадцать два сотрудника, и все энергично работали. Продолжаться это будет до десяти вечера. Кое-кто из ее людей хотел поговорить с ней, но она заставила всех ждать, сидела одна. Думала об Элен.

Фрэн Маклис села за стол, уставилась на свои телефоны, их было три. Все три кнопки горели, как обычно. Может быть, один из огоньков — звонок Элен? Она закрыла глаза, вспоминая их последнюю ночь вместе, вспоминая, как сплетались их тела. Их тела. Элен смеялась, когда они обнимались и вместе цитировали мадам де Севинье. «Мы занимаемся любовью как животные, но немного лучше».

Стук в дверь, и Фрэн Маклис открыла глаза. — Да?

Вошла Реджина Пек с пачкой машинописных листков и положила их на стол, пояснив — это только что доставили курьером от жокея: так она любила называть лидера сенатского большинства, который жокея напоминал маленьким ростом. Жаль, что он такой робкий и замкнутый, добавила Реджина. Можно лишь гадать, что он сделает, решив по-настоящему добиваться вашей поддержки в своей маленькой афере.

Реджина повернулась к двери, но помедлила, хмурясь.

— Да, ваша знакомая Элен Силкс…

Фрэн Маклис задержала дыхание. Она молча ждала продолжения.

— Она опять на линии. Голос взволнованный, если не сказать больше. Утверждает, что ей совершенно необходимо с вами поговорить. Думает, мы специально о ней не докладываем. Я заметила, что ее нет в списке тех, кому следует перезвонить, поэтому спрашиваю: может, есть нечто такое, о чем я должна знать?

Фрэн Маклис покачала головой.

— За нее просил Уоррен Ганис. Какие-то осложнения с визой в Японию, он хочет, чтобы я помогла. Она много времени проводит в Токио.

— Что мы будем делать?

— Ничего. Я сказала ей подать документы заново и прислать мне записку. Она хочет, чтобы я написала японским иммиграционным властям. А я считаю это неразумным. По крайней мере сейчас.

— Согласна. Ну и что ей сказать?

Фрэн Маклис осмотрела ногти на левой руке.

— По какому телефону она звонит?

— Четыре-шесть. Ваша личная линия. Предполагается, что ей пользуемся только вы и я.

Фрэн Маклис взглянула на телефон. Подумала, не поднять ли трубку. Сделать это хотелось.

— Скажите ей, что я сейчас занята. Если спросит когда… — Она не договорила.

— Предоставьте это мне. Что сегодня вечером?

— Шведы и французы, — сказала Фрэн Маклис. — Пусть машина будет внизу через пятнадцать минут.

Когда Реджина ушла, Фрэн Маклис сделала глубокий вдох и подняла трубку. Приблизила к уху. Ей почудилось, что сердце гулко бьется в груди. Потом она нажала кнопку, а услышав, как Элен умоляет, чтобы ее соединили, швырнула трубку обратно, закрыла глаза руками и расплакалась.