Нью-Йорк
Август 1985
Эдвард Пенни и Ники Макс вошли в фойе многоквартирного дома, где жил Уоррен Ганис, вскоре после заката. Оба были в летних костюмах, на Пенни светло-оливковый габардин, на Максе — шерсть с синтетикой. Чисто выбритый Ники также заткнул в кармашек голубоватый платок и повязал такой же галстук. И Пенни, и Макс несли новый атташе-кейс.
Надеть на Ники Макса галстук в такую жару оказалось нелегко. Слюна закипает, сказал он, так за каким хреном еще и душить себя до смерти? Пенни приказал — надень галстук. Эти детали являлись частью игры, которую они начали с Ганисом. Им необходимо было походить на капиталистов.
В фойе Пенни подал деловую карточку придвернику, высокому югославу с волосатыми ушами и нервным лицом.
— Миссис Ганис ждет нас, — заявил он. — Мы из Брюсселловской галереи, пришли в связи с гобеленами. — Югослав внимательно прочитал карточку, пощупал, будто проверяя подлинность. Когда он посмотрел на обратную сторону, пустую, Ники закатил глаза.
Наконец югослав, которого сделали вечно мрачным почечные камни и распутная пятнадцатилетняя дочь, подошел к настенному телефону, набрал номер пентхауса и стал ждать.
Пенни смотрел в окно через Пятую авеню на музей искусства, заднее и западное крыло которого выдавались в Центральный парк. То, что он увидел, его обеспокоило. И даже очень. Множество людей входило в музей в такой час, когда он должен быть закрыт.
А Центральный парк наполняли совсем уж толпы людей, многие с одеялами, крытыми корзинами для пикника, охладителями для воды и фонарями. Собрались на шоу под открытым небом и хотят смотреть с комфортом. От раздражения Пенни стал грызть ноготь. Слишком много людей рядом с этим зданием. Могут помешать. Некоторые даже погибнуть. У Пенни появилось нехорошее предчувствие.
Ники подошел к нему, спросил шепотом — откуда толпа, чтоб их? Пенни то же самое спросил у югослава, которого звали, судя по металлической планке, Иосип Душан. Закрыв трубку рукой, Душан ответил, что раз в неделю музей открыт допоздна. Ники Макс озлился. — Даже не говори мне. Сегодня тот самый вечер, да?
Пенни поинтересовался:
— Что происходит в парке? — Бесплатная опера и бесплатный Шекспир, — сообщил Душан, потом сразу же проговорил в телефон: — Пентхаус? Это Иосип внизу. Пришли мистер Уоллач и его ассистент из Брюсселловской галереи в Вашингтоне. Говорят, им нужно повидать миссис Ганис по поводу каких-то гобеленов. Да, я подожду.
Пенни рассматривал толпы на улице, когда за его спиной Ники Макс прошептал:
— Дело за тобой. Я играю как ты.
Пенни отвернулся от окна. Толпа людей отвлекала. Нужно сосредоточиться. Руки у него вспотели, и не от погоды. И мигрень начиналась — будто ему запихивали куски стекла в мозг. Он закрыл глаза от боли. Когда Ники Макс коснулся его руки, Пенни открыл глаза.
Оба смотрели на Иосипа Душана, тот стоял к ним спиной и по-прежнему прижимал трубку к уху. Наконец Душан повесил ее и повернулся. Показал на лифты.
— Первый слева.
Пенни чувствовал на себе взгляд Ники Макса, Ники определенно ждал от него каких-то слов. Но он молча оглядел толпы людей через улицу, погладил свой бородатый подбородок, почему-то затаивая дыхание. Потом, тоже без единого слова, Пенни повернулся и пошел к лифту. Ники Макс быстро последовал за ним.
* * *
У двери пентхауса их встретил стройный светлокожий негр с Ямайки в черном пиджаке и широком галстуке, волосы в укладке, глаза чуть подкрашены. Ему тоже вручили деловую карточку, но в отличие от югослава, он ее смотреть не захотел. Взяв карточку двумя пальцами, будто дохлую крысу, он сунул ее в нагрудный кармашек. Отставляя при этом мизинец, заметил Пенни.
Из мраморного фойе негр повел Эдварда Пенни и Ники Макса вверх по лестнице в красном ковре и через прихожую, где находилось нечто вроде коллекции японских часов семнадцатого века. Поворот направо, и все трое пошли по коридору — ковер серый — мимо этажерок с японской утварью. Посреди коридора негр остановился и рукой в белой перчатке открыл дверь вишневого дерева, ведущую в кондиционированный кабинет, полный книг.
— Пожалуйста подождите здесь, — проговорил он с британским акцентом. — Миссис Ганис сейчас присоединится к вам. Кто-нибудь из вас, джентльмены, желает выпить? — Пенни отказался за себя и за Ники Макса. Негр ушел, оставив запах одеколона «Ив Сен-Лоран».
Пенни оглядел кабинет. Роскошный и очень комфортабельный. И кондиционированный, слава Богу. Жаль, сейчас не до книг в дорогих переплетах. Некогда рассматривать и эту картину девятнадцатого века, портрет гонконгского купца, висящую над золоченым столиком. Однако же антикварный стол из черного дуба он просто не мог не осмотреть, глаза буквально сами липли к нему. Какое великолепие. Вероятно, стоит его годичного жалованья. А складные японские ширмы у камина казались еще более дорогими. У Ганиса вкус не отставал от финансовых возможностей.
Ники Макс показал на японскую бронзу и китайский фарфор девятнадцатого века.
— Угадай, кто продал ему эти штучки.
Пенни подошел к черному дубовому столу, положил свой атташе-кейс рядом с зеленой «банкирской» лампой и сказал — давай делать. Ники с мрачным видом последовал за ним, свой атташе-кейс положил рядом с интеркомом.
Открыв кейс, Пенни вынул пару хирургических перчаток и натянул их. Затем достал из кобуры под пиджаком «Браунинг» привинтил к нему взятый из кейса глушитель. Действуя еще быстрее, Ники присоединил глушитель к принесенной в кейсе «Беретте». Глаза у него стали жесткие, не мигали.
Оба вытащили из кейсов еще лыжные маски и спрятали в карман пиджака. Ники шумно выдохнул и поднял глаза. — Пенни смотрел на него очень внимательно. — Нет проблем, — сказал Ники. — Я буду окей. Просто хочу скорее покончить с Поганцем, вот и все. — Пенни кивнул.
Какой-то звук у двери привлек их внимание. Пенни дернул головой в сторону японской складной ширмы, украшенной видами Фудзиямы. Ники кивнул. Подхватив свой кейс и «Беретту», он побежал к ширме и скрылся за ней. Пенни остался у стола. Он спрятал «Браунинг» за спиной и небрежно прислонился к кожаному креслу с высокой спинкой. Очень стараюсь выглядеть спокойным, мысленно усмехнулся он.
Когда дверь открылась, он снял «Браунинг» с предохранителя.
Акико.
Он расслабился. В следующую секунду она, перелетев комнату, обняла его. Не вынимая «Браунинг» из-за спины, он обнял ее одной рукой.
Она заговорила на японском, едва слышно.
— Мне страшно, так страшно. Уоррен очень хитрый. Я сидела с ним за столом и все время ждала, что он скажет: «Я знаю, что ты и твои друзья собираетесь сделать. Я знаю».
Пенни улыбнулся.
— Скоро все кончится. Подержись еще немного.
Он поблагодарил Акико за то, что она позвонила ему в манхэттенский дом Фрэн Маклис около получаса назад. Этот звонок был сигналом. Мы садимся обедать, сказала она. С Васэдой. И быстро положила трубку.
— Где твой друг? — спросила Акико.
— Он здесь. О нем не беспокойся. Я не знал, кто сюда идет, и спрятал его на всякий случай. — Пенни сделал паузу. — Давай поговорим о Викторе. Все зависит от того, в Нью-Йорке он или нет. Если нет, я могу только выжать из твоего мужа его местонахождение и побыстрее отправиться туда. К сожалению, он может быть в Вашингтоне.
— По-моему, он еще в Нью-Йорке.
— Почему ты так думаешь?
Она уставилась на него.
— Ты не слышал?
— Что слышал?
— Мистер Беллас и его дочь. Передавали в телевизионных новостях вечером. Они убиты.
— Виктор?
Она покачала головой.
— Его имя не упоминалось. Тела так сильно обгорели, что полиция не смогла определить причину смерти. Какие-то мальчишки играли у заброшенной фабрики в Квинсе и нашли фургончик с мертвыми отцом и дочерью. Полиция предполагает, что это заказные убийства — по заказу преступного мира.
Пенни не согласился.
— Это почерк Виктора. Он шикарные фокусы устраивает, видишь совсем не то, что есть в действительности.
В Англии, рассказал ей Пенни, Виктор убил лорда Ковидака, подвесил тело к потолку и устроил пожар, чтобы скрыть следы. Полиция, приехав на место преступления, столкнулась вначале с пожаром, затем уже с трупом. Понадобилось сорок восемь часов, чтобы установить причину смерти Ковидака. Сорок восемь часов решали, убийство или самоубийство. Сорок восемь часов. Виктору более чем хватило времени потихоньку выехать из страны.
Пенни задумался на несколько мгновений.
— Виктор провел британскую полицию, а теперь и американскую тоже. Разыскивают не его, а какого-нибудь колумбийца, торгующего наркотиками, или кровожадного дона из мафии. Как отреагировал твой муж?
— Он и Васэда сидели здесь, в кабинете, смотрели вечерние новости, сидели вдвоем. Я должна была встретиться с мужем, чтобы он отвел меня к обеду. Он очень настаивает на некоторых формальностях. Жаль, я подошла недостаточно близко и не слышала, о чем они говорят. Но Уоррен показался мне встревоженным. Как будто он готовился к встрече с Виктором.
— Вспоминай, — потребовал Пенни. — Ты хоть что-нибудь услышала? Что угодно.
Она закрыла глаза, потом, открыв, отклонилась назад, чтобы рассмотреть его лицо. Подняла палец.
— Я слышала только одно. Уоррен упомянул о записях на лентах. Хандзо Гэннаи должен быть поосторожнее с лентами, так он сказал, кажется. Оба согласились, что ленты с записями обязательно должны попасть в Японию. Это и все, что я могу тебе сказать.
Пенни подумал — все началось с этих лент. Лент, которые угрожают погубить Фрэн Маклис, убили Белласов и обеспечили Пенни конфликт с Императрицей. А еще вынуждают идти на единственного человека, которого он боится.
— Ты говоришь, Хандзо Гэннаи сейчас в Нью-Йорке, — проговорил Пенни.
Она сказала, что Хандзо остановился в отеле «Валенсия», только что купленном «Мудзин».
Пенни кивнул, затем дал ей последние указания. Сейчас Акико должна вернуться в столовую. Он коснулся ее щеки и сказал то, что откладывал до этой секунды.
После сегодняшнего вечера она не сможет оставаться с мужем. Когда Пенни и Ники уйдут, для нее возникнет новая опасность. Уоррен Ганис почти сразу поймет, что она его предала. Он не простит. Если бы Ганис и захотел простить, этого не допустит Императрица. Решай сейчас, сказал ей Пенни. Уходи из этого дома немедленно. Сию секунду. Или останься и умри.
Она склонила голову.
— Я уйду.
— Когда Уоррен отправится в кабинет, — продолжал наставлять ее Пенни, — тогда и выходи. Поезжай прямо в аэропорт. И не оглядывайся. — Она должна ждать в Джорджтауне, пока он за ней не приедет. А если он не вернется, пусть она расскажет все сенатору и попросит ее защиты.
Акико смахнула слезу.
— Сенатор знает о твоем плане поймать Полтаву в ловушку?
— Нет. Я сказал ей, что мы с Ники приехали проверить ее дом на Манхэттене и ее окружную контору. Мы прилетели около восьми утра и с тех пор ни разу не присели. Я подумал, если сказать, зачем мы в действительности отправились в Нью-Йорк, она станет слишком беспокоиться. Может еще притащить полицию и ФБР. Виктор — умница. Если почует ловушку, сразу отступит. Чем меньше людей будет участвовать, тем больше у нас шансов.
— Ну а вдруг ты не сможешь убить Полтаву, что тогда? — спросила Акико.
Пенни притянул ее к себе. Думать о неудаче нельзя, это только ослабляет. И утешать Акико дольше тоже не следует, в нем опять пробудятся страхи. Не столь еще долгое ожидание уже его нервировало. Главная цель — убить Полтаву, сейчас не время отвлекаться.
Он мягко отстранил Акико, потом смотрел молча, как она идет через комнату. У двери она приостановилась, голова опущена, спиной к нему. Он думал, она заговорит. Но Акико открыла дверь и вышла в коридор.
* * *
Когда Акико вернулась к столу в слезах, Уоррен разъярился.
— Они хотят с тобой поговорить, — всхлипнула она.
Ганис сказал:
— Я с ними поговорю, и они это запомнят до конца своей дурацкой жизни.
Перед своим кабинетом он остановился, уже коснувшись дверной ручки. Чертовски верно, он в ярости, невозможно мыслить рационально, если у тебя стиснуты кулаки. Заговоришь в таком состоянии, потом пожалеешь о каждом слове. Сейчас нужна холодная голова.
Опыт показал ему, что мир искусства, при всей своей манерности, — самые настоящие джунгли. Богу известно, у него хватало проблем с мерзавцами, которые населяют этот мир. Насчет ткнуть ножом в спину, это они всегда пожалуйста.
Соображай как следует, не ленись, сказал он себе. Выдай этим артистам, пусть пососут. Он улыбнулся. Одновременно и долг, и радость — использовать свои возможности ради Акико. Сейчас эти козлы в кабинете узнают, как глубоко может рубить его топор.
Брюсселловские ребята заехали взять гобелены Акико — так они сказали. Якобы сберечь ей поездку в галерею. Ну, эта любезность у них с большим довеском. И думали они прежде всего не о гобеленах Акико.
По ее словам, эти двое хотят получить семьдесят пять тысяч долларов, иначе выставка не состоится. Деньги не для них лично, разумеется. Накладные расходы постоянно растут, а бюджет галереи не безграничен. Будет лишь справедливо, если она и сама поможет своей карьере. Ну что ж, Уоррен Ганис был вполне готов разделаться с этими двумя и с кем угодно, кто попытается кинуть его, шантажируя Акико.
Он поправил галстук, пригладил серебристые волосы, открыл дверь. Войдя в комнату, чуть повернулся, собираясь дверь закрыть, и замер, увидев поблизости бородатого мужчину. Мужчина, одетый в оливковый габардин, приложил палец к губам в знак молчания. Потом он тихонько закрыл дверь и направил пистолет на голову Ганиса.
* * *
7:47 вечера. Двое мужчин вошли в кабинет. Одного звали Рэй Туки, он работал у Ганиса шофером/телохранителем — человек лет под сорок, очень замкнутый, очень целеустремленный. Немного неуклюжий, светловолосый, с лысинкой, он носил свою кокарду из Специальных войск на поясе из змеиной кожи, пояс сделала для него вьетнамка, с которой он жил на Центральном плоскогорье Вьетнама. Его жена подала недавно на развод, потому что он во время секса шептал имя этой вьетнамки.
С ним был Васэда, маленький, в очках, круглолицый человечек лет сорока пяти, штат Уоррена Ганиса его не любил за холодный надменный вид. Раньше он управлял североамериканским коммуникационным центром «Мудзин», базируясь в Торонто, и работал с безжалостной эффективностью. Но полтора года назад, во время приема для прессы в голландском посольстве, пьяный Васэда заманил семилетнюю дочь посольского повара в сад и там изнасиловал.
Влияния «Мудзин» хватило, чтобы он не попал в тюрьму, а канадские газеты ничего об этой истории не написали. Семья ребенка получила от компании крупную сумму, а Васэде было приказано покинуть Канаду в течение семидесяти двух часов. Потом он стал личным ассистентом Уоррена Ганиса — якобы ввиду его менеджерских качеств, но в действительности Ганис хотел немного досадить Рэйко Гэннаи.
В кабинете Туки последовал за Васэдой к Уоррену Ганису, который ждал их за черным дубовым столом. На полпути через комнату телохранитель замедлил шаг и покачал головой. Иисусе, что на этот раз? У старика был ужасно злой вид. Он сидел поджав губы в кожаном кресле с высокой спинкой, напряженный, будто ему кочергу в задницу засунули.
Рэй Туки отдыхал в своей комнате, смотрел футбол по телевизору. Ганис позвонил ему по интеркому, сказал спуститься в гараж и поставить машину у входа в дом. Потом привести Васэду в кабинет.
Похоже, мистер Ганис только что согласился дать на время кое-что из японской бронзы паре мужиков из галереи его жены в Вашингтоне. Они явились сюда вечером, хотя Туки их и не видел. Он и Васэда должны отнести бронзу к машине. Ничего не разбив. Потом Туки повезет этих художественных мужиков в аэропорт Ла-Гуардиа к ночному рейсу в Вашингтон. Конец футболу.
Вот уж чего ему не хотелось, так это ездить в такую жару. По какой-то причине кондиционер лимузина работал на переднем сиденье плохо. Когда пластиковая перегородка, отделяющая пассажиров от водителя, была на месте, впереди оставалось тепло. А сзади от холода дерьмо в кишках замерзало.
Но если мистер Г. хочет, чтобы Рэй Туки повез каких-то типов в аэропорт, считайте, что это уже сделано. Ганис регулярно зарплату выдает, а деньги нужны, потому что Туки по решению суда обязан высылать семьдесят пять долларов жене в Атланту — на его девятилетнюю падчерицу. Вот что бывает, когда удочеряешь чужое потомство. А кем вы были, пока не женились, мистер Туки? Счастливым человеком, вот кем. Даже не сомневайтесь.
В кабинете он наблюдал, как мистер Г. потирает руки, затем кладет их на стол вниз ладонями и начинает нервно постукивать большим пальцем. У старика нервный вид. Он чем-то взвинчен. Вот-вот в штаны намочит.
Васэда сказал что-то на японском, Туки не понял, он этого языка совсем не знал. Потом Васэда засмеялся, но тут как раз ничего странного, он за обедом выпил много сакэ. А мистер Г. смеяться не стал. И даже не ответил. Рэй Туки оглядел комнату, но мужиков из художественной галереи не увидел. Вот тогда его и озарило.
Тебе бы раньше понять.
Они вышли из-за деревянной складной ширмы, двигаясь быстро и не заслоняя друг друга. Двое — один высокий, другой маленький и круглый. Как эти комики, Матт и Джефф. На обоих костюмы, галстуки, темно-голубые лыжные маски. У каждого ствол с глушителем. Профессионалы.
Потрясенный Рэй Туки смог лишь вяло улыбнуться, думая: хорошо напоролся. «Смит-и-Вессон» вместе с пистолетиком 32 калибра, который он обычно носил в кобуре на щиколотке, находились далеко отсюда. Они лежали в его комнате, в запертом металлическом ящике под кроватью. Вместе с колумбийской травкой, его армейскими медалями и пучком лобковых волос его вьетнамки. Он собирался взять оружие только перед выездом в аэропорт.
Два срока во Вьетнаме, трижды ранен — и сейчас Рэй Туки подумал, что, может, вся его удача уже кончилась. Поганый финал, если тебя так провели. Попался в чьи-то сети, потому что этим мужикам в лыжных масках явно помогали изнутри. Иначе как они могли войти в квартиру и передвигаться, не вызывая подозрений? В этом участвовал кто-то третий, и Туки винил себя, что не знает, кто именно. От этого чувства ему стало более стыдно, чем страшно.
Матт и Джефф встали позади Рэя Туки и Васэды, говорил высокий. Он приказал Туки опуститься на колени, руки положив на затылок. Потом надел ему наручники и, толкнув, уложил боком на ковер. Маленький и круглый тем временем присматривал за Васэдой. Тот как начал плакать, так и не переставал.
Лежа и глядя на стену книг, Туки старался определить, насколько он близок к смерти: должен быть какой-то знак. И действительно, знак такой вскоре появился. Высокий начал его обыскивать, нет ли оружия. Расстегнул на Туки пиджак. Проверил ремень, поясницу, обе ноги, бока. Ничего не нашел.
Но, увидев на Туки бляху специальных войск, высокий замер. Их глаза встретились. И Туки сразу почувствовал огромное облегчение. Он подумал — слава Господу, еще один пожиратель змей. Туки чуть не сел и не закричал от радости, но заставил себя лежать неподвижно. Он только знал, что этот мужик в габардине его не замочит.
Как бы то ни было, пожиратель змей вытащил из кармана катушку клейкой ленты и залепил Рэй Туки рот. Потом стянул с него пиджак, сделал в руку инъекцию из шприц-тюбика и прошептал: «Чего ты не видел, о том не расскажешь. Укол просто усыпит». Туки хотел спросить: «из какой части, приятель?». Но рот был закрыт, да и голова начала уже опускаться. Последнее, что он запомнил — пожиратель змей расслабляет ему ремень и галстук, чтобы было удобнее.
Пенни убрал шприц-тюбик обратно в коробочку и сунул ее в карман. Потом снял маску. Ники Макс — тоже. Увидев Ники Макса, Васэда взвизгнул и попятился к столу Ганиса. Ники, державший руку с пистолетом вниз, просто смотрел на него, а когда бедро Васэды коснулось стола, Ники сказал:
— Очень рад тебя видеть, говнюк, — и выстрелил ему в голову и горло.
Васэда упал спиной на стол Ганиса, столкнув лампу на ковер — Ганис отшатнулся, пуча глаза — тогда Ники подошел ближе и выстрелил Васэде в подбородок и левый глаз.
Васэда резко сел на ковер, одна нога под ягодицей, правая рука стащила на пол декоративные часы и свадебные фотографии Ганиса с Акико. Несколько секунд он просидел спиной к столу, потом соскользнул на ковер, где и остался лежать лицом чуть ли не в самые осколки разбитой лампы.
Ники подошел к столу и прицелился Ганису в левый висок.
— Я обещал ничего плохого вам не делать, — проговорил Пенни. — А мой друг такого обещания не давал. Я хочу, чтобы вы позвонили Виктору Полтаве и сделали это сейчас. Если откажетесь, мой друг вас убьет.