Манила

В течение двух дней после смерти Хузияны де Вега убитый горем Баколод сидел нагишом в ванной своей дешевой меблированной квартиры неподалеку от Филиппинского университета и пил ром прямо из бутылки. Его одиночество нарушал только установленный на унитазе портативный черно-белый телевизор.

Потрясенный и оцепеневший от горя Баколод пытался осмыслить свою утрату, но убедившись, что страдание не делает его мудрее, решил напиться до потери сознания. Боль его была безграничной.

Просыпаясь, он принимался рыдать, биться головой о покрытую кафелем стену и звать Хузияну.

Смерть Хузи принесла ему не только душевное, но и физическое страдание. Когда он услышал эту новость, на него напал приступ адской головной боли; он почувствовал также острую боль в ногах, а позвоночник его так окостенел, что любой наклон или поворот вызывали мучительную боль. Сердце билось с умопомрачительной скоростью, а потом, казалось, совсем перестало стучать. Хузи. Как он будет жить без нее?

Он черпал в этой замечательной женщине силы. Она была дерзкой и отчаянной в те моменты, когда Баколод испытывал чувство страха и неуверенности. Она жила, наряжалась и любила в свое удовольствие, никогда не задумываясь над тем, что может кого-то огорчить или обидеть. Ее сексуальная энергия была неудержимой; она открыла ему неизведанную страну наслаждений. Хузи была женщиной действия, всегда готовой покорять новые миры.

Чрезмерно чувствительный из-за своих недугов и недостатка образования, Баколод, словно раненая птица, нуждался в защите Хузи. И если на первых порах его огорчало то, что она занималась проституцией, то со временем он смирился с этим, главным образом, потому, что у него не было другого выбора. «Ты живешь со мной, – говорила она Баколоду, – а не я с тобой».

«Никогда не спрашивай меня, почему я занимаюсь проституцией, – объясняла она. – Я делаю это, потому что это единственная игра, в которую стоит играть, и потому что я хорошо играю».

Во время последнего проведенного ими вместе отпуска Баколод нашел в себе смелость признаться, что случайно оставил часы, что она подарила ему, на месте пожара на заводе Талтекс. Он зря беспокоился, что она рассердится. Она все поняла, все простила и даже пыталась его утешить.

Когда Баколод сказал, что Чарльз Суй убьет его за этот промах, Хузи заявила: «Я не дам тебя в обиду. Мы вместе будем иметь дело с Чарли-Снейком». С засунутым в рот большим пальцем Баколод опустил голову ей на колени и улыбнулся. Таких, как Хузи, больше нет во всем мире. И не будет.

Это она посоветовала ему уехать в Кезон-сити неподалеку от Манилы и поселиться возле Филиппинского университета. Рядом с кампусом, одним из самых красивых в Азии, было много недорогих меблированных квартир. Баколод со своим кукольным личиком вполне сошел за студента.

Он не должен был звонить ей. Хузи сама звонила ему через день, ближе к вечеру, и всегда от своих клиентов. Недели через две они найдут ему новое место. «А пока, – сказала она, – побудь в обществе этой мелюзги, которая считает, что она умнее всех нас».

Ему даже нельзя было участвовать в похоронах Хузи, организованных ее теткой, тоже проституткой, недавно ушедшей на заслуженный отдых. Сделанные Баколодом звонки подтвердили его подозрения: Чарльз Суй действительно разыскивает его и пошлет своих людей на похороны. Как бы то ни было, ситуация усложнилась. Теперь у Суя были часы Баколода. Он взял их у манильских полицейских, конфисковавших их, в свою очередь, у американца Фрэнка ДиПалмы.

ДиПалма. Баколод сгорал от ненависти к этому человеку. Одно его имя заставляло его лицо исказиться в страшную маску. Если бы не ДиПалма, Хузи была бы жива. Ненависть Баколода к ДиПалме была так велика, что грозила вытеснить все другие чувства.

Его болезненное, искаженное горем и алкоголем сознание отказывалось воспринимать сообщения в газетах и по телевидению о смерти Хузи. Проститутка убита грабителями во время свидания в отеле с американским журналистом. Чушь собачья. Ее убили потому, что ДиПалма пытался с ее помощью добраться до Баколода.

У поджигателя было чутье на ложь. Разве в прессе не сообщили, что ДиПалма работает на американскую телекомпанию, которой владеет Нельсон Берлин? Тот самый Берлин, которому был выгоден пожар на заводе компании Талтекс Индастриз. Баколод из всего этого мог сделать только один вывод: против него замышляют заговор. Двое американцев и Чарли-Снейк хотят заставить его замолчать навеки, чтобы он никому не рассказал о пожаре.

Что ж, Баколоду остается только одно. Он должен убить ДиПалму. Даже если это будет последним делом Баколода на этой земле, он все равно уничтожит человека, из-за которого убили Хузи. ДиПалма признался в убийстве двух людей Суя, но отрицал, что это он убил Хузи.

Вы лжете, чертов мистер ДиПалма, подумал Баколод. Двое мужчин убиты, у третьего проломан череп, убита Хузи и только ДиПалма цел и невредим. ДиПалма, который признался, что пригласил Хузи потому, что, как он выразился, работал над материалом. Такова правда по мистеру ДиПалме. Ладно, пусть говорит, что хочет. Баколод и так все знает.

Сидя в ванне, Баколод глотнул еще рома и положил почти опустевшую бутылку на дно ванны между ног. Я знаю правду, прошептал он. Он все знал. ДиПалма был виноват в смерти Хузи, потому что она пошла к нему в номер на встречу. ДиПалма пригласил ее.

Баколода не интересовало, почему ДиПалма убил людей Суй. Он думал о Хузи и ни о ком другом.

Он допил ром, бросил пустую бутылку на пол и опустил руки. Он снова начал плакать. Хузи, я люблю тебя. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя.

Потом Баколод вспомнил о ДиПалме. Перегнувшись через край ванны, он поднял с пола зажигалку. Он покрутил зажигалку в своих грязных пальцах, откинул крышку и повернул колесико большим пальцем. Вспыхнуло пламя. Он хихикнул. Сам он не боялся огня, а вот ДиПалма наверняка испугается. Он заставит его испугаться. Баколод поклялся девой Марией, что сделает это.

* * *

В тот же вечер инспектор АБН Барри Оменс, невысокий сорокачетырехлетний ирландец с тяжелыми веками, вошел в прихожую номера в отеле и последовал за Тоддом в гостиную, обставленную в испанском стиле. Закуривая на ходу сигарету, он спросил себя, разумно ли он поступил, связавшись с этим Фрэнком ДиПалмой.

Грубо говоря, ДиПалма наломал дров. Филиппинская полиция задержала его в связи с тремя убийствами. Среди убитых была проститутка. Карлица-проститутка. Весьма странное совпадение.

Свидетель этих убийств, старший коридорный по имени Федерико Лорел отсутствовал и по этой причине не мог подтвердить показания ДиПалмы. Никто не знает, сможет ли ДиПалма доказать связь Линь Пао и Нельсона Берлина. Оменс был уверен в одном: то, что он связался с этим рискованным делом почти перед самым выходом на пенсию, может показаться некоторым людям неразумным, если не чертовски глупым.

В гостиной Тодд подвел его к золоченому венецианскому креслу, в которое он сел, погасил окурок в пепельнице на плетеном столике и посмотрел на сидящих перед ним трех китайских детей. Помощники Фрэнка. Должно быть, Фрэнк пошутил.

Двое азиатских мальчуганов и одна девочка. Никто из них еще не достиг возраста, когда можно голосовать, законно водить машину или ходить на фильмы для взрослых. Какого черта собирался ДиПалма делать с этой компанией? Или он решил выдвинуть свою кандидатуру на должность председателя студсовета? ДиПалма был из тех людей, кто может поджечь себе волосы, а затем пытается тушить огонь молотком.

Откинувшись в кресле, Оменс стал разглядывать одного из парней, который отвернулся от него. Оменс улыбнулся. Вот это да! Мистер Дурные Манеры собственной персоной. Бенджи Лок Нэйнь. Убийца с кукольным личиком, перевозчик наркотиков, телохранитель, вымогатель. Интересно, что у ДиПалмы общего с этим бесчувственным маленьким подонком?

И зачем ему девчонка? Она сидела в коричневом кожаном кресле и смотрела на Тодда такими глазами, словно это был Иисус, спустившийся на землю. Даже мистер Злодей, наш Бенджи, кажется, признавал тихого выдержанного Тодда старшим.

Оменс сказал Тодду:

– Твой отец не хотел, чтобы я говорил тебе много пи телефону. Как раз сейчас он сделался подозрительным. Но я не обвиняю его в этом. Но как я уже сказал, он в порядке. Сенатор Карекио сейчас добивается, чтобы его освободили, чтобы ты не беспокоился и продолжал действовать согласно плану. Он также передал, чтобы вы поддерживали со мной связь. Если копы не отпустят его через два дня, то вы, ребята, должны будете вернуться в Нью-Йорк. Он считает, что вам слишком опасно здесь оставаться.

Оменс ждал, что Тодд разгорячится, начнет уверять, что никуда не уедет без отца, будет спрашивать, что делать дальше. Однако последовало совсем другое. Тодд внимательно смотрел на Оменса несколько секунд, затем кивнул. Так поступить мог только хорошо контролирующий себя человек. Парень определенно умел держать себя в руках. Зачем же тогда Фрэнк предупредил его? Не говори с Тоддом свысока. Он не такой, как все мальчишки, совсем не такой.

– Я хочу поблагодарить вас за помощь, – сказал Тодд. – И я очень вам признателен за то, что вы навестили моего отца в полицейском управлении.

Оменс улыбнулся.

– Фрэнк мне сказал, что ты смышленый парень. Ты прав. Встречаться с твоим отцом сейчас довольно рискованно, тем более, если собираешься вскоре выйти в отставку и получать полную пенсию. Я сказал своему начальству, что Фрэнк хочет найти доказательство сотрудничества Линь Пао и Нельсона Берлина, и что он собирается поделиться с нами своими находками. Поэтому они не слишком меня бранили за то, что я с ним встречался. Но рано или поздно я должен буду представить что-то своим людям.

Тодд сказал:

– Сегодня мы встретимся с человеком, обладающим информацией, о которой вам говорил отец.

Оменс неторопливо закурил сигарету.

– Когда и где?

– Мы не знаем, – ответил Бенджи. – Этот парень хочет сам выбрать место и время. Он боится. Никому не доверяет. Говорит, либо встреча состоится на его условиях, либо вообще не состоится.

Оменс затянулся, выдохнул дым и сказал Тодду:

– Я думаю, вам лучше подумать над тем, как уехать отсюда без Фрэнка. Конечно, в конце концов, его отпустят, но я не рассчитываю, что это произойдет в ближайшее время. В дело вмешалось филиппинское правительство. Мне пришлось использовать кое-какие связи, чтобы встретиться и поговорить с Фрэнком. Остальное я узнал, наведя справки.

Оменс сказал, что правительство не хочет, чтобы иностранные корпорации отвернулись от Филиппин, и поэтому ведет собственную игру. Фрэнку не позволят причинить беспокойство транснациональным компаниям. Мартин Мэки пытался, да не получилось. Приятель Мэки, мистер ДиПалма, тоже, скорее всего, потерпит фиаско.

Тодд сказал:

– Я уверен, что именно поэтому никак не могут найти старшего коридорного отеля.

Оменс едва не выронил сигарету.

– Как ты узнал об этом? Это большой, большой секрет. Правительство спрятало Федерико Лорела, чтобы он не подкрепил версию Фрэнка. Оно не желает, чтобы упоминалась Триада, Линь Пао или другое, что может вывести на Нельсона Берлина. Как, черт побери, ты узнал о Лореле?

Тодд спросил:

– Вы разговаривали с уцелевшим китайцем, который ворвался в номер моего отца?

Оменс улыбнулся и покачал головой.

– Парень, ты никогда не думал о том, чтобы работать в нашем ведомстве, скажем, в отделе разведки? Этот китаец, которого Фрэнк огрел по котелку своей тростью, кажется, исчез из больницы. Его там и не зарегистрировали. И никто об этом не знает. В газетах и по телевидению сообщалось только о двух грабителях. О двух, а не о трех.

Тодд взглянул на Бенджи.

– Лорел скажет то, что ему велят сказать власти. Мы получим информацию о Линь Пао и Берлине, и тогда мнение властей не будет иметь значения.

Бенджи кивнул.

Действительно, необычный парень, подумал Оменс.

Послышался стук в дверь. Оменс видел, как Бенджи и Тодд обменялись взглядами, затем Бенджи подошел к белой кожаной софе и сел, положив руку за одну из подушек, Оменсу стало не по себе. Боже, пришла моя очередь участвовать в гостиничной перестрелке. Потом Тодд посмотрел на Бенджи и покачал головой. Бенджи расслабился, положил руки на колени и стал их разглядывать.

Оменс увидел, что Тодд прошел в прихожую, услышал звук открывающихся дверей. Потом двери закрылись, и через мгновение Тодд вернулся с белым конвертом в руке. Вскрыв его, он достал небольшой листок бумаги, прочитал, что на нем написано, и взглянул на Бенджи. Тот кивнул. Оменс не заметил, чтобы они обменялись какими-то знаками. Тодд положил лист обратно в конверт, а конверт в карман рубашки.

Затем, не обращая внимания на Оменса, Тодд заговорил с Бенджи и девчонкой на кантонском диалекте. Оменс, разумеется ни черта не понял, да и не мог понять. Когда Тодд закончил говорить, все трое ребят разошлись в разные стороны. Джоун пошла в спальню и вскоре вернулась, неся сумочку на длинном ремне. Бенджи вытащил из-под подушки «узи» и ушел в другую комнату. Вернулся он с сумкой, в светло-голубой рубашке с открытым воротом.

Тодд последовал за ним, держа в руке, как показалось Оменсу, «дипломат». У них все уже отработано. Каждый действует согласно заранее продуманному плану. По плану Тодда.

Он сказал:

– Это была записка от парня, с которым вы должны встретиться?

– Да, – ответил Тодд.

Оменс поднялся. Просить, чтобы они взяли его с собой, – бесполезно. Тодд не был похож на человека, которого можно уговорить делать то, чего он делать не хочет. К тому же там был еще Бенджи со своим «узи». Оменс сказал:

– Я бы хотел держать с вами связь. Когда вы вернетесь сюда?

Не ответив, Тодд пошел к выходу. Джоун торопливо последовала за ним.

Оменс повернулся к Бенджи, который надел рубашку, но не застегнул пуговицы на ней. Подросток сунул руку в сумку, достал пояс с кошельком и быстро направился к двери, на ходу надевая пояс.

Что же дальше, спросил себя Оменс и попытался задать Бенджи вопрос, который уже задавал Тодду.

– Когда вы вернетесь, ребята?

Бенджи даже не замедлил шагов.

– Мы не вернемся. Встретимся с этим парнем, возьмем у него то, что нужно, и поселимся в другом отеле.

– Но почему вы оставили свои вещи?

– Тодд сказал, что так все будут думать, что мы вернемся. В спальне лежат деньги. Оплатите счет.

Оплатить счет? Да пошел ты. Оменс бросился за Бенджи. У него было несколько вопросов к мистеру Злодею. В прихожей он остановился и зло ударил ногой по плинтусу. Черт. Слишком поздно. Дверь была открыта. Ребята были уже далеко.

* * *

Внизу, в вестибюле отеля сотрудник службы размещения, Педро Сизон, наблюдал, как Тодд, Бенджи и Джоун вышли из лифта и направились к выходу. Сизон, тщедушный узкоглазый филиппинец, продолжая наблюдать за подростками, поднял трубку и набрал номер сотового телефона в машине, припаркованной в квартале от отеля.

Когда на другом конце линии ответили, Сизон сказал:

– Бенджи и его друзья покинули отель, – он положил трубку и переключил свое внимание на итальянского виолончелиста и его любовника – двух молодых людей, впервые приехавших в Азию.