Бруклинский холм, Нью-Йорк

Тодд не любил спать, потому что ему снились кошмары. Несмотря на то, что многочасовые тренировки по кэндо и арнис, которыми он занимался в одиночестве и тайком от других, считая совершенствование в этих видах боевого искусства главной задачей своей жизни, порядком его изматывали, ночи не приносили Тодду желанного отдыха.

До недавнего времени он спал прекрасно. Он ложился спать уставшим и просыпался отдохнувшим и полным сил. Теперь он спал плохо, часто просыпался, и почти каждую ночь ему снились кошмары, призраки или разные дурные предзнаменования. Сон стал главным источником страха в его жизни, взглядом в ад, скрывающий неосуществленные помыслы прошлых жизней.

Тодд знал, что жизнь это карма. Поступки человека в этой жизни определяют его судьбу в жизни следующей. Его теперешние страдания можно было объяснить только его прошлым. То, как он реагирует на кошмары, обусловит его будущее.

На прошлой неделе, когда Тодд был один в квартире своего отца на Бруклинском холме, он с криком проснулся от самого зловещего кошмара из всех, какие ему снились. Все тело его горело, в горле пульсировала непонятная боль. Из левого глаза сочилась кровь. Вновь Тоддом начал овладевать дух Гонгоро Бенкаи, самурая шестнадцатого столетия, телохранителя господина Сабуро.

Из-за темной кожи и уродливого лица, обросшего бородой, храброго, мускулистого Бенкаи называли за глаза Земляным Пауком. Волчий блеск в его глазах приверженцы черной магии объясняли привычкой употреблять в пищу человеческое мясо; фехтовал он с фанатичным мастерством, и мало кто сомневался, что он является сыном Синигамы, божества жажды смерти, и лисы, то есть существом, одержимым дьяволом.

Бенкаи, который убил шестьдесят человек длинным или коротким мечом. Который убивал также с помощью Ики-ре, призрака, происходящего не от мертвых, но от живых. Черные и злобные мысли – жажда крови, жажда мести, ненависть – способны вызывать этого злого духа из человеческого разума и посылать его в мир для разрушения. В Японии, где все верили в демонов, привидения и фантомы, удивительное фехтовальное искусство Бенкаи могли объяснить только расположением к нему Ики-ре, невидимого и ужасного.

Честь Бенкаи требовала, чтобы он служил дайме, своему господину, верой и правдой. Такая преданность живет и после смерти. Вот почему Тодда теперь мучили по ночам кошмары: кошмары эти были порождением зла, возникшего четыреста лет назад в результате предательства.

* * *

Замок Икуба, Япония. Август 1585 года, 2 часа утра.

Дождь только что прекратился, ночь была сырой и туманной. Бенкаи и женщина были одни в ее роскошных апартаментах с натертыми дубовыми полами, лакированными сундуками красного дерева, колокольчиками, звенящими от ветра, и разукрашенными складными ширмами. Они сидели напротив друг друга на соломенных ковриках, и у каждого в руке была чашка с зеленым чаем.

Женщину звали Сага; она была любимой наложницей господина Сабуро. Ей было семнадцать; маленькая и изящная, с начерненными по моде зубами, выбритыми бровями и черными волосами, в локонах которых крепились хрупкие гребни из устричных раковин. Бенкаи знал, что она привыкла немедленно удовлетворять все свои даже самые мелкие желания, и считал ее жестокой. Капризная и временами упрямая, как бык, она была известна своей грубостью ко всем, кроме господина Сабуро и ее дяди Нитты Киити, который командовал войсками Сабуро.

Киити, сорокалетний широкоплечий мужчина с глубоко посаженными глазами и удивительно маленьким ртом, был расчетливым карьеристом, готовым льстить каждому, кто, по его мнению, мог помочь ему сделать карьеру или пополнить его карманы. Мало кто был столь упорным в достижении собственной выгоды, как этот вежливый и сладкоречивый военачальник. Бенкаи чувствовал, что такие люди готовы продаться всякому, кто заплатит сходную цену.

Бенкаи и Киити были врагами. Их вражда возникла в тот момент, когда Бенкаи предложил более высокую цену на торгах за рабыню. Бенкаи отказался продать ее Киити, и через какое-то время ее зарезал убийца, которого не смогли поймать. Бенкаи подозревал, что ее убили по приказу Киити. Гордый Киити скорее предпочел бы, чтобы женщина умерла, чем досталась другому.

Бенкаи и главный генерал дайме также имели разногласия по поводу оборонительных сооружений вокруг замка. Если Киити считал их достаточно прочными, то Бенкаи настаивал, чтобы господин Сабуро укрепил их незамедлительно. В течение сотен лет Япония страдала от войн, потому что каждый военачальник стремился стать верховным военным правителем страны. Ожесточенная борьба за власть продолжалась по всей Японии, и не было в ней уголка, где человек мог чувствовать себя спокойным за свою жизнь или имущество.

Господин Сабуро не внял совету Бенкаи и стал на сторону Киити. Однако Киити продолжал обвинять Бенкаи в том, что тот поставил его в неловкое положение перед дайме. Он, однако, не упоминал слова «честь»; назови его Киити, и это бы означало, что он вызывает Земляною Паука на дуэль, а он еще не собирался отправляться на тот свет. Но он был не из тех, кто быстро забывает или легко прощает. Рано или поздно он сведет с Бенкаи счеты.

Между тем положение Киити в замке Икуба было довольно надежным: он контролировал шпионскую сеть господина Сабуро, взимал столь необходимые княжеской казне налоги и командовал дисциплинированной армией. Кроме того, он был женат на сестре Сабуро. Он имел большее влияние на дайме, чем Бенкаи, но продолжал ненавидеть и бояться телохранителя.

Бенкаи был уверен, что Киити дает господину Сабуро плохие советы и что оборонительные сооружения замка слабы. Сорокалетнему дайме, слабовольному и распутному, толстому и совершенно лысому, были необходимы крепкие стены. Он имел глупость нажить себе врага в лице Тоетрми Хидэеси, самого опасного человека в Японии. Несмотря на существование в Киото императора и королевского суда, Хидэеси правил страной как сегун, военный диктатор. Низкорослый, острого ума, прирожденный лидер Хидэеси мечтал сделать из Китая; Кореи и Японии единую страну.

Вначале он должен был покорить Японию. Используя армию, широкую шпионскую сеть и свое личное обаяние, Хидэеси попытался подчинить себе всех дайме. Сабуро вместе с другими военачальниками отказался признать Хидэеси единственным правителем Японии. Более того, он замышлял убить Коронованную Обезьяну, как называли Хидэеси. Бенкаи понимал, что это рискованная затея, которая может обернуться против ее организаторов. Однако моральный кодекс самураев, бусидо, не позволял телохранителю ставить под сомнение действия своего господина. Прав он или не прав, телохранитель был обязан жить для него и умереть за него.

Апартаменты Саги.

Бенкаи пришел сюда, чтобы услышать от наложницы о заговоре с целью убийства господина Сабуро, организаторами которого были предатели, живущие в замке Икуба.

Бенкаи спросил, почему она не сообщила эту новость своему дяде. Потому что в заговоре участвует младший сын дяди, ответила она. Дядя выполнит свой долг и накажет мальчика, но я не хочу, чтобы он сообщил об этом дайме и покрыл себя позором перед ним. Я не хочу, чтобы дядя узнал, что эти сведения исходят от меня. Я прошу тебя сообщить об этом дайме, сказала она.

Бенкаи спросил, откуда ей стало известно об ужасном заговоре. От моего раба Итиро, ответила она, слепого музыканта, который подслушал разговор мужчин в конюшне, где он спал. Мужчины прятались там от дождя и разговаривали, не опасаясь, что их услышат. Бенкаи известно, что раб не может сам подойти к дайме. Итиро мог только рассказать об услышанном своей госпоже.

С ее стороны было бы разумнее рассказать об этом своему дяде, подумал Бенкаи. Разумнее и гораздо проще. Она беспокоится только о себе. Почему ее вдруг взволновало, что сын Киити предатель?

Под взглядом наложницы Бенкаи поднес чашу ко рту, попробовал чай и нахмурился. Потом он посмотрел влево, на голубую ширму, украшенную золотистыми журавлями и соснами. Над ширмой летало множество москитов; их притягивал тот, кто сидел за ширмой.

Бенкаи опустил глаза на чашку. Поверхность чая была мутной. Яд. Ловушка!

Это ловушка.

Он отбросил в сторону чашку, вскочил на ноги и, взяв длинный меч обеими руками, поднял его над головой. Сделав шаг к ширме, он резко опустил меч, рассек рисовую бумагу и раскроил череп сжавшегося за ширмой ниндзя, стройного человека в черном.

– Слишком поздно, Земляной Паук, – закричала Сага. – Ты уже не успеешь на помощь к своему господину. Теперь он принадлежит ниндзя! Ниндзя!

Ниндзя. Клики убийц и шпионов, искушенных в «искусстве боя», шпионаже, шантаже и убийствах. Мужчины и женщины в черном, чьи сила, ловкость и выносливость делали их превосходными атлетами и безупречными машинами убийства. Чья великолепная подготовка заставляла многих считать их сверхъестественными существами. Чье мастерство, ниндзюцу, заключалось в умении прокрасться или искусстве быть невидимым. Ниндзя означало «прокравшиеся внутрь».

Как только мертвый ниндзя упал на разорванную ширму, Бенкаи повернулся и рассек живот нападавшего на него ниндзя с палкой из твердого дерева в руке. Трое ниндзя проникли через открытое окно, спрыгнули на покрытый коврами пол и с криком бросились на Бенкаи. С коротким мечом в одной руке и длинным в другой телохранитель побежал им навстречу; кровь его закипела от ярости и желания уничтожить противника.

Одному нападавшему он отсек руку по локоть, погрузил короткий меч в незащищенную подмышечную впадину другого, и когда третий попытался обхватить цепью его ноги и свалить на пол, телохранитель перескочил через цепь и, приземлившись на пол, мгновенно вонзил острие короткого меча в горло ниндзя.

Горя желанием уничтожить подлую Сагу, Бенкаи повернулся, и левый глаз его пронзила стрела. Боль была мучительной. Невыносимой. Он попятился назад, но остановился. Враги продолжали его атаковать. Его – полуослепшего.

Собрав волю в кулак, Бенкаи велел себе остаться на ногах и не обращать внимания на адскую боль в черепе. Смерть была естественным финалом для воина. Жизнь самурая не принадлежала ему; она принадлежала его господину, и отдать ее за своего господина было для самурая высшим счастьем.

При свете бумажных фонариков и мерцающих светильников Бенкаи пересчитал оставшихся противников. Их было четверо. Четверо ниндзя. И Сага. Он увидел в полу отверстие, где наложница прятала «прокравшихся внутрь». Он видел их оружие: трубку для выдувания отравленных стрел, мечи, цепь с тяжелым грузом на конце, палки из твердого дерева. И ханкю, маленький лук, стрела из которого попала ему в глаз. Ничто не могло сравниться с его клинком Мурамасы, оружием, которое продолжало жаждать смерти после смерти своего обладателя, оружием, которое заставляло своего обладателя убивать.

Сага, держащая в руке боевой металлический веер, указала на Бенкаи:

– Он истекает кровью. Он больше не демон. Убейте Земляного Паука и, я уверена, вам заплатят вдвое больше того, что обещали. Он не должен прийти на помощь Сабуро.

Бенкаи слышал крики со двора, с места, где располагалась охрана, с крепостных валов, с нижнего этажа. В замок проникли грозные ниндзя с их невидимыми и неведомыми методами уничтожения. Сделать это они могли только с помощью того, кто находится в замке. Будь проклят тот, кто предал замок Икуба.

На такие козни Сага была неспособна. Этот вероломный заговор мог организовать только человек гораздо более коварный, чем она, и этим человеком мог быть только ее дядя. Несмотря на то, что Бенкаи ощущал во рту вкус крови, он поклялся, что измена Киити не останется безнаказанной. В этой жизни или жизнях будущих Киити заплатит за то, что сделал этой ночью.

Бенкаи заставил себя не думать о стреле в глазу. У него не было времени для того, чтобы вытащить ее и перевязать страшную рану. Честь его требовала, чтобы он немедленно оказался возле своего господина, иначе от него навсегда отвернутся все боги и его предки.

Отбросив короткий меч в сторону, Бенкаи с криком бросился на четверых противников. Не оборачиваясь, он взмахнул мечом и вонзил его в живот противника, находящегося позади него, затем вытащил меч и одним длинным ударом перерезал горло двум другим. Повернувшись вправо, он выбил палку из рук последнего противника и нанес мощный удар, который рассек того от правого плеча до левого бедра. Последние четверо ниндзя были убиты меньше, чем за три секунды.

Теперь он прижал острие длинного меча к горлу рыдающей, охваченной ужасом Саги. Он спросил: «Киити?» Она часто закивала.

Бенкаи обезглавил ее одним ударом.

* * *

Был уже рассвет, когда Бенкаи, из глаза которого по-прежнему торчала стрела, опустился на колени перед запретной дубовой дверью в покоях господина Сабуро и приготовился совершить сеппуку, вспарывание живота – ритуальное самоубийство, с помощью которого побежденный воин мог избежать позора.

Четверо охранников наблюдали, как он вытащил из-за пояса длинный и короткий мечи и положил их на пол справа от себя. Окровавленная голова Саги осталась висеть на его поясе, привязанная к нему темными длинными волосами. Бенкаи распахнул кимоно, обнажив грудь и живот. В нескольких ярдах от него дубовая дверь сотрясалась от ударов тарана, и были слышны крики и проклятия рассвирепевших ниндзя.

С Киити во главе ниндзя перебили офицеров Сабуро, оставив гарнизон замка без командиров. Одетые точно так же, как воины Сабуро, ниндзя свободно передвигались по замку и вокруг него, убивая всех, кто встречался им на пути. Началась паника. Не веря больше своим товарищам, напуганные солдаты Сабуро забаррикадировались в казарме и отказались сражаться.

Но если бы даже все войско Сабуро вступило в бой, битва за замок Икуба все равно была бы проиграна. Крепость уже была в руках вероломного Киити и «Кога ниндзя», мощной клики, которая управляла целой провинцией. Снаружи замок был окружен многотысячной кавалерией и пешими солдатами Хидэеси – армией, которая ни разу не терпела поражений в бою. Замок был полностью окружен, и его защитники обречены.

Для Бенкаи сеппуку было единственной возможностью избежать плена и сохранить свою честь. Самоубийство было предпочтительнее, чем попасть в плен к ненавистным врагам. Лишь несколько минут назад в зале, где на позолоченном потолке были изображены морское побережье и водопады, Бенкаи помог господину Сабуро совершить сеппуку.

Чтобы вспороть свой живот, требовалось мужество и самообладание, свойственное лишь истинному воину. Сабуро не был таким человеком. Он был безвольным, и Бенкаи знал это. Он понимал, что в последний момент Сабуро наверняка испугается, и поэтому решил оказать своему господину последнюю услугу.

Когда заплаканный Сабуро протянул дрожащую руку к длинному ритуальному ножу, Бенкаи быстро обезглавил его, не дав дайме проявить малодушие и опозорить себя перед охранниками. Являясь кайсяку, вторым исполнителем ритуального самоубийства, Бенкаи имел право в любой момент прервать агонию своего господина.

Теперь, когда дубовая дверь дрожала от ударов тарана, Бенкаи готовился покинуть этот мир. Долг требовал, чтобы он убил Киити. Выполнить его в этой жизни он уже не сумеет. Но существование бесконечно. И у него, и у Киити впереди еще много жизней. Сейчас Бенкаи вскроет свой живот в надежде, что когда боги увидят чистоту его души, они сделают так, что они с Киити еще раз встретятся лицом к лицу. Даже если для этого потребуется прожить тысячи жизней, Бенкаи был полон решимости отплатить кровью за кровь, злом за зло.

Кто-то сзади позвал Бенкаи. Он оглянулся и увидел Асано, командира охраны замка, который сделал два шага вперед и поклонился. Рослый и задумчивый Асано был лучшим другом Бенкаи. Беззвучно плача, охранник вызвался быть его кайсяку, чтобы при необходимости прекратить его агонию. Телохранитель кивнул. Он быстро терял силы. Боль в голове была невыносимой. Его покачивало, и он мог в любую минуту потерять сознание.

Через мгновение дубовая дверь затрещала, но засов и петли выдержали. Бенкаи слышал, как Киити требовал, чтобы ниндзя схватили его и Сабуро. Киити кричал, что должен отомстить Бенкаи за смерть Саги.

В этот момент дверь слетела с петель, и из заполненного дымом коридора в богато украшенные покои дайме вбежали ниндзя в масках, опрокидывая на своем пути кедровые складные ширмы, статуэтки из слоновой кости, мебель из красного дерева ручной работы. Впереди них бежал Киити. Увидев стоящего на коленях Бенкаи, он крикнул, не видеть тебе достойной смерти. Кровь за кровь. Твоя жизнь за жизнь Саги.

Бенкаи потянулся к клинку Мурамасы. Силы уже почти покинули его. Если он не сумеет поднять меч, то Киити станет орудием его смерти. Это будет бесславная, позорная смерть. И тут он услышал пронзительный крик и увидел бегущего мимо него с поднятым мечом Асано, который бросился на Киити, хотя тот был гораздо более опытным фехтовальщиком. Асано жертвовал жизнью, чтобы Бенкаи мог с честью завершить начатое.

Ниндзя безмолвно наблюдали за яростной схваткой Киити и Асано, которые сражались, демонстрируя все свое мастерство, и, нанося удары, громко кричали, чтобы прибавить смелости и укрепить свой дух. Победил все-таки Киити, закончивший этот поединок очень эффектно: атакуя Асано и притворившись, что собирается нанести удар в голову, он низко пригнулся и вонзил лезвие в живот Асано.

Когда Киити повернулся и посмотрел на Бенкаи, один из ниндзя, лицо которого тоже было закрыто маской, вышел вперед и положил руку на плечо Киити. Он сказал ему, чтобы Киити не нападал на Бенкаи. Друг только что отдал свою жизнь, чтобы Бенкаи мог умереть с честью, и жертва эта не должна стать напрасной. Киити сбросил с плеча его руку и бросился на Бенкаи, но дорогу ему преградили трое вооруженных ниндзя. Один из них угрожающе поднял серп, заставив Киити попятиться к двери.

Не обращая внимания на ниндзя, Бенкаи обеими руками схватился за стрелу и выдернул древко – наконечник остался в глазнице. Отбросил в сторону окровавленный кусок, дерева и поднял длинный нож Сабуро. Лицо Бенкаи напряглось от боли, но он не издал ни звука. Все, кроме Киити, были восхищены мужеством телохранителя.

Бенкаи сказал:

– Я покажу вам, как умирает настоящий воин, по собственной воле и тогда, когда сам этого пожелает. И в эти последние минуты я клянусь, что вернусь и покараю того, кто предал моего господина.

Он пристально посмотрел на Киити, который выпрямился и попытался выдержать взгляд телохранителя, но, в конце концов, вынужден был отвести глаза.

После этого Бенкаи решительно поднял длинный нож Сабуро и, взявшись за рукоятку двумя руками, глубоко погрузил лезвие себе в левый бок. Он задрожал, но не издал ни звука, когда медленно, разрезая собственную плоть, протащил нож через весь живот к правому боку, и затем сделал то, чего никогда не видели ниндзя или Киити: он повернул лезвие и слегка потянул его вверх – этот разрез носил название дзюмондзи, и на него могли решиться только самые мужественные самураи.

Простояв так несколько секунд, он собрал все свои силы, выдернул из тела нож, затолкнул окровавленный клинок себе в рот и упал лицом вниз на покрытый матами пол.

Потрясенные ниндзя застыли, не веря своим глазам, и тут небо потемнело, и сверкнула ярчайшая молния. По замку неожиданно захлестал холодный дождь и крупные градины, затем случилось землетрясение, которое сгубило много людей и зверей и разрушило много строений. Вслед за землетрясением пошли пожары и мор, и менее, чем за сорок восемь часов погибла треть огромной армии Хидэеси. Говорили, что это Ики-ре, злейший из духов, мстит за смерть Бенкаи и долго еще будет продолжать мстить, пока не выместит всю свою злобу.

Впоследствии Киити будет спать только в освещенной комнате, в кровати, окруженной вооруженной охраной. В коридорах его замка имелись «соловьиные полы», которые «пели» или пищали, когда на них кто-либо становился, предупреждая о приближении убийцы. На потолках замка висели тяжелые сети, готовые упасть на врагов Киити. Имелись также люки, открывавшие ощетинившиеся бамбуковыми отравленными кольями ямы, петляющие коридоры, специально заводящие человека в тупик, скрытые пружины, пускающие отравленные стрелы. Все это должно было защитить его от возвращения Бенкаи, Земляного Паука.

Через два года после того, как Киити предал замок Икуба, он тоже наложил на себя руки. Однако он не посмел совершить сеппуку, а проглотил яд. Своей наложнице он признался, что только так он мог спастись от Бенкаи и Ики-ре, которые приходили к нему во сне, не зная устали.

Неосуществленные помыслы прошлых жизней.

* * *

Сидящий в своей спальне у стола Тодд закончил зашнуровывать ботинки. Часы с цифрами табло перед ним показывали 11.09 вечера. Ему нужно было торопиться. Он должен был попасть в китайский квартал до полуночи. Никто не мог помешать ему выйти из дома в столь поздний час. Отец его обедал с приятелем, а мачеха, Джан, недавно переехала в гостиницу.

Тодд встал, подошел к шкафу и присел на корточки. Сунув руку в коричневый кожаный ботинок, он вытащил из него ремень. Поднял его одной рукой и коснулся небольшой темной пряжки. Вздрогнул, словно от холода. Эта пряжка была сделана из металла клинка Мурамасы, который принадлежал Бенкаи.

Тодд пропустил ремень через петли на своих джинсах и застегнул пряжку. Закрыл глаза, задрожал и закачался. Покрывшись потом и тяжело дыша, он упал возле кровати на колени, схватил подушку и упал на пол. Тело его затвердело, спина выгнулась, затем он беспомощно вытянулся на полу. Он лежал тихо, пока дыхание не стало ровным, потом он поднялся на ноги.

Он подошел к окну и посмотрел на потемневшую Восточную реку и огни Бруклинского моста. Он стоял неподвижно; юное лицо его было бесстрастным, глаза бесчувственными.

Затем он покинул квартиру и отправился в путь, который должен свести его лицом к лицу с Киити.