За драмой, разыгравшейся во дворце Олдорандо, и последовавшим за этим унижением короля ЯндолАнганола наблюдало гораздо больше глаз, чем король Сайрен Станд мог бы представить.

Однако нельзя сказать, что наблюдение за событиями, в которых король ЯндолАнганол играл решающую роль, увлекло все без исключения население Аверна. Некоторые ученые гораздо больше внимания уделяли коренным природным переменам, происходящим в разных уголках планеты, или же глобальным и не менее значительным событиям ее общественной жизни, в которых король Борлиена был всего лишь второстепенной проходной фигурой. К примеру, группа ученых дам из семейства Тан занималась выявлением корней многовековых местечковых раздоров. Они прослеживали развитие конфликтов из поколения в поколение, определяя, где брало начало то или иное неразрешимое противоречие, где оно переходило рубеж конфликта и когда и каким путем, наконец, изредка разрешалось. В частности, одним из объектов наблюдения этой группы была деревенька в северной провинции Борлиена, через которую, направляясь в Олдорандо, недавно проехал король. Там отправной точкой конфликта был вопрос о том, имеют или не имеют право свиньи, принадлежащие двум соседям, пить из одного ручья. Через некоторое время и свиньи, и ручей были забыты, но свара и не думала утихать, и постепенно дошло до легкого взаимного кровопролития, хождения соседей «стенка на стенку» с кольями в руках. Появление на деревенской улице короля ЯндолАнганола с эскортом фагоров способствовало новому всплеску вражды, в результате которого в последовавшей той же ночью стычке одному из молодых людей сломали палец.

Правда, в текущий момент ученые дамы из семейства Тан еще ничего не знали об этом любопытном аспекте развития ссоры. Все их научные заметки автоматически сохранялись в памяти компьютера для последующего изучения на Земле. В настоящее время дамы Тан работали над ссорой, имевшей место два столетия назад и вспыхнувшей из-за чрезвычайно неприличного происшествия - старик в одной деревне был ограблен жителями другой деревни. После того как инцидент был наконец исчерпан, о нем сложили очень красивую песнь, с тех пор традиционно исполнявшуюся при каждом удобном случае на каждом деревенском празднике. По мнению авернских ученых дам, подобный инцидент был столь же жизненно важен для культуры планеты, сколь и суд над ЯндолАнганолом - и, конечно же, гораздо важнее всех текущих перипетий неорганического мира.

Другая группа ученых занималась исследованием предметов еще более эзотерических. Эти люди особенно пристальное внимание уделяли упадку, который претерпевали теперь фагоры. Факт миграции фагоров, столь удивительный для жителей Гелликонии, на Аверне не удивлял никого. Анципиталы имели уходящие корнями в древность рефлексы и манеру поведения, от которых они не смогли освободиться по сей день, хотя многие на Гелликонии предполагали обратное. Появились так называемые «одомашненные» фагоры, с готовностью принявшие руководство человека, как в свое время сделали кзаххны; но была и другая группа анципиталов, тайная и скрытая от глаз человека, выживающая во время резкой смены сезонов и выжидающая, как когда-то их предки, от которых они забирали все лучшее и двигались с полученной основой дальше. Это были свободные создания, независимые от человека и не испытавшие на себе его влияния.

У истории Олдорандо тоже были свои исследователи, более всего интересовавшиеся процессом. Эта группа отслеживала основные этапы жизненного пути наиболее ярких представителей населения страны.

Когда электронные глаза Аверна впервые взглянули на Олдорандо, в ту пору еще Эмбруддок, это место славилось только своими горячими источниками да еще слиянием двух рек. Вокруг горячих источников среди бескрайней ледяной пустыни стояло несколько приземистых башен. Уже в ту пору, в годы первых авернских исследований, заметили, что место это расположено очень выгодно стратегически и в будущем, когда климат наконец изменится к лучшему, наверняка станет центром активного развития цивилизации.

В настоящее время Олдорандо стал городом гораздо более известным и популярным, чем в ту далекую пору мог предположить кто-либо из членов шести семейств. Подобно живому организму, город разрастался в благоприятное время года и съёживался во время холодов или невыносимой жары.

Однако, и многие на Аверне с этим соглашались, история этого края только-только начиналась. Авернцы вели регистрацию всех событий на поверхности планеты, они передавали накапливающиеся сведения на Землю, и те пакеты информации, что посылались излучательными антеннами станции наблюдения в настоящий момент, должны были достигнуть Земли только в 7877 году. О сложности устройства биосферы Гелликонии и взаимоотношений ее компонентов, о ее изменениях в течение Великого Года на Земле должны были узнать только после того, как тут, на станции, пройдет два полных больших цикла.

Ученые будут и дальше анализировать и пытаться предсказывать. Будут предпринимать попытки создать на основе проводимых ограниченных изысканий стройную картину. Но ни один из обитателей Аверна, каким бы проницательным он ни был, не мог заглянуть в будущее дальше, чем пытался это сделать в утро своего падения король ЯндолАнганол.

Король Сайрен Станд пребывал, быть может, в наилучшем расположении духа с той поры, как была убита его старшая дочь. После суда, в предвкушении событий, которые должны были последовать в полдень, и все еще остро переживая восторг от унижения короля ЯндолАнганола, король Станд, подкрепившись легким завтраком, состоявшим из мяса дорзинской козы, созвал в дворцовом саду своих советников, чтобы похвастать перед ними, каким ловким хитрецом и умницей он себя показал.

– Не скрою, я вовсе не рассчитывал так легко одолеть короля ЯндолАнганола, - откровенно признался он совету. - Угрозой смертной казни я хотел лишь немного осадить его, и этот его сын-чужак, это волосатое грязное ничтожество, пришелся здесь как нельзя более кстати. Король Анганол полагал, будто ему позволено все, чего он ни пожелает. Но это не так.

Когда Станд наконец закончил свои излияния, его старший советник, выступив вперед, произнес благодарственную речь его величеству.

– Мы с радостью наблюдали, как умело вы, ваше величество, поставили на место монарха, привечающего на землях своего королевства фагоров и обращающегося там с ними… почти как с людьми. Здесь, в Олдорандо, нам издавна известно, что в действительности фагоры всегда были и останутся лишь грязными животными и ничем иным. У двурогих все повадки и ужимки животных. Пускай они говорят. Попугаи и приты тоже говорят.

Но в отличие от попугаев и притов фагоры во все времена были враждебно настроены к людям. Никому не известно, откуда фагоры пришли. Есть мнение, что они появились во второй половине Времен Холодов. Но одно мы отлично знаем, о чем король ЯндолАнганол не имеет представления, - этих мерзостных, враждебных нам созданий следует истребить без остатка, сначала устранить из рядов человеческого сообщества, а потом и вовсе стереть с лица земли.

По сию пору нам приходится терпеть присутствие в городской черте, в Парке Свистуна, фагоров короля Анганола. Сегодня днем, и так думаю не только я один, мы еще раз докажем нашему доброму королю Сайрену Станду свою преданность, избавив его и город от этого зловонного стада вместе с его гнусным гуртовщиком. Вышвырнуть их из города!

Со всех сторон послышались дружные аплодисменты. Хлопали все, даже сам король Сайрен Станд. Речь министра словно бы отзывалась эхом его собственных мыслей.

Подобная лесть пришлась весьма и весьма по душе королю Олдорандо. Однако при этом он был далеко не дурак. Олдорандо требовалось заключить союз с Борлиеном. Но король Станд хотел заранее закрепить за собой старшинство в этом союзе. Кроме того, он горячо надеялся, что то, что должно случиться очень скоро, в наступающий полдень, окажет серьезное влияние на нацию, с недавних пор начавшую разувериваться в монархе-союзнике, - на панновальцев. Сегодня он намеревался бросить вызов монополии Це'Сарра на веру и военное первенство; всего этого он мог достигнуть, насаждая господствующую в Панновале философию, направленную против расы анципиталов. Коротко переговорив с СарториИрврашем, он понял, что открытие этого ученого поможет ему добиться желаемого результата.

С самим СарториИрврашем он заключил сделку. В обмен на небольшое выступление перед придворными и избранными церковниками в сегодняшний полдень и окончательное сокрушение авторитета короля ЯндолАнганола Сайрен Станд обещал бывшему советнику помочь освободить Оди Джесератабхар из сиборнальского посольства, несмотря на зубовный скрежет сиборнальцев. Он обещал предоставить Оди и СарториИрврашу безопасное жилье при дворце, где они смогли бы жить и работать в мире и покое. Договор был скреплен согласием с обеих сторон, причем каждая сторона довольно улыбалась, считая себя единственной не оставшейся внакладе.

* * *

Жара отняла силы у многих, кто в то утро пришел во дворец; по слухам, доходившим до обители Сайрена Станда, в этот день в городе было отмечено до сотни смертей от теплового удара. Полуденное представление решено было устроить во дворцовом саду, где били фонтаны и на листве блестела влага, а между деревьями были устроены навесы для создания приятной тени.

Когда важнейшие из придворных и представителей Церкви наконец собрались в саду, появился король Сайрен Станд под руку с королевой. Следом за высочайшей четой шла принцесса-дочь. Подняв бровь, король Олдорандо обвел присутствующих взглядом в поисках ЯндолАнганола. Милуя Тал увидела короля Орла первой и заторопилась к нему через лужайку. Король ЯндолАнганол стоял под деревом в компании своего оружейника и двух капитанов.

– А эти парни смелые ребята, - пробормотал Сайрен Станд. Сразу же после суда он приказал доставить Анганолу украшенное виньетками письмо, в котором извинялся за ошибочное обвинение и заключение в темницу, что, по мнению хозяина дворца Олдорандо, оправдывала внешняя вескость улик. О чем король Станд не знал, так это о том, что его жена, Бакхаарнет-она, в тот же час отправила борлиенцу сходное письмо, в котором выразила свою боль и муку из-за случившегося и в частности назвала своего мужа «палачом любви».

Когда король наконец удобно уселся на троне, ударили в гонг и на поляне появился облаченный в черное Криспан Морну. Кимон Эурас, секретарь министров, очевидно был слишком утомлен утренними событиями, чтобы участвовать в чем-то еще. Криспан Морну выступал один.

Поднявшись на помост, возведенный посреди лужайки, Морну поклонился королю и королеве и заговорил. О его голосе один из придворных остряков однажды заметил, что в нем столько же благозвучия, сколько любовного пыла в публично повешенном.

– Сегодня должно произойти достаточно редкое и необычное событие. Сегодня мы станем свидетелями совершенного силой мысли открытия, представленного на наш суд, первыми вкусим плоды исторических и натурфилософских исследований. В настоящем поколении мы, одна из самых просвещенных наций, понимаем, в чем причина прерывистости истории нашего народа да и многих других народов. Причина эта - в цикличности Великого Года, состоящего из 1825 малых лет, а отнюдь не в войнах или лености, как иногда заявляют. Великий Год имеет два противоположных периода - глубокого леденящего холода и испепеляющей жары. Таково наказание, насылаемое Всемогущим на человечество за его грехи. В холодные годы развитие культуры, как правило, замирает, а иногда и откатывается назад.

Сегодня мы услышим того, чей острый разум сумел пронизать периодичность темных лет и выкристаллизовать крупицы знания, связавшие нас теперешних с отдаленными временами. Открытие это сегодня для нас чрезвычайно интересно. Коротко говоря, оно касается чудовищ, преследующих нас и насланных на нас Всемогущим, - фагоров.

Благородное собрание, я призываю вас внимательно выслушать известного ученого и философа, доктора СарториИрвраша.

Над лужайкой разнеслись вялые вежливые хлопки. Музыка и непристойные представления интересовали подавляющее большинство присутствующих значительно больше, чем умные беседы.

Под затихающие аплодисменты на помост взошел СарториИрвраш. Приглаживая знакомым жестом усы, он быстро оглянулся направо и налево. Он казался совершенно спокойным и уверенным. Вместе с ним на помост поднялась Оди Джесератабхар в красивом чаргираке с цветочным рисунком. Уже совершенно оправившись от раны, нанесенной ей ассатасси, она чувствовала себя отлично и была очень подвижна. На присутствующих она взглянула как типичная ускутка, холодно и надменно. Но когда глаза ее наконец остановились на СарториИрвраше, взгляд их смягчился.

На его голове красовалась полотняная шляпа, прикрывающая лысину. Бывший советник матрассильского двора принес с собой несколько книг, которые, прежде чем начать говорить, тщательно разложил на столе, стоящем на помосте. Академический бесстрастный тон, в котором он начал свое выступление, ничем не предвещал оцепенение и ужас, которые вскоре должны были породить слова советника.

– Я благодарен королю Сайрену Станду за предоставленное мне при дворе Олдорандо убежище. За свою долгую жизнь я познал немало превратностей судьбы, и даже здесь, в этой древней процветающей столице, оказалось, что я по-прежнему не вырвался из рук тех, кто издавна был известен как противник знания. Однако, как ни странно, нередко именно те, кто сам не тянется к знанию и ненавидит науки, способствуют их развитию.

Много лет я служил советником у короля ВарпалАнганола, а после перешел на службу к его сыну, сегодня утром испытавшему на себе всю силу правосудия и сейчас присутствующему здесь. Этот человек, король Борлиена, в пылу ярости изгнал меня с поста советника, совершенно несправедливо. Состоя советником при королевском дворе Борлиена, я имел возможность в течение многих лет проводить исследования накопленных в нашем мире знаний и сжато описывал их в труде, названном мною «Азбукой Истории и Природы», причем одной из главных целей ставил отделение домысла и мифа от того, что имело место на самом деле. Примерно о том же я собираюсь говорить и сейчас.

После того как я попал при матрассильском дворе в немилость и был изгнан, все мои бумаги были безжалостно сожжены и труд моей жизни погиб. Но знание я сохранил в неприкосновенности в своей голове. Используя это знание и соединив его с полученным после изгнания из Борлиена опытом, а также в большой степени благодаря помощи прекрасной дамы, что стоит рядом со мной, Оди Джесератабхар, адмирала воинов-священников сиборнальского флота, я сумел разрешить многие из тех важнейших загадок, над которыми ломал голову с давних пор.

Среди прочих есть и загадка, ответ на которую показался мне чрезвычайно важным, имеющим космологическое значение, - это то, с чем мы сталкиваемся ежедневно. Прошу вас потерпеть немного и, несмотря на жару, выслушать меня до конца, а я в свою очередь постараюсь быть как можно более краток, хотя, как известно, это не всегда входило в мои привычки.

Улыбнувшись, он еще раз огляделся. В глазах, устремленных на него со всех сторон, читались внимание и интерес, напускные или подлинные. Воодушевленный, он смело перешел к делу.

– Смею надеяться, что я никого не задену тем, что скажу далее. Решившись поведать свету о своем открытии, я уповал на то, что человек любит правду более всего на свете.

Погрязнув в житейских заботах, мы редко поднимаемся над собой, чтобы окинуть взглядом перспективу всего, что творится на планете вокруг нас. То, что происходит сейчас с Гелликонией, воистину подобно чуду. Наш мир напитан жизнью до краев. Жизнь, копытная и крылатая, существует повсюду от одного полюса до другого, во всякое время Великого Года. Неисчислимые стада фламбергов, не менее миллиона голов в каждом, без видимой цели мчатся по бескрайним равнинам Сиборнальского материка. Я был свидетелем нашествия такого стада, и поверьте, это нельзя забыть. Откуда взялись эти рогатые создания? Как давно они существуют на свете? На эти вопросы у нас нет ответа. Нам остается только неметь от благоговейного ужаса при виде подобного множества живых существ.

Но тайна древности может быть раскрыта, стоит только отбросить излишнее стеснение перед природой. Причем тайну эту могли бы раскрыть очень давно, если бы все короли обладали мудростью короля Сайрена Станда.

С этими словами СарториИрвраш поклонился монарху, который ответил ему улыбкой, совершенно не догадываясь о том, что последует далее. С разных сторон донеслись разрозненные хлопки.

– В пору моего мирного существования при дворе в Матрассиле, мне доводилось наслаждаться обществом МирдемИнггалы, прозванной за свою несравненную красоту королевой королев, - очевидно, потому, что люди, давшие МирдемИнггале такое имя, не знали королевы Бакхаарнет-она. Вместе с МирдемИнггалой всегда была ее дочь, юная принцесса ТатроманАдала. Я часто играл с принцессой и читал ей сказки из ярких детских книжек, которых у той было великое множество. Мои бумаги уничтожены, но по счастью книжки принцессы Татро не постигла та же участь, даже после того как ее жестокий отец изгнал ее вместе с матерью на побережье. Вот книга, точно такая же, как я читал когда-то Татро.

В этом месте Оди взяла со стола небольшую книгу и подняла ее так, чтобы было видно всем.

– В книге Татро была сказка «Серебряный глаз». Много раз я читал ее принцессе, не вникая во внутренний смысл этой истории. И лишь по воле случая пустившись в плавание, я сумел угадать правду. Возможно, потому, что стада фламбергов напомнили мне примитивных странствующих фагоров древности.

До этих слов СарториИрвраша слушатели внимали ему, говорящему без обычного для него педантизма, с ленивым вниманием. Многие из присутствующих, раскинувшихся на травке, были ярыми приверженцами и даже организаторами крестовых походов против фагоров, исконными, природными ненавистниками анципиталов; заслышав слово «фагор», они начали с интересом прислушиваться.

– Так, в сказке о Серебряном Глазе упоминается фагор. Точнее, речь идет о гиллоте, состоящей советницей при дворе короля сказочной страны Понптпандум. Хотя страна эта не такая уж сказочная - сегодня Понптпандум, ныне называющийся Понипот, благополучно существует к западу от Барьерных гор. Гиллота, наделенная магической силой, направляла короля и давала ему мудрые советы, касающиеся управления королевством. Король стал зависеть от любого слова гиллоты, как малый сын от матери. В конце сказки король убивает гиллоту.

Серебряный глаз, о котором идет речь в этой сказке или легенде, представляет собой предмет в небе вроде солнца, но только серебристого цвета и светящий по ночам. Глаз этот можно было бы сравнить и с недалекой звездой, не дающей тепла. Когда король убил гиллоту, Серебряный Глаз уплыл в небо и больше не появился.

«Что все это может означать? - спросил я себя. - Нет ли в сказке скрытого смысла?»

Подойдя к самому краю помоста, СарториИрвраш, уже очень взволнованный и желающий как можно скорее выложить наконец сокровенное, склонился через перила к аудитории и простер руку.

– В конце концов я нашел ответ во время плавания на ускутском военном корабле. Наше судно попало в штиль в проливе Кадмира. Присутствующая здесь дама, Оди Джесератабхар, и я отправились в шлюпке на остров, где нам удалось захватить живьем гиллоту с черной шерстью. Известно, что перед началом брачного периода и гона у самок анципиталов в течение одного дня бывают месячные. Всю жизнь пренебрегая анципиталами и питая к ним стойкое предубеждение, я никогда не изучал их языков, ни родного, ни хурдху, но общаясь с гиллотой через переводчика, я вдруг выяснил, что на хурдху месячные гиллот называются «теннхрр». Вот это-то и послужило ключом! Прошу у присутствующих прощения за столь продолжительное вступление, а также за то, что вещи, о которых я говорю, на первый взгляд кажутся незначительными.

В своих записках - уничтоженных королем ЯндолАнганолом - я отмечал, что у фагоров, как бы примитивны они ни были, тоже существуют легенды, одна или две, передающиеся из поколение в поколение. Трудно было ожидать, что в этих легендах может крыться хоть какой-то смысл. Однако в одной из легенд говорится, что когда-то давным-давно вокруг Гелликонии обращалось некое дочернее тело, как сама Гелликония обращается вокруг Беталикса, а Беталикс вокруг Фреира. Когда вблизи нашей планеты появился Фреир и на ней зародилось человечество, это дочернее тело по какой-то причине уплыло. Так следует из легенды фагоров. Причем называлось это пропавшее небесное тело не иначе как Т'Сехн-Хрр.

«Не может ли оказаться, что слова «теннхрр» и «Т'Сехн-Хрр» означают одно и то же?» - задал я себе вопрос.

Теннхрр случается у гиллот десять раз в течение малого года - каждые шесть недель. Таким образом, можно предположить, что Серебряный Глаз в небесах, или же луна, являлся как бы мерилом для срока месячных. Но могла ли луна «Т'Сехн-Хрр», если допустить ее существование, облетать Гелликонию один раз за шесть недель? Каким образом проверить события такой давности, что даже в человеческой истории о них не сохранилось ни документальных свидетельств, ни записей, ни рисунков - ничего?

Ответ вновь нашелся - он крылся в сказках Татро.

В сказке Татро говорится, что небесный глаз открывался и закрывался. Это могло означать, например, что глаз становился то больше, то меньше в зависимости от расстояния, отделявшего его от Гелликонии, как это происходит теперь с Фреиром. По сказке, Глаз широко или полностью открывался десять раз в году. Понимаете? Снова десять. Взятые из разных мест фрагменты головоломки совпали.

Надеюсь, теперь вам понятен вывод, к которому я тотчас пришел?

СарториИрвраш обвел глазами аудиторию и совершенно ясно увидел, что ничего подобного здесь ожидать не приходится, тем более немедленно. Слушатели вежливо ждали продолжения и ответа. Он снова заговорил, отметив, что его собственный голос от волнения поднимается до крика.

– Когда-то у нашего мира был спутник, собственная луна, серебряная луна, Глаз в Небесах, которого он лишился во время каких-то невероятных катаклизмов. Луна эта уплыла прочь, каким образом - неизвестно. Луна называлась Т'Сехн-Хрр, и имя ей дали фагоры.

Заглянув в свои записи, СарториИрвраш коротко переговорил с Оди; в продолжение паузы его слушатели нетерпеливо елозили на своих местах. Когда СарториИрвраш заговорил снова, в его голосе появилась суровая нотка.

– Откуда, спросите вы, у луны может быть имя, данное ей именно фагорами? Почему в анналах человечества нет никаких записей о небесной сестре Гелликонии? Ответ можно найти в хитросплетениях и перипетиях древности.

Оглядевшись вокруг, я, представьте себе, нашел-таки потерянную луну. Но не в небе, а в совершенно ином месте - луна эта светила из оборотов нашей повседневной речи. Каким образом, скажите, устроен наш календарь? Восемь дней в неделе, шесть недель в теннере, десять теннеров в году из четырехсот восьмидесяти дней… Никто из нас никогда не спрашивал себя, почему наш календарь устроен именно так. Никто из нас не догадывался задуматься над тем, отчего теннер зовется именно теннером, и никак иначе, и почему в году ровно десять теннеров.

Но и это еще не все. Наше всем известное слово «теннер» означает миг, когда Небесный Глаз бывал полностью раскрыт. Так люди приняли в свою речь слово фагоров «теннхрр». Наш «теннер» - это «теннхрр» фагоров, и он же - «Т'Сехн-Хрр».

Тихий говор, зародившийся среди слушателей, постепенно набирал громкость. Сайрен Станд оглядывался по сторонам и, видимо, чувствовал себя очень неловко. Еще раз взяв со стола книжку Татро, СарториИрвраш призвал присутствующих к молчанию. Он настолько увлекся своим рассказом, что уже не замечал пропасть, разверзшуюся у его ног.

– Вот, друзья мои, и весь вывод, к которому я пришел. Среди вас стоит король ЯндолАнганол, и вы можете спросить его - я уверен, он знает правду и не посмеет опровергнуть мои слова, ибо не кто иной, как он всеми силами способствует тому, чтобы на землях его королевства агуманы спокойно селились и плодились во множестве.

Но король ЯндолАнганол больше никого не интересовал. Злобные лица уставились на СарториИрвраша.

– Окончательный вывод также ясен и очевиден. Раса анципиталов, на счет которой мы в течение многих веков записываем все беды человечества, вовсе не раса недавних пришельцев-захватчиков, вроде, например, дриатов. Нет. Анципиталы - древняя раса. Некогда фагоры населяли всю Гелликонию, как теперь фламберги заполонили области Приполярья.

Фагоры пришли в этот мир не во время последней Вейр-Зимы, как зовут холода сиборнальцы. Нет. Считать так - означает расписываться в своем невежестве. Правда кроется, как ни странно, в сказке. Правда в том, что на Гелликонии фагоры появились задолго до людей.

Фагоры владели Гелликонией прежде, чем в ее небе появился Фреир - и, возможно, это продолжалось очень и очень много веков. Люди появились много позже. В самом начале люди зависели от фагоров, были накрепко привязаны к ним. Фагоры научили людей речи, и потому в нашем языке до сих пор сохранилось столько слов двурогих. «Кхмир» на родном означает «период гона». Даже само имя нашего мира, «Гелликония», вышло из языка фагоров.

Король ЯндолАнганол наконец нашел в себе силы заговорить. То, о чем говорил его бывший советник, настолько потрясало основы веры, что в течение довольно долгого времени король Орел стоял словно в трансе, выпучив глаза и приоткрыв рот, напоминая больше рыбу, чем гордую птицу.

– Ложь, ересь, святотатство! - выкрикнул он.

При слове «святотатство» опомнились и другие. Но вмешательство короля Сайрена Станда остановило зарождающийся скандал - монарх направил к ЯндолАнганолу стражников, которым поручено было следить за тем, чтобы вспыльчивый борлиенец не мешал выступлению. К королю Орлу устремились несколько дюжих воинов - чтобы остановиться перед сверкнувшими остриями мечей борлиенских капитанов, в любую секунду готовых к драке. Вот-вот могло начаться кровопролитие.

СарториИрвраш повысил голос.

– Итак, наша слава несколько потускнела от слова правды. Истина в том, что фагоры появились на свете куда раньше людей. Фагоры были господствующей расой на Гелликонии и, вполне возможно, обращались с нашими предками как с животными до тех пор, пока мы, люди, не восстали и не освободились от их господства.

– Дайте ему сказать! - неожиданно закричала Бакхаарнет-она. - Неужели вы все так уверены в своей правоте?

Муж-король наотмашь ударил ее по лицу.

Бессвязный говор и выкрики становились все громче. Везде люди поднимались на ноги и что-то яростно кричали или, наоборот, опускались на колени и тихо молились. В саду появилась новая группа стражников, и несколько придворных дам поторопились скрыться с места зарождающегося скандала, пока не дошло до рукопашной. Вокруг ЯндолАнганола наконец заблистала сталь. В СарториИрвраша полетел первый камень, угодивший ему в руку. Потирая ушибленное место, ученый продолжал говорить.

Среди придворной толпы, заходящейся от ярости, был по меньшей мере один спокойный и внимательный слушатель, посланник его святейшества Элам Эсомбер. Он не желал принимать участия в назревающих беспорядках. Равнодушный и холодный в душе, он наблюдал за происходящим совершенно спокойно, ничуть им не затронутый, испытывая только удивление от того, какое действие сказанное возымело на олдорандцев.

Обитатели Земли, отделенные от Гелликонии пространством и временем, взирали на творящееся на поляне в саду короля Сайрена Станда с меньшим спокойствием и отстраненностью. Земляне в большинстве своем знали, что в словах СарториИрвраша содержится правда или почти правда, за исключением отдельных мелких неточностей. Знали здесь и то, что человек отнюдь не любит правду превыше всего на свете, как полагал бывший советник. За правду приходилось все время бороться, правда чаще всего обнаруживала свойство безвозвратно теряться. Правда могла уплыть в неизвестность подобно Серебряному Глазу, чтобы никогда уже не вернуться.

Как уплыл в неизвестность Т'Сехн-Хрр, никто из людей не видел. Космологи на Земле и Аверне реконструировали это событие с максимально возможной степенью приближения и с тех пор считали, что имеют о нем практически полное представление. Катаклизм случился восемь миллионов земных лет назад, когда сила тяготения звезды Фреир, размерами и массой в 14,8 раз превосходящей Солнце, вырвала Т'Сехн-Хрр из объятий Гелликонии.

Из вычислений следовало, что радиус Т'Сехн-Хрр составлял 1252 километра против 7723 километров Гелликонии. То, что спутник Гелликонии мог породить на своей поверхности жизнь, было весьма сомнительно.

Не вызывало сомнения только одно: эти эпические события, имея вид совершенно катастрофический, накрепко запечатлелись, словно бы выгравировались, в вневременном сознании фагоров. То, как небеса обрушились на землю, забыть, конечно же, было невозможно.

Кроме самого факта космологического события такого порядка, землян удивляло и то, каким образом Гелликония вообще сумела пережить потерю спутника.

– Да, я понимаю, что это звучит как истинное кощунство против нашего единого Бога, и прошу у вас за это прощения, - закричал в толпу СарториИрвраш, со страхом прижимая к себе Оди и слыша, как крики вокруг него становятся оглушительными. - Но я должен был донести до вас правду - в этом я видел свой долг. Я объясню вам причину - поскольку фагоры когда-то были на планете господствующей расой, то если их не уничтожить сейчас же, они снова возьмут над людьми верх. Поставленные мной эксперименты позволили установить, что мы, люди, те же животные. Божьим ли произволением или по другой причине люди в свое время произошли от других - от домашних зверей фагоров, и случилось это после вселенского катаклизма. Люди произошли от других точно так же, как в свое время фагоры произошли от фламбергов. И поскольку фагоры потомки фламбергов, то вполне может случиться так, что в один прекрасный день их неисчислимые стада заполонят наш мир. Фагоры ждут своего часа, затаившись со своими кайдавами на заоблачных плоскогорьях Никтрихка, они в любой день готовы спуститься на равнины и отомстить. Они сотрут людей с лица земли. Помните об этом и страшитесь. Пока царит жара и господствует лето, анципиталов нужно уничтожить, ибо только летом люди - полновластные хозяева Гелликонии. Когда снова наступят холода и грянет зима, злобные наездники на кайдавах вернутся!

Вот вам мое последнее слово: перестаньте враждовать между собой, не тратьте на это понапрасну силы. У нас есть еще общий враг, древний, безжалостный и затаившийся, а кроме того, есть и те, кто защищает этого врага, принимает у себя фагоров!

Но его уже никто не слушал - началась общая драка. Здесь были все столпы религии, даже сам Криспан Морну, вдохновитель крестовых походов.

Перед ними был чужак, оскорбивший их религиозное чувство и одновременно пробудивший в них воинственные инстинкты. Придворный, бросивший в советника первый камень, был атакован своим же соседом. Камни засвистели по всему саду. Довольно скоро в ход был пущен первый кинжал, торопливым движением пронзивший плоть. Мужчины носились среди великолепных цветников, окровавленные, и падали прямо в цветы. Пронзительно кричали женщины. Постепенно, по мере того как страх и возбуждение принимали всеобщий характер, свалка захватывала всех присутствующих. Балдахины были сорваны и брошены на землю.

Элам Эсомбер неторопливо и незаметно покинул место действия, где среди прекрасных ухоженных деревьев и декоративных растений дворцовой лужайки разыгрывалась в миниатюре история всех военных конфликтов планеты.

Тот, кто явился главной причиной суматохи, взирал на дело рук своих, а вернее языка, вне себя от ужаса. Он и представить не мог, что плоды научной мысли могут подвигнуть людей на такое. Глупые святоши! Метко пущенный камень ударил советника в лицо, и он упал на спину.

С криком бросившись к повергнутому СарториИрврашу, Оди Джесератабхар попыталась загородить его собой от обрушившегося на помост града камней.

Несколько молодых монахов, наскоро отвесив ей пару тумаков, оттащили ее в сторону, после чего всерьез занялись бывшим советником матрассильского двора. Его били кулаками, потом ногами. Кому приятно, когда при нем поносят возлюбленного Акханабу?

Решив, что дело зашло слишком далеко, Криспан Морну выступил вперед и, подняв руки, распростер свой кидрант, точно черные крылья. Чей-то меч мигом проделал в его кидранте широкую дыру. Оди вскочила и попыталась спастись бегством; женщины, среди которых она проталкивалась, срывали с нее одежду, а потом набросились на сиборналку целой сворой, и ей пришлось вступить в схватку за свою жизнь.

Так зародились беспорядки, уже через час распространившиеся по всему Олдорандо. К тому, что круги беспорядков от брошенного СарториИрврашем камня разошлись по городу так быстро, кто-то приложил умелую руку, и, разумеется, без вмешательства служителей церкви здесь не обошлось. Не прошло и получаса, как окровавленные и оборванные церковники выбежали из ворот дворца. С собой они несли искалеченные трупы СарториИрвраша и его сиборнальской подруги, выкрикивая на ходу: «Кощунники мертвы! Да здравствует Акханаба!»

После того как схватка в саду сама собой угасла, состоялся марш по улицам Олдорандо, сопроводившийся новыми побоищами и жертвами и закончившийся в конце улицы Возен, где обоих убитых бросили собакам. Наконец на город опустилась мертвая тишина. Все затаились и ждали, включая и Первый Фагорский полк в Парке Свистуна.

План Сайрена Станда с треском провалился.

Своим выступлением перед высокой публикой СарториИрвраш хотел отомстить бывшему хозяину и в случае наибольшего успеха устроить резню в казармах Первого Фагорского полка. Такова была его цель и отчасти цель короля Олдорандо. Но бывший советник просчитался - преданный Знанию превыше всего, готовый целиком и полностью отдаться истине и по большому счету презирающий людей, он жестоко ошибся. Слушатели не поняли его, их религиозное чувство было жестоко задето, а быстрое нарастание всеобщей истерии разрешило кризис самым устрашающим образом - и это за день до прибытия в Олдорандо его преосвященства императора Священного Панновала Це'Сарра, желающего ниспустить здесь благодать Божью на головы своей преданной паствы.

Смерть СарториИрвраша и Оди не прошла бесследно. Потрясенные делом рук своих, их палачи-монахи помимо собственной воли способствовали скорейшему распространению ереси советника, семена которой пали в поистине хорошо удобренную и давно ожидающую их почву. Через день камни полетели уже в самих монахов.

Причина, побудившая толпу к таким действиям, крылась в факте, самим СарториИрврашем упущенном, хотя и косвенно присутствующем среди его откровений. Благодаря своей вере люди смогли развить теории советника и установить между ними новые связи, им самим, по причине ли атеизма или пренебрежения к окружающим, не замеченные.

Народ понял, что слухи, издавна распускаемые Церковью, на деле чистой воды вымысел. Вся мудрость мира существовала спокон века независимо от людей. Акханаба, тот, кому поклонялись и кого обожествляли они, а еще раньше их отцы и многие ушедшие поколения, оказался самым отвратительным, что только может существовать на свете, - фагором. Открылось, что молитвы их были обращены к тем самым мерзким созданиям, которых они же преследовали с таким жаром. «Не спрашивайте меня покуда, что я есть - человек, зверь или камень», говорилось в старинных летописях. Теперь загадку в одно мгновение разрешил единственный четкий и ясный факт. Банальный факт. Суть их хваленого бога, бога, на которого опиралась политическая система, оказалась безжалостно тривиальной: бог был обычным двурогим.

Что в таком случае могли принести в жертву люди, дабы выдерживать свое существование и далее? Невыносимую правду? Или вдруг опостылевшую им веру?

Все пребывали в недоумении. Даже дворцовые слуги, забросив свои обязанности, спрашивали друг друга: «Тогда кто же мы, рабы или нет?» В то же самое время их хозяева переживали сильнейший душевный кризис. Исходя из принципа данности, хозяева считали себя хозяевами потому, что так устроен мир. Но внезапно они словно оказались в чужом и незнакомом мире - где рядом с ними теперь существовали недоброжелательные незнакомцы, до этого бывшие такими скромными и услужливыми.

Имели место горячие споры. Большинство приверженцев веры отвергало теории СарториИрвраша, безоговорочно относя их к разряду хитроумной лжи, имевшей целью опорочить религию. Но даже в подобной обстановке общего противления знанию, царящей в верхушке, находились такие, и немало, кто не только брал гипотезу бывшего советника на вооружение, но и развивал ее, находил ей новые подтверждения, и более того, даже утверждал, что и сам знал об этом давным-давно. Согласия не было нигде, даже на самом верху. Положение складывалось критическое.

Сайрена Станда вера интересовала только с практической точки зрения. Он никогда не воспринимал веру как нечто живое и неотторжимое - так, как, например, к ней относился король ЯндолАнганол. Религия интересовала короля Олдорандо лишь постольку, поскольку она могла служить удобной смазкой для колес повозки его правления. Внезапно скрипнув, его повозка остановилась. Вопрос неожиданно встал очень остро.

Злополучный король провел остаток дня запершись в покоях жены в окружении щебечущих пичужек. Время от времени он посылал Бакхаарнет-она справиться, куда пропала принцесса Милуя Тал, или принять гонцов, прибывших с новыми сообщениями о том, что в той или иной части города громят лавки купцов и что повсюду в старинные и почитаемые монастыри врываются разгневанные толпы и с кольями в руках гоняются за монахами.

– Но у меня нет больше солдат, - рыдал король Сайрен Станд.

– И нет веры, - отвечала ему не без некоторого самодовольства жена. - В этом ужасном городе нам не обойтись без этих инструментов власти.

– Король ЯндолАнганол, убоявшись убийства, наверняка сбежал. Трус. А ведь он должен был остаться, чтобы присутствовать на казни своего сына.

Несколько ободренный этой мыслью, Сайрен Станд вечером встретился со своим советником Криспаном Морну. Вид советника поражал: лицо его осунулось, он еще больше похудел. Поклонившись своему суверену, он сказал так:

– Обдумав сложившееся в столице тревожное положение, ваше величество, я отмечаю, что внимание народа нынче почти полностью отвлечено от персоны короля ЯндолАнганола. Главная тема разговоров и из-за чего кипят страсти - ни много ни мало самое наша вера. Остается только надеяться, что прозвучавшая сегодня днем в дворцовом саду столь неуместная речь будет скоро забыта. Уверен, люди не смогут долго выносить мысль о том, что они стоят ниже фагоров.

Кстати сказать, теперешняя ситуация выгодна нам тем, что во время беспорядков удобнее всего окончательно удалить короля ЯндолАнганола из города. По каноническим законам он все еще считается женатым, но то, что случилось сегодня утром, позволило нам понять его ближайшие претенциозные планы. Он еще сможет наделать нам неприятностей.

По этой причине я предлагаю удалить Анганола из города прежде, чем он сумеет переговорить с его святейшеством Це'Сарром - возможно, через посредничество посланника Эсомбера или Улбобега. Его святейшеству предстоит столкнуться с проблемой очень высокого порядка, с трагедией духовного кризиса целого народа. Кроме того, сейчас актуален, как никогда, вопрос о замужестве вашей дочери, и его также можно быстро урегулировать, обеспечив ей достойнейшую партию.

– О, я догадываюсь, на кого ты намекаешь, Криспан, - прощебетала Бакхаарнет-она.

Криспан Морну остался невозмутимым. Они с королем поняли друг друга. Советник, по обыкновению обиняками, напомнил своему монарху о том, что наступила пора провести в жизнь давно обдуманный план, иначе говоря, не медля больше ни дня, срочно обручить принцессу с панновальским принцем Тайнцем Индреддом и таким образом укрепить руку веры, хватка которой в Олдорандо как будто начала ослабевать.

Замечание королевы Криспан Морну пропустил мимо ушей.

– Каково будет ваше решение, ваше величество?

– Знаешь что, Криспан, я думаю, мне пора принять ванну…

Криспан Морну выудил из недр своего черного облачения распечатанный конверт.

– Вот полученные на этой неделе известия от наших агентов в Матрассиле. Очень скоро нам придется столкнуться с различного рода сложностями. Например, сообщают, что во время очередного набега Унндрейд Молот, бич Мордриата, был сброшен хоксни, сломал шею и вследствие этого умер. Пока его набеги грозили Борлиену, наши соседи были вынуждены держать некоторую часть своей армии близ столицы. Но теперь, когда Унндрейд мертв, а ЯндолАнганола нет…

Советник Морну умолк и в повисшей звенящей тишине тонко улыбнулся.

– Я посоветовал бы вам предложить королю ЯндолАнганолу самый быстроходный корабль. И даже два, если это возможно, ваше величество, - пусть уводит свою фагорскую гвардию из Олдорандо как можно быстрее. Думаю, он возражать не будет. Проявите настойчивость, упирайте на то, что не властны над сложившейся в столице ситуацией, по причине чего его драгоценных чудовищ следует спешно удалить из города, не то их перебьют всех до единого. Как-то совсем недавно он с гордостью заявил, что умеет справляться с обстоятельствами, принимая их как должное. Вот пусть и делает то, что теперь кажется наиболее верным.

Король Сайрен Станд утер вспотевший лоб и задумался над словами советника.

– Совет хорош, но король ЯндолАнганол никогда не прислушается к нему. Не прислушается в том случае, если совет этот дам я. Пусть он услышит его от кого-нибудь из своих друзей.

– От друзей?

– Да, от своих панновальских друзей. От Элама Эсомбера и этого презренного Гуаддла Улбобега. Устрой мне с ними встречу и заранее проинструктируй, а я пока наконец приму ванну, о которой давно уже мечтаю. Хочется чего-нибудь сладенького. Ты пойдешь со мной, дорогая? - спросил он, повернувшись к жене. - Ты ведь тоже сластена.

Толпа буйствовала. Скопления народа были отлично видны с Аверна. В Олдорандо было полным-полно праздношатающихся. Беспорядки тут всегда приветствовались. Смута выплескивалась на улицы из кабаков, где в безопасности дремала до срока. Толпы выламывали из заборов колья и шли брать приступом лавки купцов. Беспорядки вскипали вокруг церквей, где прежде люди перебивались крохами на паперти. Смута медленными волнами выкатывалась из святых мест, часовен и соборов. Люди торопились урвать, что плохо лежит.

Какой-то ученый червь объявил, что когда-то они были в подчинении у фагов. Лучшего боевого клича придумать было нельзя. Куда подевался этот ученый червь? Может быть, он - вон тот сландж, что пугливо крадется вдоль улицы, прижимаясь к домам?

Многие авернцы взирали на творящуюся внизу смуту и на участвующих в ней смутьянов с презрением. Другие, кто умел заглянуть глубже, видели в народной буре другой смысл. Какими бы нелепыми, какими бы примитивными ни были вопросы, поднятые СарториИрврашем, они находили отклик в душах обитателей станции наблюдения, где никакой бунт не мог разрешить мучительных проблем.

«Вера - само непостоянство». Так утверждал трактат «О временах года Гелликонии, длящихся дольше, чем человеческая жизни». Вера в технологический прогресс, вдохновивший людей на создание Аверна, через несколько поколений превратилась в ловушку для тех, кто находился на борту станции, как превратилось в ловушку напластование веры, получившее название акханабизм.

Приверженцы самосозерцательного квиетизма, управляющие станцией, не видели выхода из ловушки. Им необходимы были перемены, но их-то они больше всего и страшились. Их чувствами управляли немытые и нечесаные грубияны, с дикими криками несущиеся по Гусиной улице и по улице Возен, неучи - зато у них была надежда, которой здесь, у божественных созерцателей, не было никогда. Распаленный выпивкой и дракой человек с Гусиной улицы мог дать волю кулакам или просто погорлопанить перед собором. Этого человека можно было сбить с толку, но ему не суждено было познать всю глубину гулкой пустоты, которую ощущали вокруг себя наставники шести семейств. «Вера - само непостоянство». Так оно и было. На Аверне вера умерла, оставив после себя отчаяние.

Отчаянию предавались отдельные личности, но отнюдь не все. Пока старейшины рассматривали творящееся внизу, у них под ногами, - безумие, столь созвучное той капле надежды, что жила в них самих, - и записывали на пленку свои дрожащие голоса, бросающиеся на гребне могучих волн преодолевать пространство, на станции наблюдения рождалась и набирала силу новая клика.

У клики уже было имя - ее члены называли себя аганиперами. Те, кто входил в нее, были молоды и безрассудны. Они прекрасно понимали, что нет ни единого шанса вернуться на Землю, как нет шанса - это совсем недавно чрезвычайно ярко продемонстрировал им Билли Сяо Пин - поселиться на Гелликонии. Но шанс все же был - он ожидал их на Аганипе. Собираясь в тех редких местах, где можно было укрыться от всевидящих камер, они общались горячим шепотом и уже строили планы, как угонят со станции челнок, который доставит их на пустынную планету. В сердцах этих молодых людей горела надежда не менее пламенная, чем у тех, кто мчался с кольями по Гусиной улице.

К вечеру похолодало. Повторились подземные толчки, но в царящей на улицах суматохе на них мало кто обратил внимание.

Принявший ванну и значительно посвежевший, основательно подкрепившийся король Сайрен Станд наконец почувствовал, что в силах принять в своем кабинете посланника Эсомбера и престарелого Гуаддла Улбобега. Раскинувшись на мягкой кушетке, король усадил рядом с собой жену, приобнял ее за плечи и, составив таким образом продуманно радующую глаз композицию, велел звать к себе панновальцев.

После положенных по этикету приветствий рабыня налила вино в кубки, предварительно наполненные лучшим лордриардрийским льдом.

Гуаддл Улбобег повязал поверх легкого чарфрула броский кушак. Неловко поклонившись, он смущенно взглянул на Криспана Морну, вероятно чувствуя себя в присутствии сего мужа не слишком уютно. Готовилось нечто странное, и пожилой человек нервничал.

В противоположность Улбобегу Элам Эсомбер держался совершенно свободно и был весел и приветлив. Как всегда изящно одетый, он пружинистым шагом приблизился к кушетке королевской четы и поцеловал руки им обоим с видом счастливого человека, совершенно невосприимчивого к заразе.

– Осмелюсь поблагодарить вас, ваше величество, за представление, которым, как и было обещано, вы развлекли нас сегодня днем. Примите мои поздравления. Как говорил этот ваш ученый старикан - воистину дремучий лесной человек, - как говорил! Сомнения только укрепят веру, вот все, чего он добился. И тем не менее не могу не отметить столь внезапный поворот в судьбе короля-еретика ЯндолАнганола, этого любителя фагоров - еще сегодня утром он предстал перед судом, который вправе был приговорить его к смерти, а к вечеру уже стал героем-защитником сынов Господа.

Мелодично рассмеявшись, он повернулся к Криспану Морну, чтобы разделить с тем шутку.

– Это богохульство, - ледяным тоном отчеканил советник и еще больше почернел.

Эсомбер согласно кивнул и снова улыбнулся.

– Теперь, когда у Бога появилось новое обличие, оно появилось и у богохульства. Вчерашняя ересь, сударь, сегодня оборачивается словом истины и ведет нас в край обетованный кратчайшим путем…

– Мне непонятно ваше веселье, - ворчливо подал голос Сайрен Станд. - Но полагаю, что хорошее настроение всегда лучше дурного. По крайней мере, я надеюсь, мне это будет на руку. Я позвал вас, чтобы попросить об одной услуге. Женщина, еще вина.

– Мы готовы исполнить любую просьбу вашего величества, - проговорил Гуаддл Улбобег, в волнении крепко сжимая в кулаке свой бокал.

Не спеша выбравшись из мягких объятий кушетки и несколько раз прогулявшись по кабинету, Станд заговорил, придав своему голосу легкий оттенок торжественности.

– Я собираюсь просить вашего содействия в том, чтобы убедить короля ЯндолАнганола как можно скорее оставить пределы моего королевства. Я хочу, чтобы он сделал это прежде, чем успеет связать мою бедную младшую дочь Милую матримониальными узами.

Эсомбер взглянул на Гуаддла Улбобега. Улбобег взглянул на Эсомбера.

– Так каким же будет ваш ответ? - спросил король Станд.

– Сударь… - начал было Эсомбер и замолчал, накручивая на палец локон тонких волос у виска и уставившись в пол.

Откашлявшись, Улбобег немного помолчал и потом, словно одного раза было недостаточно, снова откашлялся.

– Могу я осмелиться спросить ваше величество о том, как давно вы в последний раз видели дочь? - спросил он наконец.

– Что касается меня, сударь, то я полностью нахожусь во власти короля ЯндолАнганола, - объявил Элам Эсомбер, не отпуская локона. - Причиной тут неосмотрительность поведения, допущенная мною некоторое время назад. И что самое непростительное, неосмотрительность я допустил в отношении - хотя это нетрудно понять - самой королевы королев. Вот почему, когда сегодня утром король ЯндолАнганол явился к нам с просьбой о содействии, мы не могли… мы чувствовали себя обязанными…

Внимательно всмотревшись в лицо короля Олдорандо, посланник замолчал, предоставляя продолжать Улбобегу.

– Я, сударь, епископ Собора его святейшества Це'Сарра Панновальского, - пояснил Улбобег, - и, таким образом, наделен его святейшеством правом в некоторых случаях действовать от имени церкви…

– В свою очередь я, - подхватил Эсомбер, - по сию пору удерживаю при себе подписанную королевой МирдемИнггалой грамоту с разрешением на развод, каковую должен был передать его святейшеству Це'Сарру… или одному из представителей его Собора еще несколько теннеров назад - прошу прощения за то, что вынужден был произнести при вас это оскорбительное слово анципиталов…

– Поймите, мы сделали все возможное, - продолжил Гуаддл Улбобег не без удовольствия, - чтобы высвободить его святейшеству побольше времени в ходе его визита в дружественную державу, сняв с него часть обязанностей…

– Тем более, что вопрос касался весьма приятной темы…

– О да, конечно, и чтобы не беспокоить ваше величество понапрасну…

– Все, достаточно! - не выдержав, заорал Сайрен Станд. - Ближе к делу, болтуны! Довольно проволочек!

– Вот именно, то же самое сказали себе и мы несколько часов назад, - согласно кивнул Эсомбер, даря присутствующих лучезарными улыбками. - Ближе к делу и довольно проволочек - отлично сказано, ваше величество… Так вот, данной нам свыше властью мы законным образом скрепили матримониальную связь между королем ЯндолАнганолом и вашей дочерью, Милуей Тал. Обряд был очень простым, но чрезвычайно трогательным. Жаль, что вашему величеству не удалось присутствовать.

Его величество потрясенно опустился на пол мимо кушетки, но тут же вскочил на ноги с криком:

– Так они обвенчались?

– Да, ваше величество, обвенчались и теперь зовутся «муж и жена», - согласно кивнул Гуаддл Улбобег. - Я возглавлял церемонию и принимал от новобрачных клятвы, заменяя его святейшество в его отсутствие.

– А я был свидетелем и держал кольца, - вставил Эсомбер. - Кроме того, присутствовали несколько капитанов короля ЯндолАнганола. Фагоров, тороплюсь сообщить, не было. Это я гарантирую.

– Так они обвенчались? - повторил Сайрен Станд, поводя вокруг диким взглядом. И упал на кушетку на руки жене.

– Имеем честь поздравить ваше величество с законным браком дочери, - развязно подал голос Эсомбер. - Мы уверены, что счастливей этой пары не будет на свете.

На следующий день перед закатом небесная дымка рассеялась, на востоке уже зажигались звезды. На западе еще играли отблески величественного заката Фреира. Стояла тихая безветренная погода. По земле время от времени пробегала дрожь.

Ранее, в полдень, в Олдорандо прибыл его святейшество Це'Сарр Киландр IX. Его святейшество, глубокий старец с длинными белыми волосами, немедленно по приезду улегся в своих покоях отдыхать после дальнего пути. Пока усталый Це'Сарр лежал под шелковым одеялом, разные официальные лица и, наконец, сам король Сайрен Станд наведывались к нему в спальню, дабы принести лихорадочные извинения за религиозный разброд и беспорядки, постигшие королевство Олдорандо.

Все слова извинений его святейшество выслушивал молча и спокойно, ничем не выдавая своего раздражения. В своей мудрости он планировал устроить на закате Фреира специальную службу - но не в городском соборе, а в часовне при дворце, - и обратиться с пастырским словом к собравшимся, чтобы разрешить все их сомнения. Оппортунистические слухи о том, что фагоры якобы древняя и мудрая раса, стоявшая значительно выше людей, он объявит полной ложью. Пока в его дряхлом теле будут сохраняться силы, голоса атеистов в этой стране не будут звучать громче гласа Церкви, никогда.

Как и было условлено, служба началась на закате Фреира. Древний старик Це'Сарр говорил тихим и исполненным благородства голосом. На службу явились все, кто только мог.

Кроме тех двоих, что стояли рядышком в белом павильоне в Парке Свистуна.

Только что совершив покаянную и благодарственную молитву, король ЯндолАнганол принял бичевание и теперь обмывал окровавленную спину, подставляя ладони под горячую воду термальных источников, которую лил из кувшина раб.

– Зачем ты так жесток с собой, муж мой? - испуганно воскликнула Милуя Тал, торопливо появляясь в павильоне. Она была босиком, в полупрозрачной мантии из белого сатара. - К чему истязать плоть, из которой состоят наши тела? Или твоя плоть не устраивает тебя? Тогда из чего ты хочешь состоять?

– Меж душой и телом существует перегородка, в которой имеется доля и того и другого. Я не собираюсь просить тебя подвергнуться тому же ритуалу, но прошу не мешать моим религиозным отправлениям.

– Но твоя плоть дорога мне. Теперь твоя плоть принадлежит мне, и если ты и дальше будешь причинять ей вред, я убью тебя. Когда ты заснешь, я сяду тебе на лицо своим задком и задушу!

Бросившись к мужу, она крепко прижалась к его мокрому телу и стояла так, пока ее платье не промокло насквозь. Король приказал рабу уйти и принялся ласкать и целовать молодую жену.

– Твоя юная плоть тоже дорога мне, но я поклялся, что не познаю тебя плотски до тех пор, пока тебе не исполнится двенадцать.

– О нет, Ян! Это невозможно! Это еще целых пять теннеров! Я такая слабая и доверчивая девушка - меня ничего не стоит соблазнить, видишь? - Милуя прижалась щечкой к его щеке.

– Пять теннеров - это совсем немного, и если мы подождем, ничего плохого не будет, только польза.

Милуя набросилась на него как дикая кошка и, свалив на постель, начала игривую борьбу, весело хохоча.

– Я не собираюсь ждать, не собираюсь! Я уже все знаю о том, что должна делать жена, и собираюсь стать твоей женой вся, до последней частицы!

После этих слов они перешли к страстным поцелуям. Потом он со смехом оттолкнул ее.

– Ты мой маленький огонек, ты моя золотая, моя веселая малышка. Мы все-таки подождем до тех пор, пока положение не начнет улучшаться, а кроме того, мне еще нужно как-то объясниться с твоими родителями.

– Но все и так уже прекрасно! - взмолилась она.

Стремясь отвлечь ее от опасной темы, он сказал:

– Послушай дорогая, у меня есть для тебя маленький свадебный подарок. Сейчас это все, что у меня есть. Когда мы вернемся в Матрассил, я осыплю тебя подарками с головы до ног.

Засунув руку в карман, он достал оттуда часы с тройным рядом цифр и подал Милуе.

На циферблате значилось:

…

07: 31: 15 18: 21: 90 19: 24: 40

Приняв подарок из рук супруга, Милуя озадаченно на него посмотрела. Она попыталась застегнуть часы вокруг головы как обруч, но ремешок не сошелся у нее на затылке.

– И где же я должна их носить?

– Как браслет.

– Хорошо, может быть, я так и сделаю. Спасибо, Ян, замечательная вещица. Я примерю ее позже.

Милуя отложила часы на столик и вдруг одним быстрым движением стянула через голову мокрое платье.

– Можешь рассмотреть меня и убедиться, что не переплатил.

Он начал молиться, но когда она пустилась грациозно танцевать по комнате, его глаза отказались закрываться. Подбежав к принцессе, он схватил ее и, подняв на руки, отнес к постели.

– Что ж, прекрасно, моя очаровательная Милуя. Мой лакомый кусочек. Наша семейная жизнь начнется сегодня же.

Из состояния тихого обалделого счастья их час спустя вырвал грозный трепет земли. С потолка посыпалась штукатурка, полетели доски, лампа сорвалась со стола на пол. Кровать опасно заскрипела. В страхе соскочив с постели голышом, они упали на пол от сильнейшего толчка.

– Может, лучше выйти наружу? - спросила Милуя. - Кажется, будто парк ходит ходуном.

– Подожди минутку.

На этот раз трясло особенно долго. В городе завыли собаки. Потом дрожь земли улеглась и наступила жутковатая тишина.

В этой тиши мысли в голове короля шевелились подобно земляным червям. Он думал о клятвах, которые приносил - и нарушил все до единой. О людях, которых любил - но всех предавал. О надеждах, которые лелеял - а после оставлял. В наступившей тишине он нигде не мог найти успокоения - даже в стройном, покрытом испариной маленьком теле, что лежало рядом.

Его зоркий взгляд остановился на предмете, упавшем со стола и лежавшем теперь на тростниковой циновке. То были часы, когда-то принадлежавшие БиллишОвпину, порождение неизвестной науки, прокравшейся в судьбу короля за последние теннеры его бедственного существования.

Внезапно он с яростным криком вскочил и, как следует размахнувшись, выбросил часы в дальнее, выходящее на север окно. Избавившись от часов, он остался стоять, тяжело дыша, совершенно голый, странно напрягшись, словно ожидал, что странный предмет вот-вот вернется к нему.

Через мгновение, преодолев страх, Милуя Тал тоже соскочила с кровати и встала рядом с мужем, положив руку ему на плечо. Молча и не сговариваясь, они отвернулись от окна, откуда в комнату проникал прохладный воздух.

На севере сиял сверхъестественный свет, выделяющий силуэтами горизонт и деревья. Среди удивительного сияния бесшумно плясали молнии.

– Всемогущий, да что творится? - спросил ЯндолАнганол, сжимая хрупкие плечи своей миниатюрной жены.

– Все в порядке, Ян, не волнуйся. Во время землетрясения в небе всегда бывает такой свет - вскоре он угаснет. Этот свет в небе особенно ярок после сильных толчков. Мы называем его «ночными радугами».

– Но это безопасно? И почему так тихо?

Прислушавшись, король понял, что от казарм Первого Фагорского не долетает ни звука. Неожиданная тревога обуяла его.

– Я, кажется, что-то слышу.

Внезапно повернувшись, Милуя подбежала к противоположной стене и уже оттуда закричала:

– Ян, Ян! Посмотри, что творится! Дворец!

Бросившись к жене, король выглянул в окно. За площадью Лойлбрайден дворец был объят пламенем. Горел весь внешний деревянный фасад, клубы черного дыма поднимались к звездам.

– Должно быть, пожар начался из-за землетрясения. Нужно пойти посмотреть - может быть, мы чем-то сможем помочь - скорей, скорей, там моя бедная мать!

Птичий голосок Милуи Тал выдавал пронзительные тревожные трели.

Потрясенные, они молча оделись и выбежали наружу. Фагоров в парке нигде не было видно, но как только они пересекли площадь, то увидели двурогих.

Первый Фагорский в полном боевом снаряжении охранял дворец, не сводя с огня розовых неподвижных глаз. Огонь быстро охватывал все б?льшие участки стен и крыш, но фагоры сохраняли неподвижность, невзирая на то, что пожар разгорался все сильнее. В отдалении перед строем фагоров беспомощно стояла толпа горожан, не в силах сделать хоть что-нибудь. Фагоры не подпускали людей к огню.

Король ЯндолАнганол решительно бросился к дворцу, устремившись прямо на строй фагоров, но не успел он приблизиться к двурогим вплотную, как путь ему преградили острия копий. Предводительница фагоров Гххт-Мларк Чзахн отсалютовала своему начальнику и заговорила:

– Вам нельзя подходить ближе, господин, опасно. Мы принесли огонь в это гнездо сынов Фреира, туда, где под землей у них прибежище веры. От предков к нам пришла весть, что король зла и король-церковник готовят убийство всех ваших слуг, тех, что состоят в гвардии.

– Кто приказал поджечь дворец? - спросил король, от потрясения еле ворочая языком. - Я не мог приказать вам этого. Вы только что убили Акханабу - Бога, созданного по вашему подобию.

Стоящее перед ним существо с непрозрачными розовыми глазами подняло трехпалую руку и поднесло ее к голове.

– Приказ предков пришел ко мне давно. Когда-то в древности это место звалось Хррм-Бххрд Йдохк… Говорят, что еще…

– Вы убили Акханабу… убили все… все…

Окончание фразы король ЯндолАнганол едва расслышал, поскольку стоящая рядом с ним Милуя Тал безостановочно выкрикивала на одной высокой мучительной ноте:

– Моя мать! Моя мать! Моя мать! Моя бедная мать!

– В Хррм-Бххрд Йдохке когда-то обитал король анципиталов. В древности. Никто не отдавал его сынам Фреира, они взяли его сами.

Король Орел ничего не понимал. Он вновь попытался прорваться ко дворцу, но уперся грудью в острие копья фагорши и выхватил меч.

– Пропусти меня, Чзахн, или я убью тебя.

Он знал, что угрозы здесь бесполезны. В ответ он услышал только спокойное:

– Туда нельзя, господин, вы не пройдете.

– Ты же огненный бог, Ян, - прикажи огню погаснуть!

Вскрикивая своим птичьим голосом, клекоча словно попугай, Милуя нещадно щипала его за руки, толкала в спину, но он не трогался с места. Чзахн, явно желающая объясниться, некоторое время молча сражалась с рвущимися наружу словами, пока наконец не заговорила вновь:

– Древний Хррм-Бххрд Йдохк - доброе место, сударь. В воздушных октавах здесь слагаются песни. До пришествия сынов Фреира здесь жил Хрл-Ичор Йхар. Это было в давние времена, во времена Т'Сехн-Хрр.

– Но сейчас другое время, гиллота! И мы живем и умираем сегодня, а не когда-то в древности!

Он пытался заставить себя размахнуться и нанести удар, но тщетно, даже пронзительно кричащая женщина рядом с ним не могла принудить его к этому. Его воля умерла. Языки пламени плясали в зрачках прищуренных глаз.

Помолчав немного и собравшись с мыслями, гиллота продолжила объяснения, выговаривая слова с размеренностью машины.

– Анципиталы были тут до сынов Фреира, господин. До того дня, когда свет Фреира стал совсем плохим. До того, как ушел Т'Сехн-Хрр. Старые грехи, господин.

Хотя, может быть, гиллота сказала и «старые вехи». В яростном реве пламени невозможно было расслышать что-то наверняка. Часть дворцовой крыши с грохотом провалилась внутрь, и в ночное небо взметнулся столб огненной круговерти. Колонны рушились прямо на площадь.

Закричав в один голос, толпа отпрянула. Среди зевак была и АбазВасидол. Когда народ шарахнулся от жара, она в испуге ухватилась за локоть приличного господина из сиборнальского посольства.

– Его святейшество Це'Сарр… все погибли! - сходя с ума от душевной муки, воскликнул ЯндолАнганол. Милуя Тал рыдала, спрятав лицо у него на груди. - Все погибли… все погибло!

Он стоял, опустив руки, - не пытался обнять жену, но и не отталкивал ее. Сейчас она была для него ничем. Его душа сгорала в пламени дворцового пожара. В блеске огня гибли все его надежды и замыслы - или можно было сказать, что огонь превращал его упования в быль. Он станет повелителем Олдорандо, как раньше был повелителем Борлиена, хотя в этом бесконечном превращении понятий в свою противоположность, этих радикальных перемен точек зрения, когда Бог превращается в фагора, он больше не мог желать власти.

Фагоры привели его к триумфу, в котором он видел только одно - свое полное поражение. Его мысли устремились к МирдемИнггале, но их лето давным-давно закончилось, и этот великий погребальный костер его врагов был лишь тусклым отсветом их осени.

– Все погибло, - снова повторил он.

Стройная фигура, свободно миновавшая ряды фагоров, приблизилась к ним как раз вовремя, чтобы успеть заметить:

– Не совсем, господин, далеко не все. Рад вам об этом сообщить.

Эсомбер старался держаться уверенно и легко, но это ему теперь плохо удавалось - он был бледен и дрожал.

– Поскольку я искренне верю во Всемогущего, кем бы он ни был, человеком или фагором, я решил, что вполне могу пропустить лекцию Це'Сарра на сей счет. Как оказалось, это верное решение спасло мне жизнь. Пускай это послужит и вам уроком, ваше величество, - не стоит чрезмерно чтить церковь, ходите туда пореже.

Злобно взглянув на посланника снизу вверх, принцесса выкрикнула:

– Вы убежали из дворца - значит, вы трус! Там же мои родители - мать и отец.

Эсомбер погрозил юной особе пальцем.

– Вам стоит поучиться у своего мужа подстраиваться под обстоятельства и использовать их. Если вдруг окажется, что ваши мать и отец трагически погибли - а ужасная правда скорее всего оправдает ваши подозрения, - то я первым поспешу поздравить вас, сударыня, с тем, что с сегодняшнего дня вы королева и Олдорандо, и Борлиена.

Будучи одним из лиц, сыгравших главную роль в вашей с королем Орлом тайной женитьбе, я надеюсь на особое отношение с вашей стороны в будущем. Быть может, я никогда не стану Це'Сарром, но и вы, госпожа, и ваш муж - вы оба знаете, что я останусь верен и предан вам до конца дней и еще смогу сослужить службу. Всегда, даже во времена страшных потрясений и бед, таких как теперь, всегда ищите во всем хорошую сторону.

Король ЯндолАнганол покачал головой. Взяв Милую Тал за плечи, он попытался увести ее от пожара.

– Я ничего не могу сделать. Если я зарублю сейчас одного или двух фагоров, это ничего не изменит. Подождем до утра. Хотя Эсомбер и циник, но в его словах есть правда.

– Циник? - тихо переспросил Эсомбер. - А разве ваши фагоры не повторили с большим размахом то, что вы сделали в свое время с мирдопоклонниками? Ваши зверюги сегодня ночью преподнесли вам корону Олдорандо.

В лице короля мелькнуло нечто такое, чего Эсомбер не мог вынести.

– Если окажется, что весь двор в одночасье сгорел в пожаре, то мне остается только задержаться и проследить за тем, чтобы наследование власти произошло законным путем и королевой стала Милуя Тал - это нормальный ход событий. Разве подобная обязанность может радовать, Эсомбер? Что здесь смешного?

– Я рассчитывал, что вы, как всегда, используете обстоятельства, господин. По крайней мере я на вашем месте поступил бы так. Отсюда и веселье.

Они уже шли через площадь. Принцесса спотыкалась, и ее нужно было вести под руку.

Помолчав, король шагов через десять продолжил:

– В противном случае может воцариться анархия - или за дело возьмется Панновал. О чем бы ни шла речь, о веселье или о скорби, нам в руки идет возможность осуществить давнюю мечту - объединившись, два королевства станут много крепче и сумеют отразить удар любого врага.

– Всегда ты ищешь во всем врага! - взвыла Милуя Тал, вскинув взгляд к своему повергнутому божеству.

Король ЯндолАнганол обратил к Эсомберу лицо, на котором читалось недоверие:

– Ведь сам Це'Сарр умер, сам Це'Сарр…

– Принадлежность к лику святых не помогла ему, это точно. Я могу утешить вас еще кое-чем. Возможно, король Сайрен Станд и не войдет в историю как самый мудрый монарх, но незадолго до того как погибнуть в огне, он неожиданно явил всем образчик потрясающего милосердия. Быть может, на это его подвигнула мать новоиспеченной королевы. Час назад бывший король Олдорандо приказал отпустить одного известного всем нам осужденного, ибо нельзя же повесить своего племянника. Видно, это было ему не по нутру. Возможно, таков его свадебный подарок, странноватый, но все же…

– Станд освободил Робайдая? - на мгновение лицо Орла прояснилось.

Целое крыло дворца провалилось внутрь. Высокие колонны из каменного дерева пылали ярко, как свечи. Площадь быстро заполнялась народом, казалось, все население Олдорандо пришло поглазеть на объятый огнем дворец. Больше такой ночи им не увидеть никогда. Многие из наиболее суеверных усматривали в охватившем прибежище королевской власти пожаре знамение близкого конца света.

– Я лично проследил, чтобы юношу освободили. Он, конечно же, до смерти обрадовался и немедленно снова бросился бродяжничать. Он и сейчас неукротим. Как выпущенная из лука стрела - лучше сравнения не придумаешь.

С губ ЯндолАнганола сорвался стон.

– Мой бедный мальчик, ну почему он не хочет прийти ко мне? Надеюсь, когда-нибудь ненависть в нем перегорит…

– Сейчас он, наверно, стоит в очереди желающих приложиться к ранам усопшего СарториИрвраша - пожалуй, самая негигиеничная форма преклонения, какую я видел…

– Почему Роба не пришел ко мне?…

Ответа не последовало, но ЯндолАнганол мог угадать его: ответ был рядом, шел, опираясь на его руку, - Милуя Тал. Пройдет немало теннеров, прежде чем память о случившемся сегодня наконец поблекнет и он сумеет смириться со всем свалившимся на него.

Словно подслушав его мысли, Элам Эсомбер эхом вторил им:

– Позволь узнать, что ты намерен делать со своей знаменитой Фагорской гвардией, которая учинила это зверство?

Пронзив посланника пристальным взглядом, король отвернулся и продолжил свой путь прочь от пожарища.

– Ты бы лучше сказал мне, что нам теперь делать с открытием СарториИрвраша, представившим нам фагоров в новом свете, - пробормотал он.

Эпилог

Высадившись на борлиенском берегу, морские пехотинцы под командованием Пашаратида совершили марш на восток к Гравабагалинену.

На марше Ио догнала весть о беспорядках в Матрассиле. Медленно, но верно народ усваивал все стороны трагической гибели мирдопоклонников, а с пониманием накатывала ярость; по возвращении в столицу короля ЯндолАнганола мог ожидать недоброжелательный прием.

Сидевший в голове Ио Пашаратида план обдумывался им так и эдак, и наконец замысел этот утвердился настолько прочно, что начал казаться Ио уже осуществленным. Он захватит в плен королеву королев; когда Гравабагалинен падет, королева окажется в его руках. Матрассил с готовностью примет МирдемИнггалу в качестве королевы. Он, ее супруг, станет править страной; Ио не страдал особыми политическими амбициями, по крайней мере вселенского характера. Все хитрости и унижения прошлой жизни, все разочарования и бесчестие - все непременно уйдет и забудется. Один точный удар в самое беззащитное место - и венец всех его желаний будет принадлежать ему.

Посланная вперед разведка доложила о возведенных вокруг деревянного дворца земляных укреплениях. Он повел свое воинство в атаку на заходе Беталикса, когда над всей землей распространилось туманное предзакатное сияние. Стрелки наступали парами, под прикрытием легковооруженной пехоты, держа мушкеты наготове.

Над бруствером поднялась рука с белым флагом. Из траншеи появилась коренастая фигура и, осторожно распрямившись, сделала несколько шагов вперед. Подняв руку, Пашаратид остановил солдат и двинулся вперед один. Он отлично представлял себя со стороны - отважный и сильный, идет бодро и смело. С каждым шагом он завоевывал все новые и новые пяди чужой земли.

Они с коренастым борлиенцем сошлись, остановившись на расстоянии длины солдатской пики.

Бардол КараБансити заговорил первым. Он хотел знать, почему солдаты в боевом строю наступают на почти беззащитный дворец.

На что Пашаратид с высокомерием ответил, что его намерения исключительно благородны. Он требует отдать ему королеву МирдемИнггалу, после чего оставит дворец в покое.

Осенив лоб священным кругом, КараБансити звучно всхлипнул. «Увы, - сказал он, - королева королев МирдемИнггала мертва, ее застрелил из лука убийца, подосланный ее бывшим мужем, королем ЯндолАнганолом».

Ио Пашаратид гневно заявил, что отказывается верить такой невероятной новости.

– Посмотрите сами, - ответил КараБансити.

Он указал на море, глянцевито блестевшее в лучах заката. На берегу несколько человек готовили к отплытию корабль с погребальным костром.

Но этого Ио было недостаточно - он желал видеть все собственными глазами.

Оставив солдат, он бросился к берегу бегом. Четверо носильщиков несли на плечах помост, на котором лежало накрытое белым муслином тело покойной. Налетающий с моря бриз шевелил края муслинового савана. Вокруг тела были насыпаны вороха живых цветов. На берегу у самого прибоя стояла и плакала старуха с темной, крупной, мохнатой родинкой на щеке.

Четверо носильщиков занесли помост на борт белого корабля, каравеллы «Жрец Ваджабхара»; пробитые борта судна были наскоро залатаны, чтобы в свое последнее плавание оно могло выйти, уже не направляемое рукой рулевого. Водрузив помост с усопшей под мачтой, четверо носильщиков вернулись на берег.

СкафБар, мажордом королевы, весь в черном, в одиночку поднялся на борт с ярко горящим факелом в руках. Остановившись перед помостом с телом покойной, он низко ей поклонился. Потом опустил факел в кучу сухого плавника, заготовленного на палубе.

Когда огонь охватил почти весь корабль, попутный ветер наконец заставил судно отчалить от берега. Дым, стелющийся над водой, напоминал тонкие, длинные пряди седых волос.

Сдернув с головы боевой шлем, Пашаратид с силой швырнул его в песок, потом, повернувшись к солдатам, яростно закричал:

– На колени, вы, невежи! Становитесь на колени и молитесь Азоиаксику за душу этой чудесной женщины. Королева умерла, о, королева королев умерла!

Трясясь на гнедом хоксни, КараБансити возвращающийся к своей жене в Оттассол, время от времени вдруг начинал улыбаться. Его уловка увенчалась успехом. В который раз он доказал свое хитроумие; атака Пашаратида была отбита без единого выстрела, без единого взмаха мечом. На мизинце левой руки у анатома красовался подарок королевы - кольцо с камнем цвета морской волны.

Королева бежала из Гравабагалинена всего за несколько часов до появления Пашаратида у его врат. Вместе с королевой уехали ее генерал и его сестра, королевская фрейлина, принцесса Татро и несколько верных придворных. Все вместе они направились через плодородные земли на север, к столице Борлиена, Матрассилу.

Где бы на пути королевы и ее спутников ни попадалась деревня, крестьяне, крестьянки и их дети выходили из своих хижин и молили бога ниспослать удачу королеве МирдемИнггале. Самые беднейшие несли последние крохи, чтобы накормить ее и тех, кто ехал вместе с ней, умоляли сказать, чем еще могут они помочь прекрасной королеве королев.

Сердце королевы разрывалось от признательности, хотя сердце это уже было не то, что прежде; жар ушел из ее желаний, осталась прохлада. Возможно, когда-нибудь она согласится принять генерала ТолрамКетинета. Когда-нибудь, если ничто не изменится, так и будет. Но прежде ей необходимо найти сына и утешить его. После этого ее будущее примет более определенные очертания.

А Пашаратид решил надолго стать на берегу моря лагерем. Небольшое стадо косуль, не обращая на него никакого внимания, спустилось на песчаный берег, чтобы попастись у высшей линии прилива.

Погребальный корабль уплыл в море, унося на борту тело старой прислужницы, умершей от ран, причиненных ударом порохового бочонка. Пламя от пылающего судна столбом поднималось в небо, а дым широко стлался по волнам. Скрип такелажа еще долго звучал в ушах Пашаратида.

Рыдая, он рвал на себе тунику, вспоминая то, чему никогда уже не суждено было сбыться. Упав наконец на колени в песок, он разрыдался, призывая смерть, которая никак не шла к нему.

Некоторое время около горящего судна кружили морские животные; потом и они оставили его. Отвернув от берега, косяк дельфинов устремился в открытое море, повинуясь только им одним слышному зову. Их путь лежал к диким просторам водяного покрова Гелликонии, туда, где не проходил еще ни один корабль ни одного капитана.

Прошли годы. Постепенно, один за другим, ушли все герои этого неспокойного поколения… Но еще нескоро после того, как королева королев приобщилась к сонму усопших, то одухотворенное, что еще осталось от нее, преодолев необозримый простор пространства и времени, наконец было принято ретрансляционными станциями Земли. Там ее силуэт и лицо ожили вновь. Все ее страдания, радости, падения и взлеты, добродетели и пороки - все еще раз прошло ровной чередой перед глазами людей Земли.

Что касается Гелликонии, то там память о королеве королев довольно скоро ушла в небытие, как уходят в небытие волны, плеснувшие на берег.

Над головой сиял Т'Сехн-Хрр. Свет луны казался голубым. Даже днем, когда сквозь холодный туман к земле пробивалось сияние Беталикса, день был окрашен в голубоватые тона.

Анципиталы были отлично приспособлены к такому климату. Вокруг царила приятная прохлада. Фагоры высоко держали рога и жили без спешки, без суеты. Центром цивилизации двурогих были горы тропиков и полуостров Пеговин в Геспагорате. Друг с другом двурогие давно уже научились жить в мире. Рунты становились молодыми подтелками, а потом достигали полной зрелости, и шерсть их становилась черной, густой и блестящей. Под своими непроницаемыми бесформенными шубами фагоры были невероятно сильны. Они метали грубые копья на сто ярдов, убивая без промаха и наверняка. В бою они редко применяли оружие, только для расправы со стаями полуживотных, пытавшихся проникнуть на их территорию.

Кроме метания копий, фагорам были знакомы и другие искусства. Они давным-давно укротили огонь, превратившийся в их умелых руках в доброе домашнее животное. Взвалив очаги себе на плечи, они отправлялись в путь, и иногда можно было увидеть, как группы двурогих спускаются к берегу моря, где они по ночам промышляли рыбу, раскладывая костры на валунах, принесенных на широких плечах.

Они уже совсем близко подошли к тому, чтобы понять, как добывать и использовать бронзу. Этот металл они применяли пока лишь для украшений; в глубине их продымленных пещер в склонах гор играли мягкие отблески пламени на бронзовых пластинах. Умели двурогие и делать из глины и прутьев посуду - горшки и прочее, - часто довольно сложную и красивую, очертаниями напоминающую кожуру половинок фруктов, которые фагоры так любили. Грубые одеяния они плели из тростника и ползучих растений. И они уже применяли дар языка. Гиллоты и сталлуны охотились вместе и вместе расчищали и обрабатывали небольшие участки земли, где выращивали скромный урожай овощей. Между самками и самцами никогда не бывало ссор.

Фагоры приручали диких животных и одомашнивали их. Асокины жили с ними с давних времен, играя роль охотничьих собак, когда анципиталы выбирались за дичью. От других толку было меньше; других с их вороватыми повадками терпели только ради их забавных шутовских ужимок.

Когда Беталикс закатывался за горизонт - когда свет уходил и на смену ему в мир являлся холод, - анципиталы равнодушно погружались в сон. Они спали вповалку, как скот, ложась на землю там, где заставали их сумерки. В продолжение долгих ночных часов никакие видения и грезы не посещали их удлиненные тяжелые черепа.

Лишь только в ночи полной луны Т'Сехн-Хрр вместо того, чтобы провалиться в сон, фагоры охотились или безудержно спаривались. Время полнолуния было великим временем. В ночь полной луны двурогий убивал любого, кто встречался ему на пути, будь то зверь, или птица, или даже другой анципитал. Убивал без всякой причины; убийство совершалось потому, что так было заведено природой.

Днем те племена, что жили ближе к югу, охотились на фламбергов. Бескрайние равнины южных приполярных районов Геспагората наводняли многомиллионные стада фламбергов. Среди огромных туч насекомых, сопровождающих стада, были и желтые мухи. Фагоры убивали фламбергов, кололи их поодиночке и целыми десятками, убивали выборочно вожаков стада, убивали беременных самок и молодняк, изо всех сил стараясь сплошь покрыть равнины тушами мертвых копытных.

Ничто не могло заставить упрямых, а может быть, просто глупых фламбергов свернуть с их неизменного пути миграции на север через просторы полуострова Пеговин. С таким же неизменным упрямством фагоры продолжали убивать фламбергов. Шли годы, слагая века, но бесконечные стада без устали рвались навстречу безжалостным копьям. Среди племен фагоров не было других сказаний, кроме рассказов о бесконечной бойне фламбергов.

Потомство зачинали в лунные ночи: через год, тоже в ночи полной луны, появлялись на свет новорожденные фагоры. Полного возмужания рунты достигали нескоро. В те далекие века время тянулось медленно, словно шагало в такт мерному, спокойному стуку невозмутимых сердец, тогда как ленивое течение жизни подстраивалось под незаметный рост деревьев. Когда широкий диск белой луны наконец скрывался за горизонтом, утопая в стелющемся по земле тумане, все шло своим чередом до тех пор, пока луна снова не появлялась в небе, восходя из того же тумана. Существуя в полном одиночестве своего безыскусного мира, фагоры жили в раз и навсегда установленном темпе; мысли об уходящем времени никогда не проникали в серый сумрак обители их предков.

Домашние животные фагоров гибли довольно часто. Когда умирал другой, его тело небрежно выбрасывали за околицу поселка или к ближайшим деревьям у выхода из пещеры на растерзание промышляющим падалью животным или стервятникам. Великие черные фагоры не знали смерти: смерть значила для них не больше, чем само время. С возрастом движения анципиталов замедлялись - и только. По сути, оставаясь жить в границах условно существующей семьи или племени, они все больше и больше отдалялись от сородичей. Год от года ловкость и проворство оставляли их. Язык тоже постепенно забывался. Наконец движения прекращались вовсе.

Как только это происходило, племя оказывало своим старейшинам последнюю милость, одинаковую для всех и традиционную. Ибо в племенах фагоров заботились только о недавно появившихся на свет и о глубоких стариках, чей возраст близился к веку или перевалил за него. Сверхдолгожителей хранили особо, в безопасном месте, всячески почитая, и выносили в дни великих празднеств на общее обозрение и поклонение и берегли пуще глаза, если вдруг паче чаяния намечалось вооруженное столкновение с соседним племенем.

Олицетворяя размеренный ток времени, фагоры-патриархи незаметно для себя и других, не особенно меняясь внешне, пересекали сумеречную черту, отделяющую привычную всем активную жизнь от иной формы существования. Само время, сгущаясь, пропитывало их тела. Древние фагоры сжимались и иссыхали, превращаясь за несколько десятков лет в небольшие кератиновые сгустки, лишь отдаленно напоминающие очертаниями те тела, которыми они были ранее. Но и тогда искорки разума не покидали их. Они копили мудрость, и к ним нередко обращались за советом живые. Так неподвижные старейшины еще очень долго участвовали в жизни племени. Но в конце концов распадался и кератин, и лишь после этого считалось, что анципитал наконец завершил свое существование; при соответствующем уходе и заботе многие старцы влачили свои дни еще в течение многих веков.

Подобная сумеречная полупотустороняя жизнь могла тянуться очень долго. Зимы приходили на смену лету, мало отличаясь друг от друга и мало меняя облик напоминающего булаву протянувшегося через экватор полуострова. Где-то далеко моря зимой иногда замерзали; на полуострове же, высоко в горах и у их подножия в охваченных изморозью долинах, летаргический рай длился многие луны - многие луны и многие века.

Нельзя сказать, что фагоры были неподвластны переменам, просто затрагивающие их изменения происходили крайне медленно. Неизвестная звезда - неожиданно появившаяся в небе сверкающей точкой и относительно быстро начавшая расти, внесла коренные перемены в расчисленный на века уклад существования фагоров.

Появление первого фагора с белой шестью сородичи восприняли с полнейшим равнодушием. Вслед за первым появились и другие альбиносы, и многим из них удалось достигнуть зрелости. От белых сталлунов и гиллот произошло на свет белое же потомство. И только тогда уродов стали выгонять из племени. Изгои поселились на берегах моря Ковасса, где вели сытую и спокойную жизнь, вволю наедаясь игуанами. Они тоже приручали других и носили своих домашних зверьков с собой на спинах. В обязанности других входило поддерживать огонь в переносных очагах хозяев, время от времени подбрасывая туда пучки сухих морских водорослей.

В блеске новой звезды фагоры с другими на спинах бесцельно брели вдоль берега моря на восток, окутанные дымом каменных очагов и на первый взгляд совершенно безутешные. Но годы сменяли друг друга, и число белых фагоров росло, а их исход на восток превращался в общее неуклонное стремление. Свой путь они отмечали каменными столбами, возможно, в надежде на то, что в один прекрасный день по этим отметинам будет легче найти дорогу назад. Однако ушедшим на восток так и не суждено было вернуться.

Странная звезда в небе продолжала неуклонно расти, и так до тех пор, пока по ночам все другие звезды не стали тонуть в ее блеске, а все предметы отбрасывать тень, как раньше бывало лишь в полнолуния, в ночи господства Т'Сехн-Хрр. И тогда, посовещавшись с предками, анципиталы дали новой звезде имя «Фреир», что означало «страх».

От поколения к поколению страх-звезда продолжала расти, хотя и почти незаметно для глаз. И поколение за поколением белые фагоры-мутанты расселялись вдоль побережья до самого Геспагората. Продвижение белых фагоров на запад от полуострова Пеговин остановили непроходимыми топями края, позже получившего название Димариам. На востоке мутанты с медлительной уверенностью осваивали альпийские луга Зроссы и, пройдя через них около двух тысяч миль, вышли наконец к тонкому мостику-перешейку Кадмир. Всю эту историю бесстрастно сохранила родовая память фагоров, что являлось отличительной чертой их типа.

Перебравшись через перешеек в Рададо, белые фагоры оказались в землях, где климат напоминал тот, к которому они привыкли в Пеговине. Часть фагоров обосновалась здесь; другие, из тех, что пришли позже, двинулись дальше. И всюду на своем пути они воздвигали каменные столбы, отмечая благоприятные воздушные октавы, по которым потом можно будет найти дорогу на родину своих двурогих предков.

В конце концов катастрофа все-таки грянула. Древняя, остывающая и обремененная планетами звезда оказалась в сетях страх-звезды, молодой и яростно-мощной, пронизывающей космос вокруг себя всепроникающим излучением. В своем путешествии в пространстве страх-звезда была не одинока, ее сопровождал напарник гораздо меньшего размера. В последовавших затем космических пертурбациях с установлением новых орбит и тому подобного малый напарник страх-звезды затерялся. Избрав новый курс, он умчался в пространство, в неизвестность, прихватив с собой одну из планет системы Беталикса, а также луну Гелликонии, Т'Сехн-Хрр. Сам Беталикс превратился в один из спутников страх-звезды. Такова была Катастрофа, память о которой навсегда сохранилась в родовых воспоминаниях предков фагоров.

Появление у планеты нового сильного хозяина и последовавшие за этим неблагоприятные природные явления - невероятной силы ветра, приливы и землетрясения - разрушили перешеек Кадмир, превратив его в узкий пролив. Пуповина между Геспагоратом и Кампаннлатом была перерезана.

В эту Эпоху Перемен менялись и другие. Эти существа всегда были значительно тщедушнее и слабее своих хозяев-попечителей, хотя заметно превосходили их в ловкости и гибкости ума. Их исход из Пеговина принял вдруг форму партнерства с фагорами: другие больше не были обычными домашними зверьками, о которых вспоминали только в часы досуга, когда проходило желание развлечься, но становились добытчиками пропитания наравне с двурогими, и вклад их в жизнь племени иногда оказывался весьма велик.

Революционный переворот произошел благодаря чистой случайности.

Группа других собирала на берегу одной из бухточек Рададо съестное, когда неожиданно поднявшийся прилив отрезал их от суши. На некоторое время другие оказались предоставлены самим себе на островке, где имелось и пропитание - в лагуне водилась жир-рыба. Жир-рыба тоже была одним из провозвестников перемен, грядущих в экологии; раз появившись, жир-рыба принялась активно размножаться, собираясь в морях в многомиллионные косяки.

Когда прилив наконец спал, оказалось, что хозяева других, не дождавшись своих слуг, бросили их и ушли. Другим не оставалось ничего иного, как начинать самостоятельное странствие, и они двинулись на северо-запад, в глубь страны, которой они дали название Понпт. Именно там появились легендарные Десять Племен, алле онец. Язык, в основе совершенно непохожий на родной анципиталов, постепенно принял форму современного алонецкого, ставшего главным на Кампаннлате. Но это случилось не сразу - прежде чем потомки других забыли о том, что когда-то принадлежали фагорам, научились жить полностью самостоятельно и превратились в «разумных», прошло немало веков.

Дикие просторы Кампаннлата возделывались и заселялись. Одновременно с этим менялись и сами другие. Десять Племен разрослись настолько, что разошлись во все стороны и потеряли себе счет. Оказываясь в разных краях материка, племена довольно ловко и быстро приспосабливались к существующему там климату и местности. Некоторые так никогда и не выбрали места постоянного обитания, превратившись в бродяг, странников через долы и горы Кампаннлата. Главными врагами племен были, конечно, фагоры, к которым по-прежнему продолжали относиться с еще оставшимся в крови почтением, подобающим богам. Подобное заблуждение - или, лучше сказать, «слепая вера» - было как бы частью душевного склада, формирующегося в сознании поселенцев нового мира, на который они реагировали с невероятной живостью. Они радовались жизни, охотились и размножались в ярких лучах молодого солнца.

Когда вдруг нагрянула первая Великая Зима, когда первое безумно жаркое Лето внезапно сменилось холодами и снег принялся валить не переставая по целым месяцам, с точки зрения безразличных к понятиям относительности времени фагоров, ситуация в природе вновь вернулась к привычной норме. Для Десяти Племен это были времена испытаний: генетически невероятно податливые, они выжили, и за века апоастра, пока Беталикс одолевал самый далекий и медленный участок своей новой орбиты, их тела принимали новую форму и получали новое свойство. Те из племен, которым удалось выжить, вступили в новую Весну исполненные свежих сил и уверенности. Они уже не были полуживотными - они были людьми.

Новые мужчины и женщины быстро совершенствовали свои умения. Безотчетное осознание того, что будущее принадлежит им и только им, переполняло их. Однако выпадали часы, например ночами, в темноте у костра, под огромным, сияющим звездами небосводом, когда в душе, казалось, разверзался темный неизведанный провал, безграничный, через который не существовало моста. Из глубин памяти всплывали смутные воспоминания о временах, когда существование протекало под началом больших и сильных созданий, заботливых и вершащих суровое правосудие. И тогда, засыпая без снов, люди шептали слова, для которых у них еще не было образов.

Необходимость поклонения и осознания того, что пастырь существует - и пастырь, против чьего правления так удобно было время от времени восставать, - осталась в душах людей навсегда, даже когда Фреир снова заявил о себе в полную силу.

Новый жаркий климат совсем не устраивал укутанных в плотную белую шубу фагоров. Фреир, кроме всего прочего, превратился в символ всех неудач, которые подстерегали двурогих на их пути. На камнях своих воздушных октав они теперь вырезали оберегающие от бедствий знаки: один круг внутри другого, соединенные, словно спицами, волнистыми лучами. По мнению фагоров, картинка эта как нельзя лучше отображала уплывающую от Хрл-Ичор Йхар луну Т'Сехн-Хрр. Впоследствии этим знакам придали совершенно иной смысл и стали видеть в них испепеляющий свет подкрадывающегося все ближе и ближе Фреира, проливающийся на землю Хрл-Ичор Йхар.

Говорящие на алонецком поколение за поколением принимали нынешний облик ненавистных сынов Фреира, а культура фагоров тем временем медленно приходила в упадок. Двурогие по-прежнему оставались рослыми и сильными и по-прежнему держали рога высоко. Ибо новые времена не во всем благоприятствовали сынам Фреира.

Новое светило хотя больше и не покидало Гелликонию, иногда удалялось от нее на такое огромное расстояние, что превращалось в еще одну звездную блестку среди сотен других. И в эти времена леденящего холода двурогие получали возможность снова подчинить сынов Фреира своему владычеству. Так, в следующие Времена Холодов они были твердо намерены окончательно стереть своих извечных врагов с лица Гелликонии.

Это время еще не наступило. Но оно придет.