— Ты знаешь, меня в самом деле очень беспокоит Четвертое Измерение, — произнес с подобающей моменту серьезностью светловолосый молодой человек.

— Угу, — ответил его товарищ, глядя в ночное небо.

— В последнее время оно ощущается на каждом шагу — взять, к примеру, рисунки Обри Бердслея. Тебе не кажется?

— Угу, — повторил его товарищ.

Молодые люди стояли на вершине невысокого холма в полутора милях к востоку от Коттерсолла — ничем не примечательного городка Восточной Англии, — глядели на звезды и поеживались на холодном февральском ветру.

Обоим — лет по двадцать с небольшим. Имя высокого светловолосого парня, чьи мысли заняты Четвертым Измерением, — Брюс Фокс; он служит младшим клерком в адвокатской конторе «Прендергаст и Таут» в Норидже. Другого, удостоившего нас пока лишь двумя «угу» (хотя именно ему предназначено стать главным героем нашего повествования), зовут Грегори Роллс. Он тоже высокого роста, у него темные волосы, серые глаза и красивое, одухотворенное лицо. Роллс и Фокс дали клятву посвятить свою жизнь Великим Идеям. Тем самым они отличались — во всяком случае, по их собственному мнению — от всех обывателей, живущих в Коттерсолле в эти последние годы девятнадцатого столетия.

— Смотри, еще один! — воскликнул Грегори, освободившись наконец от плена междометий и указывая рукой в перчатке на созвездие Возничего. По небу пронесся метеор — будто капля, оторвавшаяся от Млечного Пути, — и скрылся за горизонтом.

— Красота! — восхищенно вздохнули оба.

— Забавно, — сказал Фокс, высказывания которого часто начинались с этого слова. — Забавно, но между звездами и человеческим разумом существует некая взаимосвязь; так было всегда, даже в невежественные времена до Чарлза Дарвина. У меня такое чувство, что в делах человеческих звезды постоянно играют какую-то непонятную людям роль. К тому же звезды помогают мне размышлять о Великих Идеях. А тебе, Грег?

— Ты же знаешь, о чем я думаю, — о том, что некоторые из этих звезд могут быть заселены... Людьми, я имею в виду. — Он глубоко вздохнул, взволнованный собственными словами. — Людьми, которые... наверное, они лучше нас, они живут в справедливом обществе, они прекрасны...

— Ну понятно, социалисты! — фыркнул Фокс: в этом вопросе он не разделял идей своего друга. Он постоянно слушал разговоры мистера Таута в конторе и считал, что лучше, чем его богатый друг, осведомлен о том, какую смуту в размеренную жизнь общества вносят эти самые социалисты, о которых столько говорят в последнее время. — Звезды, где полно социалистов!

— По-моему, это лучше, чем звезды, где полно христиан! Да что говорить, если бы там жили христиане, они давно послали бы сюда миссионеров, чтобы проповедовать нам свои идеи.

— Интересно, будут ли когда-либо возможны межпланетные путешествия, о которых писали Нансоу Грин и месье Жюль Верн... — начал Фокс, но появление нового метеора прервало его на полуслове.

Как и предыдущий, этот метеор появился со стороны созвездия Возничего. Ярко-красный, он величественно плыл по небосклону, медленно приближаясь к тому месту, где стояли двое друзей. Юноши вскрикнули и схватились за руки. В небе вспыхнуло, разгораясь, ослепительное оранжевое сияние. Метеор пролетел над их головами (позднее они так и не смогли прийти к единому мнению о том, издавал ли он какой-либо звук), и исчез за ивовой рощицей. Окрестности озарила яркая вспышка. Ясно было, что он упал неподалеку.

Грегори первым нарушил тишину.

— Брюс, Брюс, ты видел? Это не обычный болид!

— Такой большой! Что это было?

— Может быть, нас наконец посетили гости с небес?

— Эй, Грег, он, похоже, приземлился на ферме у твоих друзей, Грендонов!

— Верно! Надо будет завтра нанести визит старику Грендону и выяснить, не видел ли кто из домочадцев, как это произошло.

Они топтались на одном месте, возбужденно обмениваясь мнениями и вовсю упражняя свои голосовые связки. Это была беседа молодых оптимистов со множеством умозрительных заключений, которые начинались с «Хорошо, если бы...» или «Ты только представь себе...».

Потом оба успокоились и посмеялись над своими фантастическими идеями.

— Почти девять, — сказал наконец Фокс. — Я не думал, что уже так поздно. Забавно, как быстро все-таки идет время. Грег, давай лучше вернемся.

Фонаря они с собой не взяли, поскольку вечер выдался ясный и безоблачный. До окраины Коттерсолла, если идти по дороге, было около двух миль. Они бодро шагали, крепко взявшись за руки, чтобы не споткнуться о дорожные выбоины. Завтра Фоксу надо было вставать в пять утра, чтобы вовремя добраться на велосипеде до работы. В городке было тихо — или почти тихо. В доме пекаря, где Грегори снимал комнату, горел газовый рожок и слышались звуки пианино. Когда они остановились у дверей, Фокс лукаво спросил:

— Значит, завтра собираешься к Грендонам?

— Скорее всего... если только этот раскаленный докрасна межпланетный корабль не унес их в иной мир.

— Признайся, Грег, ведь на самом деле ты хочешь увидеть хорошенькую Нэнси Грендон, а?

Грегори шутливо хлопнул друга по плечу.

— Брось ревновать, Брюс! Я собираюсь встретиться с отцом, а не с дочерью. Может, она и принадлежит к прекрасной половине рода человеческого, но ее отец олицетворяет собой прогресс, а в данный момент это меня интересует куда больше. У Нэнси есть свои достоинства, верно, но у ее отца... о, у ее отца есть электричество!

Рассмеявшись, они пожали друг другу руки и разошлись.

Однако (Грегори еще предстояло это выяснить) события, разворачивавшиеся на ферме Грендонов, отнюдь не давали повода для веселья...

На следующее утро Грегори Роллс, как обычно, проснулся часов в семь утра. Он зажег газовый рожок, в очередной раз пожалев, что в доме пекаря нет электричества, и снова начал размышлять о необычном явлении, свидетелем которого оказался вчера. Миссис Фенн, жена пекаря, который уже разжег печь, принесла Грегори горячей воды, чтобы тот умылся, и кипяток для бритья, а чуть позже — поднос с завтраком. Все это время мысли юноши были поглощены метеором и теми возможностями, что возникали в связи с его появлением. Грегори решил не позднее чем через час отправиться к мистеру Грендону.

Будучи сыном достаточно состоятельного человека, Грегори мог позволить себе свободно распоряжаться своим временем. В годы Крымской войны Эдвард Роллс случайно познакомился с господином Эскоффье, и при некоторой помощи этого выдающегося кулинара ему удалось выпустить на рынок пекарный порошок «Юджинол» — чуть более приятный на вкус и чуть менее вредный для здоровья, чем продукция конкурентов, что позволило отцу Грегори добиться коммерческого успеха. Благодаря этому Грегори смог поступить в один из колледжей Кембриджа.

Теперь, когда учеба осталась позади, можно было начинать карьеру. Но какую? Он приобрел — благодаря в большей степени общению с другими студентами, нежели с теми, в чью задачу входило учить его, — некоторые знания в области естественных наук; его очерки удостаивались похвал, а кое-что из поэзии даже было опубликовано, так что он больше склонялся к литературе. Впрочем, тяжкая мысль, что жизнь тех, кто не принадлежит к привилегированным классам, сопряжена с множеством страданий, заставляла его всерьез подумывать о политической карьере. Он неплохо разбирался и в богословии, но мысль о том, чтобы посвятить свою жизнь церкви, не слишком его привлекала.

Так и не решив вопрос о своем будущем, Грегори покинул родной дом, не сумев найти общего языка с отцом. Поселившись в самом сердце Восточной Англии, он надеялся собрать материал для книги, которую хотел назвать «Путешествия с социалистом-натуралистом». Книга эта должна была полностью удовлетворить его тщеславие. Нэнси Грендон, которая неплохо рисовала, могла бы изобразить небольшую эмблему на титульном листе... Можно было бы, наверное, посвятить этот труд его другу по переписке, писателю, мистеру Герберту Джорджу Уэллсу...

Грегори оделся потеплее — утро было холодным и пасмурным — и спустился в конюшню. Оседлав свою лошадку Дэйзи, он направился по хорошо знакомой дороге в сторону фермы Грендонов.

Солнце взошло час назад, однако небо оставалось тусклым, а однообразные поля навевали лишь скуку. В этих краях, вдоль берегов прихотливо петляющей речки, преобладали два типа ландшафта Восточной Англии: вересковая пустошь и болотистая местность, совершенно непригодная для сельского хозяйства. Деревьев было мало, все низкорослые, так что четыре горделивых вяза возле фермы Грендона служили хорошим ориентиром, видимым на многие мили вокруг.

Ферма располагалась на небольшом холме, островком возвышавшемся среди болот и разбросанных тут и там топей, в которых отражалось хмурое небо. Ворота за небольшим мостиком, как обычно, были широко открыты. Дэйзи сама направилась в конюшню, где Грегори оставил ее мирно жевать овес. Громко залаяли овчарка Кафф и ее щенок Ларди, вертясь и подпрыгивая у ног Грегори. Он погладил их и направился к дому.

Не успел Грегори дойти до дверей, как навстречу выбежала Нэнси.

— Грегори, тут такое вчера было! — защебетала она, и он с удовольствием отметил, что Нэнси наконец назвала его по имени. — По небу пронеслось что-то яркое, светящееся! Я уже спать ложилась, и вдруг грохот, треск! Я подбежала к окну и увидела, как огромное яйцо падает в наш пруд. — В ее речи, особенно когда она волновалась, чувствовался мелодичный норфолкский акцент.

— Это метеор! — воскликнул Грегори. — Вчера мы с Брюсом Фоксом наблюдали метеоритный поток в области созвездия Возничего, который обычно бывает в феврале, и видели очень большой метеор. Мне показалось, что он упал совсем недалеко.

— Он чуть на наш дом не упал! — сказала Нэнси. Этим утром она выглядела особенно привлекательной. Щеки раскраснелись, каштановые кудри развевались на ветру. На пороге появилась ее мать в переднике, чепчике и с наброшенной на плечи шалью.

— Нэнси, иди в дом, простудишься! Ты же неглупая девочка, правда? Здравствуйте, Грегори, как поживаете? Я не думала, что вы заглянете к нам сегодня. Заходите, погрейтесь.

— Добрый день, миссис Грендон. Я слышал, у вас тут вчера упал крупный метеор.

— Если верить Берту Некланду, это была падающая звезда. Не знаю, что случилось, но животные переполошились, это уж точно.

— В пруду что-нибудь можно разглядеть? — спросил Грегори.

— Я вас проведу, — сказала Нэнси.

Миссис Грендон вернулась в дом. Она шла медленно и величественно, неся свой драгоценный груз. Нэнси была ее единственной дочерью; младший ребенок, упрямец Арчи, не ладил с отцом, и его отдали нориджскому кузнецу в ученики. Других детей у Грендонов не было. Трое младенцев не смогли перенести холодных туманов и промозглого восточного ветра, обычных для зимы в Коттерсолле. Но сейчас жена фермера неожиданно вновь забеременела и весной должна была подарить мужу еще одного ребенка.

Направляясь вслед за Нэнси к пруду, Грегори увидел трудившихся в поле мистера Грендона и двух его работников, но те даже не взглянули в его сторону.

— А как ваш отец к этому отнесся?

— Взял ружье, кликнул Берта Некланда и отправился к пруду. Но они ничего не нашли, кроме пузырей на воде и пара. А утром отец отказался даже говорить на эту тему — мол, надо работать, что бы там ни произошло.

Они стояли возле пруда, глядя на темную, подернутую рябью поверхность воды и поросший тростником берег. Слева возвышалась черная громада ветряной мельницы. Именно на нее указывала Нэнси.

Стены мельницы были забрызганы илом; грязь облепила даже ближайшее к воде крыло. Грегори с интересом осматривал место происшествия. Нэнси, однако, думала о своем.

— Грегори, вам не кажется, что отец слишком много работает? Когда он не занят на ферме, он читает свои брошюры и справочники по электричеству. Он отдыхает, только когда спит.

— Угу. Однако если что и свалилось в этот пруд, всплеск был неплохой! А теперь и следов не осталось, верно? Глубже, чем на дюйм от поверхности ничего не видать.

— Вы ведь его друг? Мама надеется, что хоть вы с ним поговорите. Раньше он никогда не ложился так поздно — иногда даже за полночь, а встает ведь в полчетвертого утра. Вы не поговорили бы с ним? Мама очень беспокоится...

— Нэнси, мы должны выяснить, что упало в пруд. Не могло же оно раствориться в воде! Какая здесь глубина? Очень глубоко?

— Да вы не слушаете меня, Грегори Роллс! Бог с ним, с этим метеоритом!

— Это важно для науки, Нэнси. Видите ли...

— Опять эта противная наука! Я и слушать не желаю. Мне холодно. Можете делать что угодно, а я иду домой, пока совсем не замерзла. Это всего лишь старый булыжник, свалившийся с неба, — я слышала, как о нем говорили отец и Берт Некланд. — И Нэнси, надув губы, пошла к ферме.

— Много понимает этот Берт Некланд! — крикнул Грегори ей вслед. Собственно, к девятнадцатилетней дочери старого фермера он относился вполне по-дружески, но не более того. К сожалению, многие девушки не верили в Свободную Любовь, в отличие от большинства знакомых ему молодых людей.

Он посмотрел на темную гладь воды. Что бы ни свалилось туда прошлым вечером, оно было там — всего в нескольких футах от него. Грегори страстно желал узнать, что же осталось от таинственного небесного гостя. Перед его мысленным взором возникали картины, одна ярче другой: его имя появляется в заголовках «Морнинг Пост»; он становится почетным членом Королевского общества; отец обнимает его и настаивает, чтобы сын вернулся домой...

С задумчивым видом Грегори направился к сараю. Куры с кудахтаньем разбежались у него из-под ног, когда он вошел внутрь и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. В сарае, насколько он помнил, хранилась небольшая лодка. Возможно, в молодости мистер Грендон катался в ней по реке со своей будущей женой. Лодкой наверняка не пользовались много лет.

Он придвинул лестницу, забрался наверх (по стропилам стрелой метнулась испуганная кошка) и заглянул в лодку. На днище скопилась грязь, но она казалась неповрежденной, да и весла были на месте. Лодка висела на двух веревках, перекинутых через потолочную балку; спустить ее на землю не составило труда.

Грегори все же решил получить разрешение воспользоваться ею. Он вернулся в дом и спросил миссис Грендон, можно ли прокатиться на лодке по пруду. Миссис Грендон любезно ответила, что он может делать все, что угодно, так что Грегори вытащил лодку из сарая и спустил на воду. Борта рассохлись, и вода начала просачиваться через множество щелей, но это его не остановило. Забравшись внутрь и устроившись среди соломы и грязи, он оттолкнулся от берега.

Ферма, или, вернее, та ее часть, что представилась его взору, выглядела довольно зловеще. Над прудом нависал мрачный черный силуэт мельницы; ее белые крылья поскрипывали на легком ветру. По другую сторону возвышалась глухая стена сарая; за сараем виднелась задняя стена коровника и новое кирпичное сооружение — механическая мастерская, где Грендон установил небольшую электростанцию. Между сараем и мельницей стоял дом Грегори был виден только верхний этаж. Ветхая соломенная крыша и высокая труба придавали дому мрачноватый вид. Грегори подумал о том, как странно выглядят творения рук человеческих, если смотреть на них с того места, откуда никому не пришло бы в голову их разглядывать, и о том, насколько подвержены этому эффекту элементы пейзажа. В самом деле — вон там, у дальнего края пруда, среди беспорядочно растущих над тростниковыми зарослями ив как будто находится что-то еще, вроде бы небольшой островок, хотя в действительности там нет ничего, лишь ивы и пасмурное небо...

Оказавшись почти в самом центре пруда, он убрал весла и склонился над водой, перегнувшись через правый борт. Сквозь легкую рябь ничего не было видно, хотя его воображение рисовало самые фантастичные картины.

Неожиданно лодка накренилась в противоположную сторону. Грегори резко обернулся. Лодка накренилась влево еще сильнее, весла сползли по днищу к самому борту. Молодой человек ничего не увидел, но услышал кое-что — звук, похожий на тяжелое дыхание собаки.

Непонятная сила явно пыталась перевернуть лодку.

— Что это? — прошептал Грегори, чувствуя, как волосы на голове встают дыбом, а по спине бегут мурашки.

Лодка качнулась — будто кто-то невидимый пытался забраться в нее. Грегори в страхе схватил весло и резко опустил его в воду.

Весло, не достигнув воды, наткнулось на невидимую преграду — там, где, казалось, кроме воздуха, ничего не было.

Уронив от удивления весло, он протянул руку. Рука коснулась чего-то мягкого, и в то же мгновение он ощутил сильный удар.

В своих дальнейших действиях Грегори руководствовался исключительно инстинктом. Времени на размышления уже не оставалось. Он снова поднял весло, стукнул изо всех сил и, должно быть, попал в цель. Раздался всплеск, и лодка выровнялась, но так резко, что Грегори чуть не свалился за борт. Вне себя от ужаса, он начал отчаянно грести к берегу. Достигнув суши, он вытащил лодку из воды и бросился к дому.

Лишь у самых дверей Грегори остановился. К нему вернулась способность рассуждать, страх же постепенно прошел. Он стоял, разглядывая щели в досках крыльца, и силился понять, что же произошло.

Заставив себя вернуться на берег, он остановился возле лодки и оглядел темную поверхность пруда. Вода казалась спокойной, если не считать легкого волнения. Он перевел взгляд на лодку. В ней еще было немного воды. «Ничего, в общем-то, не случилось, — подумал он, — просто я чуть не упал в воду и перепугался». Покачав головой, Грегори потащил лодку обратно в сарай.

Грегори, как это часто бывало, остался пообедать, но хозяин фермы не появлялся, пока не настало время доить коров.

Джозефу Грендону было чуть меньше пятидесяти, миссис Грендон была на несколько лет моложе мужа. Из-за густой бороды на темном скуластом лице он выглядел старше своего возраста. Фермер, казалось, пребывал в скверном расположении духа, но поздоровался с Грегори вежливо. Они молча постояли в сгущающихся сумерках, глядя, как коровы возвращаются в стойла, потом зашли в мастерскую. Грендон зажег масляные горелки, от которых пришли в движение поршни паровой машины, в свою очередь вращавшей якорь электрического генератора.

— Здесь ощущается дух будущего, — улыбнулся Грегори, уже забывший о своих утренних страхах.

— Это будущее, увы, не для меня. Когда оно наступит, меня не будет в живых, — тщательно подбирая слова, ответил фермер.

— Вы всегда так говорите. И ошибаетесь — будущее уже здесь, с нами.

— Может быть, вы и правы, Грегори, но я далеко не молод. Знаете, что я прочитал вчера в одной лондонской газете? К середине следующего столетия каждый дом в стране будет снабжать электроэнергией одна центральная электростанция в Лондоне. Значит, эта старая машина уже не понадобится, верно?

— Газовой промышленности наступит конец, это точно. Снова будет большая безработица.

— Ну конечно, в отдаленных районах, как этот... Но электричество легче передавать из одного места в другое, чем газ. Есть!

Последнее восклицание относилось к лампочке под потолком, которая вспыхнула неярким светом. Они с уважением смотрели на чудесное устройство. По мере того как давление пара росло, большой кожаный ремень вращался быстрее и быстрее, и лампочка разгоралась все ярче. Хотя Грегори был знаком и с газовым, и с электрическим освещением, он никогда не испытывал такого восторга, как здесь, в этом диком краю, где ближайшую лампу накаливания можно было увидеть, вероятно, только в Норидже — в нескольких часах пути отсюда.

— Джозеф, а почему вы вообще решили построить эту электростанцию?

— Я ведь говорил, что это безопаснее, нежели керосиновые фонари в коровнике, в свинарнике и везде, где есть сухая солома. Когда я был мальчишкой, у нас здесь случился большой пожар — я запомнил его на всю жизнь... Я когда-нибудь рассказывал вам про старшего брата Берта Некланда, который работал у меня, пока я не установил это оборудование? Знаете, что он мне заявил? Электрический свет, дескать, слишком яркий и слишком дьявольский для того, чтобы быть творением Бога, и потому он не может позволить этому свету падать на него. Тогда я сказал: «Ладно, я же не хочу, чтобы ты по вечерам ходил с зонтиком». Дал ему расчет и объяснил, что если он действительно так думает, то может убираться.

— А он?

— С тех пор он больше здесь не появлялся.

— Ну и дурак! В наше время все возможно. Паровые механизмы тоже казались — или должны были казаться — чудом, но с наступлением Века Электричества, действительно возможно все. Знаете, Джозеф, о чем я думаю? Я думаю, что когда-нибудь у нас появятся электрические летающие машины. Кто знает, может быть, удастся сделать их настолько мощными, что они смогут долететь до Луны? Честное слово, я жду не дождусь, когда наступит новый век. Может быть, тогда, наконец, все человечество объединится, и начнется настоящий прогресс.

— Не знаю. К тому времени я буду уже в могиле.

— Чепуха, вы до ста лет доживете.

Помещение залил бледный свет. Сумерки за окнами, казалось, сгустились еще больше. Грендон подрегулировал горелки, удовлетворенно кивнул, и они вышли на улицу.

Теперь, когда не мешал шум паровой машины, слышалось тревожное мычание коров. Обычно во время дойки животные вели себя тихо; что-то их явно беспокоило. Фермер поспешил к коровнику, Грегори — за ним.

В свете висевшей под потолком лампочки было видно, что животные чем-то напуганы. В глубине помещения, открыв рот и сжимая в руках палку, стоял Берт Некланд.

— На что ты уставился, парень? — спросил Грендон.

Некланд медленно закрыл рот.

— Кто-то вошел и напугал их, — сказал он.

— Ты видел, кто это? — спросил фермер.

— Нет, ничего не было видно. Привидение, вот что это такое. Оно коров щупало. И до меня дотронулось. Привидение, как пить дать.

Фермер фыркнул.

— Бродяга какой-нибудь. Ты не мог его видеть, ведь свет еще не горел.

Берт протестующе покачал головой.

— Здесь было не так уж темно. Говорю вам, оно подошло прямо ко мне и дотронулось до меня. — Он кивнул в сторону стойла. — Видите? Я правду говорю, хозяин. Это было привидение, вот отпечаток его руки.

Подойдя ближе, они стали разглядывать бревно на краю перегородки между двумя стойлами. На дереве виднелся бесформенный влажный след. Грегори снова вспомнил, что произошло с ним днем, и по спине у него опять побежали мурашки.

Но фермер решительно произнес:

— Чепуха, это всего лишь коровья слюна. Продолжай доить, Берт, и прошу больше меня не беспокоить, потому что я хочу выпить чаю. Где Кафф?

Берт упрямо сказал:

— Раз вы мне не верите, может, собака вас убедит. Кафф почуяла привидение и бросилась за ним. Привидение пнуло ее, но Кафф все равно побежала следом.

— Я поищу ее, — предложил Грегори. Он вышел наружу и позвал Кафф.

Уже стемнело. Во дворе ничего не было видно, и он двинулся по дорожке мимо свинарника, продолжая звать собаку. Услышав впереди, под вязами, низкое грозное рычание, он остановился. Это была Кафф, не иначе. Грегори нехотя двинулся дальше, жалея, что у него нет с собой оружия и что переносные электрические фонари еще не изобретены.

— Кто здесь? — крикнул он.

К нему подошел фермер.

— В погоню!

Они побежали вперед. Силуэты четырех больших вязов четко выделялись на фоне неба, за ними блестела свинцовая гладь воды. В тот момент, когда Грегори увидел собаку, она вдруг взмыла в воздух, перевернулась и полетела в сторону фермера. Тот выставил руки, заслоняясь, и Грегори неожиданно ощутил движение воздуха, как будто кто-то невидимый пробежал рядом; тяжелый тошнотворный запах ударил в ноздри. Отшатнувшись, он огляделся. Тусклый свет из окон коровника освещал дорожку между домом и дворовыми постройками. Чуть дальше, позади зернохранилища, простиралась безмолвная местность. Ничего необычного.

— Они убили мою старушку Кафф, — прошептал фермер.

Грегори опустился рядом с ним на колени и осмотрел собаку. На ее теле не было никаких ранений, но Кафф была мертва, ее красивая голова безвольно лежала на земле.

— Она знала, что там кто-то есть, — сказал Грегори. — Она собиралась напасть на него, но он оказался проворнее. Кто это был? Что это было?

— Они убили мою старушку Кафф... — повторил фермер, будто не слыша его слов, поднял мертвую собаку и понес ее в дом. Грегори остался у вязов, ощущая необъяснимую тревогу.

Услышав шаги за спиной, он резко обернулся. Это был Берт Некланд.

— Что, привидение убило собаку? — спросил он.

— Да, оно убило ее, но это — нечто пострашнее привидения.

— Это одно из них, из привидений. Я немало их повидал на своем веку. Я не боюсь привидений, а вы?

— Минуту назад в коровнике ты говорил совсем другое.

Берт Некланд упер руки в бока. Это был коренастый парень, всего на пару лет старше Грегори, с прыщавым лицом и вздернутым носом, что придавало ему одновременно смешной и угрожающий вид.

— Вот как, мистер Грегори? Вы сейчас напуганы не меньше моего.

— Да, я испугался, не отрицаю. Но лишь потому, что это было нечто куда более отвратительное, чем любое привидение.

Некланд подошел ближе.

— Так, может быть, вы теперь станете держаться подальше от нашей фермы?

— Нет, конечно. — Грегори попытался отступить к свету, но Берт преградил ему путь.

— На твоем месте я бы стал держаться подальше. — Он упер локоть в грудь Грегори, чтобы придать весомость своим словам. — И запомни: Нэнси начала интересоваться мной намного раньше, чем ты тут появился.

— Ах вот оно что! Мне кажется, Нэнси сама может решить, кем она интересуется, верно?

— Я тебе уже сказал кем, понял? Надеюсь, не забудешь! — Он снова пихнул Грегори в грудь. Грегори сердито оттолкнул его руку. Некланд пожал плечами и пошел прочь, бросив на прощание: — Я тебя изуродую почище всех этих привидений, если будешь и дальше здесь ошиваться.

Грегори был потрясен. Судя по нескрываемой ярости в голосе Берта, тот уже давно затаил на него злобу. Не подозревая об этом, Грегори всегда старался вести себя с ним дружелюбно, считая, что мрачный вид Берта — это проявление обычной туповатости, и делал все, чтобы преодолеть барьер между ним и собой. Грегори хотел догнать Некланда и помириться с ним, но счел это проявлением собственной слабости и направился в сторону дома — вслед за фермером, несшим мертвую собаку.

Грегори Роллс вернулся в Коттерсолл слишком поздно и не смог в тот же вечер встретиться со своим другом Брюсом Фоксом. На следующий день сильно похолодало; Габриэль Вудкок, старейший житель городка, предсказывал снегопад (это не слишком рискованное предсказание сбылось через двое суток, произведя тем самым определенное впечатление на местных жителей, которые получили возможность заявить: «Я же говорил!»). Двое друзей встретились в «Путнике», где огонь в камине был жарче, хотя пиво слабее, чем в «Трех браконьерах» на другом конце городка.

Стараясь ничего не упустить, Грегори рассказал обо всем, что произошло накануне, не упомянув, однако, об инциденте с Некландом. Фокс зачарованно слушал, забыв и про свою трубку, и про пиво.

— Так что вот, Брюс, — закончил Грегори. — В этом глубоком пруду у мельницы скрывается летательный аппарат — тот самый, что мы видели в небе, а в нем обитает невидимое, враждебно настроенное к людям существо. Я очень боюсь за своих друзей с фермы. Может, сообщить в полицию? Как ты думаешь?

— Уверен, что старика Фарриша к Грендонам все равно не вытащить, сказал Фокс, имея в виду местного блюстителя закона. Он глубоко затянулся, потом отхлебнул из стакана. — Но я не уверен, Грег, что ты сделал правильные выводы. Пойми, я не сомневаюсь в фактах, сколь они ни удивительны, — я имею в виду, что визита небесных гостей вполне можно было ожидать. Недавний расцвет нашего мира, газ и электричество, освещающие города по ночам, должны показать по крайней мере половине обитаемого космоса, что мы уже достаточно цивилизованы. Но нанесли ли наши гости кому-либо умышленный вред?

— Они чуть не утопили меня, они убили бедняжку Кафф! Не понимаю, о чем ты говоришь. Не слишком дружественное начало, тебе не кажется?

— А ты поставь себя на их место. Представь, что они прилетели с Марса или с Луны — их мир, наверное, сильно отличается от нашего. Они могли просто испугаться. И трудно назвать нападением то, что они пытались забраться к тебе в лодку. Первым, собственно, напал ты, когда ударил веслом.

Грегори прикусил губу: его друг был прав.

— Мне просто стало страшно.

— Кафф они наверняка убили тоже от страха. В конце концов, собака напала на них, верно? Мне жаль этих созданий, они так одиноки во враждебном им мире.

— Ты говоришь «эти»? Насколько мне известно, оно там только одно.

— Вот что, Грег. Ты совершенно забыл, с каким восторгом относился к ним прежде. Ты постоянно хочешь убить этих несчастных существ вместо того, чтобы попытаться вступить с ними в контакт. Помнишь, ты говорил, что на звездах должно быть полно социалистов? Вот и думай о них как о невидимых социалистах, и посмотри, не будет ли тебе проще иметь с ними дело.

Грегори потер подбородок. В душе он был согласен с Брюсом Фоксом. Да, он позволил паническому страху взять верх над рассудком и в результате повел себя столь же нелепо, как и дикарь в каком-нибудь отдаленном уголке империи, впервые в жизни увидевший паровоз.

— Я лучше вернусь на ферму и попробую как можно скорее во всем разобраться, — сказал он. — Если эти существа действительно нуждаются в помощи, я им помогу.

— Вот именно. Только старайся не думать о них как о «существах». Думай о них как... как, скажем, об ауриганцах — пришельцах из созвездия Ауриги, то есть из созвездия Возничего.

— Ладно, пусть будут ауриганцы. Но пойми, Брюс, если б ты был в той лодке...

— Знаю, дружище. Я бы умер от страха, — тактично сказал Фокс и добавил: — Делай, как ты сказал, возвращайся на ферму и поскорее разберись в этом. Мне не терпится узнать, что будет дальше. По-моему, это самая интересная история после рассказов о Шерлоке Холмсе...

Грегори Роллс вернулся на ферму. Но на то, чтобы «разобраться», как говорил Брюс, времени требовалось намного больше, чем он предполагал, главным образом из-за того, что ауриганцы, казалось, спокойно обжились в своем новом доме после неприятных происшествий первого дня.

Насколько он мог судить, они не покидали пруда; по крайней мере, хлопот они больше не доставляли. Молодой человек частично сожалел об этом, поскольку слишком близко к сердцу принял слова своего друга и всячески старался продемонстрировать свое благожелательное и дружелюбное отношение к странным созданиям. Через несколько дней он пришел к выводу, что ауриганцы, видимо, улетели — столь же неожиданно, как и появились. Однако вскоре небольшое происшествие убедило его в обратном; тем же вечером, сидя в своей уютной комнатке в доме пекаря, он написал об этом событии своему другу по переписке в Вустер-Парк, что в графстве Сюррей:

Уважаемый мистер Уэллс!

Грегори Роллс.

Прежде всего, должен извиниться, что не написал Вам раньше — по причине отсутствия каких-либо новостей, связанных с событиями на ферме Грендона.

Лишь сегодня ауриганцы снова появились — если считать это подходящим словом для невидимых существ.

Мы с Нэнси Грендон кормили кур в огороде. Там все еще много снега, и кругом белым-бело. Когда куры побежали к лоханке Нэнси, я заметил какое-то движение — просто снег упал с ветки яблони, но это бросилось мне в глаза. А потом я заметил, как кто-то невидимый сбивает снег с деревьев, приближаясь к нам. Трава здесь высокая, и вскоре стало видно, как таинственная сила пригибает к земле стебли! Я обратил на это внимание Нэнси. Движение в траве прекратилось лишь в нескольких ярдах от нас.

Нэнси испугалась, но я решил вести себя как подобает настоящему британцу. Я шагнул вперед и спросил: «Кто вы? Чего вы хотите? Мы — ваши друзья, если вы — наши друзья».

Ответа не последовало. Я сделал еще шаг вперед, и трава снова пригнулась — теперь можно было понять, что у этого существа, скорее всего, большие ноги. По движению травы я догадался, что оно бежит. Я крикнул что-то и поспешил следом. Существо обежало вокруг дома. На замерзшей грязи во дворе никаких следов уже не оставалось, но инстинкт гнал меня вперед, мимо сарая, к пруду.

Как я и ожидал, холодная мутная вода разошлась и вновь сомкнулась, поглотив скользнувшее в нее тело. Обломки льда разбросало в стороны в том месте, где исчезло странное существо. Оно скрылось в небольшом водовороте и, несомненно, нырнуло к своему таинственному летательному аппарату.

Эти создания... существа... не знаю, как их называть, — вероятно, ведут земноводный образ жизни, может быть, они обитают в каналах Красной планеты. Но, сэр, Вы только представьте себе — невидимое человечество! Это столь же чудесная и фантастическая идея, как и идеи Вашего романа «Машина времени».

Пожалуйста, напишите мне, что Вы думаете по этому поводу, и прошу поверить, что я нахожусь в здравом уме и в точности описал все, как было!

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Он не стал писать, как потом, в теплой гостиной, Нэнси прижалась к нему и призналась, как ей было страшно. Отбросив мысль о том, что таинственные существа могут быть настроены враждебно, и видя восхищение в ее глазах, Грегори подумал, что она, в сущности, девушка симпатичная и, пожалуй, стоит того, чтобы бросить ради нее вызов двум столь разным людям, как Эдвард Роллс, его отец, и Берт Некланд, работник фермы.

В этот момент вошла миссис Грендон, и молодые люди мгновенно оказались в разных углах комнаты. Миссис Грендон ходила все медленнее, по мере того как внутри нее развивалась новая жизнь. Чтобы не волновать ее, они ничего не стали рассказывать ей о том, что видели. Впрочем, на разговоры времени не оставалось: в кухню вошли фермер и двое работников, на ходу сбрасывая сапоги и требуя обеда.

Неделю спустя, когда Грегори, захватив с собой статью по электротехнике в качестве повода для визита, снова появился на ферме, за обедом зашел разговор о зловонной росе.

Первый раз Грегори услышал об этом от Грабби. Грабби вместе с Бертом Некландом составляли всю рабочую силу Джозефа Грендона; но если Некланд жил в доме (у него была небольшая комнатка на чердаке), то Грабби ютился в маленькой, сложенной из камня хижине.

Его «дом», как он гордо именовал свое убогое жилище, стоял за огородом, возле свинарника, обитатели которого убаюкивали Грабби своим хрюканьем.

— Представляете, мистер Грендон, у нас еще никогда не было такой росы, — сказал он, явно предполагая, что Грегори уже сделал это наблюдение утром; от Грабби никогда не доводилось слышать что-либо оригинальное.

— Тяжелая, как осенняя роса, — хмуро добавил фермер, словно это что-то объясняло.

Наступила тишина, прерываемая лишь громким чавканьем Грабби; все сидящие за столом, были заняты пережевыванием рагу из кролика с печеных яблоками.

— Это не простая роса, вот в чем дело, — наконец сказал Грабби.

— От нее воняло поганками, — добавил Некланд. — Или стоячей водой из пруда.

Несколько минут все молча ели.

— Я читал о необычной росе, — сказал Грегори. — И вы, наверное, слышали о необычных дождях, когда с неба падают лягушки. Я даже читал о градинах с живыми лягушками или жабами внутри.

— Вы могли читать о многих невероятных вещах, мистер Грегори, сказал Некланд. — Но сейчас мы говорим именно об этой росе, которая выпала именно на этой ферме именно этим утром. Впрочем, лягушек там не было.

— Ну, она уже сошла, так что не понимаю, что вас беспокоит, заметила Нэнси.

— У нас, мисс Нэнси, никогда не было такой росы, — сказал Грабби.

— Мне пришлось перестирывать белье, — сказала миссис Грендон. — Я оставила его на ночь на улице, а утром от него страшно воняло.

— Вероятно, это связано с прудом, — предположил Грегори. — Какие-то необычные испарения...

Некланд фыркнул. Сидевший во главе стола фермер оторвался от еды и ткнул вилкой в сторону Грегори.

— Возможно, вы и правы. Дело в том, что эта роса выпала только на нашей ферме. В ярде от ворот дорога была сухая. Совершенно сухая.

— Верно, хозяин, — согласился Некланд. — Наше поле оказалось сплошь мокрым, а папоротник за изгородью совершенно сухой. Странно все это.

— Что бы там ни говорили, такой росы у нас никогда еще не было, повторил Грабби, как бы подытоживая все сказанное.

Рядом с гостиной располагалась комната поменьше. Хотя у них был общий камин — поскольку весь дом имел одну центральную дымовую трубу, сложенную из кирпича, — в этой комнате огонь разжигали редко. Это была Лучшая Комната. Здесь Джозеф Грендон уединялся, чтобы заняться бухгалтерией. Для других целей комната использовалась редко.

После обеда Грендон отправился в Лучшую Комнату, и Грегори последовал за ним. Тут фермер держал свою скромную библиотеку — книги Карлайла, Эйнсуорта, Раскина и Литтона, а также экземпляр «Машины времени» с дружеским посвящением, который Грегори подарил ему на Рождество. Но особую гордость хозяина комнаты составляли чучела животных, некоторые — в стеклянных ящиках.

Эти животные, видимо, подверглись насилию со стороны неумелого таксидермиста, поскольку таких поз они никогда не смогли бы принять при жизни, даже если предположить, что у этих животных имелись дополнительные суставы. В некоторых из чучел случайно можно было узнать сов, собак, лисиц, кошек, коз и телят. Лишь чучела рыб в какой-то степени напоминали свои живые прототипы, но вся чешуя давно осыпалась, подобно осенним листьям.

Грегори с некоторым содроганием разглядывал этих чудовищ, в создании которых больше чувствовалась рука человека, чем Бога. Их было так много, что часть пришлось перенести в гостиную; количество и внешний вид уродцев производили отталкивающее впечатление.

Тем не менее, глядя на угрюмо сгорбившегося над гроссбухом Грендона, Грегори сказал, желая подбодрить фермера:

— Джозеф, вам надо побольше заниматься таксидермией.

— Угу, — ответил тот, не поднимая головы.

— Это хобби, вероятно, доставляет вам удовольствие?

— Угу. — Фермер взглянул на него и, помолчав, добавил: — Вы молоды, вам знакомы лишь приятные стороны жизни. Вы невежественны, мистер Грегори, несмотря на университетское образование. Вам не понять, что с возрастом человек утрачивает свои способности, и в конце концов остается одно лишь упорство.

— Но...

— Я больше никогда не смогу заниматься чучелами. У меня просто нет времени! У меня действительно нет времени ни на что, кроме этой старой фермы.

— Но это же неправда! Вы...

— А я говорю, правда — я не бросаю слов на ветер. Я провожу время в вашем обществе; я могу даже сказать, что вы мне приятны; но вы для меня пустое место. — Он в упор взглянул на Грегори, опустил глаза и с грустью добавил: — И Марджори теперь для меня пустое место, хотя до того, как мы поженились, это было не так. У меня — ферма, и мы с ней составляем одно целое.

Он замолчал, будто не в силах найти подходящие слова, а чучела беспомощно глядели на него стеклянными глазами.

— Конечно, это тяжкий труд, — сказал Грегори.

— Вы не понимаете. Никто не понимает. Эта земля бесплодна. С каждым годом урожай все меньше и меньше. В земле не больше жизни, чем во всех этих чучелах. И я тоже бесплоден — год от года у меня все меньше средств... — Фермер вдруг встал, будто рассердившись на самого себя. Отправляйтесь-ка лучше домой, мистер Грегори.

— Джо, простите меня, ради Бога. Если я могу чем-нибудь помочь...

— Не надо лишних слов. Поезжайте домой, сегодня такой прекрасный вечер. — Он выглянул во двор. — Будем надеяться, что этой ночью вонючая роса не выпадет.

Странная роса больше не выпадала. Разговоры о ней прекратились, и, несмотря на то, что на ферме было мало свежих тем для обсуждения, о росе забыли через несколько дней. Февраль выдался не лучше и не хуже, чем в любом другом году; закончился он сильными ливнями и ураганом. Наступил март, и вместе с ним прохладная весна. Животные на ферме начали приносить потомство.

Количество этого потомства, казалось, опровергало все рассуждения фермера о бесплодности его земли.

— Никогда не видел ничего подобного! — сказал Грендон Грегори. Тот тоже никогда не видел неразговорчивого фермера столь возбужденным. Фермер взял молодого человека за руку и повел в сарай.

Там лежала коза по кличке Трикс. Возле ее бока толкались трое коричневых с белыми пятнами козлят, а четвертый стоял чуть в стороне, покачиваясь на тонких ножках.

— Четверо сразу! Вы когда-нибудь слышали, чтобы коза родила четверых козлят? Напишите об этом в лондонские газеты, Грегори! Но сначала загляните в свинарник!

Из свинарника раздавался визг — более громкий, чем обычно. Грегори почудилось в этих звуках что-то зловещее, истерическое — может быть, это каким-то образом было связано с настроением самого Грендона.

Грендон держал свиней смешанных кровей, с преобладанием крупной черной породы. Обычно они приносили по десятку поросят. Сейчас же у каждой было не меньше четырнадцати; возле одной громадной черной свиньи возились целых восемнадцать. Шум стоял неимоверный, и, глядя на это буйство новой жизни, Грегори подумал, что воспринимать обильный приплод как нечто сверхъестественное глупо — ведь он совсем не разбирался в сельском хозяйстве...

— Все они, конечно, не выживут, — сказал фермер. — У свиней не хватит сосков, чтобы прокормить такую ораву. Но это рекордный результат! Вы обязаны написать об этом в «Норидж Адвертайзер».

Появился Грабби с двумя ведрами корма; его круглое лицо сияло, словно плодовитость свиней доставляла ему огромную радость.

— Никогда не видел столько поросят, — сказал он. — Вы должны написать об этом в нориджскую газету. Никогда не видел столько поросят!

Грегори не удалось поговорить с Нэнси. Она вместе с матерью уехала на двуколке в город — сегодня в Коттерсолле был базарный день. Перекусив с Грендоном и работниками — миссис Грендон оставила им холодный обед, Грегори решил прогуляться по ферме, все еще ощущая непонятную тревогу.

Бледный свет вечернего солнца не мог пробиться сквозь толщу воды. Но, стоя возле кормушки для лошадей и глядя на пруд, Грегори увидел, что вода буквально кишит головастиками и лягушками. Он подошел ближе. У поверхности роилось множество мелких плавающих существ. Из глубины вынырнул большой жук и схватил головастика. Головастиков ловили и две утки, плававшие вместе со своими утятами в тростниках у дальнего берега. А сколько же было у них утят? В зарослях сновала целая флотилия птенцов.

Грегори обогнул сарай и коровник, осторожно ступая по болотистой земле, и вышел через мост к задней стене механической мастерской. Там стояли стога сена, а за ними вилась живая изгородь. По пути Грегори разглядывал птичьи гнезда. В поленнице свила гнездо горихвостка, в зарослях на болоте — луговой конек, на изгороди виднелись гнезда воробьев и дроздов. И все они были полны яиц — доверху.

Некоторое время он задумчиво постоял на месте, потом тем же путем медленно пошел обратно. Между двух стогов сена стояла Нэнси. Грегори удивленно уставился на нее и громко произнес ее имя, но девушка не ответила и даже не обернулась.

Озадаченный, Грегори подошел к ней и тронул за плечо. Голова резко повернулась, и он увидел длинные зубы и желтую кривую кость вместо носа... Это был всего лишь бараний череп, насаженный на палку, поверх которой было наброшено старое платье Нэнси. Череп свалился на землю рядом с ее шляпкой, и Грегори в испуге посмотрел вниз, стараясь унять отчаянно бьющееся сердце. В этот момент откуда-то выскочил Некланд и схватил его за руку.

— Что, испугался, приятель? Я вижу, ты все еще шляешься вокруг фермы. Почему бы тебе не убраться отсюда — навсегда, а? Я ведь тебя, кажется, предупреждал, и больше предупреждать не намерен, ясно? Оставь Нэнси в покое, иди лучше книжки свои почитай!

Грегори оттолкнул его руку.

— Слушай, ты, деревенщина, ты вообще соображаешь хоть что-нибудь? Как по-твоему, понравится Нэнси или ее матери, если они увидят твои художества? А если я покажу это мистеру Грендону? Ты что, Некланд, совсем спятил?

— Не смей называть меня деревенщиной, или я мигом выбью из тебя спесь. Один раз я уже припугнул тебя как следует. Еще раз повторяю держись от фермы подальше!

— Меня не интересуют твои предупреждения. Прихожу я сюда или нет это забота Грендонов, а вовсе не твоя. Занимайся своими делами, а я буду заниматься своими. И если еще раз ты устроишь что-либо подобное, придется поучить тебя уму-разуму.

Некланд выглядел уже не столь воинственно, как минуту назад, но все же довольно дерзко ответил:

— Я тебя не боюсь.

— Что ж, могу заставить тебя бояться, — сказал Грегори, повернулся и быстро пошел прочь, в то же время опасаясь нападения сзади. Однако Некланд исчез столь же внезапно, как и появился.

Грегори пересек двор, прошел на конюшню, оседлал Дэйзи и, ни с кем не попрощавшись, выехал за ворота.

Обернувшись, он взглянул на ферму, темным пятном выделявшуюся на фоне бескрайнего неба, раскинувшегося над безлюдной местностью. Земля казалась лишь узкой полоской суши посреди громадного океана воздуха и света, простора и неизвестности; и именно из этого океана явилось... он не знал, что именно, не мог даже сказать, принес ли таинственный космический корабль проклятие или благословение — оставалось только ждать.

Доехав до Коттерсолла, Грегори направился прямиком на рыночную площадь. Там он увидел Хетти, лошадку Нэнси, запряженную в двуколку, что стояла у бакалейной лавки, откуда как раз выходили Нэнси и миссис Грендон. Соскочив на землю, Грегори взял Дэйзи под уздцы, подошел к ним и поздоровался.

— Мы собираемся навестить мою подругу, миссис Эдвардс и ее дочерей, сообщила миссис Грендон.

— Извините, миссис Грендон, вы позволите мне поговорить с Нэнси наедине?

Миссис Грендон посмотрела на дочь и задумалась.

— Судя по тому, о чем вы беседуете на ферме, я не возражаю против того, чтобы вы поговорили с ней и здесь... Но мне не нужны слухи, мистер Грегори, и я не знаю, куда бы вы могли пойти, чтобы поговорить наедине. Я имею в виду, что жители Норфолка ведут себя сейчас более благопристойно, чем в дни моей молодости, и я не хочу скандала. Вы не можете отложить этот разговор до вашего следующего визита?

— Я был бы вам очень признателен, миссис Грендон, если бы вы позволили нам побеседовать сейчас. У моей домовладелицы, миссис Фенн, есть небольшая комнатка на первом этаже, и я полагаю, что она разрешит нам поговорить там. Все будет вполне прилично, уверяю вас.

— Ладно, Бог с ними, с приличиями! Пусть люди думают что хотят.

Миссис Грендон некоторое время задумчиво молчала; Нэнси стояла рядом с матерью, опустив глаза. Грегори взглянул на девушку, и ему показалось, что он впервые видит ее. На ней было голубое меховое пальто, платье в оранжево-коричневую клетку и шляпка. Внешность без малейшего изъяна, кожа гладкая и нежная, как персик; темные глаза скрываются за длинными ресницами. В уголках ее четко очерченных губ виднелись привлекательные ямочки. Грегори почувствовал себя вором, пытающимся похитить ее красоту, пока Нэнси не обращает на него внимания.

— Я иду к миссис Эдвардс, — заявила наконец Марджори Грендон. — Меня не интересует, чем вы будете заниматься вдвоем... но я стану волноваться, если ты не придешь через полчаса, Нэнси, слышишь?

— Да, мама.

Дом пекаря Фенна находился на соседней улице. Грегори и Нэнси шли молча.

Грегори отвел Дэйзи в конюшню, потом вместе с Нэнси вошел через заднюю дверь в дом. В это время дня мистер Фенн отдыхал наверху, а его жена работала в лавке, так что небольшая комнатка пустовала.

Нэнси уселась на стул и спросила:

— В чем дело, Грегори? Зачем вы утащили меня от матери — да еще прямо посреди улицы?

— Нэнси, не сердитесь. Я должен был вас увидеть.

Нэнси недовольно надула губы.

— Вы достаточно часто бываете на ферме, и там у вас нет особого желания меня видеть.

— Чепуха. Я всегда приезжаю именно затем, чтобы повидаться с вами, особенно в последнее время. Кроме того, насколько я знаю, вам ведь больше нравится Берт Некланд?

— Выдумали тоже — Берт Некланд! Почему он должен мне нравиться? Впрочем, даже если и так, это мое дело.

— Это и мое дело, Нэнси. Я люблю вас!

Он вовсе не собирался делать столь скоропалительное заявление, но слова уже были произнесены, и Грегори, преодолев смущение, пересек комнату, опустился у ее ног на колени и взял ее за руки.

— Я думала, вы приезжаете на ферму лишь для того, чтобы встретиться с моим отцом.

— Сначала это было так, Нэнси, но потом...

— Потом вы заинтересовались сельским хозяйством, да? И именно поэтому ездите к нам?

— Да, я, конечно, интересуюсь сельским хозяйством, но сейчас я говорю о вас. Нэнси, милая Нэнси, скажите, что вы хоть немного любите меня. Дайте мне хоть малейшую надежду!

— Вы очень приятный джентльмен, Грегори, и вы мне нравитесь, но...

— Но?

Нэнси потупила взор.

— Ваше положение весьма отличается от моего, и, кроме того, вы... вы ничего не делаете.

Слова девушки поразили Грегори. Из-за вполне естественного юношеского эгоизма он не ожидал услышать от нее слов неодобрения в свой адрес; но в них внезапно прозвучала правда о нем самом — по крайней мере такая, какой она ей казалась.

— Нэнси, я... да, это так, вы думаете, что я сейчас не занимаюсь ничем полезным. Но я много читаю, изучаю, переписываюсь с некоторыми известными людьми. И все это время стараюсь решить, какую карьеру мне избрать. Уверяю вас, я не бездельник — если вы это хотите сказать.

— Нет, я так не думаю. Но Берт говорит, что вы частенько веселитесь в этом... в «Путнике».

— Ах вот как? А какое ему, собственно, дело до того, чем я занимаюсь в свободное время, и почему он сообщает об этом вам? Чертов наглец!

Нэнси встала.

— Раз, кроме ругательств, вам больше нечего сказать, я пойду к матери, если вы не возражаете.

— О Господи, все это чепуха! — Он схватил ее за руку. — Послушайте, милая моя. Я прошу только вашей благосклонности. И позвольте мне сказать несколько слов по поводу фермы, где творятся странные вещи... Мне немного не по себе при мысли о том, что вы ночью находитесь там. Весь этот приплод, все эти поросята — это ненормально!

— Я не вижу ничего ненормального — так же, как и мой отец. Я знаю, как много он работает; он хорошо ухаживает за животными, вот и все. Он лучший фермер в окрестностях Коттерсолла.

— О, конечно! Он прекрасный человек. Но ведь не он же снес восемь яиц в воробьиное гнездо? Не он напустил в пруд головастиков и тритонов столько, что тот теперь напоминает густую похлебку? Нэнси, на вашей ферме в этом году происходит нечто странное, и я бы хотел защитить вас, если смогу.

Искренность его слов, а также, видимо, его близость и то, как страстно он сжимал ее руку, успокоили Нэнси.

— Дорогой мой Грегори, вы совсем не разбираетесь в сельском хозяйстве, несмотря на все ваши книги. Но мне очень приятно, что вы волнуетесь за меня.

— Я всегда буду беспокоиться о вас, Нэнси, прекрасное создание!

— Вы заставляете меня краснеть!

— Краснейте, пожалуйста, тогда вы еще более прекрасны, чем обычно! Грегори обнял ее за талию. Когда она подняла голову, он прижал ее к груди и крепко поцеловал.

Нэнси глубоко вздохнула и вырвалась из его объятий, впрочем, не слишком поспешно.

— О, Грегори! Мне надо идти к маме!

— Еще один поцелуй! Я не могу отпустить вас, пока не получу его.

Получив требуемое, Грегори остановился у двери, весь дрожа от волнения.

— Поскорее приезжайте к нам снова, — прошептала Нэнси на прощание.

— С огромным удовольствием, — выдохнул Грегори.

Но, как оказалось, следующий визит удовольствия ему отнюдь не доставил.

Когда Грегори появился на ферме, посреди двора стояла большая телега, полная визжащих поросят. Возле нее возились фермер и Некланд. Грендон, поеживаясь в легком пальтишке, весело поздоровался с Грегори.

— У меня есть шанс сделать на этих свинках хорошие деньги. Свиноматки не в состоянии их прокормить, а в Норидже молочные поросята в хорошей цене, так что мы с Бертом собираемся отвезти их в Хейхэм и погрузить на поезд.

— Они здорово подросли!

— Да, в день они прибавляют по два фунта с лишним! Берт, давай-ка возьмем сеть и накроем телегу, а то поросята разбегутся — они такие юркие! — Они направились к сараю, шлепая по грязи. Позади Грегори что-то хлюпнуло. Он обернулся.

В грязи между конюшней и телегой появилась цепочка следов. Казалось, они отпечатываются сами по себе, без чьего-либо участия. Ледяная волна пронзительного сверхъестественного страха охватила Грегори, но он не в силах был пошевелиться, он мог лишь наблюдать, как следы приближаются к нему.

Запряженная в телегу лошадь тревожно заржала. Следы достигли телеги; телега заскрипела, как будто кто-то вскарабкался на нее. Поросята в ужасе завизжали. Один поросенок перепрыгнул через деревянный борт и вывалился наружу. Потом наступила жуткая тишина.

Грегори все еще не мог пошевелиться. В телеге слышались странные чавкающие звуки, но взгляд его оставался прикованным к отпечаткам в грязи. Следы не были похожи на человеческие: в телегу забралось существо, подволакивающее конечности, очертаниями напоминающие тюленьи ласты. Внезапно Грегори обрел голос.

— Мистер Грендон! — завопил он.

Лишь когда из сарая выбежали фермер с сетью и Берт, Грегори отважился заглянуть в телегу.

Последний поросенок съеживался на глазах, точно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Поросенок сморщился и бесшумно упал среди других мешочков свиной кожи. Телега скрипнула. Кто-то, тяжело шлепая, двигался через двор в сторону пруда.

Грендон подбежал к телеге и в ужасе уставился на сплющенные тельца.

Некланд первым обрел дар речи.

— Какая-то болезнь, вот что это! Наверное, одна из этих новых зараз с континента!

— Нет, не болезнь, — возразил Грегори. Он с трудом мог говорить, поскольку уже успел заметить, что внутри или около сморщившихся поросячьих тел не осталось никаких костей. — Это не болезнь — смотрите, поросенок, который успел выскочить, все еще жив.

Он показал на поросенка, повредившего при падении ногу, который, тяжело дыша, лежал в канаве неподалеку. Фермер подошел и взял поросенка на руки.

— Он выскочил и поэтому не успел заразиться, — сказал Некланд. Хозяин, пойдемте лучше посмотрим, как чувствуют себя остальные — те, что в свинарнике.

— Ну и дела, — с застывшим лицом произнес Грендон, протягивая поросенка Грегори. — Нет смысла везти одного-единственного на рынок... я велю Грабби распрячь лошадь. А вы тем временем, будьте так любезны, отнесите его Марджори. По крайней мере, завтра на обед будет жареная свинина.

— Мистер Грендон, это не болезнь. Вызовите ветеринара из Хейхэма, пусть он обследует эти останки.

— Не учите меня, что мне делать на моей ферме, молодой человек. И без вас забот хватает.

Несмотря на резкий ответ фермера, Грегори не мог не вернуться на ферму. Он должен был увидеть Нэнси и выяснить, что происходит.

На следующее утро Грегори получил письмо от мистера Г.Дж. Уэллса. Среди прочего в нем были такие слова:

«Собственно говоря, я не отношу себя ни к оптимистам, ни к пессимистам. Я склонен верить как в то, что мы стоим на пороге эпохи невероятного прогресса — эта эпоха, несомненно, уже очень близка — так и в то, что мы, возможно, приближаемся к концу света, предсказываемому нашими мрачными пророками. Я вовсе не удивился, узнав о странных событиях на отдаленной ферме близ Коттерсолла. Не думайте только, что меня это не пугает, даже если я и не могу удержаться от восклицания: “Что за шутки!”»

Слишком занятый своими мыслями, чтобы, как обычно, радоваться письму, Грегори сунул его в карман пиджака и пошел седлать Дэйзи.

Перед обедом он успел на кухне обменяться с Нэнси поцелуями, и это было, пожалуй, единственным приятным событием за весь день. Грендон немного успокоился, обнаружив, что никто из остальных поросят не пал жертвой странного недуга, но его тревожила возможность очередной вспышки болезни. Тем временем произошло другое чудо. На пастбище, в полуразрушенном хлеву, корова за ночь родила четырех телят. Фермер не надеялся, что животные выживут, но телята чувствовали себя прекрасно; Нэнси кормила их из бутылочки.

Грендон сильно устал, проведя всю ночь возле коровы, и с радостью уселся во главе стола, когда появилась жареная свинина на блюде.

Увы, она оказалась несъедобной. Все с отвращением побросали ножи и вилки. Мясо было горьким, насчет чего первым высказался Некланд:

— Оно заражено! — рявкнул он. — Поросенок был болен. Мы не можем есть это мясо, если не хотим умереть через неделю.

Пришлось перекусить холодной солониной, сыром и маринованным луком, на который миссис Грендон в ее нынешнем положении не могла даже смотреть. Она ушла наверх, вся в слезах от мысли, что ее великолепно приготовленное кушанье не удалось, и Нэнси побежала следом, чтобы ее утешить.

После обеда, прошедшего в мрачном молчании, Грегори завел разговор с Грендоном.

— Завтра я собираюсь на несколько дней в Норидж, мистер Грендон. Я вижу, у вас появились проблемы. Не могу ли я чем-нибудь помочь? Может быть, найти в городе ветеринара?

Грендон похлопал его по плечу.

— Понимаю, вы хотите сделать как лучше, большое вам за это спасибо, но вы, похоже, не знаете, что ветеринар стоит кучу денег, и не всегда от него есть толк. Представьте, что какой-нибудь молодой идиот скажет дескать, вся наша скотина отравлена. Нам придется ее забить. Хорошенькое дельце, а?

— Раз у Грегори Роллса много денег, то он думает, что и у всех остальных тоже, — усмехнулся Некланд.

Фермер в ярости повернулся к нему.

— Кто тебя за язык тянет, парень? Держи его за зубами, когда люди говорят о том, что тебя не касается. Почему бы тебе не пойти чистить коровник, раз ты уже пообедал?

Когда Некланд ушел, Грендон сказал:

— Берт парень неплохой, но очень уж вас не любит. Вы говорите, что у меня появились проблемы. Но на ферме всегда полно проблем, Грегори, в этот год одни, в другой — другие. Я никогда еще не видел такого приплода, как в нынешнем году, и очень рад этому, действительно рад. Несколько поросят погибло, но это не удержит меня от того, чтобы выгодно продать остальных.

— Но вам их не продать — если на вкус они все такие же, как тот, что был сегодня на обед.

Грендон хлопнул его по руке.

— Зря вы беспокоитесь. Горький привкус может исчезнуть, когда они подрастут. А если и нет... их ведь будут покупать до того, как попробуют, верно? Я небогатый человек, Грегори, и когда мне хоть немного везет, я не могу упустить свой шанс. Собственно — я вам первому об этом говорю, даже Берт не знает, — завтра или послезавтра приедут строители и поставят еще несколько деревянных загонов, возле хижины Грабби, чтобы у молодняка было больше свободного места.

— Хорошо. Тогда позвольте мне сделать что-нибудь лично для вас, Джозеф, в благодарность за вашу доброту. Позвольте мне привезти ветеринара из Нориджа за свой счет, чтобы он просто оценил обстановку, ничего больше.

— Ну почему вы так упрямы, черт бы вас побрал? Я вам говорю — как говорил и мой отец: если на моей земле появится человек, которого я не звал, я возьму ружье и всажу в него заряд картечи, точно так же, как я поступил с двумя бродягами в прошлом году. Надеюсь, вам понятно?

— Полагаю, да.

— Тогда я пойду посмотрю, как там корова. И перестаньте беспокоиться о том, чего вы не понимаете.

Когда фермер ушел, Грегори долго стоял, глядя в окно и ожидая, когда спустится Нэнси. Его очень: что же произойдет дальше? Но вид за окном был вполне мирным. Похоже, Грегори был единственным, кого тревожило происходящее. Даже проницательный мистер Г.Дж. Уэллс, казалось, воспринимал его сообщения не вполне серьезно — он, человек, который был рад любой новости о невероятных событиях, пусть даже не столь невероятных, как в его недавнем романе «Чудесное посещение». Что бы там ни было, Грегори решил как можно скорее отправиться в Норидж, к своему дяде — сразу же, как только поцелует на прощание Нэнси.

Дядя был человеком не столь жестким, как его брат Эдвард, отец Грегори. Он с интересом рассматривал план фермы, который нарисовал Грегори, и набросок отпечатавшегося в грязи следа, с интересом выслушал рассказ о том, что произошло.

И в конце концов сказал:

— Привидения!

Грегори попытался с ним спорить, но тот был тверд:

— Дорогой мой мальчик, боюсь, твоя голова забита чудесами нашего столетия. Ты, конечно, знаешь о таких творениях инженерной мысли, как подвесной мост через залив Ферт-оф-Форт и колоссальная башня Эйфеля в Париже — хотя, если она не рухнет лет через десять, я обещаю съесть свою шляпу. Никто не сомневается, что все эти вещи представляют собой чудо, но они стоят на земле. Ты же пытаешься внушить мне, что инженеры нашего или какого-то другого мира могут построить машину, которая летает от одного небесного тела к другому. Нет, скажу тебе, ни один инженер не в состоянии сделать ничего подобного — и я не просто утверждаю это, но могу сослаться на соответствующий закон. Существует закон, который гласит, что ни один инженер не может летать в каком-нибудь подобии Эйфелевой башни, снабженной моторами, с Марса на Землю, или с Солнца на Землю, или откуда-то еще закон, который можно прочитать в Библии и который отражен на страницах «Корнхилла». Нет, мой мальчик, твоя голова просто забита чудесами нашего времени, а вашу ферму посетили всего лишь старые добрые привидения.

Грегори погулял по городу, заглянул в книжные лавки, купил кое-что... Он ни на мгновение не сомневался, что его дядя, человек с доброй душой, который мог подарить соверен на прощанье, оказался далеко не столь умным, как думалось Грегори. Осознав это, Грегори вдруг понял, что он уже вырос и что времена переменились.

Но Норидж был приятным городом, и гостить в доме дядюшки тоже было приятно, так что Грегори провел там неделю, хотя собирался пробыть дня три.

Поэтому, вновь проезжая по каменистой дороге, ведущей из Коттерсолла к ферме Грендона, он испытывал угрызения совести. С тех пор, как он был здесь в последний раз, окружающий пейзаж изменился. Всюду зеленела листва, и даже пустошь выглядела не столь мрачно. Большое дерево бузины и вознесшийся ввысь кустарник почти скрывал за собой ферму.

Грегори показалось, будто ферма ферма таинственным образом исчезла, но вот, пришпорив Дэйзи, он увидел черные очертания мельницы, появившейся из-за буйно разросшихся деревьев. Луга к югу от фермы покрывала густая трава. Даже вязы выглядели значительно более развесистыми, чем раньше, их ветви угрожающе нависали над домом.

Миновав широкий деревянный мост и въехав через открытые ворота во двор, Грегори заметил в канаве густые заросли крапивы. Повсюду летали птицы. Однако во всем этом чувствовалось буйство не жизни, а смерти. Стояла тревожная тишина, как будто на ферме лежало проклятие, исключавшее любой звук, любую надежду.

Он сообразил, что подобное впечатление связано отчасти с тем, что Ларди, молодая колли, заменившая Кафф, не выбежала с лаем ему навстречу, как это бывало обычно. Двор был пуст, даже куры исчезли. Ведя Дэйзи в конюшню, он заметил в крайнем стойле пегого коня и узнал лошадь доктора Кроучхорна. Беспокойство Грегори усилилось.

Поскольку места в конюшне уже не было, он отвел свою лошадку к каменным яслям у пруда, привязал ее там и направился к дому. Парадная дверь была открыта. Возле крыльца росли огромные одуванчики. Ползучие растения, до этого не бросавшиеся в глаза, теперь забирались в окна первого этажа. Какое-то движение в густой траве привлекло его внимание, и он, взглянув вниз, отдернул ногу. В сорняках сидела громадная жаба, держа во рту голову все еще извивавшегося ужа. Жаба пристально смотрела на Грегори, будто пытаясь определить, завидует ли человек ее прожорливости. С отвращением передернув плечами, Грегори поспешил в дом.

Трое козлят Трикс, уже основательно подросших, бегали в гостиной, пытались щипать ковер и забирались в массивные кресла, поглядывая на набитую соломой карикатуру козы, стоящую в стеклянном ящике у окна. Судя по царившему в комнате разгрому, они резвились здесь уже достаточно долго. Но больше в комнате никого не было; заглянув на кухню, он обнаружил, что пусто и там.

Сверху донеслись приглушенные звуки. Грегори никогда раньше не приглашали наверх, но он не колебался ни мгновения. Толкнув тяжелую дверь, он начал подниматься по лестнице, огибающей массивную печную трубы, и почти сразу же кого-то наткнулся.

Это была Нэнси; она стояла в полумраке и плакала. Грегори схватил девушку за руку и прошептал ее имя, но она вырвалась и убежала. Сверху уже более отчетливо раздавались шум и плач, хотя в эту минуту он к ним не прислушивался. Нэнси подбежала к двери на площадке второго этажа, ворвалась в комнату и захлопнула дверь за собой. Схватившись за ручку, Грегори услышал, как изнутри задвигается засов.

— Нэнси! — крикнул он. — Не прячьтесь от меня! Что случилось? Что тут происходит?

Ответа не было. Пока Грегори растерянно дергал за ручку, открылась соседняя дверь, и на пороге появился доктор Кроучхорн, застегивая на ходу свой черный чемоданчик. Это был высокий угрюмый человек с глубокими морщинами на свирепом лице, которое нагоняло столько страха на пациентов, что большая их часть выполняла все приказы доктора и успешно выздоравливала. Даже сейчас на его голове красовался цилиндр, который Кроучхорн практически никогда не снимал, что способствовало известности доктора в округе.

— Что случилось, доктор Кроучхорн? — спросил Грегори. Врач закрыл за собой дверь и начал спускаться по лестнице. — Чума или нечто пострашнее?

— Чума, молодой человек? Нет, это куда более чудовищно.

Погруженный в свои мысли, он смотрел на Грегори, будто не видя молодого человека, пока тот снова не спросил:

— Почему вы здесь, доктор?

— Сегодня ночью у миссис Грендон начались роды, — сказал доктор, все еще стоя на верхней ступеньке.

Волна облегчения захлестнула Грегори. Он совсем забыл о матери Нэнси!

— Она родила?.. Мальчик?

Доктор медленно кивнул.

— Она родила двух мальчиков, молодой человек. — Он поколебался, потом что-то дрогнуло в его лице, и он поспешно добавил: — И семь девочек. Девять детей! И все они... все они живы. Это невероятно. За всю мою жизн ь...

Он осекся и, придерживая шляпу, поспешил вниз. В голове Грегори творилось нечто невообразимое. Девять детей! Девять! Как будто миссис Грендон ничем не отличалась от животных в стойле. Даже рисунок на обоях казался ему тошнотворным, словно сам дом воплощал собой болезнь. Из спальни доносились мяукающие звуки, в которых не было ничего человеческого.

Грегори ошеломленно стоял на лестнице: ему казалось, что крики младенцев проникают прямо в его мозг. Снаружи послышался стук копыт доктор возвращался в Коттерсолл. Из комнаты Нэнси не доносилось ни звука. Грегори догадывался, что она прячется от него, чтобы избежать позора, и в конце концов заставил себя спуститься по темной лестнице вниз. Из-под лестницы выскочила кошка, а за ней дюжина котят. Козлята все еще резвились в комнате. В камине лежали остывшие угли — огонь не поддерживали с вечера.

— Могу поспорить, ты такого не ожидал!

Грегори резко обернулся. Из кухни вышел Грабби, держа в руке ломоть хлеба с куском мяса. Он увлеченно жевал, улыбаясь Грегори.

— Вот это мужик, фермер Грендон! — воскликнул он. — Еще ни одному мужчине в этой стране не удавалось сделать девять детишек за один заход!

— Где фермер?

— Я говорю, еще ни одному мужчине в этой стране...

— Да, я уже слышал. Где фермер?

— Работает, наверно. Так вот, еще ни одному мужчине...

Не дослушав, Грегори выскочил во двор и за углом дома наткнулся на Грендона. Фермер нес на плече вилы с огромной охапкой сена. Грегори встал у него на пути, но тот обошел его стороной.

— Джозеф, я бы хотел поговорить с вами.

— У меня много работы. Очень жаль, если вы сами не видите.

— Я бы хотел поговорить о вашей жене.

Грендон не ответил. Он работал как одержимый, сбрасывая сено на землю и тут же возвращаясь за очередной охапкой. Говорить с ним сейчас было непросто. Коровы и недавно родившиеся телята то и дело издавали тревожные, не похожие на обычное коровье мычание, звуки. Грегори пошел следом за Грендоном обратно к стогу сена; фермер шагал с мрачной решимостью, не замечая ничего вокруг. Глаза его глубоко запали, губы были плотно сжаты. Грегори положил руку ему на плечо, но фермер сбросил ее. Насадив на вилы громадную охапку сена, он развернулся столь резко, что Грегори пришлось отскочить, чтобы не оказаться у него на пути.

Наконец, Грегори потерял терпение. Войдя следом за Грендоном в коровник, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Грендон даже не пошевелился.

— Джозеф, что с вами? Почему вы вдруг стали таким бессердечным? Ваша жена наверняка нуждается в том, чтобы вы были рядом!

Фермер повернулся к Грегори, глядя на него невидящими глазами и выставив перед собой вилы, словно оружие.

— Я был с ней всю ночь, пока она рожала.

— Но сейчас...

— Сейчас с ней сиделка из Дерхэма. Я всю ночь провел там. А теперь мне нужно заниматься делами на ферме — вы же знаете, будет хороший урожай.

— Чересчур хороший, Джозеф. Остановитесь и подумайте...

— У меня нет времени на пустую болтовню.

Бросив вилы, он отодвинул Грегори в сторону, отпер дверь и распахнул ее. Крепко взяв молодого человека за руку, он повел его вдоль овощных грядок.

Листья раннего салата были просто гигантскими. Грендон гордо шагал вдоль рядов свежей зелени, выдергивая пучки молодой редиски, моркови, лука и тут же отбрасывая их через плечо.

— Смотрите, Грегори, все всходы крупнее, чем когда-либо, и появились на несколько недель раньше! Урожай будет небывалый. Взгляните на поле! Взгляните на сад! — Он широким жестом обвел ряды деревьев, усыпанных бело-розовыми цветами. — Что бы это ни означало, мы просто обязаны этим воспользоваться. На следующий год такого может уже не быть. Да это же просто сказка!

Фермер замолчал и, казалось, тут же забыл о существовании Грегори. Уставившись в землю, столь внезапно ставшую плодородной, он снова направился в коровник, откуда доносились звуки льющейся воды — Некланд ополаскивал молочные бидоны.

Весеннее солнце грело спину Грегори. «Внешне все нормально, — сказал он сам себе. — Ферма процветает». Из-за свинарника слышались голоса рабочих, готовивших место для нового коровника. «Наверное, — уныло подумал Грегори, — беспокоиться не о чем». Он медленно направился назад, к дому. Делать нечего; пора возвращаться в Коттерсолл... но сначала нужно увидеться с Нэнси.

Нэнси была на кухне. Некланд принес ей парного молока, и она с усталым видом пила его из ковшика.

— О, прости, Грег, что я убежала от тебя. Просто я очень расстроилась.

Она подошла и положила руки ему на плечи, чего никогда раньше не делала.

— Бедная мама, боюсь, ее рассудок не вынес рождения стольких детей. Она говорит очень странные вещи, я никогда от нее такого не слышала; почему-то ей кажется, что она снова стала ребенком.

— Ничего удивительного, — ответил Грегори, гладя ее по волосам. — Ей станет лучше, когда пройдет шок.

Они поцеловались; Нэнси протянула ему ковшик молока. Грегори отхлебнул и тут же с отвращением выплюнул.

— Тьфу! Что за гадость? Никак Некланд хочет тебя отравить? Ты его пробовала? Оно горькое, как полынь!

На лице Нэнси появилось озадаченное выражение.

— Мне вкус показался несколько странным, но не неприятным. Дай я еще раз попробую.

— Нет, это слишком мерзко. Что-то туда подмешали.

Несмотря на его протесты, она поднесла ковшик к губам, потом покачала головой:

— Ты что-то выдумываешь, Грег. Вкус чуть-чуть необычный, верно, но, по-моему, все в порядке.

— Милая моя, это ужасно. Пусть твой отец попробует. Посмотрим, что он скажет.

— На твоем месте, Грег, я бы его сейчас не беспокоила. Ты же знаешь, как он занят и как он устал, просидев всю ночь возле мамы... а теперь он опять работает. Я скажу ему за обедом. Кстати, мне нужно заняться стряпней. Эти козлята тут такого натворили! Не говоря уже о Грабби. Надеюсь, ты останешься пообедать с нами?

— Нет, Нэнси, мне надо ехать. Меня ждет письмо, на которое я должен ответить; оно пришло, пока я был в Норидже.

Нэнси прикусила губу и хрустнула пальцами.

— Наверное, я кажусь тебе просто занудой! Я никогда тебя не спрашивала, как ты развлекался в городе! Тебе, конечно, хорошо, ты свободный человек, тебе не надо ни работать, ни готовить!

— Ты обижаешься на меня? Послушай, Нэнси, любимая, это письмо от доктора Хадсон-Уорда, старого знакомого моего отца — директора школы в Глостере; он хочет, чтобы я пошел к нему работать учителем, на очень выгодных условиях. Так что я больше не буду бездельничать, вот увидишь.

Смеясь, она прильнула к нему.

— Чудесно, милый! Из тебя получится хороший учитель. Но Глостер — это же на другом конце Англии. Наверное, когда ты уедешь туда, мы больше тебя не увидим.

— Еще ничего не решено, Нэнси.

— Через неделю ты уедешь, и мы никогда не увидимся. Ты будешь работать в этой школе и не вспомнишь о своей Нэнси.

Грегори ласково потрепал ее по щеке.

— Нэнси, ты любишь меня?

Она опустила ресницы.

— Грег, здесь такая неразбериха... я имею в виду... да, я люблю тебя, но страшно подумать, что я могу тебя больше не увидеть.

Четверть часа спустя он уехал в прекрасном расположении духа, вспоминая ее слова и не подозревая об опасности, которая грозила ей.

Тем же вечером Грегори Роллс отправился в «Путник». Моросил мелкий дождик. Брюс Фокс уже ждал его, устроившись в уютном кресле возле камина.

На этот раз Фокса больше интересовала предстоящая свадьба его сестры, чем рассказ Грегори; когда появились приятели его будущего зятя, началось подобающее случаю возлияние, и воцарилась веселая, не располагающая к серьезным беседам атмосфера. Довольно быстро, как только пиво возымело свое действие, Грегори тоже забыл, о чем собирался рассказать, и стал искренне наслаждаться безмятежным обществом.

На следующее утро он проснулся с тяжелой головой и в расстроенных чувствах. Миссис Фенн его настроения не улучшила; судя по ее поведению, он явился вчера поздно и шумел на лестнице. «Впрочем, — раздраженно подумал он, — миссис Фенн и ей подобные рождены для того, чтобы страдать, и чем чаще, тем лучше». Мысль эта, правда, не слишком согласовывалась с его социалистическими принципами, но сейчас эти принципы были в столь же плачевном состоянии, как и его печень.

Грегори хотел было выйти и немного развеяться, но погода показалась ему чересчур сырой. Он уныло сидел в кресле у окна, в очередной раз откладывая ответ доктору Хадсон-Уорду, директору школы.

Грегори вяло протянул руку и взял маленький томик в кожаном переплете — книгу о змеях, которую купил в Норидже несколько дней назад. Один абзац привлек его внимание:

«Большинство ядовитых змей, за исключением опистоглифов, выпускают свою жертву из зубов после укуса. В некоторых случаях жертва погибает в течение нескольких секунд, тогда как в других случаях смерть может наступить через несколько часов или даже дней. Слюна некоторых змей не только содержит яд, но и обладает пищеварительным действием. Бразильская коралловая змея, хотя и имеет не более фута в длину, в избытке обладает этой способностью. Когда она кусает животное или человека, жертва не только погибает в страшной агонии в течение нескольких секунд, но ее внутренности начинают растворяться, и даже кости превращаются в некое подобие студня. Затем маленькая змея может высосать, как бульон, все содержимое тела жертвы из природной оболочки — кожи, которая остается нетронутой».

Грегори долго сидел у окна с раскрытой книгой на коленях, думая о ферме Грендонов и о Нэнси и упрекая себя за легкомыслие в отношении к своим друзьям. Постепенно у него сложился план действий, которые он намеревался предпринять, как только приедет на ферму; но визит пришлось отложить на несколько дней — стояла крайне дождливая погода, что было необычно для конца апреля.

Однако уже на следующий вечер, ужиная внизу вместе с Феннами, он услышал новости с фермы. Был базарный день, и жена пекаря сообщила:

— Этот придурок, работник Джо Грендона, скоро угодит в тюрьму, если не научится вести себя как следует. Слышали, что он сегодня натворил, Грегори?

— Что же он натворил, миссис Фенн?

— Легче сказать, чего он не натворил! Привез, как обычно, молоко, но никто не хотел его покупать, потому что оно, похоже, простояло Бог знает сколько времени. Тогда Грабби начал страшно ругаться и кричать, что у него лучшее молоко в округе, и в подтверждение сделал большой глоток из бидона. А потом двое мальчишек Беттсов стали кидать в него камнями, и это, конечно, просто взбесило Грабби! Он схватил одного из них и окунул головой в молоко, а потом швырнул ведро прямо в окно дома, где живут мальчишки. Вы только представьте себе! Вышли старик Беттс с женой и колотили его палками, пока он не убежал, крича и ругаясь, что хорошего молока никогда никому больше не продаст!

Пекарь рассмеялся.

— Представляю себе это зрелище! Похоже, все они там, у Джо, свихнулись. Вчера утром приехал Сили, строитель, и заявил, что урожай у Джо в этом году намного лучше, чем обычно, хотя у всех остальных в округе нет ничего подобного. Как утверждает Сили, Марджори Грендон родила четверых близнецов, но вы же знаете, старик Сили любит приврать. Думаю, если бы у нее действительно было четверо близнецов, мы бы об этом узнали от доктора Кроучхорна.

— Поговаривают, доктор Кроучхорн вчера напился.

— Я тоже слышал. Не похоже на него, верно?

— За все время это вообще первый случай... хотя, говорят, в молодости он любил заложить за воротник.

Слушая беседу мужа и жены, Грегори обнаружил, что у него пропал аппетит. Он угрюмо вернулся к себе в комнату и попытался сосредоточиться на письме в Глостершир, достопочтенному доктору Хадсон-Уорду. Он понимал, что должен принять его предложение, и был готов к этому, однако знал, что сначала нужно сделать все возможное, чтобы Нэнси оказалась в безопасности. Так и не решившись, он отложил ответ доктору до следующего дня, а назавтра написал, что с радостью соглашается на предложенную работу, но попросил дать неделю на сборы. Когда он относил письмо почтальону в «Три браконьера», все еще шел дождь.

Однажды утром дождь неожиданно кончился. Над Восточной Англией распростерлось бескрайнее голубое небо, и Грегори, оседлав Дэйзи, отправился по раскисшей дороге на ферму.

Грабби и Некланд расчищали канаву лопатами. Грегори поздоровался с ними и въехал в ворота. Собираясь поставить лошадь в конюшню, он увидел Грендона и Нэнси, стоящих на участке необработанной земли возле восточной, глухой стены дома. Он медленно подошел к ним, заметив, что земля здесь сухая, как будто все это время дождя не было. Но он тут же забыл об этом, увидев девять маленьких крестов, которые Грендон устанавливал на девяти свежих холмиках земли.

Нэнси плакала. Оба посмотрели на Грегори, после чего Грендон вернулся к своей работе.

— О, Нэнси, Джозеф, примите мои соболезнования! — воскликнул Грегори. — Подумать только, что все они... но где же пастор? Где пастор, Джозеф? Почему вы хороните их без соответствующего обряда?

— Я говорила отцу, но он и слушать меня не стал! — всхлипнула Нэнси.

Грендон дошел до последней могилы, взял последний грубо отесанный деревянный крест, поднял его над головой и с размаху воткнул в землю, как будто хотел пронзить сердце того, кто там лежал. Лишь после этого он выпрямился и сказал:

— Нам не нужен пастор. У меня нет времени на пасторов. Работа не ждет.

— Но это же ваши дети, Джозеф! Что с вами?

— Теперь они — часть фермы, чем, впрочем, всегда и были. — Он повернулся, закатал повыше рукава рубахи на загорелых руках и направился в сторону работавших в канаве.

Грегори обнял Нэнси и взглянул в ее заплаканное лицо.

— Сколько же ты пережила за эти дни!

— Я... я думала, ты уехал в Глостер... Грег! Почему ты не приезжал? Я каждый день ждала тебя!

— Было очень сыро и дождливо.

— С тех пор как ты был здесь последний раз, стояла прекрасная погода. Смотри, как все выросло!

— В Коттерсолле все эти дни шел дождь.

— Вот оно что! Тогда понятно, почему так разлилась река и почему столько воды в канавах. Но здесь у нас немного покапало, и все...

— Нэнси, скажи, отчего умерли бедные крошки?

— Если ты не возражаешь, я лучше промолчу.

— Почему твой отец не пригласил пастора Лэндсона? Как он мог оказаться столь бесчувственным!

— Потому что он не хотел, чтобы кто-то посторонний знал об этом. Вот почему он отказался от услуг строителей. Понимаешь... да, придется тебе сказать... это мама. Она совершенно выжила из ума, совершенно! Это случилось позавчера, когда она первый раз вышла на улицу.

— Ты хочешь сказать, она...

— Ой, Грег, отпусти руку, больно! Она... она поднялась наверх, когда никто не видел, и... задушила всех младенцев, Грег, одного за другим... подушкой.

Грегори почувствовал, что бледнеет. Нэнси заботливо повела его за дом. Они присели на брусья изгороди. Он молча переваривал ее слова, потом спросил:

— Как сейчас чувствует себя твоя мать, Нэнси?

— Молчит. Отцу пришлось запереть ее в комнате. Прошлой ночью она все время кричала. Но сегодня, с самого утра молчит.

Грегори изумленно огляделся. Все окружающее казалось чересчур ярким, даже пестрым, будто покрытым сыпью — вероятно, от прилива крови к голове. Цветы на яблонях уже почти облетели, и начали набухать яблоки. Рядом под тяжестью огромных стручков гнулись бобовые стебли. Проследив за его взглядом, Нэнси опустила руку в карман передника и достала пучок ярко-красной редиски — каждая размером с мандарин.

— Возьми. Она свежая, вкусная, прямо с грядки.

Грегори с безразличным видом надкусил привлекательно выглядевший шарик, но тут же сплюнул. Снова этот отвратительный вкус!

— Она же очень вкусная! — запротестовала Нэнси.

— Теперь уже не «немного странная» — просто «очень вкусная»? Нэнси, разве ты не замечаешь, что здесь творится нечто сверхъестественное, нечто страшное? Прости, но это действительно так. Вам с отцом нужно немедленно уехать отсюда.

— Уехать, Грег? Только из-за того, что тебе не понравилась эта чудесная редиска? Как мы можем уехать? Куда? Вот этот дом — здесь жил мой дедушка, а до него — его отец. Это наш дом. Мы не можем просто так все бросить, даже после того, что произошло. Попробуй другую редиску.

— Ради Бога, Нэнси, у нее такой вкус, как будто она предназначена не для людей, а... — Он уставился на нее. — Наверное, так оно и есть. Нэнси, послушай меня...

Грегори осекся и спрыгнул с изгороди. К ним приближался Некланд, в расстегнутой рубашке, заляпанный грязью после работы в канаве. В руке он держал старинный пистолет.

— Если ты подойдешь ближе, я буду стрелять, — сказал он. — Можешь не беспокоиться, он заряжен и выстрелит. Теперь тебе придется меня выслушать!

— Берт, убери эту штуку! — крикнула Нэнси и шагнула к нему, но Грегори заслонил ее своим телом.

— Не будь идиотом, Некланд. Убери пистолет!

— Клянусь, я пристрелю тебя, парень, если ты будешь здесь ошиваться. — Глаза Некланда горели; его мрачный вид не оставлял сомнений, что намерения его вполне серьезны. — Ты должен поклясться, что немедленно уберешься с этой фермы на своей кляче и никогда больше не вернешься.

— Я сейчас отцу скажу, — предупредила Нэнси.

Берт Некланд вздрогнул.

— Если вы пошевелитесь, Нэнси, предупреждаю, что выстрелю вашему ухажеру в ногу. Кроме того, мистер Грегори вашему отцу больше не интересен — у него есть дела поважнее.

— Наверное, он хочет разобраться, что здесь происходит? — спросил Грегори. — Послушай, Некланд, мы все попали в беду. На ферме орудуют маленькие отвратительные бандиты. Ты их не замечаешь, потому что они невидимы...

Раздался выстрел. Пока он говорил, Нэнси попыталась убежать. Не колеблясь, Некланд выстрелил в колено Грегори. Грегори почувствовал, как пуля задела штанину, и понял, что Некланд промахнулся. Он в ярости бросился на Берта и изо всех сил ударил его в грудь. Пошатнувшись, Некланд выронил пистолет и замахнулся кулаком. Грегори ударил еще раз. Противник вцепился в него, и они начали отчаянно молотить друг друга. Грегори удалось освободиться, но Некланд снова схватился с ним, и они снова принялись бить друг друга по ребрам.

— Пусти, ты, свинья! — закричал Грегори и подставил Некланду подножку. Оба свалились в траву. В этом месте, между домом и расположенным ниже садом, когда-то было сооружено нечто вроде дамбы от наводнений. Они катились вдоль нее прямо к каменной стене кухни. Некланду пришлось хуже всего — он ударился головой об угол и остался лежать без сознания. Грегори поднял глаза и обнаружил, что смотрит на пару ног в нелепых чулках. Он начал вставать с земли и увидел миссис Грендон, которая, улыбаясь, стояла в ярде от него.

Грегори медленно выпрямился, с испугом глядя на нее.

— Вот ты где, Джекки, мой Джекалумс, — сказала она. Губы ее раздвинулись шире, отчего улыбка стала еще более неестественной. — Я хотела с тобой поговорить. Ты ведь знаешь об этих созданиях, правда?

— Не понимаю, миссис Грендон...

— Не называй меня этим глупым именем, сынок. Ты ведь все знаешь о маленьких серых созданиях, которых здесь как будто нет, верно?

— Ах, об этих... А я говорил, что знаю?

— Другие непослушные дети, конечно, скажут, что не знают, но ты ведь знаешь, правда? Ты знаешь об этих маленьких серых созданиях.

На лбу у Грегори выступил пот. Миссис Грендон подошла ближе, глядя прямо ему в глаза, но не прикасаясь к нему. Краем глаза он видел, как Некланд зашевелился и уполз прочь, но сейчас его мысли были заняты другим.

— Маленькие серые создания, — сказал он. — Вы спасли от них девятерых младенцев?

— Эти серые создания хотели их поцеловать, но я не могла им позволить. Я умная. Я спрятала детей под подушкой... а теперь сама не могу их найти! — Она начала смеяться, издавая жуткие горловые звуки.

— Маленькие, серые и мокрые, так? — резко спросил Грегори. — У них большие ноги, с перепонками, как у лягушки, но толстые и короткие, и зубы острые, как у змеи, верно?

На лице миссис Грендон возникло выражение сомнения, потом ее взгляд, казалось, уловил какое-то движение. Она пристально посмотрела куда-то в сторону.

— Вон идет одна — женщина, — сказала она.

Грегори повернулся в ту же сторону, но ничего не увидел. Во рту у него пересохло.

— Сколько их там, миссис Грендон?

Невысокая трава закачалась, пригнулась к земле и почти сразу же выпрямилась. Грегори предостерегающе крикнул, сбросил ботинок и, размахнувшись, швырнул его в пустоту над самой травой. Ботинок налетел на что-то невидимое. Грегори ощутил страшный удар в бедро и упал на спину. Несмотря на боль, страх заставил его сразу же вскочить на ноги.

Миссис Грендон менялась на глазах. Ее рот сжался и как будто сполз на сторону. Голова свесилась набок. Плечи опустились. Лицо ее залил яркий румянец, но тут же исчез; она начала оседать, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Грегори упал на колени и, всхлипывая, закрыл лицо руками. Наступила темнота.

Видимо, он был без чувств лишь несколько мгновений, поскольку, когда он пришел в себя, почти пустой мешок из женской одежды еще медленно опускался на траву.

— Джозеф! Джозеф! — закричал Грегори. Нэнси убежала. В панике и в ярости он натянул ботинок и побежал вокруг дома к коровнику.

Между сараем и мельницей стоял Некланд, потирая макушку. Еще плохо соображая, он, видимо, решил, что Грегори преследует его, и бросился наутек.

— Некланд! — крикнул Грегори и кинулся следом. Некланд подбежал к мельнице, вскочил внутрь, попытался закрыть за собой дверь и, окончательно растерявшись, метнулся по деревянной лестнице наверх. Грегори кричал ему, но тот не слышал.

Погоня привела его на самый верх мельницы. Некланд, ничего не соображая, ногой захлопнул крышку люка. Грегори распахнул ее и, тяжело дыша, выбрался наружу. Некланд в страхе пятился назад, пока не оказался на небольшой площадке над крыльями.

— Свалишься, дурак! — предупредил Грегори. — Послушай, Некланд, незачем меня бояться. Нам не из-за чего ссориться. У нас общий враг, с которым мы должны бороться. Смотри!

Он подошел к низкой дверце и глянул вниз, на темную поверхность пруда. Некланд ухватился за балку над головой и ничего не сказал.

— Посмотри на пруд, — посоветовал Грегори. — Вот где живут ауриганцы. Боже мой, Берт, вон один из них!

Настойчивость в его голосе заставила Берта взглянуть вниз, куда указывал Грегори. На темной воде появилась впадина; от нее потянулась легкая рябь. Примерно в середине пруда началось волнение, закружился и исчез небольшой водоворот, рябь начала успокаиваться.

— Вот оно, твое привидение, — прошептал Грегори. — Это, видимо, то самое, что расправилось с несчастной миссис Грендон. Теперь веришь?

— Никогда не слышал о привидениях, которые живут под водой, — тяжело дыша, возразил Некланд.

— Привидения никогда никому не вредят — а на что способны эти жуткие твари, мы только что видели. Ну же, Берт, пожмем друг другу руки — пойми, я ничего не имею против тебя. Ну, давай! Я знаю, как ты относишься к Нэнси, но она сама должна сделать выбор.

Они обменялись рукопожатием и довольно глупо улыбнулись друг другу.

— Пойдем лучше расскажем фермеру, что мы видели, — сказал Некланд. Вчера с Ларди, наверное, случилось то же самое.

— Ларди? Что с ней? Я ее сегодня, кажется, не видел.

— То же, что и с поросятами. Я нашел ее в сарае. Осталась только шкура, и больше ничего. Никаких внутренностей! Как будто ее высосали досуха.

— Идем, Берт.

Через двадцать минут в гостиной по инициативе Грегори собрался военный совет. К этому времени Нэнси уже немного оправилась от потрясения, вызванного смертью матери, и сидела в кресле, накинув на плечи шаль. Ее отец стоял рядом, скрестив руки на груди и бросая на собравшихся нетерпеливые взгляды. Берт Некланд прислонился к двери. Не было только Грабби — ему велели продолжать чистку канавы.

— Я хочу еще раз попытаться и убедить вас в том, что все вы подвергаетесь огромной опасности, — сказал Грегори. — Может быть, сами вы этого не видите, но...

Он замолчал. Наверху послышался шум, как будто что-то волочили, скрипнула половица.

— Кто там, черт побери? — рявкнул Грендон и направился к лестнице.

— Не ходи, отец! — крикнула Нэнси, но тот уже распахнул дверь и пошел наверх. Грегори прикусил губу. До сих пор ауриганцы ни разу не проникали в дом.

Минуту спустя Грендон вернулся с громадным поросенком на руках.

— Нэнси, я же тебе говорил, чтобы ты не пускала в дом эту чертову скотину! — Он пинком вышвырнул визжащее животное за дверь.

После этой неожиданной паузы Грегори понял, как напряжены его нервы. Он оперся спиной на стеклянный ящик, из которого глядела пыльная пародия на козу, и начал быстро говорить:

— Все дело в том, что теперь скотина — это мы. Помните тот странный метеор, Джозеф, который упал зимой? И ту вонючую росу, что выпала ранней весной? Эти события связаны друг с другом, и со всем тем, что происходит сейчас. Я твердо уверен, что этот метеор — космический летательный аппарат, и в нем находились живые существа — не столько враждебно настроенные к земной жизни, сколько просто безразличные к ней. Именно они, эти существа — я называю их ауриганцами, — окропили ферму той росой. Это был стимулятор роста, нечто вроде удобрения, которое ускоряет рост растений и животных.

— Тем лучше для нас! — сказал Грендон.

— Вовсе нет. Да, все растет очень быстро, но вкус меняется так, чтобы он был приятен ауриганцам. Вы же видите, что происходит. Вы не можете ничего продать. Люди не притронутся к вашим молоку, яйцам, мясу — они отвратительны на вкус.

— Но это же чепуха. Мы продадим все это в Норидже. Наши продукты сейчас лучше, чем когда-либо. Мы ведь едим их, верно?

— Да, Джозеф, вы едите. Но любой посторонний, кто поест с вашего стола, обречен. Неужели вы не понимаете, что тоже получили дозу «стимулятора» — так же, как свиньи или куры? Ваша ферма превратилась в сверхферму, а все вы — в мясной скот для ауриганцев.

Наступила тишина. Нэнси прошептала:

— Ты сам, похоже, не веришь в эти ужасные вещи.

— Что, невидимки вам все рассказали? — резко спросил Грендон.

— Можете судить по тому, что видели сами, так же как и я. Вашу жену мне придется быть жестоким, Джозеф, — вашу жену съели, так же как собаку и свиней. И то же будет со всеми остальными. Ауриганцев нельзя назвать даже каннибалами. Они не такие, как мы. Их не заботит, обладаем ли мы душой или разумом — так же, как и нас вовсе не волнует, обладают ли им коровы.

— Пусть только попробуют меня съесть, — процедил Некланд сквозь зубы.

— Как их остановить? Они невидимы и, думаю, могут жалить, как змеи. Они живут в воде, и, скорее всего, ростом не более двух футов. Как вы сможете защитить себя? — Грегори повернулся к фермеру. — Джозеф, опасность очень велика, и не только для нас. Возможно, сначала они не причиняли нам вреда, пока соответствующим образом нас не оценили — иначе я бы утонул в вашей лодке. Теперь же в их враждебных намерениях нет никаких сомнений. Прошу вас, позвольте мне поехать в Хейхэм и позвонить начальнику полиции Нориджа, или, по крайней мере, обратиться в местную полицию, чтобы они помогли нам.

Фермер медленно покачал головой и ткнул в Грегори пальцем.

— Быстро же вы забыли, друг мой, про наши беседы о грядущем веке социализма и о том, как будет ослабевать влияние государства. Стоило у нас произойти мелким неприятностям, как вы собираетесь искать помощи у властей. Здесь нет ничего такого, с чем не могли бы справиться несколько злых собак вроде моей старушки Кафф. Я, пожалуй, заведу двух-трех, а вы, Грегори, законченный идиот, если полагаете, что я впущу сюда представителей власти. Хороший же из вас социалист!

— Сейчас не время спорить об этом! — воскликнул Грегори. — Почему вы не позволили Грабби принять участие в нашем разговоре? Будь вы социалистом, вы бы относились к другим людям, как к равным. Вместо этого вы отправляете его чистить канаву. Хотелось бы мне, чтобы он слышал наш разговор!

Фермер угрожающе перегнулся через стол.

— Ах вот как? Вы что, уже считаете эту ферму своей? А что касается Грабби, то он может прийти сюда и делать все, что заблагорассудится, но лишь тогда, когда она будет принадлежать ему, так и зарубите себе на носу! Что вы о себе возомнили? — Он придвинулся к Грегори, безотчетно пытаясь гневом подавить собственные страхи. — Напугать нас всех хотите, а? Запомните, Грендонов на испуг не возьмешь! Я вам еще кое-что скажу. Видите это ружье на стене? Оно заряжено. И если вы до полудня не уберетесь с моей фермы, оно уже не будет висеть на стене. Оно будет у меня в руках, и вы получите пулю в наиболее чувствительное место.

— Ты не можешь так поступить, отец, — сказала Нэнси. — Ты же знаешь, Грегори — наш друг.

— Ради всего святого, Джозеф, — сказал Грегори, — вы сами можете посмотреть, где скрывается враг. Берт, расскажи мистеру Грендону, что мы видели в пруду.

Берт явно не испытывал особого желания включаться в спор. Он поскреб макушку, вытер лицо большим белым в красный горошек платком и пробормотал:

— Была какая-то рябь на воде, но я, в общем-то, ничего не видел, мистер Грегори. Я имею в виду, это могло быть просто от ветра, правда?

— Я вас предупредил, Грегори, — повторил фермер. — Вы должны покинуть мою землю до полудня вместе со своей лошадью, иначе я не отвечаю за последствия. — Он вышел на улицу, залитую бледным солнечным светом. Некланд последовал за ним.

Нэнси и Грегори стояли, глядя друг на друга. Он взял ее руки в свои пальцы девушки были холодными.

— Нэнси, ты веришь мне?

— Значит, вот из-за чего еда поначалу казалась нам неприятной, а потом снова как будто стала нормальной!

— Видимо, тогда ваши организмы еще не привыкли к яду, а теперь приспособились. Вас просто откармливают, Нэнси, как скотину, я уверен! Я боюсь за тебя, любовь моя, я так боюсь! Что нам делать? Поедем со мной в Коттерсолл! У миссис Фенн есть еще одна комнатка наверху, которую она могла бы сдавать.

— Ты чепуху говоришь, Грег! Как я могу уехать? Что скажут люди? Нет, уходи, пусть отец остынет, и, если ты сможешь приехать завтра, он наверняка будет спокойнее — я собираюсь сегодня вечером дождаться его и побеседовать о тебе. Он просто вне себя от горя и сам не понимает, что говорит.

— Хорошо, милая. Но старайся как можно реже выходить во двор. Насколько мне известно, ауриганцы до сих пор не проникали в дом, стало быть, здесь безопаснее. Запри все двери и закрой ставни, прежде чем ложиться спать. И пусть отец возьмет с собой ружье.

С приближением лета вечера становились все светлее. Брюс Фокс вернулся домой еще до захода солнца. Соскочив с велосипеда, он увидел своего друга Грегори, который с нетерпением ждал его у дверей.

Они вместе вошли в дом, и, пока Фокс ужинал, Грегори рассказал ему обо всем, что произошло этим днем на ферме.

— Тебе угрожает опасность, — заметил Фокс. — Сделаем так... Завтра воскресенье. Я не пойду в церковь, а поеду с тобой. Тебе нужна помощь.

— Джозеф грозился застрелить меня, если я приведу с собой кого-то еще, а он слов на ветер не бросает. Ты можешь прямо сейчас помочь мне, если подскажешь, где купить молодую собаку, чтобы охраняла Нэнси.

— Чепуха, я еду с тобой. Хочу все увидеть собственными глазами. А собаку купим — кузнец как раз хочет избавиться от лишних щенков. У тебя есть какой-нибудь план?

— План? В общем, нет.

— Нужен план. Грендон не из пугливых, верно?

— Думаю, он уже достаточно напуган. Нэнси говорит, что он боится. Ему просто не хватает воображения — он не в состоянии что-либо придумать, кроме как продолжать работать изо всех сил.

— Знаю я этих фермеров. Они ничему не поверят, пока их носом не ткнешь. Что мы должны сделать, так это показать ему ауриганца.

— Здорово, Брюс! И как же ты собираешься его изловить?

— Устроим ему ловушку.

— Не забывай, что они невидимы... черт возьми, Брюс, а ведь ты прав! У меня идея! Если мы сумеем поймать одного, то нам больше не о чем беспокоиться. Мы сможем поймать всех, сколько бы их ни было, и прикончить наконец этих тварей.

Брюс улыбнулся, поднося ко рту кусок вишневого пирога.

— Полагаю, мы оба согласны с тем, что ауриганцев не стоит считать социалистами?

Было бы весьма неплохо, думал Грегори, хотя бы приблизительно представить себе облик этих существ. Книга о змеях оказалась счастливой находкой, поскольку не только натолкнула его на мысль о том, как ауриганцы столь быстро поглощают жертву («как бульон»), но позволяла сделать некоторые предположения об их внешности. Чтобы жить в космическом корабле, они должны быть достаточно маленького роста; судя по всему, ведут земноводный образ жизни. В результате складывалась картина, изображающая странное существо: чешуя, как у рыбы, большие ноги с перепонками, как у лягушки, маленькое бочкообразное туловище и крошечная головка с двумя длинными ядовитыми зубами, торчащими изо рта. Несомненно, под покровом невидимости скрывался уродливый карлик!

Вся эта жуткая картина рисовалась перед мысленным взором Грегори, пока они с Брюсом Фоксом готовили свою ловушку. К счастью, Грендон не препятствовал их появлению на ферме; похоже, Нэнси действительно с ним поговорила. Кроме того, утром фермер испытал очередное потрясение, увидев, как от пяти кур остались лишь перья да кожа, и потому был угрюм и ко всему безразличен. Сейчас он работал в поле, и ничто не мешало молодым людям претворять в жизнь свой план, в то время как Нэнси с тревогой наблюдала за ними из окна.

С ней был восьмимесячный пес-дворняга по кличке Джип, которого привели с собой Грегори и Брюс. Грендон же купил у дальних соседей двух свирепых собак, которые бегали на длинных цепях от кормушки для лошадей у пруда, вдоль западной стены дома и почти до вязов и моста, что вел на западное поле. Большую часть времени эти зубастые чудовища хрипло лаяли, вызывая беспокойство у скотины.

По словам Нэнси, собаки доставили немало хлопот, поскольку отказывались от любой пищи, которая была на ферме. Грендон, однако, надеялся, что они начнут есть, когда достаточно проголодаются.

На воротах фермер прикрепил большую доску с надписью, советовавшей посторонним держаться подальше.

Молодые люди вооружились вилами, затем принесли с мельницы несколько мешков муки и разместили их на стратегической позиции во дворе, напротив ворот. Грегори отправился в коровник и вывел оттуда теленка на веревке, в опасной близости от зубов беснующихся собак — оставалось лишь надеяться, что к ауриганцам они отнесутся столь же враждебно, как и к людям.

Когда он тащил упирающегося теленка через двор, появился Грабби.

— Лучше держись отсюда подальше, Грабби. Мы собираемся изловить одно из привидений.

— Мистер, если я поймаю одного, я придушу его голыми руками.

— Лучше все-таки взять вилы. Эти твари очень опасны.

— Я в самом деле сильный! Я их задушу!

В подтверждение своих слов Грабби закатал рваный рукав и продемонстрировал Грегори и Фоксу мощный бицепс, одновременно вращая головой и высунув язык — вероятно, изображая некоторые внешние признаки удушья.

— Мускулы у тебя, конечно, крепкие, — согласился Грегори. — Но послушай, Грабби, наша идея получше. Мы собираемся прикончить это привидение вилами; если хочешь к нам присоединиться, пойди и возьми еще одни в конюшне.

Грабби нерешительно посмотрел на него и почесал шею.

— Я бы лучше задушил его, мистер. Мне всегда хотелось кого-нибудь задушить.

— Почему, Грабби?

Работник понизил голос.

— Мне всегда хотелось узнать, насколько это трудно. Я ведь сильный. Я стал сильным, когда еще был мальчишкой, потому что душил... не людей, конечно, скотину.

Отступив на шаг, Грегори сказал:

— На этот раз, Грабби, возьми все-таки вилы. — Он сам пошел в конюшню, принес вилы и вложил их в руку Грабби.

— Продолжим, — сказал Фокс.

Вскоре все было готово. Фокс и Грабби присели в канаве по обе стороны ворот, держа «оружие» наготове. Грегори высыпал мешок муки на дорогу — в том месте, где неминуемо окажется любой, кто попытается покинуть ферму, и повел теленка к пруду.

Теленок тревожно замычал, и, казалось, вся живность на ферме ответила ему. Цыплята и куры в панике носились по двору. Грегори дрожал от напряжения. Хлопнув теленка по спине, он направил его в воду; некоторое время тот стоял в пруду с несчастным видом, потом Грегори вывел его обратно на берег и медленно повел через двор — мимо мельницы и амбара, мимо заброшенной клумбы миссис Грендон, к воротам, где его ждали Фокс и Грабби. Он не удержался и, хотя дал себе слово не делать этого, обернулся и посмотрел на свинцовую гладь пруда — не следует ли кто за ним. Все было спокойно. Грегори подвел теленка к воротам и остановился. На рассыпанной муке не появилось никаких следов — кроме его собственных и теленка.

— Попробуй еще, — посоветовал Фокс. — Может быть, они спят.

Грегори снова проделал тот же путь, потом еще и еще; каждый раз, подходя к воротам, он разравнивал муку. Каждый раз он видел Нэнси, жалобно смотревшую на него из окна. Каждый раз ему все больше становилось не по себе.

Это застало его врасплох. Грегори в пятый раз подвел теленка к воротам, когда к хору животных присоединился крик Фокса. Поверхность пруда была спокойна — ауриганец, вероятно, появился из какого-то укрытия; внезапно на муке появились отпечатки его перепончатых ног.

Вскрикнув, Грегори бросил веревку, на которой вел теленка, и отскочил в сторону. Схватив стоявший у ворот открытый мешок, он высыпал его содержимое перед приближающимся существом.

Облако муки окутало ауриганца, проявились его туманные очертания.

Грегори отчаянно завопил от страха, увидев силуэт, возникший в белом облаке. Особенно устрашающими были размеры: эта жуткая тварь, ничем не напоминающая человека, была десяти, может быть, даже двенадцати футов ростом! С невероятной быстротой существо бросилось на Грегори, вытянув бесчисленное множество рук...

На следующее утро доктор Кроучхорн в своем неизменном цилиндре появился у постели Грегори, поблагодарил миссис Фенн, которая принесла горячей воды, и перевязал рану на ноге молодого человека.

— Вы относительно легко отделались, — сказал доктор. — Но послушайте моего совета, мистер Роллс, лучше вам не появляться на ферме Грендона. Это дурное место.

Грегори кивнул. Он ничего не рассказал доктору, кроме того, что неожиданно появился Грендон и выстрелил ему в ногу — что, в общем, соответствовало действительности.

— Когда мне можно будет вставать, доктор?

— О, молодой организм быстро поправляется, иначе гробовщики были бы богачами, а врачи — нищими. Через несколько дней вы будете на ногах. Завтра я снова навещу вас, а пока лежите на спине и старайтесь не шевелить ногой.

— Я понимаю.

На лице доктора появилось свирепое выражение.

— Понимать-то понимаете, но вот будете ли вы осторожны? Предупреждаю, если вы хоть раз ступите на эту ногу, она покраснеет и отвалится! — Он многозначительно покачал головой, и морщины на его лице стали глубже, так что любой человек, знакомый с особенностями его мимики, несомненно, понял бы, что он улыбается.

— Полагаю, доктор, мне можно написать письмо?

— Полагаю, можно.

Как только доктор Кроучхорн ушел, Грегори взял перо и бумагу и написал несколько строк для Нэнси — что он очень ее любит и не может вынести мысли о том, что она остается на ферме; что из-за раненой ноги он не увидится с нею несколько дней; что она должна немедленно уехать, взяв с собой только самое необходимое, и остановиться в «Путнике» — за комнату он заплатит. Если Нэнси действительно его любит, она должна сделать это прямо сегодня и сообщить ему, как устроилась в гостинице.

С некоторым удовлетворением Грегори дважды перечитал письмо, подписался, еще раз добавил «целую», и вызвал миссис Фенн с помощью маленького колокольчика, который та дала ему специально для этой цели.

Грегори сказал миссис Фенн, что письмо крайне срочное, предложил доверить доставку Томми, подмастерью пекаря, как только закончится его утренняя работа, и дал шиллинг за труды. Миссис Фенн отнеслась к предложению без особого энтузиазма, но все же ее удалось убедить пойти и поговорить с Томми; она вышла из комнаты, сжимая в руке письмо и шиллинг.

Грегори сразу же взялся за письмо мистеру Г.Дж. Уэллсу. С тех пор как он писал ему последний раз, прошло несколько дней, поэтому отчет получился довольно длинным; наконец он дошел до событий, происшедших накануне.

«Увидев ауриганца, я так перепугался, — писал Грегори, — что стоял на месте, как вкопанный, пока оседало облако муки. Как мне описать Вам вероятно, наиболее заинтересованному в этом человеку на Британских островах — внешность чудовища, вернее, его смутные очертания? Мои впечатления, конечно, мимолетны и несвязны, но главное — на Земле не существует ничего, даже отдаленно напоминающего это сверхъестественное создание!

Больше всего оно похоже на какое-то жуткое подобие гуся, но шея его столь же толстая, как и туловище; собственно, почти все его тело является туловищем, или шеей — как посмотреть. А шею эту венчает не голова, но кошмарное скопление разнообразных конечностей — пучок извивающихся антенн, псевдоподий и щупалец, как будто из пруда вылезла помесь осьминога, креветки, морской звезды и медузы. Это выглядит неправдоподобно? Могу лишь поклясться, что, когда оно бросилось на меня, будучи вдвое выше моего роста, оно показалось мне чересчур ужасным для человеческого разума — а ведь я, в сущности, не видел самого существа, лишь прилипшую к нему муку!

Это отвратительное зрелище могло бы стать последним в моей жизни, если бы не бедняга Грабби, простоватый работник, о котором я упоминал ранее.

Когда я высыпал муку, Грабби дико заорал, бросил вилы и прыгнул на существо, уже повернувшееся ко мне. Это разрушило наш план, в соответствии с которым мы с Брюсом Фоксом должны были заколоть тварь вилами. Вместо этого Грабби ухватил его за “шею” и начал сдавливать во всю силу своих могучих мускулов. Это было жуткое состязание, страшная битва!

Сообразив, что происходит, Брюс Фокс бросился вперед, выставив перед собой вилы. Его воинственный крик вывел меня из оцепенения. Я подхватил вилы Грабби и тоже кинулся на чудовище... о, у этого существа хватило бы рук для всех нас! Оно размахивало ими, и не сомневаюсь, что некоторые из конечностей были вооружены ядовитыми зубами, так как на конце одного из щупалец я увидел раскрытую пасть, похожую на пасть змеи. Нужно ли подчеркивать грозившую нам опасность — особенно если учесть, что мука не полностью облепила существо, и невидимые по-прежнему щупальца молотили по воздуху вокруг нас!

Нас спасло то, что ауриганец оказался трусливым. Я увидел, как Брюс нанес ему мощный удар, и мгновение спустя сам вонзил вилы в ногу твари. Для нее этого оказалось достаточно. Грабби упал на землю. Существо стало с удивительной скоростью отступать к пруду. Мы бросились за ним. Вся живность фермы сопровождала нас криками.

Когда существо прыгнуло в воду, мы оба швырнули вслед ему вилы, но оно быстро нырнуло и скрылось в глубине, оставив после себя лишь рябь на воде и тонкую пленку муки.

Мы постояли несколько мгновений, глядя на воду, а потом, не сговариваясь, побежали назад, к Грабби. Он был мертв. Работник лежал на спине, и лицо его исказилось до неузнаваемости. Ауриганец, вероятно, укусил Грабби своими ядовитыми зубами, как только тот бросился на него. Кожа Грабби была туго натянута на костях и странно блестела, ее покрывал ровный темно-красный цвет. Все его внутренности под воздействием яда ауриганца превратились в жидкость. Он напоминал огромный, в рост человека, протухший баклажан.

На шее и там, где прежде было лицо, остались ранки от укуса, и через них вытекала жидкость, так что тело Грабби медленно сморщивалось, оседая на истоптанное смертное ложе из муки и пыли. Вероятно, вид легендарной головы Медузы, превращавшей людей в камень, был не хуже этого зрелища, поскольку мы стояли в полном оцепенении. К жизни нас вернул выстрел из ружья фермера Грендона.

Он давно грозился застрелить меня. Теперь же, увидев, что мы уничтожаем его запасы муки и, похоже, собираемся увести теленка, он решил привести свою угрозу в исполнение. У нас не оставалось иного выхода, кроме как спасаться бегством. Объяснить что-либо Грендону было невозможно. Из дома выбежала Нэнси, пытаясь остановить отца, но на помощь ему пришел Некланд, который намеревался спустить с цепи собак.

Мы с Брюсом уехали на моей Дэйзи, с которой я не стал снимать седло. Быстро выведя ее из конюшни, я подсадил Брюса и собирался сесть сам, когда снова раздался выстрел, и я почувствовал жгучую боль в ноге. Брюс втащил меня в седло, и мы уехали; я был почти без сознания.

Теперь я лежу в постели и ходить смогу дня через два. К счастью, кость не задета.

Итак, Вы видите, что на ферме лежит проклятие. Когда-то я думал, что она может стать новым Эдемом, давая пищу богов людям, подобным богам. Вместо этого — увы! — первая встреча человечества с существами из иного мира оказалась гибельной, и Эдем стал полем битвы для войны миров. Неудивительно, что будущее представляется нам в столь мрачном свете!

Прежде чем закончить это чересчур длинное повествование, я должен ответить на вопрос, заданный в Вашем письме, и задать, в свою очередь, вопрос Вам — более личного характера, нежели Ваш.

Во-первых, Вы спрашиваете, являются ли ауриганцы полностью невидимыми, и утверждаете — если позволите процитировать Ваше письмо, что “любое изменение коэффициента преломления хрусталика сделает зрение невозможным, но без такого изменения сами глаза останутся видимыми, как стекловидные сферы. Для зрения также необходимо наличие видимого пурпура за сетчаткой и непрозрачной роговицы. Как же видят ваши ауриганцы?” Судя по всему, они обходятся без зрения в нашем понимании и, таким образом, невидимы полностью. Как именно они “видят”, я не знаю, но какое бы чувство они для этого ни использовали, оно вполне их удовлетворяет. Как они общаются, я тоже не знаю — наше существо не издало ни единого звука, когда я пронзил вилами его ногу! — хотя ясно, что они это делают, и вполне успешно. Возможно, они сначала пытались общаться и с нами, с помощью какого-то таинственного чувства, которым мы не обладаем, и, не получив ответа, сочли нас столь же неразумными, как и наши животные. Если я прав, то какая же это трагедия!

Теперь — что касается моего личного вопроса. Я знаю, сэр, что по мере того, как Вы становитесь все более знаменитым, у вас все меньше остается свободного времени, но я чувствую, что события, происходящие здесь, в отдаленном уголке Восточной Англии, будут иметь огромное значение для будущего всего мира. Не сумели бы Вы выкроить время и нанести нам визит? Вы могли бы с комфортом устроиться в одной из наших двух гостиниц, а добраться до Коттерсолла проще всего поездом, хотя это и может показаться утомительным; от станции в Хейхэме сюда ходит омнибус, всего восемь миль. Вы сами сможете увидеть ферму Грендона и, если удастся, одного из этих инопланетных созданий. Я чувствую, что Вы столь же увлечены, как и озабочены известиями, которые получаете от Вашего покорного слуги, но я клянусь, что ничего не преувеличиваю. Надеюсь, Вы найдете время, чтобы приехать!

Если Вас еще требуется убеждать в этом, то подумайте о том, как рад будет Вашему приезду

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Еще раз перечитав длинное письмо и вычеркнув несколько лишних эпитетов, удовлетворенный Грегори снова лег. У него было такое чувство, что он, хоть и выведенный временно из строя, все же продолжает борьбу.

Однако к вечеру появились тревожные новости. Томми, ученик пекаря, уже почти дошел до фермы Грендона, но потом вспомнил жуткие слухи об этом месте, ходившие по поселку, и остановился, размышляя, стоит ли идти дальше. С фермы доносился нестройный хор голосов животных, сопровождаемый ударами молотка, и, когда Томми подкрался ближе и увидел самого фермера, который с мрачным видом сооружал во дворе нечто напоминающее виселицу, он окончательно потерял голову и бросился назад по той же дороге, так и не отдав письмо Нэнси.

Вечером проведать друга зашел Брюс Фокс, и Грегори попытался уговорить его взять письмо. Но Фокс отказался, сославшись на то, что у него назначена важная встреча. Они немного побеседовали — в основном вспоминали кошмары вчерашнего дня — после чего Фокс ушел.

Грегори остался в постели, беспокоясь о Нэнси, пока миссис Фенн не принесла ему ужин. По крайней мере, теперь было ясно, почему ауриганцы не проникают в дом: для этого они слишком велики. Нэнси в безопасности, пока она находится в помещении — настолько, насколько вообще можно быть в безопасности в этом проклятом месте.

Этим вечером он заснул рано. Под утро ему приснился кошмар: будто он очутился в странном городе с красивыми современными зданиями, где жители носят сверкающие одежды. На одной из площадей росло дерево. Грегори в своем сне находился с этим деревом в особых отношениях: он кормил его. Его работа заключалась в том, чтобы толкать к дереву проходивших рядом людей. Это было слюнное дерево. По его гладкой коре стекали потоки слюны из красных губ, которые вместо листьев росли на ветвях. Питаясь людьми, оно выросло до огромных размеров. Несколько капель слюны попало на Грегори. Но он не растворился, вместо этого стало растворяться все, к чему он прикасался. Он заключил в объятия девушку, которую любил, и когда их губы слились в поцелуе, кожа сползла с ее лица.

Грегори проснулся весь в слезах и принялся искать в темноте кольцо газового рожка.

На следующее утро пришел доктор Кроучхорн и сказал Грегори, что ему придется полежать еще дня три, чтобы рана на ноге полностью зажила. Грегори вспоминал жуткий сон и думал о том, сколь беспечно он отнесся к Нэнси, девушке, которую он любил. Адресованное ей письмо все еще лежало возле кровати. Когда миссис Фенн принесла обед, он решил, что непременно должен увидеться с Нэнси. Забыв о еде, он выбрался из постели и начал медленно одеваться.

Боль в ноге ощущалась сильнее, чем он ожидал, но Грегори заставил себя спуститься вниз и без особых хлопот доковылял до конюшни. Дэйзи, казалось, была ему очень рада. Он погладил ее по носу и прижался щекой к голове, довольный, что они снова вместе.

— Может быть, подружка, сегодня мы едем туда последний раз, — сказал Грегори.

Оседлать лошадку удалось относительно легко, но сесть в седло оказалось намного сложнее. Наконец они отправились к владениям ауриганцев. Рана ныла все сильнее. Приходилось неоднократно останавливаться, чтобы пульсирующая боль в ноге успокоилась. Грегори чувствовал, что из раны снова пошла кровь.

Подъехав к ферме, он увидел то, что ученик пекаря принял за виселицу. Посреди двора стоял столб; на вершине его был укреплен фонарь, который ночью мог осветить большую часть двора.

Изменилось еще кое-что. За кормушкой для лошадей был возведен деревянный забор, отделяющий пруд от фермы. В одном месте доски были выломаны и растоптаны в щепы, как будто сквозь забор проломилось какое-то чудовище.

Возле ворот сидела на цепи свирепая собака, своим лаем приводя в кур в ужас. Грегори не решился войти. Пока он думал, как разрешить неожиданно возникшую проблему, дверь дома приоткрылась и из-за нее выглянула Нэнси. Грегори позвал ее и помахал рукой.

Нэнси с опаской пробежала через двор и, оттащив собаку, дала ему пройти. Грегори привязал Дэйзи к столбу у ворот и поцеловал Нэнси в щеку. Видя, что девушка цела и невредима, он постепенно успокоился.

— Где твой отец?

— Милый, твоя нога, твоя бедная нога! Рана все еще кровоточит!

— Оставь в покое мою ногу. Где отец?

— Скорее всего, на лугу.

— Хорошо! Мне нужно с ним поговорить. Нэнси, я хочу, чтобы ты вернулась в дом и собрала свои вещи. Я увезу тебя с собой.

— Я не могу бросить отца!

— Ты должна уехать. Именно об этом я ему сейчас и скажу.

Хромая, Грегори пошел через двор. Нэнси испуганно крикнула ему вслед:

— Он все время носит с собой ружье, будь осторожен!

Пока он шел вдоль стены дома, его постоянно преследовали две собаки, задыхаясь от усилий добраться до него и клацая зубами возле самых его пяток.

Возле вязов Грегори увидел несколько птиц, лежащих на траве. Одна еще слабо шевелилась. Наверное, они выбились из сил, пытаясь прокормить свои огромные выводки. Со временем то же самое может случиться и с фермером, подумал он. Возле хижины Грабби он заметил Некланда, который сосредоточенно пилил дрова; фермера рядом не было. Повинуясь неосознанному импульсу, Грегори повернул к свинарнику.

В царящем внутри свинарника полумраке стоял Грендон. Увидев Грегори, он бросил ведро и с угрожающим видом шагнул навстречу.

— Опять ты здесь? Чего тебе надо? Ты что, не видел табличку на воротах? Я не желаю больше тебя видеть, парень. Я знаю, что ты не замышляешь ничего дурного, и не желаю тебе вреда, но я убью тебя, понимаешь, убью, если ты появишься здесь еще раз. У меня и без тебя забот хватает. Проваливай!

Грегори не двинулся с места.

— Мистер Грендон, вы что, тоже потеряли рассудок, как и ваша жена перед смертью? Вы понимаете, что в любую минуту вас может постичь судьба Грабби? Вы представляете себе, кто обитает в вашем пруду?

— Я не идиот. Ну предположим, эти твари жрут все подряд, и людей в том числе. Предположим, это теперь их ферма. Однако им все равно нужен кто-то, кто будет содержать хозяйство в порядке. Так что, думаю, они не намерены вредить мне. Пока они видят, что я работаю, они меня не тронут.

— Вас же просто откармливают, неужели вы не понимаете? Несмотря на то, что вы не даете себе ни минуты отдыха, вы уже прибавили в весе за последний месяц фунтов пятнадцать. Это вас не пугает?

На мгновение выражение лица фермера переменилось. Он затравленно огляделся.

— Я не говорил, что не боюсь. Я сказал, что делаю то, что должен делать. Наши жизни нам не принадлежат. А теперь, будь так добр, уходи отсюда.

Грегори машинально проследил за взглядом Грендона. Впервые он увидел, каких размеров достигли свиньи. Их широкие черные спины возвышались над загородками — они были ростом с молодых бычков.

— Это ферма смерти, — прошептал Грегори.

— Смерть — один конец для всех нас: и для свиней, и для коров, и для человека.

— Ладно, мистер Грендон, можете думать как хотите. Я ваших мыслей не разделяю, и не желаю, чтобы от вашего безумия страдали ваши близкие. Мистер Грендон... сэр, я прошу руки вашей дочери.

Первые три дня, проведенные вне дома, Нэнси Грендон лежала в своей комнате в «Путнике»; жизнь, казалось, вот-вот оставит ее. Казалось, любая обычная пища была для нее ядом. Но постепенно, под наблюдением доктора Кроучхорна — возможно, напуганная тем гневом, который, как она полагала, доктор обрушит на нее, если она не будет выздоравливать, — силы начали возвращаться к девушке.

— Сегодня ты выглядишь намного лучше! — сказал Грегори, поглаживая ее по руке. — Скоро ты снова будешь совсем здорова, как только твой организм окончательно избавится от этой дряни с фермы.

— Грег, милый, обещай мне, что не поедешь больше на ферму. Теперь, когда я здесь, тебе там нечего делать.

Грегори опустил глаза и сказал:

— Тогда тебе незачем требовать от меня обещаний, правда?

— Я просто хочу быть уверена, что никто из нас больше не поедет туда. Надеюсь, отец чувствует себя прекрасно. Но я... мне кажется, что я пробудилась от кошмарного сна!

— Не думай об этом! Посмотри, я принес тебе цветы!

Он протянул Нэнси глиняный горшок, в котором стояли цветы с огромными бутонами.

Она улыбнулась и сказала:

— Какие большие! Грег... они... они с фермы, правда? Они невероятно большие!

— Я думал, тебе доставит удовольствие подарок из родного дома.

Нэнси изо всех сил швырнула горшок через комнату; он ударился о дверь и разбился. Сломанные цветы рассыпались среди комьев земли.

— Как ты мог принести сюда эту гадость! И это означает, Грег, что ты снова побывал на ферме — после того, как мы вместе уехали оттуда!

Грегори кивнул, вызывающе глядя на нее.

— Я должен был узнать, что там происходит.

— Пожалуйста, Грег, не надо больше туда ездить! Сейчас я, кажется, начинаю приходить в себя — но я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Представь себе, что эти существа, ауриганцы, могут последовать за нами сюда, в Коттерсолл!

— Знаешь, Нэнси, я много раз думал о том, почему они не покидают ферму. Ведь, поняв, что с человеком им справиться нетрудно, они могли бы нападать на всех подряд, или вызвать подкрепление и попытаться завоевать нас. Однако их, кажется, вполне устраивает то место, где они сейчас находятся.

Нэнси улыбнулась.

— Может быть, я и не такая умная, как ты, но я, кажется, знаю ответ на твой вопрос. Им просто не хочется отправляться куда-то еще. Я думаю, их всего двое; они прилетели на нашу маленькую планету в своей космической машине на отдых — так же, как мы можем поехать в Грейт-Ярмут, чтобы провести там медовый месяц. Предположим, у них тоже медовый месяц.

— Медовый месяц! Ничего себе!

— Ну, значит, они просто отдыхают. Это идея отца — он говорит, что их всего двое, и Земля для них — тихий, спокойный уголок. А когда люди отдыхают, они любят хорошо поесть, верно?

Грегори в ужасе уставился на Нэнси.

— Ты хочешь сказать, что тебе нравятся ауриганцы?

— Конечно, нет, глупый! Но я полагаю, они нравятся друг другу.

— Я все-таки предпочитаю думать о них как о врагах.

— Тем более стоит держаться от них подальше.

Но мысли об ауриганцах и о том, что происходит на ферме, не оставляли Грегори. Он получил еще одно письмо от доктора Хадсон-Уорда, доброе и ободряющее, однако не стал отвечать. Грегори чувствовал, что не в состоянии уехать из этих мест, хотя необходимость в работе, учитывая его матримониальные планы, становилась все более очевидной; скромных средств, которые посылал ему отец, на двоих в любом случае не хватит. Однако он не мог заставить себя думать о подобных проблемах. Его мысли были заняты ужасами фермы и другим письмом, которого он ждал. А ночью ему снова приснилось слюнное дерево.

Днем он набрался смелости и рассказал об этом Фоксу и Нэнси. Они сидели у камина, в обтянутых красным бархатом креслах. Нэнси чувствовала себя хорошо и в полдень даже вышла на прогулку.

— Люди сами хотели отдаться слюнному дереву, — говорил Грегори. — И, хотя я сам этого не видел, у меня было такое чувство, что они на самом деле не столько умирали, сколько превращались в неких иных существ вероятно, не похожих на людей. И на этот раз я понял, что дерево сделано из металла; с помощью насосов оно становится все выше и выше — внутри него видны какие-то устройства, клапаны, а из ветвей идет пар.

Фокс мрачно усмехнулся.

— Таким я и вижу облик грядущего — когда даже деревья будут расти с помощью машин... Эта ферма совсем замучила тебя, Грег! Послушай, завтра моя сестра едет в Норидж. Почему бы вам вдвоем не поехать с ней? Она собирается купить украшения к своему свадебному наряду, так что вас, Нэнси, это могло бы заинтересовать. Можете пожить несколько дней у дяди Грега. Честное слово, я немедленно сообщу, как только начнется вторжение ауриганцев в Коттерсолл, вы ничего не пропустите.

Нэнси схватила Грегори за руку.

— Грег, может быть, так и сделаем? Я сто лет не была в Норидже, это чудесный городок!

— В общем-то, неплохая мысль, — с сомнением сказал Грегори.

Фокс и Нэнси продолжали уговаривать, пока наконец Грегори не был вынужден уступить. Как только представился подходящий момент, он попрощался, поцеловал Нэнси, пожелал ей спокойной ночи и поспешил обратно к дому пекаря. Он был уверен в одном: если ему придется уехать, даже ненадолго, до этого он должен увидеть, что происходит на ферме.

В лучах заходящего солнца ферма представляла собой непривычное зрелище. Массивные деревянные заграждения в девять футов высотой, наспех вымазанные креозотом, были беспорядочно расставлены вокруг фермы очевидно, с целью уберечь от посторонних взглядов то, что творится не только во дворе, но и вдоль границ территории; заграждения виднелись среди фруктовых деревьев, в зарослях папоротника, и даже — совершенно не к месту — посреди болота. Тяжелые удары молотка, сопровождающиеся мычанием и визгом животных, говорили о том, что сооружаются все новые заграждения.

Совершенно неестественный вид ферме придавало освещение. В дополнение к столбу с электрическим фонарем, который Грегори уже видел, появилось еще пять — у ворот, у пруда, за домом, возле механической мастерской и около свинарника. В желтом свете фонарей перед глазами вставала мистическая картина, будто неожиданно возникшая посреди вечной ночи египетской гробницы.

Грегори был не настолько глуп, чтобы пытаться войти через ворота. Он привязал Дэйзи к нижним ветвям вяза и, обойдя ферму, проник во владения Грендона со стороны южного луга. Бесшумно приближаясь к дому, он видел, насколько растительность на ферме отличается от той, что была за ее пределами. Постоянный шум зарослей исполинской кукурузы в темноте нагонял страх. На клубничных грядках ягоды были размером с грушу. Лоснились гигантские кабачки. Деревья в саду трещали под тяжестью яблок величиной с футбольный мяч; одно яблоко с глухим звуком упало на землю. Повсюду чувствовались какие-то движение и шум; Грегори остановился и прислушался.

Поднимался ветер. Со скрипом, напоминающим крик чайки, начали вращаться крылья старой мельницы. В механической мастерской слышался гул работающей паровой машины. Громко лаяли собаки, и этому лаю вторили беспокойные голоса животных. Грегори вспомнил слюнное дерево; как и в том сне, казалось, что сельское хозяйство превратилось в промышленность, и новый Бог Науки поглощает все создаваемое Природой. Под корой деревьев ощущалась темная, неведомая сила.

Заставив себя двигаться, он осторожно пересек колеблющуюся границу света и тени от заграждений и подошел к задней двери дома. В окне кухни светился огонек. Пока Грегори нерешительно стоял на пороге, послышался звон разбитого стекла.

Грегори осторожно пробрался мимо окна и заглянул в дверной проем. Из гостиной доносился голос Грендона, звучащий несколько приглушенно, как будто тот разговаривал сам с собой:

— Лежи теперь здесь! Ты мне не нужен. О Господи, спаси меня, дай мне испытать свои силы! До сих пор Ты лишал мою землю плодородия — позволь же мне теперь собрать урожай! Мне неведомы помыслы Твои. Эта ферма — моя жизнь. Прокляни их, прокляни их всех! Все они — мои недруги.

Он бормотал что-то еще, точно спьяну. Как зачарованный, Грегори пересек кухню и остановился на пороге гостиной. Заглянув в приоткрытую дверь, он увидел фермера, стоящего в полумраке посреди комнаты.

Мерцающее пламя свечи на камине отражалось в стеклянных ящиках с чучелами животных. Видимо, электричество в доме было отключено, чтобы получить дополнительную мощность для наружного освещения.

Грендон стоял спиной к Грегори. Свеча освещала небритую щеку фермера; казалось, он еще больше сгорбился под тяжестью непомерного бремени, которое сам на себя взвалил, и, глядя на него, Грегори снова ощутил к нему уважение. Все еще бормоча себе под нос, Грендон вышел через переднюю дверь, оставив ее широко распахнутой, свернул за угол дома и скрылся из виду, а лай собак заглушил его голос.

Лай, однако, не помешал Грегори услышать раздавшийся совсем рядом стон. В полутьме он увидел лежащего под столом человека. Человек повернулся на бок, давя битое стекло, и приглушенно вскрикнул. Еще не видя его лица, Грегори понял, что это Некланд. Он склонился над ним и, отшвырнув в сторону чучело рыбы, приподнял его голову.

— Не убивайте меня, хозяин! Я просто хотел уйти отсюда, только уйти!

— Берт? Это я, Грег. Берт, что с тобой?

На спине парня, под разорванной рубашкой, было множество порезов от битого стекла. Большая ссадина на плече все сильнее наливалась красным. В доме явно произошла ссора. Под столом валялась еще одна рыба — с раскрытым, будто в удушье, ртом — и отдаленное подобие козы, стеклянный глаз которой выкатился из глазницы. Пол был усыпан осколками стеклянных ящиков.

Вытерев лицо и немного успокоившись, Некланд сказал:

— Грегори? Я думал, ты в Коттерсолле. Что ты здесь делаешь? Он убьет тебя!

— Что случилось, Берт? Ты можешь встать?

Некланд уже пришел в себя. Он схватил Грегори за руку и умоляюще прошептал:

— Ради Бога, тише, иначе он услышит нас, вернется и разделается со мной! Он совсем свихнулся, говорит, что эти твари здесь на отдыхе! Он чуть голову мне не снес своей палкой! Хорошо, что у меня череп крепкий!

— Из-за чего вы поссорились?

— Скажу тебе прямо, Грег, я хочу смыться с этой фермы. Эти твари, в пруду, сожрут меня, высосут, как Грабби, если я здесь останусь. Так что я решил сбежать, когда Джо Грендон не видит... пришел сюда — собрать пожитки и смыться. Это проклятое место, это рассадник зла, его нужно уничтожить! В аду не может быть хуже, чем на этой ферме!

— Так, значит, он поймал тебя здесь?

— Он ворвался сюда; я швырнул в него этой рыбиной, а потом козой. Но он все-таки до меня добрался!.. Теперь я ухожу, и тебе советую. Ты, наверное, совсем рехнулся, если решил вернуться сюда!

Продолжая говорить, он с помощью Грегори встал на ноги и со стоном начал взбираться по лестнице.

— Берт, — сказал Грегори, — предположим, мы набросимся на Грендона и скрутим его. Тогда мы сможем запихнуть его в повозку и уехать. Все вместе.

Некланд повернулся и уставился на него, потирая плечо. Лица его не было видно.

— Сам попробуй! — буркнул он и, спотыкаясь, потащился наверх.

Грегори остался внизу, глядя в окно. Он приехал на ферму без определенных намерений, но теперь у него возникла идея — попытаться увезти Грендона с фермы. Он чувствовал себя обязанным сделать это, хотя уже и не относился к Грендону так хорошо, как прежде, — он не мог оставить человека, тем более в таком состоянии, наедине с жуткими пришельцами. Можно было бы попросить помощи на ферме в Дерхэме, если бы только удалось каким-то образом изолировать Грендона, чтобы тот не встретил прибывших выстрелами.

Здание механической мастерской было сложено из кирпича, и прочная дверь запиралась снаружи. Единственное окно, к тому же зарешеченное, находилось под потолком. Если заманить туда Грендона и поехать за помощь ю...

Не без опасений Грегори подошел к открытой двери и выглянул наружу. Он с беспокойством посмотрел на землю в поисках следов, более зловещих, чем следы фермера; но никаких признаков ауриганцев видно не было. Грегори вышел во двор.

Не успел он сделать и двух шагов, как послышался женский крик. От этого крика Грегори похолодел — перед его мысленным взором возникла обезумевшая миссис Грендон. Но потом он узнал голос Нэнси. Крик еще не успел смолкнуть, а он уже со всех ног мчался вдоль темной стены дома.

Только потом он услышал громкий галдеж свиней и понял, что бежит в свинарник, мимо гигантских заграждений, на которые лился сверху тусклый желтый свет фонарей.

Шум в свинарнике оглушил его. Свиньи отчаянно били копытами по стенам своих загонов. Фонарь под потолком качнулся, и в его свете Грегори увидел, сколь невероятные перемены произошли со времени его последнего визита. Свиньи выросли до чудовищных размеров, их огромные уши с глухим звуком ударялись о бока. Косматые спины возвышались над загородками.

Грендон стоял у дальнего входа, держа на руках безжизненное тело дочери, у его ног валялся мешок с кормом для свиней. Приоткрыв одну из загородок, он попытался пробраться между стеной и боком свиньи, которая в холке почти доставала ему до плеча. Фермер повернулся и уставился на Грегори; мертвенная бледность его лица была более ужасна, чем гримаса ярости.

Но в свинарнике был кто-то еще. Загородка рядом с Грегори внезапно распахнулась. Две свиньи, застрявшие в узком загоне, дико завизжали, явно ощущая присутствие безжалостного голодного существа, и начали вслепую отбиваться ногами. Страх охватил всех животных, но борьба была бесполезна. Здесь находился ауриганец; самой смерти, с ее незатупляющейся косой и неизменной улыбкой черепа, столь же трудно было избежать, как и этой невидимой ядовитой твари. Спина одной из свиней внезапно покраснела, и почти тотчас же ее громадная туша начала оседать; мгновение спустя все было кончено.

Этого тошнотворного зрелища Грегори уже не видел. Он бежал к фермеру, который продолжал протискиваться мимо свиньи; теперь было ясно, что он собирается делать. Фермер зашел в крайний загон и бросил свою дочь в металлическую кормушку. Свиньи, чавкая, сразу же повернулись к новому корму. Освободив руки, Грендон повернулся к стене, где висело ружье.

Шум и рев в свинарнике стали невыносимы. Свинья, соседка которой столь быстро была съедена, вырвалась из загона и оказалась в центральном проходе. Какое-то мгновение она стояла неподвижно — к счастью, иначе Грегори был бы растоптан — как будто ошеломленная неожиданной свободой. Свинарник затрясся, когда ее примеру последовали другие свиньи. Крошился кирпич, ворота загонов прогибались. Грегори отскочил в сторону, увидев, как освободилась еще одна свинья, и мгновение спустя весь проход был полон чудовищных туш, пробивающих себе путь к свободе.

Грегори уже почти добрался до Грендона, но стадо свиней оказалось как раз между ними. На ступню Грендона опустилось копыто. Он со стоном наклонился вперед и тут же был сбит с ног. Грегори едва успел укрыться в ближайшем загоне, и свиньи пронеслись мимо.

Нэнси отчаянно пыталась выбраться из кормушки, пока двое животных, которым она была предназначена, пробивали себе дорогу на волю. Ничего не соображая, Грегори подскочил, ухватился за балку над головой, перевернулся, зацепился ногой и немыслимым усилием втащил Нэнси наверх.

Опасность, однако, еще не миновала. В грохоте и пыли было видно, что гигантские животные прочно застряли в обоих выходах. Посреди разгорелась самая настоящая битва, где свиньи сражались за то, чтобы выбраться на волю; они буквально раздирали друг друга на части.

— Где-то здесь ауриганец, — крикнул Грегори. — Он может добраться до нас.

— Зачем ты приехал сюда, Грег? — простонала Нэнси. — Я обнаружила, что тебя нет... и отправилась следом. Но отец... он, кажется, даже не узнал меня.

По крайней мере, подумал Грегори, она не видела, как погиб ее отец. Невольно взглянув вниз, он увидел, что ружье, до которого Грендон так и не добрался, все еще висит на стене. Если проползти по поперечной балке, до него можно дотянуться. Приказав Нэнси сидеть на месте, он, извиваясь, пополз по балке, всего лишь в одном или двух футах над спинами свиней. Ружье могло дать им некоторую защиту: ауриганец, хотя и мало походил на человека, вряд ли устоял бы против свинца.

Схватив ружье, Грегори внезапно испытал неумолимое желание убить одного из невидимых чудовищ. В то же мгновение он вспомнил, какие надежды когда-то питал в отношении них: это могут быть высокоразвитые существа, думал он раньше, обладающие мудростью и мощью, прибывшие из совершенного общества, действиями граждан которого руководят высшие моральные принципы. Он думал, что лишь такая цивилизация может владеть божественным даром путешествия в межпланетном пространстве. Но истина, вероятно, была прямо противоположной: видимо, достичь столь высокой цели могли лишь существа достаточно жестокие для того, чтобы пренебречь соображениями гуманизма. Стоило ему подумать об этом, как в его мозгу возникла мрачная картина Вселенной, где народы, живущие в доброте и любви, навсегда привязаны к своим жалким планеткам, в то время как вокруг бродят вселенские убийцы, отправляющиеся туда, где они могут удовлетворить свою жестокость и свои безмерные аппетиты.

Грегори пополз обратно к Нэнси, а внизу продолжалось кровавое побоище.

Нэнси молча показала в дальний конец свинарника, где свиньи выломали дверь и теперь рвались наружу. Одна свинья вдруг упала на бок, покраснела и бесформенным мешком опустилась на землю. Другую, пробегавшую через то же место, постигла та же участь.

Действовал ли ауриганец в гневе? Причинили ли ему свиньи какой-то вред? Грегори поднял ружье. Целясь, он увидел в воздухе туманный столб; ауриганец был в достаточной степени забрызган грязью и кровью, чтобы его можно было разглядеть. Грегори выстрелил.

Отдача чуть не сбросила его с балки. Он зажмурился, ошеломленный грохотом, с трудом осознавая, что Нэнси кричит ему:

— О, чудесно! Ты попал!

Грегори открыл глаза и вгляделся в облако дыма и пыли. Силуэт ауриганца шатался. Пришелец упал прямо на бесформенные останки убитых свиней, и по полу разлилась зловонная жидкость. Потом ауриганец поднялся, проковылял к выломанной двери и исчез.

С минуту они сидели, глядя друг на друга, и на их лицах застыло одновременно радостное и задумчивое выражение. Свиней в здании больше не было, если не считать одного раненого животного. Грегори спустился вниз и помог спуститься Нэнси. Они обошли стороной отвратительные останки и выбрались на свежий воздух.

Вдали, за садом, в задних окнах дома показался странный отсвет.

— Пожар! О, Грег, наш дом горит! Скорее, мы должны собрать все, что еще можно! Вещи отца...

Грегори с силой притянул девушку к себе и крикнул ей прямо в лицо:

— Это сделал Берт Некланд! Он сказал мне, что это место нужно уничтожить, и он это сделал!

— Так идем...

— Нет, нет, Нэнси, пусть дом сгорит! Послушай! Здесь где-то бродит раненый ауриганец. Мы его не убили. Если эти твари придут в ярость, они могут убить нас — не забудь, что он не один! Если мы хотим жить, мы не должны туда идти. Дэйзи здесь, на лугу, она отвезет нас обоих домой.

— Грег, милый, ведь это мой дом! — в отчаянии закричала Нэнси.

Над крышей выросли языки пламени. Окно кухни разлетелось на мелкие осколки. Грегори бежал с Нэнси к дороге, дико крича:

— Теперь твой дом у меня! Теперь твой дом у меня!

Нэнси больше не протестовала; они нырнули в высокую густую траву.

Добравшись до дороги, где их ожидала лошадь, они остановились, чтобы перевести дух, и взглянули назад.

Весь дом был объят огнем. Ничто уже не могло спасти его. Искры попали на мельницу, одно из крыльев запылало. Кроме пламени, сцену пожара освещал бледный свет электрических ламп на столбах. Мелькнул силуэт гигантского животного. Внезапно что-то вспыхнуло, как молния, и все электрические лампы погасли: одно из животных повалило столб; упав в пруд, он замкнул всю систему.

— Идем, — сказал Грегори и помог Нэнси забраться в седло. Когда он усаживался позади нее, послышался все нарастающий рев. Над прудом повисло большое облако пара, из которого возник космический корабль; он все поднимался, поднимался, поднимался, внушая необъяснимый страх. Корабль взмыл в спокойное ночное небо и тут же скрылся из виду; осталась лишь сверкающая точка, потом и она исчезла в невероятной дали.

Грегори в отчаянии смотрел ему вслед, но корабль уже покинул призрачные границы земной атмосферы. Потрясенный до глубины души, он вслух выкрикнул возникшую у него страшную мысль:

— Может быть, они просто отдыхали здесь! Может быть, они здесь хорошо провели время и расскажут об этом своим друзьям у себя на планете! Может быть, в будущем Земля станет местом отдыха для миллионов ауриганцев!

Когда они подъехали к окраине Коттерсолла, часы на церкви пробили полночь.

— Сначала пойдем в гостиницу, — сказал Грегори. — Я не хочу беспокоить миссис Фенн в этот поздний час. Но, надеюсь, хозяин гостиницы даст нам ужин и горячей воды и поможет перевязать твои раны.

— Со мной все в порядке, милый, но мне будет приятно, если ты будешь рядом.

— Предупреждаю, с сегодняшнего дня я всегда буду рядом!

Дверь гостиницы была заперта, но внутри горел свет, и мгновение спустя сам хозяин открыл им, спеша сообщить постояльцам последние новости.

— Джентльмен из третьего номера хотел бы поговорить с вами завтра утром, — сказал он Грегори. — Очень приятный человек. Приехал на омнибусе всего час назад, прямо с вечернего поезда.

На лице Грегори появилась гримаса отвращения.

— Мой отец, как пить дать.

— О нет, сэр. Его фамилия Уиллс или Уэллс — я не уверен, что правильно разобрал его подпись.

— Уэллс! Мистер Уэллс! Значит, он приехал! — Грегори возбужденно схватил Нэнси за руки. — Нэнси, это один из величайших людей Англии! Наша история его наверняка заинтересует! Я должен поговорить с ним немедленно!

Легко поцеловав ее в щеку, Грегори взбежал наверх по лестнице и постучал в дверь третьего номера.