Папа читает газету. Мама вполголоса разговаривает с какой-то незнакомой дамой. Сидят точно в комнате.

И правда, вагон похож на комнату: потолок, двери, стены, окна.

Но и потолок, и двери, и стены, и окна все время дрожат. Под полом что-то стучит: тарах-тах-тах, тарах-тах-тах. Окна звенят, вагон несется, как будто его тащат сто тысяч лошадей.

Я прижался носом к стеклу и смотрю на деревья, полянки, домики.

Они убегают, точно их кто-то тянет назад, к Бостону, а на их место сейчас же выбегают новые.

Вдруг прямо под нами заблестела вода.

Колеса стучали гулко и четко. А что, если мост провалится?

Но вот и река убежала к Бостону. Из-за поворота выплыла ферма. Возле дома с красной крышей дерутся мальчишки. Наверное, побьет тот, в клетчатой куртке.

На каждой станции, как пружинный чертик из коробочки, выскакивает человечек в форменной фуражке, с зеленым флагом в руках. Он размахивает флагом, как будто хочет нас остановить. Но наш поезд только свистит и несется дальше. Он - экспресс и не обращает внимания на маленькие станции.

Но вот все чаще и чаще замелькали разные строения. Мелькнула фабричная труба, четырехугольная башня водокачки.

Поезд пошел медленнее и въехал в длинное, открытое с двух сторон деревянное здание.

Паровоз зашипел, зафыркал и остановился.

- Станция Ривермут! - закричал кондуктор.

- Как? Уже?..

Носильщики подхватили багаж, и мы вышли на платформу.

Мама бросилась на шею к высокому господину в сером цилиндре и сером длинном сюртуке. Белый крахмальный воротничок доходил ему до ушей. Волосы были еще белей воротничка.

Это мой дедушка, капитан Нёттер. Дедушка расцеловал маму, крепко потряс руку папе, а меня обнял за плечи и сказал:

- Э, да ты совсем мужчина! Я и не ожидал, что у меня такой большой внук.

Мы вышли из дверей вокзала и уселись в старую дедушкину коляску.

- Дедушка, - спросил я, - как поживает пони?

- Прекрасно, мой друг, прекрасно, - ответил дедушка. - Она уже целый месяц стоит в конюшне, ест овес и скучает по своему хозяину.

Коляска катилась по тихим, похожим на аллеи улицам Ривермута. Старые вязы, как солдаты, стояли двумя шеренгами по краям дороги.

Приземистые домики с палисадниками смотрели на улицу небольшими окошками. Окошки были заставлены цветами, и белые занавески надувались от ветра, как паруса. На широких лепных карнизах пастушки пасли барашков, корабли плыли по волнам, и воины размахивали копьями.

Улицы Ривермута были чисто выметены, и вместо городской пыли ветер разносил во все углы соленый запах моря. Река пересекала город и убегала к заливу.

Дедушкин Рыжий неторопливо стучал большими копытами, старая коляска покачивалась на рессорах и скрипела.

Из окон высовывались старики с трубками в зубах. Женщины в передниках подходили к изгороди палисадников и с любопытством смотрели нам вслед.

- Вот мы и дома, - вдруг сказал дедушка.

Коляска остановилась.

 ХХХ

Тетушка Эбигэйль, дедушкина сестра, встретила нас в передней. Окон в передней не было. Посередине потолка на крючке висел фонарь с красными и зелеными стеклами. Зеленый зайчик дрожал на медном замке большого сундука в углу.

«Наверное, дедушка брал этот сундук с собой на корабль», - подумал я.

Толстая румяная служанка Китти в накрахмаленном переднике и чепце сейчас же засуетилась вокруг нас: появились жесткие от крахмала полотенца, мыльница с розовым душистым мылом, кувшин с водой, щетки и щеточки всякого рода - для платья, для волос, для ногтей, для сапог жесткие и мягкие, с ручками и без ручек.

Через полчаса, вычищенные и умытые, мы сидели в столовой за круглым столом. Тоненькие струйки пара подымались из-под крышек соусников и мисок и разносили вкусный запах. Запах щекотал в носу. Мне захотелось есть. Хорошо бы разом поднять все эти крышки и посмотреть, что там в мисках. Но у тетушки Эбигэйль был такой важный вид, что я не смел пошевелиться и смирно сидел, сложа на коленях руки.

Тетушка командовала, будто это она была в молодости капитаном, а вовсе не дедушка.

- Фред, налейте себе еще вина.

- Люси, вы ничего не едите.

- Китти, положите Тому крылышко цыпленка. Не это! побольше.

- Ах, Дэниэль, сколько раз я должна напоминать, что уксус вам вреден?

Сама тетушка ела очень деликатно. Она держала вилку и нож, далеко отставляя мизинцы. Мизинцы, как и вся тетушка, были сухие и колючие. На тетушке было серое с высоким воротником платье, твердое и шуршащее. Белоснежный чепец топорщился над седыми букольками (в доме Нёттер любили крахмал). На щеке мисс Эбигэйль сидела большая бородавка с тремя волосками. Волоски тоже торчали как накрахмаленные.

Перед прибором тетушки выстроились батареей склянки, флаконы и коробочки. В склянках перламутром переливалась микстура, в коробочках блестели коричневые шарики пилюль. Тетушка принимала лекарства перед супом и после супа, перед жарким и после жаркого, перед сладким и после сладкого. Она сама любила лечиться и любила лечить других.

- Люси, - сказала она маме, - у вас утомленный вид. Примите эту укрепляющую микстуру. Она вам очень поможет.

И тетушка приготовилась накапать в рюмку микстуру, пахнущую горьким миндалем, но мама замахала обеими руками.

- Отдых после дороги будет лучшим лекарством, - сказала она.

Во время этого разговора кто-то фыркнул за моей спиной. Я обернулся. Китти уткнула лицо в передник и тихонько смеялась.

Она подмигнула мне исподтишка левым глазом и незаметно кивнула в сторону тетушки.

После обеда взрослые перешли в гостиную.

В гостиной чинно стояли диваны и кресла с прямыми спинками. На каждой спинке ленточками была прикреплена вязаная или вышитая салфеточка. Лакированные столики и полочки лоснились, как будто их только что вымазали маслом. Всюду на полочках, на столиках, на камине были расставлены по росту вазочки и фарфоровые куколки - собачка в цилиндре, два голубка, пастушка с овечкой, розовый, как конфета, поросенок, тележка с незабудками, дама в капоре, дама с зонтиком, дама в туфельках на красных каблучках.

- Том, - сказал мне дедушка, - пойди-ка ты посмотри дом и проведай свою лошадку Джипси.

- Благодарю вас, - ответил я, - с удовольствием. - И я тихонько вышел из столовой.

За дверью я подпрыгнул на одной ноге и побежал во всю прыть по длинному коридору. С грохотом повалился один из желтых стульев, рядком стоявших вдоль стены. Я сам чуть не свалился на скользком навощенном полу, но вовремя удержался и побежал дальше.

Ведь в конюшне меня ждала Джипси!

Выходная дверь не хотела отворяться. Она была тяжелая, из резного темного дуба. Чтобы повернуть медную ручку, мне пришлось повиснуть на ней всем телом.

Бегом пробежал я фруктовый сад и двор, с треском распахнул дверь конюшни и, запыхавшись, остановился на пороге. В конюшне было темно. В глубине фыркали и переступали с ноги на ногу невидимые лошади. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел дедушкиного Рыжего, который привез нас с вокзала, и в самом углу конюшни мою дорогую Джипси.

Я обнял ее за шею и сто раз поцеловал в мохнатые уши и ноздри.

Джипси была прехорошенькая. Шерсть черная, лоснящаяся, хвост пушистый, торчащие ушки, а глаза умные и веселые.

Я разговаривал с лошадкой, причесывал ей гриву, заплетал и расплетал ей хвост до тех пор, пока она не наступила мне на ногу, так что я только охнул и подскочил на месте.

«Кажется, мои нежности надоели ей», - подумал я и пошел, прихрамывая домой.

- Китти, где я буду ночевать? - спросил я, просунув голову в дверь кухни.

Китти мыла посуду.

- Разве вы еще не видели вашей комнаты, мастер Том? - сказала она. Подождите, я вам сейчас покажу.

Китти поставила тарелки и вытерла фартуком руки.

- Вот сюда - первая дверь по коридору налево.

За дверью налево оказалась узенькая лестница. Деревянные ступеньки скрипели на разные голоса. Наверху лестницы опять была дверь. Китти распахнула ее.

- Пожалуйте, мастер Том!

Собственная комната! Собственная комната! И какая удивительная! Одна стена высокая, другая низкая, и потолок совсем косой, как в шалаше. В комнате стоят кровать, стол, умывальник, полка с книгами и большое кожаное кресло с высокой спинкой, утыканной медными гвоздиками. Над кроватью висит ружье. Я осторожно снял его и осмотрел со всех сторон. В ружье, правда, не хватало собачки, но зато оно было самое настоящее. Я вынул из кармана свой пистолет и повесил его рядом с ружьем на стенку.

- Китти, - спросил я, - отчего в моей комнате такой кривой потолок?

- Оттого, что она прямо под крышей, - ответила Китти. - Сказать по правде, здесь была кладовая. Капитан Нёттер и мисс Эбигэйль воевали из-за нее целую неделю.

- Почему воевали?

- Ваш дедушка говорит, что мальчику нужна отдельная комната - это приучает его к самостоятельности. А ваша тетушка говорит, что какое же это хозяйство без кладовой и что в отдельной комнате мальчик приучается не к самостоятельности, а к баловству. Пусть спит за ширмой. Но ваш дедушка все-таки взял верх. Мисс Эбигэйль два раза упала в обморок и три дня хлопала дверьми. А что было, когда капитан Нёттер продал фисгармонию!..

- Зачем дедушка продал фисгармонию?

- А чтоб купить вам лошадку. Тетушка кричала, что в каждом приличном доме должен быть музыкальный инструмент и что теперь ей стыдно будет впустить в гостиную миссис Гарленд и миссис Гаукинс. Но ваш дедушка сказал: «Миссис Гарленд как-нибудь обойдется без фисгармонии. Я хочу, чтобы из мальчика вышел мужчина, а не размазня». Продал фисгармонию и купил лошадку.

Китти засучила рукава и пошла в кухню домывать тарелки.

Я перетрогал все вещи и остановился возле полки с книгами. Книги стояли в два ряда.

«Тысяча и одна ночь», - читал я названия на корешках, - «Робинзон Крузо», «Дон Кихот Ламанчский, хитроумный идальго», «Путешествия Гулливера в чудесные страны».

Я взял «Дон Кихота» и уселся поглубже в кресло.