С давних пор в Ривермуте существовал обычай: в ночь с третьего на четвертое июля, ровно в двенадцать часов, городские мальчики зажигали на площади против ратуши огромный костер.
- В половине двенадцатого у ратуши, - сказал мне Перец Виткомб, прощаясь со мной третьего июля.
- У ратуши, - сказал я решительно и направился домой, размахивая сумкой.
«Пойду непременно, - подумал я. Только как это устроить? Два дня тому назад тетушка Эбигэйль при мне сказала Китти: «опять эти мальчишки будут целую ночь кричать на площади. Когда-нибудь они подожгут город». Нет, тетушка меня не пустит. Дедушка-то, пожалуй, ничего. Но тетушка его может отговорить. Тогда пропало мое дело. Надо просто сбежать».
Вечером в девять часов я попрощался с дедушкой и тетушкой Эбигэйль и поднялся в свою комнату. Я разделся и лег в постель. Часы на колокольне пробили половину десятого, десять. Хлопнула дверь внизу. это дедушка пошел спать. Как эхо отозвалась другая дверь - тетушка Эбигэйль тоже ушла к себе.
Зашаркали по коридору шаги: это Китти идет запирать на замок входную дверь. Наконец все стихло.
«Один, два, три, четыре... - считал я удары часов. - Одиннадцать. Пора!»
Я вскочил и стал одеваться.
«Не забыть бы только завязать узлы на веревке», - думал я, натягивая штаны.
Толстая бельевая веревка с утра была спрятана у меня под кроватью я отрезал потихоньку длинный кусок из Киттиных запасов, хранившихся на чердаке.
«Хорошо, что я раздобыл эту веревку. Без нее мне не выбраться: входная дверь скрипит, в темноте непременно что-нибудь опрокинешь. Тетушка услышит, подумает - вор, весь дом переполошит».
Я завязал петлю, прикрепил веревку к оконной ручке, встал на подоконник, и, ухватившись за веревку обеими руками, скользнул вниз. Ладони обожгло словно кипятком.
«Черт возьми, про узлы я все-таки забыл».
Но что такое? Веревка кончилась, а ноги мои болтаются в воздухе. Я попытался нащупать землю носком башмака. Земли не было. Я посмотрел вниз: веревка была короче, чем нужно, по крайней мере, на пять-шесть футов. Нечего делать. Надо решаться. Я разжал руки и полетел вниз.
Под окном росли большие кусты шиповника. Я шлепнулся прямо в гущу упругих колючих веток и вскочил на ноги. Я совсем не ушибся, только поцарапал колючками руки и правую щеку. Но это были сущие пустяки.
«Ну, теперь скорей на площадь!»
Вдруг чья-то рука схватила меня за шиворот.
- Ты что тут делаешь, бездельник? - и бородатый ночной сторож направил фонарь прямо мне в глаза.
- Я здесь живу.
- Порядочные люди ходят через двери, а не через окна.
- Видите ли, мои товарищи ждут меня на площади зажигать костер. У нас в доме все уже спят: я не хотел будить...
Сторож осмотрел меня с ног до макушки и покачал головой.
- Э, что с тебя взять! Беги скорей, а то без тебя зажгут.
Посередине площади в темноте носились взад и вперед черные тени. У одной голова была вдвое больше туловища, другая размахивала длинной и тощей, как жердь, рукой, у третьей за спиной торчал огромный горб. Я подбежал поближе и узнал горбатую тень - это был Блэк, он тащил на плечах вязанку колючего хвороста.
- Здорово, Блэк!
- А, это ты, Белли! Скорей за дело!
- Белли, где Белли? - закричал откуда-то Виткомб. - Беги сюда. Мы нашли целый склад поломанных бочек.
И откуда-то из темноты к самым моим ногам с грохотом подкатился бочонок. Я поставил бочонок себе на голову и, придерживая его обеими руками, побежал вслед за Блэком.
Через полчаса настоящая пирамида из всякого хлама выросла на площади.
Пустые бочонки, ящики из-под яиц, куски развалившегося забора, обломки досок, ветки - все пошло в ход. В щели мы насовали пучки соломы и старые газеты на растопку.
- Раз, два, три... - зажи- га-а-ай!
Чиркнули спички, и огненные змейки поползли со всех сторон. Вот три из них встретились, слились, и желто-красный язык взлетел вверх.
Вот вырвался другой, третий...
Пирамида загудела, затрещала и вспыхнула разом. Искры заметались в темном небе, и красные зайчики запрыгали на стеклах домов.
- Ура! Ура! - закричали мы и, схватившись за руки, заплясали вокруг костра.
- Подбрасывай, не зевай! - кричали мы друг другу, и охапки черных веток летели в огонь.
Черные ветки краснели, коробились и пропадали в костре.
Середина площади стала островом, шумным и страшно светлым. Мальчишки, перепачканные сажей, с прилипшими ко лбу волосами, орали и плясали, как дикари.
За островом стояла темнота, и тот, кто переступал границу, исчезал из глаз, точно проваливался сквозь землю.
К двум часам костер проглотил все наши запасы. Огненные языки осели, синие барашки закудрявились над углями. Остров становился все меньше и меньше.
- Том Белли! Том Белли! - окликнул меня из темноты кто-то невидимый.
Под деревом стояла кучка мальчиков. Я еле различил Гарриса, Адамса, Блэка и Виткомба.
- Идем с нами, Том, - сказал шепотом Гаррис. - У нас замечательный план.
И мы все пятеро зашагали по темному боковому переулку.
- Перец, куда мы идем? - тихонько спросил я.
- Мы решили сжечь старый дилижанс Ньюмена Вингета. Он все равно никуда не годится, а гореть будет до утра, - ответил Перец.
- Правильно, - закричал я. - На всю ночь хватит.
- Тише! Что ты кричишь! Стоп, ребята! Пришли.
В самом конце переулка стоял сарай. Переулок был узкий и от площади до сарая подымался горкой. Сарай мрачно глядел вниз разбитыми окнами. С давних пор в нем хранился старый дилижанс, когда-то ходивший между Ривермутом и Бостоном и сосланный на покой с тех пор, как построили железную дорогу.
Давно сложили головы на службе у водовоза таскавшие дилижанс серые клячи. Умер возница, постоянный посетитель трактира «Белый голубь». А дилижанс все еще стоял в сарае, обрастая плесенью, покрываясь паутиной и разваливаясь с каждым днем все больше и больше.
Дверь была заперта только ржавым засовом. Мы дружно налегли. Дверь скрипнула и неожиданно легко распахнулись. Из глубины сарая так и понесло холодом, густой сыростью и плесенью. Во всех углах что-то зашуршало и зашевелилось.
- Ай! - закричал Перец.
Летучая мышь с писком пронеслась над его головой и задела крылом волосы.
Мы все отскочили назад.
- Кто не трус - вперед! - скомандовал Гаррис.
Я стиснул зубы и шагнул в сарай.
Вслед за мной двинулись Джек Гаррис и остальные мальчики.
Фил Адамс зажег спичку. Мы увидели старую карету. Это был не дилижанс, а скелет дилижанса. Вся краска облупилась, подушки с сиденья исчезли, кожаные шторы висели лохмотьями, в трухлявых рамах торчали осколки стекол.
Вдруг Блэк взвизгнул и схватил меня за руку.
- Что ты, что с тобой?
- Кто-то прошмыгнул за моей спиной.
- Пустяки. Тебе показалось, - успокоил я Блэка.
- Кто там труса празднует? - заворчал на нас Джек Гаррис. - А ну-ка, навались, ребята!
Мы схватились за дышло и выволокли инвалида из сарая. Он скрипел, дребезжал и стонал, как будто предчувствовал свою гибель. Заржавленные колеса не хотели двигаться и упирались в землю.
Но мы разом навалились на кузов, и дилижанс, подпрыгивая и кренясь то направо, то налево, покатился под гору. Он катился все быстрее и быстрее.
На площади толпа мальчишек с криком расступилась перед дилижансом, и дилижанс с разгону въехал прямо в костер. Он качнулся раз-другой и остановился.
Сухое дерево сразу затрещало, затрепетали и скорежились кожаные занавески, и дилижанс запылал, как стог сена.
Вдруг черная человеческая фигура появилась на козлах дилижанса. Человек что-то кричал и махал руками.
Мы так и замерли. Отчаянный скачок - и Перец Виткомб с размаху шлепнулся прямо между мной и Филом. Фил Адамс сдернул с себя куртку и набросил ее Перецу на голову.
Раз, раз - куртка за курткой полетели на Виткомба.
- Черти, что вы делаете? - закричал Перец, с трудом выкарабкиваясь из-под кучи курток.
Он был совершенно цел. От огня пострадали только волосы и брови.
- Зачем вы забрасываете меня всяким хламом?
- Так всегда делают, когда человек выскакивает из огня, - отвечал Фил Адамс.
- Но как тебя угораздило попасть в костер? - спросил я.
- Я хотел, чтобы вы меня прокатили с горы, - виновато ответил Перец, - и забрался потихоньку в дилижанс. А вы, сумасшедшие, вогнали его прямо в огонь. Так ведь и спалить человека можно, - рассердился он.
Мы захохотали.
- Так тебе, лодырю, и надо.
- Сами вы хороши... - начал Перец и вдруг застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами. Мы обернулись. Двое полицейских стояли за нашими спинами.
- Марш за нами! Вы арестованы, - сказал полицейский.
Я посмотрел на мальчиков. Лица у всех вытянулись, как огурцы.
Опустив головы, мы поплелись за полицейскими.
У поворота я обернулся.
Вся площадь, до самого дальнего угла, была светлая и даже как будто теплая.
На земле качались и шевелились черные тени и оранжевые полосы.
Окошки во всех домах кругом стали точно расплавленные.
А посередине площади был уже не костер, а настоящий пожар.
Хорошо горел дилижанс Ньюмена Вингета.
Х Х Х
Белое двухэтажное здание ратуши задним фасадом выходило на грязный переулок. С этой стороны ратуша совсем не была нарядной. На потемневшей штукатурке тускло поблескивали редкие окошки и перемигивались с решетчатыми окнами желтого унылого полицейского участка.
Зазвенели ключи, заскрипел засов, и перед нами растворилась кованая, тяжелая дверь.
Мы очутились в большой пустой комнате. Жестяная лампа коптила под самым потолком. Лампа освещала грязные стены, каменный пол и голые лавки.
Снова щелкнул замок, заскрипел засов, и мы остались одни.
- Ушли... Заперли... - упавшим голосом сказал Генри Блэк.
- Вот так штука... - протянул Джек Гаррис.
Больше никто не говорил ни слова.
В полицейском участке было глухо и мрачно, как в погребе. От тишины звенело в ушах. По стене медленно полз паук. Он не обращал на нас никакого внимания.
Мы уселись на лавку.
Генри Блэк вытащил перочинный нож и грустно принялся вырезать свой вензель, но рука у него дрожала, и вензель вышел гораздо хуже, чем всегда.
Тонкий храп с присвистом донесся из глубины.
Кто-то, кроме нас, был в полицейском участке.
Три двери с решетчатыми окошками выходили в нашу тюрьму. К дверям были прибиты дощечки с номерами: 1, 2, 3.
Вдруг в окошечке № 1 появилась рожа: лиловый, висячий как слива, нос, рыжие спутанные бакенбарды, на одном ухе засаленная матросская шапка.
Рожа посмотрела на нас заплывшими глазами, громко зевнула, показав вместо зубов целый лес обгорелых пней, и скрылась.
Мы молча переглянулись.
- Фил, а Фил, - вдруг сказал Перец Виткомб. - Как ты думаешь, нас не повесят?
- Трус! - огрызнулся Адамс. - Мы же сожгли не ратушу, а только старое корыто Ньюмена Вингета.
- Будет гораздо хуже, - сказал Джек Гаррис. - Нас продержат здесь все четвертое июля.
- Дураки вы будете, если просидите здесь, как цыплята в курятнике, - заскрипел за дверью № 3 чей-то хриплый бас, и в окошке показалась рябая, красная, как медная кастрюля, физиономия, с черной курчавой бородой. - Хотел бы я быть на вашем месте. Только бы меня здесь и видели.
- Джек Гаррис вскочил и подошел к решетке.
- А что бы вы сделали?
- Поставил бы скамейку на скамейку, на нее еще скамейку и показал бы им хвост вон через то окошко.
В самом деле, над входной дверью было открытое окошко.
- Остроумно замечено, дружище Чарли, - отозвался из-за своей рыжий арестант № 1. - Я бы с удовольствием пожал твою руку, но проклятая решетка мешает вежливому обращению. Молодые искатели приключений, не пожертвуете ли вы что-нибудь заключенным за добрый совет?
Мы порылись в карманах и сунули несколько монеток мистеру Чарли и его рыжему товарищу.
Потом осторожно, на цыпочках, мы перенесли к дверям скамейку. На эту поставили другую, третью...
Джек Гаррис вскарабкался наверх и выглянул в окошко.
- Все спокойно. Полицейских нет. За мной!
Он просунул в окно ногу, плечо, оттолкнулся - и был таков. За ним полез Адамс, потом Блэк.
Я и Перец чуть не застряли в окне, потому что никто не хотел оставаться последним.
- Лезь, Белли.
- Да пролезай же, Перец! - шипели мы и наконец разом вывалились на улицу.
- Ну, теперь спасайся кто может!