Каир действительно социалистический город, но есть еще в его атмосфере что-то нейтральное, будто стоит он на меже, отделяющей одну форму общества от другой, и никак не может сделать решающего шага. Каирцы по-прежнему хитроваты, легко возбудимы и жизнерадостны. В городе все еще есть богатые и бедные. Но центр тяжести переместился. Кажется, что бедные сейчас стали духовными хозяевами города, а богачи ведут себя поскромнее, хотя и не уступили полностью своих позиций.
Признаки переходного периода можно заметить во всей жизни Каира. Так, крупнейшие магазины города выглядят как старомодные капиталистические универмаги, но их деятельность контролирует государство (хотя оно и не владеет ими). В больших каирских магазинах не увидишь сверкающего полированного алюминия или огромных стеклянных витрин — для них характерны деревянные прилавки и скрипучие полы, которые попахивают керосином. В 1967 году они по внешнему виду мало чем отличались от магазинов 1947 года.
Каирские магазины отстают от нынешнего века прежде всего потому, что правительство ограничивает закупки иностранных товаров, и местная промышленность сама производит теперь дешевые варианты тех же самых товаров. Достойно удивления, какой большой процент всех потребительских товаров — от носков до электрических лампочек и велосипедов — производится в самом Египте. Чаще всего копируются европейские товары, но качество их неплохое. Аптеки издавна имели огромное значение в Каире, так как все в городе постоянно страдают несварением желудка, болезнями печени, мочевого пузыря, жалуются на заболевание ушей и глаз. Поэтому любое новое лекарство или слабительное берут нарасхват. Для европейских фармацевтических фирм Египет раньше был «золотым дном», но ныне Египет сам производит большинство лекарств. Правда, любители лекарств и люди, помешанные на уколах, предпочитают европейские средства, но, говоря по правде, египетские лекарства ничем не хуже, и торговля в аптеках идет так же бойко, как в кафе, барах и ресторанах.
Развитие местной промышленности, новые законы о труде, правительственный контроль над распределением — все это оказало серьезное влияние на жизнь Каира. Бизнесмену приходится прилагать много усилий, чтобы получить прибыль и сократить свои накладные расходы, так как всевидящее око правительства внимательно следит за его капиталовложениями, доходами, заработной платой его рабочих и продолжительностью их трудового дня. Раньше, когда временем не дорожили, а налоги были ничтожны, прогулка по магазинам считалась чем-то вроде приятного светского развлечения. Сейчас купля и продажа в магазине стали обычной деловой операцией. Вам нужна пара ботинок? Пожалуйста. Вам принесут чуть ли не все запасы магазина, но это займет вдвое меньше времени, чем раньше, когда покупка сопровождалась веселыми шутками, обменом последними новостями и сплетнями. Сбывать товары нелегко, ассортимент весьма небогат, растет конкуренция других торговцев, которые испытывают такие же трудности со сбытом, цены находятся под контролем. В каирских магазинах вы все еще можете торговаться даже из-за цены на ботинки, но старомодная прелесть восточной торговли исчезла раз и навсегда.
На внешнем облике Каира сказывается также продвижение города на запад — он все больше удаляется от средневековых районов. Коммерческие центры теперь возникают не только вдоль Нила, но и на острове Гезира и даже на другом берегу реки — в Гизе и Эмбабе. У самой реки строятся большие гостиницы, а конторы нефтяной компании и других концернов (египетских и иностранных) проникают в жилые районы Садового города. Гезира с ее роскошными виллами (занятыми теперь посольствами и правительственными учреждениями) и Эмбаба превратились в новый самостоятельный город на окраинах Каира. Благодаря движению на запад центр города постепенно приближается к лону своей матери — великой реке. Каир как бы заново открывает для себя Нил, хотя строительство торговых центров по обоим берегам реки, возможно, погубит чудесные зеленые уголки этих районов.
Конечно, кое-что обречено на неизбежную гибель, но тот, кто любит Каир, не только побаивается за судьбу памятников Средневековья, но и внимательно приглядывается, не исчезают ли со старых европейских улиц лучшие образчики европейского наследия. Так, старый отель «Шепердс» — ныне куча красной пыли, окруженная забором. Английское посольство то же, что и во времена Кромера; сохранились старые Королевские конюшни на улице 21 июля и напоминающая коттедж шотландская церковь в Булаке. Так, переходя от здания к зданию, видишь, что многонациональный Каир времен иностранных оккупации еще дышит, но его останки напоминают крошечные островки истории в бурном египетском море. Даже архитектура города теряет былой французский стиль. Английского в архитектуре Каира никогда не было. Я не могу припомнить ни одного современного здания в Каире, построенного в чисто английском стиле. Более или менее привлекательные английские здания, сохранявшиеся в Каире, — это два-три дома в стиле колониальной или викторианской эпохи.
Образцом архитектуры, которую английские правители насаждали в Индии и других колониях, служит больница Виктории на улице Абдель Халид Сарват-паши. Ее старая деревянная веранда словно специально построена для отдыха в прохладе вечера — не в Египте, а где-нибудь в горном районе Северо-Западной Индии или Катманду (Непал). Другое здание, вызывающее у англичан приступы колониальной ностальгии, ныне занято под среднюю школу Тавфика в Шубре. Таковы и старые казармы в Аббасии. Казармы, очевидно, обречены на слом, но пока египтяне не торопятся сносить их. Все эти здания хорошо сохранились, их поддерживают и ремонтируют.
Есть в городе еще несколько мест, воскрешающих в памяти колониальную эпоху. Недалеко от гостиницы «Нил-Хилтон», вверх по реке, когда-то находилась пристань для пароходов Томаса Кука. Отсюда отправлялся в Судан генерал Гордон, а также экспедиция, посланная, чтобы спасти его. Сейчас здесь маленький чистый речной порт для плавучих казино и ресторанов, на борту которых часто расселяют своих гостей переполненные отели. Уровень воды в реке больше не меняется, особенно после постройки Асуанской плотины, и ее берега вдоль новой дороги теперь засажены плодовыми деревьями.
Пристань давно исчезла, но и сейчас, глядя на множество лодок, можно легко представить, как отсюда в 1884 году отправлялась экспедиция на помощь Гордону: на борт 27 пароходов грузили 11 тысяч английских, 7 тысяч египетских солдат и 130 тысяч тонн снаряжения. На борту одного из таких ненадежных пароходиков находился лорд Вулсли, покоритель Египта в 1882 году, который прибыл в Хартум слишком поздно, через два дня после гибели Гордона. Здесь нет ни мемориальной доски, ни пятен крови, которые увековечивали бы память «Гордона и компании», но воспоминание о событии живет.
Когда начинаешь искать следы европейского прошлого, невольно натыкаешься на египетское «сегодня». Как ни странно звучит подобное утверждение, но современному городу можно было бы позаимствовать кое-что из того образа жизни, какой вели в оккупированном Каире богатые иностранцы. Такое сравнение между прошлым и настоящим помогло бы понять, что происходит ныне с городом и самими египтянами. Туризм, гостиничные удобства, ночная жизнь и восточные развлечения — все это и сейчас привлекает иностранцев в Каир. Их вкусы не изменились, им же предлагают теперь нечто иное. Турист, приезжавший в Каир накануне Второй мировой войны, ничем не отличался от туриста, посещавшего Египет лет пятьдесят до этого, разве что джентльмен не носил пробкового шлема, а леди не держали в руках миниатюрные белые зонтики, которые Томас Кук рекомендовал туристкам в качестве удобного оружия против туземцев. Туристы ездили на осликах, затем на велосипедах, позднее в «гарри» — местных конных экипажах, затем в такси. Сейчас нет ни осликов, ни велосипедов, ни гарри — только такси и застекленные автобусы. В наш реактивный век число туристов, которые приезжают, чтобы все оглядеть, поспать, поесть и исчезнуть безвозвратно, определяется вычислительными машинами, подсчитывающими время на путешествие и наличие комнат в гостиницах. Судя по всему, такая система влияет и на психологию самих туристов. На жаргоне туристических агентов, в 1965 году 542 тысячи туристов провели в Египте 10 400 730 «туристо-ночей».
Свыше 90 процентов туристов провели по крайней мере одну роскошную «туристическую» ночь в Каире. Раньше в Каир приезжали летом очень редко. Теперь в летние месяцы на улицах Каира можно увидеть большие группы туристов из США (до 1967 года), Европы и арабских стран.
По-видимому, их не пугает палящее солнце. По статистическим данным, каирские отели переполнены в июле и августе, а не в декабре и январе, когда обычно начиналось туристское паломничество в Египет.
Трудно установить, сколько денег тратили туристы в Египте до войны, но в 1964 году иностранные туристы израсходовали в Египте (в основном в Каире) 37,5 миллиона египетских фунтов. Конечно, доходы Египта от Суэцкого канала в том же году составили более крупную сумму, но и эти миллионы нужны такой стране, как Египет, и туризм, естественно, стал одной из главных статей государственных доходов. Туризм — это крупный бизнес, доход от которого раньше шел в карманы владельцев частного капитала, а теперь доход получает непосредственно государство.
Гостиницы тоже стали крупным государственным бизнесом. В Египте есть четыре большие компании, владеющие 36 гостиницами, причем 40–60 процентов их прибылей принадлежит государству. Некоторые отели, как, например, новый «Шепердс» на берегу Нила, являются государственной собственностью. Иногда государство владеет гостиницами на паях с иностранными фирмами. Так, отель «Нил-Хилтон» — собственность компании «Миср», которая сама на 60 процентов принадлежит государству. Однако управляет отелем американская компания «Хилтон», получающая 33 процента прибыли. Система финансирования отеля «Нил-Хилтон» весьма сложна — в этой пирамиде часть капитала принадлежит американской авиакомпании «Транс Уорлд Эйрлайнс», часть американской компании «Хилтон Интернешнл», еще одна доля — частному египетскому капиталу, и все остальное — египетскому правительству. Это довольно странное сотрудничество, но результаты оно дает хорошие. Так же действует и другая компания — «Шератон» с отелем «Сфинкс» на другой стороне реки, около моста аль-Галя.
Кто же посетители этих роскошных гостиниц Каира? В основном туристы с двухнедельными путевками. Именно они заполняют большие отели, а также и более скромные. До войны богатые визитеры снимали комнаты в гостиницах на целый «сезон», но сейчас это не практикуется. В Каир регулярно прибывают люди из так называемого среднего класса — дипломаты, работники ООН, бизнесмены, финансисты, ученые и др. Они селятся в таких отелях, как «Нил-Хилтон», где царит атмосфера, привычная для зажиточных туристов и «транзитных» американо-европейских путешественников. По своему составу это уже не прежняя довоенная «светская» элита со страниц «Готского альманаха», которая держалась в блистательной изоляции и вела себя надменно и высокомерно. В те времена «светскими» считались английские колониальные отели вроде «Шепердс» и «Континентал-Савой».
Сегодня старого «Шепердса» не существует, но тот, кто помнит довоенный «Континентал-Савой», с горечью взирает, как на его знаменитых террасах расположились лавочники с сувенирами для туристов. Почтенный пыльный двор отеля и его уютные сады превратили в дешевую ярмарку, и уже нельзя посидеть за чашкой чая в соломенных креслах просторных салонов по той простой причине, что салоны больше не существуют. Если вы захотите выпить чай в «Континентал-Савое», вам придется усесться где-нибудь в передней и терпеть бесконечные телевизионные передачи. Туристы, останавливающиеся сейчас в «Континентал-Савое», — это марокканцы, тунисцы или ливанцы, которые ненамного богаче рядового египетского эфенди. Иногда сюда селят южноафриканцев или белых кенийцев, американских студентов или ирландских фабричных рабочих, и смешение столь различных людей время от времени вносит оживление в атмосферу старого отеля.
После 1952 года Каир стал пуританским городом, и это значительно охладило интерес к нему туристов. Их влекли сюда рассказы о пороках Каира, сексе и подозрительных ночных притонах. Во времена Фарука в городе было несколько сотен высоко- и низкопробных притонов, предлагавших разгулявшемуся посетителю все виды разврата и, как правило, один из вариантов знаменитого танца живота, который может быть или просто непристойным, или действительно экзотическим. Самая известная исполнительница танца живота в Каире Тахия Кариока славилась в годы Второй мировой войны. Трудно сказать, сколько английских генералов, французских дипломатов, египетских пашей, арабских шейхов и проезжих королей мечтали заполучить Кариоку. Но она была не только изумительно красивой девушкой, но и умной. После революции 1952 года Тахия Кариока примкнула к левому движению и сошлась с одним из молодых офицеров, участвовавших в революции. Потом она стала талантливой киноактрисой. Ныне она выглядит полной матроной в очках и руководит эстрадной группой.
С уходом Тахии Кариоки завершилась эпоха развлечений в стиле турецких гаремов. После революции каирские исполнительницы танца живота — такие же красивые и чувственные девушки — обязаны подчиняться египетской моральной дисциплине. Ясно, что танец лишился былого налета сладострастия. Раньше танцовщица как бы переговаривалась с публикой на языке секса, теперь этого нет. Она еще соблазнительно изгибает талию, но в момент, когда появляются первые намеки на сексуальный экстаз, танец внезапно переходит в обычные джазовые движения, в которых нет и намека на сладострастие. Танец стал нарочито приличным, и в Каире есть десятки казино и ночных клубов (особенно в больших отелях), где исполняется подчищенный вариант знаменитого танца. Даже почтенные египетские буржуа посещают эти клубы со своими женами. Районы города, где процветал самый грязный разврат (вроде публичного дома Клот-бей, из окон которого австралийские солдаты выбрасывали пианино), сейчас превратились в бедные, но благопристойные кварталы небольших магазинов и кафе.
Проститутки исчезли с каирских улиц — по крайней мере, их незаметно. Но еще немало порока гнездится в каирских переулках, и нередко на вашем пути появляется прилично одетый эфенди, который берет вас под руку и шепотом предлагает «любые» развлечения. По-видимому, на таких улицах Садового города все еще существуют тайные публичные дома, потому что однажды меня остановила почтенная дама и задала какой-то серьезный вопрос, который на самом деле оказался довольно непристойным приглашением.
Почти полностью ликвидирован и другой спутник коррупции и бедности — нищенство. Кто-то когда-то сказал, что нищие были старейшими и самыми порядочными гражданами Каира. Но на самом деле нищенство всегда служило витриной несчастий и нищеты Каира. За последние сто лет туристы слышали в этом блистательном городе прежде всего слова: «Дай пиастр, мистер… полпиастра, леди…» Стоило туристу дать пиастр мальчику, девочке, ребенку, женщине или мужчине, как на него двигались в атаку, волна за волной, резервные силы нищих, поджидающих за углом.
Сначала революционное правительство просто собрало всех нищих и приказало им под угрозой наказания не появляться на улицах. На некоторых полицейские методы «убеждения» подействовали, но другие снова вышли на улицы и продолжали клянчить милостыню. По мере того как Египет медленно пробивал себе дорогу вперед, нищие в Каире исчезали. Попадались только случайные попрошайки, но после июньской войны 1967 года не осталось ни одного. Египтяне и европейцы все еще снисходительно дают деньги беднякам в мечетях, церквах и больницах или «чаевые» появляющимся неизвестно откуда мальчишкам, которые открывают для них дверь автомобиля. Но это совсем иное явление, в целом же у бедного человека появилось чувство собственного достоинства.
Тот факт, что в Каире еще много бедняков, заставляет задать и другой вопрос: а кто же богачи и что они делают со своим богатством? После социалистических реформ 1961 года офицерство лишилось своих привилегий, и президент Насер стал больше опираться на гражданских деятелей правительства. Отдельные богатые офицеры-бизнесмены все еще существуют, но их влияние на правительственный механизм (не говоря уже о военном) падает с каждым днем. Насер и большинство его министров живут очень скромно, однако в период между 1961 и 1967 годами было еще немало людей, живших на доходы от капиталовложений, ренты, спекуляции (хотя она и была ограничена), от покупки дешевых товаров и продажи их по дорогой цене. До 1967 года оптовая торговля и строительство находились в руках частников, и в 1966 году в одной из речей президент Насер с гневом говорил, что оптовые торговцы и строительные подрядчики превращаются в «класс новых капиталистов». Оптовые торговцы, заявил он, зарабатывают иногда за один день до тысячи фунтов. Дело в том, что вкладывать капиталы в промышленность они не могли, и предприимчивые капиталисты искали дозволенных источников прибыли вроде оптовой торговли, наживая целые состояния. Богатыми были некоторые помещики, сохранившие 200 акров земли (это установленный государством максимум земельного владения), владельцы магазинов, гаражей или ночных клубов; не нуждались в деньгах и кинозвезды. К числу весьма богатых людей принадлежали известные певцы вроде Умм Кальсума и Абдель Вахаба. У этих артистов были накопления в иностранной валюте, и им разрешалось проводить полгода в Швейцарии. Но они настолько популярны в Египте и остальном арабском мире, что никто не возражал против предоставленных им льгот.
Поскольку Каир стал социалистическим городом, народ сейчас с подозрением относится к тем, кто кичится своими капиталами и богатством. В 1966 году еще строились большие частные виллы в Гелиополисе и по дороге к пирамидам. На улицах было много американских лимузинов, в театрах женщины щеголяли в норковых шубах, а в отелях устраивались богатые частные банкеты. Спортивный клуб в Гезире оставался убежищем привилегированной элиты. Его теннисные корты, бассейн для плавания и карточные столы подчеркивают изолированность этого уголка от остального города. Клуб стал своеобразной отдушиной для тех, у кого есть средства, чтобы пользоваться его услугами. Президент Насер не закрывал клуб, чтобы дать хоть какой-то выход недовольству старых правящих классов. Здесь, сидя рядом с бассейном, они могут ворчать и жаловаться сколько их душе угодно.
Были в Каире английские клубы и для представителей других зажиточных слоев. Спортивный клуб Гелиополиса считался клубом европейского среднего класса. Сейчас он стал убежищем египетского среднего класса. Таким образом, спортивными клубами, новыми квартирами и шикарными домами в европейском Каире пользуются зажиточные египтяне, находящиеся под влиянием европейского образа жизни. Старый европейский город остается привилегированной половиной Каира.
Другая половина по-прежнему бедна, грязна и ветха — узкие, перенаселенные, захламленные переулки средневекового города. Он населен все теми же необразованными, но политически зрелыми людьми, которые в конечном итоге и должны унаследовать весь Каир. Как и богачи, бедняки находятся в состоянии нервного ожидания и, кажется, никак не могут распрощаться со своей нищетой и сменить ее на новую жизнь, которую они представляют себе еще очень туманно. Они продолжают жить в средневековой грязи, будто эта грязь сохранится навеки. Те процессы, которые определяют будущее Египта, не видны на этих старых улочках, и только очень внимательный наблюдатель может заметить, что, несмотря на всю ужасающую нищету средневековых районов, прошлое уже ушло безвозвратно, а за разваливающимся античным фасадом рождается новая жизнь.