Чоу кучей тряпья лежала в сторонке, теперь стали видны наспех заделанные дыры на ее броне. Черный пластиковый прибор, закрепленный у нее на спине, был обычным трупоходом. Публий использовал его, чтобы заставить тело двигаться, когда пытался заманить их в туннель без лишнего шума.

Робот-убийца вел их дальше, и они миновали труп Мо, вжавшейся в угол между полом и стеной, словно она и умерла-то, насмерть перепуганная глубиной провала.

Публий разбил небольшой лагерь подальше от ямы и источаемой ею вони. Теперь он восседал за складным походным столом, ковыряя вилкой в тарелке с обедом и вглядываясь в изображение на экране видеосвязи.

— Что ты сделал с моим мальчиком, Руиз? — поинтересовался он светским тоном.

Руиз заглянул ему через плечо и увидел нового Юбере, который стоял на том же месте, где его оставили. Лицо двойника казалось спокойным, но агенту почудилось, что он разглядел в глазах марионетки холодную отвлеченную тоску.

— Не беспокойся. Это не обязательно насовсем. Достаточно произнести несколько правильных слов, и все с ним будет в порядке.

Раненое плечо начинало болеть. Глупо было брать пистолет в правую руку. Руиз так долго держал его на весу, что анестезия быстро улетучивалась. Безумно хотелось опустить руку, но Публий, несомненно, приказал роботу-убийце схватить его, как только прицел перестанет быть точным.

— А-а-а. Что ж, это не самая плохая новость. И что я должен сделать, дабы заслужить твое снисхождение и согласие открыть мне эти заветные слова?

— Выполнить уговор.

Публий нетерпеливо причмокнул:

— Неудобно и хлопотно.

Руиз ничего не ответил. Позиция врага была вполне предсказуема.

Создатель монстров вздохнул:

— Ладно, хорошо. Я в состоянии понять, когда я проигрываю. — При этом глаза его заблестели, он буквально источал коварство. — Что нам делать теперь?

— Жди здесь полчаса, потом следуй за нами. Встретимся в батискафе, где мы с тобой наденем бешеные ошейники.

Рука, в которой Руиз держал пистолет, горела огнем, и он боялся, что враг это заметит. Публий пристально посмотрел на него.

— Ты ведь не станешь устраивать новых фокусов, а, Руиз?

— А если даже и так, то в любом случае не больше, чем ты заслуживаешь, — устало ответил агент. — Нет, мне нужна твоя помощь. Сдержи свое слово, помоги мне и моим рабам бежать с Суука, и можешь спокойно продолжать плести здесь свои интриги.

Публий забарабанил пальцами по столу, делая вид, что тщательно обдумывает услышанное. Наконец он широко улыбнулся, что придало его лицу жуткое выражение.

— Я принял решение. Будет, как ты скажешь. Я присосался к батискафу своим шлюзом. Мои люди стерегут вход в судно. Я свяжусь с ними и велю, чтобы тебя не трогали. — Он махнул рукой, как бы отпуская их, и вернулся к своему обеду.

Руиз секунду постоял, не в состоянии поверить, что так легко отделался, потом повернулся и зашагал по коридору, за ним топал Олбани.

Евфрат продолжал оглядываться, пока они не завернули за угол и огни вражеского лагеря не скрылись из виду.

— Ну и дружки у тебя по нынешним временам, — заметил он.

Руиз решил, что уже можно опустить руку. Испытанная при этом боль заставила его покачнуться. Он споткнулся, и Олбани подхватил его, не дав упасть.

— Ты никак дырку заработал? — спросил он.

— Нет, — ответил Руиз. — По-моему, я слегка надорвал плечо во время драки с морассаром. Просто действие болеутоляющего кончается.

Он приказал походной аптечке вколоть очередную дозу и почувствовал, как она поползла по спине к плечу, покалывая кожу маленькими когтистыми лапками.

— Ну и слава богу. — За стеклом шлема глаза Олбани казались огромными. — Ты меня в это дело втянул, надеюсь, ты же и вытянешь. А что там говорилось насчет того, чтобы тебе убраться с Суука? Возьми и меня с собой, ладно? Мне здешних приключений хватит лет на сто.

— Я не смогу расплатиться с тобой, пока мы не доберемся до Дильвермуна.

— Ну и ладно. Если я туда когда-нибудь доберусь, велю, чтобы мне ноги сковали. Никогда больше не уеду оттуда.

Руиз усмехнулся:

— Зарекалась ворона…

— На сей раз я серьезно, — заявил Олбани.

Руизу почему-то сделалось чуть веселее, и не только благодаря теплому прикосновению анестезатора. Он ускорил шаг.

Когда они приблизились к шлюзу, Руиз снова поднял пистолет. Олбани взглянул на него.

— Погоди-ка, — предложил он, — давай я пристрою тебе под шлем взрывчатку, так, чтобы ты смог ее активировать ртом. Так тебе будет проще.

Руиз удивился, как это ему самому не пришло в голову. Походное снаряжение Олбани включало в себя взрывпакеты и дистанционный переключатель, а броня не позволит роботу-убийце вовремя выхватить у него оружие. Евфрату понадобилась всего минута, чтобы раскатать тонкую полоску взрывчатки в блин, подвести к ней проводок и укрепить всю конструкцию у товарища под шлемом.

— Ты хочешь, чтобы переключатель был взведен по-настоящему? — уточнил он.

— Конечно, — ответил Руиз. — Как бы ни обернулось дело, не хочу достаться Публию живым.

— Ну, воля твоя, — сказал Олбани, закрепляя провод в переключателе, и подал крохотную коробочку другу, который сжал ее зубами, замкнув таким образом цепь.

— Пошли, — прошипел Руиз сквозь стиснутые зубы, засунул пистолет обратно в сапог и зашагал вперед.

В сотне метров от конца туннеля он остановился.

— Иди первым, — сказал он. — Скажи им, что у меня в шлеме бомба, на случай, если Публий все-таки велел схватить меня при первом неверном движении.

Олбани улыбнулся:

— Думаешь, он пойдет на это?

Однако резво побежал вперед, словно и не растратил почти все силы прошлой ночью.

Руиз нашел его стоящим возле шлюза в полном одиночестве, крепко сжимающим энергомет.

— У нас проблемы?

— Нет. Тут ошивались весьма странного вида личности, но я приказал им убираться обратно в их лодку, и они послушались, причем без шума.

Руиз прошел в ремонтный отсек и увидел, где именно люди Публия прорезали полусферическую оболочку. Из отверстия на них молча пялились чудовищные морды.

Командир погибшего отряда приложил ладонь к панели замка и приблизил глаз к анализатору сетчатки. Через несколько томительных секунд проход открылся.

Оказавшись внутри, Руиз первым делом коснулся языком предохранителя импровизированной бомбы и вытащил детонатор изо рта. Челюсти, конечно, болели, но он сразу оценил, насколько ему стало легче.

Генш ждал в рубке, скорчившись в углу и поджав сенсорные щупальца. Узнав вошедшего, он приподнял бугристое тело и прошелестел:

— Ты жив. Я удивлен.

— Я тоже, — откликнулся Руиз. — Ты молодец, что не пустил Публия внутрь.

— Надеюсь больше никогда его не увидеть.

— Хотел бы я, чтоб так оно и было, — с сожалением произнес агент. — Но нам придется пригласить его на борт, а затем, надеюсь, подчинить его.

Генш снова нахохлился и замер.

— Мне это тоже не особенно нравится, — заметил Олбани. — Почему бы нам просто не обрубить концы и не удрать, пока есть шанс?

— А ты на данный момент знаешь способ выбраться из Моревейника?

Евфрат моментально погрустнел.

— Нет. Пиратские главари в страшном волнении. Они и друг друга-то с планеты не выпускают, что говорить о чужих. Эти параноики уже сбили полдюжины челноков.

«А вот это дурные вести, — подумал Руиз. — И странные. Вероятно, здесь замешано нечто большее, чем банальные зависть и алчность. До сих пор за пиратами не водилось стремления погубить обогатившую их торговлю только ради того, чтобы поймать нескольких мошенников-геншей, какими бы ценными они ни были». Он решил обдумать эту мысль попозже. Создатель чудовищ являл собой более насущную проблему.

— Публий утверждает, что знает способ убраться с Суука.

— И ты ему веришь? Руиз пожал плечами:

— Он, безусловно, скользкий тип. Но в его силах помочь нам. К тому же у нас есть перед ним кое-какие преимущества, каких у нас нет ни перед кем другим, обладающим реальной властью.

— Догадываюсь… — сдался Олбани, однако в голосе его особого энтузиазма не прозвучало.

Руиз смотрел на него и чувствовал совершенно необъяснимую симпатию. Несмотря на все недостатки, Олбани сейчас, на этой скверной планете был для него чем-то, что больше всего походило на настоящего друга. Он верил Руизу, и без него агент был бы уже мертв.

— Я так жалею, что втянул тебя в эту мерзость…

— А, не ври, — отмахнулся долговязый техник. Но затем ухмыльнулся и хлопнул командира по здоровому плечу. — Слушай, пока я смотрел на это чудовище за обеденным столом, я вспомнил, что мы не ели со вчерашнего дня. Мы ж не можем воевать, питаясь воздухом? У нас ведь есть несколько минут, прежде чем тебе снова придется закусить мину. Давай посмотрим, чем тут можно червячка заморить.

Руиз кивнул.

Они прошли обратно через переоборудованный грузовой отсек, где недавно помещались остальные члены отряда. Опустевшее пространство тесной каморки казалось огромным. Руизу представилось, что их бесплотные духи все еще витают здесь, глядя на него мертвыми обвиняющими глазами. Он вздрогнул и прогнал эту фантазию. Если бы его преследовали призраки всех, кого ему пришлось уничтожить за свою жизнь, они бы и на стадионе не уместились.

Кормовые каюты были оборудованы примитивным автоповаром, но Олбани терзал его до тех пор, пока тот не приготовил и не подал бутерброды с пряным мясом и нарезанными маринованными огурцами. Он передал один из бутербродов Руизу и снова принялся мучить прибор, пока тот не выдал две пластиковые чашки с дымящимся бульоном.

— Не так уж и плохо, — заявил этот гурман, усаживаясь с чашкой бульона в одной руке и бутербродом в другой. Казалось, он чувствует себя удивительно легко и спокойно. Руиз списал эту беспечность отчасти на то, что Олбани почти не знал Публия. Кроме того, долговязый техник, в отличие от него самого, склонен был жить настоящим моментом. Сам Руиз не мог удержаться от того, чтобы не заглядывать в будущее навстречу новым неприятностям и в прошлое, чтобы подсчитать горькие ошибки.

В первый раз за эти долгие часы он подумал о Низе. Как она там? Может, она уже начала сомневаться, вернется ли он за ней? Для нее прошло всего два дня, которые ему показались неделями.

— Ну-с, — поинтересовался Олбани, — и что же это за рабы, которых ты везешь с собой? Ценное имущество?

— В какой-то мере, — ответил Руиз.

— И?.. — Евфрат явно ждал продолжения.

Руизу очень не хотелось пускаться в разъяснения. Повисло томительное молчание. Наконец Олбани дожевал остатки бутерброда и шумно втянул последние капли бульона.

— Скажи мне, — настаивал он, — почему ты обременяешь себя «в какой-то мере» ценными рабами, когда нам обоим ясно как день, что тебе потребуется все твое везение, чтобы просто унести отсюда ноги? Я чую здесь какую-то тайну. Бывший агент пожал плечами.

— Ну же, Руиз, — не отставал Олбани, — расскажи мне про них хоть что-нибудь, пока мы ждем этого урода.

— Ладно, — сдался тот. — Они с Фараона. Фокусник, ремесленник и принцесса.

— Фараонский фокусник?! Он и без труппы стоит немало. А при чем тут ремесленник?

— Старшина гильдии знаменитой труппы, ныне развалившейся.

— Ясно. Ну а принцесса? Чем она-то ценна? Руиз заколебался с ответом, и проницательные глаза Олбани, казалось, четко отметили все проявления неловкости.

— Она довольно красива, — выдавил он наконец. Евфрат откинулся на спинку кресла и презрительно фыркнул:

— Красива? Ну и что? В пангалактических мирах полно красавиц. Каждый может стать таким, каким пожелает. Красива! На Дильвермуне уродство и даже простая невзрачность настолько редки, что шлюха, которая решится сделать себе операцию ради получения какого-нибудь занятного изъяна, вполне может сколотить состояние. — Олбани покачал головой, в глазах его вспыхнуло немного злорадное любопытство. — Не может быть! Уж не хочешь ли ты сказать, что втюрился по уши?! Вот тебе и дикие причуды страсти. Надеюсь, ты не собираешься мне рассказывать, что все эти ребята погибли только потому, что Руиз Ав — ужасный Руиз Ав, беспощадный Руиз Ав, смертоносный Руиз Ав — нашел наконец свою половину? Мне, по всей видимости, предстоит сложить голову по той же причине? Ну уж нет! — Казалось, к концу тирады он не на шутку разошелся.

Руиз мрачно уставился на него. Что тут скажешь? Если в сложившейся ситуации они сумеют прожить достаточно долго, чтобы успеть освободить Низу и остальных, правда станет очевидна, так что врать бессмысленно.

— По сути ты прав, — сказал он резко.

У Олбани глаза на лоб вылезли. Казалось, он не ожидал на самом деле услышать подтверждение своим словам. Лицо его сделалось невыразительным и спокойным — неестественно спокойным. Руиз подумал, не собирается ли он напасть, — такое странное у него было лицо, — и подобрался, готовясь отразить атаку. Но, к его несказанному удивлению, Олбани разразился хриплым хохотом.

— Нет, ну почему? Я-то думал, что достаточно странностей за свою жизнь навидался, чтоб уж ничему не удивляться, да вот поди ж ты, ошибся. Не самое противное ощущение, а? Я хочу сказать, ты сам, наверное, еще больше удивился.

Руиз подумал и решил, что это не так. Что могло сказать о нем это внезапное чувство? Как долго носил он в сердце его семена, пока они не пустили корни? «Очень странно», — подумал он. Ему не хотелось делиться своими сокровенными мыслями с Олбани: тот либо снова подымет его на смех, либо начнет нервничать — подобные рассуждения отнюдь не характеризуют его командира как безупречного солдата и убийцу.

Но прежде чем молчание сделалось напряженным, раздался звонок, возвестивший о приходе Публия. Руиз взглянул на своего напарника.

— Помни, Публий — настоящее чудовище. Ничего из сказанного им нельзя принимать за чистую монету. Любое его утверждение содержит двойной, а то и тройной смысл. Хорошо бы использовать наше преимущество прежде, чем он сообразит, как обвести нас вокруг пальца. Будь начеку: то, что будет происходить сейчас, гораздо опаснее визита в крепость Юбере.

Олбани мрачно кивнул, и они направились в шлюз.

Руиз велел Олбани открыть шлюз, но сам остался на линии огня на случай, если Публий заготовил какую-нибудь пакость. Но создатель чудищ вошел, держа над головой окованный серебром ящичек из черного дерева. Он явно кипел от непочтительного поведения Олбани. Обернувшись, он увидел Руиза и начал опускать руки.

— Нет! — рявкнул агент. — Руки вверх, спиной ко мне. — И взял Публия на прицел осколочного ружья.

Публий побагровел, всем своим видом выражая снедающую его ярость. Руиза на миг захватило пугающее чувство всевластия. Внезапно ему нестерпимо захотелось прикончить Публия и навсегда избавиться от возможного предательства с его стороны. Он найдет иной способ выбраться с Суука, такой, который не зависел бы от коварства этого создателя чудовищ. У него есть батискаф. У него есть оружие и кое-какие деньги. Имеется генш, которого можно было бы продать на невольничьем рынке в Моревейнике. Этого вполне хватало, он уверен. Почти непроизвольно палец крепче прижал курок.

Наверное, Публий прочел на его лице свой смертный приговор. Он побледнел и быстро повернулся к стене. Руиз чуть расслабил руки.

Олбани запер шлюз и взял у гостя ящичек. Он аккуратно открыл его, предварительно проверив со всех сторон своими детекторами. Внутри лежали два бешеных ошейника: элегантные орудия убийства, инкрустированные золотом и рубинами цвета голубиной крови.

— Убери свои грязные лапы, — прорычал Публий.

Олбани поставил ящичек на стол и приставил к пояснице врага энергомет.

— Давай-ка малость повыколотим из него пыль, а, Руиз?

— Не исключено, что мы так и поступим, — сипло откликнулся командир.

Публий казался воплощением всей беспорядочной грубой жестокости вселенной, символом всех уродливых реалий существования — всех пороков человечества, которые извечно плели заговоры против счастья и безопасности. Ненависть Руиза к этому монстру внезапно вспыхнула бешеным огнем. Он схватил Публия за шиворот и, крепко приложив его об стену, сунул ему под ухо дуло осколочного ружья.

— Проверь-ка его на вшивость, — бросил он Олбани.

Техник медленно и внимательно провел сенсорными датчиками вдоль тела врага. Затем он извлек нейронный кнут из рукава пленника, парализатор из сапога, пневматический игольный пистолет из ножен на загривке. Потом продолжил свои изыскания, меняя частоты анализатора и что-то бормоча себе под нос. Наконец он выключил приборы и кивнул Руизу.

— В правом указательном пальце и в левом локте — по виброножу. В ключице — небольшой игольчатый лазер. За правом ухом — приемник-передатчик, нечто вроде походной рации, за левым глазом — видеокамера. И большая бомба в правой ягодице — на случай самоубийства. Это все, что я нашел.

— Вскрой-ка его, — скомандовал Руиз.

— И глаз тоже? — вопросительно поднял брови Олбани.

— Да, не переживай насчет мяса — Публия такими вещами не удивишь. К тому же он всегда сможет нарастить новое.

Публий начал заикаться от негодования.

— Ты что делаешь?! — завопил он. — Ты же на меня работаешь, Руиз Ав. Таким путем тебе не заслужить премиальных!

Руиз недоверчиво рассмеялся.

— Давай, не мешкай, — велел он Олбани. Тот пожал плечами.

— Как скажешь.

Он вынул хирургический лазер и принялся орудовать им над Публием, отрезая кабели и выжигая сенсоры в самых разных местах. Покончив с этим, он отступил назад и направил на создателя чудовищ энергомет.

— Он в твоем распоряжении, Руиз.

Тот развернул врага и приставил осколочное ружье ему к глотке так, чтобы оно смотрело в мозг.

— Ей-богу, так бы и убил тебя, — сообщил он, и на миг идея показалась ему почти непреодолимо соблазнительной.

Публий вновь напустил на себя маску пренебрежительной уверенности и улыбнулся, как ему самому казалось, весьма обаятельно.

— Ну-ну. Я же не сделал ничего такого, чего бы не сделал ты сам на моем месте.

В этом была доля истины, но только потому, что Публий — это Публий. По крайней мере, Руиз так считал. Да, он ухватился за возможность предать своего работодателя, ибо знал, что тот параллельно занят тем же самым. Агент смущенно кивнул.

— Разве так бывает не всегда? — продолжал Публий.

Руиз яростно затряс головой. Все эти бесцельные словопрения опасны. Вселенная такова, какова она есть, и приходится в ней жить.

— Сядь, — приказал он и подтолкнул пленника к стулу.

Творец монстров аккуратно опустился на сиденье, стараясь не задеть те части тела, которые только что пропахал лазером Олбани.

— Что же нам теперь делать, Руиз? Признаю, я побежден. Мне остается только положиться на твое представление о честной игре и отчаянное желание убраться с Суука. Это я все еще могу устроить.

— Откуда мне знать это наверняка?

Публий выразительно пожал плечами.

— А кто еще тебе поможет? Я, так и быть, согласен надеть вместе с тобой бешеный воротник. Если и это не послужит тебе доказательством моей честности, то я не знаю… Кстати, проблема с марионеткой также может быть гарантией моего желания помочь тебе. В настоящий момент выше твоей жизни я ценю только свою собственную.

Руиз исследовал лежавшие в открытом ящичке ошейники.

— Твоя кротость впечатляет, — заметил он ехидно.

— Но из нас двоих ты пока что действительно оказался лучшим, — рассудительно ответил Публий.

Руиз взглянул на Олбани.

— Принеси старые ошейники, — попросил он.

Евфрат заговорщицки улыбнулся и пошел на корму. На гладкой физиономии пленника отразился слабый намек на тревогу, и Руиз от души этому порадовался. Но лицо его осталось невозмутимым.

Вернулся Олбани, неся ошейники, которые надевали командир и генш. Агент протянул руку и взял ошейник чужака.

— Ты прав, — обратился он к Публию, — нам придется временно стать союзниками. Чтобы показать тебе, что я с этим примирился, я даю тебе не тот ошейник, который ты надевал на генша, — незачем твоим тонким и нежным ноздрям вдыхать эту оскорбительную вонь.

Тревога на лице пленника сделалась явной.

— Нет-нет, — зачастил он. — И слышать об этом не хочу. Я принес куда более красивую пару, которая гораздо больше подходит двум таким стильным джентльменам, как мы с тобой.

— Надень ему ошейник, — скомандовал Руиз. Публий отпрянул, до предела вжавшись в кресло.

— Неужели ты не доверяешь мне даже в таких мелочах?

— Не доверяю.

— Тяжелый ты человек, Руиз. — Публий застонал от досады.

Олбани защелкнул на нем ошейник, и, как показалось Руизу, самоуверенности у пленника поубавилось. Бывший агент обнаружил, что сей факт доставляет ему колоссальное удовольствие. Морщась от пропитавшей металл и пластик вони, он сам напялил ошейник генша.

Публий дрожащими пальцами принял у Олбани пульт управления ошейником. Руиз подумал, а не имел ли его ошейник какой-либо дополнительной ловушки, которой теперь так боялся враг. Или, может, непредвиденное развитие событий, помешавшее ему совершить очередное предательство, выбило его из колеи?

— Включи ошейник, император Публий, — велел агент, взяв свой собственный пульт.

— Руиз… — начал тот мягким рассудительным голосом.

— Делай что говорят, — перебил его хозяин положения. — А то я тебя убью — и делу конец.

Публий открыл рот, потом захлопнул его и, наконец, кивнул. Оба включили свои ошейники, и те защелкнулись. Руиз закрепил пульт в специальной петле на самом ошейнике и убрал осколочное ружье в чехол.

— Ну, — обратился он к непрошеному гостю, — разве тебе не полегчало?

Сам он чувствовал, что у него прямо гора с плеч свалилась. Он начинал надеяться, что справится и с этой ситуацией.

— Да, конечно, — мрачно отозвался Публий. — Вне всякого сомнения.

Сзади в темноте зашевелился молодой генш, чем и привлек внимание бывшего хозяина.

— Как ты убедил его снять ваши ошейники? — спросил создатель монстров, присматриваясь к инопланетянину.

— Это как раз было нетрудно, — ответил Руиз. — Так, рассказал ему про тебя кое-что.

Публий скорбно улыбнулся:

— Опять насмешки, Руиз. По крайней мере, обращайся со мной достойно.

— Да ради бога. Иди к коммуникатору и вели своим людям убираться.

Публий тяжело поднялся и подошел к переговорному устройству. В приказах, отданных им своим людям, Руиз не заметил никакого подвоха, но это, впрочем, ничего не значило. Пленник обернулся к Руизу:

— И что теперь?

Руиз несколько растерялся из-за отсутствия какого бы то ни было сопротивления со стороны Публия — это было настолько же странно, как если бы солнце в одно прекрасное утро взошло на западе.

— Теперь поедем и заберем моих рабов. Молодой генш выполз из угла:

— А ты меня отпустишь? Ты обещал сделать это, если будет возможность.

Руиз с сожалением покачал головой:

— Извини. Мне могут и дальше понадобиться твои услуги. — Он оценивающе взглянул на Публия.

Пленник побледнел.

— Это существо недостаточно обученное. Ты и так уже, наверное, причинил непоправимый вред моему Юбере… — Рука его потянулась к ошейнику. — И кроме того, я уничтожу нас обоих, если ты посмеешь копаться в моем мозгу.

Руиз вздохнул. Он вовсе не рассчитывал, что молодой генш сумеет изменить сознание Публия, не причинив его мозгу серьезных повреждений. Та форма императива, которая позволяла создателю монстров полностью владеть своим разумом, наверняка неизмеримо превышала возможности нетренированного генша. Он бы с удовольствием помучил врага еще немножко, но если тот продолжает верить в неисправность второго ошейника, то может с отчаяния выкинуть что-нибудь неожиданное.

— Ладно, я тебя утешу, — изрек агент. — В ошейнике чужака мы обнаружили монолиновую прокладку. Мы убрали ее до того, как убедили малыша, что в его же интересах всемерно нам содействовать.

Публий резким хищным движением вскинул голову:

— Откуда мне знать, что ты не врешь?

— Дай-ка ему это, Олбани. — Руиз вытащил кубик с записью, сделанной во время беседы с молодым геншем, и перебросил его напарнику.

Пленник привычным движением активировал кубик. Свет, исходивший от маленького экранчика, неровными бликами падал на его лицо. Руиз прислушивался к тихим звукам собственного голоса. В конце концов Публий поверил, что ему говорят правду, и выключил запись. Он улыбался, явно обретя былую уверенность.

— Что ж, ты меня убедил.

Руиз почувствовал скрытое за этими словами глубокое презрение.

— Отлично. Все, что мне нужно, — это убраться с Суука. Если будешь играть честно, получишь свою марионетку назад. Попробуй еще раз обмануть, и я тебя прижму так, что мало не покажется. Просто из вредности. Помни, что ни ты, ни я не принадлежим к тому типу людей, которые имеют обыкновение выбалтывать все, что знают, поэтому поумерь свои амбиции и попробуй прислушаться к инстинкту самосохранения.

— Совершенно с тобой согласен. — Публий вернулся в кресло, его гладкое лицо источало доброжелательность.

Генш подполз поближе к свету:

— А теперь почему ты меня не отпускаешь? Создатель чудовищ присмирел и готов сотрудничать.

Публий расхохотался:

— Да потому что Руиз Ав не лучше меня. Его обещания стоят столько же, сколько и мои, и он ничуть не более милосерден или справедлив, чем я. Ты обречен на разочарования, юный генш, если решишь доверять этому человеку.

— Пока что он доказал, что достоин доверия, — ответил инопланетянин. — Он не сулил мне свободы, он только обещал сделать, что сможет. А ведь ему ничего не стоило соврать мне так же, как врал ты.

Сквозь обшивку донесся шум — это отшвартовывалась подлодка Публия. Отсоединение шлюза порождало странные булькающие звуки. Руиз ощутил внезапное побуждение и некоторое время ему сопротивлялся, но оно становилось все сильнее. Он чувствовал, что действовать сейчас так же, как действовал бы на его месте Публий, будет непростительной ошибкой. Это просто оскорбит источник его везения, чем бы он ни был. А везение ему еще ох как понадобится. Кроме того, ему пришло в голову еще одно соображение. Здесь находился единственный генш, который был способен привести двойника Юбере в рабочее состояние. Если Публий каким-то образом вернет себе контроль над инопланетянином, то Руиз с его кодовой фразой ему больше не понадобится.

— Порядок, — сказал он геншу. — Можешь уходить. Тебе, вероятно, не стоит пользоваться поездом — транспортным устройством, которое ты увидишь в конце коридора, — там имеются очень опасные механизмы. Но ведь генши весьма неплохие скалолазы, правда?

— Правда, — бесцветным голосом откликнулся чужак. Он приподнял ногу и продемонстрировал упругие присоски.

— Тогда тебе придется спуститься вниз по стенам провала, в которых обитают довольно неприятные существа. Ты сможешь это сделать? До тех глубин, где обитают твои соплеменники, отсюда весьма неблизко.

— Смогу, — прошелестел генш. — Я могу отдыхать и даже спать на вертикальной поверхности — мы привыкли к этому на нашей родной планете.

Руиз кивнул Олбани, который вывел инопланетянина через шлюз и пошел провожать до конца туннеля.

Публий сидел тихо, но на губах его играла презрительная усмешка. Бывший агент знал, о чем думал его враг: генш все равно будет принадлежать ему, поскольку вскоре он будет владеть анклавом, которым раньше правил Юбере. Руизу было на это наплевать. Совершив акт превентивного милосердия, он, как ни странно, почувствовал себя лучше. Да и воздух в батискафе уже начал очищаться.

Руиз подошел к панели управления, включил сонар и стал наблюдать, как потихоньку поднимается вверх красная точка — подлодка Публия. Затем он услышал лязг захлопнувшегося шлюзового люка и вслед за этим грохот, когда Олбани задраил его. Потом техник вернулся и отшвартовал их собственное судно от стены небоскреба, оставив ремонтный пузырь на месте, чтобы коридор не залило водой.

— Курс? — спросил старый товарищ.

Руиз продиктовал координаты казарм: Алмазной Подвески, и Олбани ввел их в автопилот. Батискаф задрожал и начал медленный подъем к поверхности.

— Ну-с, — обратился капитан к пленнику, — давай поговорим о твоем приятеле-пирате.

Публий предостерегающе поднял руку:

— Ты что, собираешься вытянуть из меня все мои тайны?

На Руиза навалилась колоссальная усталость. Он не спал уже много дней. Внезапно он ощутил себя беззащитным тупицей. Хватит ли у него сил противостоять Публию?

— Прекрати, — сказал он, — Сейчас мне нужно знать все. Если ты еще не придумал, как вывезти нас с Суука, то самое время начать….

Кроме того, подумалось Руизу, любое время и силы, которые создатель монстров потратит на обдумывание этого плана, существенно сократят время и силы, которые он мог бы потратить на изобретение дополнительных гадостей в отношении своих тюремщиков.

Публий потер подбородок:

— Значит, ты решил покинуть Суук?

— Да, да. Я уже говорил тебе об этом столько раз, что счет потерял.

— Я мог бы предложить тебе кое-какие альтернативы, — весело сообщил пленник. — Богатство, какого ты себе и представить не можешь, крепкую цитадель в Моревейнике, новое тело и массу прочих, не менее привлекательных вещей. Потом, когда кризис закончится, ты обнаружишь, что уехать с планеты совсем нетрудно — если тебе это все еще будет нужно.

— Пожалуйста, Публий, не доводи меня. В моем теперешнем настроении это может оказаться смертельным для нас обоих. Изложи мне свой план, если он у тебя есть, или давай думать вместе. Публий с сомнением покачал головой:

— Ты таки настаиваешь? — Да.

— Ладно. Ты знаешь Иванта Тильдореаморса?

— Понаслышке.

Тильдореаморс был одним из самых кровожадных пиратских властителей, главой старинной корсарской семьи, представители которой терзали пангалактические миры в течение многих столетий. Он славился такой безудержной свирепостью, какая нечасто встречалась даже в Моревейнике, где любой, чтобы жить и процветать, должен был стать в своем роде чудовищем.

— А? Дело в том, что Ивант мне кое-чем обязан, и так получилось, что я в курсе одной из самых больших его тайн, коей я должен теперь поделиться с тобой. В сотне километров к востоку, на побережье, Тильдореаморс держит космодром, и один из его челноков там сейчас наготове.

Руиз отнесся к этой информации скептически. — На востоке расположены Огненные Пустыни. А Лезвия Нампа не позволяют неверным проникать туда.

— В общем, верно. Однако Ивант снабжает Лезвия тем, что для них свято.

— Ясно. И как мы туда попадем?

— Разумеется, на барже.

— Брось меня дурить, Публий. Ни один владелец баржи в здравом уме не отправится на восток.

Пленник выглядел чрезвычайно довольным собой. Наверное, ему доставляло немалое наслаждение демонстрировать Руизу свою предусмотрительность — при том, что старый пройдоха явно не рассчитывал на новую встречу со своим наемником.

— Ты ошибаешься, Руиз, — изрек он, — Редко, но ошибаешься. Два раза в год одна баржа ходит на восток. И солнцестояние близко.

Руиза замутило от дурного предчувствия.

— Подробнее.

— Ты и так догадался, что я имею в виду. Секта Жертвующих уже сейчас готовится к путешествию. Нам надо только облачиться в подходящие одежды, выдрать пару прядей волос, испачкать лица, попрактиковаться в причитаниях — и мы вполне подойдем для этой роли. Уверен, пиратам сроду не придет в голову обыскивать сектантов на таможне — в конце концов, они же отправляются умирать либо в мясницких лабораториях Лезвий, либо среди костров Пустынь.

— А как мы сами избежим подобного конца?

— Элементарно! Под рубища наденем ливреи Тильдореаморса. Достигнув Пустынь, мы снимем рясы и представимся посланниками Тильдореаморса. В качестве доказательства протащим с собой несколько килограммов ганжи и оставим травку тамошним жрецам. Лезвия проводят нас до челнока, и мы улетим.

Руиз принялся обдумывать план. Если Публий не врет, идея вполне осуществима, правда, не очень удобна в исполнении. Перспектива дальнего морского путешествия в дырявом корыте, да еще в тесном соседстве с несколькими сотнями религиозных фанатиков, выглядела малопривлекательной. Но по сравнению с уже пережитыми трудностями это казалось сущим пустяком. «Я слишком долго вел весьма своеобразную жизнь», — подумал про себя Руиз. Он вспомнил о Низе и их близящемся воссоединении. Невольная улыбка озарила лицо бывшего агента.

Публий улыбнулся в ответ, ошибочно приняв выражение лица собеседника за одобрение.

— Тебе понравилось? Я так и думал.

Руиз нахмурился. В каком странном мире живет, должно быть, изобретатель кошмаров. Со стороны казалось, что пленник успел запамятовать, на что ему пришлось пойти, лишь бы никогда не открывать Руизу этот план. Неужели теперь он рассчитывал, что бывший товарищ забудет о предательстве и станет обращаться со своим невольным гостем как с союзником? Может, Публий надеется, что сила его личного обаяния, будучи должным образом направлена, заставит Руиза пренебречь какими-то важными предосторожностями? Коли так, создателя монстров подстерегает жестокое разочарование. Руиз всегда помнил, что у старого врага необыкновенно гибкий ум, пусть и до предела извращенный.

— Во всяком случае, он кажется вполне реальным, — неопределенно откликнулся агент. — Многое зависит от достоверности излагаемых тобой деталей — а мы оба знаем, насколько мала вероятность того, что ты говоришь правду.

Публий напустил на себя обиженный вид, чем вызвал у Руиза приступ истерического хохота, который удалось подавить с огромным трудом. Не следует проявлять даже малейшую слабость перед лицом врага. Пока у командира погибшего отряда было изрядное преимущество: он меньше Публия боялся умереть. Стоит творцу уродов прознать о его привязанности к Низе, и чаша весов склонится на его сторону.

Но Руиз с нетерпением ждал встречи с ней, и чувство это становилось почти невыносимым.