Жена купила сало на базаре. 10 килограмм. Дешево и сердито. Но что с ним делать?

Представил как я сожру его… а что потом?

Врачи предупреждают в таких случаях – давление подымается… кровеносные сосуды забиваются… талия расширяется – ни в одни штаны влезать не буду.

И закончится это – тоже плохо.

Обрюзгший и страшный, со щеками лоснящимися от жира, я буду лежать на диване целыми днями пока жена не выкинет меня за дверь.

– Наконец вывела это грязное, жирное пятно с дивана! – Похвастается подругам. И начнет подметать комнату. Проветривать ее.

А я буду лежать прямо у порога дома. Пока не подъедет мусоровоз.

Содрогнувшись, я представил другу картину – как скормлю это сало… самой жене.

– А – ха -ха!

А дальше…

Перед глазами новая картина ужаса – ведь женщине, чтобы поправится – нужно совсем немного.

10 килограмм сала – добавит в нее пятьдесят…

И вот я вижу как она встает с дивана – огромная туша похожая на свиную, медленно подымается на небосклоне, как солнце утром. И уже занимает пол комнаты.

– Боже мой! – Бормочу от ужаса.

А она почему-то смотрит на меня пристально, не моргая.

– Хочу секса милый – Наконец разжимаются ее губы. – Горячего, безумного!

И начинает медленно идти ко мне.

Взвизгнув что-то нечленораздельное я пытаюсь проскользнуть у нее между ног – чтобы удрать. Но не тут то было.

До покупки сала – она была тренером по пятиборью.

Ее рука цепко схватит меня за шиворот, затем приподнимает в воздухе – поднесет к своему лицу, будет поворачивать во все стороны, рассматривать.

Наконец на толстых губах заиграет улыбка – Ты куда это, милый?..

И кинет меня на диван.

Затем начнет раздеваться. Ее лифчик упадет рядом со мной.

Она начнет танцевать покачиваясь в разные стороны широкими бедрами.

А мои глаза округлятся от ужаса.

– У меня месячные! – Отчаянно крикну первое что придет мне в голову. Но тут же голос оборвется на полуслове – огромное тело жены свалится на меня, приговаривая – Милый, давай сегодня я буду сверху.

Я не буду возражать.

И вообще, ничего не отвечу.

Может, буду лежать раздавленный. Пытаться сделать вздох… выдох…

А может, буду дергаться иногда – весь это же секс…

Впрочем, ни первая, ни вторая ситуация – меня не устраивала.

Мне всегда нравилась жена – со спортивной фигурой.

И я – подтянутый, бодрый.

В итоге, поразмыслив, я решил сделать из сала – просто шкварки.

Это когда ножом раскромсаешь его на маленькие куски. Затем кинешь на сковороду, включишь под ним – огонь. И будешь смотреть как из него медленно вытекает жир.

Как слезы из глаз…

Или кровь из раны…

Из недавно еще… живого тела. Которое бегало по полю. Мычало. Прыгало. Радовалось и печалилось.

Ах да! Забыл предупредить… у меня душа – поэта.

Высокая, светлая, романтическая.

Любит мечтать и сочинять.

О высоком, вечном.

Но и 10 килограммов сала – терять не хотелось.

В итоге я решил что нужно на некоторое время – придушить поэта в своей душе.

Голыми руками. Не обращая внимание на его вопли и крики о помощи.

Бедняга не долго сопротивлялся.

Хилым оказался…

Наконец, переступив через его бездыханное тело, я начал кромсать сало.

Острым длинным ножом.

Приговаривая под нос – Эх! Видела бы бедная коровка что с ней я сейчас делаю.

Перед глазами вдруг всплыла печальная морда с симпатичными рогами. Посмотрела мне в глаза и сказала басом:

– А если бы тебя… вот так же?..

Затем попыталась боднуть меня. Прямо в жопу.

Подпрыгнув вверх от этих мыслей, я быстро пришел в себя, отбросил эту картину и принялся еще с большим остервенением кромсать ножом ее тело.

И вот уже на столе – огромная гора порубленной плоти. Что называлась салом.

Кидаю взгляд на себя в зеркало – волосы взъерошены… взгляд безумный… передние зубы кривые, а на губах играет зловещая ухмылка.

Мои грязные руки опустились вниз, а нож – выпал из них прямо на пол…

– Из меня бы получился неплохой Джек- потрошитель! – Мелькнула шальная мысль. И почему-то ласково погладила меня по голове. Наверное я ей понравился сегодня…

Но времени думать об этом не было.

– Пошла прочь! – Крикнул я ей и вывалил сало на огромную сковородку.

– Вот и всё – Сказал вытирая потный от усталости лоб.

Наступил второй этап трагедии.

Теперь мы смотрели друг на друга.

Сало -на меня. Печально и обреченно. По видимому взывая к моей совести. Человечности. И доброте.

А я – на него. Облизываясь и представляя как буду кушать шкварки. Коричневые. С хрустящей корочкой. Посыпанные солью и специями сверху.

– Кажется, у нас очень разные представления о счастье! – Наконец сказал я салу и накрыл крышкой сковородку.

Включил огонь и через минуту я услышал как внутри сковороды что-то происходит ужасное… там трещало… лопалось… кидалось со стороны в сторону и отчаянно ругалось, то бишь шкварчало.

Осторожно открыв крышку, я увидел как куски сала отчаянно борются за свою жизнь – не хотят превращаться в шкварки.

Вот один кусок подпрыгнул – видать, хотел достать по моего лица. Врезать мне, так сказать… от души.

Но я увернулся.

Я всегда был ловкий.

Даже показал ему пальцем на специи – Знаете, какие они вкусные!

И добавил огня под сковородку.

Наблюдая как куски сала теперь стали слипаться в одно целое.

– Почему? – Задумался я. – Может, думают что это поможет им?..

Или у них есть план на спасение?

Печаль тревоги и волнения легла на мое чело.

Ведь кто его знает… может у плоти, есть свой предводитель… И действительно – вот один кусок сала ринулся передвигаться по сковороде… наверное искал где выключатель газа.

А другой – стрельнул жиром и попытался выскочить наружу.

– Вот сука! – Свирепо взвизгнул я – Да тут я вижу заговор!

И закрыл крышку снова.

Из сковородки раздалось нечто шумное, похожее на пение.

Может – это был интернационал. Или гимн.

А может, просто крики – Прощайте товарищи!

Не забывайте нас!

Умираем но не сдаемся!

Моя душа поэта вдруг очнулась. И завопила – Да выпусти их, ирод! Ишь чего задумал окаянный – сожрать плоть со специями!

Но я опять схватил поэта за горло и стал душить приговаривая – Хочу шкварки! Понимаешь? Хочу! Хочу! Хочу!

Постепенно поэт перестал хрипеть, дергать. И заткнулся.

Несколько раз я пнул его ногой.

Убедился что больше не шевелится.

Затем осторожно приоткрыл крышку сковороды снова – пение прекратилось. Шкварки были потемневшие… мирно плавали в океане жира.

– Вот так, милые – Пробормотал я. – Вот так!

И осторожно выключил газ.

В животе приятно забурчало

– Ох и наемся я сегодня!

Во рту появились слюни.

Специи на столе – приветливо смотрели на меня.

– Какие славные ребята!

Осталось последнее – привести поэта в чувство. Если не сдох, конечно…