(Чёрный юмор, эротика)

Я встретил его на улице, прямо перед зданием Оперного театра. Где на фасаде – каменное изваяние какой-то птицы с лаврами на голове напоминающее мне "цыплёнка в табака" в приправах.

Трясущимися руками мой приятель схватил меня за лацкан пиджака.

– Я погиб. Меня уничтожили, Предали. Растоптали.

Что делать? Помоги…

Природное любопытство помешало мне послать его нах… и я остановился.

И тут же его костлявые руки крепко вцепились в меня.

– Ты должен пойти со мной. – Зашептал он подмигивая как мерзкий пидорас возле кабинки туалета.

– Пойдём Ты должен спасти меня!

– Почему я должен спасать тебя?

Помогать бедным и страждущим не было в моих главных достоинствах.

Признаюсь что слова сволочь и подонок намного чаще раздавались у моего уха чем слова "спаситель" и "благодетель".

Но пока я думал про это мой приятель уже тащил меня в Оперный театр.

– Итак, слушай – торопливо говорил он мне по дороге. – Сегодня тут в театре проводится конкурс красоты. Но ведущий конкурса куда-то исчез.

Наверное проклятые конкуренты не спят.

Гады. Суки.

Короче, теперь все пропало.

Ты знаешь сколько бабла вложил в этот конкурс рыжий?

А сколько сам Гарик Акопянович?

Мой приятель сбавил голос до шёпота

– Они же теперь вывезут меня в лес. Кишки выпустят.

И вдобавок квартиру с машиной заберут.

Или я сам повешусь после этого…

И голос его дрогнул

– Слушай. я знаю тебя. Ты же добрый человек.

В церковь ходишь (тут его голос стал неуверенный).

Приятель замолчал чего-то ожидая.

Сволочь. Попал в точку.

Да. Я действительно начал ходить в церковь.

– Вот и хорошо – хихикнул он. И внезапно стал валиться мне в ноги.

– Спаси меня. Проведи этот конкурс. Ты же работал профессиональным актёром. Сцену знаешь.

Спаси меня!

А я буду молиться за тебя.

Потом подумал и добавил:

– По вечерам (и его голос снова стал неуверенным).

– Не будет он молиться, сволочь. – Понял я. И праведный гнев вдруг охватил меня.

Почему их, верующих, все время обманывают, заставляют страдать, мучиться за других?

Это же несправедливо!

И все что оставили им – это каяться.

За свои грехи. И чужие в придачу

Ладно, – сказал я. – Вставай.

Проведу я тебе конкурс.

И подумал при этом – Мало тебе не покажется.

На сцену я вышел в белом костюме, с бабочкой.

Где же мисс вселенной? – спросил я публику. И показал на одну из девиц в бикини стоявшей позади меня.

– Вот она!

Девица вскрикнула и кинулась мне на шею.

Публика взорвалась овациями.

– Погоди- сказал я ей – может у тебя сифилис.

В зале внезапно стало тихо.

– Да ладно Вам, друзья мои. Вы же знаете, как побеждают на конкурсах. Так что надо быть осторожным.

В зале раздался нервный смех.

– Да ты не отходи от меня, дитя моё – сказал я девице. И повернулся к залу – А она не дурна, не правда ли?

И продекламировал:

"Как небесное создание

передо мной явилась ты!"

В зале раздались жидкие хлопки, кажется Гарик Акопянович зааплодировал.

И я продолжил.

– Давай поближе с тобой познакомимся. Начиная с твоего детства.

Как давно ты перестала мочиться в постель? В 5 лет?

Или в 9-ть?

Не стесняйся!

Девочки часто писяются.

Тебе мама в детстве памперсы надевала?

А в школе тебе нанимали учителя по математике?

А ты все равно одни тройки получала?

Девица начала оглядываться ища куда бы смыться. Но бежать ей было некуда.

– Да ладно тебе. – Я отвернулся от неё и стал лицом к залу:

– Нет. Она не небесное создание – Секунду подумал и вдруг спросил громовым голосом:

– А кто же она, граждане? Кто? Да посмотрите же на неё в реальности!

Под мышками у неё пахнет потом, по вечерам она выдавливает прыщи на лице и отбеливает зубы.

И плачет когда её обижают.

А по ночам она мечтает.

Потому что она всего лишь – человек.

Слабый и ничтожный. Мечтающий лишь что бы ни хера не делать. И выйти замуж за олигарха, торгуясь и играя своей маленькой дырочкой, сморщенной и вонючей, прикрывая её – красивым лоскутком материи, качая ею при походке, игриво и загадочно, полагаясь на инстинкт который прячется в мужском теле. И на его любопытство.

А если ей это не удастся – она будет считать себя несчастной и несостоявшейся. Начнёт курить и пить.

В зале раздался какой-то гул.

– Да знаете ли Вы сколько она страдала что бы появиться здесь на подиуме? – И я показал на девицу.

– Сколько часов она шила себе это бикини? Сколько времени она стояла у зеркала и тренировала стойку, походку, фигуру?

Сколько слез она пролила пока повырывала все волосинки на ногах?

Сколько она недоедала и недопивала?

Ради чего, дура? – завизжал я и в зале снова стало тихо. – Ради чего? Какого -то члена в штанах?

Или ради аплодисментов?

А может ты хочешь сказать мне что все это ради любви? – И тут я мерзко захохотал.

Неужели ты ничего ещё не поняла?

Что цена твоей маленькой вонючей дырочки, без любви – ноль целых ноль десятых.

Без любви – ты для мужчины подобна мерзкой зверюшке, Вечно мокрой, хнычущей, жалкой и ничтожной.

Вечно трясущаяся от ужаса остаться одной.

Чего же ты ждала выходя на подиум?

Чуда в виде наивного олигарха?

А может любви от Гарика Акопяновича? Или рыжего?

– Дура! – и тут снизил я голос до трагического баритона – Неужели ты до сих пор не поняла?

Только он достоин тебя! – и я указал на небо.

Так упади же на колени и проси его о прощении!

Мой голос из баритона превратился в тенор.

– На колени! – завизжал я во весь голос. – Только так ты спасёшь себя!

Публика в зале кинулась к выходу. Женщины что-то кричали. Дети заплакали.

Кто-то начал молится.

Я подхватил молитву и басом пропел псалом номер три.

Девица ещё раз оглянулась, поняла что деваться ей некуда, упала на колени и тоже начала молиться

– Она приняла правильное решение! – торжественно сказал я в зал.

Девица внезапно поползла куда-то в сторону. Колготки на её коленях задрались. Мини-юбка сползла на ляхи обнажив её тусклый зад.

– Будь счастлива – сказал я ей напоследок.

И направился к выходу.

За спиной кто-то кричал, кто-то молится, кто-то рыдал.

– Аминь – пробормотал я.