Мы познакомились на танцах. Мои родители уехали в отпуск, так что я мог привести её к себе!!!

Кофточка заманчиво выделяла её упругие груди а джинсы плотно обтягивали стройные ножки.

Когда начался медленный танец – я прижал её к себе.

А она – прижалась к мне.

Вот только одна проблема – если честно то я ещё никогда не спал с женщиной.

И вообще, я только пока учусь на 2 курсе института.

Мне бы математику учить но… у неё фигурка была такая заманчивая.

И моя невинность спряталась куда-то далеко.

В первые вечер она не пошла ко мне домой и после танцев мы только целовались. И договорились встретиться на следующий день.

А утром у меня началась практика в институте.

На целый месяц.

Куча свободного времени!

И мой новый друг – девочка в кофточке и джинсах.

О!… если бы я знал заранее во что она превратит этот месяц!

Но как я мог знать это?

Из нашей группы – десять человек послали на фанерную фабрику, а остальных на производство которое располагалось на территории местной колонии. Строгого режима.

Там работали зеки.

Нам дали пропуска и завели в колонию.

Там нет ни деревьев, ни даже ветра – из-за двух высоких заборов. Но зато есть автоматчики, колючая проволка и зеки в чёрных робах которые с любопытством разглядывали нас, студентов.

Нам сказали правило – зеки, это люди наказанные обществом и соответственно лишённые прав, в общем как бы люди второго сорта.

С ними нельзя здороваться за руку, называть по имени, они должны выполнять всю работу, а мы должны только командовать ими, а если они не послушаются наших указаний, то они будут строго наказаны.

Мы, студенты стояли под балконом какого-то старого здания когда зеков выводили на работу, колонами по 5 человек в шеренге.

Они шли с опущенными головами, а мы смотрели на них.

После обеда – мы учимся в библиотеке.

А вечером – я снова иду к той девочке. Её зовут Люда.

На улице дождь, и она вдруг соглашается придти ко мне домой.

Она старше меня на год. Она приехала из села и тут в городе – она сама, без родителей.

В общем, она хочет выйти замуж за городского парня.

Такого как я.

Дома я включил магнитофон и мы танцевали.

Потом целовались.

Потом я попросил её переспать со мной и… сам испугался. Ведь у меня ещё никого не было.

Я просто изображал самоуверенного парня.

Но она отказалась.

И её стройные ножки ушли. На прощание её розовые губки сказали мне что придут ко мне в гости – завтра.

– Там и посмотрим – загадочно сказала мне она.

У меня внутри – все опустилось.

Провожая её, на обратном пути я встретил соседку. Старую как сам этот мир.

И похвастался ей что у меня практика – в Яновской колонии.

Соседка побелела как мел, и сказала что это плохое место. Что колония эта очень старая. Ещё при немцах – там была. Тогда её все называли -Яновский концлагерь. А ещё – "Концлагерь смерти".

Но когда советы освободили город – то вместо музея на том месте основали колонию строгого режима.

Подумать только.

История похожая на чёрный юмор Советской власти.

Решил это проверить. Утром пошёл в библиотеку и нашёл несколько книг про эту колонию.

Первой начал читать – воспоминания одного еврея.

Но не долго – нужно было идти на практику, в колонию, а вечером меня ждала Людочка.

Мы снова пришли ко мне.

Опять целовались, опять танцевали и в этот раз мне удалось уговорить её – лечь ко мне в постель.

Ели честно, то боялся что в первый раз у меня вдруг не получится, но получилось.

Когда я провожал Люду домой. Она молчала, а я был весёлым.

Я стал мужчиной!!!!

Утром снова в библиотеку – читать воспоминания еврея об этой колонии. Он писал что когда немцы заняли город, у него была большая семья.

Немцы нашли телефонный справочник и всех у кого там были еврейские фамилии – арестовали.

Как пособников жидо-коммунистического режима.

Потом взялись за остальных евреев. Стали искать их по всему городу.

Он с женой и сыном прятались в квартире 2 месяца.

Потом продукты кончились и он вышел что бы купить их в магазине.

Его двенадцатилетний сын пошёл вместе с ним.

Но оказалось что на каждом углу стояла полиция – вылавливали евреев.

Их задержали и отвели в подвал. Когда собрали полный подвал людей, их вывели и разделили на две группы – сына присоединили к группе женщин и малолетних, а его – к взрослым.

Первую группу увели в гетто, а его – в лагерь.

Он был на том месте где сейчас находится колония. В которой я и нахожусь на практике.

Еврей писал что там уже было 4 тысячи человек,

Ни весь лагерь было только 20 умывальников и 20 туалетов.

Кормили один раз в день – утром давали хлеб с джемом и напиток из желудей. Хоть немцы и называли это – эрзац кофе.

После завтрака они шли на работу – это была тяжёлая работа по разгрузке угля из вагонов.

На этом я кончил читать и пошёл в колонию.

Старое здание с балконом! Что ты видело на своём веку?

Кто жил там внутри?

Ну ничего! Я все выясню! Я любопытный.

А вечером я уже бежал к моей Людочке.

У неё зелёные глаза, длинные ресницы, высокая грудь, упругие ножки.

Я люблю тебя, Людочка! – Сказал я ей, и мы сразу пошли ко мне.

Она такая мягкая… такая сексуальная… она сделал меня мужчиной… Как сладко спать возле неё!

Через несколько часов я проводил Людочку домой и вернулся в пустую квартиру.

Мне стало неуютно там без Людочки!

А утром опять в библиотеку, и читаю воспоминая старого еврея.

В небольшом здании с балконом – там жил начальник этого лагеря.

А порядки в лагере были строгие.

Подъем в 6 часов утра.

Перед раздачей завтрака, заключённые выстраивались в очередь.

Кто пошёл встать в очередь в туалет – тот не успевал получить завтрак.

А кто не успел утром сходить в туалет – потом весь день мучался и не мог в каком-то другом месте – справить нужду.

За это его бы расстреляли.

Так что нужно было выбирать одну из очередей.

Иногда один из эсэсовцев подходил к очереди и расстреливал первых 10 человек, что бы другие не слишком спешили становиться в очередь, и последних 10 человек (как самых ленивых).

Расстреливали – даже если руки были не вымыто чисто, или если одеты были как-то неряшливо.

Почему?

Причину я нашёл быстро.

В лагерь все время привозили новых евреев и нужно было освобождать место для них, поэтому и расстреливали.

Всю! Читать закончил и бегу в колонию.

Вот теперь я знаю про тебя, старое загадочное здание с балконом.

Когда зеков выводят на работу – мы, студенты, недалеко от него стоим и смотрим на них.

А вообще, эта колония, интересно расположена,

Она – на конечной остановке трамвая.

А другая конечная остановка этого трамвая – в то время была возле Оперного театра в центре города.

Оперный театр! Это самое красивое здание в городе!

Оно до сих пор такое нарядное, светлое, радостное.

Евреев вылавливали там, в центре города. Садили на трамвай и везли прямо туда – в лагерь.

Удобно было.

Ну ладно, что-то я задумался про этот лагерь, а меня вечером – Людочка ждёт.

Сегодня она хотела пойти со мной в кино.

Потому что мы стали мало разговаривать, а только спать много.

В кино мы целовались.

Она положила мне руку на колено, и трогала меня.

А я её

Потом мы пошли ко мне… ну зачем же нам разговорить?

Нам и так так хорошо!

Как быстро пролетели несколько часов с нею.

Когда мы выходили из моей квартиры – мы встретили соседку. Она так странно посмотрела на Людку. И тут я все понял – мои родные будут знать все, и про то как часто я вожу её ко мне.

И как поздно – мы выходим от меня.

Ночью я спал плохо… мне приснилось строгое лицо моей мамы.

А утром – я опять в библиотеку.

И опять та книга старого еврея.

Через несколько месяцев он узнал что немцы не отвозили детей в никакое гетто. Они просто расстреливали их на краю парка.

Того самого парка где я с Людочкой сидели вчера вечером.

Мы там целовались на скамейке после кино.

На протяжении целого года они зарывали там трупы, пока не переловили вех евреев в городе и их детей.

Но некоторое дети – все-таки попали в лагерь.

Это были грудные дети которых не смогли оторвать от матерей.

Там комендант лагеря расстреливал их со своего балкона.

А его десятилетняя дочь – хлопала в ладоши и кричала – ещё папа! Ещё!

Эсэсовцы вырывали детей из рук матерей и подкидали их в воздух и тот стрелял в них с автомата.

На потеху своей дочери.

А в это время евреев привозили все больше и больше.

В лагере все равно не хватало места.

Все заключённые в лагере были распределены по бригадам.

Тогда немцы каждый день начали выбирать наугад одну бригаду и расстреливали её. Что бы освободить место для других евреев.

Лагерь располагался недалеко от центра города поэтому что бы не было слышно криков и выстрелов – в лагере создали оркестр. Он был из заключённых – музыкантов.

Немцы все время кого-то расстреливали поэтому музыканты – весь день играли.

Их заставляли играть самые весёлые мелодии.

А вечером, когда солнце было на закате – они играли специальный концерт возле строго здания с балконом что бы начальнику концлагеря и его семье – сладко спалось.

От переусталости у музыкантов которые играли на духовых инструментах – текла кровь по губам.

Самых усталых музыкантов – тут же расстреливали и ставили на из место новых.

Однажды немцы нашли еврейского священника – раввина, и ради потехи заставляли его танцевать и петь, когда евреев выводили на работу.

Брр… брр… зачем я читаю все это?

Заканчиваю чтение, и иду в колонию.

Так вот какое оно, старое здание, с балконом.

Возле которого теперь я стою и смотрю как выводят зеков на работу.

Как хорошо что теперь это не лагерь смерти а простая советская колония.

Зеки отсидят и выйдут – на свободу.

А тот старый еврей со своей книгой, наверное переборщил немного.

Но нужно побыстрее покинуть колонию – возле Оперного Театра меня ждёт Людочка.

Она все-таки хочет побольше общаться со мной а не только трахаться.

Но все-таки, в театре я держал свою руку – у неё на коленке.

Как же мне хотелось её!

А после театра, возле дома я увидел старую соседку.

Она специально следила или я приведу к себе какую-нибудь женщину. Что бы потом про все доложить моим родителям.

Это был конец.

Людочка, с её мягкими стройными ножками, с высокой грудью и с зелёными глазками… – не будет больше моей… я чуть не плакал.

Но вдруг меня осенило… я зашёл в дом один!

Старая соседка ещё немного посидела на скамейке и ушла.

Тогда я из окна подал знак Люде и она зашла ко мне в квартиру.

И мы тут же спрятались под одеяло.

Как же приятно лежать на ней. Голой.

Но выходя из дома – я опять встретил старуху.

У неё аж челюсть отвисла.

И у меня тоже.

Ночью я почти не спал – все думал как обмануть старуху.

А утром опять в библиотеку – дочитывать воспоминания старого еврея.

Через пол гола – в лагере поставили 10 виселиц. Каждый кто хотел повеситься – могли это сделать.

И виселицы никогда не были пустыми.

Каждый вечер туда приходили евреи и сами вешались на них.

Потом немцы решили освободить лагерь от женщин и детей, и за неделю – их всех расстреляли.

Расстрелы проходили всегда на краю лагеря, возле рва с водой.

Когда женщин и их детей расстреливали то их крики даже оркестр не мог заглушить.

Матеря хватила немцев за сапоги и умоляли пощадить хотя бы детей.

Кричали, плакали… поэтому немцы старались как можно быстрее их расстреливать.

Всю неделю их непрерывно расстреливали пока кричать больше было некому.

Потом поставили железнодорожные рельсы вдоль всего этого места а на них какую-то странную машину.

Набрали команду из заключённых и начали выкапывать трупы.

Их клали в эту машину.

Оказалось что это машина для дробления костей.

Немцы заметали следы своих преступлений и решили все трупы выкопать и раздробить им кости.

Потом раскидать их по лагерю.

Все. Заканчиваю читать.

Иду в колонию, Заметил что теперь когда иду по колонии – мне чудится какой-то гул.

Как будто чей то стон.

Даже мороз по коже.

А вечером новые проблемы – Людочка отказалось идти ко мне домой.

Она хотела серьёзно поговорить со мной.

Сказала мне коротко – Женись на мне, пожалуйста! Мои все подруги уже вышли замуж, а я все ещё нет.

Я ответил – я сейчас не могу. Мне же учиться надо.

И мне мама не разрешит. И где же мы будем жить когда мои родители вернутся – с ними в одной комнате?

Людочка разрыдалась.

Потом ночью она простила меня.

Уже в час ночи мы все-таки пошли ко мне. И переспали.

Кажется, я уже не могу заснуть пока с ней не пересплю…

А утром, опять в библиотеку… что там ещё ты видел, старый еврей, в том лагере?

Перед освобождением города Советской армией – немцы начали повально расстреливать всех заключённых.

Машина для перемалывания костей не могла выдержать такого большого количества работы – начала давать сбой, и вместо костей кругом валялись кости с кусками мяса и кожей.

Эсэсовские овчарки пожирали их.

В лагере стояла вонь.

А ров с водой наполнился кровью на глубину нескольких метров.

Всего в лагере за два года – было уничтожено двести тысяч человек которых теперь раскапывали и перемалывали.

И лагерь превратился в сплошное кровавое пятно.

Его различали даже с высоты пролетающие самолёты.

Последними расстреляли – лагерный оркестр.

Возле огромной горы трупов оркестрантов поставили в круг и приказали им играть вальс. Во время мелодии – каждый из них по одному выходил в центр круга и получал пулю в голову.

Музыка становилась все тише и тише.

Как занавес постепенно опускающийся после представления.

Страшного представления.

Последний музыкант, по фамилии Мунт – выходя в центр площадки кинул свою скрипку на землю и распростёр руки, как птица.

Наверное хоть так он хотел покинуть лагерь, хотя бы в мечтах.

Последняя пуля эсэсовцев – попала ему в висок.

Еврея который написал эти мемуары – оставили живым что бы он закопал их трупы.

В это время эсэсовцы начали снимать охрану пустого лагеря.

Поэтому когда он закопал трупы, он смог удрать оттуда.

Вот и конец его книги.

Наступил и последний день моей практики- и тут я заметил то что раньше как-то не замечал… что возле ворот лагеря – все время лежат какие-то цветы.

Раньше я не замечал этого, а теперь остановился возле них…

Кто приходит каждое утро сюда? Кто кладёт их возле ворот лагеря?

Я не знаю… но я знаю только одно, Я больше не хочу проходить практику в колониях.

Даже в тех которые не имеют такого прошлого.

Я хочу другую жизнь, та которая с другой стороны трамвайной линии – театр, центр города, мороженое и кафе на каждом углу.

– Людочка…не покидай меня – сказал я ей, когда она пришла прощаться.

– Брошу… я все поняла. Ты ещё ребёнок… – ответила она мне.

Я хотел что-то сказать ей но… что? Ведь я знал что на следующий день приезжают мои родители, а через два дня – снова начинаются занятия в институте.

Так что не будет ни пустой квартиры у меня, ни свободного времени.

И она ушла. Навсегда. Вот и все.