В Лиственничном все без изменений. Оленухи подбирают остатки сена, а оленята носятся наперегонки. Дичок заметно выделяется среди малышей. Он выше и крупнее, к тому же шерстка у него светлее. Увидел меня еще у реки и со всех ног бросился встречать. Я приласкал Дичка и отправился вместе с ним готовить ужин. Он, когда наскучается, ходит следом. Я за дровами — Дичок постукивает копытцами сзади, я к Фатуме за водой — он туда, даже когда я полез на избушку поправить трубу, он плакал и просился подсадить его на крышу.

Я занялся хозяйством и прозевал Шурыгу. Собираю щепки, поднимаю голову, глянуть — куда девался олененок, а бригадир с каким-то начальником у порога избушки. Что тот, второй, и в самом деле начальник — понятно и по галстуку, и по поведению Шурыги. Со мною он так уважительно не разговаривает. Оказывается, тракторная колонна добирается сюда уже третий день. Только что они застряли снова. На этот раз в том месте, где застревал вездеход Федора Федоровича. Вот уж действительно: свято место пусто не бывает.

Шурыга вместе с начальником, он оказался новым главным агрономом, перебрели Фатуму и добрались пешком. Бригадир делает вид, что ни в чем передо мною не виноват. Задержался, мол, на какой-то месяц — с кем не бывает. Но чует кошка, чье сало съела. Я протягиваю руку, чтобы поздороваться, а он сует гроздь бананов. Решил взять на экзотику.

Мы с Шурыгой оставили агронома возле оленей, а сами взялись готовить домики к приезду людей. Трактористы в пути больше двух суток и почти без сна. Да еще одного зацепило тросом. Правда, все обошлось, но полежать парню придется…

А утром в Лиственничное приехал Коля. Первым его увидел агроном, которому не спалось и он прохаживался у Фатумы. Коля остановил оленей возле столовой, подошел к агроному и спросил, где найти того человека, что жил на Телефонном? Там, мол, возле избушки когда-то проходила телефонная линия. Агроном непонимающе пожал плечами и отправился в избушку досыпать, а Коля выпряг оленей и здесь же, на берегу Фатумы, принялся готовить завтрак.

Агроном достал из тумбочки зачитанный «Огонек» и начал листать. Шуршание страниц меня и разбудило. Открываю глаза, спрашиваю агронома — который час, тот, в свою очередь, интересуется, где здесь телефон?

В другой раз я съехидничал бы, но как-никак передо мной начальник, поэтому принимаюсь обстоятельно рассказывать, что здесь тайга и до ближнего телефона больше ста километров.

— Я и сам так думал, — согласился тот. — Но приехал какой-то на оленях и спрашивает какую-то линию, какую-то избушку. Думаю, может, я и в самом деле что-то не понимаю. Бывает…

Дальше я уже не слышал, сунул ноги в валенки, схватил в охапку куртку — и за дверь. Рядом с крыльцом два оленя. Это не мои. Крупнее и очень уж светлые. Увидев меня, они испуганно попятились, но стоило отойти, как снова они направились к крыльцу.

У избушек ни души. Заглянул в столовую, бригадирскую, туда-сюда — Коли нет. Прибывшие вчера трактористы на местах, а новеньких никого. Огибаю выстроившиеся на дороге трактора и сразу же замечаю Колю. Он сидит у костра, держит кружку с чаем и спокойно глядит на меня. Одет во все новое, краснощекий и как будто подросший. Не верится, что тащил его на руках.

Иду к Коле и улыбаюсь. Он тоже, по всему видно, доволен. Чуть привстал, стащил шапку и водит рукой по волосам. Прихорашивается, что ли? Подхожу.

— Чаю хочешь? — спрашивает.

— Чай — это человек, — говорю я и смеюсь. — Налей мне, Коля, полную кружку. Я очень хочу выпить с тобою чая. Только чего это ты устроился здесь как бедный родственник? Ты ведь у меня самый дорогой гость. Давай в избушку. Сейчас поднимем всех и закатим пир на весь мир. У меня даже бананы есть.

— Не надо, — останавливает меня Коля. — Бананы потом. Сейчас будем пить чай. Знаешь, я все время думал, встретимся и будем долго-долго пить чай. Хорошо, что ты меня нашел. А теперь я тебя нашел. Садись на шкуру, она теплая. Будем чай пить и смотреть на реку. Видишь, она уже проснулась. И от зимы и от ночи.

Его голос действует на меня завораживающе. Устраиваюсь на оленьей шкуре и беру в руки кружку с чаем. Сидим плечо к плечу, прихлебываем и молчим. Он думает о своем, а я о своем. Фатума тихо вздыхает у ног, а над нею плывет дым от костра.

…Коля отставил кружку, посмотрел на мои валенки.

— Мерзнут?

Я рассмеялся:

— Да нет. Что ты! Это я обул первое, что подвернулось. К тебе торопился. Ноги у меня нормальные. Вот желудок, тот хандрит.

— Траву надо, — уверенно решает Коля. — Хорошая трава любую болезнь лечит. Ты сиди, я сейчас.

Коля подошел к стоящим неподалеку нартам, развязал веревки и достал из-под оленьей шкуры большой мешок. Поворачивается ко мне, а на лице такая торжественность, словно мы не на берегу Фатумы, а, по меньшей мере, в Колонном зале. Сунул руку в мешок и с той же торжественностью выудил оттуда торбаса:

— Это тебе мама специально шила. Только ты их у печки не оставляй. Их шьют нитками из оленьих сухожилий. Чуть перегреешь, сразу сбегутся. Мама говорила, чтобы сразу же обул. А то не подойдут, а она будет думать…

Прямо у костра натягиваю их на босые ноги. Немного великоваты, но с носком будут в самый раз. Мне жаль ступать ими на землю, на оленьей шкуре выплясываю что-то среднее между гопаком и пляской дикарей Новой Гвинеи. Коля смеется и сует мне в синем резиновом чехле фонарик.

— Это японский. Фирма! Мы в прошлом году план перевыполнили, и всей бригаде вручили. С ним можешь целый день сидеть под водой.

Я пока не собираюсь в водолазы, но фонарик беру, затем хватаю Колю за рукав и тащу к навесам. Важенки, услышав нас, заволновались. Коля удивленно посмотрел на меня:

— Олени! Откуда у вас олени? Я думал, у вас в совхозе одни коровы.

— Сейчас увидишь, какие у нас коровы. Иди сюда.

Открываю калитку, пропускаю Колю вперед, он прищурился и вдруг закричал:

— Эк! Маньчуки! Дурочка, Лысая! Ой дело какое! — И вдруг зачастил: — Мэк-мэк-мэк-мэк! — Оленухи, толкаясь, бросились к Коле, принялись обнюхивать его руки, куртку, штаны. — Маньчуки! — продолжал волноваться Коля. — Понимаешь, я думал их давно нет. Там волки столько порезали, а эти сюда прибежали. Они людей любят. Это у них энкены родились, они и пришли. У нас недавно откол нашелся, а здесь… — Коля, словно споткнувшись, замолчал и во все глаза уставился на Дичка. — Буюн! Слушай, это настоящий дикарь. Ты где его взял? — Коля положил руку мне на плечо и с теплотой в голосе сказал: — Дарю тебе этих оленей. У меня собственных в стаде двадцать голов. — Вот и сдам сколько нужно совхозу, а эти будут тебе. Ты не бойся, я тебе расписку привезу.

Вот так повернул! Я развожу руками и смеюсь.

— За что? За что, Коля, ты меня наказываешь? Что я тебе плохого сделал? Спасибо, но не нужно мне оленей. Понимаешь, ниоткуда они не пришли. Они у меня с тех пор, как я тебя нашел. Ты привязал их на террасе, а я не заметил. Потом прихожу, а они стоят. Волки целую тропу вокруг протоптали, а тронуть побоялись. Я до сих пор удивляюсь, как они остались целые?..

— О! У нас гости! Ты чего не приглашаешь человека в дом? Так это и есть Коля? Веди к нам, ребята уже стол накрыли, а он с дороги небось голодный. — Это Шурыга. Увидел Колю, прибежал и торопится руководить. Вчера я рассказал трактористам о Коле, об оленях, о Дичке. Шурыга сидел рядом и поддакивал, словно он сам организовал все специально.