Ясность наступила. Вот версия, которая была в ходу, — узбеки потеряли два самолета, и больше ни техники, ни людей не будет. То есть вертолет не заберет нас сегодня. Нас вообще не заберут.

На амбулаторный осмотр пришел друг убитого пулеметчика. Мы с ним познакомились во время расстрела. Он был ходжентским милиционером, и звали его Владимир — Вовка, как он представился. На осмотре я узнал его фамилию — Бобомурадов. У него был какой-то конъюнктивит. Ничего особенного.

В это утро я впервые оказался вне того небольшого участка, где мы все время находились, если не считать поход к Файзали. Солдаты нашли аптечный склад. По городу страшно было идти. Основной страх — получить пулю от своего же; мы пару раз натыкались на одиноких солдат, которые вскидывали оружие.

С гармского склада медикаментов начинается история моего мародерства. Увидев множество лекарств, растворов, перевязочного материала и прочего, я решил, что если нам удастся выбраться, то сколько-то из этих сокровищ я возьму себе. В Душанбе давно был лекарственный голод — любой бинт можно было легко и задорого продать.

Особенно я обрадовался, когда нашел наркотики — промедол и морфий. Их я не собирался продавать, однако мои пять ампул давно кончились, а внятного их оформления мне было не добиться.

Потом мы были еще в ветеринарной аптеке, замок с двери в которую худенький солдатик снес очередью из автомата.

Мы шли между домов, где несколько дней назад жили люди. Я не удержался и зашел в один из них. Внутри был беспорядок, на полу много одежды, брошенной, как видно, впопыхах. Там же, на полу, я увидел «зиру» — ожерелье из одинаковых мелких серебряных деталей. Его я положил в карман.

В этот же день меня отправили в командировку — оказывается, за окраиной города находилась еще одна наша часть. Я не очень хорошо помню собственно лагерь и то, что я там делал. Помню, что солдаты были недовольны и не скрывали этого — это меня удивило.

Там я познакомился с братом Вовки Бобомурадова. Внешне они были совсем непохожи.

— Сделай так, чтобы его забрали отсюда. Скажи, что он болеет. Пусть только один из нас здесь останется. Мы уже два месяца без отпуска.

Я пообещал сделать, что смогу.

К соседям мы ездили вдвоем с солдатом-водителем. На «Москвиче» желтого цвета. Солдат сунул мне свой калашников и сказал, чтобы я начинал стрелять, если что. Автомат мне показался очень тяжелым и громоздким. Стрелять не пришлось.

Вечер снова прошел в компании замполита.

Спали мы теперь наверху, в подвале было очень холодно. Наверху тоже было холодно. В горах в начале марта еще зима, мороз, а в поликлинике отопления не было. Мы все время мерзли.