Стоит закончить мои записи и упомянуть также об весьма значимых последствиях посещения этого дома в виде разумного послесловия и предоставить вам несколько интересных фактов об моей теперешней жизни.

Итак, мы помним, в каком состоянии и условиях я покинул курильню, теперь же следует заметить, что ровно еще около двух недель я сидел дома и боялся даже выйти из собственной комнаты. Я приказал никому не открывать дверь и не впускать в квартиру, поскольку первые несколько дней ко мне домой приходили разные люди и справлялись обо мне. Даже моя служанка не выходила теперь за покупками, но зато с моего позволения посылала выполнить это одного мальчика. Сам же я стал мнителен и подозрителен, не смотря на то, что бессонница не давала мне покоя и даже некая болезнь взяла меня уже на следующий день. Я стал худой и бледный, как никогда, потерял аппетит, ослаб, стал оборачиваться и дергаться на любой шорох, стал бояться темноты, а если мне удавалось уснуть, то ночью меня терзали кошмары. К тому же тяга к опию терзала меня: мне все время казалось, что я нахожусь в другой реальности и стал путать эти два мира между собой; у меня ломило кости и я прекрасно чувствовал, что организм просит его, опия; меня одолевали головокружения, рвота, головная боль. Я плакал очень часто и бродил по своей комнате, и ей Богу, сойти бы мне сума, если бы одно шокирующее известие не потрясло меня окончательно.

Как-то раз моя служанка сказала мне, что в городе случился пожар на Набережной улице, и что сгорел какой-то кафетерий. Я тут же заказал «Пчелу» и прочитал к своему великому счастью в самом некрологе описание пожара в одном доме под номером двенадцать, что якобы загорелся самый подвал от упавшей или свечи или еще чего-то, и, так как самый этот дом был весьма старым и состоял из одних только бревен, то вспыхнул стремительно и сгорел весь дотла как спичка. Внизу, в подвальном помещении, были найдены несколько десятков обгоревших тел, которых было трудно потом даже опознать.

Все это потрясло меня и я стал немного приходить в себя. На дом ко мне был выписан весьма дельный врач, еще один психолог и также наконец друзья и даже моя Настасья, узнав об моем заболевании, стали навещать меня. Я лечился и проходил курс релаксации, так, что через пять месяцев был уже как совсем здоровый человек. Я стал посещать фабрики, где было все расстроено, но вскоре я взялся за дело и наладил торговлю, начал поставлять бусы не только в Москву, а еще даже и в Париж и в Стокгольм, посредством знакомства с одними двумя молодыми людьми. Я стал посещать друзей, свет, балы, отпускать визиты, стал похожим наконец на самого себя, здоровым и крепким, стал посещать ванны и использовать свои любимые парфюмерные средства за уходом за кожей и тому подобное. Стал наконец препроводить время в гостях у Настасьи, дарить ей еще большие подарки и также уделять еще большее внимание, после чего она, как в моих мечтах, лежала со мною на софе и ласкала рукой мои волосы, говоря:

– Что ж, чай пили, ужин откушали, в карты играли, смеяться смеялись, да вот и времени-то всего час осталось, а любви как у Джейны Эйр сегодня еще не было.

Да потом еще много раз посещал я различных барыней, и французских, и просто русских бабешек, и даже одну немку, охотницу до танцев, черт возьми, с этакими локонами в самый пол, и даже одну англичанку, словно как лебедь по тротуару плывущую, представьте себе… Словом, я стал самим собой и полноценно возвратился к жизни.

Но вот странность, до сих пор меня все еще волновала значимость всех этих странных событий и последствий, случившихся со мной при курении опия. Я так и не смог понять до сих пор, как это все могло совместиться и, имея место быть несообразным, стать вполне явственным. Подумать только, даже уму непостижимо, сложно представить себе такие глупости, которые привиделись мне некогда в этом мире. Почему например вместо действительно сильного и древнего предводителя ополченцев, в этой роли был какой-то жалкий Арсюшкин, сумевший якобы вознестись до этой должности за свои отличительные характеристические черты, которому не было на тот момент еще месяца, как он был убит Тенетниковым. Или например почему самый Тенетников, имея такие сильные полномочия и быв даже неким управителем этого мира, так переживал за каждую свою копейку и наживался совершенно абсурдным образом. Да, несообразно, все совсем было несообразно, и читатель, надо полагать, упрекнет меня ею, скажет, что вот ведь выдумал чушь. Но все это было и впрямь так, и я даже знаю почему: вероятно, это были действительно просто сны, которые, как нам известно, сами по себе есть одни большие несообразности. Сны эти возникали в моей голове относительно впечатлений, а самые же галлюцинации в реальном мери возникали у меня относительно самих снов. Но все же странность есть, например утопленники, которых много и впрямь нашли в петербургских водах, например странная связь моего сна с реальностью, договоры с Тенетниковым, ну и наконец самый Арсюшкин, личность которого удивляет меня даже и по сей день. Она так сильно удивляла меня, что я решил отыскать этого человека, и, наведши много справок, нашел, что такой человек действительно существовал, но звали его совершенно по-другому, даже не помню как. Вы спросите, как же я его нашел? Да я просто обратился куда следует, узнать, совершались ли в том месте, где я впервые увидел его, какие-либо смертельные случаи, приблизительно в таком-то и таком-то времени, и мне тут же дали ответ, что мол да, был там зарезан некогда один человек, шедший с деньгами с работы, и зашедший в трактир, где его выследил один скверный тип, который потом и убил его в том самом месте. Человек этот успел уже удавиться в остроге, а я же тем временем отыскал жену убитого и, вот уже в который раз к своему немалому изумлению, огласив описание Арсюшкина, признал в ее муже самого Арсюшкина. Ведь вот странность-то? Я помог этой бедной вдове чем смог, после чего долго еще гулял по Литейной и думал об всех этих ужасных трагедиях.

Но вот уже вскоре кончилась и самая весна, наступило жаркое лето и я даже с испугом нашел себя на таком роде занятии, как досуг и скука по опию. Я хотел было отвлечься и стал чаще думать об других вещах, но было понятно, что организм требует именно его. Я стал нервничать и искать, чем бы я смог заменить его и даже начал пить, но все это не помогло. Наконец мое отчаяние дошло до того, что я решился попробовать другого опия, в другой, самой обычной курильне, но и тот был просто мерзостью, по сравнению с тем, что я курил до этого. Мне было тоскливо и тяжело, поскольку вы даже не можете понять, какое наслаждение я испытывал ранее и чего я лишился теперь же.

Многие друзья и знакомые стали склонять меня к тому, чтобы съездить куда-нибудь и отдохнуть, и тогда, быть может, досуг покинет меня и я, надышавшись свежим горным воздухом в каком-либо местечке в Альпах, или например отдохнувши как следует в Шамони около месяцочка, приду в себя, прочувствую так сказать самый вкус жизни и начну использовать только счастье в качестве единственного своего наслаждения. Многие уговаривали меня отправится в Булонь, другие на минеральные воды в Карлсбад, третьи отправится в Эмс, кстати даже самый Назаров на сей раз и сам поехал отдыхать в Пруссию; моя Настасья также собиралась на лето отдохнуть и зазывала меня вместе с тем в Баварию. Но все это было так неинтересно для моего воображения, так черство и скупо, что даже я и не думал об этих местах. Мне вдруг захотелось отдохнуть где-нибудь в Азии, повидать так сказать совершенно другой мир и прочувствовать его, посетить наконец Индию или Непал, Китай, черт побери.

Наконец я стал не на шутку задумываться об самой Индии, поскольку тропические леса и джунгли всегда притягивали мое воображение. Тут между прочим один из моих самых лучших учеников возымел такой опыт работы, что, ровно как прямо мне на руку, смог перенять всю ответственность на себя и даже сам стал уговаривать меня посетить Индию. В другой раз, когда я посещал салон, мне ненароком попался в руки журнал об путешествиях, где было сказано и нарисовано много всего существенного относительно Гималаев и тропиков Индии. Но больше всего привлекло мое внимание то, что там, далеко отсюда, в предгорье Гималаев, то есть именно там, где сплошь и повсюду растут непроходимые заросли дикой конопли, что якобы там-то и курят такие травы, то есть какие-нибудь такие бханги или там какой-нибудь этакий чилум с чересом из Маланы, или еще какой-нибудь такой чарас, черт их возьми, так, что даже слюнки текут. И в самом деле, я часто стал подумывать об поездки в Индию и даже как-то случайно собрал все свои вещи и назначил день отправления.

Что ж, друзья, стало быть, в путь?