– Гелий Ервандович, я правильно понимаю – вы не знаете, что происходит? – уточнил Сенокосов.

– Рабочая модель пока не готова, – признался профессор.

– У вас осталось два дня, а ваша аномалия ведет себя совсем не так смирно, как вы обещали.

– Ну, пока ничего страшного не случилось, просто скачки н-поля невыясненной природы. Немного увеличилась площадь покрытия.

Полковник прошелся по залу, поглядывая на собравшихся.

«Может кто-то из них сливать информацию Аршинцеву? Вполне может. Игнатьеву маловато наше предприятие, ему бы большой стан под руку. У Ерохина больная сестра в Ангарске, рак, на хорошие лекарства нужны очень большие деньги. А Гелий бы развернулся, не будь меня рядом. У каждого есть мотив».

Но одно дело сливать Аршинцеву, это их круг, это внутри Научного двора. Таковы правила игры – глава приглядывает за проектами, которые ведет, используя все доступные ему возможности.

Но совсем другой коленкор, если кто-то из команды Сенокосова перестукивается с китайцами.

«Слишком много они уже взяли, – подумал полковник с вялым раздражением. – Уже ножки свесили и погоняют, узкоглазые».

– Итак, какова картина на пять тридцать вечера. Этим утром произошло изменение конфигурации н-поля, образовался протяженный сегмент повышенного н-поля в центр города, – сказал Сенокосов. – Энергопотребление оставалось в пределах трех гигаватт, аномалия сохраняла стабильность. Затем, примерно в пятнадцать десять, был зарегистрирован первый скачок напряженности н-поля в Центральном районе и следом, через пятнадцать минут – второй скачок там же. После этого аномалия стремительно увеличилась в размерах, поглотила сегмент, и теперь ее границы проходят по контуру владения лесхоза «Суджукский», СНТ «Бриг», далее по линии улицы Воздухоплавателей и по Гатина вплоть до бухты. Далее граница идет по набережной, затем Туапсинский тракт и Видова. То есть сейчас аномалия полностью накрывает Колдун-гору, Второй район, Бугры и Центральный район. При этом мы никак не продвинулись в понимании природы этой вашей амебы. У вас есть что добавить, Гелий Ервандович?

– Нет-нет, Олег Геннадьевич, вы все изложили в точности, как оно есть, – отозвался профессор. – Могу сказать, что мы скоро закончим расчет уточненной модели, тогда многое, возможно, прояснится.

– Скоро – это когда? – хмуро спросил полковник, потирая обруч. Верить Цветкову – себя не уважать, не защищает он, как же. Мастерская уже распечатала «паутинки», и теперь они красовались на голове у каждого. Профессор, Паша, Игнатьев, Ерохин – все кивали головами, сверкали литиевыми обручами. С одной стороны, Сенокосов уже не чувствовал себя идиотом не той ориентации, а с другой – совещание сильно походило на собрание эльфов или встречу клуба анонимных борцов с захватчиками из созвездия Сириуса.

– К полуночи, может, к утру.

Полковник кивнул, взгляд его перешел на Игнатьева.

– Наум Сергеевич, с какой целью вы запрашивали прогноз свободных мощностей? У нас резерв мощности еще три гигаватта. Техрегламент не предполагает забор мощности из краевой энергосистемы.

– Чувство у меня есть, что понадобится, – спокойно ответил Игнатьев. – Не все, Олег Геннадьевич, в регламенте предусмотреть можно. А возможность подпитаться у нас есть, при закладке объекта мы установили подстанцию и линию кинули. Пару гигаватт она вытянет, это поможет при внештатной ситуации. Вдруг ребятам понадобится пиковый управляющий импульс на магниты, а у нас вся мощность в эту амебу уходит?

– Какая предусмотрительность.

– Вообще-то думали, что отдавать будем, – пояснил Игнатьев. – Что реактор выдаст больше, чем нам требуется. Никто же не думал, что у нас тут такая страхолюдина заведется.

– Наум Сергеевич, я вас уважаю как прекрасного специалиста, – сухо сказал профессор. – Без вашего реактора мы бы ничего не смогли. Но, простите, вы вообще не понимаете, с чем мы имеем дело.

– Это не беда, – вздохнул Игнатьев. – Беда, что вы не понимаете.

Гелий Ервандович подпрыгнул, но Сенокосов его порыв погасил:

– Профессор, я вас прошу – без выяснения отношений. Работать надо. Паша, что в городе?

– По сводкам все как обычно, – сказал лейтенант. – Было, правда, в Срединном районе серьезное происшествие, гоночная машина столкнулась с «Уралом», но на этом перекрестке регулярно бьются. Там светофор…

Сенокосов кивнул.

– Всем спасибо, будем работать дальше.

– А что с сотрудниками, Олег Геннадьевич? Отпускать? Люди волнуются.

– Усильте ночную смену, Наум Сергеевич, – Сенокосов посмотрел на главного энергетика блеклыми усталыми глазами. – Остальных можно пока отпустить.

* * *

– Сколько она уже там? – шепотом спросила Алина.

– Третий час, – таким же подавленным шепотом ответила Галина Федоровна.

В уборной была тишина, рыдания стихли, только вода едва журчала и было слышно, как Маша шмыгает носом.

– Ужас какой, – Алина вздохнула, открыла шкафчик, достала стопки, бутылку коньяка. Жестом спросила у домработницы, та протестующе замахала руками, но потом пожала плечами и показала – мол, вот столечко. Алина разлила коньяк, вручила шоколадную конфету Галине Федоровне. Они синхронно опрокинули стопки, домработница закашлялась, откусила конфету и выпучила глаза.

– С… с ликером, – сдавленно просипела она.

– Тьфу ты! – Алина всплеснула руками, налила воды, сунула стакан Галине. – Совсем я с ума сошла.

– Какой кошмар, – Галина Федоровна отдышалась, но так и держала пустую рюмку в руке, забыла ее поставить. – Какой ужас, такой молодой.

– Она ведь могла с ним ехать! – прошептала Алина. – Федя же ее всегда подвозил, как же она в этот раз к нему не села?

– Не знаю, не знаю. Поссорились они, что ли? Я звонила ее подружкам, они говорят, Федя с другой девочкой уехал.

Алина медленно села. Глаза у нее стали круглыми от изумления.

– Да ладно? Федя? Федя Веселовский? С другой? Да с кем же, кого он лучше Маши нашел, совсем сдурел, что ли?

– Девочки говорят… – домработница отпила воду, – говорят, с Улитой Козак. Поверить не могу.

– Дочкой отца Сергия? – Алина налила себе вторую рюмку. – Быть не может. Нет, они ошиблись, такого точно не может быть. Кто угодно, только не Улита. Вы же ее знаете.

– Еще бы! – кивнула Галина. – Я в храм Михаила каждое воскресенье хожу, Алина Даниловна. Я всю их семью знаю, и батюшку Сергия, и матушку его, она сейчас в роддоме, и детишек всех. Улита на клиросе поет. Хорошая девочка, она бы никогда с Веселовским никуда не поехала. Не так воспитана она.

– Да никак она не могла, нет, – замотала головой Алина. – Ошиблись девочки.

– Ой, не знаю, не знаю, – вздохнула домработница. – Как представлю, что Маша могла быть там. Говорят, машина всмятку, в лепешку ее раскатало.

– Машу бог уберег, – убежденно сказала Алина.

Входная дверь распахнулась.

Галина Федоровна ойкнула и спрятала стопку за спину.

– Где она? – с порога спросил судебный обвинитель города Суджук Петр Шевелев.

– Петя, Петенька, – Алина подскочила, на цыпочках подбежала, торопливо зашептала:

– В уборной она. Заперлась и не открывает.

– Давно?!

– Третий час.

– А вы тут коньяк лакаете?! – Петр отодвинул жену, подошел к двери. – Машуль, ты там как? Машка, скажи что-нибудь.

Она молчала так долго, что Петр уже подумывал, не сломать ли дверь. Потом долетело слабое:

– Уходи, папа.

Обвинитель приободрился. Отвечает – уже хорошо, значит, дурить не будет. Он пытался вспомнить, есть ли что-нибудь режущее в уборной – бритвы, стекла, но никак не мог сообразить.

Об аварии ему сообщили сразу же, как только дорожники опознали машину Федьки. Вот же дурак, сколько раз он ему говорил. И Веселовский-старший хорош. Баловал наследника. Вот и добаловался. Лекари говорят, Федя в коме.

– Маша, доча, выходи, – позвал Шевелев.

– Оставьте меня, уйдите все!

«Плохо дело, – подумал Петр Ефимович. – Эдак она себя накрутит. Ей бы успокоительного…»

– Маша, открой!

Петр дернул дверь, и его будто ударило чем-то навылет сквозь полированное дерево. В голове зашумело, он отступил, сел на диван.

– Петя… – осторожно позвала Алина. – Петь, ты чего?

– Нормально, – еле ворочая языком, сказал Шевелев. – Посижу.

Алина метнулась к столу, принесла стопку коньяка. Шевелев, не глядя, опрокинул ее, выдохнул. Онемение, сковавшее его изнутри, разжало тиски, отступило.

Он встал, пошел на второй верх.

– Я полежу немного, Алина.

– А Маша? – хором спросили женщины.

– Оставьте ее, – бессильно сказал Петр. – Сама выйдет.